Обналичка и другие операции Лифшиц Михаил
Предисловие
Большинство хороших современных книг посвящено героям давно минувших лет, или людям, живущим в дальних странах, или в будущем, или людям, живущим в России в наше время, но непохожим на наших живых соотечественников, а Россия в этих книгах мало походит на ту страну, которую мы видим и знаем.
В этом состоит особенность литературных произведений нашего времени — по ним нельзя составить верное впечатление о нашей жизни. Постороннему исследователю легче понять советскую жизнь, описанную в книгах, подвергшихся советской цензуре, чем, читая бесцензурные книги современных писателей, разобраться в том, что происходит в России в конце ХХ, начале ХХI века.
Главная причина оторванности литературы от жизни состоит в том, что читателей стало значительно меньше, чем раньше, двадцать-тридцать лет назад. Выросло уже второе нечитающее поколение. Косвенным доказательством малой начитанности граждан бывшей «самой читающей страны» явился провал проекта «Имя России», в котором народ назвал Сталина, как самого популярного и любимого деятеля русской истории всех времен. Нечитающее население полагает, что при Сталине все честно работали, а в лагерях сидели враги народа. Руководителям проекта пришлось, чтобы не опозориться, «вручную» исправлять Сталина на Александра Невского.
Лишенные массового читательского контроля писатели ведут себя небрежно, пишут, не зная предмета, раздают необоснованные оценки, «списывают» друг у друга, презирают современников и морочат голову им, а, возможно, и потомкам.
А наше время имеет такие черты, которые хорошо бы зафиксировать, отметить, описать. Эти черты исчезнут, тогда потомки не смогут понять истории своей страны и будут повторять наши ошибки.
Одна такая черта состоит в том, что значительная часть хозяйственной жизни России идет тайно, или «как будто тайно», не облагается налогами, не в полной мере контролируется официальной властью. Неофициальная деятельность финансируется неучтенными средствами. Неучтенные деньги имеют название «черный нал». Из этих денег дают взятки, на эти деньги чиновники строят себе дворцы в Подмосковье и за границей, эти деньги дают «в конвертах» в качестве части зарплаты на предприятиях.
Но на эти деньги построены многие прекрасные общественные здания, выполнены многие необходимые для страны работы, произведены многие научные исследования, воспитаны многие специалисты, потому что сделать что-нибудь официальным путем в России очень трудно, легче договориться, потом достать из кармана деньги и заплатить.
Таким образом «черный нал» проявляет себя и как «мертвая вода» нашей жизни (питает коррупцию), и как «живая вода», потому что порой создать что-нибудь хорошее можно только расплатившись «черным налом», тем самым обойдя бюрократические рогатки и высокие налоги.
Для создания «черного нала» работает индустрия перевода денежных средств, существующих в виде чисел на счетах и строчек в различных бюджетах, в пачки денег, лежащие в портфелях или в карманах. Называется эта индустрия «обналичка», и в ней работают реальные люди. О них роман, предлагаемый вашему вниманию.
Помимо обналички есть много других особенностей нашей жизни, которые при всей своей дикости и противозаконности, широко распространены, ежедневны, и поэтому кажутся привычными. Нарушения закона, то есть преступления, настолько многочисленны, что большинство нарушающих закон — это обычные люди, потому что, где же столько преступников найдешь! Эти люди так зарабатывают на жизнь.
Когда пишешь о музыкантах, в текст можно вставить ноты. В романе о людях, которые занимаются деньгами, приходится некоторые строки посвящать и самим деньгам. Эти строки походят на строчки из финансового отчета. Однако автор надеется, что некоторым читателям эти строчки покажутся интересными.
Часть 1. Обналичка
Совещание
10 декабря 1992 года, в четверг, в приемной директора научно-исследовательского института, расположенного в центре Москвы, собрались семь человек, вызванных на совещание к директору, в основном, начальники. Четверо из этой семерки сидели вдоль стеночки и вполголоса разговаривали между собой, с опаской оглядываясь на Эмму при каждом слове. Если кто-то говорил слишком громко, Эмма, не глядя на нарушителя, чуть поводила круглыми плечами, и крикун сразу понижал голос. Поэтому начальница юридического бюро Евгения Сергеевна, полная красивая женщина, чтобы не шуметь, шептала что-то на ухо своей соседке — главному бухгалтеру института.
Три заместителя директора, тоже вызванные на совещание, не садились, а стояли у окна и неспешно переговаривались, не глядя на остальных. Сразу чувствовалось, что эти трое старше чином, чем сидящие на стульях сотрудники. Но Эмму они тоже боялись, поэтому разговаривали тихо.
Эмма, секретарша Юрия Иннокентьевича, «корпусная» дама лет сорока пяти, восседала за своим двухтумбовым столом и подшивала документы в папки с таким видом, как будто это она была самой главной в приемной, главнее заместителей. О величии Эммы свидетельствовало и ее рабочее место. Это был не «секретарский закуток», а большая часть приемной с большим письменным столом. Справа от стола Эммы была дверь в кабинет директора, слева — дверь в кабинет главного инженера. Эмма сидела в большом вращающемся кожаном кресле. За спиной Эммы стоял стеллаж с папками, а по обе стороны от стеллажа — два окна приемной. Кроме стеллажа никакой мебели вокруг секретарского стола не было. Прямо напротив стола Эммы находилась дверь в коридор, через которую входили и выходили посетители. По обе стороны от этой двери стояли стулья. Каждый посетитель, чтобы подойти к столу с любой стороны (от входной двери, или от дверей кабинетов, а, особенно, от противолежащей стены, вставши со стула и еще не до конца распрямив ноги) должен был пройти пару метров по свободному пространству. Преодолевая этот путь к Эмме, посетитель имел возможность проникнуться сознанием ничтожности своего дельца и усомниться, стоит ли беспокоить Эмму из-за пустяка.
По истечении некоторого времени Эмма, не получив никакого явного указания, без звонка или другого сигнала от директора, подняла голову и сказала: «Проходите, можно», и сотрудники, ожидавшие в приемной, стали заходить в двойную дверь директорского кабинета. Через несколько секунд после последнего, вошедшего к директору, приемную пересек главный инженер Борис Сергеевич — из своего кабинета прошел в директорский.
Все расселись, директор поднял голову от бумаг, оглядел присутствующих и сказал в черный аппарат: «Эмма, у меня совещание». После этого поднялся из-за стола, подошел к двери и запер ее на задвижку.
— Итак, начнем, — сказал Юрий Иннокентьевич, снова усевшись в свое кресло. — Здесь собрались представители разных специальностей, сотрудники разного уровня и с разным опытом работы. Присутствуют Борис Сергеевич, мои заместители по режиму, по кадрам, по экономическим вопросам. Руководитель юридической службы, отдела труда и заработной платы и главный бухгалтер. Наряду с опытными работниками я пригласил Артура Артуровича Калмыкова, молодого управленца, пришедшего к нам из университета. При этом на совещании нет технических руководителей, даже главных конструкторов разработок я не вызывал. Нет здесь также представителей общественных организаций… Впрочем, председатель профсоюзного комитета нам, возможно, понадобится, но не на этом этапе.
Директор сделал паузу и обвел всех взглядом. Опытные сотрудники поняли, что директор вполне осознанно не позвал секретаря парткома. Артур же про партком не думал и ожидал, когда кончится вступление, и директор перейдет к сути дела.
Директор продолжил:
— В связи с наставшими переменами в стране наш институт оказался в очень тяжелом положении. Финансирование большинства заказов прекращено, или проводится нерегулярно и не в договорных масштабах. Нам скоро нечем будет платить заработную плату, не говоря уже про оплату договоров со смежными организациями. Наши разработки по-прежнему необходимы государству, мало того, в ближайшем будущем нам разрешат работать с инозаказчиком. Но, чтобы получить деньги от заказчиков, как наших, так и иностранных, нужно время. Мы должны принять программу, которая бы позволила институту продержаться год-два. На мои просьбы в министерстве отвечают предложением сокращать численность работников. Наряду с этим обычным предложением прозвучало и нечто новое. Во-первых, нам разрешат сдавать часть помещений в аренду посторонним организациям. Арендой займутся соответствующие службы, такую задачу я им уже поставил, — директор кивнул на замов по экономике и по режиму. — Во-вторых, нам предложено «оптимизировать налоги». До сих пор мы, не задумываясь, перечисляли положенные платежи в государственный бюджет. Ведь мы сами — бюджетная организация, сами живем за счет налогов. Теперь же налоговые платежи в прежних масштабах стали непосильным бременем для предприятия. Никаких разъяснений термина «оптимизация налогов» мне не дали. Наши экономисты и юристы беспомощно разводят руками, тоже ничего не могут объяснить, — тут директор устремил укоряющий взор на одного, потом перевел глаза на другого участника совещания, на третьего, пока не пронзил взглядом каждого. — Привыкли работать по старинке, не хотите думать! Привыкли жить за счет инженеров и рабочих, да еще смотрите на инженеров свысока. Теперь инженеры нуждаются в вашей помощи и не могут ее получить. Уйдут люди, где мы потом найдем специалистов?!
Директор разгневался, поднялся из-за стола и, опершись руками о столешницу, стал в упор смотреть на заместителя по экономике и на главного бухгалтера. Выдержав паузу, директор сел, еще помолчал, и произнес.
— Заместителю директора по экономическим вопросам и главному бухгалтеру в течение трех дней подготовить предложение по численности работников своих служб. Вот так!
Названные лица записали по несколько слов на листочках и подняли глаза на директора.
— Мы должны в короткий срок освоить то, что в министерстве назвали «оптимизацией налогов». Это — важнейшая задача, это — предмет совещания, на которое вы приглашены, — продолжил директор. — Далее хочу подчеркнуть, что я со всей ответственностью составил список сотрудников, участвующих в нашем совещании. Прошу вас работать над поставленной задачей только с теми, кого вы здесь видите. Привлечение любого другого человека возможно только по моему разрешению. Учитывая высокий приоритет этой задачи, прошу вас также облегчить взаимодействие, даже в ущерб обычной субординации.
Тут директор посмотрел на Артура Калмыкова, давая понять, что этого молодого специалиста присутствующие здесь начальники должны принимать вне очереди.
— И последнее. Я понимаю, что на какое-то время мы изменим методы оплаты труда и распределения работ. В отличие от прежних простых и понятных методов, новые методы станут, скажем, более сложными и менее привычными. Мы вынуждены так поступать, чтобы спасти предприятие, чтобы сохранить костяк коллектива. Тяжелые времена кончатся, и мы вновь будем делать свое дело — разрабатывать для страны новую технику. Теперь же мы вынуждены … юлить. Так вот, если кто-нибудь из присутствующих на совещании использует эти временные трудности для личного обогащения, если мне станет известно, что, прокладывая новое русло, кто-то прокопал канал для себя… я этого сотрудника немедленно уволю, невзирая на прошлые заслуги. Или даже инициирую его уголовное преследование…
Произнося эти слова, директор смотрел в стол перед собой. Конечно, угроза прозвучала бы лучше, если бы он гневно оглядывал участников совещания. Но директор пригнул голову, потому что истинный смысл сказанного состоял в следующем. До сего момента Юрий Иннокентьевич самолично распоряжался деньгами предприятия, никого не подпуская к этому важному делу. Он считал, что только он может правильно распределить средства, а остальные непременно не удержатся и стащат. Заместители директора имели разрешение распоряжаться только незначительными суммами, просто, курам на смех. И вот теперь директор был вынужден слегка развязать пустую мошну. Он страдал и боялся воровства. Сейчас воровать было нечего, но он боялся, что украдут те деньги, которые появятся потом.
Слова свои директор относил ко всем присутствующим без исключения. Почти все тоже опустили головы, смутились из солидарности с ощутимым директорским смущением. Только главный инженер осматривал всех гордым петушиным взором, подчеркивая, что уж его-то никто не уволит, и предупреждение о недопустимости воровства к нему никаким боком не относится. Это они с директором уволят любого, кто проворуется. Заместитель по режиму тоже не опустил голову, как бы говоря директору: «Не ты меня назначил, не тебе меня и снимать!»
Сделав паузу, директор продолжил свою речь в мажорном ключе.
— В случае успеха нашей работы, если мы сумеем облегчить жизнь предприятия, изыщем средства для сносного существования, все активные участники этого проекта, конечно, будут поощрены. Для этого можно создать специальный фонд.
Думаю, что сейчас высказываться еще рано, задача только поставлена. Но через неделю прошу подготовить ваши соображения. Но строго по профилю руководимых вами служб, не мучайтесь над задачами соседнего подразделения, нечего тут… — директор замялся и опустил глаза, скрывая раздражение от ожидаемого им стремления начальников свалить работу на соседа. — Все, совещание окончено. Вы свободны, товарищи. Артур Артурович, останьтесь.
Все потихонечку вышли из кабинета.
Артур пересел поближе к директору. Юрий Иннокентьевич дождался, когда они с Артуром остались вдвоем, и повторил для молодого сотрудника все ранее сказанное, чтобы парень выучил постановку задачи наизусть.
— Ситуация сложилась следующая. Наши изделия нужны стране. Сомнений в этом нет, и вы будьте в этом уверены. Причем идет постоянное конкурентное совершенствование наших разработок, без модернизации арсенал быстро устареет, отстанет от зарубежных аналогов. Поэтому нас всегда поддерживало министерство, заказчик, высшее руководство. Однако последние годы поддержка ослабла. Учитывая важность нашей работы, я уверен, что это ослабление — временное явление, финансирование будет восстановлено. Но это время нам нужно продержаться самим, сохранить костяк института. Нужны деньги, в первую очередь, на зарплату основным сотрудникам и другие жизненно важные расходы. А мы значительную часть денег, которые сейчас с трудом получаем, отправляем назад в казну. Нужно сделать, чтобы у нас оставалось побольше, собственно, предприятие получило на это «добро» в министерстве. Задача серьезная, я опасаюсь, что старыми силами мы ее не решим. Я пригласил вас, создал вам режим работы, которого нет ни у одного молодого специалиста. С сегодняшнего дня начинается активная фаза вашей работы. Я надеюсь, что за три месяца вы достаточно ознакомились с юридическими и экономическими основами деятельности предприятия, в частности, с налогами и обязательными платежами, которые мы платим. Через неделю, в следующий четверг, я жду от вас сообщения по структуре этих платежей с предложением по возможности уменьшения нагрузки. По каждому платежу мы должны представлять, как сэкономить. На каком уровне требуется согласование. Если, по вашему мнению, согласование вообще не требуется, это тоже можно обсудить. Сейчас такие времена, что работать в белых перчатках не получится. Я вас больше не задерживаю, можете идти. Проникнитесь важностью этой работы. Предупреждаю, что халатного отношения к работе я не потерплю.
