Время моей Жизни Ахерн Сесилия
— Да я уж давно рядом сижу. Так что ты делала?
Я хотела было сказать «ничего», но посмотрела на фотку и честно ответила:
— Фотографии смотрела.
Это его удовлетворило. Он решил передохнуть и пошел на кухню. Грэм проводил его взглядом, удостоверился, что все остальные погружены в работу, встал и направился следом. Я надеялась, что вскоре один из них вернется обратно, но прошло пять минут, и я начала беспокоиться. Жизнь слишком долго торчит там в обществе Гулькина Хрена, надеюсь, он не пал жертвой его похабных домогательств. Я понимала, что это полная чушь, но от одной мысли мне стало дурно. Я подошла к шкафу, где хранятся папки с технической документацией, который умненькая Длинноносая разместила рядом с кухней, сделала вид, будто что-то ищу, а сама навострила уши.
— Значит, она врала, что знает испанский, — сказал Грэм.
— Угу, — невнятно подтвердил Жизнь с полным ртом. Судя по звуку, он что-то зачерпывал ложкой. Понятно, взял один из йогуртов Длинноносой, которыми у нас весь холодильник забит. Она на диете, фигуру бережет перед Великим Днем, и беспрерывно поедает эти приторные йогурты, в которых сахара больше, чем в пончиках.
— Так-так-так. И насчет курения тоже врала?
— Угу. — Шкряб, шкряб, шкряб ложкой.
— А знаете, я курю.
— Нет, я не знал, — без особого интереса ответил Жизнь.
— Мы с Люси часто вместе ходим туда, в секретное место. — Грэм понизил голос, но не потому, что раскрыл тайну курилки, а с подтекстом. Есть специальный тон, который мужчины используют, когда говорят друг с другом о своих любовных победах, по большей части воображаемых.
— На пожарную лестницу, — равнодушно, а главное, громко подтвердил Жизнь. Всякий, кроме Грэма, догадался бы, что он не хочет развивать эту тему.
— Я думаю, она на меня запала. И притворялась, что курит, чтобы ходить туда со мной. — Гулькин Хрен издал гнусный многозначительный смешок, забыв, что сам вечно за мной таскался на лестницу.
— Вы думаете? — Шкряб, шкряб.
— Ну, здесь-то трудно побыть наедине, столько народу кругом. Она вам что-нибудь говорила про меня? Да ведь ей и говорить не надо, вы и так все знаете, верно? Не бойтесь, мне вы можете рассказать.
— Да, знаю я действительно предостаточно, — сказал Жизнь.
Мне было неприятно, что Грэм в курсе. Мало того что он ко мне подкатывается со своими мерзкими предложениями, так еще и с моей Жизнью заигрывает.
— И что вы думаете? Она хочет чего-то?
— Хочет чего-то?
Шкрябанье прекратилось. Йогурт, видимо, кончился.
— Она мне отказала пару раз, врать не стану, но я ведь женат, а для такой, как Люси, это важно. И все-таки, мне кажется, она ко мне неравнодушна… Что она вам обо мне говорила?
Я услышала, как открылась дверца и хлопнула крышка помойки. Потом в раковине звякнула ложка. Потом кто-то печально вздохнул. Моя Жизнь.
— Грэм, скажу вам откровенно, Люси очень хотела бы относиться к вам хорошо, и порой вы ей симпатичны, но глубоко, глубоко, глубоко в душе она уверена, что вы абсолютный идиот.
Я улыбнулась, потихоньку закрыла шкаф и быстро вернулась за свой стол. Я убедилась, что, хоть он и подставил меня в разговоре с Эдной, на самом деле он на моей стороне.
Сотрудники, в первую очередь Грэм, были тихи и трудолюбивы как никогда, и до конца дня меня не уволили.
Дома, лежа в кровати, я знала, что Жизнь не спит — он не храпел. Мысленно я перебирала все, что случилось, наши разговоры с ним и со всеми остальными, и наконец пришла к определенному выводу.
— Ты ведь спланировал все это, верно? — спросила я в темноту.
— Что именно?
— Ты пришел в кабинет к Эдне и сказал ей правду, чтобы я пришла к мысли, что пора перестать врать.
— Похоже, кто-то слишком увлекся контент-анализом.
— Я права?
Молчание.
— Да.
— И что еще у тебя в планах?
Ответа я так и не дождалась. И это было к лучшему.
Глава четырнадцатая
Зря я договорилась встретиться с Мелани. Во-первых, Жизнь всю ночь храпел и не дал мне выспаться, во-вторых, Мелани тусуется в жутко дорогих и выпендрежных местах, которых я давно избегаю. И сегодня она работает в самом крутом клубе города, во всяком случае, в этом месяце он признан таковым. У клуба даже названия нет — куда уж круче. И про него говорят «тот, на улице Генриетты». Смешно.
Это закрытое заведение. Точнее, так оно было задумано, но грабительские цены — за идиотский антураж, призванный убедить посетителей, будто они не в Старом Дублине, а в Голливуде, — привели к тому, что сюда пускают всех без разбора. На неделе заходи кто хочешь, главное, плати втридорога. Но по выходным вход только для тех, кого здесь считают потрясающе крутыми, запредельными и сногсшибательными. Сегодня вечер пятницы — вход только для запредельных, так что у моей Жизни шансы невелики.
Я слышала, модные тусовщики жалуются — с каждой неделей народу здесь все меньше и меньше. Они подозревают, что это примета времени. По мне, так примета времени в том, что шикарный клуб без названия устроили на месте бывших трущоб, самых жутких в Европе. Раньше тут жили нищие, по десять-пятнадцать человек в комнате, и у каждого дюжина болезней. Крысы, вши, уборная на улице.
Я нажала на кнопку и ожидала, что крошечная створка сбоку большой красной двери откроется, а оттуда выйдет гном. Но вместо этого дверь распахнулась и наружу вышел мужик в черном, лысый, как шар для боулинга. На посетителей он смотрел, как Прекрасный Принц, выискивающий свою Принцессу, пока злой папаша не успел женить его на богатой людоедке.
Я его вполне устроила, зато моя Жизнь нет, и в этом заключается горькая ирония: не надо приходить в клуб со своей жизнью. Ее надо оставлять дома, в ванной, рядом с феном и кремом для загара и всеми прочими прибамбасами, с помощью которых можно перестать быть собой.
Шар для боулинга смотрел на мою жизнь так, точно по случайности проглотил кусок дерьма. Жизнь полез было в карман за бумагами, подтверждающими, что он может всюду сопровождать меня, но я его остановила:
— Не надо.
— Почему?
— Не здесь. — И попросила охранника: — Не могли бы вы вызвать сюда Мелани Саакян?
— Кого?
— Диджея Тьму. Мы ее гости.
— Ваше имя?
— Люси Силчестер.
— А его как зовут?
— Космо Браун, — громко ответил Жизнь. Все это его исключительно забавляло.
— Его нет в списке, он идет как плюс один.
— Здесь не бывает плюс один.
Он говорил так, словно в памяти его планшет-блокнота хранятся ответы на все тайны мироздания. И что, интересно, думает его планшетник о пророчествах майя касательно конца света в 2012 году? Или если этого нет в списке, то этого нет вообще?
Охранник подозрительно наблюдал за Жизнью, но тот, ничуть не смущаясь, облокотился о перила, отполированные задницами трущобных детишек, которые сотни раз скатывались по ним, и наслаждался происходящим.
— Это недоразумение. Вы не могли бы позвать Мелани?
— Мне надо закрыть дверь. Вы можете подождать здесь, а он пусть выйдет за ограду.
Я вздохнула:
— Хорошо, мы подождем.
Одна я могла войти в клуб, а вместе со своей жизнью — нет. Жестокий, жестокий мир. Мимо нас прошла компания, и я услышала обрывки их разговора. Этих пропустили без проблем, но что было бы, заявись они со своими жизнями? Клуб оказался бы пуст, вот что. И это тоже примета времени.
