Семь дней Мейер Деон
Гриссел попробовал запихнуть фотоальбом обратно, под вибратор и коробку, но у него ничего не получилось. Пришлось вытаскивать коробку, отложив альбом в сторону. На коробке он прочел: «Большой мальчик» на самый взыскательный вкус! Мультискоростной реалистичный вибратор. Настоящий герой-любовник! Он доставит вам полное удовлетворение. Проникает глубоко, дарит радость. Настоящим мужчинам далеко до этой горячей штучки! Батарейки в комплекте».
Гриссел поднял голову и увидел, что Нкхеси выжидательно смотрит на него.
– Томми, – сказал он, – мы живем в странном мире.
– Да, – ответил Нкхеси на коса, покачав головой и поправив очки.
Когда они спустились к машинам, Нкхеси попросил его расписаться за ключи от квартиры. Гриссел расписался и заметил, как Нкхеси вздохнул с облегчением. Он как будто сбросил с плеч огромный груз.
Перед тем как уехать, Гриссел вдруг вспомнил еще кое-что:
– Томми, наверное, мой вопрос покажется вам странным, но… не встречался ли вам в ходе расследования человек… он мог быть кем угодно… который упоминал о каком-то «коммунисте»?
– О коммунисте?!
Его изумление само по себе могло служить ответом.
– Ладно, Томми, не берите в голову. Просто полковник вчера обмолвился кое о чем…
Нкхеси покачал головой:
– В ходе расследования я столкнулся лишь с шайкой капиталистов…
С дороги Бенни позвонил Алексе и сказал, что едет. Ее голос показался ему рассеянным и далеким, как будто он утратил для нее значение. Сердце у него упало.
Самое печальное, что он ее не понимает, хоть и старается, и сознает, как она страдала. У нее такой огромный талант!
Три месяца назад она впервые после долгого перерыва поднялась на сцену и спела с «Ржавчиной», любительской группой, исполняющей рок и блюз. Группа называлась так не случайно, потому что в нее входили четыре обитателя пригородов, принадлежащих к так называемому среднему классу. И по возрасту их никак нельзя было назвать молодыми. У них ушло пять месяцев, чтобы счистить ржавчину с каждого в отдельности и со всех вместе и выучить несколько старых, классических номеров. Они надеялись, что их будут приглашать на свадьбы и вечеринки. Бенни несколько раз приглашал Алексу на репетиции. Она все время отказывалась, но неожиданно приехала в старый муниципальный досуговый центр в Вудстоке, где они встречались. Вначале она только сидела и слушала с каменным лицом, а они старались изо всех сил не опозориться. Все прекрасно понимали, кто такая Ксандра Барнард. И вдруг, в перерыве, она спросила:
– А вы знаете See See Rider Ма Рейни?[2]
И Винс Фортёйн, их ведущий гитарист с вытатуированным на мускулистом плече якорем и маленькими глазками, которые зажмуривались от удовольствия, когда у них все получалось как надо, ответил:
– Песня клевая, но, пожалуй, слишком уж оптимистичная для Ма!
Алекса согласилась, едва заметно улыбнувшись и кивнув. Винс и барабанщик, Яп, с длинной сивой гривой и постоянно зажатой во рту сигаретой, начали играть. Гриссел и усатый ритм-гитарист Якес Якобс прислушались и тоже вступили, сильно и красиво. Алекса взяла микрофон и повернулась к ним спиной. И запела.
Главное, он-то все время смутно надеялся, что она будет выступать с ними. Не постоянно, но, может быть, время от времени. По особым случаям. Конечно, он понимал, что слишком много хочет, и все же… Но тем вечером, стоило ей запеть, Бенни сразу понял, что им до нее далеко. Не тот класс!
Тогда Алекса подошла к микрофону в первый раз за много лет, но все сразу стало ясно и понятно. Все остальное отступило на второй план. Она ничего не утратила: ни чувства, ни мелодики, ни умения следовать их ритму и стилю… И конечно, прежним остался голос: красивый, с богатым диапазоном. И ее обаяние.
Своим участием она сразу же подняла их планку, звук, возможности. При ней и они зазвучали по-другому.
Когда она допела, они зааплодировали, и она сказала:
– Нет-нет, не надо.
А потом спросила, почти не скрывая страстного желания петь еще:
– А вы знаете Tampa Red, She’s Love Crazy?
Винс только кивнул в ответ; ее пение вдохновило его, ему и самому не терпелось сыграть.
И Алекса снова запела.
Почти час она исполняла одну песню за другой. Глаза у нее горели. Гриссел давно подозревал, что она тоскует по сцене, по зрителям, по аплодисментам, которые грохочут, как океанский прибой, потому что любовь и признание зрителей подпитывали ее талант. В минуты своего торжества она имела право на все.
И та же самая женщина вчера ночью то и дело повторяла:
– Они смотрели сквозь меня.
Что она себе вообразила? Неужели она не знает, насколько она хороша? Как ему справиться с ней, если он не в состоянии ее понять? Что он ей скажет?
И другая забота: он не может провести с ней весь день. Придется позвонить ее куратору из «Анонимных алкоголиков», миссис Эллис, директору школы. Потому что он обязан работать, сосредоточиться. Он должен переварить все, что увидел в квартире Слут. Внизу, у машины, перед тем как расписаться за ключи, он спросил у Томми:
– Кого бы вы заподозрили в первую очередь?
– Смотрителя, – ответил Нкхеси. – Его зовут Фарук Клейн. У него была возможность войти к ней; у него есть ключи от всех квартир. Он носит с собой инструменты; может быть, у него в ящике имелась и та большая и острая штука, которой можно заколоть насмерть. В квартире нашли его отпечатки, он знал, как можно без труда попасть туда. Ему она открыла бы дверь. Он считает себя красавцем. Я подумал: может быть, он решил попытать счастья с женщиной с большой… – Нкхеси показал рукой, очевидно стесняясь слова «грудь», и поспешно продолжал: – К тому же у него есть судимость. Девять лет назад его судили за хулиганство с причинением вреда здоровью. Он избил женщину, за что получил условный срок. Так что его я бы заподозрил в первую очередь. Но у него алиби – вторая жена и двое ее детей-подростков от первого брака уверяют, что он весь вечер просидел дома. Им я верю, они кажутся вполне порядочными людьми.
– А больше никого?
– Я долго проверял ее бывшего, Эгана Роха. Но он, похоже, вообще ни при чем. Во всяком случае, в тот день, когда ее убили, он был за границей. А больше никаких подозреваемых нет. Я проверил всех. Вот почему мне кажется, что найти виновного не удастся. Может быть, убийца – случайный знакомый, с которым жертва поссорилась…
Гриссел согласился с детективом-коса лишь отчасти. Ему не давали покоя несколько важных деталей. Отсутствие на руках жертвы оборонительных ран. Место, где была кровь. И третий ящик кухонного шкафчика.
Если бы Ханнеке Слут убили на пороге, у самой входной двери, если бы у нее оказались порезаны руки или на них были кровоподтеки, он бы еще согласился со случайным гостем и ссорой. Но она была взрослой, умной женщиной; более того, юристом. Если бы кто-то позвонил к ней в дверь в десять вечера, она бы сначала посмотрела в глазок. И открыла дверь только знакомому. А в квартиру впустила бы только человека, которому доверяла!
Удар нанесен спереди. Жертва стояла лицом к убийце. В трех метрах от порога. И не защищалась.
Содержимое же третьего ящика в кухонном шкафчике свидетельствовало о том, что Ханнеке Слут не очень любила готовить. Гриссел подозревал, что другой кухонной утвари, помимо той, что нашлась в ящике, у нее в хозяйстве не было. И даже если где-то хранился еще один нож, длиннее и шире остальных, все равно ничего не выходит. Убийце пришлось бы сначала бежать на кухню, выдвигать ящики и рыться в них в поисках нужного орудия. А Ханнеке Слут что – стояла все это время у входной двери и терпеливо ждала рокового удара?
По всему выходит, что орудие убийца принес с собой.
