Последняя жертва Розы Ветров Ефремова Наталья
Стив меня опередил:
– Ладно, Селена. Мне нужно еще кое-что сделать, а ты давай одевайся потеплее, если действительно намерена выйти на улицу. Что-то мне не нравится погода! Может, тебе не стоит идти на пристань? Полежала бы денек в кровати, как раз до моего возвращения. И мне было бы спокойнее знать, что ты не забрела в какой-нибудь очередной волшебный уголок этого старого дома.
Господи, как же все-таки хорошо, что Стив такой! Мигом сменит тему, если видит, что продолжать уже нельзя, мигом разрядит обстановку, когда это нужно больше всего.
Однако и накалить ее он тоже вполне способен.
– Нет, я выйду тебя проводить. Только надену куртку.
– И шарф!
Стив грозно нахмурился, и я улыбнулась, несмотря на смятение, царившее в душе.
– И шарф, – покорно повторила я. – Я не заболею, не беспокойся.
– Я не умею о тебе не беспокоиться, Спящая красавица. При всем твоем характере, патологической сдержанности и отсутствии чисто женского и вполне объяснимого любопытства ты умудряешься с завидной периодичностью попадать в какую-нибудь переделку. Что за редкий и отнюдь не завидный талант?
– Стив, перестань!
– Хорошо. Ты не обиделась на меня?
– Нет, не обиделась, – честно ответила я. – Только не делай так больше.
– Хотел бы пообещать.
– Пообещай.
– Не могу.
Мое сердце вновь заныло, но, увидев, что Стив улыбается своей обычной хитрющей улыбкой, я приняла его правила игры и сделала вид, что вынуждена со всем смириться.
Мы поднялись на второй этаж и разошлись по своим комнатам одеться, к счастью, не встретив по дороге Ричарда.
Я пока еще не была готова посмотреть ему в глаза.
Накинув куртку и плотно обмотав вокруг шеи теплый шарф, я спустилась вниз. Из кухни доносились громкие голоса, и я, уже неплохо ориентируясь в коридорах, направилась туда.
Похоже, Келлеры ссорились.
Сам по себе этот факт был поразительным, у меня даже промелькнула мысль, что на остров кто-то приехал, настолько трудно было представить, чтобы тихая и робкая Мария кричала на своего мужа, но, прислушавшись, я убедилась в том, что женский голос принадлежал именно ей. Я не хотела вновь становиться тайной свидетельницей чужих споров и вошла в кухню, где меня окутал теплый ванильный аромат.
– Прекрати, я тебе говорю, – брюзжал Гордон, склонившись над дорожной сумкой, куда он укладывал какие-то свертки. – Бабьи домыслы и бабья же дурь, вот что это такое!
– Бог тебе судья, но добром это не кончится. Не кончится, помяни мое слово! Она не простит, и в долине появится еще один серый камень. Ты думаешь, хозяин переживет это? Он не сможет еще раз…
Услышав мои шаги, Мария обернулась, и я успела уловить, как принужденная улыбка стирает с лица старушки панику и гасит отблески слез в морщинках у глаз.
– Простите, что помешала.
Гордон выпрямился, забросил сумку на плечо и без слов прошествовал к выходу.
– Вы вовсе не помешали, мисс Селена, мы уже собирались выходить, – Мария сняла со спинки стула плащ, суетливо пробежалась по кухне, проверяя одной ей известные мелочи, и подошла ко мне. – Я смотрю, вы тоже собираетесь на пристань. Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, намного лучше. Но мне неловко от того, что я прервала ваш разговор с мистером Келлером.
– Ничего, мисс, не беспокойтесь. Гордон забыл у нас в комнате счета, ему все равно нужно было туда вернуться. А мистер Логан с братом, должно быть, уже внизу, у катера. Я слышала их голоса во дворе.
– Спасибо, Мария, тогда я выйду к ним.
– Если вы позволите, мисс, я присоединюсь к вам. А Гордон нас догонит.
Пока мы с Марией спускались к причалу, я думала об их перепалке с Гордоном. Мне почему-то казалось, что их разговор каким-то образом касался меня, но спросить об этом было невежливо.
А ведь подслушивание становится моей дурной привычкой! Папа бы точно меня за это не похвалил.