Минут через пять дверь распахнулась и появилась Мелани в черном платье размером с носовой платок. Загорелые руки увешаны браслетами от локтя до запястья, волосы собраны в высокий хвост, а скулы смуглые и блестящие, как у египетской царицы.
— Люси! — Она раскрыла руки, чтобы обнять меня.
Я попыталась встать так, чтобы в процессе объятий она не обратила внимания на Жизнь.
— А ты с кем?
Я поспешила внутрь, на ходу представив ей своего спутника. Мелани окинула его молниеносным взглядом из-под густых ресниц. Он даже не заметил, что его успели просканировать, занятый тем, что отдавал свой потертый пиджак гардеробщице. Вешалками в этом клубе служат золотые мускулистые руки, торчащие из стены, и его пиджак гардеробщица повесила на поднятый вверх средний палец. Символично, нечего сказать. Он закатал рукава рубашки и выглядел очень неплохо, но, конечно, его мускулам далеко до золотых.
— Ах ты, скрытная девица, — подколола меня Мелани.
— Да нет, господи. Это совсем не то. — Я аж передернулась.
— А, — разочарованно сказала она и протянула Жизни руку, увешанную браслетами: — Привет, я Мелани.
— Привет, Мелани. — Он сиял, как лампочка на сто мегаватт. — Рад познакомиться, я столько о вас слышал. Я Космо Браун.
— Прикольное имя. — Она рассмеялась. — Это ведь из…
— Да, из фильма. Слушай, Мел, он здесь никогда не был и жаждет все посмотреть, проведи нас везде! — Я изобразила крайнее воодушевление, и Мелани тоже воодушевилась до крайности и торопливо принялась нам все показывать. Куда бы мы ни заходили, мужчины обрывали разговор на полуслове и восхищенно на нее смотрели — дурачки, не по адресу пялитесь, здесь вам ничего не светит.
Б шестнадцать, когда мы только начинали тусоваться, я вовсю этим пользовалась: поняв, что Мелани совершенно не интересуется ими, мужчины переключались на меня, и я ничуть не возражала, потому что напрочь лишена гордости, а в шестнадцать и подавно об этом не задумывалась.
Для оформления клуба дизайнеры взяли идею основных элементов жизни, и четыре из них мы уже видели, но вот наконец подошли к двери с большой цифрой пять.
Жизнь вопросительно глянул на меня.
— Пятый элемент, — пояснила я.
— То есть… любовь?
— Романтик, — хмыкнула Мелани. — Но нет, — она распахнула дверь и весело ему подмигнула, — алкоголь!
В гигантском бокале шампанского извивалась стриптизерша в крошечном лифчике, едва прикрывавшем соски. Больше на ней ничего не было — вероятно, все растворилось в шипучке.
Я думала, Мелани сразу займется делом и на разговоры времени не будет, ведь чтение по губам и односложные ответы разговором не назовешь, но было еще рано, ее сет начинался после двенадцати, так что мы сели за столик, и Мелани, оглядев Жизнь, с интересом спросила:
— Итак, откуда же вы друг друга знаете?
— Мы вместе работаем, — сказала я.
Он посмотрел на меня, и я услышала, как он мысленно произнес: помни наш уговор.
— То есть можно это и так назвать, — добавила я.
— Вы работаете в «Мантике»? — спросила Мелани.
— Нет. — Соврешь, я скажу правду.
— Нет, — рассмеялась я, — он там не работает. Он… он вообще тут проездом. — Я посмотрела на Жизнь, ища одобрения. В принципе это не вранье. Он попытался это осмыслить.
Затем кивнул, но: ты ходишь по тонкому льду.
— Ну, клево, — сказала Мелани и обратилась к нему: — А где вы познакомились?