Он захватил его не случайно. Ехал к жертве с заранее обдуманным намерением.
Все это означало, что Нкхеси совершенно правильно подозревает человека, больше всего подходящего на роль преступника, – смотрителя Фарука Клейна, у которого к тому же имеется судимость. Придется еще раз проверить его алиби.
Алекса сама открыла ему дверь. Она была в домашнем халате, непричесанная… Зато трезвая.
Его охватило облегчение, смешанное с чувством вины, которое он носил в себе со вчерашнего вечера.
– Алекса, прости меня, пожалуйста. Я опозорил тебя при твоих друзьях, а потом мне пришлось срочно сорваться на работу…
Она отвернулась от него, на ее лице застыло непонятное выражение, которое он так и не смог истолковать.
Она пошла на кухню.
– Алекса… – позвал Бенни.
Она покачала головой, как будто ничего не желала слышать.
Он поплелся за ней.
На столе стояла ее кружка; стул был слегка отодвинут. Здесь она сидела, когда он приехал.
Не говоря ни слова, Алекса налила ему кофе и села за стол. Придвинула к нему молоко, сахар и коробку с ложками, обхватила руками свою кружку и опустила голову.
Бенни сел, все больше тревожась. Точно так же она выглядела, когда он увидел ее в первый раз – в этом же самом доме, в гостиной. Наутро после гибели мужа.
– Ты ни в чем не виноват, – проговорила она. Поняв, что он собирается возразить, она подняла руку, останавливая его. – У меня вот так всегда выходит… с людьми.
Он налил себе молока и насыпал сахару.
– И я, Бенни, не знаю, как остановиться.
– Алекса, ты – просто фантастика, – ответил он, и последнее слово показалось ему нелепым, вычурным. – Ты такая… у тебя есть все. Ты лучшая певица в стране; всякий раз, как я слышу в телефонной трубке твой голос, я не верю собственным ушам. Ведь я-то всего лишь обычный коп!
Алекса недоверчиво скривила губы.
– Так и есть, – сказал Бенни.
– Тебе не приходило в голову, что именно в том-то вся и беда?
– Какая беда? О чем ты?
– Ах, Бенни, беда в том, какой мир меня окружает. Ты не представляешь, что такое шоу-бизнес. Мне не хватает сил…
– Хватает, – возразил он.
– Нет, ты не понимаешь. Меня окружает столько соблазнов… Всеобщее внимание, жажда все время находиться в его центре. Даже не могу объяснить. Мой голос, мое пение… оно заурядно. Мой талант ничем не лучше любого другого и ничем не отличается от прочих способностей. Я не лучше… человека, который красил этот дом, подбирал цвета и фактуру. Он так самозабвенно трудился, столько всего знал. Его талант совершенно очевиден. Но вокруг него не толпятся восхищенные поклонники, не твердят ему с утра до ночи, что он чудо, как он изменил их жизнь, и… Бенни, лесть заманивает, в нее начинаешь верить даже против воли. А если слышишь одно и то же каждый день, на каждом выступлении, всякий раз, как высовываешь нос за дверь… Я успела забыть, что это такое. Жила спокойно до вчерашнего вечера. Мы такие эгоисты! Нас ничего не стоит обмануть. И возникает настоящая зависимость. Полная зависимость от окружающих. Я… как наркоманка. Зависимость никуда не делась. Бывало, я любила собирать вокруг себя людей, которые мне потакали, в минуты сомнения говорили именно то, что я хотела услышать. Потому что иногда мечты разбиваются о правду. И тогда я ясно понимала, что и я сама, и мой талант совершенно заурядны. А за обожание зрителей, их почитание, аплодисменты благодарить надо музыку и те чувства, которые она пробуждает. А вовсе не меня. И тогда в душе просыпался страх… Я начинала бояться, что и публика когда-ни будь это поймет.
Алекса вздохнула и ссутулилась, как будто речь отняла у нее много сил. Потом она рассеянно повертела кружку в руках.
– Вот почему я люблю собирать людей вокруг себя… Привлекать их к себе. Так я привлекла Дейва Бурмейстера, лидера моей первой группы. И Адама. А теперь я то же самое делаю с тобой. Я стремлюсь общаться с теми, кто умеет завуалировать правду. Им говоришь: я неудачница, а они отвечают: нет, Алекса, ты лучшая певица на свете. Они продолжают давать тебе наркотик в те часы, когда вокруг нет восторженных зрителей. Получается порочный круг. Моя жизнь совершенно ненормальна, она полна соблазнов и с точки зрения психологии полный кошмар. Весь мир, в котором я живу, ненормален. Он фальшивый, ненастоящий. Дымовая завеса, зеркала и ловкость рук. Однажды это понимаешь, и, когда правда доходит до тебя, в душе просыпается страх. Так я стала бояться, что меня разоблачат. Вот почему я начала пить. Когда я пьяна, мне легче верится в хорошее…
Зазвонил телефон Гриссела; он пожалел, что не может не ответить. Ему не хотелось отвлекаться – особенно сейчас.
10
– Ответь, пожалуйста, – велела Алекса, криво улыбнувшись.
Он достал телефон.
На дисплее высвечивалось: «Карла».
Он встал и вышел в столовую.
– Алло, Карла!
– Папа, Фриц хочет наколоть татушку, – без предисловий произнесла дочь осуждающим тоном старшей сестры.
– Что?
– Татуировку. На всю руку.
Бенни понял, что слушает дочь невнимательно.
– Что за татуировка?
– Да какая разница? Папа, ты представь, как он будет выглядеть в сорок лет! – Бенни подумал: наверное, дочь считает, что сорок лет – сильно преклонный возраст.
– Карла, я не… С чего он вдруг?
– С того, что начал выступать в группе Джека Пэроу, вот с чего! Я волнуюсь за него! – В голосе Карлы после развода все чаще слышались материнские нотки. Видимо, она считала своим долгом опекать непутевых отца и брата.
– Нет, я другое хотел спросить… откуда ты узнала?
– Он только что сам мне позвонил. Похвастался, что записался в тату-салон. Это так… провинциально!
– Я с ним поговорю, но сейчас мне неудобно…
– Жаль. А ты что, на работе?
– Да. И у меня довольно срочная работа.
– Ясно. Ты там не перетруждайся. Вот, решила с тобой поделиться. – Сбросив груз с плеч, Карла, видимо, успокоилась и заговорила в своем обычном тоне – весело, бодро: – Мы увидимся на той неделе?
– Позвони в выходные и скажи, в какой ресторан мы пойдем.
– Ладно. Только мальчика с татушкой не приглашай… Я люблю тебя, папа!
– Я тоже тебя люблю, – сказал он.
Весело попрощавшись, Карла отключилась, а Бенни так и застыл на месте, силясь собраться с мыслями. Машинально вернулся на кухню и остановился на пороге, как будто завис между двумя мирами. Еще не до конца опомнившись, сказал:
– Фриц хочет сделать татуировку.
Алекса Барнард одной рукой откинула от лица прядь светлых волос, запрокинула голову и вдруг громко расхохоталась. Грисселу показалось, что он расслышал в ее искреннем смехе нотки облегчения.
Белый фургон «чана» покружил по стоянке перед библиотекой в Си-Пойнте, справа от городской ратуши. Потом водитель задним ходом загнал фургон в последний бокс, напротив Вестерн-бульвара, откуда рукой подать до шоссе М6.
Радуясь неожиданному везению, снайпер заглушил мотор. Несмотря на воскресное утро, парковка оказалась совершенно пустой. В два боковых зеркала он отчетливо видел позади большую пустую площадку. За ней тянулась длинная гудроновая полоса – стоянка боулинг-клуба с несколькими машинами, но до боулинг-клуба больше шестидесяти метров. А справа от «чаны» – настоящая живая изгородь из разросшихся коровьих деревьев, отделяющих его от шоссе М6. Листья и ветви не шевелились. Ветра практически не было.