Когда Мария повернула в сторону от берега, я ее окликнула:
– Миссис Келлер, куда мы идем?
– На новый причал, мисс, – старушка остановилась и показала куда-то вправо. – Раньше катер подходил вон туда, но после шторма на прошлое Рождество мостки совсем разрушились и пользоваться этим причалом стало небезопасно, особенно в ветреную погоду.
Я посмотрела в сторону небольшой бухточки, которую мы миновали, и заметила остатки деревянного мостика и обломанные доски, скрывающиеся под водой. С одной стороны к старому причалу еще можно было подойти на судне, но, судя по торчащим из воды кольям, это было весьма рискованно.
– Иногда Гордон пришвартовывается здесь, – продолжала рассказывать Мария, – но даже в штиль я схожу с ума от страха. Ругаю его, но он меня не слушает. Куда там…
– А старый причал можно починить?
– Было бы неплохо, мисс. Это хорошее место. Бухту видно из дома. Мне с моими ногами уже не так-то просто добираться до нового причала… Но Гордон почти все время занят, да и одному ему не справиться, нужно приглашать мастеров с материка, а ведь к нам не очень-то и едут, – она тяжко вздохнула и умолкла.
Вскоре мы спустились к воде.
Братья стояли рядом и молчали. Мне показалось, они чувствуют взаимную неловкость, так же как и я сама по отношению к каждому из них.
Ричард неотрывно смотрел вдаль, скрестив на груди руки.
Стив, похоже, нервничал. Он переминался с ноги на ногу, низко опустив голову, и то и дело ерошил волосы. Увидев меня, он оживился:
– А вот и ты! Смотри-ка, даже румянец появился! Какая же ты все-таки хорошенькая, Спящая красавица!
– Стив! – я смущенно покосилась на Ричарда, но тот никак не отреагировал, даже не пошевелился.
– Ладно-ладно, ну прости меня, – примирительно протянул Стив, шагая ко мне. – Ну что ж, не скучай, я вернусь завтра, обещаю.
– Мы будем ждать, – эти, в общем-то, самые обычные слова вырвались у меня против воли, и я тут же о них пожалела: Стиву явно не понравилось это двусмысленное «мы», но он сдержался и ничего не ответил. Однако я успела заметить, как он поджал губы и глубоко вдохнул, подавляя вспышку гневной ревности.
Я переводила взгляд с Ричарда на Стива, не в силах понять, с которым из братьев мне легче.
Откуда-то сверху посыпались мелкие камешки, а минуту спустя из-за скалистого выступа показался Гордон. Как раз вовремя, потому что никто из нас четверых не знал, что сказать.
Пропустив Келлеров к катеру, Стив обнял меня и повернулся к Ричарду, который все так же молча стоял в стороне.
– До завтра, Ричард.
– До свидания, Стивен, – Ричард пожал протянутую руку брата. – Удачи тебе. Возвращайся. И будь осторожнее.
– Не беспокойся, я буду вовремя. Позаботься о Селене. Думаю, длительные прогулки по дому и окрестностям лучше пока отложить, – он подмигнул мне и ступил на причал.
Гордон подсадил Марию, и, устроившись на сиденье, она помахала мне рукой. Рев мотора смешался с шумом волн, бьющихся о скалы.
Хмурое небо падало в океан, и ветер заметно усиливался.
Обхватив себя руками, я смотрела, как катер уходит все дальше от берега, вся во власти мучительных сомнений в правильности решения остаться. Минуту назад у меня еще был шанс уехать, но я его не использовала, и теперь мне оставалось только провожать глазами удаляющееся судно.
Взглянув на Стива, я заметила, что он уже не улыбается. Одними губами он проговорил: «Прости меня», и я кивнула ему в ответ.
Ричард, прищурившись, смотрел на далекую полосу горизонта, которая едва угадывалась за пеленой соленых брызг.
– Вам больно? – обернувшись, он увидел, как я поморщилась, поднимая руку, чтобы помахать Стиву и Марии в последний раз.
– Да, немного.
– Пойдемте в дом. Я бы не хотел, чтобы вы простыли в довершение всего. Кажется, начинается шторм.
Разумеется, он не хотел бы, чтобы я заболела, ведь тогда ему поневоле придется покинуть тихий склеп своего кабинета и общаться со мной, ведь больше ухаживать за больной на острове некому.
Я споткнулась и, почувствовав, как Ричард подхватил меня под руку, не давая упасть, устыдилась своих невесть откуда взявшихся недобрых мыслей. Даже если хозяин острова и не прочел их (Боже, неужели я все-таки в это верю?), с моей стороны было низко и неблагодарно так думать. Как бы он ко мне ни относился, он был вежлив и предупредителен со мной. Пусть обстоятельства и вынуждали его оказывать мне гостеприимство, к которому он не был расположен, он ничем этого не выказывал. И я не имела права быть неблагодарной.
Он спас меня от гибели.
И несмотря ни на что нравился мне.
Да или нет?
Когда за нами тяжело закрылась обшитая коваными пластинами парадная дверь, до меня как будто впервые дошла мысль, ввергнувшая мою душу в полное смятение: что же я наделала! Добровольно осталась на острове с человеком, чье необъяснимое поведение, таинственное молчание и способность неожиданно появляться рядом в самые острые моменты терзали меня сильнее физической боли и перспективы встречи с тенями и призраками, в существовании которых я имела несчастье неоднократно убедиться за прошедшие два дня.
Я все-таки осталась.
– Селена, я могу предложить вам чай? Мария испекла бисквиты. Думаю, они еще теплые.
Так вот чем так волшебно пахло на кухне!
При мысли о еде у меня тут же заурчало в желудке, и, смутившись, я только кивнула в ответ, надеясь, что Ричард ничего не заметил.
– Вы не будете возражать, если мы выпьем чаю в оранжерее? Сейчас там особенно хорошо: цветут осенние сорта роз. Наверняка Стивен вчера показывал их вам. А сегодня утром я видел, как Гордон вносит в дом хризантемы из сада.
– Да, мы заходили сюда, но не успели осмотреть все, – ответила я и вошла вслед за Ричардом в оранжерею, обратив внимание на то, что в беседке уже накрыт стол.
Выходит, приглашение Ричарда не было спонтанным? При этой мысли у меня в груди разлилось волнующее тепло.
– В таком случае, я надеюсь, ваше ожидание будет скрашено приятной прогулкой, – произнес Ричард, распахивая передо мной двери второго зала оранжереи. – Мне придется ненадолго оставить вас.
– Я могу вам помочь? – спохватилась я, когда он уже был в дверях.
– Я был бы рад, но в другой раз.
Благоухание цветов, по-осеннему горьковатое, дурманило голову и заставляло мысли путаться. А может, причина крылась в другом: я думала о Ричарде, и от этого, а вовсе не от сладкого запаха, кружилась голова.
Побродив среди хризантем и бархатцев, я вернулась в беседку. Почти одновременно со мной сюда вошел и Ричард с подносом в руках.
– Стивен рассказал мне о вчерашнем несчастном случае, – заговорил он, когда чай был разлит по чашкам. – Надеюсь, это не повлияло на ваше впечатление о цветнике?
– Нет, нисколько, – я приняла из его рук тарелку с бисквитом, политым клубничным вареньем. – Я чувствую себя здесь, как в летнем саду.
– Я рад. И согласен с вами – в оранжерее удивительно уютно и свежо, особенно в ненастье: когда за окном льет дождь и штормит, внутри словно светит солнце. Скажите, что же вчера вас так напугало?
– Скорее, это я напугала Стива и мистера Келлера.
Ричард внимательно слушал мой рассказ о том, как порезался Гордон, время от времени хмурясь, а когда история подошла к завершению, неожиданно спросил:
– Вы видели, как сдвинулась стремянка?
– Что? – до меня не сразу дошел смысл его вопроса.
– Вы сказали, что стремянка поехала, отчего Гордон пошатнулся и порезался. Вам показалось или вы на самом деле это видели?
От такого напора я растерялась.
– Да или нет?
– Я не уверена. Возможно, мне только показалось, ведь мгновение спустя я потеряла сознание. Да, скорее всего, это лишь плод моего воображения.
Губы Ричарда сжались в тонкую полосу. Он никак не прокомментировал мое заверение, но я заметила, как при этом в его глазах появилось какое-то отстраненное выражение.
– Вы действительно так чутко реагируете на вид чужой крови?
– К сожалению, – призналась я. – Это обнаружилось еще в детстве. Был выходной, кажется, воскресенье. В тот день к нам заглянула соседка угостить нас вишневым пирогом. Мы сидели с ней на качелях, когда папа порезался, подравнивая живую изгородь. Скользнувший по ветке шиповника секатор распорол ему ладонь. Я помню, как миссис Филд металась между папой, зажимающим рану, и мною, упавшей на траву. Я быстро пришла в себя, но не понимала, что со мной и не могла даже посмотреть на папину руку – меня тут же начинало мутить. И миссис Филд потом говорила, что очень растерялась, не зная, кому первому оказывать помощь, мне с моим обмороком или моему отцу с глубокой кровоточащей раной.
– А после подобные случаи были?
– Только один раз, когда я училась в университете. Моя соседка по комнате вешала занавески и, упав с подоконника, поранила висок. Больше это не повторялось, но папа очень переживал и даже боялся надолго оставлять меня одну.
Заметив, как Ричард сочувственно кивает головой, я вдруг сообразила, что слишком много говорю. Но мне было так легко и так приятно говорить с ним! О чем угодно, лишь бы он слушал меня, как сейчас.
– Вы были очень близки с вашим отцом?
– Да. Он был мне больше, чем отец. Он был моим другом, моим домом, моей реальностью. А теперь… теперь я никак не могу понять, что мне делать и как жить дальше. Потому что просто не представляю, как это – быть без папы. Я не умею этого! Хожу на работу, возвращаюсь с работы… Как будто не живу, а существую. Я все потеряла: ориентиры, смысл… не знаю, как объяснить.
Ричард молчал, давая мне выговориться. И я была благодарна ему за это.
– Раньше жизнь была абсолютно другой. У меня был свой маленький мир, наш с папой, один на двоих. Он был полон важных мелочей, необходимых мне как воздух. Сейчас, вспоминая о них, я понимаю, что именно они были моей опорой, они дарили мне целостное восприятие мира. А теперь ничего этого нет.
Я помолчала, вертя в руках пустую чашку.
– У нас с папой было много семейных традиций. Для кого-то они могут показаться обыденными, простыми, но для меня все было преисполнено глубокого смысла: пятничное посещение небольшого ресторанчика в деловой части Портленда, о котором я уже говорила вам, – Ричард коротко кивнул, – или ежедневный вечерний чай на веранде, когда папа не был в отъезде. Он сам заваривал травы, и мне так ни разу и не удалось повторить его рецепт… По субботам мы всегда печем… пекли непременный яблочный пирог с корицей. В первое воскресенье июня выезжали на пикник на побережье. Оказывается, столько всего было, а теперь всего этого нет.
Машинально подобрав листик плюща, я крутила его между пальцами, погрузившись в воспоминания. Когда листик, выскользнув, упал на каменный пол, я сообразила, что все это время Ричард сидел рядом и терпеливо ждал.
Я улыбнулась ему:
– Ваша оранжерея напоминает мне наш сад. Мы любили проводить там время в хорошую погоду. Папа установил качели под вишнями, и я читала рядом с ним, пока он ухаживал за цветами. А когда шел дождь, мы играли в шахматы на веранде.
– Вы играете в шахматы? – с легким удивлением спросил Ричард.
– Немного. Меня научил папа. Но, боюсь, прекрасно оценивая мои способности, он играл со мной не столько ради победы, сколько ради общения. Можно играть и с компьютером, но во время игры с ним ведь не поговоришь.
– Да, вы правы. Но я перебил вас. Продолжайте.
– О чем продолжать?
– Вы говорили, что ваш отец любил цветы.
– Очень любил! Он проводил в саду все свободное время, чаще по воскресеньям. Говорил, что это занятие умиротворяет и приводит в порядок мысли, а цветы очищают душу.
– Он был глубоко прав, – тихо согласился Ричард. – Цветы действительно очищают душу.
Он встал и сорвал с ветки лиловую гроздь. Чем-то она походила на сирень, но цветки были крупнее и прозрачнее. Приблизившись, Ричард присел и, взяв мою руку, положил цветок мне на ладонь.
– Поразительно, – медленно проговорил он, расправляя нежные лепестки, – но когда я смотрю на цветы, я думаю о том же.
Его прикосновения прожигали мне кожу, в то время как лепестки холодили ее, и от этого по телу бежали мурашки. Мое сердце замерло, и я перестала дышать. Всколыхнувшаяся горечь и тоска по папе постепенно тускнели в потоке новых ощущений, расплывались, уходя на второй план. Я видела только свою ладонь в руке у Ричарда, и дрожь тончайших лиловых лепестков.
Что со мной?
– Простите меня, – я резко встала, отчего лиловая гроздь упала Ричарду на колени. – Мне… я, пожалуй, поднимусь к себе.
Хозяин дома поднял цветок и выпрямился.
– Вам плохо?
– Нет, но я лучше пойду.
– Я провожу вас.
– Не нужно, – я не знала, куда деть руки, поэтому просто спрятала их в складках платья.
– Вы спуститесь к ужину?
– К ужину? – не сразу сообразила я.
– Да. Сегодня он будет позже обычного, но если вы хотите…
– Нет, спасибо. Думаю, мне лучше прилечь.
– Хорошо, – легко согласился Ричард.
Когда я поднималась по лестнице, он окликнул меня:
– Спокойной ночи, Селена!
– Спокойной ночи!
Оказавшись у себя в комнате, я перевела дыхание и принялась медленно раздеваться.
Почему я так себя повела? Ричард дал мне цветок, и только. Но собственная реакция на его поступок ошеломила меня. И вообще все его поведение в оранжерее, то, как он слушал меня, как говорил со мной, обескураживали. Мне было непонятно, как Ричард может быть таким, когда на самом деле еле терпит мое присутствие в своем доме?
Я подошла к окну. Шум волн за окном стал намного тише после того, как я задернула плотную портьеру, закрывающую балконную дверь.
А тогда на балконе… чем можно объяснить его поведение? И в кабинете… Я ведь слышала, как он отчитывал Стива за то, что тот привез меня сюда! Ричард не желал видеть меня на острове, и вот теперь этот цветок…
От подобных мыслей можно просто сойти с ума!
Я прижалась лбом к холодному стеклу. Наверное, проще не думать обо всем этом. Не думать о призраках, странных поступках Ричарда, боли в теле…
Просто быть. Быть здесь и сейчас.
Мне вдруг как никогда захотелось увидеть Стива. Несмотря на определенные сложности, с ним мне было легко, и этой легкости и прозрачности отношений, их ясного понимания, по крайней мере, с моей стороны, мне очень недоставало в настоящий момент.
Я взглянула на часы.
Должно быть, Стив сейчас на полпути к дому. Хорошо бы все его дела решились как можно быстрее, и он вернулся пораньше.
А что дальше? Вряд ли все будет так легко и просто, как мне сейчас представлялось. Однажды я уже отказала ему, и после этого многое изменилось. Нам стало непросто, но Стив принял это. Или сделал вид, что принял.
Конечно, я не обнадеживала себя мыслью, что он быстро смирится и разлюбит меня, подчинившись одному только здравому смыслу. Кому такое под силу? Кто сможет принудить себя не испытывать чувства, будь то ненависть, страх или любовь? Это насилие и жестокость, прежде всего, по отношению к своей человеческой природе. Да, можно приложить усилие для того, чтобы не показывать, не проявлять эмоций, но от одного этого не перестанешь их испытывать, и кто знает, не хуже ли так: травить себя изнутри и мучиться.
Не совершила ли я тогда непростительную ошибку, перечеркнув нашу возможную жизнь со Стивом? Не знаю. До сих пор не уверена. Зато абсолютно уверена в другом: я не хочу его потерять. С самого первого дня мне просто невыносима была мысль о том, что я могу лишиться такого друга, как он.
И надо же – однажды это почти случилось.
В тот день, а точнее вечер, мы возвращались из театра, куда с гастролями приехала труппа из Лондона. Стив пригласил меня на постановку «Женитьбы Фигаро» Бомарше, и, проезжая в сумерках по сонному пригороду к моему дому, мы без конца смеялись: Логан беззлобно передразнивал актера, исполнявшего главную роль, потешаясь над его британским акцентом.
