Звезда среди ясного неба Жукова-Гладкова Мария

У Нины Степановны началась истерика.

— А статуэтку вы заранее выбрали? — спросила я, врываясь в поток рыданий.

— Вазу она выбрала, — сказал Андрей. — Вы держали ее у себя в комнате?

— Ну а как же? Пропажу статуэтки эта шлюха сразу же заметила бы, а вазу не углядела. Она же обожала эту свою похабщину!

— Но почему вы потом воспользовались еще и статуэткой? — спросила я.

— Могу объяснить, — повернулся ко мне Андрей. — Она воспользовалась заранее приготовленной вазой. Возможно, тот удар не был смертельным. Вспомни, что рассказывали твои мать и брат. А статуэтка валялась в коридоре — Аглая же ею ударила твоего брата. Поэтому Нина Степановна решила и ее пустить в дело.

— Да не успела я добить эту гадину с первого раза! Я вообще еле успела скрыться у себя в комнате! Я думала, что со страха помру! А если бы та гадина — та баба, которая потом пришла, «Скорую» вызвала? Или полицию? Но она только вазу прихватила! Я же ее выронила со страху, когда очередной звонок раздался! И дверь была не заперта! Я увидела, что задвижка не задвинута. Бросилась к себе в комнату. Без вазы. Но если бы не та, вторая гадина, я бы не догадалась, что дверь нужно оставить незапертой. Запер Твердохлебов.

«Все-то у нее гадины, кроме нее самой, — подумала я. — Хотя насчет моей мамаши Нина Степановна была права. Но мать спасала любимого сына…»

— И вы ударили мою дочь еще и каменной статуэткой? — уточнил Станислав ровным, ничего не выражающим голосом. Но при этом у него так изменилось лицо… Я представляю, как он кипел внутри…

— Да, потому что не убила с первого раза-то! — заорала Нина Степановна, брызжа слюной. — Гадины все живучие! И если бы та, вторая, «Скорую» вызвала, то Аглая вполне могла бы очухаться! И вазу бы нашли с моими отпечатками пальцев! Но та, вторая, сразу же сбежала, не стала проверять, жива твоя потаскуха или нет. Зачем ей? Ну а как только она ушла, я схватила похабную статуэтку из коридора — и добавила, чтоб наверняка!

— И потом забрали к себе в комнату? — уточнил Андрей.

— Да, и выбросила на следующий день, когда мы с Никитой гулять пошли.

— Зачем вы забрали статуэтку к себе? — спросил Станислав.

— А тебе жалко, да?

— Я просто не понимаю всех ваших мотивов. А если бы ее нашли у вас? До того, как успеете выбросить?

— Кто? Когда? — удивилась Нина Степановна. — Я не сомневалась, что твою потаскуху найдут только на следующий день — после того, как я уже выброшу статуэтку. Я не предполагала, что ночью еще кто-то припрется, но приперлись. Но ведь не вызвали же полицию! Один сбежал, второй был в стельку пьян. Это ж как надо надраться, чтобы пойти спать в шкаф?

— Это вы отнесли Аглаю на кровать? — уточнил Андрей.

— Да, подумала, что нам же с Никитой утром гулять идти. А если ее оставлять валяться в коридоре, то вроде как я должна ее найти. Оно мне надо? Я вспомнила, что вон она по утрам в понедельник приходит. — Нина Степановна кивнула на меня. — Она и вызвала ментов. А до нее никто и не подумал даже. Мы с Никитой спокойно ушли. На полу у вешалки следов крови не было, только елочные иголки. Накапало только на коврик у кровати. Коридор я протерла на всякий случай. И утром у меня была масса времени, чтобы выбросить статуэтку подальше от дома.

— А вы не подумали, что таким образом лишаетесь работы? — спросила я.

— Так ребенок же Петькин. — Нина Степановна посмотрела на меня, как на полную дуру. — Не он же с ним сидеть будет? Хотя, отдать ему должное, отец он замечательный. Но ему работать надо.

— И вы лишили его весьма существенного дохода, — заметил Станислав. — Неужели вы не понимали, что как продюсер Аглаи…

— Да он и без твоей потаскухи заработает! — перебила Нина Степановна. — Других полно. Очередь из желающих выстраивается. У нас перед домом дежурят ночами, только бы Петька их прослушать согласился! Ему записи шлют, каждый день посылки приходят. Да даже если он их будет слушать по двадцать четыре часа в сутки, все равно не успеет прослушать все! Я ему уже сказала, чтобы брал какую-нибудь нормальную девку, с голосом, и делал из нее звезду. Люди с голосом пробиться не могут, только такие потаскухи, типа твоей, с голыми задами по сцене скачут, сиськами трясут! Их даже не отличить одну от другой!

Это обвинение в адрес Аглаи было несправедливым. Ее отличали от других, и еще как! Ее хотели мужчины, а женщины хотели на нее походить. Однако Станислав молчал, врач вообще ни слова не произнес на протяжении всего разговора, Андрей умело задавал вопросы, запись шла. Насколько я понимала, после этой ночной встречи нашим правоохранительным органам ничего не придется делать — у них будет готовое признание.

Кстати, а что в таком случае будет с мигрантами?

Я внимательно посмотрела на Нину Степановну. Могла она их нанять? Могли они принять ее за «мущын»?

Принять могли. Но зачем они ей понадобились?