В просвет между двумя деревьями он увидел на другой стороне многополосного шоссе с разделительной полосой полицейский участок «Грин-Пойнт». Сто тридцать метров, если верить его подсчетам, которые он произвел с помощью приложения Google Earth. С его оружием и сравнительно невысоком мастерством это большое расстояние. Серьезное препятствие – высокий забор, окруживший территорию полицейского участка. Со стоянки видны лишь широкие въездные ворота, что существенно затрудняет обзор и слежение за движущейся целью. Придется ждать, когда полицейский подойдет к воротам, и нажать на спусковой крючок в тот миг, когда он остановится, чтобы открыть их…
Разумеется, движение на М6 тоже затрудняет ему задачу. Легковую машину пуля не заденет, так как пойдет гораздо выше, но вполне возможно, что он попадет в случайно проезжающий автобус или грузовик… А у него угол обзора совсем небольшой, ведь он может себе позволить лишь крошечную щель в боковой панели «чаны».
И все же другого такого удобного места ему не найти.
Он предварительно осмотрел весь район и знал, что здесь он в безопасности. И все же пульс участился, костяшки пальцев, сжимавшие руль, побелели. Он огорчился. Ему казалось, что во второй раз он будет спокойнее.
Алекса призналась Грисселу, что слышала, как он говорил Карле, будто у него срочная работа.
Лукаво улыбнувшись, она сообщила, что уже позвонила миссис Эллис, своему куратору из «Анонимных алкоголиков». Ему не нужно беспокоиться, сегодня она больше пить не будет. Он должен возвращаться на работу. Если захочет, может заехать к ней сегодня вечером, завтра или в любое время, когда он будет свободен. Если захочет, он расскажет ей о своей работе. И пусть ни в чем себя не винит.
Гриссел робко попросил ее позвонить Лизе Бекман и Антону Госену и извиниться за него.
Алекса ответила, что в извинениях нет необходимости. Они давно привыкли к тому, что рядом с ними поклонники сами не свои.
– Ну, пожалуйста! – взмолился Бенни.
– Хорошо, – кивнула Алекса. – Но только если ты сейчас же вернешься на работу.
Гриссел позвонил Мбали; они условились встретиться в уличном кафе на Гринмаркет-сквер.
Он приехал раньше и наблюдал за тем, как зулуска-детектив пробирается в толпе туристов. Кругленькая коротышка с некрасивым решительным лицом, она словно предупреждала всех окружающих: «Со мной шутки плохи!» Как всегда, на ней был черный брючный костюм в обтяжку. На плече болталась огромная черная дамская сумка, на бедре – служебный пистолет «Беретта-92FS», на груди, чтобы все видели, – карточка-удостоверение сотрудника ЮАПС. Огромные черные очки закрывают глаза. А на шее – белый шарф. Он маскирует шрамы…
Сердце у него невольно сжалось от жалости к ней. Бенни вспомнил, что Мбали его боготворит. Во всяком случае, она считала, что несколько месяцев назад он спас ей жизнь. Тогда ее тяжело ранили, а Бенни сидел рядом с ней до приезда скорой помощи и зажимал пальцами рану на шее. Мбали жалко еще и потому, что многие коллеги ее откровенно недолюбливают. Мбали привыкла высказывать все, что думает, не скрывая феминистских взглядов, не боясь говорить правду в глаза. Работала она неспешно и педантично, никаких авторитетов не признавала, а ее самоуверенность иногда просто зашкаливала. Бенни подумал: наверное, все дело в том, что ей приходится выживать в мире, населенном почти исключительно мужчинами, ведь большинство детективов – мужчины. И конечно, внешность подгадила. Если бы даже при самом скверном характере она обладала стройной фигурой, украшенной смазливым личиком, от желающих поработать с ней в паре не было бы отбоя. Никто из коллег не усомнился бы в том, что Мбали заслужила повышение, заслужила перевод в элитное управление, к «Ястребам». В каком-то смысле Бенни чувствовал свое родство с ней – наверное, потому, что сам он был алкоголиком и неудачником. Он прекрасно знал, что чувствуешь, когда над тобой смеются у тебя за спиной. А может быть, все дело в его опыте. Прослужив в полиции двадцать шесть лет, понимаешь, как редко встречаются настоящие профессионалы, на которых можно положиться. А как они выглядят – совершенно не важно…
– Здравствуйте, Бенни!
Он встал, поздоровался и стал ждать, пока Мбали сядет.
Она с тяжелым вздохом положила сумку на стоящий рядом стул. Порылась в ней, достала тонкую папку, извлекла из нее лист бумаги и положила перед ним.
– Вот, читайте! – Мбали сдвинула темные очки на лоб и, хмурясь, оглянулась в поисках официанта.
Атмосфера вокруг полицейского участка «Грин-Пойнт» оказалась спокойнее, чем ожидал снайпер. От тишины и покоя пружина напряжения, которая свернулась у него внутри, сворачивалась все туже. Сколько ему еще торчать на одном месте в фургоне с приоткрытой боковой панелью, с винтовкой в руках? Того и гляди, кто-нибудь его заметит – прохожий, пассажир машины, едущей мимо по шоссе М6… Ничего нельзя предугадать заранее, случиться может все, что угодно. Вот что самое неприятное. Он понимал, как сильно рискует. Готовясь ко второй вылазке, продумывая операцию, он все время помнил о том, что его могут засечь. Выход в том, чтобы любой ценой предусмотреть все непредвиденные обстоятельства. Он приказывал себе: «Не слишком увлекайся и не будь так уверен в себе. Не стоит их недооценивать. Не мешкай. Не рискуй».
Жаль, что уже невозможно вернуть вчерашнюю эйфорию, когда голова у него шла кругом от облегчения, удовлетворения и радости. Он перехитрил их, он ушел, он отомстил! Вчера он понимал, что все замечательно продумал, что в его плане нет ни одного слабого места. Но теперь сомнения грызли его. Сомнения и страх, что его поймают.
В ворота напротив въехал белый седан с эмблемой ЮАПС.
Больше адреналина.
Он прижал щеку к прикладу, посмотрел в оптический прицел.
От: 27 февраля, воскресенье, 6.57
Кому: [email protected]
Кас.: Капитану Бенни Грисселу
Я видел статью в воскресном «Аргусе». Можете ли вы соблюсти правосудие (Притч., 21: 15)? Или вы тоже предпочитаете не ссориться с коммунистами? Надеюсь, что нет, потому что тогда мне придется прибегнуть к крайним мерам.
Вчера я подстрелил полицейского в Клермонте. Сего дня будет еще один. Каждый день, пока вы не призовете убийцу к ответу.
Вы знаете, кто он».
Гриссел поднял голову. По словам Мбали, генерал Африка сегодня утром переслал сообщение стрелка им обоим, и она принесла Грисселу распечатку.
Он поблагодарил Мбали и спросил, удалось ли ей что-нибудь выяснить в Клермонте.
Она принялась рассказывать – медленно, размеренно, разгибая пухлые пальцы. Ее лицо сморщилось от досады.
Во-первых: никаких очевидцев. Никто не слышал выстрела и не видел ничего странного. Во-вторых: пуля, попавшая в колено констебля Брендона Апреля, разлетелась на мелкие осколки. В-третьих, характер раны не позволяет рассчитать траекторию выстрела. Определить, где именно сидел снайпер, пока не удалось.
– Если принять во внимание все места, откуда видна стоянка во дворе полицейского участка, стрелять могли и от школы или из многоквартирного дома, но тогда снайперу пришлось бы войти в подъезд или подняться на крышу. Посторонним в тот дом пройти никак невозможно – только если взломать замок, а следов взлома не обнаружили. Так что пока никаких результатов.
Подошел официант, остановился рядом с ней, и Мбали сурово приказала:
– Кока-колу, но лед принесите отдельно, а не напихивайте полстакана.
Официант, удивленно подняв брови, покосился на Гриссела. Тот жестом показал, что ничего заказывать не будет. Официант ушел.
– Итак, у нас нет места преступления в обычном смысле слова, – подытожила Мбали. – А сегодня он снова собирается стрелять.
