Во власти мракобесия Ветер Андрей
– А вы знаете многих людей из этого мира?
– Только вас.
– Но, дорогая моя, я вовсе не олигарх. Я лишь крупный бизнесмен.
– Для меня это одно и то же.
– Вы заблуждаетесь, Рита. Но насчёт ограниченности богатых людей вы правы. В их мире и впрямь редкий человек интересуется искусством или философией. Всё больше тянутся на, как это сегодня называется, тусовки. Там не встретить интересного человека, например как вы.
– Вы мне льстите, Григорий Модестович.
– Ничуть. Я давно искал такую женщину. Я прожил с моей женой почти тридцать лет, но мы никогда не понимали друг друга. Ничего человеческого между нами не было, разве только в самом начале… Кстати, мы с ней вот так, как с вами, Рита, никогда не ходили ни в музеи, ни на концерты.
– Вы расстались?
– Она умерла, – ответил он почти равнодушно. – Сердце… На почве алкоголизма. Богатство мало кому идёт на пользу. Впрочем, это неинтересно. Послушайте, Рита, я хочу пригласить вас к себе…
– Домой?
– Ко мне. Будем считать это официальным приглашением. Вы до сих пор не бывали у меня дома. Мы уже не первый день знакомы. Полагаю, что правила приличия соблюдены.
– Нет, спасибо, Григорий Модестович, спасибо, но я не могу…
– Вас что-то смущает?
– Пожалуй… Но я не знаю что… Нет, не в этот раз. Извините меня… Я сама себя не узнаю… Как дура веду себя… Только не обижайтесь.
– Я никогда не обижаюсь, это глупое и бесперспективное занятие – обижаться.
В его кармане запиликал мобильный телефон.
– Слушаю. – Машковский приложил трубку к уху. – Алексей Семёнович, ты, что ли? Здравствуй… – Он перевёл взгляд на Маргариту и приложил руку с тростью к груди. – Извините, Рита…
Звонок Петрова, начальника ГУБОП МВД, насторожил Смелякова. Петров долго мялся, не зная, как начать разговор, но потом всё-таки сказал прямым текстом, что у него лежит документ из Интерпола, в котором говорится об одном из сотрудников СБП.
– Не знаю, насколько эти сведения точны, – смущён но сказал Петров.
– О ком речь?
– Геннадий Воронин. Есть у вас такой?
– Есть, – подтвердил Смеляков. – Это бывший ваш сотрудник. Начинал работать ещё во времена Гурова.
– Ну вот тут говорится, что он несколько раз встречался в Вене с уголовным авторитетом, известным под кличкой «Морж».
– Ах вот в чём дело… Я всё понял, Валерий Николаевич. Вы можете переслать материал на имя начальника СБП?
– Да, конечно.
– Спасибо.
Положив телефонную трубку, Виктор задумался. Откуда могла прийти в Интерпол информация о встрече его сотрудников с Пузыревичем? Игнатьев с Ворониным обнаружили, что за ними велось наружное наблюдение, но если это была австрийская контрразведка, то она вряд ли бы действовала через Интерпол. Скорее всего, работала полиция. Эта служба вполне могла поделиться своей информацией с Интерполом, потому что Морж интересовал многих. Вполне можно допустить, что за ним в Вене велось наблюдение. Но откуда полиции стало известно, что к нему приезжали из СБП? Об этом никто не мог знать. Ребята представились только самому Пузыревичу. Неужели этого волчару смогли завербовать?
– Таня, – Смеляков вызвал секретаршу, – найди мне Игнатьева и Воронина. Скажи, что я жду их.
Он повесил трубку и вздохнул.
Дверь приоткрылась, в кабинет заглянул Трошин.
– Виктор Андреевич, можно к вам?
– Заходи. Что у тебя? Я хотел сходить пообедать. Что-то срочное?
– Обычное… Мне вчера звонил мой давний товарищ. Бывший чекист, раньше работал в Московской управе. Сказал, что у него есть кое-какая информация по Андрею Зверькову. Я решил встретиться: всё-таки Зверьков – глава Департамента экономики, вдобавок он связан с Га – нычевым и «Балкан-Трейдом»…
Смеляков внимательно слушал Трошина.
Впервые органы госбезопасности заинтересовались Зверьковым ещё в советскую эпоху. Одной из служб Управления КГБ по Москве и Московской области был зафиксирован факт передачи Зверьковым ряда служебных документов некоему коммерсанту (разумеется, не безвозмездно). Работал тогда Зверьков в Госплане СССР и имел доступ ко многим интересным материалам. Но в августе 91-го случился знаменитый путч, КГБ потерял былую мощь, Зверьков, напротив, расправил плечи, почувствовал уверенность и силу, и вскоре стал главой едва ли не самого крупного департамента правительства.
– Ну что ж, – Виктор откинулся в кресле, – учитывая склонность этого типа к злоупотреблению служебным положением, надо взяться за него поплотнее. Если я не ошибаюсь, в деле Ильюшенко и Ганычева его фамилия попадалась, не так ли? Посмотрим, не замешан ли господин Зверьков ещё в каких-нибудь тёмных историях. Хотя не так уж вольготно они чувствуют себя сейчас.
– Да чего уж! Так же вольготно. И воруют и продают страну.
– Не скажи… Многие из них сильно поджали хвосты с нашим появлением здесь. Иногда мне кажется, что мы вообще можем не работать по ним, а просто сидеть в своих кабинетах, и одно это уже будет иметь некоторый эффект.
– Не соглашусь с вами, Виктор Андреевич! – Трошин отрицательно покачал головой. – Всё-таки они воруют и взятки хапают, несмотря на наше присутствие.
– Да, воруют, но с оглядкой, со страхом, с ожиданием того, что мы им за это шею свернём. А значит, воруют по крайней мере вполовину меньше того, сколько могли бы. Знаешь, что я прочитал в одной из расшифровок телефонного разговора Родионова? Чувствую себя, говорит, как под рентгеном. Петлину жаловался: мол, ощущение такое, что просвечивают каждый шаг, что чуть ли мы не в задницу к нему залезли. Да и другие кое-что в этом духе выдают. А ты прибавь к этому ещё волну слухов, которая расходится во все стороны. Она и до тех доходит, кто не успел обнаглеть и заматереть – хотел было уворовать, но испугался всех этих разговоров про вездесущих монстров СБП, испугался и остановился… Ну, что-то я разговорился сегодня. Кстати, ты в отпуск не собираешься?
– Надо подумать.
– Подумай, а то мне кажется, что ты устал.
– Завтра уже суббота, за выходные отдохну вполне. – Сергей встал. – Пойду познакомлюсь с господином Зверьковым.
Едва он вышел, в кабинете появился Воронин.
– Гена, я тебя жду. – Смеляков предложил кресло и связался с секретаршей. – Таня, что там с Игнатьевым? Где он?
– Виктор Андреевич, он сейчас на Лубянке. Должен появиться через час.
– Как вернётся, пусть сразу зайдёт ко мне, – распорядился Смеляков и посмотрел на Воронина. – Вот какое дело…
Он рассказал о звонке из ГУБОП МВД и об информации из Интерпола, поделился своими мыслями с Ворониным и спросил:
– Как ты полагаешь, где могла произойти утечка? Кто мог узнать, что вы из СБП? Неужели эта утечка от Моржа? Если так, то полиция рассекретила свой источник. Причём грубо и примитивно. Что-то здесь не то…
– Мы назвали себя только Пузыревичу. Секретарша знала, что мы из Москвы и из Белого дома… Ан нет! Вспомнил! Я вспомнил!
– Что?
– В кабинете Моржа сначала был охранник. Как только я сказал, что мы из Службы безопасности президента, Пузыревич тотчас спровадил его.
– То есть охранник слышал, откуда вы?
– Слышал, – убеждённо кивнул Воронин. – Если мне не изменяет память, то звали его Коля. Крепкий такой парень, голубоглазый, с перебитым носом.
– Он вполне мог кому-нибудь сболтнуть, – предположил Смеляков. – Надо прокачать этот вопрос. Гена, свяжись с СВР, пусть они по своим каналам прощупают всё окружение Моржа. Кто-то там сливает информацию в полицию. Нам этот человек очень нужен…
Сидя в парке на лавочке, Трошин блаженно улыбался. Женя весело говорила о всякой ерунде, лизала таявшее в вафельном стаканчике розовое мороженое. Вот так, никуда не торопясь и зная, что в ближайшую минуту на тебя не обрушится срочное задание, можно было отдыхать вечно. Трошин обнял девушку за плечо и притянул к себе.
– Ой, осторожно, мороженое капает… Серёж, ты представляешь, Марго до сих пор встречается с этим старикашкой.
– Что у них общего? Она случайно не на его деньги клюнула?
– Зачем ты так? Марго говорит, что с ним интересно. Он большой ценитель искусства, регулярно водит её на концерты.
– Это намёк? Камень в мой огород?
– Нет. Мы же условились говорить друг другу всё прямо, без намёков. Когда у меня назреет потребность пойти однажды на концерт с тобой, я тебе скажу. А пока меня удовлетворяет, когда мы просто вот так гуляем. Наверное, потому, что такие прогулки у нас с тобой – редкость.
– Не могу обещать, что они станут чаще. Увы…
– Знаю, у тебя такая работа. Но ведь однажды ты уйдёшь на пенсию?
– Боюсь об этом думать. Не представляю себя без дела.
Они поднялись и пошли по аллее. Издали доносилась музыка. Шумная компания подростков каталась на скейтбордах, крича, толкаясь и обгоняя друг друга.
– Когда ты будешь пенсионером, – продолжала Женя, – мы сможем чаще выгуливать друг друга в парке и ходить в театр…
– Так ты собираешься провести старость рядом со мной? Следует ли мне рассматривать это как согласие на моё предложение?
– Ты насчёт пожениться? Ну… В каком-то смысле я тебе и раньше не отказывала. Ты знаешь, Серёжа, я могу, пожалуй, сказать «да». Но при условии…
– Какое условие? – Он впился в неё радостным взглядом.
– Обещай, что ты не будешь занудой.
– В старости?
– Вообще… – Она взмахнула руками и, кружа, отступила от него, словно в танце. – Вообще занудой…
– А что? У меня есть задатки?.. Осторожно, из стаканчика капает…
– Вот видишь! – воскликнула девушка, продолжая улыбаться. – На всё ты обращаешь внимание. И вообще…
– Что вообще?
– Ты чересчур правильный, слишком идейный. Уйдёшь на пенсию, начнёшь вспоминать годы своей службы, детям и внукам рассказывать о своих героических товарищах. И будешь сетовать, что не всех шпионов переловил, не всех бандитов наказал. И будешь нудеть, нудеть и портить всем настроение.
– Разве мне свойственно нытьё? – удивился Сергей.
– Скорее печаль. Часто расстраиваешься из-за служебных дел.
– А как же иначе? Знаешь, иногда оглянусь и поверить не могу: такое впечатление, что всюду правит равнодушие, никому нет дела ни до кого, все трясутся только за себя. Это горько.
Женя посмотрела в небо и, ритмично покачивая рукой, прочитала стихи:
- И взор я бросил на людей,
- Увидел их надменных, низких,
- Жестоких ветреных судей,
- Глупцов, всегда злодейству близких.
- Пред боязливой их толпой,
- Жестокой, суетной, холодной,
- Смешон глас правды благородный,
- Напрасен опыт вековой.
– Это кто написал? – спросил Сергей.
– Пушкин.
– Красиво и мудро… И печально. «Напрасен опыт вековой…»
– А дальше послушай…
- Вы правы, мудрые народы,
- К чему свободы вольный клич!
- Стадам не нужен дар свободы,
- Их должно резать или стричь…
– Невесёлый вывод делает Александр Сергеевич.
– А ты думаешь по-другому? Разве народ не похож на стадо? Кучка правителей крутит-вертит нами, как вздумается, не платит денег, запросто лишает тепла и света, посылает на бойню… И народ сносит всё это, молча или с возмущением, но сносит…
– Видишь ли, я человек государственный и работаю на государство. А государство работает на укрепление своей страны, а не на развал. Страна – это всегда народ. Без народа нет страны. Стало быть, я работаю на народ. Но если народ – стадо, тогда зачем мне на него горбатиться?.. Кое-кто, конечно, стремится превратить людей в стадо – такое есть. Для этого всякая сволочь и рвётся во власть, из кожи вон лезет. Но все они не понимают, что сами также превращаются в стадо. Только погоняет ими не человек, а золото… Это, может быть, хуже и глупее, так как не из страха перед кнутом становятся баранами, не ради выживания, а из жадности… А то, что чиновники воруют как обезумевшие, так это никакого отношения к политике страны не имеет. Это скорее свидетельствует о болезни государства. Вор, даже высокопоставленный, всё равно вор, самый обыкновенный и банальный. Он – как больная клетка в организме. Организм же устроен так, что естественным образом пытается уничтожить эту больную клетку. И я выполняю эту самую функцию – выявляю больные клетки, чтобы государство не развалилось, выдержало и окрепло наконец.
