Всё будет хорошо Костина Наталья

Димка проворно прикрылся полотенцем, и она придержала концы, пока он возился внутри.

— Точно «Мерседес»? — уточнил он, и они направились к столовой.

Как ни странно, но ботанический сад все-таки произвел на Димку впечатление.

— Они что — настоящие? — благоговейным шепотом спросил он и задрал голову вверх, чтобы рассмотреть растущие у входа слонового вида пальмы, укрепленные стальными растяжками.

— Самые настоящие, — так же шепотом ответила Нина. — Нравятся?

— Ух ты! — только и сказал Димка. — Там что, все такое?

— Я не помню, — честно ответила ему мать. — Я здесь давно была. Еще в детстве.

— Им, наверно, лет триста, — с видом знатока сказал Димка. — Не может быть, чтоб меньше. А нам все покажут? — Димка уже нетерпеливо вертелся возле входа и все норовил пролезть через турникет. Наконец вышел их экскурсовод, и они отправились смотреть сад.

Димка тянулся пощупать колючие ветви, хватал лежащую на тропинке шишку, вместе с матерью нюхал розы и пытался достать пальцем фарфорово-прозрачный лотос. Нина не одергивала его — ее радовало, что он оказался так восприимчив к этой яркой южной красоте. Придет время, и он научится ценить и родной неброский пейзаж.

Они бродили почти до вечера. Экскурсовод провел их по самым примечательным местам, отчитал обязательную программу и ушел, приведя группу назад к центральному входу. Но почти все выразили желание еще побродить, некоторые отправились вниз, к магазину растений, чтобы увезти с собой кусочек этого живого чуда. У них было полтора часа, и они решили еще раз пойти посмотреть каменистую горку с кактусами, пампасскую траву и бамбуковую рощу. Нина купила пирожки — с картошкой и с абрикосами, и они неторопливо шли — теперь уже сами, не боясь отстать от экскурсии и откусывая на ходу от вкусных пирожков. Немного посидели у каскада с золотыми рыбками в окружении огромных платанов. Внизу Димка залез на кактусовую горку и потребовал, чтобы его тут сфотографировали. Потом они набрели на тот самый магазинчик, в который отправилась часть их экскурсии. В нем уже никого не было, и Нина с Димкой, осмотрев все, выбрали чудесную маленькую голубую елочку. Времени оставалось в обрез, и они с сожалением заторопились к месту сбора. Автобус уже ждал, урча мотором, санаторный люд торопливо забирался в его чрево, спеша вернуться к ужину. Всю обратную дорогу Димка был задумчив — не вертелся, не спрашивал ничего о никелированных штучках неизвестного назначения, только изредка касался елочки, пристроенной у него в ногах, и вдыхал ее смолистый запах. Когда они вышли, не доезжая до санатория, и спускались по переулку к своему временному пристанищу, он спросил:

— А завтра мы куда-нибудь еще поедем?

— Понравилось? — Нина лукаво посмотрела на сына. — А как же море?

— Море? А что, оно уже успокоилось? Мам, пойдем скорей посмотрим!

Море! Море было, конечно, главное. Как она могла подумать, что Димка забудет про море!

— Прямо сейчас посмотрим? Или поужинаем?

— Давай сначала поужинаем. — Димка не сдавался. — А потом пойдем и посмотрим.

Димка привычным движением подпрыгнул и налег на щеколду — и калитка пропустила их внутрь. Альма стояла с той стороны, прилично, как и подобает пожилой собаке, вертя хвостом. Весь ее вид как бы говорил: а я уже знаю, что это вы.

— Привет! — сказал ей Димка и пошел по дорожке к дому. Альма тут же тронулась за ним следом. — Тетя Валя! — закричал Димка. — Выходите! Мы вам елку привезли!

Валентина Яковлевна, вытирая руки фартуком, показалась в дверях.

— Какая красивая! — восхитилась она. Нина поставила ель на ступени.

— Это вам. Привет из ботанического сада.

Глаза ее блестели. Лучшего подарка она не могла выбрать, даже если бы очень старалась.

— Зачем же вы деньги тратили… — Валентина Яковлевна была и смущена, и растрогана одновременно. — Я так давно хотела посадить — и именно такую! Даже место освободила в прошлом году — убрала старую яблоню. Как раз перед окном. — Она указала на любимое Нинино место у выходящих углом окон веранды. — Чтобы и зимой и летом было видно… Какая красавица! — Она потрогала тугие иголки.

Димка тоже сиял, впервые в жизни ощутив радость дарения.

— Я сам выбирал! — добавил он гордо.

Эта неделя вместе на курорте еще более сблизила их. Сергей не вспоминал ни о Нине, ни о Димке, он сознательно гнал от себя все мысли о них. Отдых есть отдых. Не для того он сюда ехал, чтобы рефлексировать и страдать комплексом вины. Да и Лика не давала ему скучать. Каждый вечер она находила куда пойти; впрочем, в их гостиничном комплексе недостатка в развлечениях не было.

— Я сейчас. — Сергей кивнул Лике, которая осталась стоять в очереди на такси у аэропорта, и немного отошел в сторонку. Достал мобильник и набрал Геркин номер.

— Приехали?

— Прилетели! У нас все в порядке?

— А то! Думал, без тебя не справимся? Приезжай, посмотришь.

Он помолчал, потом все же просил:

— Не знаешь, Нина еще не приехала?..

— Не дергайся так, не приехала.

— Ну, пока.

Сергей с облегчением нажал на отбой. Значит, Нина еще не приехала. Нужно найти им с Димкой какое-нибудь жилье, причем срочно.

«А вообще, чего это я суечусь? — вдруг подумал он. — Она вполне может и сама снять себе хату, я же отстегнул ей бабки. И не маленькие. Не большие, конечно, но и не маленькие. В самый раз. На два-три месяца хватит. И на работе ей платят хорошо. Я их больше содержать не намерен. Фактически мы уже чужие люди».

— Сережа!

Он оглянулся. Оказывается, он так и стоял столбом, как дурак, с телефоном в руке.

— Извини, зайка. — Он поцеловал Лику в щечку, покрытую ровным загаром, и назвал шоферу адрес.

— Я тебя звала, звала… — кокетливо надув губы, упрекнула его Лика. — О чем это вы там разговаривали? — Сергей уловил в ее голосе ревнивые нотки.

— Спрашивал Герку, как там дела. Ты есть хочешь?

— Ужасно хочу. — Лика прижалась и потерлась макушкой о его подбородок. От этого ее движения у него мурашки побежали по спине. Он хмыкнул и обнял ее за плечи.

— Тогда, может, в магазин заедем? А то, боюсь, дома ничего нет.

— Там мама какой-то сюрприз затеяла. Наверняка приготовила что-нибудь вкусненькое.

— Так что, тогда к твоим?

— Да нет. — Лика непроизвольно-кокетливым движением поправила прядь волос. — Они у нас, то есть у тебя… — она замялась. — Я отдала маме ключи, когда мы уезжали. Чтобы она прибралась и все такое. Она сказала, что они будут нас ждать у тебя дома. С сюрпризом.

Сергей попросил водителя остановиться возле станции метро, где зазывал покупателей маленький базарчик. Через минуту он уже вернулся назад с букетом гвоздик.

— Неудобно без цветов, понимаешь, — шепнул он Лике, — раз твоя мать там. Да еще с сюрпризом.

Лика прижалась к нему округлым плечом, и он почувствовал, что напряжение, которое вновь вернулось, как только самолет коснулся посадочной полосы, его отпускает. Он закрыл глаза и зарылся лицом в ее волосы. Они пахли морем, солнцем и немного духами.

Вот и его дом. Отдаст он Нине ее часть квартиры! Обидно, основное-то заработал он! И сейчас у него столько расходов… Лика носит в себе его ребенка, и он не позволит, чтобы ее унижали. Моралисты! Герка, Васька, эта бабка-консьержка, которая предупредительно открыла перед ними двери, но при этом неприязненно смотрела на Лику. На его Лику! У нее будет все самое лучшее, чего бы это ему ни стоило! Он не позволит так с ней обращаться! Он с грохотом сгрузил багаж на площадку и полез за ключами.

— Давай лучше позвоним. — Лика протянула руку к пуговке звонка.

Но позвонить она не успела. Вероника Валерьевна при полном параде показалась на пороге.

— Заходите-заходите! В окно увидели, как вы подъехали. Заждались уже! Ликуся, я вам тут кое-что приготовила, вы, наверно, с дороги голодные. Пойдем. — Она потянула дочь за руку. — Я тебе покажу, где что. Холодильник я ваш тоже помыла, так все было запущено…

Лика растерянно посмотрела на Сергея, избавлявшегося в коридоре от поклажи, и передала ему букет. Сергей кашлянул и прошел вслед за Ликой и ее матерью на кухню.

— Вот кефирчик, пей, пока свежий. Вот в этой баночке творожок. Фруктики внизу. — Захлопнув дверцу холодильника, она перешла дальше. — Борщ вам сварила. Мясо потушила. Помидорчики, огурчики в холодильнике. Сама возьмешь. Все свеженькое, папуля сегодня ходил на рынок.

Сергею стало вдруг неловко. Эта почти посторонняя женщина распоряжалась как у себя дома. Но все сверкало чистотой, борщ и мясо призывно пахли на плите. «У каждого свои недостатки», — вспомнилось кстати. Что ж, все правильно. Вышел из-за Ликиной спины и протянул будущей теще цветы:

— Вероника Валерьевна, это вам.

— Ой, Сереженька! — Ликина мать взяла цветы с несколько неуместным кокетством. — Слава, Слава, — позвала она мужа, который, немного смущаясь, мялся в коридоре. — Славунчик! — Она на секунду опустила лицо в гвоздики, как бы вдыхая их аромат. — Приглашай же наших молодых к ужину и поехали домой!

— Вы разве не останетесь? — удивилась Лика. — Я думала, мы пообедаем вместе…

— Отдыхайте-отдыхайте! Вы с дороги, нужно помыться, переодеться. Много не кушайте! — Вероника Валерьевна еще раз игриво глянула на Сергея и снова на секунду опустила лицо в цветы. — Вечерком приезжайте к нам. У нас будет небольшой сабантуйчик в честь вашего приезда. Расскажете, как отдыхали, и вообще… поделитесь впечатлениями, — многозначительно сказала она, взяла мужа под руку и выплыла из кухни. Слышно было, как захлопнулась входная дверь. Сергей облегченно вздохнул. Наконец-то! Можно перевести дух.

Лика сбросила босоножки. В прихожей тоже царил образцовый порядок, спортивные шлепанцы Сергея и домашние тапочки Лики аккуратно стояли у входа. Лика с наслаждением всунула в них ноги.

— Как я устала. — Она потянулась. — Сереж, я пойду приму душ?

— Иди, конечно. — Он привлек ее к себе и нежно поцеловал. — Слушай, зайчонок, неудобно как-то, что твоя мать с отцом тут у нас убирались, готовили…

— Мама обожает везде наводить порядок, — усмехнулась Лика. — Так что расслабься и получай удовольствие. К тому же она в отпуске.

Да, он тоже с удовольствием примет душ. А пока можно и полежать. Сергей поднял сумку. Льняные пиджаки нужно развесить, пока они окончательно не измялись…

Войдя в спальню, он остолбенел. Небольшая комната, которая раньше была оклеена белыми обоями с неброской фактурой и от этого казалась светлей и просторней, чем была на самом деле, сейчас более всего походила на внутренность расписной шкатулки. Тяжелые, «шикарные» обои — смесь бордового, черного, зеленого и золотого — покрывали стены. Потолок с безупречно-белой матовой поверхностью тоже был скрыт под обоями в мельчайшую золотую не то цепочку, не то цветочек. Между поверхностями потолка и стен проходил широкий бордюр из каких-то золотых загогулин, и из тех же загогулин, только художественно вырезанных, был составлен круг вокруг люстры. Сама люстра, с простыми белыми плафонами матового стекла, по-спартански строгая, своим сверкающим никелем диссонировала с окружавшей ее позолотой, выглядела школьницей, случайно попавшей на бал купеческого собрания. Белых шелковых штор, дающих ощущение свежести, которое так любил Сергей, тоже не было. Вместо них висело пестрое малиново-зеленое великолепие, подобное обоям — с золотыми кистями, собранным крупными складками ламбрекеном, обшитым золотой же тесьмой. Кровати были застелены покрывалами из той же ткани, что и шторы. И тоже обшиты золотой тесьмой. Сергей растерялся. Если бы не хорошо знакомый спальный гарнитур из светлой сосны, он решил бы, что попал в чужую квартиру. Ковра, любимого им серого оттенка, на полу не было. Зато с двух сторон у кроватей красовались ядовито-малиновые овальные коврики с золотой бахромой. Оглянувшись по сторонам, Сергей увидел и серый палас — вычищенный и скатанный, он стоял в углу. «Не вписался».

Сергей зло бросил сумку на пол. Ничего себе сюрприз! Какого черта Ликина мать это сделала?! Он подошел к окну, рывком отодвинув штору и распахнул балконную дверь, как будто ему не хватало воздуха. На окне качалась корзинка с искусственными розовыми цветами. Сергей едва не застонал. Он подавил в себе желание тут же сорвать это украшение и вышвырнуть его с балкона. Отдыхать в этой комнате ему уже не хотелось. Он вышел на балкон, достал из кармана сигареты и закурил. И что теперь со всем этим прикажете делать? Сказать Веронике Валерьевне большое спасибо? Или молча все ободрать, пригласить бригаду, которая работала у них в магазине, и пусть переделают, как было? Он докуривал уже вторую сигарету, так и не придя ни к какому решению, когда услышал за спиной шаги. Он обернулся. Лика стояла посреди комнаты с полотенцем, навернутым тюрбаном на мокрых волосах. Вид у нее был ошеломленно-изумленный.

— Да, — сказал Сергей, — совершенно верно. Блядский будуар. Наверно, это и есть тот самый сюрприз, о котором тебя вчера предупредила мать.

Лика подавленно молчала. Сергей вышел, хлопнув дверью, и оставил ее одну. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что в его кабинете тоже все переделали. Он мысленно содрогнулся и быстро прошел туда. Образцовый порядок был и в этой комнате, нигде ни пылинки, даже коврик для мышки со следами застарелых кофейных пятен был отмыт. Слава богу, здесь все было как до отъезда. Похоже, сюрприз ограничился спальней. Несколько успокоенный, он вышел в гостиную, которая тоже не пострадала. Во всяком случае, видимых глазу разрушений нет. Здесь он столкнулся с Ликой, ищущей его.

— Сережа… Я не знаю, что им взбрело в голову… Я тебя прошу…

Он молча сделал несколько шагов и оказался в детской. Это был вариант спальни, выполненный с тем же купеческим шиком и размахом. По пронзительно-голубым стенам мчались яркие машины, битком набитые каким-то зверьем. Не то белки, не то зайцы, с явными признаками дебилизма, скалились, умноженные многократно. Уши, хвосты, зубы, банты. На потолке — такие же голубые обои, только с золотыми звездами. Там же — вырезанные из золотой бумаги солнце и луна. Темно-синие, прихотливо выкроенные и присобранные шторы с золотыми звездами, золотыми кистями и все той же золотой каймой, к которой у Вероники Валерьевны, видимо, было особое пристрастие. Покрывало на кровати тоже все в звездах и тесьме. Комната чисто прибрана, но Димкиных игрушек и аквариума с рыбками нигде не видно. На окне болтается такая же корзинка с цветами, как и в их спальне. Сергей подошел к шкафу и открыл его. Ни следа вещей. Скорее всего, они все-таки переехали. Он вышел из детской. Лика ходила за ним следом с расстроенным видом и, когда он тяжело сел на кухне — идти прилечь на кровать в такую спальню он просто не мог, — устроилась напротив.

— Сережа… Я тебя прошу — не расстраивайся так. В конце концов, не так все и плохо. Ну… что-то переделаем. Может быть, люстру поменяем… У них свои вкусы…

— я не понимаю только, зачем со своими вкусами они влезли ко мне домой! — взорвался Сергей. — Какого черта они это сделали?! Зачем?! И что ты хочешь сказать, что все не так плохо?! — Он вскочил и заметался по кухне. — По-моему, хуже не бывает!

Лика закрыла лицо руками. Полотенце упало, мокрые волосы рассыпались по плечам. Сергей почувствовал себя виноватым. Черт с ним, с «сюрпризом». В конце концов, она носит его ребенка. И если она будет лучше спать в этой кошмарной комнате, он согласен потерпеть.

— Тебе что, действительно это нравится? — тихо спросил он, пытаясь отнять ее руки от лица.

Но она только молчала, уворачиваясь от его настойчивых попыток. Тогда он прижал к себе ее мокрую голову и поцеловал спутанные, пахнущие шампунем волосы:

— Ну прости, ну, маленькая моя, прошу тебя, не плачь. Все будет, как ты хочешь…

— Как ты мог, ну как ты мог подумать, что мне это понравится? — Она наконец убрала руки и вперила в Сергея свои черные блестящие глаза. Слезы еще струились по ее щекам, и он поспешил поцеловать эти мокрые от слез щеки. — Нет, Сереж, правда? Я же все-таки современный человек, ведь так? Но ты пойми… — Она взяла его за руку. — Это ведь мои родители! Они хотели сделать нам подарок. У них свои представления о том, что красиво. Наверное, кучу денег вбухали в это… это… в этот дурацкий ремонт! И все только для того, чтобы нас обрадовать. Они не хотели ничего плохого!

— А что теперь мы будем делать? — Он немного успокоился и попытался трезво оценить произошедшее. — Если я сейчас начну все это срочно крушить, твои предки наверняка обидятся. А если не начну — тогда, боюсь, у меня съедет крыша. И очень быстро. Ну пойми ты, какой это для меня шок! И, черт возьми, они действительно вбухали кучу денег. И нужны еще две такие же кучи, чтобы от всего этого избавиться. Но зачем?! Я не пойму, зачем они это сделали?! Только этого мне сейчас и не хватало! — Он издал какой-то стон.

Они немного помолчали.

— Сереж, давай сегодня моим ничего не скажем, а? — Лика смотрела умоляюще. — Поживем неделю-две, чтобы думали, что нам понравилось, а потом все переделаем. Заодно и деньги появятся. Теперь ведь не нужно платить мне зарплату…

Этого только не хватало! Она собирается на свою сэкономленную зарплату переделывать то, что натворила в его квартире ее мамаша. Впрочем, теперь уже в их квартире. Сергей обреченно вздохнул:

— Давай борща поедим, что ли…

Лика засуетилась, закинула мокрые волосы на спину, стала доставать тарелки, ложки. Сергей взял у нее половник.

— Иди посушись, а то простудишься еще… Я сам накрою… Он споро и ловко накрыл на стол, подогрел борщ, разлил его по тарелкам. Вздохнул, достал из холодильника бутылку водки и плеснул в стакан. Покосился на дверь ванной — Лика все еще находилась внутри — и быстро выпил. От тарелки с борщом поднимался вкусный пар. Сергей не удержался и проглотил несколько ложек. Борщ был превосходный. «Лучше бы она ограничилась борщом», — еще раз вздохнул он.

Утро выдалось солнечное, яркое. Нина лежала, не торопясь вставать, хотя было уже не рано — стрелки часов перевалили далеко за девять. Интересно, море не успокоилось? Она умылась и сошла вниз.

— Все так же, — ответила Валентина Яковлевна на Нинин взгляд. — Штормит. Рая мне только что позвонила. Ниночка, а может вам в Ялту съездить? — неожиданно предложила она. — В санатории билеты продают в цирк. Димочке будет интересно… Я тут подумала и на свой страх и риск попросила Раю взять вам на дневное представление, на три часа. Только добираться нужно самим.

— Заодно и погуляем, — обрадовалась Нина. — Я Ялту плохо знаю — кроме набережной, нигде и не была.

— Что ты, Ниночка, — всплеснула руками Валентина Яковлевна, — это же красивейший город! Какие дома начала века! Стиль модерн в основном. Старая Ялта — это нечто особенное. Я сама в архитектуре не сильна, но модерн мне всегда нравился. Много сейчас реставрируют. И церкви есть чудные, есть, есть что посмотреть и кроме набережной. Только Димочке, я думаю, это пока не интересно. Вот если бы вы с Кирюшей когда-нибудь поехали… А детям, конечно, лучше всего на набережной — там аттракционы, карусели, яхты стоят…

— Значит, решено! — Нина обрадовалась, что день не пропадет впустую. — Мы едем в Ялту. Сейчас схожу в санаторий, заберу билеты и поедем.

— Куда поедем? — С лестницы неторопливо спускался вниз заспанный Димка. — На море?

— В Ялту поедем. В цирк.

— У-р-р-а! — заорал Димка. — У-р-р-а! Где мои чистые штаны?

В Ялте было действительно здорово. Доехали быстро и безо всяких происшествий, хотя Нина после приезда ни разу не садилась за руль. Дорога была прекрасная — совершенно ровная, с четкой разметкой, удобная для водителя. Покружив в поисках стоянки, Нина ее не нашла и поэтому припарковала машину в боковой улочке возле набережной. «Не забыть бы где, — улыбнулась она про себя, — а то потом и не найдем». Правда, отсюда до цирка было довольно далеко — почти вся знаменитая Ялтинская набережная и еще немного, но Нина с Димкой никуда не спешили — выехали они с большим запасом. Димка останавливался возле каждой яхты, а от больших морских судов его было просто не оттащить. Из-за шторма их здесь стояло множество. Шторм не только не утих, но даже усилился, и вода местами перехлестывала через парапет набережной, пугая гуляющих. Нина никогда такого раньше не видела. Небо стало заволакивать тучами, и она пожалела, что так легко одела Димку.

— Дим, тебе не холодно?

— Нет, мам, — отмахнулся от нее Димка, разглядывающий теплоход.

— Ой, Дим, смотри, волны какие!

— Никто не купается, — резонно заметил Димка, — и мы не будем.

— Мы в цирк идем. — Нина потянула сына за руку. — Или не идем?

— Идем, идем…

Но снова они прошли только несколько шагов. Наконец Нина посмотрела на часы:

— Если мы сейчас же быстро не побежим, то никуда не успеем. Ты хочешь в цирк или нет?

— Я не знаю, — сознался Димка и тяжело вздохнул. — Я в этом цирке ни разу не был…

Нине стало стыдно.

— Там совершенно замечательно! Тебе понравится, — сказала она Димке и зажала его маленькую ладошку в свою. — Пойдем скорее.

Ему действительно очень понравилось. Разгоряченный невиданным зрелищем, в антракте он ел мороженое совсем как старик Хоттабыч, и Нина едва его остановила после третьей порции.

— Мы еще пойдем в цирк? — спросил он у матери, после того как представление закончилось и они вышли на улицу.

— Конечно, пойдем. Когда захочешь. — Нина улыбнулась.

— Я уже хочу!

— Подожди немного. — Она поправила выбившуюся из шорт футболку. — Вот домой приедем — там тоже есть цирк. Настоящий цирк, еще больше этого.

— Правда? И сразу пойдем?

— Ну, не сразу. Сначала отдохнем. — От чего отдохнем?

— От отдыха отдохнем! — Она поцеловала его в макушку. Что-то показалось ей не так, как всегда, но она приписала это тому, что сейчас хотела ему сказать. — И еще. — Нина серьезно посмотрела на сына. — Мне в больничку лечь нужно, Димыч. Ненадолго. Ты с тетей Васей побудешь.

— В какую больничку? Ты что, заболела, мамочка? А почему с тетей Васей? А папочка…

— Не заболела, а… так, — перебила его Нина. — Ты не волнуйся, Димыч. — Она ободряюще ему улыбнулась. — А с тетей Васей тебе хорошо будет. Ты же знаешь. А может, вы и в цирк с ней пойдете. И в зоопарк, и еще куда-нибудь…

— А сейчас мы куда пойдем? — Димка уже все понял. Больничка его нисколько не испугала. Они с мамой иногда ходят в больничку. Ему укол делали, и он не плакал! И вообще, это когда еще будет! Тем более, что мама и не заболела. Может, ей уколов и делать не будут. А с тетей Васей они пойдут в цирк. Обязательно пойдут. Он расскажет тете Васе, как в цирке хорошо, и она с ним пойдет. И вообще, с тетей Васей интересно. Она бы еще купила ему мороженого, а мама сегодня больше не купит…

— Давай пирожков поедим, — предложил он. — Знаешь, большие такие пирожки, вкусные.

— Чебуреки? — догадалась Нина.

— Ну, все равно, — согласился Димка, — пускай чебуреки! Они съели по огромному чебуреку в маленьком кафе на набережной. Рядом были аттракционы — карусели, машинки, большая надувная прыгалка для малышни. Димка потянул ее туда. Сначала они катались вдвоем, но потом Нина почувствовала, что больше не может. Димка же был неутомим.

— Еще, мамочка! — упрашивал он ее.

И Нина сдалась. Она сидела на скамейке, и Димка каждые несколько минут подбегал к ней за денежной дотацией. «Кажется, мы никогда еще так весело не отдыхали, — подумала она, — я тоже в детстве могла кататься хоть два дня подряд». Уже начало смеркаться, и на аттракционах зажглись тысячи разноцветных лампочек. Акватория Ялтинского залива тоже была роскошно иллюминирована — горели огни набережной, рекламный неон бессчетного количества кафе и магазинов, огни на яхтах и пароходах мерцали и раскачивались по всей дуге залива, сколько хватало глаз. Нина засмотрелась на эту феерию и очнулась только тогда, когда Димка, откатавшись сразу три раза подряд на маленьких электромобилях, гордый собой донельзя плюхнулся рядом на скамейку.

— Мам, — выкрикнул он хрипло, — я знаешь, как рулил!

— Может, хватит? — спросила Нина. — Смотри, ты уже мокрый весь. — Она провела ладонью по его голове, потом залезла к нему под футболку. Так и есть — спина вся мокрая. И какая-то подозрительно горячая. — Нам еще домой ехать, — напомнила ему Нина, — и смотри, темно уже совсем. Ты есть хочешь?

— Не хочу. — Димка прижался боком, и Нина опять подумала, что он горячий. — У меня горло болит.

— Этого только не хватало! Дим, вставай сейчас же и пошли к машине.

Димка вяло сполз со скамейки, и в свете фонаря Нина увидела у него на щеках два лихорадочных красных пятна. Она коснулась губами лба — точно, температура. Да, еще возле цирка ей показалось, что он горячий! Точно! «Как я могла сразу этого не понять», — укоряла себя Нина.

Как и у многих маленьких детей, температура у Димки подскакивала мгновенно и была очень высокой. Ветер, дующий с моря, показался Нине сейчас слишком холодным и очень сильным. «Не нужно было его вчера тащить купаться, — с поздним раскаянием укоряла себя она, — вода, наверное, попала в уши. Да и сегодня — этот ветер, мороженое, карусели — все сразу».

— Лучше переулками пойдем. — Нина потянула Димку за руку. — Там хоть не так дует.

Димка сначала шел быстро, поспевая за матерью, потом стал тянуть Нину за руку, и она поняла, что нужно сбавить темп. Если он будет бежать за ней задыхаясь, будет только хуже. Она пошла, приноравливаясь к Димкиным маленьким шагам, но Димка тащился все медленнее и медленнее и наконец встал совсем.

— Я больше не могу, — просипел он и поднял на Нину глаза. Глаза были очень блестящие. Пятна на щеках, казалось, стали еще ярче.

— Димочка, миленький. — Нина села перед сыном на корточки. — Пойдем, пожалуйста! Совсем немного осталось.

— У меня голова болит, — прошептал Димка, — и горло… — и вдруг разразился кашлем, совершенно ни на что не похожим. Нина не слышала такого никогда. Это был даже не кашель, а какой-то страшный лай. Димка схватился за горло, в глазах его был ужас.

— Мам, — сдавленным голосом прохрипел он. — Мам, я задыхаюсь!

Она схватила его на руки. В переулке никого не было. Черт бы побрал этот переулок! Нужно было идти по набережной, раз уже Димка все равно заболел. Там хоть люди, и там она четко знала, куда надо повернуть. А сейчас она растерялась — может быть, они шли совсем не туда?

Димка обхватил ее руками, прижался, и она почувствовала, что паника отступает. Нужно идти. Нужно найти аптеку. Лучше всего было бы найти такси, но как назло, переулок словно вымер. Димка все сильнее повисал на ней. И зачем она надела босоножки на каблуках и узкую юбку? Будь она сейчас в джинсах и кроссовках, было бы намного легче. Она шла все медленнее, один каблук провалился в какую-то выбоину. Нина качнулась и чуть не упала. Димка снова раскашлялся своим страшным, лающим кашлем и захрипел. Она прижала его к себе изо всех сил, успокаивая:

— Солнышко мое, маленький мой… Еще чуть-чуть потерпи… Совсем чуточку… Сейчас придем.

Фары выхватили идущую качающейся походкой Нину из темноты, и раздался автомобильный сигнал. Какая-то машина затормозила сзади.

— Какие девушки! Что ж мы ходим тут одни!

Огромный, совершенно бандитского вида джип стоял посреди дороги как-то боком, перегораживая всю проезжую часть небольшой улицы.

— П-поехали покатаемся, лапуля? — предложил буквально вывалившийся из машины парень. — П-поехали добавим по коньячку!

С точки зрения Нины, эти два действия исключали друг друга. Она молча смотрела на молодого, намного моложе ее «качка», с очень короткой стрижкой, в шортах ниже колена, открывающих волосатые загорелые ноги, и в белой испачканной шелковой рубахе. Что же делать? А, все равно! Похоже, во всей Ялте, кроме этого человека, некому их подвезти. Парень разглядел наконец Димку, намертво повисшего на Нининой шее, и выдавил:

— Пардон, девушка…

Димка по-видимому захотел что-то сказать, но только снова захрипел и залаял.

— Ой, чево это с ним? — Хозяин джипа трезвел прямо на глазах. — Он чево… заболел?

— Да, пожалуйста, подвезите нас, — Нине показалось, что этот качок, напуганный Димкиным кашлем, сейчас развернется и уедет, оставив их одних на этой улице, которая ведет неизвестно куда. — Он мороженого поел, понимаете? Очень много сразу съел, понимаете? И вчера мы купались в шторм, он простудился. У него температура высокая, понимаете?

— Я тоже вчера купался. Все ништяк! — Качок протянул руку. — Вова.

— Нина.

— Мы в цирк хо… — начал было Димка и снова зашелся лаем.

Вова сорвался с места, засуетился.

— Во, блин, цирк! Сюда его давай, Нинок! — Он схватил с заднего сиденья черную кожаную куртку, расстелил ее и усадил Димку, завернув его почти с головой.

— У нас здесь машина недалеко, в переулке…

— Мама, мне дышать больно, — прохрипел Димка и заплакал, — мамочка…

Нина сама чуть не плакала. Вова, перегнувшись через спинку водительского места, качал головой.

— Какая там машина… Сдурела? Щас в больницу его бегом надо!

— В какую больницу? — Нину трясло, она все крепче прижимала к себе сына, пока Димка не завозился под курткой. — Ничего, ничего… — Она поглаживала его, и он немного успокоился. Только часто и тяжело дышал.

— Больница? Нормальная больница! Щас позвоним. Не плачь, Нинок, все путем… — бормотал Вова, разворачиваясь на узкой улице. Сильно тыкая пальцем в телефон, он набрал номер.

— Эдуарда Петровича, пожалуйста, — сказал он в трубку солидным баском и прошептал Нине: — Щас. Щас подойдет. Эдик? Але, Эдик? Это Вова. Ну, Вова… Помнишь? Ага!

Да, спасибо, зажило как на собаке… Да! Я тут с братаном одним щас приеду. Помочь надо. Не. Не огнестрел. Не знаю. Гавкает, как собака. Говорят, простудился. Да не, малой совсем. На, поговори с ним. — Он ткнул трубку Нине.

— Эдуард Петрович, — начала Нина, — простите пожалуйста, что…

— Мы к вам обращаемся, — закончил за нее невидимый Эдуард Петрович. — Сами мы не местные. Вы по существу говорите.

— Температура высокая и дышит тяжело. Кашляет очень странно. Как лает. И задыхается.

— Все понятно. Судя по всему, ложный круп. Я хирург, а вам в детскую больницу нужно. Трубочку дайте Вове, пожалуйста.

Видимо, Эдуард Петрович объяснил, куда ехать, потому что Вова вдруг резко развернулся, не обращая внимания на такие мелочи, как возмущенные сигналы других водителей и разделительный газон, засаженный цветами, и рванул в обратном направлении.

— В детскую щас поедем, — сосредоточенно объяснил он, ревя сигналом, чтобы уступили дорогу. — Щас им Эдик там типа позвонит. Золотой мужик. — Вова повернулся к Нине, что было, по ее мнению, на дороге совершенно излишним, и подмигнул Димке, рыжая голова которого виднелась из-под куртки. — Не дрейфь, братан, все путем!

Джип лихо подкатил к зданию, на крыльце которого виднелась фигура в белом халате. Нина выпрыгнула из машины, обежала кругом и открыла дверь с Димкиной стороны. Вова разговаривал на крыльце с врачом, и врач качал головой, слушая Вовин эмоциональный рассказ. Нина потянула Димку на себя, он снова закашлял-залаял. Вова подбежал.

— Давай, я его… Валера, принимай!

Врач подошел и бережно принял Димку на руки, завернув его в прихваченное с собой байковое одеяло.

— Горячий какой…

— Ну, я порулил.

Нина благодарно обернулась:

— Спасибо, Вова. Может быть… — Она раскрыла сумочку. Вова все понял и обиделся:

— Ты меня расстроить хочешь! Так хорошо время вместе провели… Жаль, ближе не познакомились. — Он ухмыльнулся во весь рот. — Выздоравливай, братан, — помахал он Димке. Димка ничего не сказал, а Нина махнула Вове рукой.

— Здесь посидите минуточку. — Доктор устроил их на кушетку. — Сейчас я сестричку из отделения позову и займемся вашим хулиганом.

Доктор вышел, а Димка завозился, запутавшись в одеяле.

— Хороший ты мой. — Нина отвернула мешавший Димке край и уложила его выше на подушку. Внезапно рука ее нащупала что-то твердое. — А это еще что? — Она раскрыла одеяло. За пояс Димкиных штанов был заткнут большой черный пистолет с глушителем. Она машинально вынула его. — Дим, ты опять… — начала она, но, присмотревшись получше, почувствовала, что больничный пол уходит у нее из-под ног. Пистолет был очень большой и какой-то странно тяжелый. Он тускло блестел у нее в руке, и вид у него был совсем не игрушечный. Она рывком запахнула на Димке одеяло и с пистолетом в руке выбежала на крыльцо. Конечно, черного джипа уже не было. Она ведь сама видела, как он уезжал! Она вернулась к сыну. Димка тяжело дышал и смотрел на нее рыжими виноватыми глазами. Нина услышала в коридоре шаги — видимо, возвращался доктор с сестрой. Она мгновенно раскрыла свою сумку и начала лихорадочно втискивать в нее пистолет. Он был слишком большой и плохо помещался. Больше всего Нина боялась надавить куда-нибудь, чтобы он не выстрелил.

Доктор, пропуская вперед пожилую медсестру, кивнул Нине.

— Давайте, снимите с него рубашечку. Сейчас мы тебя послушаем… — Чуткими пальцами он двигал по Димкиной груди стетоскоп, — и Таисия Петровна сделает укольчик. Совсем-совсем не больно!

Нина бросила Димкину футболку на сумку, из которой торчала черная рукоять. Руки у нее были мокрые.

— Ничего, ничего… Не волнуйтесь так. — Доктор ласково посмотрел на Нину. — Типичный ложный круп…

Сестра Таисия Петровна кивнула.

— Что, герой, купался? Мороженое ел? Воду холодную пил?

— Купался, — просипел Димка, — ел…

— Лечить тебя, герой, счас будем, — добродушно пропела сестра. — Ты уколов не боишься?

— Не боюсь… — хорохорился Димка, поджимаясь на кушетке.

— Счас проверим… Ну, что, Валерий Васильич, в легких чисто?

— Да вроде бы хорошо… Так, а сейчас сердечко твое послушаем… Давайте теперь наверх. Таисия Петровна, манипуляционная открыта?

Через час, когда Димка уснул и дыхание его стало ровным, Нина тихонько выскользнула из палаты. В ординаторской горел свет, и она направилась туда. Врач сидел за столом в обществе какой-то молодой привлекательной особы.

— А… Ну, как? Температуру смерили уже? — спросил он, завидев Нину.

— Смерили. Тридцать семь и четыре.

— Очень хорошо.

— Валерий Васильевич, мне нужно с вами поговорить… — Нина замялась.

— Проходите. Маш, я попозже приду, хорошо? — сказал он, выпроваживая сестричку.

— Извините, я хочу спросить, можно мне сейчас забрать его домой?

— То есть как — домой? — удивился врач.

— Понимаете, мы ушли гулять и никому не сказали. Нас, наверное, с милицией уже ищут.

— Так давайте позвоним, сообщим вашим родным, в какой больнице, в какой палате…

— Нет там телефона. — Нина чуть не плакала. Какая она дура, в самом деле! Не записать ни телефона Валентины Яковлевны, ни мобильного Кирилла…

— Да, ситуация… И как же вы поедете?

— Такси вызовем. — Нина смотрела на него умоляюще.

— Значит, так. — Врач поднялся из-за стола. — Сейчас я вам распишу, что и когда вы ему будете давать. До утра он проспит спокойно, я думаю. Компресс снимите часа через три-четыре. Если вдруг приступ повторится, немедленно обратно к нам.