Звезда среди ясного неба Жукова-Гладкова Мария

Глава 12

Тимофея Аристарховича вскоре отпустили, как и нас с Бергманом. Я поехала на работу. Мы с продюсером договорились держать связь, на всякий случай я, как и Бергман, оставила свой номер телефона Тимофею Аристарховичу. Признаться, мне было его жаль. Мне очень хотелось думать, что он не полезет в петлю и не устроит очередной акт самосожжения. По крайней мере я сказала ему, чтобы звонил в любое время, если захочет выговориться.

Но, наверное, мне не следовало беспокоиться. При выходе из управления Тимофея Аристарховича под белы ручки подхватили Пелагея Васильевна с подругой и куда-то повели, бросив на нас с Бергманом недовольные взгляды. Может, они ему жену найдут? Или какую-нибудь другую кандидатуру, на которой он сможет свихнуться, как был повернут на Аглае? Наверное, это было бы лучшим вариантом в данной ситуации.

На следующее утро меня разбудил звонок мобильного телефона. Определился неизвестный номер, но для меня это не является ничем необычным. Меня «передают» из рук в руки, как бывает с врачами.

— Наташенька? — спросил старушечий голос.

Кто же это? Ответ я получила сразу же. Меня хотела слышать и видеть у своего дома Пелагея Васильевна, которая получила мой номер у Тимофея Аристарховича. Может, не стоило ему его оставлять? Задним умом мы все сильны… Но кто же мог предположить, что так получится? Тимофея Аристарховича явно подробнейшим образом допросили о том, что происходило в стенах управления. Неужели теперь Пелагея Васильевна возьмется еще и за меня? И будет каждый день названивать?

— Что случилось?

— У нас тут табором стоят узбекские семьи. То есть две узбекские и одна таджикская.

— У них разве есть таборы?

— Ну, аулом. Или кишлаком. Я не знаю, как правильно сказать. В общем, они тут расположились перед нашим домом, у машин проблемы с выездом. На детскую площадку не выйти.

— И что они там у вас делают? — Я в первый момент не сообразила, откуда взялись узбеки и что они могут делать у дома Пелагеи и Аглаи.

И вообще, почему Пелагея Васильевна звонит мне, а не в полицию? Но оказалось, что в полицию звонила уже не только Пелагея Васильевна, но и другие жильцы дома, которым табор (аул, кишлак) под окнами элитного дома совсем не требовался. В настоящий момент полиция уже приехала, потом вызвала подкрепление, примчались журналисты (как пишущие, так и снимающие), но табор (аул, кишлак) пока с места не сдвинулся. А народ все прибывает и прибывает.

«Еще бы», — подумала я. Там просто место бесплатных концертов. То Юрий Твердохлебов серенады поет, то он же друга Бардика спасает из застенков, то известную певицу-актрису-светскую львицу убивают, то Бардик одним ударом крушит турник для выбивания ковров. Народ уже привык к зрелищам. Да и они явно неплохо развеивают рутину будней.

— Что вы хотите от меня? — спросила я у Пелагеи Васильевны.

— Чтобы ты поговорила с людьми как психолог.

— С узбеками?

— Со всеми.

— Зачем? — уточнила я, тем не менее вставая с кровати.

Пожалуй, стоит съездить на место — хотя бы из любопытства.

— Убийцу Аглаи надо искать! — закричала в трубку Пелагея Васильевна.

— Для этого есть правоохранительные органы.

— Ты что, рассчитываешь на то, что они кого-то найдут? Ты что, не знаешь русскую народную мудрость, проверенную многими людьми и временем?

— Это какую?

— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

— Вы хотите сказать, что тому, кого обвиняют в убийстве, нужно самому искать убийцу, потому что правоохранительные органы этого не сделают?

— Да!

— А кого обвиняют? Кому-то уже выдвинули обвинение?

Пелагея Васильевна на мгновение замолчала.

— Нужно защитить Тимошу, — наконец выдала она.

— У него алиби. Аглая оставалась жива, когда он уходил. Или он вам сказал, что ему предъявили обвинение?

— Но все равно нужно искать убийцу!

— Вы хотите, чтобы этим занималась я?

— Я хочу, чтобы вы поженились с Тимошей, — выдала Пелагея Васильевна.

Я замерла с открытым ртом.

— С какой стати? — наконец смогла вымолвить я.

— Он — приличный человек, культурный, образованный, кандидат наук. Только ему нужна женщина, которая будет о нем заботиться и не позволит думать еще о какой-нибудь Аглае. Из него получится очень хороший муж. Он неприхотливый, им крутить можно, как хочешь. Если его правильно воспитать и обучить, то он будет по дому все делать. А ты как раз психолог. Ты и о нем позаботишься, и себе жизнь облегчишь. Он все заботы по дому на себя возьмет! Эх, была бы я лет на двадцать помоложе… Лучше, конечно, на тридцать. Ты же не замужем?

— Но из этого не следует, что я готова идти под венец с Тимофеем Аристарховичем.

— Ну я же не говорю — прямо сегодня! Вы пообщайтесь, узнайте друг друга получше. Сейчас и он не пойдет. Он еще по этой потаскухе страдает.

— Вообще-то о мертвых по русской традиции…

— Но ведь я правду сказала! И полиция будет искать убийцу среди ее хахалей! Жила бы с одним мужиком, так и сейчас бы была жива и здорова! А к ней каждый вечер целый табун жеребцов ходил! А теперь еще и табор стоит! Ни у кого другого табор не стоял!

— У кого «другого»? — не поняла я.

— У нас в городе сколько народу поубивали? Хоть к кому-нибудь после смерти табор приходил? Свечи к местам убиения ставили, цветы носили, венки, иконы, но чтобы узбеки с таджиками толпой? Я, признаться, поклонников Аглаи ожидала, то есть не я, а наши соседки. Но, значит, не было у нее поклонников, несмотря на все ее песни и пляски.

— Она не танцевала.

— Ну это я образно выразилась! Голыми сиськами она еще как трясла! Хотя красивые сиськи были. Мне бы такие в мои двадцать лет… Я бы себе такого мужика нашла… И этот… как его… а, пирсинг у нее в сосках был с бриллиантами. Ты видела живьем? Мне она отказалась показывать. Я только в журнале для мужчин и увидела. Мне Ромка, который с собакой, показал. Аглая там почти голая, а срамные места не одеждой, а драгоценностями прикрыты.

— Пелагея Васильевна!

— Да, это я отвлеклась. Так вот, после того, как у нас певцов убивали…

— А кого у нас из певцов убивали? Я, кроме Талькова, никого не помню. И когда это было-то?

— Ну, не убивали, сами они помирали. То есть не сами, а от наркотиков, водки или вот Цой, например, царствие ему небесное! Талантливый человек был, а уснул за рулем! И никакого табора не было, хотя и восточный мужчина.

— Что вы хотите сказать? При чем тут Цой, Тальков и остальные? Кстати, пусть простит меня Аглая, но она и близко рядом с ними не стояла.

— Вот и я о том же! Ты представляешь, сколько людей шло с ними проститься? Мы с соседками вчера вспоминали, и они ожидали, что к нам тоже народ пойдет. Не столько, сколько к Цою — светлая ему память, — но все равно. А я им говорила, что не пойдут люди. Я думала, что, может, какие-нибудь светские львицы на каблучищах и потряхивая сиськами придут, то есть приедут на дорогих машинах, чтобы перед телекамерами показаться. Или еще сами журналистов привезут или фотографов. Пофотографируются с цветами и свечами, чтобы потом в журналы и газеты попасть, себя раскрутить или как там сейчас говорят. А никто из них не приперся! Узбеки и таджики табором встали. Или аулом, или кишлаком! Этого вообще никто предположить не мог!

— Что хотят узбеки? — Я решила направить разговор в другую сторону. И мне на самом деле было интересно, как табор (аул, кишлак) связан с Аглаей. И вообще есть ли тут какая-то связь?

— Ребенка, — сообщила мне Пелагея Васильевна.

И как я раньше этого не сообразила? Я просто забыла, что Аглая усыновила «маленького узбека», то есть истинная информация, которую мне сообщил Бергман, вытеснила ту рекламную акцию. Я больше не думала про Никиту как про «маленького узбека». Признаться, я вообще про него не думала.

— Наташа, приезжай, — попросила Пелагея Васильевна нормальным голосом. — Неужели тебе не интересно?

В общем, я довольно быстро собралась, Джулию оставила дома, уже из машины позвонила Бергману, но Петр Аркадьевич был оповещен о происходящем у дома Аглаи еще раньше меня. Естественно, все той же неугомонной Пелагеей Васильевной. А Бергман в данном случае — лицо очень заинтересованное…

— Наташа, я как раз тебе звонить собирался. Очень хорошо, что ты туда едешь. Послушай там, что говорят, что хотят. Я на тебя полагаюсь.

— А вы сами что, не приедете?

— Я сейчас на пути к адвокату. Надо уточнить кое-какие тонкости. Сама понимаешь, там и там находиться я не могу. Побудь моими глазами и ушами. Если сможешь, точно выясни, какие требования выдвигает этот аул. Я в долгу не останусь.

Я пообещала сделать все, что смогу.

У дома Аглаи было настоящее столпотворение. Собрались люди славянской внешности — разного пола и возраста, причем оказалось и много подростков в новой униформе националистов — куртки с капюшоном типа «аляски», зауженные джинсы или спортивные штаны, кроссовки. Была масса всяких азиатов, которых я не различаю по национальностям, они стояли группками, приехало много полицейских явно из разных подразделений. Уже были приготовлены машины для загрузки особо отличившихся граждан, но пока граждан по ним не распихивали. С разных сторон к дому Аглаи подходило подкрепление, причем подкрепление было и славянское, и, так сказать, мигрантское, и полицейское, которое приезжало на машинах. Стекалась и журналистская братия — с камерами, микрофонами, диктофонами, фотоаппаратами.

Перед телекамерами уже выступал какой-то бородатый мужик славянской внешности и вспоминал палаточный городок, разбитый под Москвой для нелегальных мигрантов, а также выражал надежду, что этим собравшимся добровольно азиатам за наши деньги не будут выделены не то что семь, а даже одна стиральная машина, так как им в тазах стирать неудобно. И не будет бесплатного пункта зарядки мобильных телефонов. И вообще, кормить их должны из консульства или посольства или соотечественники, но никак не за наши деньги! Почему их высылают отсюда за наш счет? Присылали бы самолеты из независимых государств, которые так страстно желали отделиться от России.

Мужику громко аплодировали. Я тоже похлопала, так как была согласна с ним на все сто процентов.

Чтобы пройти к входу в дом и собрать информацию для Бергмана, я набрала номер мобильного телефона Пелагеи Васильевны. Иначе мне было не протиснуться сквозь толпу, которая увеличивалась с каждой минутой. Вокруг бородатого оратора уже громко скандировали единомышленники, составлялся список требований к властям. Вроде бы ждали губернатора. Встречать меня пришел знакомый следователь в сопровождении двух бойцов ОМОНа, ОМОН уже вставал в оцепление. Были все основания ожидать столкновения.

— А где же Петр Аркадьевич? — спросил у меня следователь. — Пелагея же и его вызвала.

— У юриста.

— Разумно, — кивнул следователь. — Но беспокоиться ему не о чем.

— Вас тоже неугомонная бабка пригласила?

Он снова кивнул.

— Про узбеков я от нее от первой услышал. Ну а потом сотрудников стали со всего района собирать. Ведь тут же дело черт знает чем может закончиться. В особенности в связи с последними событиями в стране. А вас, как профессионального психолога, я очень прошу взять на себя Пелагею Васильевну. Иначе она тут никому работать не даст.

Ах вот, значит, почему мне оказаны такие почести… Проводят с месту событий со своими личными корыстными целями. Ведь Пелагею-то Васильевну в автозак (или как там называется этот спецтранспорт) не очень-то посадишь, да и не будут сажать, думая о последствиях лично для себя в недалеком будущем. Ведь такая бабка, как Пелагея Васильевна, вполне может и до президента дойти, и до суда в Гааге. Кому из наших сотрудников органов нужны такие проблемы? Лучше подключить к делу меня, чтобы Пелагею нейтрализовала. Или придумала, в какое русло направить ее энергию. Может, на борьбу с незаконной миграцией?

— Вы не думаете, что кто-то из узбеков мог убить Аглаю? — спросила я у следователя.

Он странно посмотрел на меня.

— Раньше тут не было ни узбеков, ни таджиков, — сказал он. — Они бы мимо Пелагеи не проскочили. Здесь даже дворником работает русская женщина. В элитные дома их теперь стараются не нанимать. Жильцы против. А тут руководство ТСЖ прислушивается к мнению жильцов. Они очень хорошо понимают, что деньги им платят жильцы, и наваривать на недоплате гастарбайтерам им просто невыгодно. Их самих тогда заменят.

Наконец мы вышли на участок непосредственно перед домом, где собралось не менее тридцати журналистов (с одной стороны). Работали камеры, периодически срабатывала вспышка, мужчины и женщины тянули вперед диктофоны. Но подойти ближе им не давал ОМОН. С другой стороны стояли три пожилых восточных господина, напротив них — представители нашего МВД в разных званиях и часть жильцов дома. От имени жильцов дома по негласной договоренности выступала Пелагея Васильевна, заглушая всех остальных. Большое количество восточных людей (мужчин, женщин и детей разных возрастов, как в национальной одежде, так и европейской) виднелось за спинами делегатов. Трое восточных делегатов говорили спокойно (когда им удавалось вставить слово между Пелагеей Васильевной и тучным дядькой из МВД).

— Что они хотят? — тихо спросила я у следователя.

— Вам Пелагея что сказала?

— Что они хотят ребенка. Но с какой стати? Почему они тогда не забирают всех детей, которых рожают и оставляют восточные бабы? Сколько их сейчас в детских домах и домах малютки? Пусть бы сами подбирали со ступеней здания ФМС и отправляли на историческую родину.

Оба омоновца, стоявшие рядом, хмыкнули.

— Я думаю, что они хотят наследство, — сказал следователь.

— Но каким образом они могут его получить?!

— Если нанять хорошего юриста… — пожал плечами следователь. — За Аглаей Станиславовной наследуют усыновленный ребенок и отец. Других близких родственников, насколько я понимаю, нет. И завещания, как я предполагаю, тоже нет. Не принято у наших людей писать завещания, в особенности в таком возрасте.

По-моему, у нас ни в каком возрасте не принято, ну если только у олигархов и граждан с тремя семьями одновременно. Еще пишут на племянников, если нет своих детей. Или на тех, кто ухаживает за пожилым одиноким человеком. Но я была практически уверена, что Аглая завещания не оставила. Да и кому бы она завещала все накопленное? Уж точно не детскому дому или приюту для животных. И не Тимофею Аристарховичу, и не моему братцу. На ребенка ей было плевать. Не могла она ему ничего завещать. Хотя, по идее, Никита должен унаследовать половину… Будет ли за эти деньги биться Петр Аркадьевич? С отцом Аглаи, который постоянно проживает в Лондоне? А кто их знает-то? Вон сейчас Бергман поехал к юристу. Но, думаю, что из-за самого ребенка, а не из-за денег.

Но разве узбеки могут отобрать ребенка?

Я стала прислушиваться к тому, что говорят представители диаспор и представители МВД. Из услышанного сделала вывод, что узбекская и таджикская диаспоры нашего города очень быстро сообразили, что в случае нахождения биологических родственников ребенка, усыновленного известной певицей-актрисой-светской львицей, эти родственники смогут претендовать на оставшееся от нее наследство. Сумму пока никто не знал, но все равно следовало предполагать, что для бедной узбекской или таджикской семьи, отправляющей свою молодежь на заработки в Россию, она окажется весьма и весьма значительной. Аглае точно принадлежала огромная квартира в элитном доме, у нее имелись две хорошие машины. Плюс драгоценности, наряды… Счета в банках? Наверное. В общем, узбекам и таджикам было за что биться.

Узбекская и таджикская диаспоры быстро отыскали своих гражданок, которые родили детей в день рождения Никиты (ведь выяснили же!) и оставили их на попечение государства Российская Федерация. Родственники были готовы простить своих непутевых дочерей (все бывает по молодости, а тут еще и тяжелые условия жизни, неуверенность в завтрашнем дне, невозможность обеспечить ребенку нормальные условия проживания, в особенности если мама и папа живут в расселенном аварийном доме, а то и подвале), отцы — жениться на матерях, с которыми грешили на территории Российской Федерации (и ведь отцы тоже быстренько нашлись!), и все дружно воспитывать Никиту.

— А таджики здесь что делают? — тихо спросила я у следователя.

— А одна их представительница тоже родила ребенка в день рождения Никиты и оставила на ступенях ФМС. Наталья Валерьевна, вот вы способны отличить маленького узбека от маленького таджика?

— Я и большого не способна.

— Вот об этом и речь.

— И они готовы оплатить генетическую экспертизу?

— Готовы! Хоть сегодня. На это деньги сразу же нашлись.

Два омоновца снова усмехнулись. Один из восточных мужчин в это время как раз говорил про то, что они готовы идти хоть до Гаагского суда (и про него знают!), чтобы получить своего ребенка.

— Интересно, как они заговорят, если им найдут тех детей, которых на самом деле оставили две узбечки и таджичка? Ведь навряд ли их усыновили.

Следователь хмыкнул, как и омоновцы.

— Просто так не вернуть, — сказал следователь. — У нас все забюрократизировано.

— Но если находятся биологические родители? Мало ли какая была ситуация. Мать умерла при родах, отец в это время сидел в тюрьме, вышел и хочет забрать ребенка. Своего ребенка, что подтверждает генетическая экспертиза, свидетельские показания, и я не знаю, что еще.

— Это возможно, но хлопотно. В конце концов получит. Но побегать надо. И будут ли они бегать? — Следователь кивнул на большую группу восточных людей, которые теперь выдвинули вперед трех молодух, заламывающих перед журналистами руки и на плохом русском языке рассказывающих о своей трудной судьбе. Журналисты все снимали.

— Кстати, а с отцом Аглаи вы говорили?

— Я лично — нет. Начальство связалось с Англией, но не с отцом Аглаи Станиславовны. То ли с секретарем, то ли с помощником. Я точно не знаю, в какой он должности. В общем, сообщили. Да ведь и Бергман собирался звонить, если не ошибаюсь. Они же знакомы. Или хотел немного подождать? Раз мы все равно должны были официально уведомить кого-то из близких родственников. А близкий родственник — один.

Бергман, насколько я помнила, как раз звонить не хотел, предпочитая, чтобы эту новость отцу сообщили правоохранительные органы.

— А с похоронами что? — спросила я.

— Думаю, что вам на этот вопрос скорее ответит Бергман, а не я. То есть тело мы выдадим в самое ближайшее время. Там, конечно, будут проводиться — и уже проводятся прямо сейчас — необходимые экспертизы, но, по-моему, с причиной смерти все ясно. Кремировать только нельзя будет, так как труп проходит по уголовному делу. Но ведь с деньгами у отца проблем нет? И Бергман оплатит похороны, если потребуется. Просто если родственники, у которых нет денег, хотят кремировать, чтобы подхоронить в уже существующую могилу, то нужно специальное разрешение.

— Его сложно получить? — спросила я для общего развития. А ну как кому-нибудь понадобится?

— Вообще зависит от дела. Например, человеку дали по голове в подъезде, чтобы обчистить карманы. Через два дня, не приходя в сознание, он умер в больнице. Семья малообеспеченная, да и взяли сущие копейки. Хотят подхоронить к матери или отцу. В таком случае реально. Все же понимают, что это были или наркоманы, или хулиганье, или гастарбайтеры. — Следователь бросил взгляд в направлении большой группы восточных людей. — Найти их можно только случайно. Никаких ценных вещей не украли, так как их просто не было, так что и по скупкам не пойдешь. Даже если негодяев и поймают, откапывать потерпевшего все равно никто не будет. А бывает, что в районной прокуратуре не берут на себя ответственность за подобное решение, отправляют в городскую. Если было отравление, есть несколько претендентов на наследство, то разрешения точно не будет.

— А если отец захочет увезти урну в Англию?

Следователь странно посмотрел на меня.

— Я не знаю. Я его никогда в жизни не видела. Но ведь он живет там уже много лет, возвращаться не собирается. Может, Аглая — единственная дочь. Я не в курсе. Помню только, что Бергман говорил про нескольких жен ее отца. И Аглая говорила. Но ведь все могли быть моделями, не желающими портить фигуру. Про братьев и сестер сама Аглая не упоминала никогда. Бергман тоже. Конечно, могут быть еще незаконнорожденные, но Аглая мне сама говорила, что ее отец точно жениться больше не будет. Там что-то было с какой-то молодой женой (не знаю, которой по счету), после чего он дал зарок.

— А мать Аглаи? — спросил один из омоновцев, слушавших наш разговор.

— Она давно умерла. Аглая упоминала, что матери нет в живых, я не выспрашивала деталей. У меня были другие задачи. И зачем лезть человеку в душу? Бергман не знает, что там случилось, только, что тема очень болезненная для Станислава Дубова, отца Аглаи. Для Аглаи, по-моему, не была.

— То есть отец Аглаи Станиславовны сейчас живет один? — уточнил следователь.

— Не знаю, — рассмеялась я. — Лучше спросите у Петра Аркадьевича. Но разве еще не старый и богатый мужчин может жить один? Разве молодые хищницы это допустят? Я точно помню, как Аглая говорила, что отец больше никогда не женится. Последняя жена навсегда отворотила его от женитьбы. Но я не знаю деталей.

— Любовника небось завела молодого, — хмыкнул омоновец.

Его коллеги тем временем стали загружать граждан с нерусской внешностью в поджидавший транспорт. Русские граждане стали расходиться сами. На этот раз они не дрались ни с восточными противниками, ни с омоновцами. Акция прошла довольно мирно. Но и табор (аул, кишлак) был вынужден сняться с места под руководством своих старейшин, которых, в свою очередь, направляли руководители МВД. Старейшины в сопровождении кого-то из своих расселись по дорогим европейским машинам и поехали вслед за машинами руководства МВД. Их родственники покидали территорию на гораздо более скромном транспорте или вообще пешком. Никто не сделал попытки остаться.

Пелагея Васильевна обвела своим соколиным взором территорию перед домом, заметила нас со следователем, стоявших в сторонке, направилась к нам и пригласила к себе пить чай. Следователь попытался отвертеться, но не тут-то было. Омоновцы, правда, успели быстренько улизнуть и присоединились к коллегам, загружавшим граждан в спецтранспорт.

— Вы довольны, Пелагея Васильевна? — первым делом спросил следователь, расположившись на чистенькой кухоньке, украшенной большой рукодельницей. Меня поразили вязаные салфеточки, любовно сшитые прихватки, оригинальная «баба на чайник». Я и не знала, что у Пелагеи Васильевны столько талантов. Хотя почему бы всем этим не заниматься, глядя в окно? Просто так сидеть скучно, а тут руки делом заняты.

— Тем, что территорию перед домом расчистили — довольна. А вот вашей работой — нет.

— Вы говорите про меня лично или про все правоохранительные органы?

— И про тебя, и про всех, — категорично заявила Пелагея Васильевна. — Почему до сих пор убийца не взят под стражу?

— А кто убийца-то? — устало спросил следователь, с удовольствием подкрепляясь печеньем.

— Артист. Кто же еще?

И Пелагея Васильевна взяла с подоконника лист бумаги в клеточку, явно вырванный из школьной тетради, на котором старушечьим почерком было расписано кто за кем пришел и кто за кем ушел.

— Ты вот такой график составил?

— Составил, — кивнул следователь и потянулся за очередным печеньем.

— И что? Ничего вы там у себя не поняли? Артист уже у вас успел скрыться, пока вы копались?

— Пока мы не смогли его найти.

Я удивленно посмотрела на следователя.

— У бабы ищите, — как само собой разумеющееся посоветовала Пелагея Васильевна.

— Вы же сами знаете, что он в последнее время имел связь с Аглаей Дубовой…

— Ну неужели ты думаешь, что у этого мужика одна баба? Пусть он сам делал ставку на Аглаю, но за ним-то должны были другие толпами бегать. И сейчас они все рады его у себя скрывать, кормить, поить и в постели ублажать — в надежде, что он в виде благодарности потом на них женится. Но не женится! Знаю я таких кобелей. Ищи бабу, у которой этот гад сейчас окопался! Найдешь — звездочки получишь.

Вообще-то я была согласна с Пелагей Васильевной, но предпочитала помалкивать. И очень хорошо, что она не знает о моем родстве с Константином. Она бы меня в покое не оставила! Но следователь знает. С другой стороны, он также знает, что я не видела его много лет. Уже хорошо. У меня как не было, так и нет желания общаться с единоутробным братцем и мамочкой.

Получив указание арестовать Константина Липонина, причем прямо сегодня, а также напоминание о том, что правоохранительные органы должны оставить Тимошу в покое, а я, наоборот, очень хорошо подумать о том, какой из него получится отличный муж, мы со следователем наконец квартиру Пелагеи Васильевны покинули. Каждый из нас поехал на свое основное место работы.

Глава 13

День для меня оказался несложным, клиенты приятными. Некоторые ведь всю душу из тебя вытянут! Иногда после приема я чувствую себя помойкой или сливной ямой, в которую весь день выбрасывали отходы и сливали грязь. Да, меня учили ставить стену между собой и клиентом, который изливает душу, но не всегда получается. Иногда после приема я бываю просто в отчаянии от безысходности положения детей, ради которых я и пошла в эту профессию, и еще большем отчаянии из-за того, что не могу помочь, так как психолога в определенных ситуациях бывает недостаточно. В нашей службе работают разные специалисты, мы сотрудничаем с правоохранительными органами (в некоторых случаях без них никак, и мы просто обязаны сообщать информацию, чтобы не преступать закон, не становиться соучастниками преступления и чтобы просто кого-то вовремя спасти!). Мы направляем и детей, и мам в центры, где могут приютить молоденькую беременную девочку, которой некуда идти, но которая решила оставить ребенка. Есть центры и для несчастных женщин, которым некуда бежать от деспота-мужа. Попав на работу в кризисную службу, я поразилась и продолжаю поражаться слабостью наших законов и бесправием женщин и детей, которых годами мучает деспот-самодур, и на него нет управы! Участковые и районная полиция просто не желают заниматься семейными конфликтами. А ведь сколько убийств на бытовой почве можно было бы предотвратить, если бы участковый вовремя среагировал, если бы хотя бы ходил по домам, квартирам, разговаривал с бабушками у подъездов! Но мы живем в большом городе, каждый закрывается в своей квартире, мы не знаем многих соседей на нашей лестнице. Слава богу, что существуют такие бабки, как Пелагея Васильевна! Да если бы не было видеокамер, полиция без такой бабки вообще никогда бы не справилась! Да и с видеокамерами они не могли получить такой полной характеристики на приходивших и выходивших, как дала Пелагея. Она знает всех и про всех! Это ей нужно платить по крайней мере половину зарплаты участкового.

После основной работы я поехала в журнал. Хотелось просто пообщаться с народом, поболтать, посплетничать чисто по-женски. В журнале всегда была демократичная обстановка, никто ни перед кем не выпендривался, нос не задирал, называли друг друга без отчества, несмотря на разницу в возрасте.

— О, наша героиня! — встретил меня народ, к этому времени уже видевший меня и по телевизору, и в Интернете, и на газетных снимках в связи с убийством Аглаи.

Мне предложили описать в своей колонке ощущения человека, который находит труп. Я сказала, что предпочту больше не находить ничьих трупов — как знакомых, так и незнакомых. Меня расспросили про посещение следственного управления, про узбеков и таджиков.

— Ты ребенка вообще видела? — спросили у меня.

Я кивнула. Тут же посыпались вопросы:

— И на кого он похож?

— Он на самом деле восточный?

— Аглая покрывала кого-то из знакомых?

— Сама успела родить между делом?

Я ответила, что родители ребенка известны продюсеру, они не узбеки и не таджики, ребенок с няней сейчас живут у Петра Аркадьевича и, вероятно, там и останутся.

Кстати, Петр Аркадьевич мне сегодня так и не позвонил. Нужно будет с ним связаться уже из дома. Он же поздно ложится. Ой, у меня же там одна Джулия! Я же совсем забыла! Я же привыкла жить одна и не спешить домой!

— К нам можешь привозить каждый день, — заявил главный редактор. — Хотя ей не очень у нас понравилось… Но ее никто больше не будет гладить пропахшими куревом руками. Народ, все слышали! Элитная собака не любит курящих. Китайские императоры, вероятно, не жаловали это дело. Не исключаю, что головы рубили за нарушение порядка во дворце. У них там давние традиции, связанные с наведением порядка. Правда, сколько взяточников ни расстреливают, народ все равно берет, хотя и не так, как у нас. Но элитная собака в нашей редакции — это кое для кого повод бросить курить.

Правда, насколько я понимала, сам главный этого делать не собирался. Это весьма проблематично, если начал украдкой в девять лет, а постоянно травишь организм с двенадцати.

— А ты, Наташа, после своей кризисной службы заезжай домой, бери собаку — и к нам. Пусть вольется в наш дружный коллектив. Хоть кто-то у нас будет голубых кровей.

Главный дал задание сочинить что-нибудь в связи с гибелью Аглаи — на мое усмотрение.

— Наташ, а ее не мог никто из баб Константина Липонина убить? — вдруг спросила моя коллега из отдела светских сплетен.

Я внимательно посмотрела на говорившую. «Может, их с Пелагей Васильевной познакомить?»

Народ мгновенно стал вспоминать баб моего единоутробного братца. Признаться, я была поражена их количеству. И это только известные народу! Хотя если женщин так много, то, значит, никого на самом деле нет.

Я спросила, есть ли у нас в редакции фотографии хоть кого-то из этих женщин, чтобы посмотреть, нет ли их на записи камеры видеонаблюдения, и для предъявления вездесущей Пелагее Васильевне. Даже она вроде бы не всех входивших опознала и только высказывала предположение, что вон та молодуха, наверное, приходила или к тому, или к этому кобелю, который девок регулярно меняет. Мне обещали подготовить пачку к следующему вечеру и отправили к несчастной собаке.

Джулия ждала меня под дверью. Я тут же взяла ее на ручки, она прижалась всем тельцем. Я накормила собаку, убрала пару оставленных луж и поняла, что мне нужно сходить в магазин, иначе мне завтра будет нечем кормить Джулию, да и самой тоже что-то надо есть. Интересно, меня пустят в ближайший супермаркет с собакой? Очень не хотелось ее снова оставлять одну.

Хотя она ведь, можно считать, регулярно сидела одна в квартире Аглаи. Нина Степановна с Никитой жили, так сказать, на выселках и собакой не занимались, а Джулия спала на кровати Аглаи. Домработница приходила и уходила, и то не каждый день. И ей было чем заниматься, кроме собаки. Хозяйка лишь иногда таскала ее с собой по всяким презентациям, а не всегда и всюду, как некоторые дивы таскают крошечных йорков или чихуахуа. Джулия-то весит как минимум пять килограмм и в дамскую сумочку никак не поместится. В холке она сантиметров тридцать, может, чуть меньше. Да, Аглая любила похвастаться Джулией и периодически перекрашивала ей хохолок. Но это происходило не каждый день и даже не каждую неделю. С другой стороны, у меня не должно возникнуть проблем с регулярным появлением Джулии в редакции. Для нее это будет далеко не первым выходом в свет. И она уже бывала в нашей редакции, которая, отдать должное, очень сильно отличалась от великосветских тусовок, судя по описаниям этих тусовок Аглаей. По крайней мере у нас Джулия будет единственной собакой! Ее не будут раздражать никакие другие звери с длинной родословной, и никто этими родословными меряться не будет!

Кстати, мне нужно будет купить для Джулии попонку, шлейку и поводок. Или попросить следователя открыть квартиру Аглаи. Квартиру, насколько я помнила, не опечатали, но просили без представителей органов там пока не появляться. Но вроде бы то ли Петр Аркадьевич, то ли Нина Степановна туда собирались — пусть и в сопровождении следователя. Они же не все Никитины вещи с собой взяли. И у Нины Степановны там должно было что-то остаться. Собачья одежда там точно должна быть. Я помню, как Аглая говорила про собачьи бутики, куда таскала Джулию. Я своими глазами видела собачьи платьица! Мне, конечно, наряды для элитных тусовок не нужны, мне нужно что-то теплое. Собака же замерзнет без специальной одежки! И как я не сообразила что-то взять сразу? Хотя у меня никогда не было собаки…

Я вспомнила, как мы говорили про пропавший ошейник с бриллиантами. Такой ошейник мне точно не нужен. Мне вообще не нужны лишние проблемы. Кстати, если я сейчас поеду в более удаленный круглосуточный гипермаркет, то куплю там и что-то для Джулии. Там точно есть отсек для животных.

Я посмотрела на собаку и спросила:

— В магазин поедем? В машине посидишь, пока я хожу нам обеим за едой, а тебе за одеждой? Или ты привыкла мерить одежду в бутиках?

Джулия согласно тявкнула (голод-то — не тетка), я подхватила ее на ручки, то есть постаралась сунуть за пазуху, у меня это не получилось, так как половина собаки упорно вылезала наружу и пыталась лизнуть меня в нос. Да и по размерам это был не йорк, как я уже говорила. Мы спустились к машине, двигатель которой не успел остыть, и поехали в гипермаркет.

То есть я тронулась с места, повернула машину к выезду из двора и заметила, что с места тут же тронулась еще одна машина и поехала за мной. Это была большая темная иномарка — то ли черного, то ли синего цвета (при нашем освещении это рассмотреть не представлялось возможным), из «жирных», точно марку с такого расстояния я определить не могла. Но неужели это за мной? Кто? Зачем? Или у меня просто нервы на пределе? Или мания преследования начала развиваться?

Я решила, что дергаться пока слишком рано. Мало ли кому требовалось выехать со двора. Но машина не отставала, а ехала за мной! Правда, я выехала на шоссе, и моя машина тут была далеко не единственной. Здесь в любое время суток не прекращается движение. И почему-то наш народ любит круглосуточные магазины, причем не только в преддверии праздников. Хотя бы взять меня саму. По магазинам мне ходить некогда, и не люблю я это дело. И мне бывает просто лень. Я вспоминаю, что дома еще осталась еда. И брат Пашка всегда с едой приезжает. И отец. И тетя Тоня с ним всегда что-то вкусное присылает. Она-то меня хорошо знает. Я сама иду или еду в магазин, когда понимаю, что еды дома не осталось, нужно затовариваться. А когда я это понимаю? Поздно вечером, когда мне больше всего хочется есть и когда у меня имеется возможность спокойно и с удовольствием поужинать. И рано утром мне вставать не надо. Так что вместо лежания на диване или сидения за компьютером — за продуктами. Как раз немного разомнусь, прогуливаясь по огромному гипермаркету.

А та иномарка так и ехала за мной и вслед за мной завернула на стоянку перед гипермаркетом. Я проехала в первый ряд, ближе всего к освещенным витринам, и припарковалась там. Странная иномарка встала во второй ряд.

— Джулия, я скоро приду! — сказала я собаке, оставила ее на переднем сиденье, заперла машину, помахала Джулии рукой и быстрым шагом отправилась к ярко освещенным дверям.

Ну не украдут же у меня тут машину в самом-то деле? Кому нужна моя верная старушка? И, насколько мне известно, к машинам с собаками воры стараются не подходить. Мало ли что собачка выкинет. Джулия, конечно, не стаффордширский терьер и не бультерьер, но и не йорк. У нас мало таких собак, а выкрашенных в голубой цвет, возможно, в городе больше нет вообще. Как я успела заметить, Джулия привлекала внимание всех, кто видел ее в первый раз. Выглядела она весьма оригинально.

Я не оглядывалась, но услышала, как у меня за спиной хлопнула дверца машины. Эх, рассмотреть бы этого типа!

В большом круглосуточном гипермаркете было относительно немного народа. Я быстро затоварилась едой для себя и для Джулии, которую не собиралась кормить собачьим кормом (пусть хоть у собаки будет здоровое питание, в отличие от меня), а потом отправилась в отдел для животных, но там как раз были корма, наполнители, игрушки, но не было того, что нужно мне. Придется завтра заезжать в какой-нибудь зоомагазин.

Пока я стояла в раздумьях перед отделом товаров для животных, рядом со мной оказался незнакомый солидный мужчина с ухоженной, я бы сказала «купеческой», бородой. На вид ему было лет тридцать пять (возможно, борода придавала солидности и увеличивала возраст). Он был плотного телосложения, с животиком (ну, чисто купец!), в дорогом пальто, чистых ботинках. В его корзинке, в отличие от моей тележки, лежала одна бутылка красного вина. Наверное, этого человека Юрий Твердохлебов назвал бы Франтом. Интересно, а часы у него на золотой цепи и хранятся в кармане, как у русских купцов, или в наше время все носят их на руке?

— Что же вы собачку одну в машине оставили? — обратился ко мне мужчина приятным, довольно низким голосом.

— Это новый способ знакомства? — ответила я вопросом на вопрос. — Раньше спрашивали, не знает ли девушка, как пройти в библиотеку, а теперь библиотек практически нет, да и в оставшиеся мало кто ходит, и используются другие способы?

— Я не знал, как с вами познакомиться, — спокойно сказал мужчина. — Я вообще очень давно не знакомился с женщинами, а когда знакомился, тогда еще были библиотеки.

И он улыбнулся. Улыбка потрясающе преобразила его лицо. В этот момент мне показалось, что я его где-то видела раньше. Нет, все-таки не видела. Я бы этого типа забыть не смогла. Он просто на кого-то похож, только мне было сразу не сообразить на кого.

— А почему вы решили со мной познакомиться? — поинтересовалась я.

То продюсер Аглаи вроде бы меня клеил (или не клеил?), теперь этот тип… В нашем городе у мужиков обострение в связи с регулярными магнитными бурями? Или я хорошею с годами? Хотелось бы так думать…

— Мне нужно с вами поговорить.

— О чем?

— О чем с вами обычно говорят?

— О проблемах взаимоотношений отцов и детей, — честно сказала я. — Скорее даже матерей и дочерей.

— Ах да, вы же семейный психолог… — Мужчина слегка нахмурил лоб.

— Вас что интересует? Кстати, это вы меня от дома преследовали?

— А вы заметили? Да, признаться, сыщик из меня никакой. Никогда этим не занимался, никогда никого не преследовал.

— Вообще-то, и меня никогда не преследовали, но вас я заметила. Что вы все-таки хотите?

— Давайте поговорим в другом месте, — предложил мужчина. — Да и собака в машине одна.

— У вас есть своя собака? — почему-то спросила я. Почему его так беспокоит Джулия? На зоозащитника этот тип точно не походил.

— Нет, собаки нет. Есть два толстых кота. — Мужчина опять улыбнулся, причем на этот раз его лицо напоминало морду довольного, сытого, ленивого кота, который только что закончил трапезу. — Но я знаю эту собаку, — добавил он.