Оказалось — чтобы подбросить домработнице лекарства. Требовался козел отпущения — ведь если Роберт высказал версию о возможном «подкармливании» Аглаи ядом или лекарствами и требовал экспертизу, специалисты вполне могли найти в ее организме то, что еще не успело выйти. И на самом деле нашли. Я сама обо всем рассказывала Петру Аркадьевичу, а он, в свою очередь, — Нине Степановне. Вот и пришлось быстро переводить стрелки на домработницу. За это мигрантам предлагалось взять в квартире все, что они смогут вынести на себе. Они и вынесли.

— Так это вы травили мою дочь? Вначале думали ее отравить, а поскольку она никак не умирала, решили убить вазой? Не получилось вазой, добавили статуэткой? — Станислава просто трясло.

— Просто так я ее отравить не могла! — рявкнула Нина Степановна. — Ведь тогда бы на меня сразу подумали. На меня или на Нюрку. Больше-то не на кого!

Нюркой звали домработницу, то есть она, конечно, была Анна Павловна, но Нина Степановна не считала нужным использовать отчество.

— И кто вам подсказал такую сложную схему приема лекарств? — спросил Станислав.

Андрей сказал, что я еще не знаю всех деталей — того, что показали результаты проведенных экспертиз, и выводов, к которым пришли специалисты, которые их анализировали. Он также сообщил, что Нина Степановна по профессии фельдшер.

— Неужели фельдшеру не найти работу? — не могла сдержаться я. — Ведь Петр Аркадьевич говорил…

— А ты знаешь, сколько у нас фельдшер получает?!

— Нину Степановну уволили с волчьим билетом, — спокойно сообщил Андрей. — Она радоваться должна, что не посадили.

— За то, что мальчишек пожалела!

— Наркоманов. И жалели вы их за весьма крупные суммы — по крайней мере для их семей.

Я бросила взгляд на Андрея.

— Петр Аркадьевич нанял свою родственницу еще и из-за ее медицинского образования. На самом деле для беременной девочки было лучше, чтобы рядом с ней находился медик. Да и про грешки родственницы Бергман знал. Правда, Нина Степановна? Вы с ним прекрасно поняли друг друга.

— Да, Петр — единственный, кто ко мне в вашем мерзком городе по-человечески относится!

— У нас совсем не мерзкий город, — возмутилась я. — И масса людей считают Петербург…

— Они здесь не жили в услужении! Я терпела только из-за Петьки! Чтобы помочь ему, потому что он помог мне!

— И убивать меня вы пришли, чтобы помочь Петьке? — вкрадчиво спросил Станислав.

Нина Степановна поджала губы и отвернулась.

— Вы решили, что если я умру, то ваш законный муж, Петр Аркадьевич Бергман, унаследует все, что осталось от Аглаи? То есть, конечно, унаследует Никита, а он — отец, вы — его законная жена. Наверное, еще думали официально усыновить мальчика? А что дальше? Потом бы и Петька отправился к праотцам? Вы же медик, Нина Степановна. Придумали бы и для него схему приема лекарств, например, приводящую к сердечному приступу. Или вы и так придумали? Уже все приготовлено? Или разово бы что-то дали? И стали бы богатой наследницей, обеспечили бы себе безбедную старость.

Нина Степановна молчала. Вероятно, больше не желала ничего говорить. Мне было тошно. Ну разве так можно? Хотя, вероятно, при виде богатства Аглаи (а для Нины Степановны это было невероятное богатство), да еще, по мнению провинциальной немолодой женщины, полученного неправедным путем, Нина Степановна немного повредилась умом. То есть, конечно, она не сошла с ума в прямом смысле, а в некотором роде обезумела. Ей захотелось заполучить все это себе. Ее познания в медицине здорово помогли. И ведь могло сработать!

Я повернулась к Станиславу и спросила, связаны ли попытки отравления его в Лондоне и отравления Аглаи здесь.

— Это не отравления, Наташа. И это совершенно разные истории. Моя… сожительница хотела меня на себе женить. Хотела таким образом показать заботу, преданность… И она не медик. Она купила препарат у индуса-травника. Здесь ситуация совсем другая. Другой препарат, сложная схема. Как мне объяснили, Аглая под его воздействием должна была или выброситься из окна, или, например, вдруг начать раздеваться в ночном клубе (под воздействием алкоголя, который не сочетается с препаратом), голой выбежать на улицу и броситься под машину. Предсказать сложно. Она получала препарат малыми дозами, дозы накапливались в организме. Алкоголь, как я уже сказал, в случае приема строго запрещен. Он может послужить — как бы лучше выразиться? — спусковым механизмом.

— У Аглаи уже были срывы, — напомнил Андрей. — Она вдруг повела себя странно. Тогда Станислав с Робертом и подключили к делу меня. Но на тот момент в ее организме еще не успело накопиться достаточного количества этой дряни. Ведь, наверное, Нине Степановне не удавалось давать препарат Аглае каждый день. И Аглая отказалась немедленно сдать анализы.

— К сожалению, я подключил Андрея слишком поздно… Он не успел докопаться до сути. Надо было следить за Аглаей каждый день…

— Признаться, я подумал, что Аглая подсела на наркотики. Сама. Ну, то есть, конечно, кто-то продал, поделился… Она же входила во вполне определенную тусовку. Просто я не успел разобраться. Нина Степановна воспользовалась ситуацией — решила убить быстро и свалить убийство на кого-то из многочисленных гостей. Вероятно, больше не могла терпеть. Черная зависть и ненависть съедали ее изнутри.

Больше Нина Степановна до приезда полиции не произнесла ни слова. Я поехала домой, чтобы немного поспать перед основной работой. Андрей обещал приехать вечером.