— Он мой кузен, — выпалила я. — Он болен. Смертельно. Хочет провести со мной остаток жизни, чтобы написать статью о современной женщине. Это его последнее желание.
— Вы родственники? — удивилась Мелани.
Жизнь расхохотался.
— Вас удивил только тот факт, что я ее кузен?
— Я думала, я их всех знаю. — Она скорбно понизила голос. — Печально слышать. Значит, вы журналист. С вами все в порядке?
И они принялись хохотать.
— Слушайте, я же ее всю жизнь знаю. Я сразу могу сказать, когда она врет, — пояснила ему Мелани.
Да, знала бы она правду.
— Ты никак не можешь удержаться, верно? — сказал мне Жизнь. — Ладно, тогда моя очередь. — Он наклонился к Мелани, и я внутренне сжалась. Она подалась ему навстречу и одарила самой обольстительной улыбкой. — Люси не нравится ваша музыка. — Он откинулся на спинку стула.
Ее улыбка погасла, и она тоже откинулась назад. Я уронила голову в ладони.
Жизнь невозмутимо заявил:
— Пойду возьму что-нибудь выпить. Ты что будешь, Люси?
— Мохито, — пробормотала я, не поднимая головы.
— Мне тоже.
— Отлично.
— И скажите, пусть запишут на меня, — добавила Мелани.
— Все в порядке, я впишу это в счет издержек, — усмехнулся он и отошел.
— Кто этот кошмарный типчик?
Я поежилась. Нет, я не могу сказать ей прямо сейчас.
— Мел, я никогда не говорила, что мне не нравится твоя музыка. Я говорила, что она мне не близка, но это разные вещи. Я просто не воспринимаю такой ритм.
Она не отрывала от меня взгляд, моргнула и повторила:
— Люси, кто он такой?
Я опять закрыла лицо ладонями. Новое изобретение: я вас не вижу, вы меня. Потом убрала руки и перевела дух. Достала мобильник, посмотрела в синие глаза Дона.
— Уф-ф, ну ладно. Дело в том, что этот типчик — моя Жизнь.
Она широко распахнула глаза.
— Как романтично.
— Нет, ты не поняла. Не в нем моя жизнь, а он сам — моя Жизнь. Не так давно я получила письмо из «Агентства Жизни», и вот, это он.
У Мелани открылся рот.
— Ты меня дуришь. Он — твоя жизнь?
Мы обе оглянулись. Он встал на цыпочки у стойки, чтобы его заметили и обслужили. Я поежилась.
— Он… ну, он…
— Жалкий, — договорила я за нее. — Ты назвала его кошмарным типчиком.
Глаза Мелани, ласковые, как у олененка Бэмби, с тревогой смотрели на меня.
— Ты несчастлива, Люси? — спросила она.
— Я? Нет, это не так. — Я не врала. Я не чувствовала себя несчастной, разве что немного расстроенной, с тех пор как объявился Жизнь и ткнул меня носом в мои недостатки. — Зато он чертовски несчастлив.
— Расскажи мне, как это у вас складывается.
— Он Ватсон, я Холмс. Он — рентгеновские лучи, а я — сломанная нога. Ну как бы тебе объяснить? Он зависит от меня. И теперь повсюду со мной таскается.
— Почему?
— Наблюдает и старается, чтобы дела пошли на лад.
— У кого? У тебя?
— И у него.
— Например, какие дела? Что не так?
Я порылась в памяти в поисках максимально правдивого ответа. Мне почти ничего не пришло в голову. Газет Мелани вообще не читает, телевизор не смотрит, так что о происшествии со Стивом ей наверняка неизвестно.
— Ну, например. У нас на работе случилась веселая история. Одного сотрудника уволили, на другой день он пришел в офис с пистолетом — не бойся, пистолет был водяной, правда, в тот момент мы об этом не знали — и сильно нас напугал, а потом еще пара неприятностей приключилась, и поэтому моя Жизнь какое-то время побудет рядом со мной. — Я, кажется, сумела поведать это весьма правдиво и максимально расплывчато.
И тут сработала пожарная сигнализация. Я было обрадовалась, что сейчас всех начнут эвакуировать и наш неприятный разговор на этом закончится, но ошиблась: это была не сигнализация, а сирена, как на американских полицейских машинах. Вууп, вууп — она завывала и мигала на подносе у официантки, которая принесла нашу выпивку.
— Скромненько и со вкусом, — отметила я.
— Привет, ребята, — пропела официантка. — Ваш мужчина сказал, что он пока побудет в баре.
— Спасибо. — Мелани оглядела ее снизу доверху и расплылась в соблазнительнейшей улыбке. Когда девушка отошла, Мелани нагнулась ко мне и пояснила: — Новенькая. Клевая.
Я проводила официантку взглядом:
— Красивые ноги.
Мы были подростками, когда Мелани сказала мне, что она лесба, и я немедленно напряглась, хоть и попыталась это скрыть. Я вовсе не была гомофобкой, но мы с ней очень тесно общались всю жизнь: часто мы вместе ели, спали, делили душ и туалет — словом, были как родные сестры. И я не очень понимала, как мы и дальше будем так жить, после того что она мне сообщила. А вскоре, когда я попыталась забаррикадироваться от нее в туалете, она очень четко и очень громко (дело происходило на автозаправке, и очередь из трех человек с удовольствием ее слушала) растолковала мне, что ни-ког-да, ни-ког-да я не стану объектом ее сексуального интереса. После этого мне не стало лучше. Особенно меня поразило это дважды повторенное «никогда». Что ж она, никакого шанса мне не оставляет? Но я ведь могу измениться с годами, так что зря она проявляет такую твердолобость.
Мы потихоньку пили мохито. Я надеялась, что Мелани сменит тему, но, зная ее упертость, не сильно на это рассчитывала.
— И что именно приключилось? Какие неприятности? — продолжила она. Ровно с того места, где мы остановились.
— Ерунда. Небольшие проблемы, ничего особенного.
Она прищурилась.
— Какие проблемы?
— А, слегка приврала в своем резюме. — Я небрежно махнула рукой.
Мелани это позабавило, и она рассмеялась:
— Да ладно!
Пока что ей смешно, но если она узнает, в чем суть… нет, этого нельзя допустить. Я обдумывала, как бы половчее ей все это подать, когда Жизнь вернулся обратно за столик. Почуял, не иначе.
Мелани по-новому, с восхищением смотрела на него:
— Люси мне только что сказала, что вы ее Жизнь.
Он был очень доволен, что я сказала ей правду.
— Замечательно.
— Это так круто, можно я вас обниму?
Не дожидаясь ответа, Мелани подошла к нему и нежно обвила руками за шею. Браслеты радостно звякнули. Жизнь млел от удовольствия. Он даже глаза закрыл.
— Погодите-ка.
Она отстранилась и взяла сумочку. Покопалась там и достала мобильник.
— Хочу сделать фото.
Опять прижалась к Жизни, вытянула руку с телефоном как можно дальше и щелкнула себя с ним. Он улыбнулся, обнажив горчично-желтые зубы, особенно кошмарные по сравнению с белоснежными зубками Мелани.
— Выложу в «Фейсбуке». Да, так Люси мне рассказала, что малость приврала в своем резюме. — Мелани безмятежно хмыкнула и радостно ждала продолжения занятной сплетни. Она жадно тянула полными, сочными губами свой мохито через соломинку.
— Вот как? — Он был поражен. Еще одна галочка в списке моих хороших поступков.
— Угу. — Я потерла переносицу. — Я написала, что знаю один язык, а на самом деле я его не знаю.
Вот, все очень просто. Давайте посмеемся и как можно скорее об этом забудем. Есть масса более интересных тем. Но нет, так легко мне не отделаться.
— Что за язык, — весело поинтересовалась Мелани, — суахили?
— Нет, — мрачно ответила я.