– Сейчас скажу банальность, – заявила Женя, улыбаясь.
– Ну?
– Ты не поверишь, но я тобой горжусь.
– А как же «зануда»?
– Так ведь я не сказала, что ты плохой зануда. Ты правильный зануда, – весело оправдалась Женя. – Кроме того, я тоже зануда, только в другой области.
– Смешишь…
– Вовсе нет. Меня профессор Шишков так и называет – «главная зануда нашего института». Я когда каким-то вопросом занимаюсь, всех могу измучить. Пока своего не добьюсь, не отступлю. Так что мы друг друга стоим. – Она протянула ему мороженое. – Вкусно. Хочешь?
– Я хочу тебя. Если бы ты знала, как сильно я тебя люблю, Женька.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. 20–31 ИЮЛЯ 1995
Поступившая из СВР информация расставила всё по своим местам. Выяснилось, что о встрече Игнатьева и Воронина с Моржом в Вене сообщил австрийской полиции некто Николай Овсеенко. Бывший спецназовец из Со-фринской бригады внутренних войск МВД, он теперь работал в охране Пузыревича. Что привело его к Моржу, трудно было сказать, равно как оставалось загадкой, почему он пошёл на сотрудничество с австрийской полицией. В своё время он положительно характеризовался по службе, но затем вдруг уволился, сославшись на семейные обстоятельства. Наведённые справки показали, что от Овсеенко ушла жена, но ничего более конкретного выяснить не удалось.
Как только сотрудники венской резидентуры сообщили в СБП, что они вошли в контакт с Николаем Овсеенко, Смеляков немедленно направил в Вену Сергея Тро-шина. На счету Трошина было несколько серьёзных вербовок, и люди, которых Сергей склонил к сотрудничеству, были вовсе не такими простыми, как Николай Овсеенко. Их пришлось долго обрабатывать, выискивая червоточинки, которые можно было незаметно разбередить, а затем сыграть на выявленных душевных слабостях и деликатно, шаг за шагом, переманить людей на свою сторону.
Николай Овсеенко был другим, разговаривалось с ним легко. Его отличали прямодушие, открытость, юлить он не умел, поэтому историю своей жизни поведал сам, рассказав всё без утайки. Чувствовалось, что ему давно хотелось открыть кому-нибудь душу…
Конспиративная квартира, где они встретились, находилась в центре города, на задворках шикарного мебельного салона. Овсеенко сидел напротив Трошина за невысоким столиком, на котором стояли бутылка джина «Бифитер», несколько жестяных банок с тоником, два стакана и пара тарелок с солёными орешками и чипсами.
– Вы же сами знаете, что поначалу влюблённые о деньгах вообще не думают, – говорил Овсеенко. – С милым и в шалаше рай. А мы с женой сильно любили друг друга. То есть мне так казалось, что сильно и по-настоящему любили. И вдруг она стала ныть: мол, денег нет, никакой перспективы… А я что могу? Я же офицер спецназа! Я по долгу чести привык жить! Мне ли за длинным рублём гоняться? Я ж всегда вкалывал за совесть, а не за бабки. Я чуть ли не с презрением смотрел на деньги.
– Ну всё-таки деньги – это не зло.
– Конечно, не зло, – согласился Овсеенко, – но ведь многие ломаются на них, душу готовы продать за звонкую монету. Я на службе у Моржа насмотрелся всякого. Тут такие люди встречаются! Бандиты, они и есть бандиты, хоть во фраках, хоть в лимузинах.
– Бандитами-то, наверное, вас не удивить. Когда в Со-фринской бригаде служили, тоже небось повидали разных экземпляров.
– Там другое. Там я как на врагов смотрел на них. Мы по разные стороны баррикад находились. А теперь я фактически против моих бывших товарищей воюю, если это как войну рассматривать… Если бы мне кто раньше сказал, что я буду охранником у криминального авторитета – я бы за такие слова голову оторвал… Странная штука жизнь…
– Коля, а почему вы всё-таки бросили службу?
– Вы же знаете, как нынче у военных людей с деньгами. Либо совсем нет, либо того меньше… Жена взъелась, каждый день одно и то же: надоела нищая жизнь, хочу человеком себя почувствовать и всякое такое… – Николай налил себе джину, привычно размешал его с газированной водой и сделал небольшой глоток. – Ясное дело, женщина хочет быть ухоженной, красивой, ей нужен уют, обеспеченность… Оказалось, что в шалаше рай невозможен. По крайней мере, в моём шалаше.
– Она бросила вас?
– Женщина не бросает мужчину, – жёстко ответил бывший спецназовец. – Бросает сильный. Бросает в тяжёлой ситуации. Бросает, чтобы причинить боль… Нет, она не бросила меня, просто ушла, поменяла на другого мужика. Но ушла не сразу. Поначалу терпела, ругалась, но терпела. Мне-то не привыкать, я – солдат, у меня потребности нет ни в чём, самой малостью могу обойтись. А у женщины всё иначе… Зарплату мне от случая к случаю платили, пришлось по уши в долги влезть, чтобы её запросы удовлетворить. Но долги-то надо отдавать, а как? И вот однажды вернулся я домой, а у неё громадный букет на столе.
«Откуда?» – спрашиваю. Оказывается, подарили. Я, конечно, интересуюсь, кто расщедрился на такой букетище.
И слышу в ответ: «Да вот, не перевелись ещё мужчины»…
Мне, блин, как в рожу плюнули. Оказывается, приглядел её на рынке какой-то хачик. Фруктами торговал, овощами… Ну и завязалось у них. Я – крепкий мужик, честный офицер, любящий муж – оказался вдруг ничто… А тот черножопый, с отвисшим брюхом, стал воплощением её мечты! Ворюга, хапуга толстозадая – и он увёл мою жену! Она однажды даже приходила ко мне после этого, плакала, клялась, что всё равно любит меня, но не может больше в нищете прозябать… Просила не держать зла… Оказывается, любовь – это тьфу, так – пустой звук… Сначала я хотел убить его, раздавить, как таракана.
– Жена всё равно не вернулась бы.
– Пожалуй, это меня и остановило. Иначе сейчас я бы парился где-нибудь на зоне… Но что я мог? Как тягаться с толстыми кошельками? И в какой-то момент меня осенило – надо бросать службу. Больно было на сердце, тоска заела, но я решил, что без денег жену не верну. И я пошёл в телохранители.
– А что жена? – спросил Сергей, закуривая.
– Я потом узнал, что она от одного к другому пошла. Кто побогаче, к тому и перебегала. – Овсеенко безнадёжно махнул рукой. – У неё это запросто получалось. Не понимаю, как я раньше в ней не разглядел этого. Верно говорят, что любовь слепа. Вот так и вышло, что сначала потерял жену, затем фактически отрёкся от любимой работы и стал служить тем, кого всегда люто ненавидел и презирал.
– Поэтому и пошли на сотрудничество с австрийской полицией?
– Да. – Николай кивнул. – Мне хотелось хоть как-то служить закону. Пусть хоть немного, но что-то я делаю против этих сволочей. Вы мне верите?
Трошин утвердительно качнул головой и сказал:
– Надеюсь, Николай, что наше сотрудничество принесёт вам настоящее удовлетворение. – Трошин дзынькнул стаканом о стакан. – Выпьем за это… И за то, что вы, оступившись однажды, всё-таки не провалились в болото, а вернулись назад. Выпьем за ваше возвращение в ряды настоящих мужчин!
Овсеенко вздохнул полной грудью, и Трошину показалось, что лицо бывшего спецназовца озарилось светом. «Неужели он в душе настолько порядочен, что работа у Моржа доставляла ему адовы мучения? Неужели у него настолько сильно болела душа? Господи, до чего же всё перепуталось в мире!» Сергей смотрел на Овсеенко и не переставал удивляться. Перед ним сидел человек, предназначенный для служения государству, причём для искреннего и бесконечно преданного служения. Но прихоть судьбы – женщина! – заставила его наступить себе на горло, вынудила сломать свою природу, смять собственную душу, предать не только свои идеалы, но самого себя. «Да, прав был Воронин, утверждая, что человек должен следовать своей натуре и делать то, что выражает его сущность. Передо мной сейчас наглядный пример его суждения. Овсеенко пошёл против себя и едва не загнулся возле Моржа, хотя зарабатывает приличные деньги. Смешно, но ведь он, если выражаться блатным языком, „ссучился“, пошёл на сотрудничество со здешней полицией. Вот ведь насколько противна была ему жизнь бок о бок с бандитами и насколько он жаждал оставаться собой… Что ж, теперь поработаем с ним на славу…»
Издали слышался колокольный перезвон. Речной трамвайчик, курсировавший по Москве-реке, готовился к отплытию. На пристани было замусорено, ветерок таскал по дощатому настилу пристани фантики, пустые пакеты из-под чипсов и скомканные бумажные салфетки. Несколько растрёпанных подростков в грязных тренировочных штанах и выцветших майках сидели на каменных ступенях и жадными глазами рассматривали туристов, потягивая пиво из горлышка бутылок.
Вадим Игнатьев обмахивался газетой и поглядывал на столпившихся возле мостков пассажиров. Иннокентия Хворостова он видел только на фотографии, но есть такие люди, которые на фотокарточках всегда получаются мало похожими на себя. Трамвайчик уже объявил об отправлении через пять минут, а Вадим всё не мог вычленить Хворостова из гущи людей.
«Не пришёл, что ли? Струхнул? Или что-то дало сбой?»
Вадим достал мобильный телефон.
– Алло? Иннокентий? Что-то я вас заждался. Может, вы раздумали?
– Нет, я уже подхожу…
Хворостов появился в следующую минуту, чуть запыхавшийся и взволнованный. Игнатьев помахал ему рукой.
– Здравствуйте. – Иннокентий пожал протянутую ему руку.
– Давайте прокатимся, – удовлетворённо хмыкнул Игнатьев.
Они поднялись по скрипнувшим мосткам, за ними на борт зашло ещё человек десять, и капитан дал команду отчалить.
Они смотрели на удалявшийся берег. Вода пенилась под катером и разбегалась тёмными волнами, на которых покачивались пустые пластиковые бутылки, банки из-под пива и прочий мусор.
– Как продвигается наше дело? – спросил Вадим. – Мне просто не терпится увидеть сокровища Али-Бабы.
– Алексей Семёнович сказал, что груз готов к отправке.
– И когда же состоится сие торжественное мероприятие? Мне кажется, Морж… простите, Алексей Семёнович немного затягивает процедуру.
– Беда в том, что мы никак не можем подобрать людей, которые решились бы провезти драгоценности. Никто не хочет ехать в Москву с таким грузом. И никто не хочет встречаться со службой безопасности.
– Неужели проблема только в этом?
– Да, – кивнул Хворостов. – Но я уверен, что в ближайшие дни Алексей Семёнович найдёт нужных людей.
– Не понимаю, как вы собираетесь там-то протащить такое богатство через таможню?
– А вы думаете, что чиновники только в России бывают нечистые на руку? – Хворостов искренне рассмеялся. – Нет, за границей взятки лопатами гребут, может, даже круче, чем здесь. Это дело по всему миру на широкую ногу поставлено. С помощью денег любые двери открываются, любые запреты отменяются… – Увидев скептическое выражение лица Вадима, Хворостов уточнил: – Ну если не все, то многие. Так что насчёт того, как пронести чемоданы с бриллиантами через английскую таможню, вы не беспокойтесь. Этот вопрос уже решён.
– Любопытно, что эти слова произносит юрист.
– Юриспруденция – это не наука о том, как следовать закону. Это наука о том, как использовать несовершенство законодательства в своих интересах.
– И всё же… Очень уж любопытно: как ваши люди пройдут через таможню?
– Как дипкурьеры. Без досмотра. Это уже оплачено…
Вена, конечно, нравилась Трошину. Здесь всюду ощущался дух упорядоченности и чистоты. Возвращаясь мысленно в Москву, Сергей невольно внутренне съёживался, представляя повсеместную грязь, лужи, высыпающийся из дворовых контейнеров мусор, шныряющих возле подъезда крыс, подростков с отупевшими от пьянства лицами, бездомных попрошаек с покрытой язвами кожей… Такое воспоминание оказывалось всякий раз не в пользу Родины.
«Почему же у нас всё время так? Почему мы постоянно говорим о каком-то мифическом светлом будущем, но имеем только ужасное настоящее? Почему у нас не получается? Почему в Советском Союзе, с такой правильной идеей равенства и братства, так и не сложилось гармоничное общество? И почему теперь Россия, со всеми её богатствами, превратилась в безбрежье нищеты, на просторах которого лишь тут и там громоздятся шикарные небоскрёбы? Полная безнравственность и вседозволенность власть имущих – вот что такое Россия сегодня. И всё-таки я служу моей стране. Служу честно, преданно… Почему? Разве я верю в то, что у нас будет когда-нибудь так же хорошо, как здесь?.. А как здесь? Что, собственно, тут хорошего, кроме опрятности улиц и людей? Во всём остальном они не только не лучше, но даже хуже нас, потому что нет в них искренности и доброты. А нет этого из-за того, что здесь нас ненавидят. А ненавидят потому, что боятся. Боятся нашей необъятности, нашей мощи, нашей дикости. Им всем не терпится увидеть, как наша страна развалится на куски, а затем они расхватают эти куски. Открыто наброситься на Россию не решается никто, хотя мы почти обескровлены ельцинскими реформами, а вот рвать нас, как гиены рвут раненую антилопу, они могут… Наверное, у нормального гражданина сейчас вряд ли есть основания гордиться Россией, но я защищаю её, бьюсь за неё не из гордости, а потому, что я чувствую себя частью моей страны и мне больно. Я борюсь за выживание. Не за банальное человеческое выживание, а за выживание в теле России…»
С заднего сиденья «вольво» Трошин разглядывал проплывающие за окном улицы Вены. На коленях у него покоился портфель с прослушивающей аппаратурой, предназначенной для Николая Овсеенко.
– Сейчас мы свернём и въедем в подземный паркинг, – сказал, не оборачиваясь, управлявший автомобилем сотрудник резидентуры.
Сергей кивнул. Дальше ему предстояло ехать на конспиративную квартиру одному. На подземной автостоянке его ждала машина, ключи от которой лежали у него в кармане.
– Желаю удачи, – пожелал водитель Трошину вдогонку.
– К чёрту!
Сев в приготовленный для него серенький «фиат», Трошин продолжил путь…
В этот раз Николай Овсеенко был более собранный и сосредоточенный, чем в первую их встречу. Теперь в нём чувствовалась энергичность. Глаза излучали уверенность.
После проведения необходимого инструктажа Трошин положил на стол перед Николаем два крохотных микрофона размером не более кнопки.
– Коля, эти микрофоны очень чувствительные.
– Ишь ты! – Овсеенко поднёс микрофоны к глазам и с восхищением осмотрел их со всех сторон. – До чего дошла техника!.. А как их подсоединить?
– В люк для телефонных коммутаций сумеете пробраться незаметно?
– Смогу.
– Только не играйте в героя, не надо рисковать. Не пытайтесь сделать всё прямо сегодня. Дождитесь удобного случая.
– Не беспокойтесь, – заверил Овсеенко. – Выполню всё наилучшим образом. И рисковать лишний раз не буду. У меня теперь смысл в жизни появился.
– Установите их там и протянете провод вдоль телефонного кабеля до своей комнаты или в подвал. Подключаются они к обыкновенному магнитофону. С этим у вас проблем не возникнет.
– А что записывать?
– По возможности все разговоры, которые ведёт Морж, когда к нему кто-то приезжает в офис и в те апартаменты, где он нас принимал.
– А если микрофон обнаружат? – спросил Николай. – Морж постоянно проверяет свой кабинет. У него целая бригада для этого…
– С помощью приборов обнаружить можно лишь радиомикрофон. Этот ничего не излучает, вдобавок провод от него будет лежать вдоль других проводов, – заверил Трошин. – Так что ни один прибор не поможет. Не беспокойтесь.
– Я не беспокоюсь. Просто хочу знать, к чему быть готовым. Всякое ведь случается…
– Готовым, конечно, надо быть к любым поворотам, но я уверен, что ничего экстраординарного у нас не произойдёт.
Когда Лена Жукова пришла в свой офис, она сразу заметила испуганное лицо секретарши.
– Что такое, Галочка? – Лена склонилась над её столом, поигрывая ключами от автомобиля.
– Елена Владимировна, у вас в кабинете гости, – шёпотом ответила девушка и выразительно моргнула.
– Гости? – удивилась Лена и выпрямилась, повернувшись к двери своей комнаты. – А почему они у меня, а не здесь? – спросила она недовольно, обведя глазами пустую приёмную.
– Они отказались, – ещё тише ответила Галочка и, прижав руки к груди, добавила: – Это чеченцы…
Лена почувствовала неприятный холодок в затылке. Про чеченских бандитов она слышала столько всякого, что ничего хорошего от таких посетителей не ждала. Впрочем, за спиной Лены «стоял» Митя Чеботарёв, поэтому она не чувствовала себя беззащитной. После минутного колебания открыла дверь, вошла в свой кабинет и твёрдым голосом проговорила:
– Здравствуйте!
На её месте, закинув ногу на ногу, сидел красивый чеченец лет тридцати, аккуратно постриженный, гладко выбритый, с большим горизонтальным шрамом на подбородке. Он был в потёртых джинсах и новеньком велюровом пиджаке тёмно-серого цвета. Рядом на стуле расположился второй чеченец, не старше двадцати пяти, небритый, длинноволосый, одетый в тренировочный костюм, поверх которого была наброшена просторная куртка-ветровка.
– А вот и хозяйка! – весело воскликнул чеченец со шрамом на подбородке. – Что так поздно? Давно ждём тебя!
– Кто вы такие? Почему вы зашли в мой кабинет? – строго начала Лена.
– Зачем сердишься? – Чеченец улыбнулся. – Мы по делу к тебе. Садись, говорить будем.
– Вы заняли мой стул, – прежним начальственным тоном продолжила Лена. – Встаньте.
– Э-э… Я встану, когда сочту нужным. – Улыбка сошла с лица незваного гостя.
Лена сделала шаг по направлению к столу и протянула руку к телефону.
– С кем говорить собралась? – почти равнодушно спросил мужчина со шрамом.
– С тем, кто выдворит вас отсюда!
– Кочерге звонить будешь? – ухмыльнулся чеченец.
– Вы знакомы с Митей? – Лена внимательно посмотрела на него.
– Конечно. Давно знакомы. Твой Кочерга со многими людьми бизнес делает.
– Почему же сразу не сказали, что вы от него? – Лена почувствовала облегчение.
– Потому что ты очень по-московски ведёшь себя. Слишком важная. И никакого уважения к гостям. Не понимаю, как ты дело серьёзное можешь вести. – Чеченец наклонился вперёд и слегка подтолкнул стоявшую на столе чашку. – Твоя девочка Галя угостила нас кофейком, а ты даже не подумала об угощении… Нет, сейчас уже ничего не надо. Садись. – Он хозяйским жестом указал на свободный стул.
– Может, вы позволите мне занять моё место?
– Меня зовут Тимур, – назвался мужчина со шрамом. – Тимур Тамаев. Когда я буду приходить сюда, это место будет моим. Я буду разговаривать с тобой, сидя в этом кресле. Ты поняла?
– Нет. – Лена вновь ощутила холодок, но теперь он заполнил всё её тело. Страх накатил внезапно и почти парализовал её. Она пыталась понять, о чём говорил Тимур Тамаев, но мысли путались. – Эта фирма принадлежит мне. И Митя Чеботарёв является моим другом. Он помогает мне, а я помогаю ему.
– Теперь вместо него буду я. – Тимур несколько раз ткнул указательным пальцем себя в грудь. – Кочерга отдал тебя нам. Он кое-что задолжал нашим товарищам, поэтому в качестве расплаты отдал твою фирму. Теперь ты будешь дружить с нами. Понимаешь?
– Что?
– Разве ты плохо слышишь? Кочерга больше не будет для тебя «крышей». Теперь все вопросы ты будешь решать со мной или с тем, кто придёт от меня. И когда моим людям понадобятся твои девочки, ты будешь давать их нам. Мы ведём войну против России, у нас много уставших мужчин, им надо набираться сил.
– Но как же так? – Внезапно Лене стало трудно дышать. – Чеботарёв отказался иметь со мной дело? Теперь я не могу обратиться к нему за помощью?
– Наконец-то сообразила! Молодец! – заговорил чеченец в тренировочном костюме.
– Вы… Разрешите я позвоню ему…
– Ты мне не веришь? – усмехнулся Тамаев. – Я понимаю тебя. Звони… Но потом ты уже не должна сомневаться в моих словах.
Она торопливо набрала номер Чеботарёва.
– Алло, Митя! – начала Лена, с трудом сдерживая себя, чтобы не перейти на испуганный крик. – У меня сейчас сидит Тимур Тамаев… Что?.. Он…