Ангелы ада Томпсон Хантер

Я связался с Френчи по телефону, и мы встретились на следующий день в «ДеПа», где байкер обычно проводил свой обеденный перерыв. Когда я туда добрался, он играл в пул с Оки Рэем, Крейзи Роком и молодым китайцем по имени Пинг-Понг. Войдя в заведение, я немедленно снял с себя свою спортивную куртку с эмблемой Палм Бич, в знак уважения к явно демократической, свободной атмосфере, которую, похоже, предпочитали посетители.

Френчи довольно долго не обращал на меня вообще никакого внимания, и я чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Потом он кивнул мне, как-то вяло улыбаясь, и положил шар в одну из боковых луз. Я купил стакан пива и огляделся. Вокруг ничего практически не происходило. Пинг-Понг болтал не умолкая, а я точно не знал, как себя с ним вести. Он не носил никаких «цветов», и я никогда не слышал об Ангеле-китайце, однако беседу китаец вел, словно он – видавший виды ветеран. (Позже мне сказали, что Пинг-Понг был одержим идеей любым путем попасть в клуб и проводил большую часть своего времени, болтаясь вокруг «Бокс Шопа» и «ДеПа». Своего байка у него не было, но он пытался компенсировать его отсутствие присутствием курносого Магнума .357 в заднем кармане брюк. На Ангелов этот фокус особого впечатления не произвел. У них уже был один китаец, механик в местном магазине фирмы «Харлей-Дэвидсон», но тот был спокойным, заслуживающим доверия типом и не таким отморозком, как Пинг-Понг, который выводил «отверженных» из себя. Ангелы знали, что он во что бы то ни стало решил произвести на них впечатление, и от такого чрезмерного рвения им было как-то не по себе. «Он настолько озабочен, чтобы показать, какой он классный, – говорили они, – что из-за него одного нас всех могут упечь за решетку»).

Партия в пул закончилась, Френчи сел за стойку и спросил, что меня, собственно, интересует. Мы проговорили около часа, но его манера беседовать действовала мне на нервы. Он то и дело выдерживал паузу, – и при этом заданный вопрос как бы повисал в воздухе, – обращая ко мне лицо с печальной, едва заметной улыбкой… словно намекая на какую-то очень личную шутку, которую я (по его глубокому убеждению) должен был непременно понять и оценить. Дух враждебности витал в воздухе, словно дым в непроветриваемой комнате, и через некоторое время я четко усвоил, что эта тяжелая атмосфера – из-за меня, и появилась она сразу же, стоило мне переступить порог этого заведения. Впрочем, это чувство довольно быстро рассеялось. Но ощущение угрозы оставалось – как часть той атмосферы, которой дышат Ангелы Ада. Их коллективная личность настолько переполнена недружелюбием и агрессивностью, что они даже не дают себе в этом отчета. Они совершенно осознанно напрягаются на многих чужих для себя людей, но даже тогда, когда пытаются быть дружелюбными, Ангелы вызывают отрицательную реакцию. Я был свидетелем, как они пытались развлечь какого-то постороннего человека, рассказывая истории, которые, с их точки зрения, были очень смешные, но которые вызывают лишь страх и тошноту у слушателя, в чье чувство юмора вставлен совсем другой фильтр.

Некоторые из «отверженных» понимают, что в их взаимоотношениях с другими людьми существует пропасть, однако большинство из них искренне недоумевают и оскорбляются, когда слышат, что «нормальные» люди считают их ужасными созданиями. Они приходят в бешенство, когда читают о том, какие они гнусные, но, вместо того, чтобы стянуть в магазине какой-нибудь дезодорант, стремятся произвести еще более отвратительное впечатление. Лишь немногие старательно работают над тем, чтобы их тело источало обращающий на себя внимание запах. Те из них, кто женат или имеет постоянную подружку, моются так же часто, как и большинство людей, не имеющих постоянную работу, и умудряются исправить этот «недостаток», как можно чаще пачкая свою одежду*. Такое своего рода сознательное ухудшение собственного образа красной нитью проходит через весь стиль их жизни. Сильнейший смрад, по их словам, это вовсе не их собственный запах, а запах старой смазки на их покрытых коркой униформах. Каждый Ангел-новобранец появляется на свое посвящение в новых джинсах «левайс» и подобранной джинсам под стать куртке с обрезанными рукавами и пустой эмблемой на спине. Церемонии в различных отделениях клуба отличаются друг от друга, но апогеем всегда является изгаживание новой униформы инициируемого. Во время обряда будет набрано ведро говна и мочи, которое затем выливается на голову новичка при торжественном крещении. Или же – он снимает с себя всю одежду и стоит голый до тех пор, пока на одежду не выльют ведро помоев и остальные Ангелы не втопчут ее в грязь.

* Бывалые дамы Ангелов в целом отрицательно относятся к этому З.Т. (Запаху Тела). «Мой парень однажды выдержал два месяца, не принимая душ, – вспоминает девушка из Ричмонда. – Он хотел посмотреть, что получится, если жить в полном соответствии с репутацией, которой мы пользуемся среди других людей … Я заработала свищ, да и по любому не могла вдыхать это добро – стало так плохо, что я сказала ему: „Убирайся на другой матрас – я не буду с тобой спать, пока ты не вымоешься“.

После посвящения эта одежда считается его «истинной» и называется «оригиналами», и он обязан носить эти вещи постоянно, пока те не сгниют. «Левайс» окунают в масло, затем вывешивают подсушиться на солнце или оставляют под мотоциклом на ночь, чтобы джинсы пропитались капающей картерной жидкостью. Когда штаны становятся слишком заскорузлыми для ношения, их надевают поверх новых «левайсов». Часто куртки бывают такими грязными, что «цвета» едва видны, но их не снимают, пока в буквальном смысле безрукавки сами не разваливаются на куски. Состояние «оригиналов» – признак положения их хозяина среди «отверженных». Требуется год или два, для того чтобы одежда дошла до той кондиции, когда человек может почувствовать, что он на самом деле поднялся по ступеням табели о рангах.

Френчи и других Ангелов в «ДеПа» интересовало, нашел ли я их по запаху. На еженедельном собрании, которое проходило позже тем же вечером, я заметил, что кое-кто носит под своими «цветами» дорогие шерстяные рубашки и лыжные куртки. Когда в два часа бары закрылись, пятеро из «отверженных» заявились ко мне на квартиру, устроив ночную попойку, которая закончилась лишь под утро. На следующий день я уяснил, что один из них был печально известным разносчиком паразитов, настоящей ходячей вшивофермой. Я тщательно обследовал мою гостиную в поисках вшей и других маленьких животных, но ничего не нашел. Целых десять дней я провел в нервозном ожидании, полагая, что он наверняка мог оставить гнид, которые все еще пребывали в инкубационном состоянии, но паразиты не подавали признаков жизни. Той ночью мы играли много песен Дилана, и довольно долго после этой вечеринки я вспоминал о вшах каждый раз, когда слышал голос Боба.

Это случилось ранней весной 1965-го. К середине лета я стал настолько своим в кругу outlaws, что уже и сам не был уверен, провожу ли я исследование по Ангелам Ада или же они меня самого медленно, но верно, сжирают со всеми потрохами. Я обнаружил, что два-три дня каждую неделю провожу в барах Ангелов, в их домах, на пробегах и вечеринках. В самом начале моей «ангельской» эпопеи я не позволял им вторгаться в мой собственный мир, но спустя несколько месяцев для моих друзей стало совершенно обычным делом столкнуться с Ангелами Ада нос к носу в моей квартире в любое время дня или ночи. Их приезды и отъезды вызывали периодический шухер в соседней округе и иногда собирали толпы зевак на тротуаре. Когда слухи об этом дошли до моего хозяина-китайца, у которого я снимал жилье, он прислал своих эмиссаров, чтобы они выяснили, чем же это я занимаюсь на самом деле.

Однажды утром позвонили в дверь, и я послал Бродягу Терри посмотреть, кто там звонит и – если что – отшить сборщиков квартирной платы, но все его действия были очень скоро пресечены приездом патрульной полицейской машины, вызванной женщиной из соседнего дома. Дама являла собой саму Вежливость, пока Ангелы убирали свои мотоциклы с ведущей к ее дому аллеи, но на следующий день спросила меня, неужели «эти ребята» – мои друзья. «Да, мэм,» – ответил я, и ровно через четыре дня получил уведомление о выселении.

В воздухе витало совершенно четкое предчувствие, что кого-то должны изнасиловать, и это ощущение представляло реальную угрозу для жизненных ценностей этих собственников; квартал должен был быть очищен от мерзопакостных элементов! Лишь только после того как я переехал, до меня дошло, что эта женщина была действительно перепугана до смерти. Она видела, как компании Ангелов то и дело входят и выходят из моей квартиры, но как-то раз она повнимательнее посмотрела на них, услышала ужасный рев их машин, и с тех пор она чувствовала, как у нее воспаляются каждый раз нервные окончания, стоит ей только услышать рев мотоцикла. Они угрожали ей день и ночь, шумели и ревели под ее окном, и ей ни разу не приходило в голову, что случайный гудок чоппера outlaw разительно отличается от пронзительного завывания маленьких байков зубоврачебной братии, орудовавшей за полквартала отсюда. Днем она стояла на крыльце, поливая дорожку из садового шланга и с ужасом пялилась на каждую «хонду», которая спускалась с холма из близлежащего медицинского центра. Временами вся улица, казалось, оживала вместе с Ангелами Ада. И это намного превышало способности восприятия любого исправно платящего налоги гражданина. На самом деле в их визитах не было ничего зловещего, разве что музыка звучала слишком громко, да несколько мотоциклов мешали ходить по тротуару, и несколько выстрелов раздавались из окна, выходившего во двор. Больше всего неприятностей происходило как раз в те вечера, когда здесь Ангелами и не пахло: один из моих наиболее респектабельных посетителей, рекламный администратор из Нью-Йорка, настолько проголодался после долгой ночной пьянки, что украл ветчину из холодильника в соседней квартире; другой мой гость поджег мой матрац ракетницей, и нам пришлось выбросить его из окна; третий мчался как безумный по улице с мощной сиреной «Фэлкон», которой обычно оснащаются лодки, чтобы в случае необходимости подать сигнал бедствия; люди проклинали и материли его по меньшей мере из двадцати окон, и он чудом не пострадал, когда из дверей одного дома выскочил какой-то тип в пижаме и набросился на него с длинной белой дубинкой.

А еще как-то раз ночью местный адвокат лихо подкатил через тротуар и подъездную дорожку, и начал истошно гудеть у крыльца, едва не высадив дверь своим бампером. Один бывший у меня в гостях поэт выбросил мусорный бак под колеса проезжавшего мимо автобуса – раздался дикий скрежет, словно произошла авария. Мой сосед сверху сказал, что звук был такой, словно вдребезги разбился «фольксваген». «Услышав такое, я буквально катапультировался из постели, – утверждал он. – Выглянул в окно, и то, что я увидел, оказалось обычным автобусом. Я-то думал, что они ударились лоб в лоб, и машину смяло на хер. Такой ужасный щемящий звук раздался. Мне показалось, что людей в этой автокатастрофе должно было просто размазать».

Один из самых худших эксцессов, случившийся в ту пору, вообще не вызвал никакого недовольства: это была своего рода показательная мощная пальба, открытая воскресным утром в три тридцать из самых лучших побуждений. По так и не выясненным никогда причинам я высадил заднее окно пятью выстрелами из дробовика 12-го калибра, сопроводив это шестью заходами из Магнума .44., но – чуть позже. Произошла затяжная вспышка отчаянной пальбы, пьяного хохота и крушения стекол. Но соседи отреагировали полным молчанием. Некоторое время я думал, что некий чудаковатый порыв ветра вобрал в себя весь шум и унес его в морскую даль, но после моего выселения из квартиры романтизма в моих мыслях поубавилось. Каждый из выстрелов был должным образом записан в судовой журнал слухов. Другой квартиросъемщик в доме сообщил мне: дескать, хозяин был убежден, в результате всех услышанных им рассказов, что комнаты в моей квартире было превращены в развалины оргиями, драками, огнем и бессмысленной стрельбой. Он даже слышал истории о мотоциклах, въезжающих и выезжающих в дом через парадное.

Никаких арестов правда вслед за этими инцидентами не последовало, но, по слухам, циркулировавшим в округе, все случившееся было связано с Ангелами Ада, находившимися в моей квартире. Наверное, поэтому так редко вызывали полицию – никто не хотел, чтобы его грохнул какой-нибудь Ангел, расслабляясь на вечеринке мщения. Незадолго до моего переезда – выводок родственников хозяина, говорящих как настоящие китайские Мандарины, явился для осмотра места действия, естественно с целью составить счет за причиненный ущерб. На лицах у моих визитеров читалось явное недоумение, но они вздохнули с облегчением, не обнаружив никаких апокалиптических разрушений. Всех Ангелов Ада как ветром сдуло, не было никаких следов их присутствия, кроме одиноко стоявшего на тротуаре мотоцикла. Только он и попался им на глаза. Уходя, китайцы остановились поглядеть на него, треща без умолку на своем родном языке. Я забеспокоился, решив, что они обсуждают экспроприацию моего байка вместо возвращения залога, но один из членов этой компании, говоривший по-английски, заверил меня, что они просто восхищаются «элегантным видом» мотоцикла.

Сам хозяин весьма слабо представлял себе, насколько Ангелы Ада могут угрожать его собственности. Все жалобы должны были быть переведены на китайский, и я подозреваю, что он не смог постичь их смысл. По-своему понимая доходившие до него слухи и будучи не в курсе всего понаписанного и понарассказанного об Ангелах англоязычными средствами массовой информации, он никак не мог понять, почему мои соседи так ратуют за мое выселение. Люди, которых он посылал ко мне, чтобы поторопить с внесением уже просроченной квартплаты, так же были не в теме – «отверженные» мотоциклисты находились за гранью их представления о реальности. Их здорово напугал мой щенок добермана, но они и глазом не моргнули, когда позвонили в мою дверь и столкнулись лицом к лицу с Бродягой Терри.

Он провел всю ночь на ногах и окончательно охмелел от таблеток и вина. Было холодно и дождливо, и по пути к моей обители он остановился на развале Армии Спасения и купил то, что раньше было меховой шубой, за тридцать девять центов. Должно быть, подобное одеяние носила Марлен Дитрих в двадцатые годы. Изодранный подол развевался вокруг его колен, и рукава напоминали колбасины свалявшихся спутанных волос, растущих из пройм его жилета Ангелов Ада. Закутанный в эту шубу, он, должно быть, весил около трехсот фунтов… и походил на нечто примитивное и умалишенное, носящее сапоги, бороду и круглые темные очки, как у слепого.

Разрешить ему пойти и открыть дверь, судя по всему, и являлось для меня окончательным решением проблемы своевременного внесения платы за квартиру. Как только он протопал как слон по прихожей, мы откупорили по новой пиво и приготовились услышать ужасающие крики и звук убегающих ног. Но, вопреки ожиданиям, до нас донесся лишь быстрый скомканный разговор, и несколько мгновений спустя Терри вернулся назад в гостиную. «Черт, да они даже ни разу не вздрогнули, – объявил он. – Для них я – просто еще один Американец. Две старые дамы улыбнулись мне, не разжимая губ, а парнишка, говоривший по-английски, был настолько вежлив, что меня самого передернуло. Я сказал, что тебя нет, и я не знаю, когда ты вернешься, но они ответили, что подождут».

Он успел пробыть в комнате всего полминуты, как мы услышали какой-то шум на улице. Полиция прикатила за мотоциклами, и Терри заторопился наружу. Последующий за этим жаркий спор собрал примерно десятка два зевак, однако китайцы были невозмутимы. Они пришли говорить о деньгах, и их не должна была сбить с правильного настроя какая-то совершенно бессмысленная перебранка между легавыми и неким существом, выглядевшим так, будто оно прокопало насквозь земной шар со стороны Монголии и вылезло здесь, в Америке.

Большинство людей, которые останавливались поглазеть на скандал, узнали эмблему на спине Терри, и поэтому они могли оценивать ситуацию сразу с нескольких позиций – просто любопытных и людей, знавших участников перебранки. На самом деле спорящим следовало решить один-единственный вопрос: будут ли Терри и Торпеда Марвин (остававшийся в доме) платить штраф в 15 долларов с носа за блокирование подъездной аллеи или стражи порядка проявят милосердие и разрешат перетащить мотоциклы на десять футов вверх по холму к законному парковочному месту.

Складывалось впечатление, что легавые просто наслаждались общей ситуацией. Обычная жалоба о нарушении правил парковки привела к драматической конфронтации (на глазах у толпы добропорядочных граждан) с одним из наиболее скандально известных Ангелов Ада. Худшее, что они могли сделать, – выписать два штрафа на общую сумму в 30 долларов, но прошло еще двадцать минут, прежде чем легавые приняли окончательное решение. В конце концов тот коп, который захватил в свои руки инициативу в первые мгновения развития драмы, резко положил конец всему спектаклю. Он внезапно сунул в карман свою книжечку для выписки штрафов, повернулся спиной к Терри со вздохом усталого, изнывающего от презрения и скуки человека. «Ладно, будет, – рявкнул он. – Просто убери эти чертовы машины с дороги, понял? Господи, да я должен был бы их отбуксировать, но…». Хоть легавый был и молод, но он прекрасно сыграл свою роль. Смотреть, как Бинг Кросби стыдит группу The Amboy Dukes за отказ выдвинуть обвинение против одного из их заправил, уличенного в оплевывании колоколов Святой Марии, – из той же оперы.

*

Глава 4

«Они – Дикие Билли Хикоки, Билли Киды. Они – последние Американские герои,которые у нас есть, старик» (Эд «Биг Дэдди» Рот).

«Возьмите за жабры эту шваль» (Newsweek. Март, 1965).

#

Не все «отверженные» были счастливы от того, что стали знаменитыми. Ангелам из Фриско серьезно досталось после публикации серии статей в Chronicle, и они смотрели на репортеров, как моряки смотрят на рыбу-лоцмана, предвещающую несчастья и беды. На другой стороне залива, в Окленде, реакция была совершенно другой. Семь лет пресса обходила «отверженных» ледяным молчанием, и теперь байкеров из Ист-Бэй разбирало любопытство, и они совершенно утратили осторожность – за исключением вновь прибывших, особенно тех, кто явился из Берду. Они приехали в Окленд в поисках убежища, а не известности, и уж в чем они нуждались в последнюю очередь, так это в каком-нибудь фотографе из газеты. Некоторых из них разыскивали в Южной Калифорнии по обвинениям в воровстве, избиениях и уклонении от уплаты алиментов. Даже случайно сделанное фото или имя, беспечно выкрикнутое на парковочной стоянке, могло повлечь за собой цепь необратимых событий, в результате которых они оказались бы за решеткой; фотография, сделанная в Окленде, или интервью с упоминанием имен могли быть переданы по телеграфу и напечатаны в Сан-Бернардино на следующее же утро. И тогда уже было лишь вопросом времени, – буквально нескольких часов, – когда свора ищеек вновь возьмет их след.

Известность оказывала отверженным медвежью услугу и при найме на работу. В конце 1964-го из outlaws работало примерно две трети, но спустя год эта цифра сократилась где-то до одной трети. Терри незамедлительно уволили со сборочного конвейера на «Дженерал Моторз» через несколько дней после появления статьи в True.* «Они просто сказали мне, чтобы я уматывал, – сказал он, пожимая плечами. – Они ничего не объяснили, но парни, с которыми я работал, сказали мне, что мастер аж трясся весь при упоминании об этой статье. Он допытывался у одного парня, видел ли тот хотя бы раз, как я курю траву, и заводил ли я когда-нибудь разговор о групповых изнасилованиях, – такая вот хуйня. А в профсоюзе сказали, что они будут оспаривать это решение, но черт с ними! Я могу и по-другому заработать себе на хлеб».

*Август, 1965-го.

На рынке труда услуги «отверженных» мотоциклистов большим спросом не пользуются. За редким исключением, даже те из них, кто имеет пользующуюся спросом на рабочих местах профессию, предпочитают садиться на пособие по безработице… Это дает им свободное время, возможность спать целый день, возиться сколько им влезет со своими мотоциклами, и подрабатывать где-нибудь, не надрывая пупок, если им нужны будут какие-то наличные.

Одни практикуют кражи со взломом, другие «раздевают» машины, угоняют чужие мотоциклы или время от времени выступают в роли сутенеров. Многие живут за счет жен или подружек, зашибающих приличные бабки в качестве секретарш, официанток и танцовщиц в ночных клубах. Кое-кто из молодых «отверженных» все еще живет с родителями, но они не любят об этом распространяться и появляются дома, только когда им совсем станет невмоготу – отоспаться после пьянки, очистить от жратвы холодильник или выбить несколько баксов из семейной копилки в виде банки из-под печенья. Те Ангелы, которые работают, обычно нанимаются на полставки или дрейфуют от одной работы к другой, зарабатывая за одну неделю довольно приличные деньги, а за следующую – ни гроша.

Они могут быть портовыми грузчиками, складскими рабочими, водителями грузовиков, механиками, клерками и вольнонаемными готовыми на любую работу, за которую платят без проволочек и от которой не страдает их независимая и вольнолюбивая натура . Наверное, только у одного из десяти Ангелов есть постоянная работа или приличный доход. Скип из Окленда, инспектор по проверке на сборочном конвейере «Дженерал Моторз», зарабатывает около 200 долларов в неделю; у него есть собственный дом, и он как любитель не прочь потусоваться на фондовой бирже. Тайни, парламентский пристав Оклендского отделения и главный проламыватель черепов, контролирует выплату кредитов на местной телевизионной кабельной сети. Он – владелец «кадиллака» и получает 150 долларов в неделю за то, что выбивает из людей деньги, если те задерживают платежи*. «В этом бизнесе у нас много должников, – говорит он. – Обычно я звоню им первый. И строю из себя настоящего делового, пока не убеждаюсь, что передо мной тот тип, который мне нужен. Затем я говорю ему: „Слушай сюда, мудила, я даю тебе двадцать четыре часа, чтобы ты объявился здесь с причитающейся суммой“. Обычно такой приемчик выбивает из них все говно, и они очень быстро раскошеливаются. Если же такого не происходит, я приезжаю к ним домой и ломлюсь в дверь, пока кто-нибудь не отреагирует. Бывает, конечно, попадается какой-нибудь хитрожопый хряк, который пытается дать мне от ворот поворот… Тогда я зову пару ребят, выкладываю им на бочку несколько баксов за оказание необходимой помощи, и мы вместе отправляемся с визитом к этой мрази. Срабатывает всегда безукоризненно. Пока еще ни разу не возникало необходимости отделать кого-нибудь серьезно».

*Многократные вызовы в суд серьезно подорвали финансовое положение Тайни к концу лета 1965 года , и в июне 1966-го он был вынужден взять бессрочный отпуск, чтобы присутствовать на своем собственном процессе по обвинению в изнасиловании при отягчающих обстоятельствах.

Среди Ангелов есть и те, у кого имеются постоянные доходы, но все же большинство беспредельщиков от случая к случаю берется за всевозможные виды работ, которые вскоре будут выполнять за человека машины. Довольно трудно получить даже такую работу, которая не требует особой профессиональной подготовки, пока носишь волосы до плеч и золотую серьгу в ухе в придачу… Если, конечно, не попадется на твоем пути работодатель, который находится в совершенно отчаянном положении и готов на все, или же если терпение такого джентльмена не знает границ. В любом случае просить взять тебя на работу, когда ты – член известного по всей стране «криминального мотоциклетного заговора», – препятствие, которое может преодолеть лишь суперталантливый человек, а на это способны лишь немногие Ангелы. Большинство из них не обучено никакому ремеслу и необразованно, у них нет каких-либо четких социальных или экономических привязок. Зато в наличии имеется впечатляющий послужной список арестов и задержаний, и нет той силы, которая выбила бы из них прекрасное знание мотоциклов.*

Так что их существование основывается не на тоскливой жажде быть востребованными в том мире, к которому они в принципе не имеют никакого отношения. Движущая сила всех их поступков кроется в инстинктивной уверенности в том, что они-то знают, какова удача на самом деле. Они выброшены за борт праздника жизни и прекрасно осознают это. Если бунтари из студенческих кэмпусов, приложив минимум усилий, выплывут на поверхность из глубин своей борьбы с истеблишментом и в руках у них будет надежный пропуск для приобретения места под солнцем, то мотоциклист-outlaw смотрит в будущее мрачным взглядом человека, у которого абсолютно нет каких-либо карьеристских устремлений или особых надежд на положительные сдвиги в его жизни. В мире, конвейер которого с феерической быстротой поглощает и перемалывает специалистов, механиков и фантастически сложную технику, Ангелы Ада – явные аутсайдеры, и сознание этого факта здорово достает их. Но, вместо того, чтобы спокойно покориться уготованной им всем судьбе, они превратили свое аутсайдерство в основу незатихающей кровной мести обществу. Они не ждут, что им улыбнется фортуна, и они что-нибудь выиграют, но, с другой стороны, им и терять-то нечего.

Если первой помехой на пути превращения в общественно значимую фигуру была неспособность найти работу, то второй помехой стало разочарование, постигшее их, когда выяснилось, что можно стать знаменитым и не получать за свою популярность ни копейки. Вскоре после того как еженедельные журналы сделали из них звезд, они начали поговаривать: «как бы разбогатеть за счет всей этой шумихи». Страх, что их быстро забудут и выбросят, как надоевшую игрушку, вскоре уступил место омрачающему радость бытия возмущению по поводу того, что их «поимели по полной программе» в целях увеличения продаж газет и журналов. «Отверженные» точно не знают, откуда берутся деньги или почему эти деньги появляются, и даже не знают, заслужили ли они их. Но, похоже, они пребывают в полной уверенности, что деньги просто валяются на дороге, и их надо только уметь подбирать. Эта уверенность достигла своего апогея в тот момент, когда некий Ангел попал на обложку The Post, и спустя всего несколько недель после этого замечательного события с ними можно было говорить только о деньгах, другие темы не волновали «отверженных» совершенно. У них наметилось заключение всевозможных сделок, на их головы посыпались бесконечные предложения, которые надо было передернуть, как в карточной игре, и принять определенное решение. А главное – надо было определиться – стоит ли быстро, изо всех сил, цепляться за пачки шальных денег или же постараться сохранять хладнокровие и составить схему выплаты авторских гонораров, до бесконечности растянув этот приятный процесс во времени и пространстве.

*К середине 1966 война во Вьетнаме дала кое-кому из Ангелов возможность заработать деньги. Объем военных перевозок через Оклендский Армейский Терминал породил такой спрос на грузчиков и водителей, что Ангелов нанимали на работу даже против их собственного желания.

Ни один из них не понимал, что держит в руках мыльный пузырь на веревочке, до тех пор пока заключенные ими было сделки не стали лопаться одна за другой. Ангелы были слишком толстокожи, чтобы уловить общую тенденцию, потому что все они все еще мнили себя знаменитостями. И вот в один прекрасный день телефон перестал звонить. Игра была закончена. Они продолжали твердить о деньгах, но вскоре разговор завял. Бабок вокруг было, грубо говоря, хоть жопой жуй, но дотянуться до этого изобилия Ангелам никак не удавалось. Позарез был нужен хороший агент или свихнувшийся на деньгах легавый, но они не могли заполучить ни того, ни другого. Не оказалось никого, кто смог бы развести Сэла Минео на три тысячи долларов, которые они хотели получить за то, что помогли ему в съемках фильма. Не нарисовался и такой персонаж, который мог бы вытрясти две тысячи из продюсеров шоу Мерва Гриффина, где речь также шла об этом фильме. ( Видит Бог, я пытался это проделать, и Ангелы до сих пор винят меня, что я заиграл и растранжирил эти две штуки, но правда, как бы печальна она ни была, заключается в том, что люди Мерва просто не собирались платить… вероятно потому, что они знали, что Лес Крейн уже смонтировал фрагмент с Ангелами Ада.) Встречались и такие, кто пытался спровоцировать «отверженных» на получение незаконных доходов: на связь с журналистом из Сан-Франциско, знавшим Ангелов, вышел человек из одной телевизионной компании, который хотел оказаться в нужном месте с командой операторов, когда «отверженным» в очередной раз придет в голову идея вспороть брюхо какому-нибудь маленькому городку. Но сделка сорвалась, когда Ангелы выступили со встречным предложением: по 100 баксов каждому – и они наводят ужас и страх на любой город по выбору телевизионщиков. Получалась заманчивая, но довольно стремная гарантия съемок такого материала, от которого волосы становятся дыбом… Однако эта сделка была отвергнута самими телевизионщиками, вставшими на защиту благополучия и безопасности граждан.

Ангелы чрезвычайно гордились появлением своего собрата на обложке Post, хотя там красовался один из самых малоизвестных и самых нетипичных членов клуба. Несмотря на подвернувшийся шанс пощекотать нервы своим 6.670000* читателям действительно зубодробительной картинкой, Post остановил свой выбор на Скипе Фон Бугеннинге, бывшем рок-н-ролльщике и служащем супермаркета, который выглядел и говорил так, как, по общему мнению, должен был выглядеть и говорить идеальный кандидат от Биржи Труда. Скип – парень хороший, но выставлять его на публику в роли типичного Ангела Ада было равносильно пересъемкам «Дикаря», где главную роль играет не Марлон Брандо, а Сэл Минео. И шести месяцев не прошло с момента появления Скипа на обложке Post, как с него содрали «цвета» и выгнали из клуба. «Он никогда не был настоящим Ангелом, – сказал один из „отверженных“. – Он просто чертов воображала».

*Данные по распространению приведены на конец 1965 года, согласно отделу дистрибуции Post.

По мере того как росла известность «отверженных», их собственная реакция на нее становилась все более двусмысленной. Сначала, когда почти все написанное о них заимствовали из доклада Линча, они были в ярости от того, что такие ответственные журналисты могут быть столь небрежными и предвзятыми. Они высказывались о редакторах и репортерах как о таких безнадежно коррумпированных, невероятных отходах человеческого общества, что с ними невозможно иметь дело ни при каких обстоятельствах. Каждая недоброжелательная статья вызывала взрывы горечи, но Ангелы испытывали настоящий кайф, когда у них брали интервью и фотографировали, и, вместо того чтобы погружаться в злобное молчание, они даже продолжали попытки набить себе цену, раздавая новые интервью направо и налево, дабы поддержать уже установленный рекорд.

Только один раз они проявили серьезную враждебность ко всему, связанному с прессой: сразу же после появления статей в Time и Newsweek. Помню, как я пытался показать статью в Time Крейзи Року, работавшему тогда ночным сторожем в сан-францисском «Хилтоне». Он краем глаза взглянул на журнальную вырезку и отшвырнул ее прочь. «Да я рехнусь, если начну читать эту чушь, – сказал он. – Бессмыслица какая-то. Дерьмо собачье». Ангелы из Фриско хотели из принципа отметелить меня цепями. Позже, когда я встретил Ангелов из Окленда, зашла речь о том, чтобы торжественно поджарить меня на костре из-за редкой гадости, которую напечатала Newsweek. Так продолжалось до тех пор, пока в The Nation не появилась моя статья про мотоциклы, только тогда они по-настоящему поверили, что я все это время не водил их за нос.

Чуть позже, в том же году, в частности после их дебюта на политической арене – схватки с участниками марша за мир во Вьетнаме из Беркли, Ангелы перестали смеяться над газетными и журнальными вырезками, где писалось о них. Тон репортажей менялся, особенно это было заметно по San Francisco Examiner, издании Херста, и Oakland Tribune, издании Уильяма Ноулэнда. Даже в San Francisco Chronicle, газете, которая то и дело поднимала Ангелов на смех, ныне покойный Люций Биби посвятил одну из своих воскресных колонок высмеиванию демонстрантов из Беркли и закончил ее словами: « Судя по всему, у Ангелов Ада есть чувство ответственности и реальности, которое повсеместно отсутствует в районе Ист-Бэй».

С этого момента оставалось только гадать, занимались ли Ангелы мистификацией, вводя в заблуждение прессу, или же наоборот. Беспристрастные наблюдатели и любители газет считали, что если это правда, то правда со странноватым душком. Например, Examiner всегда относился к Ангелам со страхом и отвращением, а тут ни с того ни с сего представил их как истинных патриотов, чье настроение было неправильно понято. Сегодня для Examiner наступили трудные времена, но он все еще остается влиятельным среди тех, кто опасается, что король Генрих III по-прежнему жив и скрывается в Аргентине. The Tribune – газета того же толка, однако она не страдает стыдливыми неточностями, ставшими основными отличительными чертами Examiner. В 1964 году, например, империя Херста отказалась от Голдуотера, в то время как The Tribune продолжала держать марку. И так случилось, мистер Ноулэнд успешно руководил праймериз сенатора в Калифорнии, так что не возникало особых сомнений относительно того места, где оказалась Tribune в ноябре месяце, потеряв практически все свое окружение и свиту. В некоторых кругах Tribune считалась классическим примером того, что антропологи называют «атавистическими стремлениями"*.

Люций Биби был, как тот самый кот, который гулял сам по себе, и его точка зрения не играла решающую роль в каком-либо выпуске издания, особенно после поступившего от него язвительного предложения обнести прерии колючей проволокой… но время от времени он всплывал, являя собой пример действительно классического занудства, и по какой-то причине Chronicle продолжала печатать материалы Люция даже после его смерти где-то в начале 1966-го. Я три года прилежно читал эту газету и ни разу не столкнулся с человеком, который воспринимал бы Биби серьезно, пока несколько Ангелов Ада не процитировали мне его колонку – с серьезным выражением лица и преисполнившись гордости. Когда я расхохотался, они ужасно обиделись. Биби благосклонно сравнивал их с техасскими рейнджерами – и, если принимать во внимание, что они привыкли читать о себе в прессе, это было сравнимо лишь с прорывом к получению золотой звезды. Я попытался было объяснить, что Люций обманщик и шарлатан, но они и слушать ничего не хотели. «Блядь, да в первый раз в жизни я прочитал о нас что-то хорошее, – заявил один, – и ты пытаешься мне доказать, что этот парень – говнюк… черт, да это лучше всего того, что ты сам написал о нас когда-либо».

Слова эти были чистой правдой, и я чувствовал себя из-за этого очень скверно. Мне никогда не приходило в голову сравнивать Тайни с Бэтом Мастерсоном. Или Терри – с Билли Кидом. Или Сонни – с Баффало Биллом. И даже после того, как «Биг Дэдди» положил на это с большой колокольни, я все еще не мог выстроить для себя ассоциативный ряд… И тут является Биби, с его аналогией между Ангелами и техасскими рейнджерами, с которой сами «отверженные» немедленно согласились.

*В отличие от Examiner, который в 1965 году в конце концов вылетел в трубу и был поглощен Chronicle, Tribune превратилась в прибыльное предприятие, единственное ежедневное утреннее издание. Вместо того чтобы действовать заодно, Examiner переключился на дневной режим публикаций.

#

« Отказался бы ты от общественных печатных изданий?» (риторический вопрос англо-саксов).

#

Если и можно сказать еще что-нибудь об Ангелах, то слова эти будут следующими: никто и никогда не обвинял их в скромности, и эта по-новому ориентированная пресса стала настоящим бальзамом для ран их давно оскорбленного Эго. Ангелы начали расценивать неожиданно свалившуюся на них славу как подтверждение правомерности своих старых подозрений – они были редчайшими, очаровательными созданиями («Проснись и врубись, мужик, мы – техасские рейнджеры»). Они испытали настоящий шок от факта признания, которое должно было придти к ним давным-давно (паблисити получилось с просроченным сроком годности), и, хотя чувство времени для них было несвойственно, в общем и целом результат пришелся Ангелам по душе. Тогда же они пересмотрели свой сложившийся годами взгляд на прессу: не все репортеры были врунами и лжецами с рождения – там и сям попадались исключения, люди, обладающие таким мужеством, выдержкой и острым пониманием проблемы, что могли выдавать на-гора настоящий продукт.

Глава 5

  • «Он носил черные брюки из чертовой кожи и мотоциклетные ботинки,
  • И черную кожаную куртку с орлом на спине.
  • У него был мотоцикл с форсированным двигателем,
  • Мотоцикл летел как пуля,
  • И этот дурак был ужасом всего 101-го Хайвея»
  • (Хит музыкального автомата конца пятидесятых.)

#

Климат Калифорнии благоприятен и для мотоциклов, и для занятий серфом, и для прогулок в машинах с откидным верхом, и для плескания в бассейнах, и для купаний вообще. Большинство мотоциклистов – безвредные типы, отрывающиеся в выходные. И они такие же безвредные как лыжники или аквалангисты. Но сразу же после окончания второй мировой войны на Западное Побережье, словно эпидемия чумы, обрушились банды диких молодых людей на мотоциклах, странствующих по хайвеям компаниями от десяти до тридцати человек. Они останавливались где угодно, стоило им только почувствовать жажду или усталость от дороги, чтобы пропустить немного пива и пошуметь. Адское варево из «ангельского» паблисити в 1965-м сделало так, что этот феномен представлялся чем-то необычайно новым. Однако и среди самих Ангелов Ада есть те, кто настаивает, что критический момент для тусовки «отверженных» наступил еще в середине пятидесятых, когда «основоположники» позволили себе опуститься настолько, что начали вступать в законный брак, погрязли в закладах-перезакладах своего нехитрого имущества и выплатах за купленное в рассрочку.

По их словам, вся каша заварилась в конце сороковых. Большинство бывших солдат захотело в те дни вернуться к размеренному, упорядоченному бытию: поступить в колледж, жениться, найти работу, родить детей – короче, обзавестись всеми излишествами мирного существования, потребность в которых человек чувствует, когда ему нечего бояться за свою жизнь. Но так считали не все. В 1945 году оставались тысячи ветеранов, которые решительно отвергали идею возвращения к своим довоенным занятиям и манере поведения. Наподобие дезертиров, сбежавших на Запад после сражения при Аппомэтоксе, они хотели не порядка а уединения, – и времени, чтобы переосмыслить все происходящее вокруг. Это было нервное, упадочное настроение, нездоровая Злость – обычный результат войн… Возникало ощущение, что судьбой отпущено тебе совсем немного, что время сжимается и наваливается на тебя всей тяжестью. Их переполняла жажда действий, и одним из способов утолить эту жажду стал большой мотоцикл. К 1947 году мотоциклы оживили жизнь штата, почти все они были мощными стальными американскими конягами от «Харлей-Дэвидсон» или «Индейцами».*

*В настоящее время не выпускаются.

Две дюжины блестящих, отдраенных «харлеев» заполонили парковочную стоянку бара «Эль Эдоб». Ангелы кричали, смеялись и пили пиво, не обращая внимания на двух испуганных тинейджеров, жавшихся в сторонке. Наконец один из мальчиков обратился к тощему бородатому outlaw по кличке Пузо: «Нам нравятся ваши мотоциклы, парень. Они действительно ништяк». Пузо сначала посмотрел на говорившего, потом – на мотоциклы. «Я рад, что они тебе нравятся, – ответил он. – Это единственное, что у нас есть» (Сентябрь 1965 года).

#

Ангелов Ада шестидесятых мало интересует, откуда они взялись, и на духовных предков им практически наплевать. «Таких ребят днем с огнем теперь не сыщешь», – сказал мне Баргер. Но кто-то все-таки оставался, хотя в 1965-м вычислить последних из могикан было совсем не просто. Одни уже умерли, другие сидели в тюрьме, а те, кто остепенились и стали цивильными, старались держаться в тени и не засвечиваться, известность им была не нужна. Среди тех, кого мне удалось обнаружить, был Притэм Бобо. Я нашел его в субботу днем в Сосалито Яхт-Харбор, через залив от Сан-Франциско. Он готовил свой сорокафутовый шлюп к путешествию на Карибы, в один конец. Команда путешественников, по его словам, состояла из его шестнадцатилетнего сына, двух годных для морского плавания Ангелов Ада и его английской подружки, потрясающей блондинки, растянувшейся на палубе в голубом бикини. Притэм – один из двух оставшихся в живых членов отделения Ангелов во Фриско. Другой, Фрэнк, покинул мир outlaws, семь лет оттрубив на посту президента сан-францисского отделения. Теперь он занимается серфингом где-то на юге Тихоокеанского побережья. Фрэнк – это своего рода Джордж Вашингтон Королевства Ангелов; его имя произносится с глубоким почтением не только во Фриско, но и в других отделениях. «Он был самым лучшим нашим президентом, – утверждают Ангелы. – Он держал нас всех вместе, мы были как один сжатый кулак, и он был по душе каждому из нас „. Фрэнк был классным мотоциклистом, и сам придумал множество стилевых фишек для имиджа Ангелов – от золотой серьги в ухе и выкрашенной в пурпурный цвет бороды до кольца в носу, которое он носил лишь в том случае, когда его окружали „правильные“ люди. Во времена его президентства, с 1955-го по 1962-й, он был вполне уважаемым человеком у себя на работе, а работал он … кинооператором. Однако душа Фрэнка жаждала еще большей деятельности, и рамки обычной, хоть и постоянной, работы были ему чрезвычайно тесны. И для этого у него были Ангелы – средство воплощения его юмора и фантазий, настоящий подарок для выплеска любой агрессивности и редкий шанс вырваться из мрака занудства обычного рабочего дня. В роли некоего голема-милитариста он так по крайней мере устраивал небольшую встряску людям, до которых никаким другим способом не смог бы достучаться. Фрэнк был настолько законченным хипстером, что отправился в Голливуд и купил там желто-голубой, полосатый бумажный свитер, в котором Ли Марвин красовался в «Дикаре“.

Фрэнк заносил его до дыр, и появлялся в этом желто-голубом великолепии не только на пробегах и вечеринках. Когда он чувствовал, что преследования Ангелов полицейскими выходят за пределы нормы, то мог появиться в своем голливудском свитере в офисе шефа полиции и требовать справедливости. Если такой демарш заканчивался безрезультатно, он отправлялся в Американский союз гражданских свобод – шаг, от которого Баргер из Окленда категорически открещивался из-за его «коммунистической» окраски. В отличие от Баргера, Фрэнк обладал извращенным чувством юмора и более обостренным инстинктом самосохранения. Семь лет от звонка до звонка он стоял во главе наикрупнейшей и самой дикой тусовки среди всех отделений Ангелов Ада – и ни разу не был арестован, и ни разу не вступил в конфликт с кем-нибудь из своего клана. Даже сами Ангелы находили поставленный им рекорд по мудрости правления поразительным. Для того чтобы Притэму получить пост вице-президента, ему пришлось в течение недели драться с семью Ангелами – троих он положил за одну ночь. Он выбил из них всю дурь, и от них остались лишь какие-то невразумительные ошметки. Но это было сольным выступлением Бобо; до того как в его жизнь вошли Ангелы Ада, он являлся одним из наиболее многообещающих боксеров Сан-Франциско в среднем весе, и для него не составляло особого труда опустить полдюжины доверчивых драчунов из пивняка. Позже, когда Бобо стал большим специалистом по каратэ, он благополучно устранил новое поколение рвущихся в бой претендентов на его должность.

Ангелы считали его достойным берсерком. «Иметь под рукой спеца по рукопашному бою всегда хорошо, – изрек один из них, – но среди своих он должен вести себя спокойно. Кое-кто иногда допивается до чертиков и начинает просто бросаться на людей».

До своего ухода из Ангелов Бобо наводил пьяный шухер в литературных барах побережья. Его коллеги не горели желанием выпивать вместе с ним по вполне серьезной причине – пить с ним было и неудобно, и небезопасно. Однажды, войдя с перепоя в штопор, он в бешенстве нанес каратистский удар и сломал четырехдюймовой толщины мраморную скамейку во Дворце Правосудия. Даже полиция обходила его стороной. Бобо вел занятия в школе каратэ и обожал «смертельные поединки» – каратистскую версию контактных боксерских матчей без ограничений – эры Джона Л. Салливана. Один из соперников не обязательно должен был отдать концы, но драка могла продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь из дерущихся не падал с ног, причем неважно почему… А если причиной этого была все-таки смерть, то оба бойца и тщательно подобранные зрители по заранее достигнутой договоренности считали ее случайной*. К сожалению, Бобо принял экспромтом вызов на «смертельный поединок» от заезжего японца в тот самый вечер, когда к нему с компанией друзей пришла репортерша светской хроники Сан-Франциско. Журналисты выискивали возможность накатать какой-нибудь сенсационный материал. В итоге дело обернулось кровавым кошмаром, отчаянным визгом и паникой на галерке. Трупов не было, но шоу оказалось весьма жестоким, и вскоре после этого имя Притэма Бобо было убрано из списка лицензированных инструкторов по каратэ.

*До смертельного исхода дело доходит редко. Схватка обычно заканчивается, когда ставившие на каждого из бойцов решают, что мотив для поединка исчерпан.

И только тогда, исчерпав все иные способы деморализации общества, он серьезно занялся сочинительством. Несколькими годами ранее он завязал с байками «из-за позорного клейма». После долгого прозябания в качестве мотоциклетного курьера он случайно натолкнулся на «Рубайат» Омара Хайяма и решил, что ему просто решительно необходимо опубликовать свои собственные мысли. Однако Бобо смог это сделать, лишь выполнив одно условие – он должен был пройтись по улицам мира как обычный человек, без всяких выкрутасов. «Я чувствовал себя шлюхой, – рассказывал он, – но сказал редактору, что разыграю все по-цивильному. Черт, да у меня не было никакого желания провести остаток жизни мальчиком на побегушках».

В чем-то Притэм Бобо являет собой объект, достойный изучения, но я никогда точно не знал его названия. Он – ходячий памятник всем принципам, которые так любят отстаивать Ангелы Ада, но которые лишь очень немногие из них самих воплощают в жизнь. Будучи законченным outlaw, до мозга костей, Притэм каким-то загадочным образом умудрился извлекать из этого пользу. Как и Фрэнка, его ни разу не арестовывали за все время, пока он был активистом клуба. «Все что нужно – сохранять спокойствие в присутствии копов, – продолжает он. – Каждый раз, когда бы у нас ни случались напряги с законом, я просто отходил в сторону и держал язык за зубами. Если легавый когда-либо задавал мне вопрос, я вежливо ему отвечал и обязательно добавлял „сэр“. В таких ситуациях, старик, легавому нравится, когда кто-то называет его „сэр“. Это классный приемчик, не более того. И к тому же это гораздо дешевле, чем сидеть в тюрьме».

Бобо стал мотоциклистом задолго до того, как присоединился к Ангелам Ада. Он припоминает, как однажды ночью проехал угол Ливенворта и Рынка в деловой части Сан-Франциско и увидел скопище байков у стен «Энтонес» – зала для игры в пул. Он остановился просто сказать «привет», и вскоре после этого стал членом тусовки неприкаянных райдеров, которые называли себя, вроде бы в шутку, «Маркет Стрит Коммандос». В начале пятидесятых мотоциклы встречались довольно редко, и их хозяева были счастливы найти себе компанию. «Можно было отправиться туда в любое время суток, – вспоминает Притэм, – и всегда там стояло по крайней мере байков десять. Иногда по уик-эндам их насчитывалось пятьдесят или шестьдесят. И даже тогда возникали проблемы с полицией. Бизнесмены жаловались, что из-за байков клиенты боятся парковаться напротив их магазинов».

Почти целый год «Маркет Стрит Коммандос» проболтались, не устраивая никаких серьезных акций. Затем, в начале 1954-го, в городе показали фильм «Дикарь», и ситуация изменилась. «Мы отправились в кинотеатр „Фокс“ на Маркет Стрит, – говорит Притэм. – Туда пришло примерно пятьдесят наших, с кувшинами вина и в черных кожаных куртках… Мы сидели на балконе, курили сигары, пили вино и гоготали как ублюдки. Все мы видели самих себя на экране. Все мы были Марлонами Брандо. Кажется, я посмотрел этот фильм раза четыре или пять.»

«Коммандос» все еще находились под впечатлением от «Дикаря», когда в их жизнь ворвалась вторая новая волна – в лице дикого пророка Роки, мессии, принесшего Слово из Страны Полуденного Солнца. Десять лет спустя Бирни Джарвис, полицейский репортер San Francisco Chronicle и бывший Ангел Ада, описывает момент открывшейся истины в своей статье*.

*Для журнала Male.

Однажды жарким воскресным днем 1954 смугловатый обворожительный демон, с щегольской заостренной бородкой и в шляпе, с пронзительным скрежетом осадил свой «харлей» у места тусовки мотоциклистов в Сан-Франциско.

Его выцветшая голубая куртка «левайс», с неровно откромсанными ножом рукавами, была украшена своеобразным гербом – изображением злобно скалящегося крылатого черепа, который вскоре станет столь хорошо известен калифорнийским законникам.

Под мышками на его клетчатой рубашке были видны темные круги от пота, пока он старательно фиксировал четырехфутовый руль своей машины. Одним движением своей руки в мотоциклетной перчатке он взорвал воскресное спокойствие, царившее на Маркет Стрит.

Он поставил свой байк на подножку, отполировал рваным платком сверкающий хром пружин, которые торчали над фарой на четыре дюйма, в нарушение всех магазинных правил. Он огляделся вокруг, небрежно вытирая свои засаленные, грязные руки о покрытые масляной коркой джинсы.

Это был Роки. Всем было наплевать, какая у него фамилия, потому что он был «классикой» и Ангелом Ада, приехавшим из самого Берду.

Тридцать аккуратно подстриженных мотоциклистов в начищенных ботинках наблюдали за его прибытием и рассматривали гостя с неким подозрением , потому что он был для них в то время чужаком, а дорога уже сплотила их давным-давно, и они намертво закорешились…

Главной в решении вопроса зачисления кого-либо в ряды Ангелов Ада была своеобразная приемная комиссия, или, что звучит более празднично, Приветственный Комитет. Несмотря на абсолютную цивильность, по сравнению с современными Ангелами Ада, эта банда с уличного перекрестка постоянно конфликтовала с представителями закона… Роки был избран президентом нового филиала Ангелов Ада, потому что он действительно был классным водилой, и ездил он со своеобразным шиком.

» Он мог нарезать на этом борове круги, даже если бы к ногам приделал ходули. Да, старик, этот чувак был совершенно безбашенным», – вспоминает один из членов Ангелов. Мотоциклисты нашли швею, которая смогла скопировать зловещую эмблему Роки. И это случилось незадолго до того момента, как около сорока Ангелов с ревом рванули из Сан-Франциско. Лаконичная надпись «Ангелы Ада – Фриско», вокруг ухмыляющегося черепа с крыльями, стоила 7,50 долларов и обычно пришивалась к куртке «левайс». Белый фон, на котором красовались красные буквы, очень скоро был заляпан въедливой грязью – и кровью – в результате множества баталий, разворачивающихся в барах.

«Знаешь, старик, вины нашей в этих мясорубках нет, – говорил мне один из поднаторевших в боях ветеранов махаловок в пивных залах. – Мы заходили в бары, и кто-то сразу начинал выебываться или пытался клеить наших цыпочек, и тогда нам приходилось драться. Ничего другого просто не оставалось!»

Полицейские донесения продолжали сыпаться как из рога изобилия, так что Ангелам приходилось менять места своих сборищ. Тусняк, или зависалово, – обычно для этого использовался ночной ресторан или зал для игры в пул – мог продолжаться где-то с неделю, пока жалобы жителей на шум или буйное поведение не заставляли появляться там представителей власти.

«Мы вытеснили этих бродяг на байках с Маркет Стрит, потому что они устраивали гонки в самом центре транспортного потока. Многие из них угоняли чужие мотоциклы, и мы были вынуждены всех их шмонать,» – говорил Ужасный Тэд, полицейский-мотоциклист, который в свое время называл кое-кого из Ангелов Ада своими друзьями.

» Мы называли этого байк-беспредельщика Ужасным Тэдом, потому что он действительно был хуйлом, старик. И, в частности, потому, что гонялся за нами как одержимый, а, поймав, тыкал в рожу своей книжкой*».

*В 1966 Ужасный Тэд проскочил на красный свет в полицейской машине, не имеющей никаких специальных опознавательных знаков, и столкнулся с ехавшим на большой скорости автобусом. В катастрофе погибла его жена, вдребезги была разбита машина, а сам он получил тяжелейшие травмы.

» Так уж сложилось, что мне пришлось пойти на работу исключительно для того, чтобы оплачивать штрафы и держаться подальше от каталажки,» – заметил Ангел, четыре раза терявший свою водительскую лицензию в результате многочисленных нарушений дорожных правил.

Один смешной инцидент, связанный с эмблемами Ангелов Ада, произошел несколько лет назад, но до сих пор вызывает безудержное веселье у банды настоящих, крутых мотоциклистов.

Ангел, известный под кличкой «Немой», был остановлен как-то воскресным днем за превышение скорости полисменом неподалеку от пляжа в Санта-Круз. Немой гордо продемонстрировал свои «цвета» на ободранной куртке «левайс». «Сними ее», – написал полицейский в записной крижке, вежливо подсунутой ему Немым, который действительно был глух и нем как рыба.

Немой стащил с себя куртку «левайс», обнажив еще одну нашивку Ангелов на своей кожаной куртке. «Сними ее тоже», – приказал разгневанный полицейский, снова используя блокнотик Немого и карандаш. И под кожаной курткой оказалась шерстяная рубашка, также украшенная клубными «цветами». «И ее снимай», – в ярости нацарапал офицер. Под рубашкой оказалась майка. На ней тоже красовалась эмблема клуба. «О`кей, умник, и ее долой», – написал окончательно запутавшийся патрульный.

С самодовольной улыбкой Немой стащил с себя майку и выпятил вперед свою грудь, выставив на всеобщее обозрение татуировку – ухмыляющийся череп Ангелов Ада. Полицейский брезгливо отдернул руки, протянул Немому квитанцию на штраф и умчался прочь на своей патрульной машине. Но последнее слово осталось все-таки за Немым. Он был готов идти до конца. Его штаны и трусы были также раскрашены по трафарету.

«Он был запредельным хохмачом», – вот какой вывод делают друзья Немого.

#

«Люди уже заранее настроены против нас, потому что мы – Ангелы Ада. Вот почему мы любим давить им на психику. Это так или иначе бесит их, пудрит им мозги, вот и все» (Джимми из Оклэнда).

#

Многие Ангелы вышли из других клубов «отверженных»… некоторые из них – такие как «Пьяные Задиры», – были в свое время столь же многочисленны и наводили такой же страх, как сегодняшние Ангелы. Именно «Пьяные Задиры» – а не «Ангелы Ада» – провернули Холлистерский бунт, благодаря которому на свет появился фильм «Дикарь». Это случилось в 1947 году, когда тому, кто стал Ангелом Ада в 60-ых, было меньше десяти лет.

В то время Холлистер был маленьким городком с населением около четырех тысяч человек – фермерская община в часе быстрой езды к югу от Окленда, чуть в стороне от предгорий Диаблоз. Единственное, чем Холлистер славился в 1947-м, было производство 75 процентов всего чеснока, потребляемого в Соединенных Штатах. Холлистер был – и в чем-то до сих пор остается – тем типом городка, который Голливуд представил миру в киношной версии «К Востоку от Эдема», тем самым местом, где командир местного отделения Американского Легиона по определению является гражданским лидером.

И так должно было случиться, что 4 июля того года граждане Холлистера собрались вместе на ежегодное празднование. Традиционные атрибуты Дня независимости – флаги, оркестры, девушки с жезлами и т.д. – планировались в качестве прелюдии к более современной части праздника: ежегодному штурму на мотоциклах окрестных холмов и скоростным гонкам, которые за год до того собрали соискателей со всей округе… мальчиков из долины, фермеров, механиков из небольших городков, ветеранов, и просто толпу благопристойных парней, которым случалось ездить на мотоциклах.

В 1947 холлистерские штурмы холмов и гонки также привлекли множество конкурентов … – люди действительно съезжались отовсюду. Когда солнце взошло из-за Диаблоз утром четвертого июля, подразделение местной полиции из семи человек нервно потягивало кофе после бессонной ночи и попытки взять под контроль приблизительно три тысячи мотоциклистов. (Полиция говорила о четырех тысячах; ветераны-мотоциклисты говорили о двух тысячах – так что три тысячи, наверное, будет правильно).

Один факт был бесспорен: в Холлистере оказалось такое великое множество байков, что тысячей больше, тысячей меньше – разницы практически никакой. Толпа росла и становилась все более неуправляемой; к наступлению сумерек весь центр города был захламлен пустыми, разбитыми пивными бутылками, и мотоциклисты принялись гонять взад и вперед по центральной улице. Пьяные кулачные бои перешли в полномасштабные схватки. Легенда гласит, что мотоциклисты в буквальном смысле захватили город, бросили вызов полиции, лапали местных женщин, грабили бары и пивняки и наезжали на каждого, кто попадался им на пути. Газетные заголовки так красочно отразили безумие того уик-энда, что заинтересовали малоизвестного продюсера Стенли Крамера и молодого актера по фамилии Брандо. Незадолго до своей смерти, в 1966-м голливудская очеркистка из раздела светской хроники Хедда Хоппер подметила ощущение угрозы, исходящей от Ангелов Ада, и проследила их историю в обратном направлении, к съемкам «Дикаря». Это исследование и побудило ее обвинить в порождении самого феномена «отверженных» Крамера, Брандо и всех остальных, кто так или иначе был связан с фильмом. На самом деле «Дикарь» – фильм, который, по общему мнению, относится к категории «fiction», – был вдохновенным образцом киножурналистики. Вместо обычного потворства вкусам толпы в стиле Time, в фильме рассказывалась история, которая только-только начала раскручиваться в жизни, и на развитие которой фильм оказал влияние. Благодаря этому «отверженные» долгое время воспринимали себя этакими романтически окрашенными персонажами, яркое отражение которых лишь немногие из них смогли бы разглядеть в зеркале. Подобное отношение быстро стало ответом байк-райдеров на ленту «Солнце тоже восходит». Созданный ими образ не совсем соответствовал реальности, но в его широком распространении едва ли стоит винить фильм. «Дикарь» проводил четкую грань между «хорошими» и «плохими» «отверженными», но люди, которые больше всего им вдохновлялись, идентифицировали себя с Брандо, а не с Ли Марвином, чья роль негодяя была гораздо ближе к жизни, чем созданный Брандо портрет оказавшегося в тупике героя. Они видели себя современными Робин Гудами… Мужественные, неразговорчивые brutes, чьи положительные инстинкты были некогда безнадежно извращены в борьбе за самовыражение и которые провели оставшуюся часть своей неистовой жизни во мщении миру, сделавшему их отрицательными персонажами, когда они были еще молодыми и беззащитными.

Другой голливудский вклад в «доктрину» Ангелов Ада – это название. Ангелы заявляют, что они окрестили себя так в честь знаменитой бомбардировочной эскадрильи времен первой мировой войны, которая базировалась рядом с Лос-Анджелесом и чей персонал гонял по округе на мотоциклах в свободное от полетов время. Есть и другое мнение: дескать, Ангелы получили свое название из фильма 1930 года Джина Хэрлоу, основанного на идее какого-то сценариста относительно Армейских военно-воздушных сил – которые, может, существовали, а может и нет – во времена первой мировой войны. Фильм назывался «Ангелы Ада», и, конечно же, в 1950 году он был все еще на экранах, когда неугомонные ветераны основали первое отделение Ангелов в Фонтане и все еще раздумывали, чем бы им заняться. Судя по всему, название появилось задолго до рождения на свет любого из Ангелов Ада. И оно затерялось в истории одной из малоизвестных, заброшенных военных баз в Южной Калифорнии. И вот Голливуд вытащил это название из небытия, сделал его знаменитым и присовокупил к нему образ бешеных мужиков на мотоциклах – образ, который был позднее охотно воспринят, но претерпел радикальные изменения среди новой поросли изгоев. Голливуду и в самом страшном сне не могло привидеться ничего подобного, пока эти создания не появились во плоти на автострадах Калифорнии.

Явление «мотоциклиста-outlaw» настолько же уникально американское по своей природе, как и джаз. Ничего подобного тому и другому никогда не существовало. В какой-то момент эпохи «отверженные» появились в качестве своего рода обескровленного анахронизма – гибрида, как пережиток Дикого Запада в человеческом обличье. Однако во всем остальном они были такой же новинкой, как и телевизор. Если говорить о больших бандах хулиганов на мотоциклах, появившихся сразу после второй мировой войны, то у них вообще не было никаких предшественников… упивающихся насилием, боготворящих скорость и ничего не имеющих против поездки на расстояние в пять сотен миль на выходные… буянящих с другими бандами мотоциклистов в каком-нибудь заштатном городишке, который и с десяток мирных туристов не может принять как подобает. Многие живописные деревушки на задворках американской цивилизации впервые вкусили плоды туризма не из рук семей, раскатывающих на «фордах» или «шевроле», а из лап орав пьяных «городских мальчиков» на мотоциклах.

Заглядывая из настоящего в будущее, можно сказать, что отчеты очевидцев о бунте в Холлистере кажутся просто детскими сказками по сравнению с фильмом. Более точным комментарием относительно характера «бунта» в Холлистере является тот факт, что поспешно собранные силы из всего лишь двадцати девяти копов взяли все шоу под свой контроль к полудню 5 июля. С наступлением сумерек основная часть мотоциклистов умчалась из города – в лучшем стиле описаний из Time – в поисках новых развлечений, соответствующих их мерзким наклонностям. Выполняя требования полиции, в городке осталось несколько Ангелов – одних из них наказали 25 долларами штрафа за нарушение правил уличного движения, другие получили по 90 дней тюрьмы за демонстрацию непристойностей. В скандалы и потасовки были вовлечены приблизительно от шести до восьми тысяч человек, около пятидесяти получили травмы различной степени тяжести и были доставлены в местный госпиталь. ( Чтобы лучше понять, чем могут окончиться «мотоциклетные бунты», следует учитывать, что более четырехсот пятидесяти тысяч американцев погибает каждый год в результате дорожно-транспортных происшествий).

Никто никогда не обвинял – по крайней мере вне стен суда – Ангелов Ада в немотивированных убийствах… Но стоит только подумать, что могло бы случиться, если бы на «отверженных» возложили ответственность пусть всего лишь за 3 или 4 смерти в результате дорожно-транспортных происшествий, да просто за несколько смертей в результате какого-либо недоразумения, – волосы встают дыбом. В таком случае любого мотоциклиста в Калифорнии разделали бы под орех прямо на улице, превратили бы его в гамбургер.

По многим причинам, зачастую противоречивым, вид человека на мотоцикле и звук мотоциклетного двигателя отрицательно действуют на подавляющее большинство американцев– автолюбителей. В какой-то момент зарождения всей шумихи вокруг Ангелов Ада один репортер, писавший для The New York Herald Tribune*, напечатал длинную статью о ситуации, сложившейся вокруг мотоциклов, и в заключение сделал вывод, «что есть нечто в облике пролетающего мимо мотициклиста, что пробуждает во многих автомобилистах желание совершить убийство».

*Теперь исчезнувшей.

Почти все, кто когда-либо ездил на мотоцикле, с этим согласны. На хайвеях полно людей, которые ездят так, словно их единственной целью в жизни является месть за все зло, причиненное им людьми, зверями или судьбой. Единственное, что, похоже, держит их в рамках, – их собственный страх смерти, тюрьмы и судебных процессов (хотя в один прекрасный момент этот тормоз может отказать). Гораздо менее вероятно, что они могут вычислить какого-нибудь незнакомого байкера, чтобы бросить вызов ему, а не двухсотфунтовому автомобилю или реально существующему врагу. Мотоциклист должен ездить так, словно все остальные, встречающиеся на дороге, собрались его убить. Некоторые действительно собираются это сделать. А некоторые, кто далек от мысли «замочить» мотоциклиста, все-таки представляют собой определенную опасность, потому что исправить их закоренелую привычку небрежно, как Бог на душу положит, водить автомобиль может лишь угроза наказания, либо законодательным путем, либо путем физического воздействия. И здесь дело вовсе не в мотоцикле, якобы угрожающему каждому человеку за рулем машины.* Байк – абсолютно уязвим; его может спасти лишь маневренность; и любая угроза дорожного происшествия таит в себе возможный летальный исход – особенно на скоростной трассе, где невозможно упасть с байка, чтобы тебя тут же не переехали другие. Несмотря на все эти опасности, Калифорния, где фривэй – это образ жизни, со значительным отрывом лидирует как самый большой мотоциклетный рынок страны.

* Притэм Бобо рассказал мне историю о человеке в «большой новой машине», который заставил его съехать с дороги на 40-м Хайвее однажды в воскресенье, в пятидесятые годы. «Грязный маленький ублюдок продолжал буквально дышать мне в заднюю фару, – сказал Притэм, – пока наконец я просто не свернул и не остановился. Другие парни видели это, так что мы решили преподать подонку урок. Старик, мы обрушились на него, как полчища муравьев… Мы молотили по его капоту цепями, содрали антенну и разбили все стекла, до которых только смогли дотянуться… и все это на скорости семьдесят миль в час, старик. Он даже не сбавил ход. Но был напуган до смерти.

Глава 6

«Мы начали замечать, что Ангелы Ада превращались в миф. Они стали народными героями – людьми, поведение которых настолько не вписывается в общую картину, что большинство молодежи может только мечтать о таком (пока ее не затянет в омут криминальной деятельности), – и легендарными защитниками, которые могут придти на помощь всем угнетенным и преследуемым. Один старый мотоциклист, наблюдая, как полицейские измываются над его приятелем в городке неподалеку от округа Принца Джорджа, заметил во всеуслышание: „ Мы просто дождемся, когда Ангелы приедут сюда завтра и услышат обо всем сами…Да они разнесут всю эту шарашку ко всем чертям“ (из статьи в Transaction, август, 1966, написанной двумя психологами. Они работали с полицией Мэриленда, с целью предотвратить беспорядки в городе, который готовился к проведению национальных мотоциклетных гонок) .

« Я разбил ему лицо и он сразу поумнел. Он назвал меня подонком. Наверное, крыша поехала у парня» (из объяснения Ангела Ада с чужаком) .

#

Из всех их привычек и наклонностей, которые так будоражат общество, именно неуважение отверженных к освященному веками правилу «око за око, зуб за зуб» пугает людей больше всего. Ангелы Ада стараются никогда не останавливаться на полпути. Изгои, существующие в экстремале, просто обязаны причинять неприятности, даже если можно обойтись и без этого. Вот что, наряду с верой в тотальное возмездие за любую обиду или оскорбление, превращает Ангелов в трудноразрешимую проблему для полиции и своей патологичностью завораживает обычную публику. Заявления Ангелов, что не они первые начинают беспредел, чаще всего оказываются правдой, а не выдумкой, но сама идея вести себя вызывающе, провоцируя «цивилов» на резкие действия, принимает опасные масштабы… и одна из главных трудностей Ангелов состоит в том, что почти никто кроме них этого не понимает. К тому же у них на вооружении есть очень простой принцип «большого пальца»: в любом споре твой приятель Ангел оказывается всегда прав. Выразить свое несогласие с точкой зрения Ангела значит совершить серьезную ошибку, повести себя неправильно, а отстаивать свою неправоту равносильно открытому вызову Ангелу.

Что бы там психиатры и фрейдистские кастраты ни говорили об Ангелах, они круты, норовисты и потенциально опасны, как стая диких кабанов. В тот момент, когда начинается схватка, любые кожаные фетиши или чувство неполноценности полностью остаются за кадром. Это могут с печалью во взоре засвидетельствовать все, кто когда-либо схлестнулся с Ангелами. Когда вступаешь в спор с любой компанией мотоциклистов-outlaws, шансы уйти непокалеченным зависят от числа союзников-тяжеловесов, которых ты успеешь позвать на подмогу за те секунды, пока разбиваешь пивную бутылку. В этой лиге физическая подготовка актуальна лишь для старых либералов и молодых идиотов.

Большинство «жертв их нападений» – люди, которые смотрели слишком много вестернов; в свою очередь Ангелы – жертвы комплекса Джона Уэйна, который побуждает их пускать в ход кулаки, как только им показалось, что их хотят оскорбить. В каких-то случаях это обходится без серьезных последствий, но в салунах, столь любимых мотоциклистами-outlaws, это самая худшая из всех совершаемых ими глупостей.

«Они вечно ищут того, кто бросил бы им перчатку, – говорит полицейский из Сан-Франциско. – Столкнешься с ними хоть раз, и сразу понимаешь: либо пан, либо пропал. Посторонний человек, который не хочет связываться с ними, – если один из этих бродяг скажет что-то его женщине, – просто не должен реагировать на оскорбление, иначе ему придется драться с четырьмя или пятью Ангелами, а не с одним. Людям следует понимать это».

Один из Ангелов Фриско объяснял такое поведение без всякого выпендрежа: «Наш девиз, старик, – „Один за всех и все за одного“. Схлестнешься с одним Ангелом, а в горло тебе вцепятся целых двадцать пять. То есть, детка, и мокрого места от тебя не останется».

«Отверженные» воспринимают правило «все за одного» настолько серьезно, что оно записано в клубный устав под номером 10. Правило номер 10 гласит следующее: «Когда Ангел дерется с не-Ангелом, все остальные Ангелы обязаны принимать участие в драке».

«Отверженные» никогда точно не знают, когда им придется сразиться с неприятелем, вознамерившимся унизить их «цвета». Это может произойти сейчас, немедленно. Или секундой позже. Ниже приведен туманный и весьма поучительный отчет о схватке с бывшим Ангелом по имени Фил и его XKE «ягуаром». За несколько часов до инцидента Фил пьянствовал и базарил в придорожной закусочной с полудюжиной членов Оклендского отделения. В конце концов они потребовали, чтобы он ушел: в противном случае они наваляют ему по полной программе. Фил вышел из закусочной, отъехал на своей машине на пятьдесят ярдов от ряда байков у края тротуара, затем пропахал через них, как бульдозер, сломав ногу одному Ангелу, который пытался убрать свой мотоцикл с дороги. А вот как рассказывается об этом в докладе Линча:

» 4 ноября 1961 года житель Сан-Франциско, проезжавший мимо «Родео», врезался в мотоцикл, принадлежащий Ангелу Ада и припаркованный снаружи бара. Возможно, водитель был за рулем в нетрезвом состоянии. Группа Ангелов отправилась в погоню за автомобилем, вытащила водителя из машины и попыталась разбить вдребезги весьма дорогой автомобиль. Бармен заявил, что лично он ничего не видел, но официантка, разносящая в баре коктейли, сообщила полицейским приметы, по которым можно было бы опознать зачинщиков избиения. На следующий день полицейским сообщили, что какой-то член банды Ангелов Ада угрожал жизни и этой официантки, и другой женщины-свидетельницы. Еще один свидетель, мужчина, уверенно опознавший пятерых участников нападения на автомобиль, включая президента Ангелов Ада и «Дорожных Крыс» из Вальехо (банды, поглощенной Ангелами), предупредил офицеров, что, опасаясь мести со стороны членов клуба, он может отказаться дать свидетельские показания по фактам, о которых сообщил ранее».

Автомобили сбивают мотоциклистов каждый день по всей стране, но если инцидент связан с «отверженными» мотоциклистами – обязательно возникают какие-нибудь сложности. Вместо того чтобы решить дело полюбовно, обменявшись информацией о страховке, или же (в самом худшем случае) сопроводить возникшую словесную перепалку парой-другой пинков и зуботычин, Ангелы Ада избили водителя (бывшего члена клуба) и «попытались разбить вдребезги автомобиль». Я поинтересовался у одного из них, не пыталась ли полиция что-нибудь преувеличить или присочинить, но Ангел ответил: «Нет, старик, все было именно так». Они проделали обычную процедуру: разбили фары, вырвали с мясом дверцы, разбили стекла и вырвали « с корнем» различные детали двигателя.

Вот еще один довольно поучительный пример: заварушка вскоре после инцидента в Монтерее, когда «отверженные» все еще чувствовали себя крутыми. Она началась как каждодневный акт возмездия, но закончилась ничем. Наверное именно по этой причине тон полицейского доклада был необычайно сдержанным:

«19 сентября 1964 года большая группа Ангелов Ада и „Рабов Сатаны“ съехалась к бару у Южных Ворот (округ Лос-Анджелеса), и так припарковала свои мотоциклы и машины на улице, что заблокировала проезжую часть. Они сказали офицерам, что трех членов клуба безо всякой на то причины недавно попросили держаться от этого бара подальше и что они явились – дабы разнести его до основания. Увидев их, владелец бара закрыл все двери, выключил свет. Ворваться в заведение Ангелам не удалось. Но они разворотили ограду из цементных блоков. Когда приехала полиция, члены клубов лежали на тротуаре и на проезжей части улицы. Их попросили покинуть город, что они и сделали с большой неохотой. Когда Ангелы уезжали, кое-кто из них пригрозил, что они еще вернутся и все-таки разнесут этот проклятый бар по кирпичикам».

В целом, особым буйством эта выходка не отличалась, и сводка о ней отправилась в архив как свидетельство ежедневного торжества законности и порядка. Правда общую благостную картину несколько подпортил факт уничтожения цементной ограды. Этот случай служит также хорошим примером этики тотального возмездия: если тебя просят держаться подальше от бара, ты не просто даешь в морду владельцу – ты возвращаешься со всей своей армией и разносишь этот бар вдребезги, крушишь не только все помещение, но и все вокруг. Никаких компромиссов. Если человек начинает умничать – расплющь ему физиономию. Если женщина унизит тебя – изнасилуй ее. Это домыслы, но это и реальность, если уж разбирать подноготную действий Ангелов Ада. И эта этика дает толчок появлению на свет тех историй, которые попадают к редакторам еженедельников. Сведенные воедино данные, полученные из 1004 полицейских участков, достаточно ясно показывают, что «отверженные» неспособны навязать свой дикий кодекс чести каким бы то ни было другим слоям общества, за исключением их собственного круга. И, кажется, только мир белых воротничков, клерков, застегнутых на все пуговицы, испуганы слухами о существовании таких кодексов. Ангелы создали их, и продолжают придерживаться заложенных в них правил, что и было подмечено в заключительных параграфах доклада Генерального прокурора Калифорнии:

Ангелы Ада стараются использовать в своих интересах так называемый «гангстерский кодекс» групповой лояльности и угрожают людям, которые в суде могут свидетельствовать против них. Ангелы применяют против свидетелей физическую силу. Если свидетель или потерпевшая – женщина, подруги Ангелов, похоже, жаждут принять участие в шантаже, чтобы запугать свидетелей. В различных инцидентах практически трудно разрешить проблему, когда и свидетели являются представителями той же среды, что и Ангелы Ада. В случае с групповыми изнасилованиями и принудительными сексуальными контактами в извращенной форме потерпевшие и свидетели чаще всего не принадлежат к высшим слоям общества, и поэтому они легко могут стать жертвами отбросов «салунного общества». Считается, что единственным приемлемым подходом к решению этой проблемы является серьезное изучение офицерами создавшейся ситуации, чтобы сделать правильные выводы и заключения и предпринять все меры для защиты свидетелей до и после судебного разбирательства.

Лишь для немногих членов «салунного общества» такие слова станут достойным утешением. Ангелы и их сторонники весьма злопамятны и довольно долго не расстаются с мыслью о мести. Эта идея сидит у них в мозгах продолжительное время, полиция же теряет всякий интерес к свидетелю обвинения через пять минут после вынесения присяжными приговора. Любого бармена, содействовавшего аресту Ангела, всегда будет охватывать дикая паника при рычащих звуках мотора мотоцикла на улице и тяжелых шагов ног, обутых в кожаные сапоги, направляющихся к дверям его заведения. Ангелы не преследуют своих врагов нарочно и тупо, следуя за ними по пятам, но они проводят слишком много времени в барах, – похоже, почти всегда и везде испытывают дикую жажду – и как только они столкнутся там с врагом, тусовка немедленно будет об этом знать. Достаточно лишь двух или трех Ангелов и не больше пяти минут времени, чтобы вломиться в бар и отправить человека в больницу. Есть, конечно, вероятность, что их не арестуют… Но если даже шансы арестовать буянов все-таки существуют, главное сделано – ущерб уже причинен.

Предполагаемая жертва – вроде владельца бара в Сауз Гейтс, у которого при первом нападении разнесли лишь ограду, – всю оставшуюся жизнь будет знать, что его заведение получило черную метку, и, пока существуют Ангелы Ада или «Рабы Сатаны», существует и вероятность, что кто-нибудь из «отверженных» вернется и завершит начатое.

Иерархия outlaws постоянно изменяется, но их сегодняшний дух мало чем отличается от духа 1950-го, когда в длинной тени «Пьяных Задир» было сформировано первое отделение Ангелов Ада. Суть феномена остается все та же: опасный хулиган на большом, быстром мотоцикле. Они год за годом размножались в Калифорнии в геометрической прогрессии. Многие из них считаются независимыми, ничем не отличаются от какого-либо Ангела Ада, разве что надписи у них на спинах разные: «Никакого Клуба» или «Одинокий Волк», а иногда просто «Пошел на Хуй». Возможно, около пятисот человек (уж точно меньше тысячи) принадлежит к таким клубам, как «Цыганское Жулье», «Ночные Райдеры», «Комманчерос», «Президенты» и «Рабы Сатаны». Около ста пятидесяти человек – как это было в 1966-м – представляют собой элиту outlaws, Ангелов Ада.

Единственное различие между Ангелами Ада и другими клубами «отверженных» заключается в максимальной экстремальности Ангелов. Большинство остальных байкеров представляют собой outlaws-временщиков, Ангелы же играют свою роль семь дней в неделю: они носят свои «цвета» дома, на улице и иногда даже на работе; они ездят на своих байках в соседние бакалейные лавки за квартой молока. Ангел без своих «цветов» чувствует себя голым и уязвимым – как рыцарь без доспехов.

Как-то раз один коп из Сакраменто спросил Ангела ростом 5,5 фута и 135 фунтов весом: « Ну что ты так цепляешься за все это?».

«Никто не достает меня, пока я мчусь в своих „цветах“, – ответил тот. – Если я без „цветов“, то чувствую себя не в своей тарелке».

Разграничительная линия между «отверженными» и цивильным большинством в любой момент может измениться. Многие респектабельные клубы испортили свою репутацию за один вечер. Для этого потребовались: шумный скандал – раз, полицейский отчет – два, немного паблисити – три… и в два счета джентльмены превращаются в «отверженных». Во многих случаях это приводит к распаду клуба, а большая часть прежних членов чувствует себя обиженными до глубины души и шокированными тем, что подобное могло приключиться с ними. Но для тех нескольких человек, по вине которых случилась такая неприятность, дорога в респектабельные клубы закрыта. Формально они становятся «независимыми», но это понятие едва ли применимо в данном случае, потому что каждый мотоциклист, который так себя называет, так или иначе уже существует вне закона. Он – «отверженный». Все, что ему нужно, – клуб, к которому он мог бы присоединиться, и рано или поздно такой клуб найдется. Мотоциклетное братство очень тесное – и законное, и незаконное. Его полюсами являются Американская мотоциклетная ассоциация и Ангелы Ада. Золотой середины здесь нет, и люди, которые достаточно серьезно относятся к мотоциклам, – чтобы присоединиться к А.М.А., – тяжело переживают отказ зачислить их в клуб. Как и новообращенные в коммунизм или католицизм, Ангелы Ада, бывшие некогда членами А.М.А., относятся к своей роли outlaws гораздо серьезнее, чем все остальные.

Ангелы как люди слишком безалаберны и дезорганизованны, чтобы иметь какие-либо четкие перспективы в этой жизни, но ум и образованность приводят их в восхищение, а кое-какие их лидеры на удивление четко и ясно излагают свои мысли. У президентов отделений нет никаких офисов, и самые сильные личности из них, такие, как Баргер, находятся вне всяких подозрений до тех пор, пока не попадут за решетку, или пока их не убьют, или пока они по каким-то своим собственным соображениям не расстанутся с «цветами». «Отверженные» очень уважительно относятся к своему руководству, даже если им самим приходится выдумывать имидж своих вождей. Несмотря на поистине неограниченные возможности их машин, на которых они ездят и которые они боготворят, outlaws настаивают, что их главная цель в жизни – быть «праведным Ангелом», а это требует беспрекословного подчинения генеральной линии тусовки. Они прекрасно осознают свою «принадлежность» и свою взаимозависимость. Поэтому Ангелы с презрением смотрят на «независимых», которые чувствуют себя весьма ущербными – с того момента как они согласились с системой отношений, принятой среди «отверженных» – и делают почти все что угодно, лишь бы попасть в клуб.

«Не знаю почему, – говорил один из бывших Ангелов, – но почти всегда следует присоединиться к какому-нибудь клубу. Если не делаешь этого, то тебя никогда нигде не примут. Если не носишь никаких „цветов“, ты в своем роде серединка на половинку, ни рыба ни мясо… Ты – ничто».

Это отчаянное чувство единства – определяющий момент в тайнах и мистике, накрученных вокруг образа outlaws. Если Ангелы Ада отвергнуты обществом, – факт, который они сами признают с потрясающей беспечностью, – тогда защита друг друга от нападений со стороны «остальных», в лице злобных обывателей, вражеских банд или вооруженных агентов Главного Копа, действительно необходима. Если кто-то избивает одинокого Ангела, то каждый из них чувствует в случившемся угрозу лично для себя. Они настолько завернуты на собственном имидже, что никак не могут понять, как можно бросить вызов их «цветам» и не быть готовым сразиться с целой армией Ангелов.

#

«Многие были призваны, но немногие избраны» (Святой Матфей).

#

После откровений доклада Линча Ангелы отказали в членстве огромному количеству страждущих. А желающих щеголять в «цветах» было столько, что один из Ангелов сравнил их с «нашествием саранчи». Большинство потенциальных Ангелов относились к категории «независимых», которые внезапно ощутили потребность в братстве и получении определенного статуса… Но Ангелы сделали исключение лишь для одного клуба: они полностью поглотили «Знаки Вопроса» из Хэйуорда, сделав его своим Хэйуордским отделением. Поступали заявки на создание отделений из таких дальних краев, как Индиана, Пенсильвания, Нью-Йорк, Мичиган, и даже из Квебека… Когда же стало очевидным, что дело не двинется с мертвой точки, несколько мотоциклетных клубов на Востоке просто создали свои собственные эмблемы и сами стали называть себя Ангелами Ада*.

*Клуб «Детройтские Ренегаты» решил упорно держаться своих корней и по всем статьям обставить Ангелов. В январе 1966 сорок четыре члена «Ренегатов» были арестованы во время полицейского налета на склад их клуба. В ходе обыска там было обнаружено восемнадцать стволов. Налет был вызван жалобами соседей – дескать, присутствие «Ренегатов» создает во всей округе атмосферу страха. «Они появились из ниоткуда, словно с луны свалились, – заявил владелец соседнего дома. – И они там только и делают, что пьянствуют. Когда они надираются до чертиков, местные женщины просто боятся выйти на улицу». Согласно данным полиции, большинство outlaws были заводскими рабочими или рабочими с бензоколонок, возраст их колебался от 18 до 33 лет. Несмотря на то, что форма «Ренегатов» весьма элегантна – черные кожаные куртки и атласные рубашки – сосед сказал, что выглядели они «как последние паршивцы». Позже, в 1966-м в Детройте появилось неофициальное отделение Ангелов Ада. После нескольких нашумевших массовых арестов их лидеры обратились к Баргеру с просьбой придать их отделению статус национального.

В 1966-м Ангелы Ада в основном по-прежнему хозяйничали в пределах Калифорнии. Однако в том случае, если реакция общества на их известность, созданную средствами массовой информации, хоть что-нибудь значила, им необходимо было расширять рамки своего влияния независимо от собственного желания. На их название не распространялось действие закона об авторских правах. И даже если бы и распространялось – едва ли опасность попасть на скамью подсудимых удержала бы какую-нибудь банду мотоциклистов от присвоения столь звучного имени! Единственная возможность для Ангелов хоть как-то следить за чистотой своего имиджа заключалась в политике тщательного отбора при расширении сферы своего влияния – делать своими отделениями только самые большие и агрессивные клубы, от которых поступят заявки, при выполнении ими одного чрезвычайно важного условия: эти претенденты затерроризируют в округе любого, кто попытается использовать это название.

У Ангелов не было бы никаких проблем, экспортируй они свое название на Восток*, но многие моменты повседневной жизни мотоциклиста-outlaw в Калифорнии не так-то просто прививаются на чужой почве. Байк – это такая штука, которая «живет» лишь при солнечном свете; они опасны и неудобны для поездок в дождь и снег. Банды райдеров в Нью-Йорке, Чикаго или Бостоне могут играться в Ангелов Ада всего лишь несколько месяцев в году, тогда как в Калифорнии байкеры могут раскатывать везде, за исключением гористой местности, в любое время, когда им только приспичит. Этот погодный фактор нашел свое отражение и в цифрах по общенациональным продажам мотоциклов: в 1964-м в Нью-Йорке было зарегистрировано 23,000 байков, а вот Калифорния имела на своем счету 203,420 – соотношение приблизительно составляет 9 к 1. С другой стороны, в 1964-м в Нью-Йорке мотоциклов стало в два раза больше по сравнению с 1961-м, когда было зарегистрировано всего лишь 10,000.**

*В августе 1966 Ангелы официально изменили свою нашивку. Надпись «Ангелы Ада» шла теперь поверх черепа, а надпись «Калифорния» – под ним. Ожидалось, что новые отделения на Востоке и Среднем Западе начнут функционировать к 1967-у. Им разрешили носить традиционную нашивку, но с названием собственного штата.

**Регистрация показала, что количество мотоциклов в Пенсильвании удвоилось: в 1964-м там насчитывалось 35,196 мотоциклов, а в 1965-м – 72,055. Другими ведущими байк-штатами стали Флорида и Иллинойс. В каждом из них в 1965 году было более 50.000 мотоциклов, включая машины «отверженных».

Используя трюк А.М.А. с 1%, социолог может из этих цифр сделать следующий вывод: только в одном Нью-Йорке к 1970 году будет где-то около 500 потенциальных Ангелов Ада – что в пять раз превышает количество членов сообщества, которому удалось потрясти национальную прессу в 1965-м. И к 1970 году у каждого отделения Ангелов будет свой собственный пресс-агент… Согласно данным мотоциклетной индустрии, в 1965 году в США было зарегистрировано почти 1,500,000 мотоциклов, т.е. соотношение «райдер-байк» выглядело как 4,1 райдера на один лицензионный байк (это цифра, скорее, из области фантастики; соотношение 1,5 к 1 – вот это больше похоже на правду).* По подсчетам выпускающих мотоциклы заводов оказывается, что райдеров насчитывается

6 000 000 человек, и более 1000 000 из них ошиваются в Калифорнии (и эти цифры тоже не внушают доверия; и не только потому, что они основаны на чисто показном соотношении 4,1 райдера на байк, но и самим использованием слова «мотоцикл» без каких-либо технических характеристик. И воображение охотно рисует образ скоростных трасс Калифорнии, битком набитых огромными мощными байками).

*1,5 райдера на байк – людоедство, напоминающее неправильно решенные задачки о лесорубах из школьного учебника арифметики эпохи СССР. Также эти цифры можно рассматривать следующим образом: за 1 (единицу) мы принимает одного полноценного байкера со всеми его прибамбасами, а за 0,5 – его пышнотелую подружку. Таким образом получается: один полноценный байкер с довеском на один байк. – примечание редактора.

В контексте статей цифры не выглядят столь угрожающими. Согласно журналам «Cycle World» и «The Los Angeles Times», «ускоренный рост рынка мотоциклов происходит благодаря легкому дивизиону, составляющему 90% от общего числа». То, что изготовитель называет «легким», – совершенно другой зверь, не имеющий ничего общего с «разделанным боровом», или «харлеем.74». Большинство небольших байков, заявляет «Cycle World», используются «для развлечения, посещения школы, магазинов и увеселительных поездок спортсменов». Другими словами, формула успешной продажи на сегодняшнем мотоциклетном рынке звучит так: «небольшой вес и двигатель малой мощности означают развлечение и респектабельность». Вот на каком основании изготовители предсказывали (4,1 райдера на один байк) появление ядра из 8 894 000 мотоциклистов в Соединенных Штатах к 1967 году. И снова цифры мотопромышленности непомерно раздуты. Однако, учитывая растущую как на дрожжах популярность двухколесного вида транспорта, предполагаемая цифра – 6 000 000 на 1967 год – может оказаться вполне реальной… А это, в свою очередь, может означать появление 60 000 гуннов, или конец цивилизованного мира.

С точки зрения получения чистых денег, мотоциклетная индустрия – золотая жила. Один из моих повторяющихся кошмаров возвращает меня вновь в 1958 год… Я только что приехал в Нью-Йорк с заначкой в тысячу баксов, и одним погожим октябрьским днем вышел со станции подземки на Таймс-Сквер… Я увернулся от нескольких попрошаек, стайки джанки, двух трансвеститов и одного свидетеля Иеговы, вещавшего как, Элмер Фадд, а потом, на узкой части тротуара, рядом с Призывным центром Армии США, меня задержал занудливый, нечесаный молодой японец, утверждавший, что он один из братков «Хонды». Он сел на мель, совершенно выбился из сил, пребывает в полном отчаянии, и ему нужны деньги на авиабилет обратно в Токио… и за 894$ он предлагает мне свою долю в бизнесе, готов подписать все требуемые для этого документы, заверенные и намертво скрепленные печатью в присутствии любого адвоката по моему выбору… Он показал мне свой паспорт и смятую пачку копий чертежей мотоциклов; вне всякого сомнения, он был одним из ребят с «Хонды»… Я слушал его, понимающе улыбался и выкупил свое право пройти мимо него за один серебряный четвертак и жетон на метро, оттолкнув удачу с глупой непреклонностью, и помчался на какое-то безмазовое интервью, которого требовал от меня редактор.

Даже сегодня любой человек с той же решимостью, с какой он выливает мочу из своих сапог, должен взять все свои деньги, которые он мог бы потратить на новый мотоцикл, и вместо этого купить акции «Хонды» или какой-нибудь из трех десятков других компаний, включая «Харлей-Дэвидсон». «Харлей», несмотря на безнадежно устаревшую концепцию менеджмента и технологию каменного века, по-прежнему остается единственным производителем мотоциклов в Америке.

История «Харлей-Дэвидсон» и внутреннего мотоциклетного рынка – одна из мрачнейших глав в истории американского свободного предпринимательства. К концу второй мировой войны в США было зарегистрировано менее 200 000 мотоциклов, и лишь некоторые из них были привозными. В пятидесятые, пока «Х-Д» укреплял свою монополию, продажи байков удвоились, затем утроились. У «Харлея» оказалась в руках золотая жила – по крайней мере, до 1962 или 1963-го, когда началось стремительное наступление привозного товара. К 1964 году количество зарегистрированных байков подскочило почти до 1000 000, и легковесные «хонды» продавались сразу же, как только японские грузовые суда доставляли их из-за океана. Мозговой штаб «Х-Д» все еще обдумывал, как бы справиться с этой восточной двуличностью, когда их припечатал с противоположного фланга Бирмингемский Small Arms Ltd. из Англии. B.S.A. (который также делает «триумфы») решил бросить камушек «Харлею» в его же собственный огород и настоящий вызов в производстве такого же класса, несмотря на то, что высокие тарифы, призванные защищать интересы местных производителей, приводили к серьезному повышению цен на мотоциклы. К 1965 году, при том, что количество зарегистрированных мотоциклов увеличилось на 50% по сравнению с прошлым годом, «Х-Д» взяли в кольцо жестокой осады сразу на двух фронтах. Единственными покупателями, на которых они могли рассчитывать, были «отверженные» и полицейские, тогда как японцы широко развернулись на рынке недорогих байков, а мотоциклы B.S.A. задавали им жару на гоночных треках. К 1966-у байк-бум никак не шел на убыль, а у «Харлея» было менее десяти процентов на отечественном рынке, и приходилось сражаться даже за то, чтобы удержать хотя бы этот мизер.

Со всеми своими техническими разработками и технической мыслью, дошедшей до создания двигателя объемом в 1 200 куб. дюймов, у компании было все-таки мало шансов успешно конкурировать на рынке легких и средних машин, по крайней мере до 1970 года… Но они все еще были сильны в производстве тяжелых. В 1966-м «харлеи» выиграли столько же больших гонок, сколько и B.S.A. или «триумфы». Эти призрачные равные позиции не удалось сохранить, по крайней мере в области рыночных отношений. Большинство гонщиков «Х-Д» имели собранные по специальному заказу машины, сделанные так, чтобы привлечь лучших райдеров Америки, и с гораздо большими двигателями, чем их британские соперники. «Харлей» все никак не мог представить какую-нибудь промышленную модель, которая могла бы конкурировать с японским или европейским импортом по всем показателям: на улице, на гоночном треке или на грунтовых дорогах – в смысле веса, цены, возможностей управления или объема двигателя.

Неспособность «Харлей-Дэвидсон» соответствовать рынку, который когда-то полностью находился под его контролем, несомненно, является серьезнейшим уроком. Невозможно даже представить себе, чтобы аналогичная ситуация сложилась на автомобильном рынке. Представим себе, что Форд, например, к концу второй мировой войны являлся единственным американским производителем автомобилей. Смог бы он уступить более 90 процентов рынка к 1965-у? Монополия, имеющая сильный льготный тариф, может занимать главенствующее положение даже на рынке производства йогуртов. Как бы себя чувствовал Король йогурта, если бы его ободрали меньше чем за десять лет, да так, что из всех клиентов у него остались бы только Ангелы Ада да легавые?

Глава 7

«При процветающей демократии, которая одновременно является обществом победителей и проигравших, любой человек без сдерживающих принципов или по крайней мере без видимости существования оных по определению лишен всяких привилегий» ( Sr. Casador, в своем роде мастер на все руки – знает все ходы-выходы и хорошо просекает, где можно поживиться) .

«Они просто свора ничтожных волосатых пидоров, и больше ничего.

Они любого в могилу загонят»(обычный трансвестит из

Сан-Франциско).

«На одного Ангела, проживающего на 37-й Улице в Сакраменто, постоянно поступали жалобы из-за похабных предложений, с которыми он приставал к женщинам, проходившим мимо его дома, типа „Давай сделаем Это, крошка“ или „Эй, красавица, заходи и сядь на папочкину рожу!“. Патрульный, проверявший эту жалобу, сначала угрожал outlaw тюрьмой, а потом презрительно спросил его, неужели он не может „найти себе занятие получше“. Ангел немного подумал и ответил:» Не найду до тех пор, пока речь не зайдет о том, чтобы выебать легавого…» ( из беседы с полицейским из Сакраменто) .

Сегодняшний бум на рынке легких байков имеет такое же отношение к мотоциклам outlaw, как поддельные майки фэн-клуба Ангелов Ада к самим Ангелам. Маленькие байки – для развлечения, ими удобно управлять и они относительно безопасны, а большие мотоциклы – это двухколесные бомбы, и «отверженные», которые на них ездят, скорее отправятся пешком, чем допустят, чтобы их увидели на «хонде», «кавасаки» или «судзуки». Личная безопасность и респектабельность волнуют их в последнюю очередь; как ни крути, а их собственные машины опасны, капризны и дороги*, и я не встречал еще такого «отверженного», который не считал бы свой байк некоей фишкой, замещающей в его жизни Кинг-Конга. Ни разу мне не встретился и такой outlaw, который испытывал бы к стерильно чистому веселью добропорядочных граждан что-то, кроме глубокого отвращения. И это – одна из причин, которая заставляет их отказывать себе даже в минимуме средств, обеспечивающих безопасность, хотя большинство обычных мотоциклистов относятся к таким средствам положительно и считает их необходимыми атрибутами езды на мотоциклах. Никто никогда не увидит Ангела Ада в защитном шлеме. Не носят они и «усыпанные серебряными блестками» фантомные кожаные куртки а-ля Брандо-Дилан, при виде которых в памяти всплывает образ отпетого мотоциклетного хулиганья и возникает ассоциация с культом кожи, столь характерным для некоторых гей-клубов. Такая точка зрения, правда, присуща людям, которые ничего не знают о мотоциклах. Тяжелые кожаные куртки – норма даже для мотоциклетного клуба на Мэдисон авеню: банды, объединяющей под своей вывеской совсем не простых людей вроде дантистов, кинопродюсеров, психиатров и чиновников из ООН. Тэд Девелет, кинопродюсер, горько жаловался на то, что кожаные куртки, которые носит он и другие члены клуба, вредят их имиджу приличных граждан. «Но если ты практичный человек, то должен одеваться именно так, – объяснял он. – Если тебя заносит на мотоцикле, то гораздо дешевле ободрать эту кожу, чем содрать свою собственную…»

*В 1966 году наклейка о регистрации на номере «харлея.74», бывшего в эксплуатации год, стоила 48 баксов.

Действительно, это так. Весьма трудно радоваться прелестям жизни, когда у тебя на спине вырван восьмидюймовый кусок мяса, а рана заживает медленно и мучительно. Гонщики-профессионалы, прошедшие огонь, воду и медные трубы, носят шлемы, перчатки и плотно облегающие тело кожаные костюмы. Все гонщики – но только не Ангелы Ада. Безопасность? Да пошла она к такой-то матери! Они снизойдут до того, что нацепят прикольные солнечные или защитные очки, но сделают это скорее ради выпендрежа, а не для защиты. Ангелы не хотят, чтобы кто-нибудь подумал, будто они увиливают от соблюдения придуманных ими самими правил игры.

Кожаные куртки были в моде вплоть до середины пятидесятых, и многие «отверженные» нашивали на них свои «цвета». Но, так как известность их росла, а полиция подбиралась все ближе и ближе, один из Ангелов подал мысль о временных, легко заменяемых «цветах», которые можно без труда отодрать и спрятать в момент напряга. Эта придумка предопределила наступление эры хлопчатобумажных жилетов без рукавов.

Вначале большинство «отверженных» носили «цвета» поверх кожаных курток, но в Южной Калифорнии для такого наряда чересчур жарко, так что члены отделения Берду первыми предложили воплотить в жизнь идею под кодовым названием «ветер-тебе-в-под-мышки» – никаких курток, только «цвета». Если следовать обычной логике, то дальше надо было сбрасывать джинсы «левайс», и тогда работу над имиджем можно было бы считать законченной – ничего лишнего, кроме сапог, бород, жилетов и причудливых украшений на причинных местах. Некоторые «отверженные», из стариков-первопроходцев, все еще носят кожаные куртки, в частности те, кто крутится в районе Залива… зимы там больно холодные. Но эти типажи не являются носителями чисто «ангельского» стиля. Любой «независимый» байкер, решивший во что бы то ни стало стать членом клуба Ангелов Ада, может получить категорический отказ в приеме, если только он появится в коже. Мотивировка отказа – «хиляк и говнецо».

Туча Ангелов Ада, мчащихся по дороге… тот, кто хоть раз в жизни видел это потрясающее зрелище, вряд ли его забудет. Их появление на бензоколонках вызывает панику среди обслуги. Просто-напросто невозможно найти общий язык с целым караваном известных всей стране головорезов, подкатывающих к твоей заправке. Причем каждый из них требует один или два галлона бензина.

Однажды в субботним вечером я остановился на станции техобслуживания на 50-м хайвее, неподалеку от Окленда, и дружески беседовал со служащим о страшной, нестерпимой жаре и повсеместном вероломстве техники… и тут станцию неожиданно заполонили мотоциклисты-outlaws: моторы их коней рычали и ревели, сами ездоки вопили и метались туда-сюда между заправочными колонками. «Боже Всемогущий!!!» – воскликнул служащий. Он моментально обезумел от волнения, сразу же забыл, сколько я должен ему денег, и мне самому пришлось заполнять свой бензобак, а бедный парень не сводил испуганных глаз с outlaws.

Это была большая, новенькая станция, на ней работали четыре человека. Но компания Ангелов Ада и «Цыганского Жулья», заявившись туда, тут же принялась хозяйничать как у себя дома. Они закачивали бензин, перебрасывались пивными банками и рылись на стеллажах, разыскивая масло для моторов мощностью в 50 сил. Пять или шесть автомобилистов у колонок сидели в своих машинах тихо как мышки и наблюдали за всем происходящим с замиранием сердца. Служащие двигались осторожно, выписывали вокруг байкеров немыслимые пируэты, искренне надеясь, что никто из «отверженных» не станет беззастенчиво красть что-нибудь прямо у них на глазах. Откровенное воровство потребует ответных действий, а вот этого никто и не хотел. Любой, кому приходилось когда-нибудь иметь дело с целой тусовкой Ангелов, согласится, что такой момент в этой истории пожалуй, самый щекотливый. Надо решать: на каком этапе развития ситуации ты должен начинать протестовать против мелкой кражи, оскорбления или причиненного ущерба… стоит ли рисковать вообще и начинать этот спор, который наверняка закончится кровавой разборкой. Дешевле обойдется позволить хулиганскому табору спокойно отчалить с десятью баками халявного бензина. Стоит ли человеку рисковать своими зубами и зеркальными стеклами витрин, требуя от outlaws оплаты всего, что они прихватили, до последнего цента? Особенно дрянной подобная дилемма покажется рабочему на бензозаправке. Такой трудяга, встретившийся лицом к лицу с Ангелами Ада, похож на штатного банковского кассира, столкнувшегося с вооруженными грабителями. Станет ли заправщик рисковать своей мордой так же, как кассир или кассирша рискует своей жизнью, спасая застрахованные деньги банка?

Если бы Ангелы энергичнее шевелили своими мозгами, они бы взяли бензозаправки под свое крыло на условиях аренды, а настоящие владельцы туда бы и носа своего не показывали. Разница между ситуациями улавливается меньше чем за секунду всеми, кто когда-либо сам заправлял автомашины бензином, и тем самым зарабатывал себе на жизнь… а ведь многие из «отверженных» именно этим и занимались. Но, сбившись в стаю, они просто источают полное пренебрежение ко всем окружающим, и их поступки диктуются в первую очередь ярко выраженным, нарочитым невежеством. Иногда это приводит к наезду на заправочную станцию, владелец которой работает по двенадцать часов в день за процент от прибыли, держит свои сбережения под замком как особую драгоценность и чей организм просто лопается от прилива адреналина при одной только мысли о том, что в перспективе он и его хозяйство могут стать жертвой банды уличной швали. Такие люди держат пистолеты в кассе, в ящиках для инструментов и даже – в неблагополучных районах и там, где чаще всего происходят ограбления, – в наплечной кобуре под своей вполне миролюбивой на вид форменной курткой. Большая часть заварушек, устроенных Ангелами на бензозаправках, случалась из-за того, что хозяева начинали паниковать или впадать в ярость при одном только появлении отчаянных мотоциклистов. Одни люди действительно могут пыжиться и успешно давать крутого до конца, а другие сдают свои позиции очень быстро. Попросту говоря, сдуваются в два счета. Одни могут заставить работать ситуацию на себя, другие раздувают из искры пламя и делают из мухи слона. Ангелы боятся таких «пизданутых», как они их называют, потому что те могут начать стрелять безо всякой мотивировки, не говоря уже о том случае, когда появляется такая, самая что ни на есть подходящая и верная, причина начать палить из всех стволов. Да смилостивится Господь над человеком, который навел пушку на группу Ангелов Ада, а затем, спасовав, убрал ее… На эту тему ходит великое множество самых страшных историй, и в каждой из них жертвы могли бы спасти себя, выстрели они первыми … В суде они могли бы заявить о том, что действовали в целях необходимой самообороны. В существующей шкале ценностей Ангелов Ада на последнем месте стоит крикливый и шумливый противник, который не может довести дело до конца. По их мнению, быть таким слабаком еще хуже, чем распустить язык и молоть что ни попадя, заделавшись стукачом. Слабаки же караются по полной программе. Ангелы бросаются в атаку на любое препятствие, стоящее у них на пути, даже если это препятствие – человек, и обдают этого персонажа явно демонстративным презрением ( по принципу «плюнь и разотри»), особенно если жертва пыталась действовать по их собственным правилам. Пыталась-то пыталась, да обломалась. Или, что вполне вероятно, такой человек мог думать, что он пользовался «ангельскими» мерками и методами. Это сути дела не меняет.

Не может не удивлять тот странный факт, что уважение самих Ангелов к принятым у них понятим и принципам – или, повторяю, к тому, что они считают таковыми, – довольно призрачно и шатко. Вообще-то, за пределами своего собственного мирка, они могут вполне нормально контактировать с теми людьми, которые сами относятся к Ангелам без предубеждения и не считают, что с ними можно разговаривать только с позиции силы. Ангелы прекрасно осознают, что репутация у них похуже, чем у бешеной собаки, и испытывают поистине мазохистское удовлетворение, когда ведут себя спокойно и дружелюбно.

Владелец заправки в Сьерре, неподалеку от городка Энджелз Кэмп (места, описанного в рассказе Марка Твена «Знаменитая лягушка-попрыгушка округа Калаверас»), со страхом и изумлением вспоминает свою первую встречу с Ангелами Ада:

«Однажды вечером к моей заправке подрулили около тридцати Ангелов. Они заявили, что им нужно место, чтобы кое-что подвинтить и подправить у байков. Я лишь разок осмелился взглянуть на них, сказал, что все это место в их распоряжении, и быстренько убрался ко всем чертям».

Достаточно нормальная реакция для человека, убегающего ночью с заправочной станции в горах – помощи там ждать действительно неоткуда. Решение стоять насмерть против тридцати хулиганов ни к чему хорошему не привело бы.

«Примерно через час я наконец-то набрался смелости и вернулся на станцию посмотреть, на месте ли моя заправка, – продолжал он. – Ангелы почти закончили возиться со своими мотоциклами. Никогда в жизни я так не удивлялся! Чистота везде была просто безупречной. Они протерли каждый инструмент, которым пользовались, бензином и разложили все строго по местам. Они даже подмели пол. На самом деле стало еще чище, чем когда они только явились ко мне».

В таких рассказах нет ничего необычного, даже если они звучат из уст легавых. Вот свидетельство владельца бара в Портервилле: «Разумеется, они заехали на своих мотоциклах в мое заведение, и при маневрах разворотили мне кафель. Но до своего отъезда они возместили весь ущерб, заплатили даже за разбитые стаканы. И я никогда не продавал так много пива за всю мою жизнь. Они здесь – желанные гости в любое время дня и ночи».

Много торговцев-подхалимов наварило неплохие денежки за счет Ангелов Ада. Все, о чем они просили, – заплатить за причиненный ущерб, и плохо скрываемый страх звучал в их просьбах. Любой человек, которого терроризируют с его молчаливого согласия, ничем не рискует, пока он сам не перегнет палку… а это часто случается, чаще всего со скрытыми гомосексуалистами, погрязшими в бухле или наркотиках и неспособных сдерживать свои эмоции при виде такого партнера-грубияна, партнера-насильника. Самих «отверженных» почти всегда пробивает на чернуху, когда им сносит башню под наркотой.

Я вспоминаю одну вечеринку, когда они решили сжечь какого-то глумливого студента из Беркли. Но хозяин вечеринки был против такого аутодафе, тогда Ангелы обвязали веревкой лодыжки жертвы и заявили, что собираются протащить его за мотоциклом. И на такое хозяин пойти не мог. Порешили на том, что Ангелы подвесят студента за руку к потолочной балке в гостиной. Примерно через полчаса они сменили гнев на милость и сняли студента, содрогаясь от смеха. Гробовое молчание бедняги – а он не проронил за всю экзекуцию ни слова! – вызывало у них новые приступы хохота. Он, судя по всему, пребывал в некоем оцепенении, совершенно не реагировал на боль, и я, честно говоря, на какое-то мгновение подумал, что студент знал обо всем заранее и сам придумал этот спектакль с самого начала и до конца. Позже он вышел из помещения и несколько часов просидел на пне, словно окаменев… Лишь изредка по его телу волнами пробегала сильнейшая дрожь, словно он приходил в себя после необычайного оргазма…

Ангелы – известные любимцы садо-мазохистской тусовки, и, хотя мотоциклетная шпана как сообщество последовательно обвиняется в склонности ко всякого рода извращениям, я сильно подозреваю, что брюшину правде-матке вскрыл как-то днем один Ангел из Фриско. Он поведал следующее: «Черт, да я даю отсосать каждый день за десять баксов. Просто однажды ночью в каком-то центровом баре ко мне приклеился пидор, нашпигованный по самую макушку червонцами… Он прильнул ко мне, протянул одну бумажку и спросил, что бы я хотел выпить. Я сказал: „Двойной Джек Дэниэлс, малыш“, – и пидор кликнул бармена. „Две порции этого для меня и моего друга“, – и затем он присел под стойкой и заделал такой охуительный минет, старик, что мне оставалось только глупо улыбаться бармену и изо всех сил стараться сохранять спокойствие». Он засмеялся.

«Черт, и я вот сижу, а напротив танцуют под мухой, или под бляхой, или под чем-то вроде этого, четверо ребятишек, и одна блядь вихляет задом в обнимку с каким-то черномазым. Старик, мать твою за ногу, тот самый день, когда они смогут назвать меня пидором, наступит, если я позволю одному из этих педиков отсосать у меня меньше чем за червонец. Парень, да я спущусь под воду и буду ебать рыбу за такие деньги, ты только скажи мне, кто платит».

Все рассуждения, могут или не могут быть Ангелы Ада латентными садо-мазохистами или подавленными гомосексуалистами, – а если могут, то в какой степени, – лично для меня после года тесного общения с мотоциклистами-outlaws совершенно неуместны.

Впрочем, есть литературные критики, настаивающие на том, что Эрнест Хемингуэй был измученным пидором и что Марка Твена до конца дней терзала склонность к межрасовой содомии. Это хороший способ поднять бучу в академических журналах, но это никоим образом не изменит ни слова из того, что каждый из этих людей написал, не умалит значимости их работы и воздействия на тот мир, о котором они нам поведали. Может быть, Маноле был фетишистом рогатого скота или страдал от ужасного геморроя, заработав его в течение долгих ночей, проведенных в салонах любителей корриды, но он был величайшим матадором, и довольно трудно понять, как любая порция теоретических выкладок Фрейда могла бы хоть чуточку повлиять на то, что он делал лучше всех.

По той же причине образ жизни и поведение Ангелов Ада не может моментально измениться или смягчиться, если каждая газета в стране объявит их брутальными гомосексуалистами, даже если они окажутся таковыми на самом деле. Я никогда не слышал, – и это очень важно! – чтобы кто-нибудь, кто хорошо их знал и имел с ними какие-либо личные отношения, разделял фрейдистскую точку зрения. Наверное, потому, что каждый человек, кто проводит время с Ангелами Ада, отлично видит разницу между мотоциклистами-outlaws и «кожаными» культами гомосеков. У стен любого клуба, где полно Ангелов Ада, обязательно выстроится у края тротуара целый ряд лютых байков. В «кожаном» баре на стене висят сюрреалистические рисунки мотоциклов, и бывает (правда не всегда), что снаружи припаркованы один или два огромных, со всеми причиндалами, «Харлея» – вполне доведенные до ума образцы, с защитными стеклами, радио и красными пластиковыми сидениями. Различие столь же очевидно, как между профессиональным футболистом и оголтелым фанатом. Первый – исполнитель своей роли в жестоком и уникальном уголке реальности; другой – пассивный поклонник, служитель культа и – иногда – неряшливый подражатель стилю, очаровавшему его, потому что он сам безнадежно оторван от реальности, с которой он сталкивается, просыпаясь каждое утро.

Согласно докладу Линча, «тогда как гомосексуалистов, похоже, привлекают Ангелы Ада, мы не располагаем информацией, доказывающей, что сами Ангелы Ада как сообщество – гомосексуалисты. Они, судя по всему, изначально предрасположены к гетеросексуальным контактам. Хотя некоторые гетеросексуальные извращения и фигурируют в полицейских отчетах, но в общем контексте они могут расцениваться как способ привлечь к себе внимание, желание „отличаться от остальных“ и, в первую очередь, этих остальных шокировать. Такие действия, имеющие своей целью обратить на себя внимание, самими Ангелами подводятся под категорию „демонстрации класса…“.

Разумеется, доклад Линча – не последнее, все решающее слово об Ангелах. Однако его природа и пристрастное отношение к outlaws хорошо известны следовательно любое, попавшее в руки полиции свидетельство гомосексуальных поползновений Ангелов обязательно будет где-нибудь зафиксировано. В докладе так часто упоминается слово «куннилингус», что отсутствие в этом документе слова «fellatio» весьма подозрительно. Конечно же, даже в отсутствии этого слова – его умышленном опущении – фрейдизм чувствуется за километр, но все-таки мне кажется, что это не столь важно. Любая попытка трактовать Ангелов, в основном, как гомосексуальный феномен будет лишь небрежной отговоркой, уходом от реальности, которая сложна, потенциально зловредна и пагубна, как, впрочем, и все в американском обществе.

###

«Мотоцикл, несомненно, является сексуальным символом. Он представляет собой именно то, что называется „фаллическим локомоторным символом“. Он – продолжение человеческого тела, сила, спрятанная между ног» ( Доктор Бернард Даймон, криминалист Калифорнийского университета, 1965 год).

###

С точки зрения общественности, самая известная связь между «отверженными» мотоциклистами и гомосексуальностью прослеживается в фильме «Восход Скорпиона» («Scorpio Rising»). Это своего рода классика андеграунда, созданная в начале шестидесятых молодым режиссером из Сан-Франциско Кеннетом Энгером. Он сам никогда не утверждал, что «Скорпион» хоть как-то соотносится с Ангелами Ада. Большая часть фильма была отснята в Бруклине, при участии безалаберных и неорганизованных мотоциклетных клоунов-любителей, которым настолько было все по фигу, что даже не пришла в голову мысль как-то себя назвать. В отличие от «Дикаря», творение Энгера не задумывалось как нечто способное вызвать интерес у журналистов или стать неким документом, который может дать толчок дальнейшим исследованиям темы. Это был фабульный фильм с рок-н-ролльным уклоном, небольшой эксцентричный комментарий к жизни Америки двадцатого века, в котором мотоциклы, свастика и агрессивная гомосексуальность использовались в качестве трех элементов – этакой триады – новой культуры. К тому времени когда Ангелы Ада стали частью культурного мейнстрима, Энгер сделал несколько других фильмов с ярко выраженной гомосексуальной подоплекой. Судя по всему, Кеннет считал для себя оскорбительными замечания о том, что он, дескать, настолько опередил свое время, что не собирается размениваться на такую банальщину, как тематическая документалистика.

Как бы там ни было, «Восход Скорпиона» прокрутили в Сан-Франциско в 1964 году в «The Movie», кинотеатре Северного Пляжа. Энгер жил на последнем этаже этого здания. Рекламой фильма служил прикрепленный к стене кинотеатра нехитрый коллаж из газетных вырезок об Ангелах Ада. Намек был настолько недвусмысленным, что сан-францисские Ангелы устроили настоящее паломничество в кинотеатр, дабы убедиться во всем собственными глазами. Увиденное их отнюдь не впечатлило. Они не разозлились, нет, скорее обиделись до глубины души. Им показалось, что их название было мошеннически использовано в коммерческих целях. «Черт, фильм-то понравился, – сказал Френчи. – Но к нам он не имеет никакого отношения. Мы все тащились, когда смотрели. А потом вышли на улицу, и увидели все эти вырезки о нас, вывешенные как реклама. Старик, это была наебка, это было неправильно. Многих просто ввели в заблуждение, а мы сейчас вынуждены выслушивать о себе всякую чушь, вроде того что мы – пидоры. Блядь, да ты видел прикиды этих панков? А эти глупые чертовы мудацкие курьерские байки? Старик, только не говори мне, что мы имеем отношение к этому дерьму. Ты-то прекрасно знаешь, что это не так!»

Похоже, Энгер согласился с такой точкой зрения, но без лишнего шума, тихо и спокойно. Не было надобности портить поднявшийся вокруг фильма очередной ажиотаж, кроме того признак тонкой и обостренной интуиции при всем наборе гомосексуальных штучек – способность практически безошибочно распознать гомосексуальность в других. Короче, Ангелы обеспечивали фильму то ощущение реальности происходящего на экране, которого как раз «Скорпиону» и не хватало. Скрытый пидорский фактор киноленты предоставил прессе возможность подмешивать в репортажи об изнасилованиях некую вычурность и странноватость. Сами же «отверженные» были опущены на самый низкий уровень общественного бытия и сознания и превратились в объекты для обожания грязными и низменными типами. И еще охотнее, чем прежде, их образы стали вплетать в ауру эротической и жестокой мистерии: шумные, драчливые сатиры, готовые и в Конгрессе отыметь все, что движется, отыметь чем угодно и в любое отверстие.

Глава 8

«Эти панки со своими мотоциклами и нацистскими побрякушками терроризируют все общество в целом и каждого его члена в отдельности. Они – угроза, чертовски серьезная угроза, степень которой возрастает с каждым годом все больше и больше» («Man`s Peril» цитирует представителя полиции Флориды. Февраль, 1966).

«Ангелы боготворят свои мотоциклы. Они забирают их на ночь к себе домой. Сами они спят на пропитанных машинным маслом постелях, но на их байках не найдешь ни единого пятнышка» (коп из Лос-Анджелеса, 1965 г.).

*

Чем дальше Ангелы выходили за пределы своего круга, тем больше паники они вызывали. Вид компании «отверженных», впервые встреченной на хайвее, просто оскорбителен для любых расхожих представлений о том, что и как именно должно происходить в Америке; такая материализация «призраков шоссе» настолько необычна, что может быть принята за дурную галлюцинацию… именно в этом случае понятие «outlaw» как «стоящий вне закона» приобретает реальный смысл. Увидеть одинокого Ангела, с ревом несущегося в потоке машин, наплевавшего на все правила, ограничения и условности, – значит воспринять мотоцикл как инструмент анархии, орудие демонстративного неповиновения и даже оружие. «Безлошадный» Ангел Ада, идущий на своих двоих, со стороны может выглядеть довольно по-дурацки. Их неряшливый, небрежный спектакль и бессодержательные разговоры могут быть интересны какое-то время, но, помимо изначальной эксцентричности, их тусовка так же утомительна, занудна и депрессивна, как и костюмированный бал-маскарад для умственно отсталых детей. Есть что-то патетическое в компании людей, которые собираются каждую ночь в одном и том же баре и воспринимают самих себя на полном серьезе, щеголяя своими поношенными прикидами. В будущем им ничего не светит, кроме шанса подраться или порции очередного мозгоебства с какой-нибудь пьяной уборщицей.

В образе Ангела, который мчит на своем байке, никакой патетики нет. Единое целое – человек и его машина – это гораздо больше, чем каждый составляющий его элемент по отдельности. Мотоцикл – единственная вещь в жизни Ангела, которая полностью находится в его власти, в полном его подчинении. Это исключительный по значимости символ социального статуса байкера, держащий его на плаву, и Ангел холит и лелеет его точно так же, как блудливая старлетка из Голливуда холит и лелеет свое тело. Лишившись байка, он становится не многим лучше панка, идиотничающего на углу. И он сам знает это. Ангелы не могут ясно и доходчиво излагать свои мысли по поводу многих вещей в этой жизни, но в тему мотоциклов они привносят поистине поэтическое вдохновение, душевный подъем влюбленных. Сонни Баргер, человек, никогда не опускавшийся до сентиментальной расхлябанности, однажды определил слово «любовь» как «чувство, которое охватывает тебя, когда что-то нравится тебе так же сильно, как твой мотоцикл. Думаю, что такое чувство действительно можно назвать любовью».

Тот факт, что многие Ангелы в буквальном смысле слова сделали свои байки из украденных, обмененных или изготовленных на заказ деталей, лишь наполовину объясняет их глубокую привязанность к мотоциклам. Человек должен собственными глазами увидеть outlaw, оседлавшего своего «борова» и жмущего на кик-стартер, чтобы понять в полной мере, что ЭТО значит. Ситуация, сходная с той, когда умирающий от жажды наконец находит воду. Меняется выражение его лица, меняется осанка, весь он излучает уверенность и силу. На какую-то секунду он сливается с большой машиной, дрожащей между его ног, а затем стартует, срывается словно ракета… иногда это делается довольно спокойно, без лишних эмоций, а иногда – раздаются оглушительный рык и скрежет: так, что дрожат стекла в соседних домах… вот-вот посыпятся вниз… Но в любом случае вы становитесь свидетелем упоительного, стильного рывка с места… И подобным грандиозным образом заканчивая ежевечерние посиделки в баре, Ангел изо всех сил старается остаться в памяти остальных таким вот классным и незабываемым. Каждый Ангел – это зеркало, в которое смотрится охваченное восхищением и обожанием общество. Они поддерживают и подбадривают друг друга – в силе и слабости, падениях и триумфах… и каждую ночь в момент закрытия кабака они отчаливают с прощальным салютом: музыкальный автомат воет мелодию Нормана Любоффа, в баре мерцает тусклый свет, и луна щерится на пьяное громыхание Шейна.

Трудно, конечно, точно определить, являются ли Ангелы на самом деле мастерами мотоциклетного дела. За исключением нескольких междусобойчиков, их не допускают на официальные соревнования, и следовательно они не могут фигурировать как участники в каких-либо таблицах гонок.* Их байки на все сто процентов отличаются от тех машин, которые принимают участие в гонках или штурмуют холмы… их даже нельзя поставить в один ряд с другими дорожными байками. Ангелы рассказывают всякие истории о том, как в импровизированных состязаниях они буквально сдували с дороги профессионалов … но ходят рассказы и о том, как «отверженных» на их боровах с модифицированными моторами унижали легковесные «дукатисы».

* Вся загвоздка здесь – в действии закона взаимного отрицания. Ангел, переодевшись в «штатское», может попасть на любое мероприятие А.М.А., заплатив два доллара за «Карточку спортсмена». Это дает ему право участвовать в состязаниях, но одновременно превращает его в кандидата на вступление в А.М.А…. Такого безобразия «отверженная» братва никогда не потерпит. Устав Ангелов Ада очень точен в том, что касается ситуаций, связанных с конфликтом интересов. Ни один Ангел не может быть членом какого-либо другого мотоциклетного клуба или организации. Если человек получает карточку в А.М.А., это может стоить ему «цветов».

Может быть, все эти истории – и чистая правда, а может быть – и чистая выдумка, но, как бы там ни было, споры на эту тему до сих пор никак не утихнут. У мотоциклов совершенно четкое предназначение: они собираются для пробегов по стране, для гонок, для банальных путешествий или же просто для того, чтобы разъезжать по округе, пугая голубей и кошек. Они будут двигаться и двигаться, ехать и ехать, гнать и гнать, как любые собаки или лошади. Но ведь никто не разводит лошадей, чтобы охотиться на опоссума, и никто не тащит собак на дерби в Кентукки. Производители байков десятилетиями пытались создать настоящую унифицированную многоцелевую модель, но воз и ныне там.

Конечно же, нельзя сравнивать езду по грунтовым дорогам или соревнования – с ежедневным курсированием на байке по городским улицам и хайвеям. Здесь требуются совершенно разные профессиональные навыки и совсем другие рефлексы. У некоторых – самых быстрых – гоночных байков нет тормозов, что равносильно мгновенной смерти в общем потоке транспорта, и многие профессиональные гонщики все еще продолжают утверждать, что хайвеи гораздо опаснее любого гоночного трека.

С гонщиками по грунтовым дорогам происходит точно такая же история, и некоторые из них с трудом получают разрешение на езду на своих байках по городским улицам. Дон МакГир, ветеран райдерских штурмов гор и холмов и штатный мотоциклетный механик из Ричмонда, утверждает, что только безумец или мазохист может ездить на таком байке в транспортном потоке. «Посмотрим на это так, – говорит он. – В любой гонке мы все едем в одном и том же направлении и знаем, что делаем. Никому не приходится беспокоиться о каких-то психах, или пьяных, или старых леди, внезапно выскакивающих прямо под колеса из тупиков и переулков. Вот вам, черт возьми, и разница: ты можешь сосредоточить все свое внимание на мотоцикле и полностью его контролировать, не отвлекаясь. Иногда мы получаем травмы, но сломанные кости – это самое худшее, что ты можешь заработать в результате гонок, мало кто разбивается насмерть».

«Хайвей – дело совсем другое! Господи Иисусе, вот ты двигаешься по нему в общем потоке на скорости шестьдесят пять миль в час, соблюдая все эти ограничения скорости, и ты успеваешь только уворачиваться от других машин. Если прошел небольшой дождь и дорога мокрая или же сырая от тумана – считай, что ты уже вляпался, что бы ни произошло. Только сбавь скорость – и они сразу сядут тебе на хвост или выжмут на обочину. Прибавишь газу, чтобы вырваться на свободное пространство, – и какой-нибудь урод затормозит прямо перед тобой… Только Богу известно, почему они поступают так все время».

«Один какой-нибудь пустячок – и ты оказываешься в мясорубке. В ту секунду, когда жмешь на тормоза, и начинается полный пиздец; байки не способны маневрировать так же, как машины. Случись с тобой подобное – считай, что тебе крупно повезет, если по твоему бренному телу проедутся всего пару раз».

В течение 1965 года больше тысячи людей погибло в США в результате мотоциклетных аварий. В автомобильных катастрофах гибнет почти в пятьдесят раз больше, однако растущая статистика, связанная со смертями в результате мотоциклетных аварий, заставила Американскую медицинскую ассоциацию окрестить байки «серьезной опасностью для здоровья в наших сообществах». Ангелы Ада теряют на дороге в среднем четырех членов в год, но, принимая во внимание уровень водительской техники большинства, четыре процента от ежегодной смертности, приходящиеся на мотоциклистов, – это свидетельство их высочайшего мастерства: будь они водителями послабее, цифра была бы выше. «Харлей 74» наверное, единственный мотоцикл, который может навести грандиозный шухер среди автомобилистов и напугать их до чертиков, как, скажем, пущенная на море быстрая торпеда. «Отверженные» – большие специалисты по укрощению «боровов», и в их собственном замкнутом мирке, сообразно их собственным понятиям, они могут догнать, перегнать и сдуть с дороги кого угодно.

В конце пятидесятых, еще до того как Ангелы стали пользоваться такой дурной славой, Пит, из отделения во Фриско, был одним из ведущих гонщиков в Северной Калифорнии. Его спонсировал местный дилер фирмы « Харлей Дэвидсон», и в результате он собрал целую кучу трофеев. Пит не только носил свои «цвета» Ангелов Ада во время гонок, но и выезжал на гоночном байке на трек, усадив на заднее сиденье свою прелестную блондинку-жену. Другие гонщики привозили свои байки на трейлерах, дрожа над ними так, словно это не мотоциклы, а хрупкие вазы времен династии Минь.

« Пит на самом деле мог заставить байк мчаться так, как было нужно ему, – вспоминает один из Ангелов. – Это выглядело по-настоящему классно – как он трогался с места и побеждал. Когда он выезжал на трек, старик, он просто менял свои свечи зажигания и стартовал – высокий руль, и все такое, – и все это гоночное крашеное железо само улетало прочь с дороги».

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Магические заговоры и привороты известной потомственной целительницы Натальи Ивановны Степановой пом...
Книга содержит разнообразные рецепты салатов на любой вкус, в ней можно найти как блюда из обычных п...
Охота – увлечение сильных и выносливых людей, уверенных в своем успехе, готовых часами идти по следу...
Был у меня любовник, а у любовника – велосипед....
Ален Муар-Петрухин жестоко обманут в своих ожиданиях: его возлюбленная Соня упорхнула из Парижа, где...
Прочитав эту книгу, вы получите знания и навыки, необходимые для того, чтобы запустить, проработать ...