— Ну а какой, какой язык-то? Вы знаете, Космо, — пожаловалась она, — мне вечно силком приходится вытягивать из нее любую мелочь.
— Испанский.
Карие глаза Мелани чуть потемнели, но она все еще улыбалась, хоть и не так оживленно.
— Ты знаешь испанский даже хуже, чем я.
— Да.
Я хотела сменить тему, но никак не могла придумать, как сделать это легко и непринужденно.
— А если б тебя попросили перевести что-нибудь на испанский?
— Меня просили. — Я глотнула мохито. — Постоянно. Наши основные языки — английский, французский, голландский и итальянский.
— И испанский, — сказала она.
— И испанский, — подтвердила я.
Она медленно тянула алкоголь через соломинку, не сводя с меня глаз.
— И что же ты делала? — Похоже, она уже обо всем догадалась. Хотя, может, это моя паранойя?
— Я… мне немножко помогали.
Жизнь тревожно переводил взгляд с нее на меня и обратно, поняв, что дело неладно. Я подумала, что сейчас он достанет свой комп и отыщет там ответ, но он просто вежливо помалкивал.
— Кто тебе помогал? — жестко спросила Мелани и напряженно ждала ответа.
— Мелани, ну прости. Извини меня, пожалуйста.
— Не извиняйся. Просто ответь на вопрос, — холодно велела она.
— Ну да. Да. Прости меня.
— Тебе помогала Мариса.
— Да.
Это ее потрясло. И хоть она уже была готова к такому ответу, все-таки не могла в это поверить. Я думала, она выплеснет мне в лицо остатки своего коктейля, но ее гнев тут же угас, и она лишь с горечью на меня смотрела.
— И ты все это время с ней общалась?
Мариса была ее огромной любовью, и она разбила сердце Мелани самым жестоким образом, после чего мы дружно ее возненавидели. И я тоже, но затем она прислала мне имейл, спрашивая, как у Мелани дела. Я ответила ей очень сухо, коротко сообщив, что у Мелани все прекрасно. А потом ситуация изменилась, и мне понадобилась ее помощь.
— Да я не общалась, только насчет переводов. Ничего личного.
— Ничего личного?
— Ну так, минимально. Она всегда о тебе спрашивала, я ей отвечала, что ты в полном порядке, рассказывала о твоих успехах, о том, что у тебя куча друзей и поклонников. Я ни разу не написала ей ничего, что тебе бы не понравилось. Клянусь. Она волновалась за тебя.
— Да уж, она волновалась… Сколько ты там уже работаешь?
— Два с половиной года, — промямлила я. Мне было мерзко, оттого что все это происходит у него на глазах, а главное, что это вообще происходит.
— И два с половиной года ты с ней поддерживаешь отношения. Люси, я поверить не могу.
Она вскочила и нервно начала шагать взад-вперед, потом подошла обратно к столику, но осталась стоять.
— Каково бы тебе было, если бы я без твоего ведома общалась с твоим бывшим парнем, о котором ты ничего не знала с того момента, как вы расстались? Я сотни раз думала, как она живет, что делает, а ты всю дорогу знала и ни слова не сказала мне. Что бы ты чувствовала, если бы я с тобой так поступила?
Жизнь настойчиво смотрел на меня. Я понимала, он хочет, чтобы я рассказала ей о Блейке. Но сейчас я никак не могу этого сделать. Нет, сейчас не время. Но и врать я не могу.
— Я понимаю. Мне тоже было очень тяжело. — Я нервно сглотнула. — И ты тоже все время общалась с Блейком, — попыталась защититься я.
Она поглядела на меня как на дуру.
— А при чем тут Блейк? Это совершенно другое дело. Ему же не взбрело в голову вдруг ни с того ни с сего растоптать твое сердце и разбить его на тысячу кусков. Ты сама его бросила. И ты понятия не имеешь, что я чувствую.
Жизнь сверлил меня взглядом: «Если вам есть что сказать, скажите это сейчас или храните молчание до конца своих дней». Я выбрала второе.