Противостояние Кинг Стивен

— Я просто подумал, что в реальной жизни мне потребовалось… — Он почесал подбородок в раздумье. — Ну, скажем, часа четыре.

Она поцеловала его в щеку.

— Это очень мило с твоей стороны.

— Это правда. Но так или иначе, мне кажется, что он запомнил мои слова и затаил на меня обиду.

— Он никогда не сказал о тебе ни одного плохого слова, Стью. И ни о ком другом.

— Это так, — согласился Стью. — Он улыбается. Именно это-то мне и не нравится.

— Но ты ведь не думаешь, что он… вынашивает замыслы мести?

Стью улыбнулся и встал.

— Нет, только не Гарольд. Глен думает, что оппозиционная партия сформируется вокруг Гарольда. Это не страшно. Надеюсь, он не помешает нам в наших планах.

— Просто помни о том, что он напуган и одинок.

— И ревнив.

— Ревнив? Мне так не кажется. Но он может чувствовать себя отвергнутым. Думаю, он ожидал, что его включат в Организационный Комитет.

— Ник настоял, чтобы его там не было, и мы согласились. Выяснилось, что никто из нас по-настоящему не доверяет ему.

— В Оганквите, — сказала она, — он был самым невыносимым созданием, которое только можно себе представить. Во многом это объяснялось его семейной ситуацией, как мне кажется… но после гриппа он начал меняться. Он начал стараться быть… мужчиной. А потом он изменился снова. Начал все время улыбаться. Больше с ним уже не поговоришь по душам. Он весь ушел в себя. Так бывает с людьми, которые переходят в новую религию или прочитывают… — Она запнулась, и в глазах у нее мелькнуло что-то, очень похожее на страх.

— Прочитывают что?

— Что-то, что изменяет их жизнь, — сказала она. — «Капитал». «Майн Кампф». Или просто перехваченные любовные письма.

— Я не понимаю, о чем ты?

— Гммм? — Она посмотрела на него, словно ее разбудили посреди дневного сна. — Ни о чем. Ты повидаешься с Ларри Андервудом?

— Конечно… если с тобой все в порядке.

— Со мной все прекрасно. Иди. Встреча в семь часов. Если поторопишься, как раз успеешь поужинать.

— Хорошо.

— И не забудь спросить у него, что он думает о Гарольде.

— Не беспокойся, — сказал Стью. — Не забуду.

— И наблюдай за его глазами, когда он будет отвечать, Стюарт.

Когда Стью небрежно спросил о его впечатлениях от Гарольда (речь о вакансии в организационном комитете еще не заходила), в глазах Ларри Андервуда появилось озадаченное и настороженное выражение.

— Фрэн рассказала о моем пристрастии к Гарольду?

— Да.

Ларри и Стью сидели в гостиной небольшого домика. На кухне Люси готовила обед. Плита работала на газовом баллоне. Люси напевала отрывки из «Хонки Тонк Уимен», и голос ее звучал совершенно счастливо.

Стью закурил. Он ограничивал себя пятью-шестью штуками в день — ему не очень-то улыбалась перспектива быть прооперированным Диком Эллисом по случаю рака легких.

— Ну, все время, пока я следовал по пятам Гарольда, я повторял себе, что он может оказаться совсем не таким, каким я его себе представил. Так и случилось, но я все пытаюсь понять, что он за человек. Он был чертовски любезен. Гостеприимный хозяин. Мы с ним выпили за здоровье друг друга. Но…

— Но?

— Мы подошли к нему со спины. Лео и я. Он сооружал кирпичную стенку вокруг цветника и резко повернулся… не слышал, что мы подходим, пока я не заговорил… и в течение минуты я повторял самому себе: Господи, этот хлыщ сейчас меня убьет.

В дверном проеме появилась Люси.

— Стью, вы останетесь на обед?

— Спасибо, но Фрэнни ждет меня. Так что у меня есть только минут пятнадцать.

— Точно?

— В следующий раз, Люси, спасибо.

— О'кей. — Она вернулась на кухню.

— Вы пришли только для того, чтобы спросить о Гарольде? — спросил Ларри.

— Нет, — сказал Стью, принимая решение. — Я пришел спросить, не войдете ли вы в наш временный комитет. Один из нас. Дик Эллис, вынужден отказаться.

— Так вот оно что? — Ларри подошел к окну и посмотрел на пустынную улицу. — А я-то думал, что смогу вернуться к частной жизни.

— Принимать решение вам. Нам нужен один человек. Вас рекомендовали.

— Кто, если не секрет?

— Поспрашивали у людей. Похоже, на Фрэнни вы произвели очень сильное впечатление. Ник Андрос говорил — ну, он, конечно, не говорит, но вы понимаете — с одним из людей, пришедших с вами. Его зовут Джадж Фэррис.

— Джадж дал мне рекомендацию? Здорово. Знаете что, вот кого вам надо включить в комитет. Он даст сто очков вперед самому дьяволу.

— Ник тоже так считает. Но ему семьдесят лет, а возможности нашей медицины довольно-таки ограничены.

— Так этот комитет не такой уж и временный, как можно было бы подумать, так ведь?

Стью улыбнулся и немного расслабился. Он все еще не мог определить, как он относится к Ларри Андервуду, но было совершенно ясно, что у парня есть голова на плечах.

— Нуу-уу, можно сказать и так. Мы хотим добиться, чтобы наш комитет был переизбран в полном составе.

— И желательно без возражений, — сказал Ларри. Взгляд его был дружелюбным, но острым — очень острым. — Могу я принести вам пива?

— Лучше не стоит. Слишком много выпил с Гленом Бэйтменом пару дней назад. Фрэн — терпеливая девушка, но и ее терпению бывает предел. Ну, что скажете, Ларри? Присоединяетесь к нам?

— Наверное… черт возьми, да. Я-то мечтал добраться сюда, пристроить своих людей и переложить ответственность на кого-нибудь другого.

— Сегодня вечером у нас состоится небольшое собрание по поводу митинга восемнадцатого числа. Сможете придти?

— Конечно. Можно взять с собой Люси?

Стью медленно покачал головой.

— Даже не говорите ей об этом. Мы хотим пока подержать информацию в секрете.

Улыбка исчезла с лица Ларри.

— Я не очень-то гожусь для плаща-и-кинжала, Стью. Лучше мне сразу сказать вам об этом. Мне кажется, то, что случилось в июне, случилось потому, что слишком много людей увлекалось этой игрой.

— Ну, а если бы речь шла о военном времени?

— Не понимаю.

— Тот человек, который снился нам. Сомневаюсь, что он просто исчез.

Ларри удивленно задумался.

— Глен говорит, что не понимает, почему никто не обсуждает наши сны,

— продолжил Стью. — Возможно, люди все еще оглушены. Все, что они хотят, — это зализать свои раны и похоронить своих мертвецов. Но если Матушка Абагейл здесь, то тогда он должен быть там. Может быть, большинство наших людей и не думают о нем, но я готов прозакладывать душу, что он думает о нас.

— Думаете, он следит за нами? — сказал Ларри тихо. — Подходящая мысль перед обедом. Улучшает аппетит.

— Ларри, я сам ни в чем не уверен. Но Матушка Абагейл говорит, что это не кончится, пока он не одолеет нас, или мы — его.

— Надеюсь, она не говорит об этом на людях. А то эти все убегут в Австралию.

— Я-то думал, что вы не сторонник секретности.

— Да, но это… — Ларри запнулся. Стью дружелюбно улыбался, и Ларри улыбнулся ему в ответ, но довольно кисло. — О'кей. Вам очко. Мы все обсудим и будем держать языки за зубами.

— Прекрасно. Встретимся в семь.

— Непременно.

Они вместе направились к двери.

— Еще раз спасибо Люси за приглашение, — сказал Стью. — Вскоре мы с Фрэнни обязательно его примем.

— О'кей. — Когда Стью уже подошел к двери, Ларри окликнул его.

Стью обернулся и вопросительно посмотрел на Ларри.

— С нами из Мэна пришел мальчик, — медленно произнес Ларри. — Его зовут Лео Роквей. У него есть свои трудности. Мы с Люси заботимся о нем вместе с женщиной по имени Надин Кросс. Надин и сама со странностями, вы знаете об этом?

Стью кивнул. В городе ходили кое-какие слухи о странной сцене, разыгравшейся между Матушкой Абагейл и Надин Кросс, когда Ларри привел свою группу.

— Надин заботилась о Лео одна, пока я с ними не встретился. Лео видит людей насквозь. И не он один. Может быть, всегда существовали такие люди, но после гриппа их стало чуть-чуть больше. И Лео… он не захотел войти в дом Гарольда. Даже на лужайке не пожелал остаться. Это… довольно забавно, не так ли?

— Пожалуй, — согласился Стью.

Мгновение они задумчиво смотрели друг на друга, а потом Стью пошел домой ужинать. Во время еды они с Фрэн почти не разговаривали. Когда она домыла последнюю тарелку, пришли первые участники собрания.

После того, как Стью ушел к Ларри, Фрэнни бросилась наверх в спальню. В углу шкафа лежал ее спальный мешок, с которым она проехала через всю страну. Личные вещи она хранила в небольшой сумке на молнии. Большинство этих вещей уже нашли свое место в их новой квартире, но некоторые по-прежнему лежали в сумке на дне спального мешка. Там же был и ее дневник.

Она вытащила его и задумчиво на него посмотрела. С тех пор как они приехали в Боулдер, она сделала всего лишь восемь или девять записей, да и те были очень короткими. За последние четыре дня она не вписала туда ни слова. Похоже, она совсем забыла о дневнике, хотя и твердо намеревалась вести его, когда они устроятся на новом месте. Для ребенка.

Она листала страницу за страницей, и вдруг одна из них чем-то привлекла ее внимание. Вверху были слова: «занимались любовью дважды», но не на них остановился ее взгляд. В нижней части страницы, рядом с какой-то болтовней о материнском инстинкте, она увидела темный, жирный отпечаток пальца.

Ну, конечно, я ведь целый день ехала на мотоцикле, — пронеслось у нее в голове, — хотя я и умывалась при каждом удобном случае, но руки ведь все равно пачкаются, и…

Она подняла руку, вовсе не удивившись тому, что она дрожит, и приложила свой большой палец к отпечатку. Отпечаток был значительно больше.

Ну, конечно, он больше, — сказала она самой себе. — Когда размажешь грязь, естественно, пятно станет больше. Вот и все, вот и единственная причина этого…

Но отпечаток вовсе не был так уж размазан. Линии и завитки проступали достаточно четко.

И это не был жир или масло, не стоило себя обманывать.

Это был высохший шоколад.

«Шоколадная карамель», — подумала Фрэнни.

Мгновение она даже боялась обернуться, опасаясь, что над своим плечом она увидит ухмылку Гарольда, повисшую в воздухе, как улыбка Чеширского Кота из «Алисы в стране чудес». Его губы раздвинутся, и он торжественно произнесет: «У каждой собаки есть свой день, Фрэнни. У каждой собаки есть свой день.»

Но даже если Гарольд тайком прочитал ее дневник, то значит ли это, что он вынашивает планы тайной вендетты против нее, Стью или кого-нибудь еще? Конечно, нет.

«Но Гарольд изменился», — прошептал ее внутренний голос.

— Черт возьми, не так уж сильно он изменился! — выкрикнула она в пустую комнату. Она слегка вздрогнула от звука своего собственного голоса и напряженно рассмеялась. Потом она спустилась вниз и начала готовить ужин. Они будут ужинать раньше из-за собрания… но неожиданно собрание уже не показалось ей таким важным, как раньше.

Выдержки из стенограммы собрания Организационного Комитета, состоявшегося 13 августа 1990 года

Собрание было проведено на квартире у Стью Редмана и Фрэнсис Голдсмит. Присутствовали все члены Организационного Комитета, в их числе: Стюарт Редман, Фрэнсис Голдсмит, Ник Андрос, Глен Бэйтмен, Ральф Брентнер, Сюзан Стерн и Ларри Андервуд.

Ведущим собрание был избран Стюарт Редман. Секретарем была избрана Фрэнсис Голдсмит…

Стью Редман продемонстрировал плакат, сочиненный в связи с пищевыми отравлениями Диком Эллисом и Лори Констебл и броско озаглавленный ЕСЛИ ВЫ ЕДИТЕ, ТО ДОЛЖНЫ ЭТО ПРОЧЕСТЬ. Он сказал, что Дик хочет, чтобы плакат был напечатан и расклеен по Боулдеру еще до митинга восемнадцатого августа, так как в городе было уже пятнадцать случаев пищевого отравления, причем два из них — очень серьезные. Комитет единогласно проголосовал за то, чтобы Ральф изготовил тысячу копий плаката Дика и поручил десяти людям расклеить их по всему городу…

Сюзан Стерн сделала сообщение еще об одной проблеме, которую Дик и Лори попросили обсудить на собрании. Оба они считают, что надо создать Похоронный Комитет. По мнению Дика, это должно стать одним из пунктов повестки дня всеобщего Митинга. Все мы знаем, что в Боулдере удивительно мало трупов, если учесть его население до эпидемии, но мы не знаем, что является причиной этого… да она сейчас и не важна. Но так или иначе, в городе остались тысячи тел, и если мы хотим здесь жить, нам надо от них избавиться.

Стью спросил, насколько эта проблема серьезна в настоящий момент, и Сью ответила, что по-настоящему серьезной она станет только к осени, когда сухая, жаркая погода сменится влажной и дождливой.

Ларри внес предложение внести вопрос о создании Похоронного Комитета в повестку митинга 18 августа. Предложение было принято единогласно.

Потом Ральф Брентнер зачитал заявление, подготовленное Ником Андросом. Я привожу его слово в слово.

«Один из самых важных вопросов, стоящих перед нашим комитетом, заключается в том, должны ли мы во всем довериться Матушке Абагейл и рассказывать ей обо всем, что происходит на наших собраниях, как открытых, так и закрытых? Вопрос этот может быть сформулирован и иначе: Должна ли Матушка Абагейл во всем довериться нашему комитету и рассказывать нам обо всем, что происходит на ее встречах с Богом… в особенности на закрытых?

Все это может звучать как полная чепуха, но на самом деле это сугубо прагматический вопрос. Нам надо определить место Матушки Абагейл в нашем сообществе, так как наша задача заключается не только в том, чтобы снова встать на ноги. Если бы дело было только в этом, она нам вообще бы не была нужна. Но, как мы все знаем, существует еще и проблема темного человека или, как его называет Глен, Врага. Мое доказательство его существования элементарно, и мне кажется, что большинство жителей Боулдера согласятся с моими доводами: мне снилась Матушка Абагейл, и она существует на самом деле; мне снился темный человек, и, следовательно, он должен существовать, хотя я его никогда не видел. Все здесь любят Матушку Абагейл, да я и сам ее люблю. Но мы далеко не уйдем — собственно говоря, мы вообще не сдвинемся с места, — если она не одобрит наши начинания.

Сегодня я пришел к ней и прямо задал ей вопрос, пойдет ли она вместе с нами. Она сказала, что пойдет, но у нее есть свои условия. Она была очень откровенна. Она сказала, что у нас есть полная свобода в том, что касается руководства «земной жизни» общества — так она выразилась. Уборка улиц, распределение жилья, ремонт электростанции.

Но она ясно заявила, что с ней должны советоваться по всем вопросам, имеющим отношение к темному человеку. Она верит в то, что мы являемся фигурами в шахматной партии между Богом и Сатаной. Главным агентом Сатаны в этой партии является Враг, который называет себя Рэнделлом Флеггом. По причинам, которые лучше знать Ему самому, Бог избрал ее Своим главным представителем. Она верит — и в этом я с ней согласен, — что приближается борьба не на жизнь, а на смерть. Она считает, что эта борьба — и есть самое важное, и она абсолютно непреклонна в том, что мы должны советоваться с ней по всем вопросам, связанным с этой борьбой… и сним.

Я не хочу вдаваться в религиозную подоплеку всего этого и спорить о том, права она или нет, но совершенно очевидно, что даже если мы отбросим всю подоплеку, перед нами стоит проблема, с которой мы обязаны считаться. В связи с этим у меня есть несколько предложений».

Последовало обсуждение заявления Ника.

Ник внес предложение изъять из рассмотрения комитета всю теологическую, религиозную или сверхъестественную подоплеку проблемы Врага. Оно было принято единогласно.

Тогда Ник предложил, чтобы главной секретной задачей комитета было признано сопротивление силе, известной под именем темного человека. Врага и Рэнделла Флегга. Глен Бэйтмен поддержал предложение, добавив, что время от времени могут появляться и другие задачи — как например, создание Похоронного Комитета, — которые также являются очень важными. Предложение прошло единогласно.

Потом Ник внес свое самое первое предложение о том, что мы должны информировать Матушку Абагейл о всех делах комитета. Принято единогласно.

По просьбе Ника комитет перешел к непосредственному обсуждению проблемы темного человека. Ник предложил послать на запад трех добровольцев, чтобы они внедрились в лагерь темного человека и узнали, что там происходит.

Сью Стерн немедленно вызвалась быть добровольцем. После обсуждения Глен вынес предложение запретить всем членам Организационного Комитета, как временного, так и постоянного, который будет избран на митинге, участвовать в качестве добровольцев в выполнении этой задачи. Сью Стерн спросила, в чем причина этого.

Глен: «Мы все уважаем твое искреннее стремление помочь, Сюзан, но мы просто не знаем, вернутся ли те люди, которых мы посылаем, а если да — то когда это произойдет и в каком они будут виде. А пока у нас много работы по приведению в порядок жизни в Боулдере. Если ты уйдешь, нам придется вводить на твое место кого-то нового и посвящать его во все наши дела. По-моему, мы просто не можем позволить себе такой напрасной траты времени».

Сью: «Наверное, ты прав… или по крайней мере благоразумен… но иногда мне приходится удивляться, совпадают ли эти две вещи. Ты говоришь, что мы не можем поспать никого из комитета, потому что мы так чертовски незаменимы. Ну и мы просто… просто…»

Стью: «Прячемся за чужими спинами?»

Сью: «Да, спасибо. Именно это я и хотела сказать. Мы прячемся за чужими спинами, а сами посылаем туда кого-нибудь другого, кто может быть распят на телеграфном столбе, или еще что-нибудь похуже».

Ральф: «Что может быть хуже?»

Сью: «Я не знаю, но если кто и знает, так это Флегг».

Глен: «Но мы теперь политики. Первые политики новой эры. Нам остается только надеяться, что причина, по которой мы подвергаем жизнь других людей опасности, более справедлива, чем те причины, по которым прежние политики делали то же самое».

Стью: «Никогда не думал, что стану политиком».

Ларри: «Добро пожаловать в клуб».

Предложение Глена о том, что никто из членов комитета не может пойти в разведку, было принято единогласно.

После этого началось обсуждение того, каких людей следует посылать в разведку и какие задачи перед ними надо ставить.

Ларри: «У меня есть предложение. Я бы послал Джаджа Фэрриса».

Сью: «Что? Этого старика? Ларри, ты, наверное, спятил».

Ларри: «Он самый проницательный человек из всех, кого я встречал. Кстати, ему всего лишь семьдесят. Рональд Рейган был президентом и в более преклонном возрасте».

Фрэн: «Я бы не сказала, что это очень хорошая рекомендация».

Ларри: «Но он здоров и крепок. И я думаю, темный человек не заподозрит, что мы пошлем шпионить за ним какого-то старичка… а его подозрения мы должны принимать во внимание. Не удивлюсь, если узнаю, что он выставил специальных часовых, которые проверяют приходящих к нему людей на предмет их шпионской принадлежности. И кроме того — я знаю, что это прозвучит грубо, в особенности для Фрэн, — но если мы потеряем его, то нам не придется терять человека, которого ожидают впереди добрых пятьдесят лет жизни».

Фрэн: «Ты прав. Это действительно звучит грубо».

Ларри: «Я могу добавить только то, что Джадж согласится. Он действительно хочет помочь. И я действительно думаю, что он сумеет это сделать».

Глен: «Кто-нибудь еще хочет высказаться по этому поводу?»

Ральф: «Я не знаю этого джентльмена. Но, по-моему, неправильно подвергать человека опасности только потому, что он стар. В конце концов, вспомните, кто нами руководит — старая леди, которой за сто лет».

Сью: «Послушай, Ларри. Что если он проведет темного человека, а потом умрет от сердечного приступа, возвращаясь к нам?»

Стью: «Это может случиться почти с каждым. Или просто несчастный случай. По-моему, Ларри прав. Такого хода Флегг от нас не ждет. Я поддерживаю предложение. Кто за?»

Принято единогласно.

Сью: «Ну, я поддержала твое предложение, Ларри — может быть, ты теперь поддержишь мое».

Ларри: «Да, такова политика. Так кого ты выдвигаешь?»

Сью: «Дайну».

Ральф: «Какую Дайну?»

Сью: «Дайну Джургенс. Она самая мужественная женщина из всех, кого я знаю. Конечно, у нее есть один недостаток: ей еще нет семидесяти, но думаю, если мы объясним ей, в чем дело, она согласится».

Фрэн: «Да — раз уж это действительно необходимо, то она подходит для этого. Я поддерживаю предложение».

Стью: «О'кей, кто за?»

Принято единогласно.

Глен: «Номер третий?»

Ник (Ральф читает): «Если Фрэн не понравилось предложение Ларри, боюсь, мое ей не понравится еще сильнее. Я предлагаю…»

Ральф: «Ник, ты сошел с ума!»

Стью: «Давай, Ральф, читай».

Ральф: «Ну ладно… здесь написано, что он предлагает… Тома Каллена».

Общий хохот.

Стью: «О'кей. Ник берет слово. Он исписал уже кучу бумаги, так что читай, Ральф».

Ник: «Во-первых, я знаю Тома так же хорошо, как Ларри знает Джаджа, а может быть, и лучше. Он любит Матушку Абагейл. Он готов пойти ради нее на все, в том числе и на то, чтобы быть поджаренным на медленном огне. Это действительно так, безо всяких гипербол».

Фрэн: «Ну, Ник, никто же с этим не спорит, но Том…»

Стью: «Помолчи, Фрэн — слово у Ника».

Ник: «Во-вторых, Враг не ожидает, что мы пошлем шпионить за ним умственно отсталого. Ваша единодушная реакция на мое предложение может быть самым лучшим аргументом в его пользу.

В-третьих, я хочу сказать, что хотя у Тома и есть задержка в умственном развитии, он не дурак. Однажды во время урагана он спас мне жизнь, и действовал он гораздо быстрее, чем кто бы то ни было в его ситуации. Том ведет себя как ребенок, но и ребенка можно кое-чему научить. Мы можем научить Тома какой-нибудь очень простой истории. В конце концов, даже если они поймут, откуда он, они могут предположить, что мы просто отослали его, потому что…»

Сью: «Потому что мы не хотели, чтобы он портил нам наследственность — здорово придумано».

Ник: «…потому что он умственно отсталый. Он может даже сказать, что ненавидит тех, кто прогнал его, и хочет вернуться, чтобы отомстить им».

Фрэн: «Нет, я просто не могу поверить…»

Стью: «Слово у Ника. Давайте соблюдать очередность».

Фрэн: «Да, извините меня».

Ник: «Кому-то из вас может показаться, что из Тома, потому что он умственно отсталый, будет легче вытрясти его историю, чем у человека с более развитым умом, но…»

Ларри: «Да».

Ник: «…но на самом деле, верно как раз обратное. Если я скажу Тому, что он просто должен придерживаться той истории, которую я ему расскажу, он так и сделает. И никакие пытки не заставят его отказаться от нее».

Сью: «Но если он так сроднится со своей выдуманной историей, то как он поймет, что пора возвращаться?»

Ральф: «Извините меня, мадам, но, похоже, здесь как раз об этом и написано».

Сью: «Ааа».

Ник (читает Ральф): «Мы можем попросить у Стена Ноготни сделать ему внушение в состоянии гипноза. У Стена была небольшая гипнотическая практика на вечеринках. Он попробовал загипнотизировать Тома, и это у него прекрасно получилось. Мы можем внушить ему, например, что он должен вернуться, когда луна будет полной. А когда он вернется, то, погрузив его в глубокий гипноз, мы сможем заставить его вспомнить все, что он видел».

Ральф: «Это конец записи».

Сью: «У меня вопрос, Ник. Ты собираешься запрограммировать Тома не выдавать никакой информации о том, что мы делаем?»

Глен: «Ник, позволь я отвечу на этот вопрос, а если ты будешь со мной не согласен, то просто покачай головой. Мне кажется. Тома вообще не надо программировать. Пусть расскажет все, что он о нас знает. Флеггу и так почти все известно о нас».

Ник: «Совершенно верно».

Глен: «Так я поддерживаю предложение Ника. На мой взгляд, проигрывать нам нечего — мы можем только выиграть. Это очень смелая и оригинальная идея».

Фрэн: «Ты говоришь, что проигрывать нам нечего, Глен. Ну, а как же сам Том? А как же наши собственные души? Как ты можешь быть таким хладнокровным? И Ник, гипнотизировать его, чтобы он вел себя, как… как курица, которой голову засунули в мешок? Как тебе не стыдно! А я-то думала, что он твой друг!»

Стью: «Фрэн…»

Фрэн: «Нет уж, я скажу. Неужели вы действительно хотите превратить этого милого мальчика в смертника? Неужели вы не понимаете, что мы начинаем все старое дерьмо сначала? Что мы будем делать, если они убьют его, Ник? Что мы будем делать, если они убьют их всех? Выращивать новые вирусы? Улучшенную версию Капитана Шустрика?»

Наступила пауза, во время которой Ник писал ответ.

Ник (читает Ральф): «То, что сказала Фрэн, на меня очень глубоко подействовало, но я по-прежнему настаиваю на этой кандидатуре. Я не чувствую никакой радости по поводу того, что мы пошлем Тома туда, где он может быть подвергнут пыткам и убит. Но я хочу указать на то, что он сделает это ради МатушкиАбагейл и ее идей, а не ради нас. Я уверен в том, что мы должны использовать все находящиеся в нашем распоряжении средства, чтобы предотвратить угрозу с запада. Он распинает людей. Я знаю это из моих снов. Я знаю и то, что некоторым из вас также снился этот сон. Он снился и самой Матушке Абагейл. И я знаю, что Флегг — это зло. Если кто и разработает новую разновидность Капитана Шустрика, так это он — чтобы применить ее против нас. Мы должны остановить его, пока это еще в наших силах».

Фрэн: «Все это правда, Ник. С этим я не могу спорить. Я знаю, что он несет с собой зло. Но мы пытаемся остановить его с помощью его же средств. Я буду голосовать против. Если уж нам придется посылать людей на запад, то давайте по крайней мере посылать тех, кто понимает, на что идет».

Стью: «Кто-нибудь еще хочет высказаться?»

Глен: «Давайте голосовать, Стью».

Стью: «Хорошо, пойдем по кругу. Я голосую за».

Фрэн: «Против».

Стью: «Глен?»

Глен: «За».

Стью: «Сью?»

Сью: «Против».

Стью: «Ник?»

Ник: «За».

Стью: «Ральф?»

Ральф: «Ну, мне эта идея не особенно нравится, но раз Ник ее поддерживает, то я голосую „за“.

Стью: «Ларри?»

Ларри: «За».

Стью: «Предложение принимается пятью голосами против двух».

Фрэн: «Стью?»

Стью: «Да?»

Фрэн: «Я хочу переголосовать. Раз уж мы действительно пошлем Тома туда, то лучше сделать это всем вместе. Извини, что я подняла такой переполох, Ник. Фрэнни голосует „за“.

Сью: «Тогда я тоже. Единым фронтом».

Стью: «Повторное голосование единогласно. Вот платок, Фрэн. И я хочу, чтобы в стенограмме было зафиксировано, что я люблю тебя».

Ларри: «На этой ноте нам следует разойтись».