До встречи с тобой Мойес Джоджо

Я написала открытку и отправила по почте. Больше я об этом не заговаривала. Но в тот вечер слова Уилла продолжали звучать у меня в голове. Я машинально забрела в библиотеку, села за свободный компьютер и подключилась к Интернету. Я надеялась найти устройство, с помощью которого Уилл мог бы писать самостоятельно. Через час я нашла целых три: программу, распознающую речь, программу, реагирующую на моргание, и упомянутое сестрой устройство для стука, которое Уилл мог носить на голове.

Как я и предполагала, он презрительно фыркнул, услышав о налобном устройстве, но признал, что программа распознавания речи может оказаться полезна, и всего за неделю мы сумели при помощи Натана установить ее на компьютер. Мы приделали компьютерный столик к инвалидному креслу, и Уиллу больше не нужно было просить кого-то печатать. Поначалу он немного смущался, но когда я предложила начинать словами: «Запишите, мисс Кларк», ему удалось с этим справиться.

Даже миссис Трейнор не могла ни на что пожаловаться.

– Если вы найдете еще какое-нибудь оборудование, которое может оказаться полезным, – произнесла она, поджав губы, как будто искала подвох, – дайте нам знать.

Она с подозрением разглядывала Уилла, словно он собирался выломать компьютер челюстью.

Спустя три дня, когда я вышла из дома на работу, почтальон протянул мне письмо. Я вскрыла его в автобусе, полагая, будто это ранняя поздравительная открытка от какого-нибудь дальнего родственника. В конверте лежала компьютерная распечатка:

Дорогая Кларк!

Пишу это письмо, чтобы доказать вам, что я не такая уж эгоистичная задница. И я ценю ваши усилия.

Спасибо.

Уилл

Я смеялась так громко, что водитель спросил, не выиграла ли я в лотерею.

Я много лет провела в каморке, храня одежду в коридорном шкафу, и теперь комната Трины казалась мне королевскими покоями. В первый вечер я, раскинув руки, закружилась в ней, наслаждаясь тем фактом, что не могу коснуться обеих стен одновременно. Я сходила в хозяйственный магазин и приобрела краску и новые жалюзи, а также новую прикроватную лампу и несколько полок, которые собрала сама. Не то чтобы я была мастер на все руки, – наверное, мне просто стало интересно, получится ли у меня.

Я приступила к ремонту, по часу крася стены после возвращения с работы, и к концу недели даже папе пришлось признать, что я отлично поработала. Он проверил, как я прокрасила стыки, пощупал жалюзи, которые я повесила сама, и положил руку мне на плечо:

– Молодец, Лу.

Я купила новое пуховое одеяло, покрывало и несколько огромных подушек – на случай если кто-нибудь заглянет в гости и пожелает расслабиться. Никто, впрочем, не заглядывал. Календарь переехал на новую дверь. Его никто не видел, кроме меня. Впрочем, никто бы и не понял, что он значит.

Мне стало немного не по себе, когда мы поставили раскладушку Томаса рядом с кроватью Трины в каморке, заняв все свободное место, но я рассудила, что они больше не живут здесь. А в каморке будут только спать. Нет смысла держать просторную комнату пустой ради выходных.

Я ходила на работу каждый день, пытаясь придумать, куда съездить с Уиллом. Далеко идущих планов я не строила. Просто старалась поддерживать его в хорошей форме и почаще радовать. Некоторые дни – дни, когда у него горели руки и ноги или когда он подцепил инфекцию и лежал в кровати, несчастный и беспокойный, – были тяжелее других. Но в хорошие дни мне несколько раз удалось вытащить его под весеннее солнце. Теперь я знала, что Уилл особенно ненавидит жалость незнакомцев, и потому возила его в красивые местечки, где мы около часа проводили наедине. Я устраивала пикники, и мы садились на краю какого-нибудь луга, наслаждаясь ветерком и отсутствием крыши и стен.

– Мой парень хочет с вами познакомиться, – сообщила я однажды днем, отламывая Уиллу кусочки сэндвича с сыром и соленьями.

Мы отъехали от города на несколько миль, поднялись на холм и любовались на противоположной стороне долины видом замка, отделенного от нас лугами, на которых паслись овцы.

– Зачем?

– Хочет знать, с кем я провожу все свои вечера.

Как ни странно, Уилл заметно приободрился.

– Бегун.

– И мои родители, кажется, тоже.

– Меня пугает, когда девушка говорит, что хочет познакомить меня с родителями. Кстати, как ваша мама?

– Все так же.

– А работа вашего папы? Есть новости?

– Нет. Теперь ему говорят «на следующей неделе». В общем, родители предложили пригласить вас в пятницу вечером на мой день рождения. Семейный ужин. Только самые близкие. Но довольно мило… Я сказала, что вы не захотите.

– С чего вы взяли, будто я не захочу?

– Тоже мне бином Ньютона. Вы ненавидите незнакомцев. Вам не нравится есть на виду. И вы терпеть не можете моего парня.

Я его раскусила. Лучшим способом заставить Уилла что-либо сделать было сказать ему, что он точно этого не захочет. В нем еще жил дух упрямства, противоречия.

Уилл с минуту жевал молча.

– Нет. Я приду на ваш день рождения. По крайней мере, вашей матери будет чем заняться.

– Правда? О боже, если она узнает, то начнет полировать мебель и протирать пыль сегодня же вечером.

– Вы уверены, что она ваша родная мать? Разве между вами не должно быть генетического сходства? Будьте добры сэндвич, Кларк. И не жалейте огурчиков.

Я шутила только наполовину. Маму охватила полнейшая паника при мысли о квадриплегике в гостях. Ее руки взметнулись к лицу, а затем она принялась переставлять тарелки на буфете, как будто он должен был при быть через несколько минут.

– А если ему понадобится в уборную? У нас нет туалета на первом этаже. Вряд ли папа сможет отнести его наверх. Я могла бы помочь… но как-то неловко трогать чужого мужчину. Может, Патрик поможет?

– Об этом можешь не беспокоиться. Честное слово.

–  еда? Ее нужно натереть? Ему все можно есть?

– Надо просто класть кусочки ему в рот.

– Но кто этим займется?

– Я. Расслабься, мама. Он милый. Он тебе понравится.

На том и договорились. Натан привезет Уилла и заедет через два часа, чтобы отвезти его домой и выполнить вечерний ритуал. Я предложила свою помощь, но мужчины настояли на том, чтобы я «отдохнула» в свой день рождения. Просто они не были знакомы с моими родителями.

Ровно в половину восьмого я открыла дверь и увидела на переднем крыльце Уилла и Натана. На Уилле была элегантная рубашка и пиджак. Я не знала, радоваться ли, что он позаботился о своем внешнем виде, или беспокоиться, что следующие два часа мама станет думать, будто оделась недостаточно изысканно.

– Привет.

Папа вышел в прихожую следом за мной.

– Оба-на! Как пандус, ребята? – Он весь день прилаживал к крыльцу пандус из ДСП.

Натан осторожно вкатил кресло Уилла в узкую прихожую.

– Хорошо, – ответил Натан, когда я закрыла за ним дверь. – Очень даже. Я встречал в больницах пандусы похуже.

– Бернард Кларк. – Папа пожал Натану руку и потянулся к Уиллу, но тут же отдернул ладонь, внезапно покраснев от смущения. – Бернард. Прошу прощения… я не знаю, как здороваться с… я не могу пожать вам… – начал заикаться он.

– Реверанса вполне достаточно.

Папа уставился на Уилла, а когда понял, что тот шутит, расхохотался от облегчения.

– Ха! – Он хлопнул Уилла по плечу. – Ага! Реверанс. Очень смешно. Ха!

Это сломало лед. Натан ушел, помахав на прощание рукой, и я закатила Уилла в кухню. Мама, к счастью, дер жала кастрюлю, что избавило ее от замешательства.

– Мама, это Уилл. Уилл – Джозефина.

– Называйте меня Джози, – широко улыбнулась она. Ее руки были в кухонных перчатках по локоть. – Рада наконец познакомиться, Уилл.

– Взаимно, – ответил он. – Мне бы не хотелось вам мешать.

Мама поставила кастрюлю и коснулась волос. Добрый знак. Жаль, она забыла снять перчатку.

– Извините, – сказала она. – Жаркое на ужин. Нужно успеть вовремя, сами понимаете.

– Вообще-то, нет, – ответил Уилл. – Я не умею готовить. Но люблю вкусно поесть. Поэтому я с нетерпением ждал сегодняшнего вечера.

– Итак… – Папа открыл холодильник. – Как мы это сделаем? У вас есть специальная пивная… кружка, Уилл?

Я сказала Уиллу, что на его месте папа купил бы специальную пивную кружку прежде, чем инвалидное кресло.

– Надо правильно расставлять приоритеты, – заметил папа.

Я порылась в сумке Уилла и отыскала его стаканчик.

– Пиво вполне подойдет. Спасибо.

Уилл пил пиво, а я стояла на кухне, внезапно устыдившись нашего крошечного ветхого домика с обоями восьмидесятых годов и ободранными кухонными шкафчиками. Дом Уилла был элегантно обставлен – красиво и с размахом. Наш дом выглядел так, будто девяносто процентов его содержимого было куплено в местном магазине «Все за фунт». Рисунки Томаса с загнутыми уголками покрывали все свободное пространство на стенах. Но если Уилл и заметил это, то ничего не сказал. Они с отцом быстро нашли общую тему для разговора, а именно мою исключительную бестолковость. Я не протестовала. Пусть развлекаются.

– Знаете, однажды она въехала задом в столб и клялась, что это столб во всем виноват…

– Вы бы видели, как она опускает мой пандус. Порой мне кажется, что я съезжаю с трамплина…

Папа расхохотался.

Я оставила их наедине. Мама, волнуясь, вышла следом за мной, держа в руках поднос с бокалами, и поглядела на часы.

– Где Патрик?

– Он собирался прийти прямо с тренировки, – ответила я. – Наверное, задержался.

– Не мог отложить даже ради твоего дня рождения? Курица перестоится, если он сейчас не придет.

– Мама, все будет хорошо.

Я подождала, пока она поставит поднос, и обняла ее. Она вся задеревенела от беспокойства. Внезапно меня охватил прилив жалости к ней. Нелегко, наверное, быть моей матерью.

– Серьезно. Все будет хорошо.

Она высвободилась, поцеловала меня в макушку и вы терла руки о фартук.

– Жаль, твоей сестры нет дома. Как-то неправильно праздновать без нее.

Мне так не казалось. Можно мне хоть раз побыть в центре внимания и насладиться этим? Быть может, звучит по-детски, но это правда. Мне нравилось, что Уилл и папа смеются надо мной. Нравилось, что все блюда – от жареной курицы до шоколадного мусса – мои любимые. Нравилось, что я могу быть тем, кем хочу, без напоминаний сестры о том, кто я на самом деле.

Прозвенел звонок, и мама хлопнула в ладоши:

– А вот и он. Лу, почему ты не накрываешь?

Патрик все еще был красным от трудов на беговой дорожке.

– С днем рождения, детка. – Он наклонился, чтобы поцеловать меня. От него пахло лосьоном после бритья, дезодорантом и чистой, свежевымытой кожей.

– Лучше проходи в дом, – кивнула я в сторону гостиной. – Мама на грани срыва – пора вынимать жаркое.

– Ой! – Он посмотрел на часы. – Извини. Наверное, потерял счет времени.

– Но не твоего времени, верно?

– Что?

– Ничего.

Папа перетащил большой раскладной стол в гостиную. Кроме того, я велела ему переставить один из диванов к другой стене, чтобы Уилл мог въехать в комнату без помех. Он направил кресло на место, которое я указала, и немного приподнял сиденье, чтобы находиться на одном уровне с остальными. Я села слева от него, а Патрик – напротив. Они с Уиллом и дедушкой кивнули друг другу в знак приветствия. Я уже предупредила Патрика, чтобы не пытался пожать ему руку. Даже сев, я чувствовала, что Уилл изучает Патрика, и на мгновение задумалась, постарается ли он обаять моего парня, как обаял моих родителей.

Уилл наклонил ко мне голову:

– Поищите на спинке кресла, там есть кое-что к ужину.

Я откинулась назад, запустила руку в его сумку и выудила бутылку шампанского «Лоран-Перье».

– Что за день рождения без шампанского! – сказал он.

– Вы только посмотрите, – восхитилась мама, внося тарелки. – Как мило! Но у нас нет бокалов для шампанского.

– Эти вполне подойдут, – ответил Уилл.

– Я открою. – Патрик взял бутылку, открутил проволоку и подцепил пробку большими пальцами. Он все время поглядывал на Уилла, как будто ожидал увидеть совершенно другого человека.

– Так вы зальете шампанским всю комнату, – заметил Уилл. Он приподнял руку на дюйм и дернул ладонью. – Я обнаружил, что держать пробку и поворачивать бутылку намного надежнее.

– Да вы знаток шампанского! – вставил папа. – Давай, Патрик. Поворачивать бутылку, вы сказали? Кто бы мог подумать!

– Я знал, – сказал Патрик. – Я так и собирался сделать.

Шампанское было благополучно открыто и разлито по бокалам, и мы выпили за мой день рождения.

Дедушка крикнул что-то вроде: «Пусть говорит!»

Я встала и поклонилась. На мне было расклешенное желтое короткое платье шестидесятых годов, которое я ку пила в благотворительном магазине. Продавщица предполагала, что оно из «Биба», хотя кто-то срезал ярлык.

– Возможно, в этом году наша Лу наконец вырастет, – произнес папа. – Я собирался сказать: «изменит свою жизнь к лучшему», но это ей, похоже, наконец удалось. Должен сказать, Уилл, с тех пор, как она начала работать у вас, она… ну, она выбралась из своей скорлупы.

– Мы очень гордимся, – добавила мама. – И благодарны. Вам. В смысле, за то, что вы ее наняли.

– Это мне следует благодарить, – покосился на меня Уилл.

– За Лу, – произнес папа. – И ее неизменный успех.

– И за отсутствующих членов семьи, – сказала мама.

– Вот это да! – воскликнула я. – Надо чаще устраивать день рождения. Обычно все только и делают, что оскорбляют меня.

Завязался разговор. Папа рассказал очередную историю обо мне, и они с мамой расхохотались. Приятно было видеть их смеющимися. Папа выглядел таким усталым в последние недели, а у мамы ввалились глаза, и она стала рассеянной, как будто витала где-то далеко. Мне хотелось насладиться минутами, когда родители ненадолго забыли о своих проблемах и перешучивались в теплой семейной обстановке. На мгновение мне показалось, что я была бы не против присутствия Томаса. Или даже Трины.

Я так погрузилась в размышления, что не сразу заметила выражение лица Патрика. Я кормила Уилла и что-то говорила дедушке, складывая кусочек копченого лосося и поднося к губам Уилла. Это стало такой органичной частью моей повседневной жизни, что интимность жеста поразила меня, только когда я увидела потрясенное лицо Патрика.

Уилл что-то сказал папе, а я уставилась на Патрика, мысленно приказывая ему прекратить. Слева от него жадно ел дедушка, издавая то, что мы называли «обеденными звуками», – тихое довольное ворчание и бормотание.

– Чудесный лосось, – сказал Уилл моей матери. – Просто изумительный вкус.

– Не то что бы мы ели его каждый день, – улыбнулась она. – Но мы хотели сделать сегодняшний день особенным.

«Хватит пялиться», – молча велела я Патрику.

Наконец он поймал мой взгляд и отвернулся. Он выглядел разъяренным.

Я скормила Уиллу еще кусочек, а затем хлеб, на который он поглядывал. В этот миг я осознала: я так настроилась на потребности Уилла, что мне не нужно смотреть на него, чтобы понять его желания. Патрик сидел напротив с опущенной головой, разрезая копченого лосося на маленькие кусочки и протыкая вилкой. Хлеб он оставил нетронутым.

– Кстати, Патрик, – начал Уилл, возможно почувствовав мою неловкость. – Луиза говорит, вы персональный тренер. Что это подразумевает?

Лучше бы он не спрашивал. Патрик прочел заученный монолог о личностной мотивации и о том, что в здоровом теле – здоровый дух. Затем он плавно перешел на расписание тренировок к «Викинг экстрим», температуру Северного моря, процент жира в организме, необходимый для марафонского бега, свое лучшее время в каждой дисциплине. Обычно я отключалась на этом этапе, но сейчас, сидя рядом с Уиллом, могла думать лишь о том, насколько это неуместно. Почему Патрик не может отделаться общими словами?

– Знаете, когда Лу сказала, что вы придете, я решил поискать в своих книгах какую-нибудь физиотерапию для вас.

Я подавилась шампанским.

– Это задача для специалиста, Патрик. Не уверена, что ты вправе что-то советовать.

– Но я специалист. Я работаю со спортивными травмами. И закончил медицинские курсы.

– Это не растянутая лодыжка, Пат. Я серьезно.

– Пару лет назад я работал с одним парнем, у которого был клиент-параплегик. Он говорит, что тот практически восстановился. Занимается триатлоном и так далее.

– Надо же, – сказала мать.

– Он дал наводку на одно новое канадское исследование, в котором говорится, что тренировки могут помочь мышцам вспомнить былые времена. Если заставить их как следует работать каждый день – это как синапс в мозгу, – все может вернуться. Спорим, если организовать вам по-настоящему хороший режим, вы заметите разницу в мышечной памяти. В конце концов, Лу говорит, вы раньше были человеком действия.

– Патрик, – громко сказала я, – ты ничего об этом не знаешь.

– Я просто пытаюсь…

– Не надо. Правда.

За столом повисло молчание. Папа кашлянул и извинился. Дедушка тревожно огляделся.

Мама, похоже, собиралась предложить всем хлеба, но передумала.

Когда Патрик снова заговорил, в его голосе чувствовался легкий оттенок мученичества:

– Это всего лишь исследование, которое, как мне показалось, может быть полезным. Но я умолкаю.

– Непременно об этом подумаю, – с равнодушным и вежливым видом улыбнулся Уилл.

Я встала, чтобы убрать тарелки, мечтая вылезти из-за стола. Но мама одернула меня и приказала сидеть.

– У тебя день рождения, дочка, – сказала она, как будто в другие дни не стремилась все сделать сама. – Бернард, ты не мог бы принести курицу?

– Ха-ха! Надеюсь, она больше не хлопает крыльями? – оскалил зубы папа.

Остаток ужина прошел без происшествий. Я видела, что родители совершенно очарованы Уиллом. О Патрике нельзя было сказать того же. Они с Уиллом больше не разговаривали. Когда мама накладывала жареную картошку – папа, как обычно, попытался стянуть лишку, – я перестала волноваться. Папа расспрашивал Уилла обо всем на свете, о его прошлой жизни и даже о несчастном случае, и тот, похоже, чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы отвечать откровенно. Я даже узнала кое-что новое. Например, его работа, видимо, была довольно важной, хотя он постарался преуменьшить свои успехи. Уилл покупал и продавал компании и извлекал из этого прибыль. Папе понадобилось несколько попыток, чтобы вытянуть из Уилла, что его представление о прибыли содержит шесть или семь нулей. Я невольно уставилась на Уилла, пытаясь соотнести человека, которого знала, с безжалостным дельцом из Сити, которого он описывал. Папа рассказал ему о компании, которая собиралась завладеть мебельной фабрикой. Услышав название, Уилл кивнул почти смущенно и ответил, что да, он их знает. Да, наверное, он поступил бы так же. Судя по его тону, плакала папина работа.

Мама лишь ворковала над Уиллом и суетилась вокруг него. По ее улыбке было ясно, что в какой-то момент Уилл превратился в обычного привлекательного молодого мужчину за ее столом. Неудивительно, что Патрик разозлился.

– Праздничный торт? – спросил дедушка, когда мама начала убирать посуду.

Он сказал это так отчетливо и так неожиданно, что мы с папой потрясенно уставились друг на друга. Все затихли.

– Нет. – Я обошла вокруг стола и поцеловала дедушку. – Нет, дедушка. Извини. Но будет шоколадный мусс. Тебе понравится.

Он одобрительно кивнул. Мать сияла. Лучшего подарка и придумать было нельзя.

На столе появился мусс, а вместе с ним большой, завернутый в тонкую бумагу квадратный подарок размером с телефонную книгу.

– Пора дарить подарки? – спросил Патрик. – Вот. Это мой. – Он улыбнулся и положил подарок на середину стола.

Я постаралась улыбнуться в ответ. В конце концов, время для споров было неподходящее.

– Ну же, – сказал папа. – Открывай.

Сначала я открыла их подарок, развернув бумагу аккуратно, чтобы не порвать. Это оказался альбом для фотографий, и на каждой странице был снимок одного года из моей жизни. Я в младенчестве; мы с Триной – серьезные, круглощекие девочки; мой первый день в средней школе – куча заколок и юбка на вырост. Более свежая фотография нас с Патриком, та, на которой я на самом деле посылаю его к черту. И наконец, я в серой юбке – первый день на новой работе. Между страницами лежали рисунки Томаса с нашей семьей и сохраненные мамой письма из школьных поездок с детским почерком и рассказами о днях, проведенных на пляже, пропавшем мороженом и вороватых чайках. Листая альбом, я задержалась лишь на мгновение, когда увидела девушку с длинными темными волосами, откинутыми за спину. Я перевернула страницу.

– Можно посмотреть? – спросил Уилл.

– У нас выдался… не лучший год, – сказала мама, когда я продолжила листать альбом перед Уиллом. – В смысле, все в порядке. Но вы же знаете наши обстоятельства. А потом дедушка увидел днем по телевизору про самодельные подарки, и я подумала, что это будет… ну, знаете… действительно что-то значить.

– Так и есть, мама. – Мои глаза наполнились слезами. – Мне очень нравится. Спасибо.

– Некоторые фотографии выбрал дедушка, – сказала она.

– Очень красиво, – произнес Уилл.

– Мне нравится, – повторила я.

В жизни не видела ничего печальнее, чем взгляды бесконечного облегчения, которыми обменялись мама и папа.

– Я следующий. – Патрик подвинул коробочку через стол. Я медленно открыла ее, на мгновение неясно испугавшись, что это может оказаться обручальное кольцо. Я была не готова. Я еще даже не вполне осознала, что заполучила собственную комнату. Открыв коробочку, я увидела на темно-синем бархате тонкую золотую цепочку с маленьким кулоном-звездочкой. Очень мило, нежно и совершенно не в моем стиле. Я никогда не носила подобные украшения.

Я смотрела на кулон и пыталась придумать, что сказать.

– Какая прелесть, – произнесла я, когда Патрик наклонился через стол и застегнул цепочку на моей шее.

– Рад, что тебе понравилось. – Патрик поцеловал меня в губы. Честное слово, он никогда раньше не целовал меня так – на глазах у родителей.

Уилл невозмутимо наблюдал за мной.

– Что ж, думаю, пора приступить к десерту, – сказал папа. – Пока в комнате не стало слишком жарко. – Он громко рассмеялся над собственной шуткой. Шампанское безмерно подняло его дух.

– У меня тоже есть кое-что для вас в сумке, – тихо сказал Уилл. – На спинке кресла. В оранжевой обертке.

Я достала подарок из рюкзака Уилла.

Мама замерла с сервировочной ложкой в руке.

– Вы купили Лу подарок, Уилл? Это так мило с вашей стороны. Правда, это мило, Бернард?

– Несомненно.

На оберточной бумаге красовались разноцветные китайские кимоно. Я с первого взгляда поняла, что сохраню ее. Возможно, даже сошью что-нибудь по рисунку. Я сняла ленточку и на время отложила в сторону. Развернула оберточную бумагу, затем папиросную и увидела нечто подозрительно знакомое в черную и желтую полоску.

Я достала ткань из свертка, и в моих руках оказались две пары черно-желтых колготок. Взрослого размера, плотные, из такой мягкой шерсти, что они чуть не выскользнули из моих пальцев.

– Поверить не могу, – засмеялась я от радости и неожиданности. – О боже! Где вы их взяли?

– Их сделали на заказ. Кстати, я проинструктировал мастерицу с помощью своей новенькой программы распознавания речи.

– Колготки? – хором произнесли папа с Патриком.

– Лучшие колготки на свете.

Мать вгляделась в колготки:

– Послушай, Луиза, я совершенно уверена, что у тебя были точно такие же в раннем детстве.

Мы с Уиллом переглянулись.

С моего лица не сходила улыбка.

– Я хочу надеть их немедленно, – заявила я.

– Боже праведный, она будет выглядеть как Макс Уолл[52] в пчелином улье, – качая головой, заметил папа.

– Да ладно, Бернард, у нее день рождения. Пусть надевает что хочет.

Я выбежала из комнаты и натянула дурацкие колготки в коридоре. Вытянула носок, любуясь ими. Я никогда еще не была так счастлива, получив подарок.

Я вернулась в гостиную. Уилл одобрительно хмыкнул. Дедушка хлопнул ладонями по столу. Мама и папа расхохотались. Патрик просто смотрел.

– Не могу выразить словами, как они мне нравятся, – сказала я. – Спасибо. Спасибо. – Я протянула руку и коснулась его плеча. – Правда.

– Там еще открытка, – сказал он. – Прочтете ее как-нибудь потом.

Родители устроили большую суматоху вокруг Уилла, когда он уходил.

Захмелевший папа неустанно благодарил его за предоставленную мне работу и зазывал в гости.

– Если меня сократят, может, загляну на огонек и по смотрим футбол, – добавил он.

– С удовольствием, – ответил Уилл, хотя я ни разу не видела, чтобы он смотрел футбольный матч.

Мама всучила ему остатки мусса в пластмассовом контейнере:

– Раз уж вам так понравилось.

Вот это джентльмен, станут повторять они битый час после его ухода. Настоящий джентльмен.

Патрик вышел в прихожую, засунув руки глубоко в карманы, словно борясь с желанием пожать Уиллу руку. Более великодушного объяснения я придумать не смогла.

– Приятно было познакомиться, Патрик, – сказал Уилл. – И спасибо за… совет.

– О, я просто пытаюсь помочь своей подружке с работой, – сказал он. – Вот и все. – Он явно подчеркнул слово «своей».

– Что ж, вам повезло, – сказал Уилл, когда Натан покатил его на улицу. – Она ловко обтирает губкой.

Он сказал это так быстро, что дверь успела закрыться, прежде чем Патрик сообразил, о чем речь.

– Ты не говорила, что обтираешь его губкой.

Мы вернулись к Патрику, в новенькую квартиру на краю города. Дом продавался как лофт[53], хотя выходил окнами на торговый комплекс и имел всего три этажа.

– Что это значит? Ты моешь ему член?

– Я не мою ему член. – Я взяла средство для умывания, одну из немногих вещей, которые Патрик позволял хранить у него дома, и начала размашистыми движениями снимать макияж.

– Он только что сказал, что моешь.