Ответственное поручение
Артур вышел из директорского кабинета подавленный, не столько сложностью поставленной задачи, сколько неясностью, непониманием, чего от него хотят. Предприятие платит в казну то, что платило всегда. Некоторые налоги считают, исходя из фонда зарплаты, некоторые считаются по-другому. На каждый налог есть документ: закон, постановление, решение или инструкция, иногда, очень старые, даже со ссылкой на Совет Народных Комиссаров СССР. От него-то что требуется? Найти какую-нибудь юридическую закавыку, чтобы не платить? Вряд ли это удастся…
Артур окончил университет, неплохо окончил. За год до окончания присмотрел себе первое место работы — страховую компанию, начал туда ходить, сначала — иногда, когда время было, потом — регулярно, раз в неделю, зарплату небольшую получал. Артур собирался после окончания университета там осесть. Отец Артура не возражал против страховой компании, но и восторга не высказывал, слушал рассказы сына о работе и молчал, не вмешивался. В общем, Артур вполне готов был к роли веселого подмастерья в страховой компании. Незадолго до госэкзаменов Артура вдруг вызвал декан Рязанцев и предложил работу на государственном предприятии. Артур воспротивился: «Что, сидеть в каком-нибудь отделе, быть младшим исполнителем, получать задания от старшего исполнителя и управлять только шариковой ручкой? Вы что, Петр Серафимович?!» «Не совсем так, хотя приписаны вы будете к юридическому отделу, который у них называется «юрбюро», — ответил декан. — Вот вам телефон директора, созвонитесь и договоритесь о встрече».
Директор уговорил Артура, пообещав широкие перспективы и собственный исключительный статус молодого человека на предприятии. И, главное, отец одобрил: «Служба лучше и перспективней!» Придя на предприятие, Артур три месяца читал документы и уходил домой, когда надоедало. А теперь, оказывается, директор хочет сделать из него спасителя своего института!
Все нутро Артура бунтовало против непостижимости этой задачи, мешало радоваться жизни. Ведь все так здорово: он, такой молодой, сидел на таком важном совещании, с такими солидными людьми. Его выделяет директор, сам дает поручения. Отец сказал, что основа успешной работы — иметь дело с первым руководителем. У Артура ореол тайны — никто толком не понимает, зачем его взяли. Взять-то взяли, но теперь директор, похоже, решил за него взяться! Грузит и, будто бы, грозит.
Размышляя таким образом, Артур прошел по широкому коридору, на лестничной площадке остановился в глубокой задумчивости, замерев перед первой ступенькой лестницы, даже вслух произнес: «Ух, ты, ё!». Только потом ступил на ступеньку, спустился по лестнице с пятого директорского этажа на третий и уселся за стол в своей комнате с табличкой «Юридическое бюро» на двери. Посидев, встал, вскипятил себе чаю и, сидя уже с чаем, молча смотрел перед собой в оцепенении. Таких приступов задумчивости Артур раньше за собой не замечал.
— Что, Артурчик, загрустили? — спросила Евгения Сергеевна, выйдя из своего начальнического закутка в юрбюро. — Убоялись бездны практической стороны управленческой науки?
— Да не пойму, чего он хочет… — вяло ответил Артур.
— Стоп, — сказала Евгения Сергеевна. — Во-первых, не называйте Юрия Иннокентьевича «он», а во-вторых, идите к главбуху, посмотрите, как теория сочетается с практикой.
Главный бухгалтер предприятия Галина Валентиновна, крупная тетка в очках, сидела за столом в своем кабинете и беседовала со своей замшей о том, стоит ли ранней весной поливать кипятком смородиновые кусты от «огневки». Когда вошел Артур, хозяйка кабинета пригласила его: «Садитесь, Артур Артурович!» Потом закончила разговор: «Нет, я в этом году, как весна настанет, поеду, полью. Да и соскучилась я по саду. Ну, Ольгуша, иди. У нас тут секретный разговор». Заместительница вышла, Галина Валентиновна с улыбкой посмотрела на Артура и сказала: «Слушаю вас внимательно…»
— Скажите, Галина Валентиновна, как вы определяете налоги и другие обязательные платежи, которые платит наше предприятие? — произнес заученную фразу Артур.
— У нас есть специалисты, которые занимаются каждый своим налогом. На некоторых налогах сидят по несколько человек, — главбух отвечала вежливо и сдержанно — солидная и властная тетя решила подождать и посмотреть, как пойдет разговор, все-таки, мальчишка не простой, директор велел с ним разговаривать.
— А как они определяют размеры платежей, какими документами пользуются?
— Как какими? У нас есть министерские инструкции, циркулярные письма, да много всего, все шкафы заполнены… Если, конечно, несекретные. Секретные — в первом отделе.
— Это ведомственные документы. А законы? Как ваши сотрудники работают с законодательной базой?
— Что-что?
— Ну, как вы отслеживаете новые законы? — не очень уверенно сказал Артур.
— Послушайте, молодой человек. Я — тридцать лет в бухгалтерии, из них пятнадцать лет — главный бухгалтер. За эти годы я ни разу ничего не платила по закону, который в газете прочитала! У меня есть инструкции из главка, по ним мы и работаем. Законы пишутся для министерства. В министерстве целые подразделения разрабатывают инструкции, как эти законы трактовать и применять. В инструкциях, кстати, указывается, на основе какого закона они составлены. А также указано, из какого столбца и из какой строки брать цифру, на что умножать, на что делить, чтобы получился правильный налог.
— Но ведь сейчас так много нового в законодательстве! Инструкции не успевают, наверное!
— Это нас не касается… Бывает, конечно, не успеваем что-то проплатить, или даже вовсе не хотим. Я тогда еду в министерство и договариваюсь. Письмо составлю, Юрию Иннокентьевичу дам подписать, ну, и договариваюсь, как правило.
— Но ведь есть законы, документы прямого применения! А так работать, ну, несовременно, что ли!
— Ах, вот как! А если мы не так поймем эти законы? Что я скажу? Что у нас есть молодой специалист Артур Артурович, который разъяснил, что можно этот налог не платить? Нет уж, у меня больших нарушений ни разу не было, за все отчитывалась, слава Богу! А по вашей прихоти я в тюрьму не сяду и Юрия Иннокентьевича не дам посадить!.. Хотя, конечно, если нет присвоения — не посадят. А я ничего не присваиваю, и вам присваивать не разрешу, — насмешливо сказала главбухша.
Артур никак не ожидал такого противодействия. Он полагал, что состоит в некоем тайном обществе, высочайше призванном, чтобы спасти предприятие от краха. И главный бухгалтер тоже состоит в этом обществе. А между членами общества не может быть никакой борьбы, только взаимопомощь для достижения высокой цели.
Галина Валентиновна полюбовалась смущением Артура и сказала.
— Вообще, скажу вам, Артур, что наше предприятие не приспособлено для рыночной экономики. Мы не сосиски выпускаем и не культиваторы «Крот». Если государству нужна наша продукция, то нас вытащат, и налоги простят, и деньги на зарплату найдут. А уж если не нужна, то, как бы мы с вами не бегали от налогов, никуда не убежим — закроют лавочку. Конечно, вам директор поручил, занимайтесь, я вам, чем могу, помогу. Но, знайте, ни на какие авантюры я не пойду.
Расстались на том, что бухгалтерша пообещала за два дня подготовить для Артура краткую справку по структуре налогов и по срокам уплаты их в казну, с указанием документа, по которому исчисляется налог.
Таблица с пояснениями, которую дала Артуру на следующий день Галина Валентиновна, не содержала ничего интересного. Никаких путей для выполнения директорского задания эта бумага не открывала. А Артур, хоть и немного, но надеялся на помощь… Что же делать, как же быть?
— Ну, что, Артурчик, как у вас дела? — поинтересовалась Евгения Сергеевна.
— Никак. Вот, Галина Валентиновна бумагу дала. Из нее следует, что все платим правильно, меньше нельзя.
— Нет, с такой бумагой к Юрию Иннокентьевичу идти нельзя… — задумчиво сказала Евгения Сергеевна, внимательно прочитав справку бухгалтерии. — Вы, вот что, оформите эти данные наглядно и красиво, чтобы не стыдно было директору показать. Заодно, пока будете рисовать, сами получше разберетесь.
Артур удивленно посмотрел на начальницу. «Да, хитрая тетка», — подумал он.
— Что смотрите? С рисованием-черчением у вас как? Ну, я вас пристрою в КБ, там девчонки симпатичные, помогут.
Евгения Сергеевна посмотрела в телефонном справочнике и набрала номер по местному телефону.
— Владимир Васильевич? Здравствуйте. Это — Евгения Сергеевна из юрбюро вас беспокоит. Как вы поживаете? Хочу тебя, Володя, поблагодарить еще раз за сына. Ну да, да. Так вот продолжение есть: твой чертеж у него в институте на стенд повесили, как пример образцового выполнения курсового проекта! И девчонкам твоим, конечно, спасибо! Я опять к тебе с просьбой, Володя. Выдели, пожалуйста, кульман на два-три дня. К тебе подойдет наш новый сотрудник Артур. Нет, нет, не на коне приедет и без рыцарей «Круглого стола», ха-ха-ха! Потому что он — не король Артур из Камелота, а Артур Калмыков из Москвы. Ему нужно для доклада Юрию Иннокентьевичу плакат нарисовать, а, может, два. Красивые, яркие, наглядные. Хорошо, фломастеры он свои принесет. А ватмана дашь листочек? Ну, раз вы такие добренькие, то попроси кого-нибудь из твоих конструкторов немножечко ему помочь. Ну, в смысле графики, композиции, подбора цветов. Только за него рисовать не надо — он должен в процессе создания плакатов кое-что осмыслить. Пусть кульман не на самом проходе будет, дело деликатное, поручение директора.
— Все, Артур, я договорилась. — Евгения Сергеевна повернулась к Артуру. — Купите хорошие фломастеры, и завтра с утра идите в корпус «В», на третий этаж. Там спросите бригаду Кучерова.
Артур в гостях у конструкторов
— Светлана Всеволодовна, помогите нашему гостю, пожалуйста. Научите с кульманом обращаться, дайте ватмана лист, карандашик, ластик. В общем, курируйте его, — сказал Володя, обращаясь к девушке, стоящей в белом халате за кульманом.
— У меня этой работы нет в плане, — не отрываясь от своего чертежа, сказала Светлана.
— А вы сверх плана.
— Сверх плана не могу, у меня план напряженный.
— Тогда в порядке техучебы, — чувствовалось, что добиться любого пустяка от Светланы непросто. Владимир Васильевич это знал.
— Чему же я тут научусь? — спокойно продолжала возражать Светлана, не отрываясь от работы.
— Вы изучите, какие молодые люди есть в других отделах, — серьезно сказал Володя.
— Всегда вы, Владимир Васильевич, случайно возникшую неприятную работу поручаете мне.
— Уверяю вас, Светлана Всеволодовна, что это только сначала неприятно, а потом очень приятно, даже увлекает.
— Ну что ж, — сказала Светлана, отложила карандаш и вышла из-за кульмана. — Попробуем увлечься.
Артур окинул взглядом появившуюся перед ним девушку в белом халате и отнес ее по двоичной шкале «годится — не годится» к категории «не годится». Конечно, Светлана не годилась для этого балованного мальчика из хорошей семьи.
Светлана была, что называется, плохо скроена, да крепко сшита. Невысокая, с широкими плечами, короткой шеей, с низкой талией и кривоватыми ногами, что плохо скрывал белый халат «миди». Лицо прямоугольное, прямой рот с опущенными углами, прямые брови, прищуренные глаза, белая кожа, русые волосы, забранные сзади в пучок.
Но весь облик Светланы излучал такую верность и надежность, такую силу и преданность, что счастлив был бы тот мужчина, который бы захотел прожить жизнь с этой недоверчивой девушкой. Этот умный мужчина получил бы преданную жену и верного друга и помощника, каких поискать. С одним лишь условием. Нужно было бы согласиться на любое свое предложение получать первоначально: «А ты не врешь?». Если удастся объяснить, что не врешь, то можно делать, что хошь, потому что Света не подведет.
Некрасивые девушки из бедных семей, занимающие незаметные должности — травинки на поляне московского рынка труда, как тяжело вам пробиться в жизни! По вам ударил вихрь перестройки, он иссушил вас, но не стронул с места. Вы остались там, где были, приросшие к своему месту, как корнями, привычкой, робостью, дипломом инженера, больной мамой. Перестройка перевела вас из привычной бедности в непривычную нищету, когда есть было нечего и больную маму не на что было лечить. Теперь, ко второму десятилетию XXI века, вы вернулись к бедности от нищеты, сидя за тем же кульманом и выполняя ту же работу. Потому что уметь работать и уметь искать другую работу — это совсем разные умения. Но теперь вам уже сорок, или пятьдесят, или больше, и вас время от времени пытаются сократить или выгнать на пенсию, а потом на предприятии появляется заказ, новая работа, и вас оставляют, потому что выполнять заказ, работать за кульманом, кому-то надо. Но сокровища вашей души, ваше мастерство, ваша экономность и самоотверженность никому оказались не нужны. Потому что начальник — молодой дурак и случайный человек в профессии или старый бездушный карьерист, муж, если он есть, пьяница или жадина, дети, если они есть, испорчены бабушкой, а самой их растить было некогда, нужно было семью кормить.
Светлана быстро поняла, что нужно Артуру для работы. Дала карандаши, ластик, показала, как пользоваться кульманом, и вернулась к своей работе. Время от времени она спрашивала Артура: «Ну как? Получается?» — и подходила посмотреть, как получается. Велела сделать рамку на плакате, тогда лучше будет смотреться, подсказала, как расположить диаграммы, потом посоветовала, какими цветами рисовать.
Около 12 часов Светлана сказала:
— Через 15 минут — обед. Пойдешь к белорусам?
— К кому? — не понял Артур.
— Тут у Белорусского вокзала стоят минчане, продукты продают, а мы покупаем, — объяснила Светлана.
— Пойду, — Артуру показалось неудобным отказываться. Ведь придется еще обращаться к Свете.
— А тебя выпустят? У тебя когда обеденный перерыв?
— Выпустят, — сказал Артур. — У меня «свободный проход».
— Ух, ты! У нас даже у Володи нет «свободного прохода»!
В самом начале первого все конструктора оделись и направились к проходной, чтобы минут за пять до начала перерыва, когда «уже выпускают», выйти на улицу.
Улица, идущая от Белорусского вокзала к Пресне, называется Грузинский вал. На этой улице, вблизи станции метро «Белорусская — кольцевая» много лет работал цветочный рынок. В любое время дня и ночи там можно было купить цветы. Конечно, дорого, как тогда говорили, «у спекулянтов». Но ведь можно было купить! А в магазинах «Цветы» нельзя было. Там часто не было вообще никаких цветов, о чем извещала табличка «Срезанных цветов нет». А цветы были иногда очень нужны. Вот нуждающиеся в цветах и ехали со всей Москвы к Белорусскому вокзалу. Об этом рынке знали все. Помню, как одна важная дама, пришедшая на юбилей без цветов, говорила другим гостям томным голосом: «Ах! Где вы достали цветы?!» — и гостям было неудобно слушать такое фальшивое оправдание, потому что все знали, где можно «достать» цветы.
В определенный период цветочный рынок сильно потеснился и дал место пассажирам поезда «Минск — Москва». Минчане вечером покупали в магазинах столицы нового независимого государства Беларусь мясо, колбасу, сметану, творог, а утром следующего дня перепродавали все это москвичам. Ни о каких санитарных нормах и правилах речи не было. Покупатели смотрели, нюхали и покупали.
Светлана шла вдоль правого ряда, ближнего к мостовой, за ней Артур, за ним следующий покупатель. Такая же непрерывная цепочка покупателей двигалась навстречу, от Белорусского вокзала, мимо левой шеренги продавцов. Из-за этого рассмотреть, чем торгуют дальние продавцы в левом по ходу ряду, было трудно. Но все-таки некоторым это удавалось. Тогда, заметив что-нибудь полезное, покупатель кидался из своей цепочки в противоположную, оставляя прореху в своей цепи. Покупатели — обычные москвичи, работники окрестных предприятий. Продавцы — совсем не были похожи на колхозников или профессиональных торговцев с рынков. Тоже обычные городские служащие, которые оформили отгул, купили после работы продукты в магазине в Минске, сели в московский поезд. Сейчас они продадут свои продукты москвичам, обменяют вырученные рубли на доллары, а вечером тем же поездом вернутся в Минск, и сразу на работу. Продавалось самое обычное: куски мяса, молоко, творог, сыр, сметана, колбаса.
Направляясь на рынок вместе со Светой, Артур думал, почему она его позвала. Что ж, девушка им заинтересовалась. Но представляет ли она для него интерес, короче, стоит ли ею заняться? Вроде, сначала она показалась Артуру не очень… Теперь же, раз пригласила, раз сама навстречу идет, может и ничего?..
Увиденное на рынке увлекло Артура. Две, бредущие навстречу одна другой, ленты бедных покупателей и две шеренги бедных продавцов, обычное продовольствие, к которому здесь относились так внимательно. Света стала проводником, экскурсоводом, помогающим Артуру смотреть этот необычный спектакль.
Светлана купила, что хотела и сказала Артуру: «Все, пойдем!», и они повернули к предприятию.
Пройдя проходную, Артур и Светлана разошлись — девушка поспешила к себе, чтобы положить купленные продукты в холодильник до вечера. А Артур направился к себе в юрбюро, посидеть и подумать, что бы еще нарисовать на больших листах ватмана.
Раньше Артур плохо представлял себе, откуда у него дома берутся харчи. Периодически он видел, как мать писала или диктовала горничной список продуктов. Однажды новая горничная сказала: «Маргарита Николаевна, можно я полкило красной рыбки для себя впишу?» Мать ответила «А что у тебя?» «Да вот, сестра с мужем приезжают…» «Ладно, — разрешила мать. — Но ты понимаешь, паек всего 150 рублей…» «Я деньги отдам!» — воскликнула горничная. «Ты не поняла», — сказала мать и продолжала диктовать. Артур тогда тоже ничего не понял, понял только, что мама хорошо поступила, помогла горничной, хоть та и работала у них на даче недавно. Потом уже, в университете, во второй половине 80-х, когда стали много говорить, один студент-демократ обличал номенклатурных работников, которые семидесятирублевым кремлевским пайком кормили большие семьи экологически чистыми продуктами по ценам 28-го года. Тогда всплыл в памяти тот разговор матери с горничной, и дошел его смысл. Мать не только давала возможность горничной купить деликатесную рыбку, которую в магазине не купишь, да еще по низкой цене, но и за счет своей семьи, которая сверх положенных 150 рублей не могла заказывать.
На первом курсе университета собрались у одной девчонки, почти вся группа. Кинулись готовить стол: кто столы двигает, кто режет, кто картошку чистит. Артур бродил, не зная, чем заняться. Вдруг хозяйка квартиры вскрикнула: «Ой, девочки, хлеба нет! Артур, сходи за хлебом! Деньги есть? Булочная — налево, за углом» Деньги у Артура были, и возможность поучаствовать в общей работе обрадовала. Он вышел на улицу и растерялся. О возможности купить нечто съедобное в магазине он знал только теоретически. В свои 17 лет Артур ни разу ничего съестного не покупал в магазине. Вообще-то в семье иногда говорили о «снабжении населения продуктами питания», о дефиците, о нехватках, о закупке продовольствия за рубежом. Но при этом угадывалось, что разговор идет о посторонних людях и о малопригодной пище, потому что он и его родители — не «население», а их еда — не «продукты питания».
В тот раз Артур справился с задачей, купил хлеба, всего один раз узнав дорогу у прохожего. Потом уже привык, не боялся магазинов, даже знал, что можно купить, а чего — нельзя. Научился отличать то, что покупают, от того, что достают. Про кремлевский паек помалкивал. С детства стал понимать, что не все следует говорить.
У него дома за столом гости рассказывали про успехи на разных участках советской жизни. Кто-то вернулся из командировки в Тынду и говорил, с каким удовольствием вручал правительственные награды и талоны на дубленки строителям БАМа. Другой рассказывал о сложной и ответственной службе в посольстве СССР в далекой стране. Артур слушал, затаив дыхание, и наполнялся гордостью за свою великую державу. Никогда не говорили о бытовых трудностях, о продуктах, не обсуждали, что дешево, что дорого.
Первый доклад
За три дня Артур нарисовал два отличных плаката. На ватмане были круги с разноцветными секторами, лестницы гистограмм, черные и красные стрелки и таблица с выводами и рекомендациями.
В назначенный день он пришел к директору, был довольно быстро принят и приступил к докладу. Отбарабанив за пять минут подготовленный текст, Артур сказал: «У меня все!» и замолчал.
Директор прослушал Артурову речь, опустил голову и посидел, размышляя.
— Какой же вывод из вашего доклада, какие пути вы наметили? Вывод один: все, что мы платим в качестве налогов, мы платим правильно, и сделать ничего нельзя?
— Ну не совсем так… Вот здесь показано, что вот это можно не платить, и это тоже. Во всяком случае, есть основания попросить о льготе. Пока будут разбираться, время пройдет, положение предприятия, возможно, поправится….
Директор молчал, рассматривал плакаты. Потом сказал:
— Шаг сомнительный, к тому же, малоэффективный. Если мы сделаем этот шаг, то сколько мы сможем сэкономить?
— Ну, вот здесь 10 %, но с учетом… Ну в общем, процентов 8 % от фонда заработной платы…
— Такая экономия нас не устроит… Ладно, давайте подойдем по-другому. Скажите, сколько денег должно получить предприятие, чтобы мы могли заплатить работнику один рубль?
— Как это, не понял?.. — промямлил в ответ Артур.
— Что вы не поняли? Ведь это самое главное! Мы получаем деньги из казны, а большую часть отсылаем назад в казну. Поступать таким образом мы сейчас уже не можем — денег нет. Ваша задача в этом разобраться. А вы не смогли ответить на простой вопрос. Это основополагающий вопрос! Идите. Первый доклад вы провалили. Плакаты свои вечером заберете у Эммы.
Артур вышел от директора в том же настроении, что и в прошлый раз. Полное недоумение. Что же ему нужно?! Вроде, подготовил, да не то! Чего же директор хочет?! Плакаты он оставил у себя, значит не такие уж пустые плакаты!
Вернувшись к себе в глубокой задумчивости, Артур заварил чаю и уселся за свой стол, глядя в одну точку. И снова, как в тот раз, из своего закутка выглянула Евгения Сергеевна. Ничего не сказав Артуру, она поманила его к себе. Когда Артур подсел к столу начальницы, Евгения Сергеевна закрыла дверь в свой кабинетик и с сочувствием спросила: «Ну, как?».
Прослушав рассказ Артура, Евгения Сергеевна задумалась, потом сказала.
— Ну, с цифрами вы разберетесь. То, что Юрий Иннокентьевич оставил плакаты у себя, это — хорошо. Будет смотреть. Подготовьтесь к вопросам по плакатам. Но это все не главное. Главное, что вы от него довольно быстро выскочили. Похоже, есть у директора какое-то решение, но говорить, поручать вам что-либо определенное он не хочет. Ждет, пока вы ему сами предложите. Есть у него такое обыкновение, я с этим сталкивалась уже. «Разгром» Фадеева читали? Нет? Ну, ладно. Так там тоже командир партизанского отряда Левинсон проводил свой план, как план партизана Метелицы, как будто не командир план предложил, а Метелица. Никого из них не знаете? Они тут, недалеко от нас, на Миуской площади стоят: и Фадеев, и Левинсон, и Метелица — памятник такой… Так вот, не переживайте, но и не расслабляйтесь, ищите ответы на поставленные вопросы, работайте.
Совсем не представляя, что делать дальше, Артур пошел бродить по коридорам. Знакомых у него на предприятии не было, да и не велено было ни с кем обсуждать… И Артур пошел к Светлане.
— Вот, отчитался по нашим плакатам, — сказал Артур Свете, после того, как поздоровался со всеми и прошел за бывший свой кульман.
— Поздравляю! — сказала девушка.
— Особенно не с чем поздравлять — директор сказал, что я доклад провалил.
— Ух ты! Небось, врешь, преувеличиваешь?
— Нет, правда, так и сказал. Но плакаты у себя до вечера оставил. Так что плакаты наши ничего получились. И при таких плакатах — такие результаты!
— Ах ты, бедненький, — искренне пожалела Артура Света. — Чем же тебя утешить?
— Можешь утешить! — осенило Артура. — Реши задачку по алгебре!
— У тебя что, брат — двоечник?
— Нет, я серьезно. Вот, смотри, работник получает рубль. Но с этого рубля нужно уплатить подоходный налог, профсоюзный взнос, в пенсионный фонд, медицину, налог на добавленную стоимость, транспортный налог и другое всякое, накладные расходы и прочее. Я понимаю, что решить можно, только не представляю, как взяться!
— Ах ты, гуманитарий малограмотный! Ведь это просто, нужно только ставки налогов знать. У тебя эскиз первого плаката остался? Давай мне эскиз с цифрами, я тебе сделаю.
Через час Артур получил от Светланы аккуратно оформленную задачу. Решение было расписано по действиям, и к каждому действию имелось примечание. Оказалось, что, если не платить за помещение, за электричество, за охрану, не покупать никаких деталей, то за каждый рубль в кармане работника предприятие должно было уплатить еще рубль всяких налогов. А ведь без электричества нельзя, и без помещения, и без отопления! Директорская забота об экономии стала более понятна. Действительно, сколько не выбивай деньги, а большую часть придется — фу — отдать. «Да, толковая девушка Света», — подумал Артур.
День рождения
— Слушай, Артур! Приходи завтра к нам.
— Приду…
— Нет, ты не понял. Я тебя приглашаю к нам официально, у нас будет маленький междусобойчик… В общем, у меня день рождения, и я тебя приглашаю.
— Спасибо, приду, — Артур обрадовался, он уже думал, как бы отблагодарить эту девушку за помощь, а тут такая возможность. Вопрос, что подарить знакомой девушке, был решен надолго вперед: мать Артура привезла из-за границы два десятка ниточек речного жемчуга специально для раздачи знакомым. Попросить у мамы ниточку — и готово дело. В Москве конца 1992 года ниточка из маленьких кривых жемчужин, напоминающих молочные зубы, была шикарным подарком.
— Приходи к началу «обеда», мы быстренько все приготовим, и сядем, — уточнила Света. «Обед», то есть обеденный перерыв начинался у всех подразделений по-разному, но ведь Артур провел у них несколько дней, знал, когда у них «обед», поэтому Света не сказала время.
На следующий день Артур пришел с букетиком хризантем, купленных по дороге на работу. В бригаде шла предпраздничная суета. Девушки накрывали три сдвинутых вместе письменных стола бумагой от печатающего устройства АЦПУ-128. Эту бумагу в качестве скатерти использовала вся страна. Парни играли в нарды, Владимир Васильевич работал за своим компютером. На двух электрических плитках булькали кастрюли с картошкой.
Светлана в уголке чистила на газете селедку. Подняла глаза на подошедшего Артура, посмотрела на хризантемы, сказала: «Какая прелесть, спасибо! Девчонки, поставьте цветы в вазу!» — и снова занялась селедкой. Подскочила девушка-конструктор и забрала букет. Слегка обиженный недостаточным вниманием к своей персоне, Артур решил жемчуг сейчас не вручать, подождать более подходящего момента. Подумав, куда себя деть: подойти к ребятам с нардами или помочь девушкам, Артур подсел к Свете и стал смотреть, как она чистит селедку. Большая фаянсовая селедочница была заполнена наполовину. Светлана взяла вторую селедку, острым ножом отрезала голову, надсекла рыбку вдоль спинки, подцепила и сняла кожу сначала с одной стороны, потом с другой, сделала разрез вдоль спинки глубже и распластовала селедку. Такой разделки Артур раньше не видел.
— Здорово у тебя получается, ловко! — сказал Артур.
Света улыбнулась Артуру и продолжила занятие. Выбрала внутренности, аккуратно отделила икру, соскребла черную пленку, отделила хребет с хвостом, сполоснула тушку в миске с водой, отрезала две полоски — балык, потом обработала третью полоску, живот селедки — тешу, оторвала от нее плавники, поскребла снаружи, чтобы не осталось чешуек, плавничков и прочего несъедобного.
Все отходы Светлана завернула в газету и выбросила в урну с картофельными очистками. Потянув к себе чистый газетный листок, положила его на кухонную дощечку и быстро-быстро нарезала приготовленную селедку на кусочки. Поддев линейку селедочных кусочков ножом, Света перенесла ее в селедочницу и аккуратно скинула одним движением ножа.
— Смотри, в газете тоже налогами занимаются! — сказала Света.
— Где, покажи, — откликнулся Артур и потянулся к газете в селедочных пятнах.
— Не бери эту, запачканную! Такие объявления в каждой «Экстра-М», — Света назвала газету, которую бесплатно засовывали во все почтовые ящики Москвы. В основном, листы газеты использовались москвичами на хозяйственные нужды — что-нибудь завернуть, подложить куда-то, а потом выкинуть. Светлана указала на стопку газет, которую принесли специально для этого. Артур взял одну и отложил. «Какая толковая девка!» — очередной раз подумал Артур.
К концу обеденного перерыва справились с подготовкой и уселись за стол. На столе стояла дымящаяся картошка, селедка, домашние соленья, вареная колбаса, купленная у белорусов. Отдельно на небольшой тарелочке разместили главный деликатес — тонко порезанную «Браунгшвейскую» колбасу. Этот сорт копченой колбасы без очереди продавался на Тишинском рынке в маленьком магазинчике, но стоил безумно дорого.
Такую вкусную картошку Артур ел только раз в жизни, прошлым летом — мать привезла с Кипра бумажный пакет и вынула из него три крупных продолговатых клубня. Картошку тогда сварили «в мундире» и лакомились ей, как неведомым заморским фруктом. А эта вкуснейшая картошка была выращена лично самой именинницей на собственном участке по Дмитровскому направлению! Ура! За здоровье Светланы, картофелевода-мичуринца!
Пили водку, потом Володя достал из сейфа казенный спирт, и мужчины добавляли спиртом, причем двое не разбавляли. Но никто сильно не напился, некоторые даже говорили, что сегодня хотят еще поработать. Только ходить в другие подразделения Володя запретил.
Светлане прочитали поздравительную оду легкомысленного содержания. Как и во всех трудовых коллективах, в конструкторской бригаде поздравительное стихотворение, обращение к незамужней девушке, было несколько фривольное, призывающее девушку к замужеству:
- Наша Света — как конфета.
- Нам сегодня двадцать пять.
- Вместе означает это:
- Скоро свадьбу нам играть!
Такое вмешательство в личную жизнь, всеобщая осведомленность обо всех, даже крошечных событиях в чужой семье, свободный треп о сокровенном удивили Артура еще тогда, когда он сидел у конструкторов несколько дней подряд. Теперь сотрудники подвыпили, — и понеслось! Лезли во все. На застольях дома Артур такого не замечал. Знакомые родителей не были столь откровенны, соблюдали границы между семейным, дружеским и официальным. Да и опасались друг друга, что ли… Студенты в группе тоже особенно не трепались: расскажешь лишнее, а потом собеседник, который тебя так доброжелательно слушал, тебе же твоими же рассказами — и по глазам! Отец объяснил Артуру, что излишняя откровенность — отнюдь не аристократическая черта.
Жемчужная ниточка, преподнесенная Артуром, вызвала восторг. Все девушки примеряли нитку перед зеркалом, парни смотрели на примерку и молчали.
Потихоньку, полегоньку, а время было — третий час, гуляли уже в рабочее время, нарушали трудовую дисциплину. Девушки стали разбирать посуду, парни — раздвигать столы. Посуду расставили по стопкам: одна — своя, вторая — из соседней бригады, надо помыть и отдать, третью, довольно большую, имениннице предстояло отнести домой.
— Неохота тащить… — жалобно сказала Светлана, подняла глаза на Артура и сразу опустила.
— А ты сегодня понесешь? — спросил Артур.
— Нет, сегодня надо скорей домой. Дома родители ждут, волнуются, как прошло. Им все казалось, что чего-нибудь не хватит: или водки, или закуски. Ну, и с родителями сегодня слегка отметим. Сегодня только подарки возьму. А в понедельник посуду понесу, — с улыбкой сказала Света. Жемчужная ниточка светилась у нее на шее.
— А можно тебе помочь? В понедельник я могу, а сегодня — есть дела вечером, — предложил свои услуги Артур. Светлана радостно согласилась.
Артур забрал газету «Экстра-М», попрощался и ушел к себе в юрбюро.
Сидя у себя, Артур разложил на столе толстую газету. Четыре первых полосы газеты занимали маленькие, размером со спичечный коробок объявления, объединенные рубрикой «Финансовые услуги». Текст объявлений был как будто кодированный, непонятный простому читателю, который взял газету, чтобы найти себе одежду, обувь или другой товар получше, подешевле и поближе к дому. В объявлениях значилось: «Оптимизация налогов. Консультации и практическая помощь», «Договоры подряда», «Доверительные финансовые операции. Любые договора. 6 %.», «Обналичка 108 %». Ничего не поняв, Артур сунул газету во внутренний карман пальто, висящего на вешалке, и решил разбираться завтра дома, на трезвую голову.
В субботу на даче Артур снова читал эти объявления и старался понять, что же в них написано. Звонил по указанным в объявлениях телефонам, в первую очередь, туда, где обещали консультации. По некоторым телефонам отвечали, несмотря на выходной день, но разговор кончался просьбой перезвонить в понедельник. Голос в телефоне пугался вопросов Артура и его неосведомленности в предмете. Голос готов был отвечать только на определенный набор вопросов. Артур плюнул, и отложил дело до понедельника.
Катуар
Понедельник прошел в телефонных звонках. Звонить было непросто, приходилось выбирать момент, когда все сотрудники уходили из комнаты. Разговаривать о таком неясном деле, оглядываясь на соседа, у Артура не получалось, к тому же конфиденциальность требовалось соблюдать. А на том конце провода «напрягались» от эканья и мэканья. Артур это чувствовал. Несколько раз звонил из закутка Евгении Сергеевны, но оттуда было хорошо слышно по всей комнате. Эх, надо было не ездить на работу, а обзванивать эти конторы из дома! В общем, первая половина дня прошла довольно нервно, главное, впустую.
После обеда позвонила Светлана.
— Ну, как? Поможешь дотащить, не передумал?
— Конечно, конечно, — ответил Артур. — Когда зайти?
Встретились, прошли с сумками через проходную, и пошли к Белорусскому вокзалу. Мимо кольцевого метро, мимо вокзала, за радиальным метро повернули налево и по узкому проходу вышли на платформу, около которой останавливалась сквозная электричка, идущая сначала по Москве к Савеловскому вокзалу, а дальше — по Савеловскому направлению. Вдоль Бутырского вала электричка ехала очень медленно, медленнее троллейбуса 18-го маршрута — два или три троллейбуса обогнали поезд. Потом, еще медленнее, электричка стучала колесами по паутине рельсов, выводящим к Савеловскому вокзалу. Доползли до крайней платформы Савеловского вокзала, опять долго стояли с открытыми дверями.
— Ты каждый день так ездишь? — в наиболее тоскливую минуту ожидания спросил Артур.
— Конечно. На городском транспорте получается дольше и дороже. Только суета, пересадки, перебежки, поэтому не так скучно, — ответила Светлана. — Но я читаю, если сесть удается, и если какая-нибудь бабка с сумками надо мной не повиснет, чтобы место уступила. А ты как ездишь на работу?
Упоминание о том, что при выборе транспорта от дома до работы может учитываться стоимость проезда, удивило Артура. Ведь билеты такие дешевые, пятачок.
— Мы сейчас тоже за городом, на даче живем. Отец меня до метро подбрасывает на машине, а там — на метро. Если в город вернемся, то пешком буду ходить — мы на Большой Бронной живем, недалеко от Пушкинской площади. За полчаса до работы дохожу без напряга.
— Здорово, центр Москвы!
— Иду по Малой Бронной, потом пересекаю Садовое кольцо, потом по улице Красина — и на Тишинку.
— Я знаю, я так в «Театр на Малой Бронной» ходила с работы.
Молодые люди вели легкую беседу, поезд бежал вдоль Дмитровского шоссе, потом углубился в промзону, потом опять появились жилые кварталы с «промзоновским» названием «Керамический проезд», проехали Лианозово, деревню в Москве, пересекли Дмитровское шоссе, на минуту остановились у платформы Марк. И Лианозов, и Марк, и Катуар — крупные буржуи, но платформы не переименовывались, так и назывались всегда. Выехали из Москвы, проехали Новодачную и Догопрудный, где из поезда вышли студенты Московского физтеха. Дотряслись до Лобни, а вот и Катуар, пора выходить! Да, долгонько…
Зато от станции было недалеко. Вдоль переулка стояли в ряд несколько двухэтажных восьмиквартирных домов с палисадниками. С одной стороны — два подъезда и с другой — два, по две квартиры в подъезде. Поднялись на второй этаж, Светлана открыла ключом дверь, и они вошли в квартиру.
За тридцать лет до этого дня, в начале 60-х годов, некоторые ведомства построили дома для своих работников силами самих работников. Сначала профком принимал решение о предоставлении работнику квартиры в будущем доме, как остронуждающемуся в улучшении жилищных условий. На основании этого решения, подписанного директором, секретарем парткома и председателем профкома, человек переставал ходить на службу на предприятие, а ходил на стройку своего будущего дома. Железнодорожники, авиаторы, химики, машиностроители на несколько месяцев становились строителями. Конечно, проекты были простенькие и дешевые, квартирки маленькие, тесные. Полы были дощатые, совмещенные санузлы красили масляной краской, и помещались в них только ванна и унитаз (на раковину места не было, руки мыли, пуская воду в ванну), кухни имели площадь метра четыре. Но все это были мелочи по сравнению с шикарной перспективой получить отдельную квартиру!
В такую квартиру, построенную отцом, привела Светлана Артура. Когда-то здесь жили родители Светы, ее брат, ее бабушка. Всего въехало в двухкомнатную квартирку четверо. Потом родилась Светлана, и стало пятеро. Теперь остались трое — Света с родителями. У Светы была своя маленькая комната, дальняя, она ее называла «светелкой». А родители спали в проходной «большой» комнате, площадью метров 15. Историю своей квартиры Светлана рассказала Артуру по дороге. Немного волновалась — кто знает, как воспримет московский пижон ее убогое жилище. К ней-то самой Артур, похоже, привык, к тому же «зауважал». Но не помешает ли плохое впечатление от квартиры ее задумке? Вот Светлана и рассказала историю квартиры, объяснила, что этой жалкой квартирой можно гордиться.
Войдя в дверь, Артур почувствовал запах старого жилья и спертый воздух закупоренной квартиры.
— Кто дома? — спросил Артур. Вдвоем с девушкой в пустой квартире — парень насторожился, так охотничья собака замирает и поднимает переднюю лапу, почуяв дичь.
— Никого. Родители уехали на дачу, вернутся завтра, а то и послезавтра.
В теснейшей прихожей даже стоять вдвоем было тесно, тем более, с сумками. Света одной ногой шагнула в кухню и поставила на пол сумки, по одной передавая их из руки в руку. Освободившись от сумок, и освободив Артура, шагнула назад. На полу кухни остался след от сапога.
— Потом подотру, — сказала Света. — Уф! Приехали. Раздевайся!
Светлана, стоя спиной к Артуру, расстегнула шубку.
— Разрешите за вами поухаживать, — Артур взялся двумя руками за шубу, на мгновенье замешкался, а потом раскрыл ладони, схватил девушку за плечи через шубу, привлек к себе и стал ждать, что будет.
Светлана замерла на секунду и подалась назад, навстречу Артуру, прижалась к нему спиной. Артур притянул девушку сильнее к себе. Светлана неожиданно для Артура скинула его руки, крутанулась, повернулась к нему лицом и в распахнутой шубе кинулась к нему в объятья.
Артур скинул с себя пальто, шуба сама как-то сползла с девушки и легла кучей под ноги, на его пальто. Парочка вместе перешагнула через эту кучу.
Они целовались и обнимались, потихоньку перемещаясь из прихожей через проходную комнату в «светелку». В маленькой комнате оба уселись на Светину кровать, с утра застеленную белоснежным крахмальным бельем.
Артур раздевал Светлану, а она послушно вставала, садилась, поднимала руки. Оставшись совсем голой, вдруг всполошилась, босая побежала в ванную: «Ой! Ты не сумеешь!», и зажгла там газовую колонку. Он посидел немного на кровати, потом разделся догола и пришлепал к ней в ванную, а потом они улеглись вместе на Светину девичью постель.
Артур почувствовал сопротивление. Света вскрикнула слегка, а дальше все было обычно, привычно для Артура.
— Теперь я такая же, как все… — сказала Света.
— Ты что, девственница? — спросил Артур.
— Уже нет… — ответила Света.
— А почему не предупредила?
— Не бойся, тебе за это ничего не будет…
— Да я и не боюсь, ты что говоришь?! — Артур старался выглядеть настоящим мужчиной, хотя разрушенное им девство Светланы его сначала обеспокоило, а обещание, что «ему за это ничего не будет», и вправду, успокоило.
Артур полежал немного и решил, что нужно сказать что-нибудь, приличествующее моменту.