Подполковник Беван Длодло ухватился за алюминиевую ручку и рывком распахнул дверь полицейского участка «Грин-Пойнт».
В тот же миг стекло перед ним с мощным хлопком взорвалось.
Его передернуло от страха, осколок впился ему в лоб. Он слышал крики, звон стекла. Осколки градом посыпались на цементный пол. Инстинкт приказывал пригнуться, убежать, убраться подальше от двери. Рука потянулась к табельному пистолету в набедренной кобуре.
Прижавшись спиной к стене, сжимая в руке пистолет, подполковник присел на корточки. Он не сводил взгляда с двери. Ему хотелось крикнуть тем, кто внутри, выяснить, что происходит. По лбу потекла теплая струйка крови. Вдруг что-то ударило его в лодыжку, да так сильно, что он завалился на левый бок.
Опустив голову, он с изумлением увидел, что синяя форменная брючина превратилась в лохмотья. Сквозь них сочилась кровь и медленно растекалась лужей на полу.
Подполковник посмотрел на парковку напротив. Там никого не было.
Он оглядел улицу. Никого!
Только тогда он ощутил невероятную боль.
11
Держа перед собой раскрытую папку, Мбали постучала пальцем по письмам и сказала:
– Не понимаю я его. Может, я что-то упускаю, может, недостаток образования?
– Нет. – Гриссел покачал головой. – Я тоже его не понимаю. Вчера ночью я думал, что он… хочет закосить под психа. В общем, если не слишком внимательно читать его послания, в самом деле кажется, что у него не все дома. Но психи, как правило, ограничиваются одними угрозами, наш же стрелок в самом деле ранит людей… С таким я еще не сталкивался. Вот, взгляните на письмо от 6 февраля. «У вас три недели на то, чтобы арестовать убийцу Ханнеке Слут». Значит, он все спланировал заранее. Подготовился. Он не псих. Или… если псих, то не совсем обычный.
Мбали кивнула в знак согласия и спросила:
– По-вашему, он знал Слут лично?
Интересный вопрос, над ним Бенни тоже ломал голову вчера ночью. Он медленно покачал головой:
– Не знаю. Возможно. С другой стороны, если бы он был близко знаком с ней, то наверняка понимал, что рано или поздно сам факт знакомства наведет нас на его след. Так что… сомневаюсь.
– Конечно, если он не псих.
– Да.
– Никаких подозреваемых. – Мбали не спрашивала, она утверждала.
– Да.
– Никаких коммунистов?
– Мне кажется, он вряд ли имеет в виду настоящего коммуниста. Это… – Гриссел замялся, вспоминая подходящее слово.
– Метафора?
Он не совсем понял, что имела в виду Мбали. Она это заметила.
– Он как будто говорит иносказаниями или преувеличивает. А если под «коммунистами» он имеет в виду чернокожих?
– Что-то вроде того. Может быть, ему не хочется, чтобы его сочли расистом.
– Зато против того, чтобы его считали помешанным на религии, он как будто не возражает.
– Да.
– Итак, есть у нас чернокожие подозреваемые?
– Есть только один цветной. Смотритель…
Мбали захлопнула лежащую перед ней папку, сунула к себе в сумку.
– Перешлю его письма Илзе Броди в Управление криминалистической психологии… но, Бенни, что еще? Может, я что-то упускаю? Что бы на моем месте предприняли вы?
– Тут особо нечего предпринимать…
Увидев ее расстроенное лицо, Гриссел понял, что она надеялась на большее. Подумав, он спросил:
– Никто не слышал выстрела? Даже сам констебль?
– Нет, никто.
– Значит, он наверняка стрелял издали. Вероятнее всего, у него винтовка с оптическим прицелом. И глушитель. Надо бы копнуть с этой стороны. Все-таки глушители есть не у многих, не думаю, что их можно купить в магазине… Вы знаете де Виллирса с оружейного склада?
– Нет.
– Если у меня возникают вопросы по оружию, я обращаюсь именно к нему. Он человек скромный и тихий, но об оружии и боеприпасах знает все. Вот что предпринял бы я… Поговорите с де Виллирсом. – Вспомнив, что сегодня воскресенье, Гриссел добавил: – Он живет в Ботасиге. Наверное, его телефон есть в справочнике.
– Спасибо, Бенни! – Мбали встала и взяла сумку. – Как вы думаете, почему дело поручили мне?
Он нахмурился:
– Что вы имеете в виду?
– Я совсем новичок в отделе ППГ, к тому же вернулась только в пятницу. Даже вещи еще не все распаковала…
– Знаете, как оно всегда бывает – остальные заняты по горло…
Ему хотелось добавить, что ее «бросили» на трудное дело потому, что она хороший работник, но Мбали вдруг помрачнела и покачала головой:
– Все равно не понимаю…
Потом зазвонил ее мобильник, и она долго искала его в недрах своей огромной сумки. Наконец она нашла трубку и ответила.
Разговор оказался коротким. Она лишь несколько раз что-то буркнула в знак согласия, а потом сказала:
– Еду. – Обернувшись к Грисселу, Мбали уныло пояснила: – Он подстрелил еще одного, подполковника, в Грин-Пойнте.
Гриссел поехал в Бо-Кап, к дому смотрителя Фарука Клейна на Брайант-стрит. Ехать было недалеко, всего четыре квартала. Мысли разбегались в разные стороны. Ему хотелось обдумать предстоящий разговор со смотрителем, но ему не давали покоя последние слова Мбали. И очень тревожила строчка из последнего письма стрелка. «Вы знаете, кто он». Тем более что последнее письмо было адресовано лично ему.
В своем первом сообщении стрелок писал: «Вы прекрасно знаете, кто убил Ханнеке Слут». В одном из других: «Вам известно, за что ее убили». Если не считать вариаций с одним или несколькими коммунистами и бесконечными цитатами из Священного Писания – еще одна повторяющаяся тема.
Он подробно изучил материалы дела, побывал на месте преступления, он знал столько, что готов был заявить: «Какая-то бессмыслица! И ни одного подозреваемого…»
Мбали сказала: «Если он не псих». Гриссел мог бы добавить: «Может быть, он еще больше псих, чем мы думаем». В обычных условиях он не обратил бы на такие письма внимания. Мало ли чокнутых пишут в полицию?
Винтовка, оптический прицел и глушитель – вот в чем беда. Настоящий сумасшедший не в состоянии раздобыть и то, и другое, и третье, потом произвести выстрел с дальнего расстояния и выйти сухим из воды. И еще последнее письмо: в нем чувствовались новые нотки. Самодовольство, сознание собственной силы. «Надеюсь, что нет, потому что тогда мне придется прибегнуть к крайним мерам». Этот человек вынудил ЮАПС повторно рассмотреть дело, шантажист, которого следует воспринимать всерьез. Вот в чем проблема. Гриссел все больше злился. Он по-прежнему слишком мало знает. Обо всем.
С большим трудом Грисселу удалось втиснуть машину на противоположной стороне Блум-стрит, возле начальной школы Святого Павла. Возвращаться к нужному дому пришлось пешком. Он шагал мимо ярко раскрашенных домиков. На крылечках сидели цветные, все провожали его настороженными взглядами. Гриссел снова вспомнил Мбали. Перед самым уходом из уличного кафе она вдруг сказала:
– Бенни, спасибо, что не спрашиваете насчет Амстердама.
Он и не подозревал, что несгибаемая Мбали Калени такая хрупкая и ранимая. И вид у нее был совсем подавленный.
Он невольно задумался: что же с ней такое приключилось в Голландии?
Клейн жил в доме ленточной застройки. Желтые стены, белые колонны, большое дерево, занимавшее почти весь крошечный палисадник. Не успел Гриссел толкнуть красную калитку, как зазвонил его мобильник.
Он остановился, увидел на дисплее незнакомый номер и просто ответил:
– Да.
– Привет, Бенни, это Вон. Ты где?
Капитан Вон Купидон.
– Вон, я еще в городе.
– Я все жду твоего звонка.
Читать бесплатно другие книги:
