Алиби для медведицы Макеев Алексей

Я купил билет на электричку и вышел на воздух из павильона пригородных касс дожидаться посадки. На электричку, я имею в виду. Зарекаться, конечно, никому нельзя…

В воротах багажного отделения застряли с мусорными контейнерами два таджика. Оранжевая униформа, лица смуглые, точно с рекламы солярия. Блондинка в красном джипе, очевидно, хотела въехать на территорию. Она не понимала, что создает помеху рабочим, поскольку разговаривала по сотовому телефону. В другой руке у нее была дымящаяся сигарета. Чем дама собиралась рулить, оставалось загадкой.

Из-за ограды багажного отделения за противостоянием труда и капитала наблюдала настоящая русская девица-краса. Я сразу признал ее даже без кокошника, сарафана и косы до пят. Джинсы, легкий джемпер и короткая курточка нараспашку шли ей ничуть не меньше народного костюма. Тем более что все это давно уже стало тоже народным костюмом. Даже, пожалуй, международным.

В кармане у меня затренькал мобильник. Пока я его доставал, до мартышки в джипе дошло, что она мешает людям, и она сдала назад. Моя красавица вышла через ворота следом за гастарбайтерами.

Глянув на дисплей своего мобильника, я заранее улыбнулся. Звонил Гоша Петров, наш наемный водитель.

– Здорово, Андрюха!!!

– Здорово, Гоша!!! – в тон ему шутовски заорал я, провожая взглядом длинные ноги в облегающих джинсах, удаляющиеся от меня в сторону вокзала. – Дела бывают у женщин да еще у прокурора. У меня только работа.

– А у нас в Кувшине чепэ, – словно спохватившись, понизил голос Гоша. – Медведь человека заломал! Спонсора, представь!

– Ни фига себе! – воскликнул я. – Что, насмерть?

– Наглухо. Медвежонка решил погладить в лесу. А за ним следом – медведица.

– Понятно, медведицу погладить не удалось. – В охоте я кое-что соображал.

– Она его погладила, Андрюша. Городской, леса не знает… Не знал!

Спонсора подцепила где-то на отдыхе за бугром Флора-дурочка, владелица стекольного завода «Красный кувшин», чаще называемого в народе «Кувшин красного» или просто «Кувшин». Он находится в одноименном поселке, расположенном на берегу речки Шуды. Так себе речонка, когда в берегах переплюнуть можно. Но утка по весне там есть. Вот мы с Валериком и купили охотничий домик благодаря Гоше, с которым вместе работаем в городе. Он родом из этих мест.

После того как Флора довела прежде процветающее предприятие до ручки, народ потерял работу. Какое-то время она еще пыталась выкрутиться, привлекла даже средства односельчан за акции, но это не помогло. Люди, оставшись без работы, стали разъезжаться кто куда мог, и дома в поселке пустели. Поэтому нам с другом Валериком и удалось по дешевке приобрести здесь охотничий домик прямо рядом с лесом. Ружье за спину, шмыг – и ты уже там. Ищи тебя в лесу, чтобы спросить лицензию… Правда, по весне ее приходится брать, поскольку на вальдшнепиной тяге мы поливаем почти на опушке. Местные по «долгоносикам» не стреляют. Что им классическая охота? Им мясо подавай!

Гоша и братва, соль земли кувшинной, став обладателями фантиков, поначалу костерили сбежавшую заводчицу на чем свет стоит, потом поутихли. А она вдруг объявилась вновь, да не одна. Собрав акционеров, представила крепкого хмурого мужика с густыми бровями и волосатыми, как у гориллы, руками как Дмитрия Петровича Щербакова, «нашего спонсора». Спонсор по совместительству оказался новым гражданским мужем хозяйки «Красного кувшина». Парочку окрестили «Флора и Фауна». Щербаков круто взялся за дело. После того как поймал на воровстве железа Женю Дульникова по прозвищу Джо, сразу поправил развалившийся местами забор, затем поставил внутри еще одно ограждение, обнеся его колючей проволокой, и между этими заборами с вечера запускал двух волкодавов с симпатичными мордами и спокойными глазами.

Однажды рыжий фоксик, дрожа от ярости, проскочил под забором за кошкой на территорию периметра. Один из серых монстров легонько прихватил его зубами за шею, встряхнул и тут же выплюнул, только с перебитым хребтом. Спонсор нажил себе тогда в лице Ромы, хозяина фоксика, второго врага в поселке. Первым уже был Джо, схлопотавший по милости Щербака условный срок и, главное, лишившийся ружья по судимости. Однако Фауну это не тревожило. Он завез дополнительное оборудование на завод. Жизнь закипела, народ оживился. И вот – на тебе!

– Ты едешь, Андрей?

– Уже билет взял. На электричку.

– А ты что, не на машине?

– Нет, пешком интереснее.

Гоша, конечно, не понял, чем интереснее пешком, а я объяснять не стал. Вскинул на плечо рюкзак и направился к платформе. Ни о чем другом, кроме как о Спонсоре, я теперь и думать не мог. В голове вертелось: «Мужик и охнуть не успел, на него медведь насел».

Пересев с электрички на автобус в Ветлужском, я добрался до Варнавина, населенного пункта, расположенного в окружении дремучих лесов, через которые протекают дикой красоты реки.

На одну из таких рек под названием Лапшанга мы с Валериком не раз пробирались сквозь глухой лес по грунтовке, иной раз и не без приключений, еще до того как приобрели дом в Кувшине. Там, в селе Броды, где постоянных жителей теперь осталось полтора человека (потому что Вовуню считать за полноценного индивида уже нельзя), проживает в своем доме с ранней весны до поздней осени наш старший товарищ Александр Михайлович Правилов, он же – дедушка Алекс, ученый-биолог, заядлый охотник, летописец и хронолог когда-то большого села, умиравшего на его глазах. Мы еще застали в Бродах то время, когда работал магазин и местные аборигены меняли в нем свои пенсии на «огненную воду», после чудили, и это находило отражение в дневниках дедушки Алекса. По мере того как чудаки закономерно один за другим уходили в мир иной, торговля перестала оправдывать себя, и лавочка закрылась. Всем алчущим теперь приходилось топать за шесть километров в Плодовиху, расписание магазина в которой отныне каждый помнил лучше, чем дату своего рождения. Теперь уже не осталось никого, кроме товарища Сукова, промышляющего после освоения пенсионных грошей ужением ельца для прокорма себя и своих кошек, да еще упомянутого выше Вовуни, разобравшего половину своего дома на дрова, после чего крыша поехала на сторону. У хозяина она, очевидно, поехала еще раньше.

Порой в Броды наезжали охотники и рыболовы, а так новостей у дедушки Алекса стало куда меньше, нежели в былые годы, и он заносил в свой журнал все больше сведения про живую природу и о погоде.

Проезжая через автостанцию в Варнавино, то и дело останавливаешься, увидев кого-то из знакомых. Вот и сейчас я увидел не кого-нибудь, а самого Рому, лучшего друга Гоши и хозяина умершего насильственной смертью рыжего фокстерьера. Значение Ромы конкретно для нас с Валериком в Кувшине было очень велико, и это всегда подчеркивал Гоша. По любому возникающему вопросу Игорь Николаевич вечно отсылал нас к своему авторитетному другу.

Когда я выскочил перед носом у Ромы словно черт из табакерки, он, естественно, удивился:

– О! Андрюша! Ты как здесь? Слышал, что у нас произошло?

– Слышал, Рома. Значит, не всех ты медведей перестрелял.

– У-у! Разве их всех перестреляешь? В тайге?.. А ты где остановился, что-то не вижу?

– Как где? Да вот же я стою! Я без машины. Решил на электричке покататься, детство вспомнить. А тут Гоша со своей жуткой новостью! Я уже пожалел, что машину не взял. Какое тут детство… Всю дорогу Спонсор из головы не выходит. Все думаю, как же это он…

Поддерживая таким образом непринужденный разговор с нашим главным краснокувшинным покровителем, я боковым зрением отметил, что к нам кто-то приближается.

– Здравствуйте!

Повернул голову и чуть не подпрыгнул от удивления. Перед нами стояла моя девица-краса с вокзала. Вот так встреча!

– Здравствуйте.

– Привет, Танюха, – по-свойски приветствовал ее Рома. – Ну что, поехали? Ты с нами? – повернулся он ко мне.

– Если возьмете.

Когда мы забрались в Ромины «Жигули», девушка – на заднее сиденье, а я со своим рюкзаком – рядом с Ромой, он догадался представить мне свою знакомую:

– Это вот, Андрей, племянница моя, Татьяна.

– Очень приятно, – произнес я.

Девушка улыбнулась и скромно кивнула, мол, ей тоже – очень.

Я заглянул в ее глаза и понял – только что погиб, совсем пропал один хороший человек. Его зовут Андрей Владимирович Купавин. То есть я.

– Как же это случилось со Спонсором? – спросил я Рому, стряхивая с себя наваждение от девичьих глаз-омутов. – Чего он в лес-то поперся?

– За металлом поехал с Савроськой. Их Никотиныч довез до уса…

Я не помнил ни Савроську, ни Никотиныча, хотя прозвища такие слышал.

– …Они же по усу рельсы откапывают. Спонсор хотел что-то для завода прибрать.

Усом называли заросшую железнодорожную ветку, которая тянулась через лес. Когда-то по ней доставляли напиленные бревна до реки. Как остановился завод, каждый в Кувшине стал промышлять чем мог.

– Мужик и охнуть не успел, как на него медведь насел! – вспомнил я в очередной раз.

В Кувшине возле Роминого дома нас поджидала Наталья, его супруга. Гоша называл ее Натахой, поскольку когда-то они учились в одном классе. Натаха многим превосходила своего мужа: ростом, статью, нравственностью. Она не только сама не употребляла алкогольные напитки, но и по мере сил мешала супругу идти на поводу у дурной привычки.

– О! Здрасте! – воскликнула Наталья, когда мы вышли из машины. – А вы как все вместе?

– Случайно, Наталья, – вынужден был признаться я с сожалением, имея в виду Ромину племянницу. – Здравствуй! – И тут же затронул животрепещущую тему: – Как же вы Спонсора не уберегли?

– Нашел с кем в лес ходить! – с возмущением воскликнула Наталья. – С Никотинычем и Савроськой! С этими алкоголиками!

– Никотиныч не каждый день пьет, – не согласился справедливый Рома.

– Что же Савроська медведя не прогнал? – спросил я.

– Говорит, его рядом в тот момент не было. Он грибы собирал, а Щербаков речку перешел по мосту. Только слышит: «Э-э-э!!!» – Наталья изобразила, как медведь ревет. – Выбежал на просеку, а никого нет. Ни Спонсора, ни зверя. Видел, говорит, только, как медвежонок за елки забежал. Стал аукать Щербакова – не откликается. Под берегом нашел, там лежал. Медведица-то как дала ему лапой, так аж пол-лица содрала.

– Брр! – живо представив эту картину, поежился я и, чтобы сменить тему, спросил, повернувшись к Роме: – Как Гоша? Как братва?

– Гоша пьет уже неделю, – ответила Натаха за своего мужа. – Отдыхает.

– Гоша с Джо «уазик» красили вчера, – сказал Рома, – а я им бампер приварил.

Натаха отвела Татьяну в сторону, поговорить о чем-то о своем, о женском. «Уазик» – это хорошо, – подумал я, – поедем в лес за глухарями». А вслух спросил:

– Как Джо? Охотится?

– Брал ружье у Хустова. Свое-то у него отобрали. Не знаю, добыл ли чего.

– Что Хустов делает?

– Глаз лечит! – встряла вернувшаяся к нашему разговору Натаха. – Стася ему подсветила глаз, чтоб лучше видел, когда к молдавашкам шляется!

– Да ладно! – вступился за Хустова Рома. – Натрепали ей, она и уши развесила да давай ручонками сучить!

– Ты чего так горячишься? Сам небось шастал, а?!

– Тьфу! – Рома даже разнервничался, плюнул себе под ноги. Но тут же рассмеялся: – Не слушай ее, Андрей. Бабы что попало собирают.

– Смотри у меня! – пригрозила Наталья, шутовски уперев руки в бока.

Я знал эту общую беду всех женщин Кувшина. Две сестры-молдаванки, потерявшие жилье в Приднестровье, поселились здесь у какой-то дальней родственницы, давно схоронили и родственницу, и мужей, дети вернулись на родину, а они прижились. Достигнув сорока пяти, бабы вновь стали ягодками, да такими, что слаще некуда, не отказывали никому и, тоскуя, видимо, по своей теплой родине, постоянно подогревались изнутри. Гоша, когда начинал «отдыхать», то и дело звал нас с Валериком в гости к молдавашкам.

– Все-таки спалят их притон когда-нибудь! – погрозила кулаком Наталья куда-то в сторону.

Посмотрев на ее кулак, я подумал, что Хустову крепко повезло, что глаз ему подсветила своя жена, а не Ромина. Рома только махнул на нее рукой и спросил:

– К Гоше сейчас зайдешь?

– Нет, Рома, позже. Надо сначала печку протопить, все-таки не май месяц.

– Я тоже пойду, – стала прощаться Татьяна.

Я повесил рюкзак за плечо, подхватил ее сумку, и мы пошли по песчаной дороге вдоль почерневшего деревянного забора.

– Мне нравятся эти почерневшие заборы, дома, – заметил я для поддержания разговора. – Они вписываются в окружающую природу, не то что крашеные. Мрачное великолепие. Люблю приезжать сюда. Правда, то, что произошло со Спонсором, – это уже чересчур… мрачно!

– Просто ужас какой-то, – согласилась Татьяна.

– Придется брать пули, идя в лес. А ты умеешь стрелять?

– Умею, – неожиданно для меня сказала она.

– Хм! – усмехнулся я. – Думал, скажешь, что нет. Пойдем, постреляем? Распугаем всех медведей, чтобы близко не думали даже подойти?

– Не могу. Тетя с дядей в санаторий уехали, поэтому я на хозяйстве.

Незаметно мы дошли до ее дома, и я с сожалением вынужден был попрощаться.

У моего друга и коллеги Валерика Перевалова имеется куча недостатков в отличие от меня, человека во всех отношениях положительного. Но всех собак вешать на него все же не стоит. Хватит той, что уже висит на его шее. Я имею в виду охотничьего пса породы курцхаар по кличке Пиф, такого же беспокойного, как и его хозяин. Уезжая из Кувшина, Валерик старается всегда оставлять после себя порядок. Несмотря на то что особых гостей мы никогда не ждем. Они сами приходят.

И теперь, подходя к дому, я знал наверняка, что в избе чисто, но понял и то, что и моя вечерняя охота накрылась. Перед крыльцом стоял «уазик», цветом и внешним видом больше похожий на легкий танк, а подле него – невысокий коренастый дядька с добрым лицом. Если бы кто-то вздумал снимать ремейк «Джентльменов удачи», Гошу вполне могли бы утвердить на роль Доцента, окажись он на кастинге. С голым торсом и «козой» на пальцах наш водитель выглядел бы очень убедительно даже без татуировки на груди.

– Здорово, Андрюха!!! – заорал местный авторитет.

– Здорово, Гоша! – приветствовал я его, и мы обнялись так, словно не виделись сто лет.

– Ну, как жизнь? – задал Гоша традиционный вопрос.

– Налаживается, – с удовлетворением ответил я. – Пойдем, что ли, чайку попьем?

– Пойдем. Что, Валерик не поехал?

– Нет. Потому что он пьет не чай!

– Ох, Валерик, Валерик, – укоризненно покачал головой Гоша.

Пока я хлопотал с чайником, послышался топот башмаков в сенях, вошли Рома и Женька-Джо – высокий, жилистый. Самый крутой охотник в Кувшине, оставшийся без ружья по милости Спонсора.

– Здорово, Женя. Рома, проходите.

Ох, нравятся мне местные! Как они заходят, рассаживаются – неторопливо, солидно. Как завязывается неспешная беседа.

– Вот такая у нас история, Андрей, – будто бы продолжил прерванный разговор Рома. – Не знаем, что и делать теперь.

– Да, – поддержал товарища Гоша. – Спонсор, конечно, тяжелый человек был, вот Джо чуть не посадил…

– Да это Мусор выслужиться захотел, – защитил Джо покойного Щербакова.

– Мусор козлится, – согласился Гоша, – но Щербаков и сам был не подарок, не тем будь помянут.

– Для завода, считай, как раз подарок! – вставил Рома.

– И я о том же, – сказал Гоша, – теперь вот как без него?

– Медведя спроси, – мрачно пошутил Женька.

– Ты на него зла не держи, – на правах старшего товарища пожелал Гоша.

– На кого, на медведя?

– На Спонсора покойного, – не принял шутки Гоша, – он о заводе беспокоился.

Я хотел сказать, что Спонсор, вероятно, о своей будущей прибыли беспокоился, но промолчал.

– Я и не держу. – Женька хлебнул чаю.

– Да Спонсору просто Мусор напел! – воскликнул Рома, разволновавшись. – Когда Флора сбежала, мы еще смотрели какое-то время за хозяйством, акционеры все-таки! – усмехнулся он. – А потом плюнули. Думали, все. Крантец заводу! Навсегда. И стали потихоньку тащить кто что мог. Кто доски, кто железо. Скоро одна труба осталась бы, если бы Дурочка не вернулась. Женьку просто крайним решили выставить, чтобы другим неповадно было.

«Мусором» называли участкового милиционера Митю, жившего по той же «магазинной» улице, что и Рома, егерь Длинный и другие. Гоша жил на перпендикулярной улице, а Женька-Джо и Хустов обитали на задворках деревни, ближе к заводу. Вообще-то деревня была большая, больше, чем казалась, поскольку ни с какого края ее всю целиком видно не было – она скрывалась в рельефе местности. В то, что в деревне имеется стекольный завод, можно было поверить, только глядя на кирпичную трубу, упирающуюся в небо, которую было видно отовсюду. А так предприятия и не заметишь, пока не выйдешь за дома к его забору.

– Скоро наладчики приедут, а у нас конь не валялся, – сказал Рома.

– А Хустов где? – спросил я.

– Он будет зэками руководить.

– Какими зэками? – не понял я.

– Наладчиками, – объяснил Гоша, – ограниченными в свободе. Щербак – бывший «вэвэшник». Он со своими, в исправительном центре, – «вась-вась», ему – пожалуйста! Дешевая рабочая сила.

– А! – Теперь мне стало понятно, для чего забор, колючая проволока, собаки. Так надежнее. Еще и вышки поставят по периметру, чего доброго…. Поставили бы.

– Зэки, значит, будут оборудование подключать?

– Да, – подтвердил Гоша. – Хустов, наш электрик, станет присматривать. А дальше – все. Потому что Спонсор хотел сам лично заниматься снабжением производства и сбытом готовой продукции. Теперь вот – некому. Рабочая сила есть, а «котел» пуст. Засыпать нечего. Сырья нет! В общем, мы к тебе за помощью хотим обратиться, Андрей, – самым неожиданным образом подытожил Гоша. – У тебя же оптовая фирма, ты в этом шаришь.

– И что? – спросил я, еще не желая верить, что попал.

– Организуйте снабжение и сбыт, помогите Флоре, она в долгу не останется.

Я даже не стал говорить о том, что наслышан, как хозяйка завода не остается в долгу, спросил по-простому:

– Ты что, Гоша, шутишь, что ли?

– Да нет, Андрей, не шучу.

– Не шутим мы, Андрюша, – подтвердил Рома.

Я обвел взглядом лица присутствующих и убедился: не шутят.

– Вы как себе это представляете? Приехал на три-четыре дня поохотиться, мимоходом запустил завод и пошел дальше уток стрелять?

– Задержись. Там братва без тебя управится. Флора завтра с похорон вернется, пойдем, поговорим? Она бумаги покажет, ты лучше разберешься. Сама-то она что может? Наруководила уже один раз, дурочка. На тебя одна надежда.

– Фу-у-у! Ну, вы даете.

«Вот и поохотились! – подумал я. – А Валерик, тот вообще свихнется! Скажет, что я ему удружил так удружил. А при чем здесь я?»

– Сырье-то на какие шиши закупать? – спросил, поймав себя на мысли, что уже включаюсь в процесс.

– Деньги есть! Все схвачено! – загудела братва. – Не сомневайся, Андрей, Щербаков круглую сумму на счет положил. На все хватит.

Я выслушал, и как-то само собой подумалось вслух:

– Да, здорово получилось! Денег дал и откланялся! Удачно как медведь подвернулся.

Зачем сказал, сам не понял. Брякнул просто так и вдруг почувствовал, что в избе повисла тишина. Слышно стало, как дрова в печке потрескивают. Подняв нос от чашки с чаем, я увидел, что всем как будто стало неловко.

– Что? – не понял я. Народ молчал, переглядываясь и кряхтя. – Что?!

– Задолжали Щербакову, – пояснил Гоша.

– Как? Ссуду взяли?

– Да нет, – смущенно заговорил Женька. – С Хустовым за электрическими кабелями поехали в Нижний. Где-то третью часть примерно не добрали по перечню, не оказалось на складе. Обещали подвезти, и мы решили пару дней у Гоши перекантоваться, чтобы второй раз не ездить. У него жена как раз в Лысково уехала, квартира пустая… Ну, и пожили… неделю. Когда протрезвели, оказалось, почти сто штук прогуляли.

– Это тебе не в деревне по бабам на халяву ходить, – съехидничал Рома с плохо скрытым чувством зависти в голосе.

– Хоть есть что вспомнить? – развеселился я. – И что Спонсор сказал?

– Да он и не узнал. Кабеля сгрузили, никто недостачу не проверял.

– Ну, теперь и не проверит, – успокоил я, превращаясь в соучастника растраты. – Раз у Флоры деньги есть, она новую экспедицию снарядит. Только оплачивает пусть по безналичному расчету, чтобы снова бес не попутал!

– Деньги мы вернем, конечно, – сказал совестливый мужик Гоша.

– Ну что, вроде бы мы все обговорили? – спросил Рома.

Я вышел проводить гостей и по пути спросил Женьку как выдающегося охотника:

– А что, у медведицы такой удар может быть, что здорового мужика враз того?

– Она его не лапой. Он – о камень.

«Новое дело», – подумал я.

– Как о камень?

– Там, на Варваже-то, берег возле моста крутой, метра два, пожалуй, будет. Лапой она ему кожу с лица содрала только… он назад упал, и – головой о камень.

– Ты откуда знаешь, Джо? – спросил Гоша. Рома, видимо, тоже слышал это впервые.

– Я в Варнавино отмечаться ездил. Там мужики говорили.

Если ты в Кувшине не проснулся с первыми петухами, это не беда. Всегда найдется кому разбудить тебя. Эта особенность – навещать нас кому-нибудь из братвы ни свет ни заря – иной раз не на шутку сердила Валерия Витальевича, так что «гости дорогие» на его устах превращались в «кувшинные рыла». Хорошо, что они этого не слышали. Было бы неудобно.

Просыпаясь следующим, естественно, ранним утром, как обычно – от стука в окно: «Андрюха!» – я порадовался, что Валерика нет.

Прошлепав в тапочках через сени по ступенькам на крыльцо, отодвинул щеколду, открыл дверь и увидел Толика – родного брата Гоши. За его спиной «бил копытом» холеный «уазик», оттюнингованный пластмассой по самую крышу. Толик с семьей жил в Варнавино, а это все-таки уже почти город, если убрать теленка с обочины и гусей с проезжей части. На улице было, однако, прохладно. Не зря я печь топил.

– Привет, Толик! А где Гоша?

– Ай! – в сердцах воскликнул Анатолий Николаевич. – Спит. Набухались с Женькой вчера.

– Как набухались? – удивился я. – Они же от меня вечером как стекло ушли. Только чай пили!

– Дурное дело – нехитрое. Угостили. Хустов. Ему Стаська глаз подбила. Дома сидит, скучно ему. Они и навестили друга. Женька, молодой лось, с утра уже в лес порысачил, а этот – на массу давит.

– Ясно… Проходи, чайку? – предложил я.

– Нет. Поехали на Варваж? – предложил Толик. – Посмотрим, где Спонсор утонул.

– Утонул? – не понял я. – Как утонул? Это уже третья версия! Сначала его медведь заломал, потом он о камень ударился, теперь, ты говоришь, утонул?

– Все так. Медведь ударил, с обрыва башкой вниз рухнул, но умер он оттого, что захлебнулся. Вскрытие показало.

– Поедем, – решил я, – ружье возьму. Вдруг птичка на дорогу выйдет гальковать?

По осени птичка выходит на дорогу гальковать, то есть клевать камешки. Они помогают ей в пищеварении так же, как местным жителям алкоголь. Только в отличие от птичек он им нужен круглый год, поэтому магазин в деревне вряд ли когда-нибудь постигнет участь стекольного завода.

В то время как Толик показывал высокий пилотаж, то ныряя в ямы, то накреняясь так, что «уазик» почти ложился на бок, я смотрел вперед на дорогу в надежде увидеть черную шею глухаря. Один раз вспорхнул рябчик, и это все. Может, рано еще или холодно.

Близко к мосту подъезжать не стали. То самое место определить было нетрудно, его огородили красной лентой. На душе стало тревожно. Толик, не скрывая любопытства, подошел к ограждению и, улыбнувшись мне, со словами: «Мы не волки, флажков не боимся», – перешагнул через ленту. Я последовал его примеру. Внутри периметра не было так натоптано, как за ним. Медвежьи следы четко отпечатались на песке. Следы сапог – тоже. В месте падения на обрыве образовалась выемка. Каменюка внизу впечатлял. Я представил, как Спонсор, отведав здоровенных медвежьих когтей, полетел вниз, затылком на этот камень, и, потеряв сознание, бултыхнулся головой в воду…

Толик рассматривал следы молча. Не знаю, что он прочитал на земле, для меня уже было достижением то, что я сумел отличить медвежью лапу от сапога сорок четвертого размера.

– А ведь его, вероятно, можно было спасти, пока он еще несильно нахлебался? Сделать искусственное дыхание? – заметил я.

– Ой! Кто будет делать искусственное дыхание? Савроська, что ли? Он слов таких не знает, – скептически проговорил Толик.

– А ему теперь не впаяют оставление человека в беспомощном состоянии? – постарался я сформулировать как мог свои опасения.

– Вряд ли. Его же рядом не было. Он не сразу Щербакова нашел.

Я решил сфотографировать следы, обрыв, речку и окружающую обстановку, чтобы показать потом Валерику и Александру Михайловичу, и достал цифровик.

Возвращаясь к «уазику», я сожалел о том, что следопыт вряд ли из меня когда-нибудь получится. Хотя, если постараться, можно отличить следы Щербакова – все те же сапоги – от следов Савроськи, они поменьше. Кажется, это кроссовки. Так, глядя под ноги, я дошел до двух окурков. Один был от дорогих сигарет с фильтром, другой – что-то типа «Примы». Следы кроссовок и сапог здесь сходились. Посмотрев направо в лес, я увидел нечто примечательное и пошел туда.

– Что там? – спросил Толик.

– Корзина, – ответил я. – Грибы уже испортились. – Здесь, очевидно, Савроська услышал медвежье рычание и крик Спонсора. До этого они стояли, курили, там, на дороге, и разошлись. Савроська – сюда, он увидел грибы, а Спонсор побрел вперед, пока не перешел Варваж по мосту к тому злополучному месту.

Толик помолчал немного, потом предложил:

– Ну что, поедем обратно?

Я решил, что пришло время поближе познакомиться с горе-героем дня, хотя бы заочно:

– А Савроська, он кто вообще?

– Придурок, – ответил Толик.

Я подумал, что это неудивительно, если у них директор завода – Флора-дурочка.

– Чем он прославился, я имею в виду? Не считая последнего случая.

– Да ничем. Друган покойного Славика-Чумы. Он да Никотиныч – вот троица была. Ни одна драка без них не обходилась… – Толик аккуратно объехал бревно на дороге.

Имя Чумы гремело, когда только состоялось наше знакомство с деревней. Однако Славик часто зарывался и плохо кончил – пырнул ножом Мусора и, не дождавшись суда, наложил на себя руки.

– А как Мусор себя чувствует после гибели Чумы? – спросил я.

– А что Мусор? Это же Славка за нож схватился, а не он.

– И посадил бы? Вот так запросто, знакомого, из своей деревни?

– Должность такая. Он от людей отделен погонами. Сам ее выбрал. – Толик, очевидно, не собирался сочувствовать Мите и не любил его.

Вернувшись домой, я запер в шкаф ружье, прихватил деньжат и отправился за харчами. Шел-то я по одному делу, а в голове крутилось другое. Мысленно возвращался в лес, на Варваж, туда, где мы с Толиком осматривали кусок берега, огороженный красной лентой. И, признаться, чем больше я вспоминал отпечатки на песке, тем сильнее ощущал какое-то смутное противоречие в увиденном, которого и сам себе не мог объяснить. Решил отложить разбирательство на потом, поскольку подошел к магазину. Едва я потянул на себя тяжелую дверь, как не просто увидел глазами – почувствовал всем своим существом ее, Ромину племянницу! Возле прилавка, в окружении краснокувшинских бабулек, она выглядела точно высокая американка во вьетнамской деревне из голливудского фильма.

– Здравствуйте! – громко сказал я, важно растянув приветствие.

За прилавком стояла жена Хустова Стася, уличенная накануне в рукоприкладстве, худая, жилистая, похожая на Женьку-Джо, что было неудивительно, поскольку она приходилась ему родной сестрой.

– Здравствуйте! Приехали? – сразу узнала меня Стася.

– Здравствуй, Анастасия. Приехал я пока один, товарищ догоняет. Как там Витя поживает?

– Поживает! – с чувством ответила Стася, вкладывая в это слово двойной смысл.

– Надо будет дойти до Вити. У меня к нему дело по его части. По электрике.

Последнее пояснение я сделал на всякий случай, чтобы Стася не думала, что городской ухарь хочет ее мужа, существо вне всякого сомнения невинное, втянуть в какую-нибудь грязную авантюру с девками, пьянкой, а возможно, и с мордобоем! Я уважаю эксклюзивное право супруги лично охаживать своего благоверного.

К сожалению, от Татьяны меня отделяли несколько бабушек, и влезть без очереди не представлялось никакой возможности. Я мялся и так и эдак, прикидывая, как бы от разговора со Стасей перейти к беседе с ней, но ничего не придумал. Оказалось, не все еще пропало! Выйдя из магазина, я с радостью обнаружил, что моя девица-краса здесь, никуда не ушла. Стоит и разговаривает с Марией Васильевной, матерью Гоши, человеком, не лишенным чувства юмора.

– О! Привет! – увидела меня Гошина мама. – А где друг? Где шоколадка?

– Здравствуйте, Мария Васильевна! – Я подошел к ним и, извлекая из пакета плитку шоколада, протянул ей.

Она засмеялась, принимая угощение, и продемонстрировала его Татьяне:

– Вот! Приходи, Таня, чаевничать!

– Гоша проснулся?

– Толька его растолкал… Ну что, ездили, видели, где у нас звери на людей нападают? Так что осторожно, без ружья не ходите… Ну, идите, что я вас задерживаю? Я в магазин. – Она двинулась к лавке, а мы с Татьяной посмотрели друг на друга.