Яблоко Купидона (сборник) Крючкова Ольга

Глава 13

Когда сани с раненным Сергеем достигли Басманной улицы и въехали в ворота дома Гварди, один из корнетов сказал:

– Я намерен выполнить волю умирающего, и передать его послание…

Альберт был настолько удручён произошедшим, что не придал значения словам корнета.

– Как вам угодно… – сказал он и приказал слугам перенести Сергея в дом.

Его разместили в одной из комнат на втором этаже, и Альберт тотчас послал за доктором Францем Витольдовичем, австрийцем по происхождению, которому всецело доверял.

Покуда прислуга отправилась за доктором, Альберт приказал горничной разорвать простынь и хоть как-то перевязать раненого, ведь тот потерял уже много крови.

Горничная растерялась, она понятия не имела, как делают перевязку в подобных случаях, но не стала возражать молодому хозяину, что она, мол, – не сестра милосердия. Ибо девушка видела, что Альберт Вениаминович в крайне удручённом состоянии.

Когда горничная попробовала перевязать несчастного Воронова, тот начал стонать. Сердце Альберта разрывалось: «Боже мой! Как мы могли зайти так далеко?! А, если Сергей умрёт?! Неужели Софья Николаевна выйдет замуж за его убийцу, то есть меня?.. Где же доктор?!»

Наконец к парадной дома подъехала небольшая карета на полозьях с кожаным верхом. Из неё вышел Франц Витольдович, в руке он сжимал саквояж. Он снял тёплое пальто, енотовую шапку, прислуга проводила его на второй этаж, в комнату, где находился раненный Воронов.

Франц Витольдович вошёл в комнату, быстро окинул пострадавшего и присутствующего цепким взглядом.

– Альберт Вениаминович, велите прислуге уйти. Мне надо осмотреть пациента. Да и,

пожалуйста, расскажите о том, что случилось…

Горничная поклонилась и с радостью удалилась, её уже мутило от вида крови.

– Мы дрались на дуэли… Я ранил своего друга, – коротко, запинаясь, пояснил Гварди.

– Так, так… Горничная перевязывала… – догадался доктор.

Он быстро разрезал самодельные бинты скальпелем и начал осматривать рану.

– Пуля застряла в кости, надо удалять, иначе ваш друг истечёт кровью и умрёт. Вы же, любезный Альберт Вениаминович, направитесь на Кавказ.

– Да, гоняться за абреками по горам, – закончил фразу Гварди. – Неужели всё так безнадёжно?

– Думаю, что – нет. Прикажите горничной принести воды, водки для обезболивания и полотенец побольше. Плохо, что он потерял много крови…

Франц Витольдович открыл саквояж и начал раскладывать на столе инструменты. От их вида у Альберта по спине пробежал холодок, под «ложечкой» неприятно засосало.

– Вы готовы мне ассистировать? – поинтересовался доктор.

– Все, что угодно!

– Вот и прекрасно… Помнится мне, в прошлом году вы тоже кого-то подстрелили, дорогой поручик…

Альберт замялся.

– Да, но слава богу, рана была пустяковая.

Вошла горничная и лакей. Девушка держала таз с водой, лакей же – полотенца и штоф водки.

– Прекрасно. Поставьте всё на стол. – Приказал Франц Витольдович. – И проследите, чтобы нас никто не беспокоил.

Корнет доставил письмо адресату, как и обещал Воронову. Было около девяти часов утра, когда он передал конверт лакею Бироевых.

Соня уже не спала. Она сидела перед зеркалом в пеньюаре, Марфуша причёсывала ей волосы.

В дверь постучали: лакей переел письмо Марфуше.

– Барышня, вам…

Соня сразу же определила почерк Сергея и быстро распечатала послание.

«Дорогая кузина! Да, что там, скрывать: любимая Сонечка!

Завтра утром я намерен стреляться со своим однополчанином поручиком Гварди. Не буду утомлять вас подробностями нашей ссоры, хочу сказать лишь одно: Я ЛЮБЛЮ ВАС!!!

Если вы читаете это письмо, то скорее всего я ранен или убит… Прощайте навсегда!

Сергей Воронов».

Соня бледнела по мере прочтения письма и когда она достигла роковой последней строки, перед глазами всё поплыло, она вскрикнула и повалилась прямо на туалетный столик, потеряв сознание.

Марфуша испугалась до смерти. Она выскочила в коридор и со всех ног бросилась в комнату барыни.

– Барыня!!! Софья Николаевна помирает!!! – кричала горничная, не помня себя от страха.

Из комнаты выскочил Николай Дмитриевич, отец семейства.

– Что ты орёшь, Марфуша, как чумная?! – возмутился он.

– Барин!!! Ваша дочь помирает!!! Упала она и не дышит!

– Что???

Бироев бросился в комнату дочери. На крик горничной уже спешила Агриппина Леонидовна.

Николай Дмитриевич застал Соню ещё в бессознательном состоянии, она так и лежала, опершись на туалетный столик. Он подхватил её и положил на кровать. Тут подоспела Агриппина Леонидовна и приказала Марфуше принести нюхательную соль.

Она распустила шнуровку на платье дочери, дабы той было легче дышать. Бироев прильнул к груди Сонечки.

– Дышит. Надо послать за доктором. Думаю, – это обморок.

Прибежала Марфуша с нюхательной солью и тотчас сунула её под нос Сонечки.

Девушка постепенно приходила в себя, когда она открыла глаза, то увидела склонившихся над ней маменьку с папенькой.

– Соня, девочка моя! – Расчувствовался Бироев. – Как ты нас напугала! Что же тебя так расстроило?

– Николай Дмитриевич, позвольте… – робко произнесла Марфуша.

Бироев обернулся и воззрился на горничную.

– Говори!

– Софья Николаевна получила письмо.

Послание Сергея валялось на полу около туалетного столика, и в пылу происходящего никто не обратил на него внимание. Горничная подобрала его и потянула Бироеву. Тот быстро прочёл его.

– Агриппина Дмитриевна! Душа моя… – Николай Дмитриевич не выдержал и разрыдался, как ребёнок.

Барыня не на шутку испугалась, выхватила письмо у мужа, бегло прочитала и пришла в ужас.

Марфуша, глядя на эту душераздирающую картину, также всплакнула, правда не понимая ещё в чём собственно дело.

Бироев велел заложить карету и направился в полк Воронова. Но, увы, он мог только выяснить, что рано утром его двоюродный племянник должен был стреляться с Альбертом Гварди.

Бироев пришёл в ужас: ведь Альберт Вениаминович посещал их дом и даже нравился Сонечке! Он узнал, что дом Гварди находится на Басманной, и тотчас направился по указанному адресу.

Когда он увидел Сергея, тот спал. Франц Витольдович умело извлёк пулю из плеча, кровотечение остановилось, жизнь раненого теперь была в безопасности.

– Не волнуйтесь. Всё самое страшное позади. – Пояснил доктор. – Теперь вашему племяннику нужен покой и хороший уход. Организм у него молодой и сильный, через месяц все забудут о сей неприятности. Правда, она могла стоить ему жизни…

– Благодарю вас…

Бироев гневно посмотрел на Альберта, тот в свою очередь не желал оправдываться, ибо понимал: в данном случае это бесполезно.

– Сударь, – обратился Бироев к поручику Гварди. – Вы ведь посещали наш дом! Как вы могли решиться на дуэль?! Неужели из-за моей младшей дочери?

Гварди кивнул.

– Я очень сожалею, но это была честная дуэль.

– Вы понимаете все последствия?

– Да. Меня разжалуют и сошлют в какую-нибудь глушь.

– Скорее всего так и будет. А вы не пробовали просто поговорить с моей дочерью и узнать: кому она отдаёт из вас двоих предпочтение?

Альберт пожал плечами.

– Понятно, – подытожил Бироев. – Кровь взыграла, было не до того… Слава Богу, Сергей жив. Могу обещать вам лишь одно: я напрягу все свои связи, дабы вас не разжаловали и не отправили на Кавказ, а хотя бы, скажем, – в какую-нибудь близ лежащую губернию…

Глава 14

Соня с нетерпением ждала возвращения папеньки. И чего она только не передумала за это время: «Гварди признался Сергею, что ухаживал за мной… Тот, конечно, подумал, что я отвечаю Альберту взаимностью… А разве нет? Ведь я позволила поцеловать себя? А на балу у баронессы фон Визен, Альберт при всех ухаживал за мной, я же не противилась, а напротив… Я никогда более не буду встречаться с Гварди, впрочем, наверняка его переведут в другой полк. И поделом ему! Ах! Я сама во всём виновата: моё легкомыслие погубило жизнь Сергея и карьеру Альберта… Мне нет оправдания!!!»

Сии печальные мысли прервало появление Николая Дмитриевича, он только что вернулся с Басманной из дома Альберта Гварди.

Соня бросилась навстречу отцу.

– Папенька, ну что? Умоляю, не молчите!

Бироев с укором посмотрел на дочь.

– Слава Богу, Сергей жив. Через месяц поправится. Но ты очень разочаровала меня своим поведением…

Соня удивлённо вскинула брови.

– Я не сделала ничего дурного. Серёжа жив, – она перекрестилась, – это самое важное для меня…

– Очень дурно, дочь моя, что ты раздавала авансы одновременно двум молодым людям, причём друзьям. И вот результат: один чудом остался жив, другого ждут неприятности.

– Где Серёжа?

– У Гварди, на Басманной, под присмотром отличного доктора.

– Я тотчас еду туда! – решительно заявила Соня.

Вошедшая в гостиную Агриппина Леонидовна слышала почти весь разговор.

– Соня, думаю, что тебе следует воздержаться от подобных визитов. Это неприлично.

– Мне всё равно! – отчеканила Соня. – О каких приличиях вообще можно говорить?! Сергей написал мне письмо, где признался в своих чувствах. Могу ли я теперь отвергнуть его?!

– Соня, – пыталась возразить Агриппина Леонидовна. – Но жалость – плохой советчик!

– Неправда, я это делаю не из жалости. Я поняла, что люблю Сергея, я всегда его любила, просто была слишком глупа и не понимала этого.

– А теперь поняла? – воскликнули в один голос супруги Бироевы.

Соня серьёзно посмотрела на родителей. Агриппина Леонидовна заметила, что под глазами дочери появились тени от переживания.

– Да, поняла… если я выйду замуж, то только за Сергея, – сказала Соня и распорядилась заложить карету.

– Поезжай хотя бы с Лизой, – настаивала Агриппина Леонидовна.

– Да, – поддержал Бироев свою супругу. – Ты направишься одна в дом к неженатому мужчине, не хватало нам ещё пересудов по всей Москве.

Соня устало вздохнула.

– Хорошо, я возьму с собой Марфушу.

Альберт сидел в кабинете, размышляя над последними событиями. Он не в коей мере не снимал с себя ответственности за случившиеся, ибо с самого начала знал о симпатии Воронова к своей кузине, но сие обстоятельство не остановило его от ухаживания за юной прелестницей.

Ему было всё равно, в какой полк и какую глушь его сошлют. Совесть была неспокойна перед другом и перед Софьей Николаевной. И ещё одно обстоятельство тревожило Гварди: письмо доброжелателя. Он мысленно перебирал всех своих знакомых, которые желали бы ему или Сонечке Бироевой зла. Но, увы, таковых просто не было. Неожиданно поручика осенило: актёр Самойлов, мнимый барон! – несомненно, письмо его рук дело!

Он велел заложить карету и направился в Кривоколенный переулок, рассудив, что раз мошенник воспользовался именем барона, то непременно должен жить где-то недалеко от дома фон Унгера.

Переулок был небольшим, поэтому Гварди не сомневался, что вездесущие дворники, а если тем ещё дать полтинник, непременно вспомнят: где проживает актёр Самойлов.

Он велел кучеру притормозить перед домом барона фон Унгера, выглянул из окошка кареты и осмотрелся. С противоположной стороны переулка располагались доходные дома купца Коробейникова, где снять квартиру было недёшево, особенно если взять во внимание склонность Самойлова к различному роду увеселениям, ресторанам и дорогим костюмам.

Поэтому Гварди велел кучеру двигаться дальше вдоль переулка. Около одного из домов, с вида попроще, чем доходные дома Коробейникова, он увидел дворника, расчищавшего снег.

– Любезный! – Окрикнул его Гварди, приоткрыв дверцу кареты.

Дворник бросил лопату на сугроб и подошёл к карете.

– Что вам угодно, сударь? – вежливо поинтересовался дворник.

– Голубчик, не упомнишь ли такого актёра Самойлова? – он должен где-то здесь снимать квартиру.

Дворник усмехнулся.

– А то как же, господин хороший. Чего ж не упомнить?

Гварди тотчас достал полтинник из кармана и протянул дворнику. Тот довольно крякнул.

– Квартира, сударь, это громко сказано! Актёр этот проживает в цокольном этаже. Там комнату снимает. На квартиру-то, поди, у него денег не хватает. Вот там они актёрской братией и поселись, трое их кажись… Бывают пошумливают, когда выпьют, соседи обижаются.

– Спасибо, голубчик. А что Самойлов сейчас дома?

Дворник почесал за ухом.

– Кажись, не видал его со вчерашнего вечера. Уж больно пьян был. Собутыльники его, актёры, привезли с трактира еле живого… Небось отсыпается…

– А где вход в цоколь? – поинтересовался Гварди.

– Да я вас провожу, – вызвался словоохотливый дворник.

Гварди очутился перед обшарпанной дверью, и дёрнул за верёвку звонка. Никакой реакции из квартиры не последовало.

– Скажи, голубчик, а есть ли у тебя ключи запасные на случай пожара, скажем, или ещё каких недоразумений?

Дворник снова почесал за ухом.

Гварди, правильно истолковав сей жест, извлёк из портмоне трёх рублёвую ассигнацию.

Дворник тотчас схватил её.

– Сейчас откроем, не извольте беспокоиться, сударь.

Итак, дверь квартиры отворилась. Гварди вошёл в мрачный коридор, на него обрушился запах дешёвых сигарет, пыли, пота и черт знает чего.

Он чихнул.

– Ох, мать их перемать! – выругался он, словно в казарме. – И как здесь жить-то можно?

Альберт прошёл дальше, увидел кухню, уставленную пустыми бутылками и заваленную окурками. Далее шла комната, он дёрнул ручку двери, она была заперта.

Дверь в следующую комнату была слегка приоткрыта: на кровати, облачённый в халат спал небезызвестный господин Самойлов. Альберт вошёл в его комнату и плотно затворил за собой дверь. Как ни странно, но на фоне увиденной им грязи, комната выглядела вполне прилично. Рядом с кроватью на стуле висел вполне приличный костюм, стены украшали театральные афиши. Гварди заметил, что все они пестрили именем актёра Самойлова Григория Ивановича.

– Так, так, – протянул Гварди. – Вот, стало быть, где живёт доброжелатель.

Самойлов завозился во сне и перевернулся на другой бок.

Гварди взял свободный от вещей стул, поставил его напротив кровати, достал из внутреннего кармана сюртука пистолет и произнёс:

– Добрый день, барон фон Унгер! Просыпайтесь, полиция с обыском!

Актёр мгновенно открыл глаза и сел на кровати, спросонья не понимая: что же происходит? Когда же он очухался, то увидел напротив себя знакомого господина с пистолетом в руке.

– Помилуйте, я же уже признался, что – никакой не барон! Тогда в ресторане! Отчего вы опять явились, да ещё и с пистолетом?! Я буду звать на помощь!

– Сколько угодно: в квартире никого нет, я проверил. А дворник сейчас пьёт водку за моё здоровье.

– Что вам угодно? – взвизгнул актёр.

– Убить вас! Как в дурной пьесе: я пристрелю вас, а пистолет вложу вам в руку – самоубийство, да и только!

– Нет, нет! Вы не посмеете! – не на шутку испугался актёр и забился в угол кровати.

– Отчего же? Ещё как посмею! Я избавлю мир от мерзавца, который опорочил мало того, что мою честь, так ещё и честь юной девушки.

– О чём вы говорите? Я ничего не понимаю!

– Вы всё прекрасно понимаете – доброжелатель! Это вы отправили письмо поручику Воронову, где написали страшную ложь. Ваше письмо сыграло роковую роль!

– Это недоразумение, я ничего не писал!

– Писали, не писали – какая теперь разница. Я решил убить вас…

Самойлов покрылся холодным липким потом, понимая, что доигрался. Он слез с кровати и встал перед Гварди на колени.

– Не губите! – взмолился он.

– Великолепно! – воскликнул Гварди. – Какая актёрская игра! Браво! А может не убивать вас? А просто сообщить в полицию о всех ваших проделках, особенно о том, что вы назывались именем фон Унгера. Поверьте, барон не потерпит таких вольностей по отношению к своей известной фамилии: вы сдохнете в подворотне, так как ни один театр не захочет иметь с вами дело!

Самойлов рыдал, и это уже не было искусной актёрской игрой.

– Я раскаиваюсь… Я сожалею…

– Вот и славно. Теперь меня интересует: зачем вы это сделали? Решили мне отомстить?

Самойлов кивнул.

– Да…

– Хорошо, предположим. Но зачем же впутывать госпожу Бироеву?

– Я…я не знаю, как это получилось… Я не хотел, поверьте.

– Конечно, я вам верю. А теперь одевайтесь!

– Зачем?

Актёр дрожал, как лист на ветру.

– Поедем ко мне в гости. И вы лично скажите поручику Воронову, что, мол, не хотели, не думали…и всё такое… Если попробуете бежать: стреляю без предупреждения.

– Вы не имеете право, я – не крепостной!

– О, да как вы заговорили!

Гварди вскинул пистолет и прицелился.

– Хорошо, хорошо! Я одеваюсь! Я поеду с вами куда угодно!

Соня и Марфуша доехали до дома Гварди, и вышли из кареты. Горничная позвонила, дёрнув за шнурок звонка. Дверь открыл пожилой лакей.

– Сударыни, хозяина нет дома.

– Мне нужен Сергей Воронов, – решительно заявила Соня. – Я знаю, он – здесь, раненый. Пустите меня к нему!

Перед таким напором не устоял бы не один лакей! Соня сбросила шубу, быстро развязала шляпку.

– Ведите меня к нему немедленно! – приказала она лакею.

– Простите, сударыня, но как доложить о вас?!

– Софья Николаевна Бироева!

Лакей тотчас переменил тон.

– Сударыня, прошу вас, следуйте за мной. И вы тоже, – обратился он к Марфуше.

Они поднялись на второй этаж. Лакей отворил перед барышней дверь одной из комнат. Соня ещё с порога увидела Сергея, лежащего на постели, он был беден. Она бросилась к нему.

– Боже мой!!! Сережа! Любимый!!!

Воронов открыл глаза.