Спектакль был великолепен, Стив – забавен до колик. Я давно так не веселилась, мне даже пришлось вынуть из сумочки зеркальце: на глаза от смеха то и дело наворачивались слезы. Уже стоя на веранде, я продолжала вытирать платком щеки.
– Стив, ты прелесть! Спасибо тебе за такой чудесный вечер. Я хочу еще раз посмотреть спектакль, с папой. Надеюсь, англичане побудут здесь еще недельку.
– Думаю, да. Если хочешь, завтра я уточню, когда заканчиваются гастроли, и позвоню тебе.
– Да, спасибо. Еще не забудь, ты обещал мне позвонить, когда вернешься из Бостона.
– Обязательно. Спокойной ночи! Нет, подожди, – Стив неожиданно поймал меня за руку, прежде чем я успела открыть дверь, и преградил мне путь в дом.
– Что такое?
Он помялся, словно сам удивился своему порыву и теперь не знал, что сказать.
– Селена, пойдем куда-нибудь, а?
– Куда пойдем? – удивилась я. – Ты что? Посмотри, который час. Давай завтра, хорошо? Ведь впереди два выходных, обязательно пойдем, куда скажешь. Только не сейчас, а то папа может забеспокоиться, ведь уже поздно. Сам подумай…
– Я подумал, и ты не представляешь, насколько серьезно. Пожалуйста, Селена, я очень тебя прошу, задержись еще на несколько минут. Мне нужно с тобой поговорить.
– А это не может подождать до завтра?
– Нет.
Лицо Логана, застывшее напряженной маской, еще несколько минут назад светившееся искренней радостью и озорством, привело меня в недоумение. Ему на смену пришло тревожное предчувствие, не осознанное до конца, неуловимое, словно пушистые цветочные зонтики, летающие вокруг и опускающиеся на траву.
Настроение у моего друга всегда менялось, как погода на побережье, и я давно привыкла к внезапным переходам от проявлений восторга к приступам меланхолии. Но в этот раз причина была, очевидно, настолько серьезной, что я забеспокоилась:
– Что с тобой, Стив? Что-то случилось? У тебя на работе? Почему ты раньше ничего не сказал?
Логан взял меня под руку и решительно потащил за дом.
– Не торопись так, пожалуйста. Куда мы идем? Я ничего не понимаю!
Он словно не слышал меня.
– Постой!
Стив резко затормозил, и я со всего размаха налетела ему на плечо. Он перехватил меня почти в падении и крепко прижал к себе.
– Ты какой-то странный. Объясни, что случилось?
Я не без усилия высвободилась, поправила платье и огляделась.
Мы пришли на берег небольшого искусственного пруда, куда в летнее время выпускали рыбок. На берегу, по краю асфальтированной дорожки, окаймлявшей почти правильный круг водной глади, белели высокие резные спинки скамеек. Возле одной из них Стив споткнулся и зашипел сквозь зубы, потирая ушибленную ногу.
– Может быть, присядем? – спросила я и после согласного кивка опустилась на деревянное сиденье. – Очень больно?
Он отрицательно помотал головой и шумно выдохнул.
Вокруг не было ни души. Несмотря на ясную августовскую ночь и недавнее полнолуние, жители близлежащих домов предпочли домашний уют свежему воздуху, напоенному запахами поздних цветов и трав, начинающих увядать.
Еще совсем немного, и сюда придет долгая осень.
В воде изредка раздавался всплеск: это резвились рыбки и другие обитатели пруда.
– Здесь так хорошо сегодня. Водой пахнет, – проговорила я, поворачиваясь к своему спутнику. – Скоро придут холода, и мне так грустно от этого всякий раз… Мне не хватает тепла, этого ароматного воздуха…
– А мне не хватает тебя.
Голос Стива звучал как-то надтреснуто, словно его пересыпали песком, и я замерла, предчувствуя беду.
– Мне не хватает тебя, Селена. Зимой, весной, днем, ночью, даже сейчас, когда ты вроде бы рядом, но мне тебя недостаточно. В том состоянии, в том… кто ты для меня сейчас…
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Что с тобой?
– Я люблю тебя, вот что со мной, – Стив взял мои руки, и я поняла, что дрожь в пальцах скрыть не удастся. – Неужели это совершенно незаметно? Странно, я думал, ты давно обо всем догадалась. И мне… недостаточно нашей дружбы. Этого мало, потому что я не могу без тебя жить. С некоторых пор просто не могу.
Глаза у него стали такими огромными и выразительными, что я не выдержала его взгляд и опустила голову. А он продолжал говорить, лихорадочно, сбивчиво, как никогда прежде не говорил:
– Я так тебя люблю, что моим самым горячим желанием, нет, безумной, навязчивой идеей, смыслом моей жизни стала надежда на то, что ты однажды согласишься выйти за меня замуж. Я понимаю, звучит несколько… не вовремя что ли, не в должной обстановке, но я столько ношу это в себе, что мне уже почти физически больно молчать.
Летние сумерки внезапно стали удушливо-тяжелыми, или это просто у меня перехватило дыхание, и невозможно было протолкнуть внутрь ни глотка воздуха. Я отняла свои руки и заметила, как теплые пальцы Стива тут же сжались в кулаки.
В озере раздался всплеск, и на берег начали накатывать тонкие ленивые волны. Я смотрела на них, вся во власти чувств, тоже накатывающих на меня подобно волнам, только не таким осторожно крадущимся, а штормовым, сбивающим с ног.
Первой мое ноющее сердце накрыла волна разочарования. Нет, это было не разочарование, а скорее детская, иррациональная обида. Только не Стив! Как он мог? Ну почему это должно было произойти? Мой самый лучший друг, заменивший толпу приятелей. Мой брат, которого у меня не было. Мой дневник, которому я доверяла, но никогда не вела… Зачем он это сделал? Зачем все испортил? Наши доверительные, спокойные отношения, в которых я черпала энергию и кислород?
Следом накатила волна сожаления, и я отчетливо поняла – это все. Это конец нашей дружбы, доброй, легкой, безмятежной. Никогда уже не будет так, как прежде, так, как сегодня утром, как десять минут назад, когда мы весело смеялись в машине. Я его потеряла. Навсегда потеряла. И теперь с тим ничего не поделаешь.
На смену сожалению, острому, болезненному, как внезапная вспышка головной боли, пришло опустошение. Эта последняя волна смыла следы всех чувств, не оставив в душе ничего, кроме бездонной черной пустоты.
Это – все.
Я долго не могла пошевелиться и лишь смотрела отсутствующим взглядом на свои руки, стиснутые на коленях в безотчетном напряжении. Я сжала их так сильно, что ногти глубоко впились в ладони. Впрочем, мне совсем не было больно. Я просто знала, что мне положено чувствовать боль, но не ощущала ее.
В голове вертелся один и тот же вопрос: что же теперь делать? «Теперь» означало многое: и этот самый момент, здесь, в парке, в стремительно густеющих сумерках, и завтра, и вообще дальше, в наших со Стивом отношениях.
Я нашла в себе силы посмотреть на него, и у меня остановилось сердце. Остановилось, а потом вновь застучало, тяжело, натужно, в тревоге и смятении. Я находилась в полном замешательстве и никак не могла собраться с мыслями, чтобы ответить что-то вразумительное. А ответить придется: Стив так жадно, так напряженно смотрел на меня, что мне стало совсем не по себе, и я отвела глаза.
– Молчишь?
Не зная, куда деть руки, я раскрыла сумочку, достала упаковку влажных салфеток, которые всегда носила с собой на всякий случай, и начала зачем-то вынимать их по одной и тщательно вытирать пальцы, ладони, запястья.
Логан наблюдал за этим какое-то время, а потом пробормотал:
– Такое ощущение, что ты собираешься оперировать.
Я замерла и оставила салфетки в покое.
– А может, в этом есть смысл, – задумчиво добавил Стив и раскинул руки. – Ну что ж, вот он я. Давай, режь. У меня, правда, нет наркоза, но, думаю, в моем состоянии он все равно не подействует, так что…
– Стив, пожалуйста, не смейся.
– Ты себе не представляешь, Селена, насколько мне сейчас не смешно, – скривился он. – И все равно, как бы я себя ни чувствовал сейчас, я буду вечно благодарен и готов до конца жизни содержать того кота, который нас с тобой познакомил. Что бы ты мне ни сказала.
– Прошу тебя, не надо. Не продолжай.
Читать бесплатно другие книги:
