Торнсайдские хроники Куно Ольга

– И что же вы намереваетесь написать о наших заведениях? – подозрительно взглянула на меня мадам.

– Все, что вы сочтете возможным мне рассказать. Ну, разумеется, исключая то, чего не пропустит цензура. О тех причинах, которые приводят сюда девушек, о требуемых для данной работы характеристиках, об отношении к вам клиентов и даже о высшем образовании. Я убеждена в том, что получится чрезвычайно интересный материал, а также в том, что такая публикация может быть и в ваших интересах.

– С какой же это стати? – поджала губы Рэйчел.

– Посудите сами. Вы только что говорили о предубеждениях, препятствующих людям правильно оценить ситуацию. Речь шла о клиентах, но разве предубеждения не искажают много сильнее образ самих ваших сотрудниц? Да и лично ваш? Вот я, например, признаюсь откровенно, оказалась приятно удивлена, узнав, как вы выглядите и ведете себя на самом деле. Неужели вы не хотите улучшить имидж своих коллег, сделать представления горожан более похожими на правду, заставить людей по-новому взглянуть на ваших девушек, увидеть более полную и менее однозначную картину? А кроме того, вы получите возможность сделать своему заведению рекламу за счет некоторых штрихов, которые мы могли бы ненавязчиво внести в статью. Что скажете?

Рэйчел сидела, по-прежнему поджав губы, и глядела мимо меня на зеленую стенную обивку.

– Ну что ж, – медленно проговорила она наконец, – пожалуй, в ваших словах есть определенный резон. Не вижу причин вам отказывать. Однако с условием, что я смогу прочесть вашу статью прежде, чем она попадет в недельник.

– Само собой, – согласилась я, радуясь, что удалось ее уговорить. – Это вполне стандартная процедура. У меня даже готов шаблон договора, если хотите, мы можем прямо сейчас его подписать. Далее мне понадобится побеседовать с некоторыми вашими девушками, и, если хотите, я могу оплатить их рабочие часы за счет редакции.

– Отказываться не стану, – деловито ответила Рэйчел. – Сколько вам потребуется времени? Скажем, двух часов будет достаточно?

– Да, этого должно хватить, – кивнула я. – Но только одна большая просьба: не могли бы вы дать мне какую-нибудь расписку, в которой бы удостоверялось, что деньги потрачены на два трудочаса ваших девочек?

– Вообще-то это не совсем обычно… – задумалась Рэйчел. – Но в виде исключения… А что же, ваш главный куратор не поверит вам на слово?

– Ну конечно поверит, – ответила я. – Но мне бы очень хотелось увидеть его лицо после того, как я предъявлю ему данный документ. Не говоря уже о нашем счетоводе и по совместительству его жене, которая очень любит совать свой нос в не касающиеся ее бумажки.

По приподнявшимся кверху уголкам губ и озорным огонькам, заигравшим в темно-карих глазах, я поняла, что расписку мне предоставят, притом составленную по всей форме.

– Между прочим, у меня есть для вас подарок, – вспомнила я, протягивая руку к отложенному до поры в сторону свертку. – Так сказать, небольшой вклад в приятную для глаз обстановку.

Я извлекла на свет подаренную Рейвеном вазу и водрузила ее на стол. Уж коли граф решил покупать женские услуги при помощи этой вещицы, думаю, что в доме свиданий ей будет самое место.

– С чего вы планируете начать? – осведомилась, поблагодарив меня, Рэйчел. – Вы собираетесь сразу приступить к беседе с девочками или хотите сперва поговорить со мной?

– Если не возражаете, то с вами. Без девочек, разумеется, не обойтись, но вы видите более полную картину. Вот, например, скажите, много ли женщин приходит сюда, чтобы заработать определенную сумму, а затем радикально изменить род деятельности?

– Приходит много, – с легкой грустью усмехнулась Рэйчел, – а вот не меняет род деятельности практически никто. Взять хотя бы тех самых студенток, которые стремятся заработать у нас на высшее образование. Ни одна из них так и не закончила академию…

Мы побеседовали еще с полчаса – совершенно, надо сказать, бесплатно, – а затем Рэйчел вывела меня в приемную комнату для знакомства с будущими интервьюируемыми. Это просторное помещение весьма походило на светский салон, в котором ежевечерне собирается светское общество. Стены были обшиты красной тканью сочного оттенка; мебель оказалась довольно-таки громоздкой, в основном многочисленные стулья, кушетки и скамьи; часть комнаты занимал черный рояль. Девушка лет двадцати, если судить по одежде – одна из работниц данного заведения, ловко перебирала пальцами по клавишам, наигрывая веселый мотивчик.

Всего здесь находилось около дюжины девушек: блондинок, брюнеток, рыженьких и шатенок в возрастной категории приблизительно от пятнадцати до тридцати лет. Мужчин было пока поменьше, двое из них пили вино в окружении четырех женщин; с их стороны доносилась легкая болтовня. По-видимому, клиенты еще только собирались сделать свой выбор. Третий мужчина стоял у рояля, четвертый обнимался с пышногрудой блондинкой, расположившись на кушетке с мягкой спинкой и изящно изогнутыми ножками. А пятый сидел в стороне от остальных, в той части комнаты, что находилась ближе всего к холлу, на предназначенной для ожидания скамье. Увидев его, я с огромным трудом подавила желание спрятаться под какую-нибудь из украшавших комнату пальм в кадках и понаблюдать за его поведением со стороны, вооружившись, по возможности, театральным биноклем. Но рисковать не следовало: Рэйчел могла неправильно понять подобные манипуляции, а к анонимности и безопасности клиентов здесь относились крайне серьезно. Поэтому я направилась ему навстречу с широкой ядовитой улыбочкой на лице.

Опасность я почувствовала слишком поздно и застыла, подозрительно уставившись на Кентона. Было очевидно, что мое появление порадовало дворянина не меньше, чем его присутствие – меня.

– Абигайль! – воскликнул он, поднимаясь нам навстречу. – Неужели у газетчиц настолько низкое жалованье, что тебе приходится подрабатывать здесь по ночам?

– Я здесь по работе! – возмутилась я, слыша, как Рэйчел смеется у меня за спиной.

– Я так и понял, что по работе, – заверил меня Кентон с такой ехидной усмешкой, что захотелось срочно украсить его лицо парочкой живописных царапин.

– Знаешь, приятно было поболтать, но не хочу тебе мешать, – осклабилась в ответ я. – Ты ведь собирался выбирать девочку? Пожалуйста.

Указав рукой на собравшихся в комнате красоток, я немного посторонилась и сложила руки на груди, всем своим видом давая понять, что не намерена пропустить это зрелище.

– Ну хорошо, – неожиданно покладисто согласился Кентон и перевел задумчивый взгляд на мадам. – Пожалуй, я бы взял… вот эту.

И этот наглец указал пальцем на меня. Я гневно заскрипела зубами.

– Что?! – грозно переспросила я, упирая руки в бока.

Но Кентон в мою сторону даже не взглянул, по-прежнему обращаясь исключительно к хозяйке заведения.

– Ну же, Рэйчел, решайтесь! Заворачивайте! Плачу любые деньги.

– Бантик сверху не повязать? – ядовито выдохнула я.

– Можно без бантика, – сделал он широкий жест.

– Да как ты смеешь? – процедила я, оборачиваясь к Рэйчел в поисках поддержки, но обнаружила на ее лице сдержанную, но вполне веселую улыбку.

«Да, мой праведный гнев здесь точно никто не поймет и не оценит», – печально заключила я. Придется сменить тактику. На моем лице снова заиграла улыбка.

– А мне казалось, тебе нравятся блондинки вроде Бетси, – ехидно напомнила я.

– Вроде кого? – переспросил Кентон. – Ах да… Вы видите, Рэйчел, я уже и забыл девицу, которую снял с неделю назад в трактире. А вот эта красавица помнит. Как вы полагаете, о чем это говорит?

Хозяйка заведения многозначительно улыбнулась.

– Это говорит о том, что у некоторых мужчин на фоне повышенной половой активности преждевременно вырабатывается склероз, – любезно пояснила я.

– Склероза нет, – заметил Кентон. Насчет половой активности, кстати сказать, спорить не стал. – Помню я эту любительницу морепродуктов. Она способна за одно утро оставить без живности весь Великий океан.

– Ну вот, а для меня даже на креветки поскупился, – пожаловалась я, обращаясь все к той же мадам. – И это при том, что он задолжал мне целых две «Зеленых звезды».

– То есть как это две, если всего одну? – возмутился Кентон.

– Надо же, память проснулась, – разочарованно протянула я.

– Молодые люди, – насмешливо сказала Рэйчел, – мы могли бы предоставить вам отдельную комнату… для разговоров. Совсем недорого.

– С ней?! – в притворном ужасе воскликнул Кентон. – Ни за что не рискну остаться с ней наедине и вам не советую. Она же всех так и норовит проинтервьюировать!

Это ж надо, а только что предлагал любые деньги!

– Не беспокойся, тебе это не грозит! – заверила я. – Для того чтобы стать объектом интервью, надо как минимум представлять собой что-то интересное! Вот если бы ты был хозяином заведения, тогда возможно! А ты, насколько я понимаю, всего лишь клиент!

– Во всяком случае, не работник, в отличие от некоторых.

– Я пришла сюда, чтобы взять интервью!

Я даже притопнула ножкой в запале.

– Неужели? И как же ты собираешься собирать материал на этот раз? Свечку будешь держать?

Черт, а неплохая мысль. Как это она сразу не пришла мне в голову?..

– Если понадобится, буду держать, – заверила его я.

Кентон задумчиво на меня посмотрел, кажется прикидывая, не стоит ли заказать у Рэйчел такую услугу в моем исполнении. Но вовремя понял, что эдакими темпами ему недолго будет вовсе утратить потенцию, и передумал.

– Послушай, а как тебя вообще сюда пропустили? – осведомился он с искренним любопытством.

– Эмм… Какая разница?

Но Рэйчел, явно получавшая немалое удовольствие от нашей беседы, не позволила мне замять эту тему.

– Вообще-то девушка пришла к нам в роли клиентки.

– Клиентки? – Кентон не сразу постиг мою идею во всей ее полноте. – То есть ты что, наша конкурентка?! – ужаснулся он.

– А что, боишься, что окажешься неконкурентоспособен? – мило улыбнулась я.

– Наоборот. Если ты так сильно разочаровалась в мужчинах, я могу помочь тебе возвратиться на путь истинный.

Я как раз подыскивала достойный ответ, когда подошедшая к Рэйчел служанка что-то сказала ей на ухо.

– Сейчас приведут, – сообщила мадам, обращаясь к Кентону.

Я заинтересованно обернулась. Выходит, наш темноволосый красавчик не просто подбирал себе девочку, а ждал какую-то конкретную? Любопытно будет посмотреть… Чем черт не шутит, может, и правда напрошусь держать свечку? А что, недорого возьму… Через минуту открылась незаметная боковая дверь, и в комнату ввели… мальчика! Честное слово, это был мальчишка лет шестнадцати, с короткими взъерошенными волосами и слегка помятым лицом. Взгляд у него был чрезвычайно хмурый. Ну, тут я его понимаю, я бы тоже не обрадовалась, если бы меня доставили к этому аристократу для развлечений…

Кентон подошел к мальчишке и как-то совсем неэротично отвесил ему подзатыльник. Паренек, насупившись, схватился за ушибленное место, но вслух возмущаться не стал. Алисдейр взглядом указал мальчику на скамью, с которой недавно поднялся сам, и тот послушно сел.

– Наразвлекался? – грозно осведомился Кентон. – Какого дьявола я должен мотаться за тобой по городу и расхлебывать твои сумасбродства?

Парнишка пробормотал в ответ что-то неразборчивое и шмыгнул носом.

– Я надеюсь, господин Алисдейр, вы расплатитесь за своего подопечного? – с мягкой улыбкой осведомилась Рэйчел. – У него не оказалось при себе денег.

– Еще бы они у него оказались! – проворчал Кентон.

– А как вы определяете платежеспособность клиентов? – спросила я у хозяйки, но Кентон бросил в мою сторону такой сердитый взгляд, что я обиженно замолчала.

– А действительно, с какой стати вы стали обслуживать клиента, который пришел без денег? – переключился на Рэйчел Алисдейр.

– Ну мы его на входе на предмет денег не обыскивали, – пожала плечами мадам. – К тому же мы прекрасно знали, что в случае необходимости вы приедете и заплатите за него.

Она одарила Кентона очаровательной улыбкой.

– Напрасно вы так в этом уверены, – холодно ответил тот. – Что, если я откажусь платить за услугу, которую не заказывал и от которой лично мне не было ровным счетом никакой пользы?

– Вы же не захотите, чтобы мальчик прямо отсюда отправился в долговую яму?

В ответ на такую угрозу Кентон лишь презрительно фыркнул.

Я внимательно следила за этим разговором и не могла понять, что связывает Алисдейра с этим мальчишкой. Может, это его внебрачный сын? Но нет. Я не могла припомнить год рождения Кентона, который, несомненно, был указан в той злосчастной энциклопедии, но на вид Алисдейру было лет двадцать пять. Мальчику же, как я упоминала выше, было около шестнадцати. Выходило, что Кентон должен был зачать его в девятилетнем возрасте. Сколь бы высоко ни было его мнение о собственных мужских качествах, столь феноменальные способности были все же сомнительны.

Невзирая на свое ворчание, Кентон без промедления отсчитал несколько монет и передал их Рэйчел. «А ведь точно знает, сколько платить», – подумалось мне. Пока Алисдейр что-то выговаривал хмуро глядящему в пол подростку, я тихонько обратилась к хозяйке:

– Кем этот мальчик приходится Кентону?

– Гай-то? Да, в сущности, никем, – так же тихо ответила Рэйчел. – Его родители долгие годы служили в доме Алисдейров. Отец умер несколько лет назад, а мать – совсем недавно. Вот Кентон его и опекает. Время для мальчика тяжелое, возраст, сами понимаете, сложный. Вот и пускается парень во все тяжкие. Алисдейр пока вытаскивает его из неприятностей, хотя надолго ли хватит его терпения – не знаю. Но думаю, Гай и сам скоро образумится.

Закончив адресованный мальчишке монолог, Кентон повел его в сторону выхода.

– Ну что ж, вернемся к делам, – предложила Рэйчел я. – Вы позволите мне самой выбрать, с кем из девушек побеседовать? Не то чтобы я вам не доверяла, но все-таки было бы лучше исключить любой риск предвзятости… В чем дело?

Краем глаза я заметила, как Кентон решительно возвратился в комнату вместе с Гаем, снова уселся на скамью и закинул ногу на ногу.

– Я не ослышался? Ты намерена выбирать девочек? – мило улыбнулся он. – Ты же не думала, что я могу это пропустить?

Глава 7
Человек и закон

Статья о домах свиданий была написана и готова к публикации. И это несмотря на все помехи со стороны Кентона, собиравшегося присутствовать на интервью, чтобы в случае необходимости спасать от меня девушек. Совершенно, кстати сказать, бессмысленное занятие. Уж если я вознамерилась сделать свою работу, то… от меня никто еще не уходил. Словом, ненадолго взяв на себя роль гостеприимной хозяйки, я выпроводила Алисдейра из заведения (кажется, попутно основательно подняв настроение юному Гаю), и дальше дело пошло.

Деньги на командировку в столицу куратор пока зажал – кажется, решил отомстить мне за шутку с распиской, выданной за оплату интимных услуг, да еще и – с моей подачи – на его собственное имя. Поэтому я смирилась с необходимостью в очередной раз отложить поездку и теперь выбирала тему для нового проекта. Я буквально разрывалась между фальшивомонетчиками, карточными шулерами и жиголо.

С профессиональной деятельностью все было в порядке, зато в других вопросах дела обстояли хуже. Люк оказался прав, как, впрочем, и всегда, когда коллега для разнообразия бывал серьезен. Рейвен действительно начал закручивать гайки. Сперва потихоньку, едва заметно, затем все более и более откровенно. Участились исчезновения более или менее значимых людей – зажиточных торговцев, глав гильдий и даже некоторых не сильно влиятельных дворян, так или иначе не поладивших с графом. И если поначалу о подлинной причине их исчезновения мало кто догадывался, кроме меня, то постепенно слухи начали распространяться по городу. Распространяться успешно, но шепотом, ибо все быстро поняли, что шутить на такие темы не стоит.

Наказания ужесточились, в воздухе постоянно витало чувство опасности. Все, что могло быть интерпретировано как неповиновение или нелояльность, каралось быстро и сурово, без мало-мальски объективного суда. Не то чтобы раньше горожане вольны были говорить, писать и делать, что им вздумается. Отнюдь. Мы как газетчики знали это особенно хорошо и очень тщательно обдумывали каждое слово, ложившееся затем на стол к переписчикам. Однако теперь ситуация резко изменилась к худшему. Складывалось такое впечатление, что Торнсайд отбросило во времени лет на сто пятьдесят, а то и двести назад. Стонрид, по слухам, был заполнен заключенными. Для наказаний у позорного столба все чаще использовались колодки. Публичные порки и повешения не являлись более редкостью. Крики с центральной площади порой доносились даже до нашей редакции, что не слишком способствовало рабочему энтузиазму. Нет, если бы кто-то из нас решился в красках описать происходящее в городе, энтузиазм пробудился бы моментально. Но таких смелых – а главное, таких глупых – среди нас не было.

Совершенно вопиющий случай, хоть и не самый страшный из происходивших в последнее время, произошел всего несколько дней назад. Чрезвычайно уважаемого и опытного лекаря, который за два десятилетия своей практики помог многим горожанам самых разных сословий, позорно выпороли на главной площади за то, что он якобы не справился со своей работой и не сумел излечить кого-то в замке. Не знаю, было ли это правдой, но даже если и да, наказывать за такое было неслыханно, тем более столь жестоким образом. Продолжать практику в Торнсайде после такой публичной экзекуции лекарь не мог и был вынужден спешно покинуть город, оставив пациентов, друзей, дом и привычный уклад жизни.

Недовольства новыми порядками временами подталкивали к действиям если не одиночек, то толпу, однако действия эти пресекались на корню не без помощи отряда, который привел с собой новый барон ван Дрейк.

В таком контексте мне оставалось только радоваться, что я не работаю в разделе новостей. При столь насыщенной городской жизни информация о том, что на псарне у сэра Ричарда Вэлли была выведена новая порода гончих, смотрелась весьма убого. Однако злободневных репортажей Фред не пропускал, и это был тот редкий случай, когда я была с ним полностью согласна.

Тем не менее до нас, газетчиков, волна перемен не докатиться в любом случае не могла. Мои коллеги чаще, чем прежде, оказывались теперь в охранном отделении и в КПЗ. Люк за последние десять дней умудрился угодить на беседу в охранку дважды.

Единственным позитивным моментом во всей этой истории казалось то, что, насколько я могла судить, граф начисто забыл о моем существовании и о своей блажи. Впрочем, одно происшествие заставило меня изменить мнение на этот счет.

По вторникам и пятницам на рыночной площади устраивалась весьма оживленная ярмарка. Желающие могли приобрести здесь гораздо больше товаров и по более низким ценам, чем в другие дни. Попутно можно было слегка развеяться, окунуться в шумный мир толпы, попить прохладной лимонной воды и заодно перекусить куском свежего пирога. При моей любви к готовке – самое милое дело.

В одну такую пятницу мы с Тесс и Рози вместе отправились за покупками. У Рози был уже хорошо заметен живот, но, к счастью, в наше время гулять по городу в таком положении никому не возбранялось. Настроение у подруги было лучше некуда: чувствовала она себя хорошо, а впереди вырисовывались радужные перспективы.

Мы стояли возле прилавка с тканями, горячо споря о качестве полупрозрачного голубого шелка, выдаваемого торговцем за перицианский. Рози верила, я сомневалась, а Тесс утверждала, что чем платить такие деньжищи, лучше ходить голой и впаривать окружающим мысль о том, что на тебе тоже перицианский шелк, но только совсем прозрачный. Я уже открыла было рот, чтобы высказаться насчет такого варианта, как вдруг услышала откуда-то из-за спины:

– Абигайль! Какая встреча!

От знакомого баритона по коже пробежали мурашки. Я обернулась.

– Ваше сиятельство, вы здесь? Какая честь!

К нам действительно приближался граф Торнсайдский собственной персоной, в окружении нескольких человек охраны. Лоточник поспешил застыть в глубоком поклоне.

Граф сделал охране знак, уведомлявший, что никакая особая опасность ему здесь не угрожает и можно слегка расслабиться и отступить от своего хозяина на пару шагов. С широкой улыбкой он окинул взглядом моих подруг и пробежался глазами по разложенным на прилавке шелкам.

– Не советую брать ничего, кроме разве что вот этого желтого эрральди, – заметил он, кивая на третий с левого края кусок ткани.

И заговорщицки нам подмигнул.

«Черт, – пронеслось в голове. – Все так же красив и обаятелен. И это при всем, что мне о нем известно».

– Мы чрезвычайно признательны вам за совет, – вежливо, но сухо ответила я, всеми силами борясь с искушением немедленно и не торгуясь купить голубой лжеперицианский шелк.

– Не стоит, – качнул головой Рейвен, – мне это совсем не трудно. Кстати сказать, я читал твою последнюю статью. Очень любопытный выбор темы.

– Вы нашли время? – неправдоподобно восхитилась я. – И как вам понравилось? Неужели вы узнали что-то новое для себя?

«Играешь с огнем», – услужливо подсказал внутренний голос.

«Какая разница, играть с огнем или нет, когда так и так находишься в эпицентре пожара», – флегматично ответил на это еще один голос, тоже внутренний.

– Признаться, я и сам был этому удивлен, – заметил Рейвен. – Скажи-ка, правильно ли я понял: в этой статье ты делаешь вывод, что деятельности описываемых тобой женщин следует придать легальный статус?

– Я не делаю однозначного вывода, – возразила я. – Но безусловно, эти женщины были бы рады такому развитию событий.

– И ты считаешь, что мне следует пойти им навстречу?

– Ваше сиятельство, – покачала головой я, – кто я такая, чтобы считать, что вам следует или не следует делать?

«Я, например, считаю, что вам вовсе не следует подсыпать зелья девушкам в вино, – мысленно добавила я. – И что, разве вас это останавливает?»

– И все-таки, что бы ты сказала, если бы я спросил у тебя совета? – настаивал он.

Я поджала губы.

– Если вам так уж интересно знать мое мнение, то почему бы им не посодействовать? Это практически ничего не будет вам стоить. Зато добавит вам популярности.

«Которая в последнее время очень сильно хромает, и целиком и полностью по вашей вине», – заметила я, опять-таки мысленно.

– Добавит, но в очень специфических кругах, – усмехнулся он.

– И что с того? – пожала плечами я. – Популярность – она популярность и есть. Лишней никогда не бывает, не важно, в каких кругах.

– Что ж, – Рейвен смотрел на меня не без любопытства. – Я взвешу твой совет. А пока скажи-ка: ты еще не надумала прийти ко мне в замок?

– Представьте себе, нет, – ледяным тоном отрезала я.

Не слишком подобающее поведение с человеком его положения. Но есть вопросы, в которых необходимо сразу ставить точки над «и», не оставляя ни малейшей почвы для сомнений. А я, похоже, и так успела затянуть с этим вопросом, прежде чем толком разобралась что к чему.

– Ну что ж, по-видимому, придется тебя к этому подтолкнуть, – констатировал он.

– Не стоит. Я не из тех, кто играет в подобные игры.

– А я обожаю игры, – улыбнулся граф. – И всегда выигрываю.

– А что, вы и на этот раз захватили с собой вино? – с вызовом спросила я.

– Еще одно правило: я крайне редко повторяюсь.

Эту словесную перепалку пора было завершать, тем более что граф смотрел на меня пристальным взглядом голодного удава. Но если от подобных разговоров с Кентоном я, что греха таить, получала определенное эстетическое удовольствие, то данный диалог был слишком опасен, и слишком многое зависело от того, на какой именно ноте он завершится.

Но эту ноту суждено было сыграть не графу и не мне. Разговаривая, мы немного отступили от прилавка, и внезапно старушка-нищенка, сидевшая на мостовой, вскочила на ноги и закричала со всей той громкостью, какую позволяли ее старческие легкие:

– Убийца! Убийца, негодяй!

Ее вытянутая рука не оставляла сомнений в том, кому были адресованы эти нелицеприятные слова.

Один из охранников Рейвена подошел к нищенке и резким ударом швырнул ее на мостовую. Охнув, женщина вытянула перед собой морщинистые руки, но они не могли защитить ее от удара ногой по ребрам. И еще одного.

– К вопросу о популярности, – повернулась я к Рейвену. – Почему бы вам не придержать своих псов? Они одурели от запаха крови, а между тем никакой опасности эта нищенка не представляет.

Рейвен равнодушно пожал плечами, но крикнул своим людям, чтобы заканчивали. Те отошли, а старушка осталась корчиться на мостовой. Подойти к ней и оказать помощь в присутствии графа никто не решился.

– Помни: я жду.

С этими словами Рейвен развернулся и зашагал прочь в сопровождении своих охранников. Горожане предупредительно расступались, не желая оказаться у него на пути.

Прошло еще два дня, прежде чем «новые веяния» докатились и до меня. Я сидела в редакции и набрасывала на листе бумаги вопросы для очередного интервью, когда в дверь громко, по-хозяйски постучали. Мири пошла открывать.

На пороге стоял служащий охранного отделения низшего ранга, вероятнее всего, посыльный.

– Я разыскиваю госпожу Абигайль Аткинсон, – с важным видом произнес он и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.

В охранном отделении даже самые мелкие сошки чувствуют себя вершителями судеб.

– Вы ее разыскали, – отозвалась я со своего места. – Что вам угодно?

– Я уполномочен вручить вам повестку. – Он протянул мне сложенный вчетверо лист желтоватой бумаги. – Вам надлежит незамедлительно отправиться на беседу в охранное отделение.

– Это с какой еще радости? – нахмурилась я.

– Согласно предписанию, – ровным голосом ответил пришедший.

– Хорошо, я приду.

– Прошу прощения, но в повестке сказано: «Незамедлительно», – настойчиво повторил он. – Мне предписано сопроводить вас до места.

– Ну что ж, – я обменялась многозначительным взглядом с секретарем, – раз так предписано, то идемте.

До охранного отделения было недалеко, поэтому мы отправились туда пешком. Точнее сказать, отправилась туда я, а посыльный шел за мной следом, неизменно поддерживая дистанцию ровно в три шага. Я это пару раз проверяла, то начиная двигаться со скоростью черепахи, то пускаясь почти бегом.

В охранке меня проводили в небольшой, но аккуратный кабинет, обставленный сугубо функциональной мебелью без малейших излишеств. Единственным украшением этой комнаты можно было бы назвать оригинальный письменный прибор, выполненный в форме изысканного цветка, с сосудом для чернил в виде бутона. Я пригляделась, склонив голову набок. Прямой бронзовый стебель вместе с бутоном немного походили на трубку.

Пока я разглядывала чернильницу, застывший на пороге чиновник с не меньшим вниманием разглядывал меня. Я спиной чувствовала его присутствие, но виду не подавала и даже вздрогнула, якобы от неожиданности, когда он заговорил. Почему бы не сделать человеку приятное?

– Абигайль Аткинсон? Беседчица из недельника «Торнсайдские хроники»? – бесцветным голосом спросил он.

Я обернулась.

– Да, это я.

Мужчина неспешно прошел на свое рабочее место за столом. Я осталась сидеть на стуле для посетителей, напротив него. Чиновник был каким-то невзрачным – среднего роста, в форменной одежде, незапоминающиеся черты лица, невыразительные глаза. Словом, эдакий усредненный человек. Такой же бесцветный, как и эта комната. Вот только любопытно, был ли в нем какой-нибудь неожиданный и оригинальный штрих, аналогичный столь запоминающейся чернильнице?

– Вы догадываетесь, почему мы вас сюда пригласили? – осведомился чиновник ровным, обычным, ничем не запоминающимся голосом.

– Не имею ни малейшего представления, – почти честно ответила я, изобразив при этом на лице всю гражданскую сознательность, на какую была способна.

– Надо же, – без малейшего удивления в голосе произнес он, заглядывая в какие-то бумаги.

Я молча ждала, напустив на себя скромный и почтительный вид. В свое время Люк тщательно проинструктировал меня на предмет того, как следует себя вести на подобных беседах. На всякий случай. Вот и пригодилось.

– Вы являетесь автором статей о странствующих артистах, менестрелях, восточных шаманах, коллекционерах оружия и продажных женщинах? – спросил он тоном прокурора, перечисляющего грехи обвиняемого на Страшном суде.

– Совершенно верно, – скромно кивнула я и многозначительно добавила: – а также автором биографии господина графа Торнсайдского и отчета о нововведенном налоге.

– Я в курсе, – кивнул чиновник, не особо впечатленный. – Что вы можете сообщить о своих коллегах по работе?

– О моих коллегах? – Я изобразила нескрываемое изумление. – А разве о них можно сообщить что-нибудь, для вас интересное?

Чиновник оторвался от бумаг и пристально посмотрел мне в глаза.

– Вот именно это мы и хотим от вас узнать.

Я огорченно развела руками.

– Боюсь, что не могу вам рассказать ровным счетом ничего, что было бы достойно вашего внимания.

– То есть вы утверждаете, что все ваши коллеги – люди благонадежные?

– Бесспорно.

Нашел тоже стукача.

– Даже Лукас Гринн?

Чиновник поправил съезжающие с носа очки.

– А что не так с Лукасом Гринном?

– Я полагал, именно вы нам об этом и расскажете. Он когда-нибудь высказывал недовольство властями? Подбивал своих читателей к бунту? Распространял ложную информацию о вышестоящих?

– Всю информацию, которую он распространял в недельнике, вы можете прочитать в любой момент, – заметила я.

Вне всяких сомнений, они давно это сделали. И не нашли там ничего, к чему можно было бы всерьез прицепиться, иначе не беседовали бы сейчас со мной, а Люк давно уже прохлаждался бы в застенках Стонрида.

– И вы не можете сообщить нам ничего сверх этого?

– Я всего лишь коллега Лукаса. Мы не являемся близкими друзьями, так что он не стал бы доверять мне какие бы то ни было секреты, даже если бы они у него были.

– Неужели? А у нас как раз совсем другая информация.

– Ваша информация ошибочна. И Лукас, и я – люди общительные, таковы издержки нашей профессии, но не более того. Я не знаю о нем ничего такого, что не было бы известно всем шапочным знакомым.

– Ну хорошо. Может быть, вам известно что-нибудь о других своих коллегах?

– Вы имеете в виду: что-нибудь дурное?

– Можно сказать и так.

– Знаю, – подалась вперед я. – О нашем главном кураторе, Фредерике Миллере.

– Так-так.

Чиновник обмакнул перо в чернильницу и приготовился записывать.

– По правде сказать, он порядочный мерзавец.

– Объясните, пожалуйста, в чем это проявляется.

– Он… – Я огляделась, проверяя, что больше нас никто не услышит. – Он отказался повысить мне жалованье!

– И это все? – Чиновник был сильно разочарован.

– Целых два раза отказался! – воскликнула я, пытаясь добавить своему аргументу весомости.

Чиновник вздохнул. Не от грусти, не от разочарования, не от усталости. А потому, что так было запланировано. Вздох как выражение немого упрека.

– Итак, я вижу, вы не желаете с нами сотрудничать, – бесстрастно констатировал он.

– Отчего же? Я искренне отвечаю на все ваши вопросы.

– Хорошо. В таком случае вот еще несколько. Это правда, что вы намереваетесь взять интервью у его величества короля Рауля Первого Истлендского?

Я внутренне напряглась. Интересно, и кто же снабдил их этой информацией? Впрочем, то, о чем знала вся редакция, навряд ли можно было назвать секретом. Еще недавно я не видела в этой информации ничего для себя опасного, но в свете нынешней обстановки в графстве… Не думаю, что сам Рауль стал бы расправляться с газетчицей только из-за того, что она возжелала взять у него интервью. Но кто же ему расскажет? Все решится здесь, так сказать, на местах…

– А что в этом такого? – осведомилась я, не видя смысла отрицать очевидное. – Я хотела написать краткую биографию его величества. В этом нет ничего предосудительного. Господин граф, например, против подобной статьи не возражал и даже остался доволен результатом. А если бы король не захотел давать интервью, значит, я уехала бы ни с чем. Только и всего.

– Допустим, – кивнул чиновник. – А как насчет вашей статьи о грабителях?

– А что с ней? – нахмурилась я.