Полтора кролика (сборник) Носов Сергей
Муж. Он сказал, ты оказала приют – какому лицу?
Блюститель порядка. Евгению Денисовичу Хунглингеру, сбежавшему из нашего медвытрезвителя.
Жена. Ерунда!.. Бред!.. Не знаю никакого Хунглингера!
Муж (подозрительно). Это не тот ли, который написал роман «Облом»?
Блюститель порядка. Ага! Значит, знаете!
Жена. Гриша, молчи!.. Что ты суешься со своей эрудицией! Ты читал «Облом»? Не читал! Не читал, так помалкивай!..
Блюститель порядка. Если вы думаете, что Евгений Денисович подвергался насилию, это ошибка. Я не скрою, у нас есть горячие головы. Но в данном случае, он совершил ничем не спровоцированный побег, во многом вероломный, причем в тот момент, когда дверь в человекоприемник была открыта для впуска другого клиента. Поймите меня, это ЧП. Такого никогда не было! У нас остались его документы, его одежда, сумка с рукописью недописанного романа, его часы. Если я не возвращу Евгения Денисовича назад в наш вытрезвитель, завтра мне открутят голову. Нам всем устроят головомойку. (Кричит.) Евгений Денисович! Я знаю, вы здесь! Заявляю ответственно, вам ничего не угрожает! Выходите скорее!
Пауза.
Жена. Видите, никого нет.
Блюститель порядка. Я убежден, он тут. (Кричит.) Евгений Денисович! Евгений Денисович!
Пауза. Все вслушиваются в тишину.
Муж (вдруг). Не хотите ли вы сказать, что ваш… как его… Евгений Денисович прячется у меня в шкафу?
Жена. Григорий! Не суйся!
Блюститель порядка. Ну зачем же в шкафу? Я думаю, он элементарно пребывает в другой комнате. В крайнем случае, стоит за занавеской, в самом крайнем – спрятался под кроватью. Но почему именно в шкафу? Не надо доводить все до абсурда.
Муж (жене). Значит, в шкафу никого нет?
Жена. Ну что ты пристал со своим шкафом! Естественно, нет! Кто может быть в шкафу? (Милиционеру.) Мой муж ничего не знает, он только что пришел, его не было дома. Гриша, уходи, не мешайся под ногами.
Блюститель порядка. Вас не было дома? Вы недавно пришли? Так вы ничего не знаете?
Муж. Я был у Рудокопова. Впрочем, я не обязан перед вами отчитываться. И вообще, ваши документы, товарищ!
Блюститель порядка. Пожалуйста… (Дает мужу, обращаясь к жене.) Простите, мадам, я должен был предъявить сразу, как только вошел. (Мужу.) Значит, вы были у Рудокопова?
Жена. Гриша, верни удостоверение. Уходи, я сама разберусь.
Муж (сосредоточенно рассматривая удостоверение). Нет… здесь что-то не так. Уверяю тебя, что-то не так. Шкаф, шкаф…
Блюститель порядка (забирая). А что касается шкафа, прием крайне наивный. Отвлекаете внимание, уважаемый. А нельзя ли ваш документ?
Муж. Дудки! Я у себя дома!
Блюститель порядка. Отлично. Я не настаиваю. Вы – дома. Вам малы ваши брюки, вот в чем загвоздка. Посмотрите, мадам.
Муж. Что он несет! Ты понимаешь хоть что-нибудь?
Блюститель порядка. Вам малы ваши брюки, из чего я заключаю, что ваши брюки не ваши.
Муж (опешив). А чьи?
Блюститель порядка. Мадам?
Жена. Это брюки моего мужа.
Блюститель порядка. Вот что хотел я услышать! Вы надели брюки мужа мадам!
Муж. Муж мадам – это я!
Блюститель порядка. Не смешите.
Пауза. Супруги, похоже, лишились дара речи – ошеломлены. Милиционер ходит по комнате.
Случай действительно нестандартный. Но я уже во всем разобрался. В оправдание своей медлительности, мадам, должен заметить вам, что вопреки распространенному мнению, многие работники органов правопорядка запоминают лица крайне неудовлетворительно. К сожалению, я отношусь к их числу. Нечто подобное наблюдается среди продавцов крупных универсамов. Бесконечная смена лиц, мелькающих перед глазами, угнетает некоторые участки коры головного мозга, и главным образом – ответственные за память. Скажу больше, для представителей силовых структур нашего профиля человеческое лицо – не самое главное. Мы редко смотрим на лица. Однако разденьтесь до трусов, и я не буду сомневаться ни единой секунды. Вы или не вы. Вы! Вы не были у Рудокопова!
Муж. Где же я был?
Блюститель порядка. Вы были в вытрезвителе. В нашем!
Муж. Убирайтесь вон сию же секунду!
Блюститель порядка (поиск поддержки). Мадам?
Жена. Нет, это, правда, недоразумение…
Блюститель порядка (с укоризной качая головой). Мадам… Разве я вас хоть в чем-нибудь упрекнул? Вы поступили гуманно.
Муж. Он сумасшедший!
Блюститель порядка. Вы, а не я, это вы, Евгений Денисович, повели себя, словно безумец! Неужели вам кто-нибудь угрожал? Неужели вы думали, что вам накостыляют?.. Мы живем еще до известной степени в правовом государстве!.. Ну, спокойно, спокойно, все позади… будем друзьями… Идемте, идем… нас ждут…
Муж. Не пойду!.. Никуда не пойду!..
Блюститель порядка. Но я вас очень прошу… Я прошу вас, как читатель, если хотите, писателя… Пожалуйста… Вы побудете, и мы вас отпустим. Вам надо побыть. А иначе – абсурд.
Муж. Настя, Настя…
Жена. Гриша, он по-своему прав… пожалуй, тебе лучше пойти, как ты считаешь?..
Муж. Куда?
Жена. Ну, туда… Неважно куда… Гриша, я тебя выручу, ты не бойся, иди. Ты веришь мне? Или не веришь?
Муж. Почему я должен куда-то идти?
Жена. Ну как же ты не поймешь почему? Или ты, или не ты… Ну не будь эгоистом. Иди же. Так надо.
Муж. Я твой муж, Настя! Я трезвый!
Жена. Тем более, тебе нечего опасаться.
Блюститель порядка. Мадам, обещаю, мы вернем вам одежду вашего мужа.
Жена. Положись на меня, мой ненаглядный, и совесть наша будет чиста… (Целует мужа.)
Блюститель порядка. Клянусь, мадам, ни один волос не упадет с головы Евгения Денисовича!
Муж. Я не Евгений Денисович! Я не писал роман «Облом»!
Блюститель порядка (с иронией). Да, конечно, вы были у Рудокопова.
Муж. Но ведь я не в шкафу! Настя, ведь я не в шкафу?!
Блюститель порядка. Идемте, идемте, там разберутся. (Уводит.)
Жена подбегает к шкафу. Трогает дверцу.
Жена. Евгений Денисович… Евгений Денисович!.. Вы спасены!
Вариант финала
(…)
Блюститель порядка. Между тем вам малы ваши брюки, вот в чем загвоздка. Посмотрите, мадам.
Муж. Что он несет! Ты понимаешь хоть что-нибудь?
Блюститель порядка. Вам малы ваши брюки, из чего я заключаю, что ваши брюки не ваши.
Муж (опешив). А чьи?
Блюститель порядка. Мадам?
Жена. Подожди, дорогой, но эти брюки действительно не твои!
Муж. Разве?
Жена. Это брюки Рудокопова!
Муж. Не может быть!.. Я не знаю, как это могло получиться…
Жена. Так ты был у Рудокопова?
Муж. Да… но…
Жена. Ты действительно был у Рудокопова???
Муж. Настенька… я… был у Рудокопова… но это совсем не то, о чем ты подумала…
Блюститель порядка. Он был в нашем вытрезвителе!
Жена. Не рассказывайте мне сказки! Я знаю, где он был!
Муж (потерянно). На самом деле… я был в вытрезвителе…
Блюститель порядка. Что я говорил!.. Идемте, Евгений Денисович!
Жена. Какой он Евгений Денисович!
Муж. Настенька… он прав… я действительно был в вытрезвителе… Ну, что ты, Настенька, какой еще Рудокопов?., я пошутил… я не был у Рудокопова…
Жена. Был! Был! Был!
Блюститель порядка. Мадам, клянусь честью, мадам, Евгений Денисович был в нашем медвытрезвителе. Не волнуйтесь, мадам, мы вернем вам одежду вашего мужа. Идемте, идем…
Муж (торопливо). Да, конечно… идемте, идем…
Оба уходят. Жена бросается к шкафу.
Жена (плача). Евгений Денисович… Евгений Денисович… Вы спасены!
Хорошая вещь
– Это надолго, – сказал Петя. – Э, да у них еще и светофор не работает.
– Ладно, – Лев Лаврентьевич застегнул верхнюю пуговицу на пальто. – Я пешком быстрее дойду. Здесь недалеко.
– Как хотите.
Не очень хотел. Было слякотно снаружи, мокро, грязно. Тяжелые ошметки падали на лобовое стекло, уж точно не снежные хлопья. Лев Лаврентьевич вновь расстегнул пуговицу, в машине тепло было, не выходил. Сегодня ему заплатили за статью, напечатанную еще весной в «Трудах конференции», – он уже не мечтал получить гонорар. Ехал бы на метро в родной спальный район, да вот не смог пренебречь предложением соавтора, аспирант Петя на своем «форде» отправлялся к Торговому центру. Настроение у Льва Лаврентьевича, несмотря на денежное вознаграждение, было прескверное. По правде говоря, жена его не достойна подарка – два дня они в ссоре. Мириться он сегодня все равно не намерен, а, стало быть, покупать подарок сегодня как-то нечестно – во всяком случае, по отношению к самому себе. Тем более что есть время еще. Еще три дня до Нового года…
– Вам сколько, Петя? Двадцать пять?
– Двадцать четыре.
– Ну, до тридцати можете смело не жениться. Это как минимум до тридцати.
Девушка в серебристой шубке разносила по машинам журнальчики. Лев Лаврентьевич опустил стекло. Реклама известного рода услуг. «За знакомство!» – прочитал Лев Лаврентьевич название. Как тост звучит. Вот и на обложке большегрудая блондинка топлес, широко улыбаясь, поднимала бокал шампанского. Может, у них тоже рождественская распродажа?
– Здесь всегда раздают, – сказал Петя, положив подбородок на руль, – мне и вчера на этом перекрестке дали, и позавчера… Большой тираж.
Мать честная! Да сколько же их тут! Лев Лаврентьевич перелистывал, поражаясь количеству. Фотографии размером с этикетку спичечного коробка, иногда покрупнее – по десять штук на странице – у Льва Лаврентьевича в глазах зарябило. А вот и реклама.
– «Приглашаются девушки на высокооплачиваемую почасовую работу», – читал Лев Лаврентьевич вслух. – «Независимо от результатов собеседования каждая пришедшая получает в подарок тысячу рублей». Нет, что делают! Как заманивают!
– Вы лучше тексты под фотографиями почитайте. Больше о жизни узнаете.
– «Очаровательная блондинка приглашает в гости состоятельных мужчин…» – читал Лев Лаврентьевич наугад. – «Горячая девочка подарит часы наслаждения…», «Две ласковые кошечки с неограниченными фантазиями ждут щедрого гостя…»
Открыл в другом месте:
– «Приеду с аксессуарами. Могу с подругой»… «Все кроме копро»… «Гарантирую отсутствие следов»…
– Это вы садо-мазо читаете… Страницы экзотики.
– Век живи, век учись, – пробормотал Лев Лаврентьевич. – Человечество с катушек съезжает. Давно съехало. Я таких и слов не знаю. Что такое «фастинадо»?
– Понятия не имею.
– «Пони-плей»?
– Судя по названию… кто-то лошадь изображает.
– Допустим, – согласился Лев Лаврентьевич. – «Бондаж». Я знаю, что такое бондаж.
– Слушайте, откуда вам знать? Вы с «бандажом» перепутали…
– Флагелляция – это что?
– Боюсь, что порка.
– Флагелланты… – вспомнил Лев Лаврентьевич. – В средние века были такие… Самобичующиеся… За грехи себя наказывали…
– Так те из религиозных соображений…
На одной фотографии была одетая. Причем принципиально одетая – целиком и цивильно, отнюдь не в черную кожу свирепой садистки. В свитер. Ворот свитера закрывал даже шею до подбородка.
– «Поркотерапия, – продекламировал Лев Лаврентьевич. – Избавление от депрессии, комплекса вины, душевного дискомфорта. Без интима». Нет, как это тебе нравится? Неужели кто-то пойдет «без интима»?
– Все может быть. Вы возьмите домой, с женой обсудите.
– Ха-ха, – сказал Лев Лаврентьевич, первый раз повеселев за неделю.
А что? Был бы терапевтический смысл в снятии стружки и в пилке-пилении, все бы мужья ходили здоровенькими, бодрыми, жизнерадостными и психически уравновешенными. А не подарить ли ей рубанок, большой такой рубанок со сменным модулем, или, скажем, дисковую пилу? Или аккумуляторный лобзик? Не поймет ведь. Обидится.
Самые нетерпеливые стали гудеть.
– Ну вот, – сказал Петя, – сумасшедший дом начинается.
– Петя, мы давно живем в сумасшедшем доме! Весь мир – сумасшедший дом, прости за банальность! А ты посмотри на лица прохожих, это же идиоты какие-то!.. По улице идти страшно, того и гляди тебя за плечо укусят!.. Нет, как тебе нравится? – зарубил топором нового мужа бывшей жены и съел!.. Съел!.. Съесть человека!.. А в поликлинику придешь – за больничным!., проще дома удавиться!.. Плюс еще это… потепление климата!.. Спасибо, что подвез. Вернее, завез. Бог даст, выберемся.
Он пожал Пете руку, дверцу открыл.
– Возьмите, возьмите, у меня таких штук пять…
– Оставь, Петя, будет шестая…
– Ну, так выкиньте в урну.
Взял журнал и вышел из машины. Холодная жижа полезла в ботинки. Море разливанное чтобы дойти до берега. Не пошел – побежал, лавируя между неподвижными иномарками. Старался не касаться грязных бортов светло-серым пальто. Чавкало под ногами, брызгало из-под ног.
Тротуар уже близко был, когда едва не наткнулся на инвалидную коляску: безногий в чем-то таком камуфляжном катал себя, невзирая на хлябь, и просил милостыню у водителей.
Перешагнув недооттаянные остатки сугроба (благо ноги есть), Лев Лаврентьевич оказался на тротуаре; здесь было относительно сухо. Прежде чем отдаться людскому потоку, он обернулся: зловещее зрелище. В мозгу всплыло чудовищное слово «секстиллион». То есть «очень много», он сам не знал сколько. Не мог найти глазами Петину машину, которую только что покинул. Стояли в обоих направлениях и на трамвайных путях. Зачем автомобиль ему? – думалось об аспиранте. Он же раб его, раб.
А вот и урна. Лев Лаврентьевич, проходя, кинул в нее «За знакомство!». Попал.
Новое поколение урн теперь украшено надписью: «Люби свой город!»
А захотел бы Лев Лаврентьевич, вняв призыву, тем же манером ответить, что да, город свой любит и не сорит, интересно, этим признанием какой бы следовало украсить объект? Опять-таки урну?
«Люблю свой город» – на урне?
Некоторые несли елки. Дома искусственная имеется. Пусть украшает, раз есть желание. Кто бы подсмотрел, кто бы подслушал, из-за чего ссориться начинают, не поверил бы, что такое возможно – вдрызг! – как в этот раз: из-за глупого выяснения причин, почему Лев Лаврентьевич не знает длины окружности своей шеи. Сама-то она прекрасно знает, какова длина окружности шеи Льва Лаврентьевича, но, спрашивает себя, видите ли, почему она обязана это знать, когда он это знать не обязан. Невнимание к себе самому, по жениной логике, предполагает еще большее невнимание к ней самой, а это уже с его стороны чистой воды эгоизм, – как же тут не припомнить все обиды, накопившиеся за пятнадцать лет их счастливого брака?.. Шея при чем? Наверное, рубашку с галстуком задумала подарить; пусть, хорошо, прекрасно – он на нем и повесится! Ход хотя и банальный, зато абсолютно беспроигрышный!
Сколько времени прошло – мало ли, много ли (минут, вероятно, пять) – Лев Лаврентьевич обнаружил себя в торговом зале. В неуютном царстве избыточности тщился каждый мелкий предмет, тщилась каждая бесполезность навязаться в собственность Льву Лаврентьевичу – на жену его с дальним прицелом. Он же, шедший мимо витрин, мимо полок и мимо прилавков, понимал, что лишний он здесь, на этом празднике изобилия – по крайней мере, сегодня. Ничего сегодня не способно было прельстить Льва Лаврентьевича – ни штанга для полотенца, ни держатели для туалетной бумаги, ни модули для хранения полезных предметов. Ни чехлы для подушек, ни щетки для унитазов, ни софиты для абажуров, ни табуретки для ног. Ни регуляторы для гардин, ни топоры для мяса, ни ножи для лосося, ни прессы для чеснока, ни подставки для специй, ни разделители для ящиков, ни игрушки для кошек, ни коврики для ванной, ни коробки для книг, ни книги для коробок…
Ни открыткодержатели. Ни мешочки из полиэстера. Ни чашечки с блюдцами для кофе эспрессо…
Ни даже для прихожей картины. Печать методом объемных мазков. Полный эффект оригинала.
Все раздражало Льва Лаврентьевича, но более всего манекены. Стали с некоторых пор манекены его бесить. Всех типов. Безголовые, например, – когда мода на безголовых пошла. Но и с головами бесили – независимо от фактуры лица. Гладколицые, без глаз и ушей, без носа и рта, у которых голова, как яйцо страусиное; или с небывалыми харями инопланетных пришельцев; или, например, с нарочитыми искажениями пропорций человеческого лица – всех мастей микро- и макроцефалы; или, напротив, исполненные в крайне гиперреалистической манере, когда видны и морщины на лбу, и ямочка на подбородке, и когда перепутать легко эту нелюдь с продавцом-консультантом. Раньше были они не такими, раньше были они без претензий. Вот за что Лев Лаврентьевич их невзлюбил – за претензию! Глядя на манекен, Лев Лаврентьевич не мог не думать о человеке. Можно ли, глядя на манекен, не потерять веру в род человеческий, ибо не по подобию ли человека сотворен манекен? Вспомнилось Льву Лаврентьевичу, как по ящику некто объяснял основным свойством всех манекенов, а именно их способностью всегда функциональными быть, их же, даже раздетых, асексуальность. То есть манекен в принципе ни на что не готов провоцировать человека (кроме, конечно, покупки). Но, во-первых, это как еще функциональность понимать – может, есть и такие, для кого манекена основная функция вовсе и не быть обязательно вешалкой, а, во-вторых, вот Льва Лаврентьевича пример: если, по мысли того телевизионного умника, не способен манекен вызвать сильных эмоций, то отчего же так хочется Льву Лаврентьевичу дать манекену по морде? Не любому, допустим, не каждому, а хотя бы конкретно вот этому – что стоит в бордовой футболке и клубном шелковом пиджаке и у которого даже ресницы имеются, а взгляд едва ль не осмысленный, или хуже: едва ль не идейный? Лев Лаврентьевич сжал кулаки, но сдержался, не дал манекену по морде. Отошел. Вышел на улицу, ничего не купив.
Автомобильная пробка медленно рассасывалась.
«Забудь свой геморрой!» – призывал светящийся постер. Клинический случай, – сказал себе Лев Лаврентьевич, машинально прочитав адрес клиники. Все-таки он старался воздерживаться от чтения рекламных текстов. Не всегда получалось.
Возле «геморроя» стояла компания неопрятных молодых людей, один самозабвенно тренькал на гитаре и омерзительно блеял, думая, что поет, а его подруга, тоже думая, что он поет и что эта песнь достойна вознаграждения, приставала к прохожим с протянутой шляпой. Ко Льву Лаврентьевичу тоже метнулась, но сразу отступила, прочтя на его лице категоричное «не подаю». На самом деле, на лице Льва Лаврентьевича выражалось нечто более сложное: «Сначала играть научитесь и петь, а потом, сосунки, вылезайте на публику!» Мимо прошел, злой как черт. Почему, почему они так? Лев Лаврентьевич тоже четыре знает аккорда и может стренькать не хуже, чем тот, но почему же он ни при каких обстоятельствах никогда себе не позволит скромное свое умение кому-нибудь навязать – тем паче за мзду?! Если допустить невозможное и представить Льва Лаврентьевича за клянченьем денег (по роковой, допустим, нужде или, что допустимее, под угрозой четвертования), это будет (чего, конечно, никогда не будет) нищий, в рубище и без сапог, смиренный Лев Лаврентьевич, севший по-честному на грязный асфальт и положивший перед собой мятую кепку – но без гитары! Без песен! Без неумелых кунштюков!
И что такое «забудь свой геморрой»? Почему его надо забыть, если он уже есть? Как забыть – как сумку, как зонтик?.. А это идиотское уточнение «свой»!.. Свой забыть, а чужой геморрой забывать не надо?
Читать бесплатно другие книги:
