Звонкий ветер странствий Бондаренко Андрей
– Сказку? – оживился Петруша и широко распахнул ярко-васильковые (Санькины!) глаза. – Да, папочка, расскажи, пожалуйста!
– Расскажи! – тоненьким голосом поддержала брата Катя.
Егор часто рассказывал детям на ночь сказки. Причём, те сказки, которые сам слышал и запомнил в своём двадцать первом веке, других-то он и не знал… С одной стороны, это было неправильно. А, с другой, какая разница, если покойный Аль-кашар не соврал, и мир уже разделился на два параллельных, никак не зависящих друг от друга? В его вечернем репертуаре наличествовали братья Гримм, Ганс Христиан Андерсен, Астрид Линдгрен и, даже, Александр Грин.
В этот раз он рассказал сказку о «Стойком оловянном солдатике». Только, вот, концовку повествования он – самым бессовестным образом – изменил. В его варианте оловянный солдат и бумажная балерина героически спаслись из жаркого пламени, поженились, и у них родились дети-близняшки: маленький бумажный солдатик и крохотная оловянная балеринка…
Результат получился совершенно неожиданным. Дочка, выбравшись из-под одеяла, села на край кровати и торжественно объявила:
– Папа, я всё поняла! Оловянные солдатики – это мы! Ты, мама, я, Петрушка, тётя Герда, Томас, все остальные, кто плывёт с нами…
– Верно! – поддержал сестру Петька. – Стойкие и непобедимые оловянные солдатики! Мы всё выдержим, не утонем в море, не сгорим в огне, обязательно победим и вернём нашего Шурика!
«Понятное дело, это Томас Лаудруп, бывший на берегу при оглашении царского Указа, и со всеми остальными детьми поделился полученной информацией», – невесело резюмировал внутренний голос. – «Эх, надо же было переговорить с ним! Впрочем, теперь уже поздно переживать, раньше надо было думать…».
– Хорошо, чтобы так всё и было, – вздохнула Герда, после чего уверенно добавила: – Так всё и будет! Потому, что детскими устами – говорит само Проведение…
К шведской эскадре, стоящей на якорях на траверсе стокгольмской гавани, «Король» и «Александр» подошли под зарифлёнными парусами уже на самом закате, когда на Балтийское море начал медленно опускаться плащ ночного тёмно-сиреневого сумрака. Корабли синхронно отдали якоря, и уже через пять-шесть минут после этого послушно замерли, остановившись между двумя шведскими фрегатами, чьи тёмные силуэты угадывались в отдалении.
На следующий день на борт «Короля» поднялся шведский офицер: толстый, вальяжный, с широченной сине-жёлтой треуголкой на голове и в традиционных ярко-жёлтых ботфортах на ногах. Швед величественно прошествовал на капитанский мостик и, брезгливо выпятив вперёд нижнюю губу, поинтересовался причинами, заставившими два этих судна – под странными и неизвестными флагами – так близко подойти к славному городу Стокгольму, где ко всем иностранцам принято относиться крайне подозрительно.
В ответ на эту негостеприимную тираду Лаудруп, низко поклонившись, протянул нелюбезному офицерику скромный, заранее развёрнутый пергаментный свиток. Швед, быстро пробежав по тексту глазами, замер на несколько секунд, после чего громко сглотнул слюну и почтительно поинтересовался:
– Кто из вас, господа, является благородным сэром Александэром?
Егор, положив правую ладонь на золоченый эфес шпаги, молча, сделал полшага вперёд и небрежно кивнул. Швед мгновенно сорвал с головы сине-жёлтую треуголку и, выставив вперёд правую ногу, принялся старательно подметать головным убором и без того чистую палубу «Короля». Только минуты через три-четыре он угомонился и скромно поинтересовался – чем может служить высокородному и доблестному кавалеру, чьё благородное имя известно всей Швеции.
– Мы приплыли в гости к знаменитому и отважному королю Карлу по его собственному приглашению! – важно известил Егор. – Во-первых, мы бы хотели незамедлительно войти в стокгольмскую гавань и отдать якоря у достойного причала. Во-вторых, – достал из-за обшлага рукава камзола небольшой светло-коричневый конверт, – необходимо срочно передать это послание шведскому государю.
Утром следующего дня, сразу после завтрака, у трапа «Короля» остановились две чёрные кареты с запряжёнными в них высокими и мосластыми лошадками. Рядом с повозками нетерпеливо приплясывали на месте злые чёрные кони десяти широкоплечих шведских драгун.
Из передней кареты на мостовую неуклюже, тощим задом вперёд, выбрался сутулый и седобородый господин, внешне очень похожий на Дон Кихота – в исполнении великого русского актёра Черкасова.
– Сам благородный Ерик Шлиппенбах почтил нас своим вниманием! – торжественно объявил Егор. – Готовьтесь, милые мои барышни, этот пожилой господин хронически говорлив, молчать не умеет совершенно. Как назло, он неплохо освоил и английский язык…
В этот раз старый шведский генерал был одет не в стальные серо-голубоватые стильные латы, в которых он щеголял во время русского штурма Нотебурга, а в обычные чёрные одежды, местами отороченные тёмно-фиолетовыми кружевами. Тем не менее, он, всё равно, смотрелся ужасно солидно и благородно.
Неутомимый внутренний голос – на этот раз – удивил Егора по-настоящему, заявив: – «А, ведь, Ерик Шлиппенбах здорово похож на Координатора – из двадцать первого века! Мы с тобой, братец, генерала при штурме Нотебурга видели только в латах, тогда это сходство не бросалось в глаза. А сейчас, в штатском, совсем другое дело! Орлиный нос, тёмное морщинистое лицо, обрамлённое длинными седыми волосами, голубые всезнающие глаза. Если сбрить эту козлиную бородёнку, то и получится – вылитый Координатор! Может, генерал тоже трудится на службу SV? Типа – новый Аль-кашар? Будь осторожнее, братец…».
Оказавшись на борту «Короля», Ерик Шлиппенбах незамедлительно и планомерно атаковал Саньку и Гертруду, минут двадцать расточая длинные и цветастые комплименты, часть которых, впрочем, досталось и адмиралу Лаудрупу, узнавшему – не без толики удивления – о своих неисчислимых и замечательных достоинствах.
Покончив с этими старомодными церемониями, генерал важно известил Егора:
– Дорогой сэр Александэр, доблестный король Карл прислал за вами карету! Мой повелитель помнит о вас. Мало того, он осведомлён и о вашем рыцарском поступке – во время русского штурма крепости Нотебурга. Король хочет лично выразить вам благодарность… Прошу, сэр Александэр, проследовать в карету! Кого вы можете взять с собой? Да, кого вам будет угодно, сэр! Наши кареты очень просторны, ибо мой король Карл, как это и положено настоящему рыцарю, очень гостеприимный и хлебосольный хозяин…
«Какой разговорчивый тип!», – хмуро отметил внутренний голос. – «И акцент у нашего генерала какой-то странный, шпионский…»
Перед отъездом Егор подарил Шлиппенбаху картину маслом – «Русские войска штурмуют шведскую крепость Нотебург», рисованную Сашенцией с его же слов. Генерал долго и восторженно ухал, безостановочно благодарил Саньку, неустанно любуясь при этом верхним правым углом картины, в котором он сам – в блестящих стальных латах, с развивающейся по ветру седой бородой – грозно размахивал длинной шпагой на полуразрушенных крепостных стенах.
Дождавшись, когда швед окончательно выдохнется, Егор вежливо спросил:
– Как вы думаете, генерал, если я подарю королю Карлу русскую рогатину – для медвежьей охоты – это будет прилично?
– Более чем! – горячо заверил Шлиппенбах. – Просто отличный и замечательный подарок! Его величество будет в полном и бесконечном восторге…
– А нет ли у шведского короля сердечного увлечения? – вежливо поинтересовалась предусмотрительная Сашенция. – Я имею в виду особу женского пола, которую тоже будет прилично – презентовать скромным подарком?
– Есть, конечно же! – с непонятными интонациями в голосе, странно блестя глазами, ответил генерал. – Что ей подарить? Не знаю, право! Уж, такая нестандартная персона, взбалмошная, легкомысленная…
– Ничего страшного! – твёрдо заверила Санька. – Мы с Гердой Лаудруп и сами – штучки не простые. Подберём…
Егор, направляясь к каретам, нёс на правом плече тяжёлую медвежью рогатину. Знатная была вещица – сами «рога» стальные, а толстое дубовое древко было покрыто искусной резьбой. Эту рогатину на борт «Короля» в Кенигсберге самолично доставил Антошка Девиер.
Егор шёл по корабельным сходням и думал: – «Вообще-то, дарить подарки с «двойным дном» – дело скользкое, как утверждает народная мудрость. Мол, очень плохая примета. Да ладно, авось, пронесёт. Царский приказ надо выполнять. Высокая политика, мать её…».
Глава шестая
Шведское упрямство и плохая примета
(Особенности русско-шведской охоты на медведей)
В первой карете разместились мужчины: Ерик Шлиппенбах, Егор, а также Людвиг и Томас Лаудрупы. Во второй карете следовали Санька и Гертруда – в сопровождении всех детей, включая крошечную Лизу Бровкину. Пять драгун размеренно трусили впереди карет, ещё пятеро замыкали походную колонну.
– Куда мы направляемся, генерал? – спросил Егор. – Разве, не в королевский дворец?
– Король с самого детства не любит своего дворца! – с нотками гордости в голосе ответил старый неисправимый романтик. – Он предпочитает заброшенные и неухоженные рыцарские замки, грубые охотничьи домики, походные биваки у жарких армейских костров… Сейчас мы направляемся в знаменитый Кунгсерский лес[11], где выстроен неплохой бревенчатый замок.
Егор с интересов рассматривал Стокгольм, неторопливо и величественно мелькавший за окошками кареты. Длинные аллеи и обширные скверы, улочки, расходящиеся в разные стороны – прямыми лучами – от королевского дворца. Над булыжными мостовыми таинственно нависали, слегка приглушая дневной свет, старинные, массивные и коренастые дома.
– Эта часть города очень и очень древняя, – любезно пояснил Шлиппенбах. – Она называется – Гамла Стан.
– Очень красиво! – согласился со шведом Лаудруп, ранее уже посещавший Стокгольм. – И очень чисто. Прямо-таки, неправдоподобно чисто…
Кунгсерский лес оказался великолепным столетним бором, в котором – между пышными белыми мхами – задумчиво шумели на ветру шикарные корабельные сосны. Над весёлым водопадом, с грохотом низвергавшимся в глубокое ущелье, возвышался симпатичный бревенчатый дом, вернее, некое подобие рыцарского замка – с многочисленными башенками и бойницами.
Не доезжая до замка метров шестьсот пятьдесят, кареты остановились. Здесь просёлочная дорога резко обрывалась, дальше гостям предстояло идти пешком – по узкой, но хорошо натоптанной тропе. Возле высокого крыльца размещались просторные железные клетки, в которых угрожающе порыкивали шесть разномастных полугодовалых медвежат.
– Ой, мишки! – звонко закричала Катенька. – Папа, можно их погладить?
– Нельзя! – строго ответил Егор, на руках которого дремала маленькая Лиза Бровкина, утомившаяся в пути. – Зверь – всегда зверь! Даже, если, и маленький. Руку откусит в одно мгновенье, а ты и не заметишь.
– Ну, тогда и ладно! – покладисто согласилась дочка. – Обойдём мишек сторонкой…
Со стен столового зала бревенчатого замка на вновь прибывших путешественников смотрели печальными стеклянными глазами головы благородных оленей, лосей, косуль и диких кабанов. В камине, не смотря на летнее время, лениво потрескивал яркий огонь, на многочисленных полках и полочках красовались искусно сработанные чучела самых разных птиц: гусей, лебедей, уток, аистов, глухарей, тетеревов…
– Красивые какие! – непосредственный Петька ловко залез на высокий табурет и принялся с интересом ощупывать чучело большой полярной совы.
А Томас Лаудруп тут же бросился к дальней стене зала, густо увешанной разнообразным холодным и огнестрельным оружием, и, не тратя времени даром, вытащил из ножен, украшенных драгоценными камнями, кривую арабскую саблю, чей булатный клинок тускло отливал благородной синевой.
– Дети, прекратите немедленно! – рассерженной гусыней зашипела на английском языке Гертруда. – Мальчики из приличных семей так себя не ведут…
– Ведут, ведут! Ещё как – ведут! – насмешливо заверил всех ломкий юношеский басок, и из боковой двери показался король Карл – под ручку с ослепительной черноволосой красавицей, разодетой по последней парижской моде.
Шведский король за прошедшие годы – с момента их памятной встречи на Митаве – почти не изменился. Всё тот же потрёпанный серо-зелёный кафтан, застёгнутый на все костяные пуговицы, белый шарф на тонкой шее, на ногах – легендарные (уже легендарные!), ярко-жёлтые кожаные ботфорты. А, вот, женщина, стоящая рядом с этим непрезентабельным юнцом, очень напоминавшим Егору царя Петра в молодости, была просто восхитительна: стройная, высокая, с гордой, очень длинной белоснежной шеей, а глаза – тёмно-зелёные, с ярко-выраженной развратинкой. Такие глаза способны свести с ума кого угодно – и принцев, и нищих…
«Роковая женщина, мать её растак!», – высказался высокоморальный внутренний голос. – «Я таким ненадёжным и опасным особам – головы бы рубил сразу, без суда и следствия. Ничего хорошего от них никогда не дождёшься – одни только неприятности, изощрённые каверзы и безжалостно разбитые мужские сердца…».
Прекрасную зелёноглазую госпожу звали – графиня Аврора Кенигсмарк, и об её неземной красоте и откровенно-авантюрных наклонностях знала вся Европа, а глупые и романтически настроенные трубадуры – вроде старого Ерика Шлиппенбаха – даже слагали про графиню душещипательные и восторженные баллады.
Сашенция презентовала шведской графине русский летний сарафан, щедро расшитый разноцветными узорами и розовым речным жемчугом из северных вологодских и архангельских рек.
– О, какая чудная и необычная вещица! – воскликнула прекрасная Аврора, прикидывая сарафан к точёным белоснежным плечам и многозначительно поглядывая на Карла чуть затуманенным взором. – Мой любимый король, я думаю, что эта одежда будет просто незаменима в нашей спальне. Особенно, если по подолу сделать парочку пикантных и глубоких разрезов…
Егор непроизвольно усмехнулся, заметив, как пунцово и смущённо покраснела Санька – сметливая графиня достаточно верно угадала одну из важнейших функций этой детали русского женского туалета. А, вот, шведскому королю не было никакого дела до всякой ерунды – он с увлечением, не обращая на окружающих ни малейшего внимания, рассматривал подаренную ему русскую рогатину, взвешивая её в руке и с вожделением поглядывая на чучело бурого медведя, замершее в дальнем углу зала на задних лапах.
Наконец, Карл не выдержал и почтительно обратился к Егору:
– Сэр Александэр, не продемонстрируете ли, как надо правильно обращаться с этой хитрой штуковиной? Я много слышал о русском способе охоты на медведей, но, вот, теперь несколько теряюсь… В чём тут смысл?
– С удовольствием объясню, государь! – ответил Егор и, забрав из рук короля рогатину, неторопливо подошёл к чучелу медведя.
Опыт хождения на медведей с рогатинами у него был скромный и откровенно-небогатый. Всего-то два раза Егор составлял компанию Николаю и Ивану Уховым в этом опасном виде охоты, да и сам при этом стоял только на подстраховке – с надёжным ружьём в руках. Но, всё же, в теоретической части он был подкован неплохо.
Егор – под наклоном – упёр древко рогатины в пол, приставил «рога» к груди чучела и приступил к объяснениям, послушать которые тут же захотели все персоны, находящиеся в столовом зале замка:
– Зимой, как всем вам известно, господа и дамы, медведи крепко спят в берлогах. Первым делом, надо отыскать такую берлогу и – при помощи длинных палок – выгнать зверя наружу. Медведь, естественно, впадает в сильнейшую ярость и от этого сразу же встаёт на дыбы, ну, как данное чучело…
– Страшный такой! – скорчила испуганную гримасу маленькая Лиза Бровкина.
– Ерунда! – успокоил двоюродную сестрёнку Петька. – Вона, у моего папеньки рогатина какая! Большая и надёжная!
Откашлявшись, Егор продолжил:
– Итак, медведь выбрался на свежий воздух и встал на задние лапы… В этот момент охотник должен – вот так – упереть древко рогатины в землю, а её острые «рога» воткнуть зверю в грудь. При этом желательно, чтобы за спиной храброго охотника находилась надёжная опора: толстый ствол дерева, например, или просто – вертикальная скала. Ну, в общем, и всё…
– Как – всё? – не понял Карл. – А кто же убивает медведя?
– Никто его не убивает, – терпеливо объяснил Егор. – Охотник держит зверя на рогатине. Медведь, ничего не понимая, пытается достать человека и напирает вперёд, всё глубже и глубже нанизываясь на острые «рога»… Вот, через час-другой зверь и погибает – от потери крови…
– Очень мужественно – так долго держать разъярённого зверя на этой русской рогатине, неотрывно глядя при этом в его дикие и страшные глаза! – восторженно заявила прекрасная графиня Кенигсмарк. – Наверняка, при этом испытываешь совершенно невероятные ощущения…
«Вот-вот, а я что говорил?», – недовольно заныл дальновидный внутренний голос. – «Ничего хорошего не стоит ждать от этих роковых красоток, они только провоцировать большие мастерицы – на всякие вредные глупости… Головы им рубить, не ведая жалости! И все дела…».
Шведский король задумался на минутку-другую, после чего разродился чередой вопросов:
– Можно ли летом ходить на медведя с рогатиной? Бывает ли, что погибает сам охотник? Принято ли в России, чтобы охотника страховали его друзья, оснащённые надёжными ружьями?
«Будь осторожней со словами, братец!», – заботливо посоветовал осторожный и наблюдательный внутренний голос. – «Очень похоже, что наш шведский шалопай всерьёз заинтересовался этим опасным мероприятием. Как бы не приключилось беды…».
Егор, надев на физиономию маску нешуточной озабоченности, и обеспокоено покачивая головой, начал отвечать, дисциплинированно учитывая очерёдность прозвучавших вопросов:
– Летом, ваше величество, охотиться с рогатиной на медведя невозможно. Как заставить зверя встать на дыбы? Далее, охотники тоже иногда погибают. Медведи, они же очень тяжёлые, древко рогатины иногда не выдерживает и ломается. Соответственно, после этого сами понимаете, что происходит… Подстраховка с ружьями? Конечно же, это надо делать в обязательном порядке! И рука у охотника может дрогнуть, да и нога неожиданно поехать, поскользнувшись… Только сумасшедшие отказываются от страховки. Они, в основном, и погибают…
– Что же, я всё понял, спасибо! – нервно передёрнул узкими плечами шведский король и, нежно проведя ладонью по толстому древку подаренной рогатины, заметил вскользь: – У этого оружия – рукоятка не сломается… Как медведя заставить летом встать на задние лапы? Тут надо подумать…
Карл Двенадцатый был насквозь прагматичным молодым человеком. Слегка грубоватым, консервативным, полностью чуждым сентиментальности и не имеющим никакого представления о хороших манерах и условностях, принятых в высшем европейском обществе. Да и сам термин – «высшее общество» понимался этим юнцом достаточно своеобразно. Если ты – до желудочных колик – любишь войну и обожаешь медвежью охоту, и при этом у тебя ещё водятся деньжата, которые ты не жалеешь для своего короля, то ты и есть – «высшее общество», в не зависимости от происхождения и наличия в организме мужицкой подлой крови…
Поэтому сразу после краткой процедуры взаимных представлений и лекции об особенностях национальной русской охоты на медведей, шведский король тут же перешёл к делу, заявив:
– Сэр Александэр! Я безумно рад видеть вас лично, членов вашей семьи и ваших благородных друзей. Ну, и всё такое… Только, вот, со временем у меня туго – вечером мы выезжаем на глухариные тока, которые в этом году очень сильно припозднились. Задумчивый вечерний закат, нежный утренний рассвет, древние прекрасные птицы, бьющиеся на смерть… Вы меня, надеюсь, понимаете? Просто отлично! Так вот, до обеда остаётся ещё порядка двух часов, и мы успеем подробно поговорить о делах. Тем более что я не люблю – во время трапезы – обсуждать серьёзные вещи. Да и к разносолам и всяким прочим экзотическим блюдам я полностью равнодушен… На войне питаюсь только свежими овощами, запивая их чистой ключевой водой. А на охоте могу предложить гостям только мясо дичи, убитой мной, запеченное и зажаренное над огнём и углями, да крепкое шведское пиво. Настоящему воину всякие современные утончённые излишества совершенно ни к чему… На чём я, простите, остановился? Ах, да! Вы же, сэр Александэр, не станете меня уверять, что прибыли в Стокгольм только ради праздного любопытства? Тут мне доложили, что на мачтах ваших кораблей подняты – отнюдь – ни русские официальные флаги, а это понимающему человеку говорит о многом… Кстати, кто придумал такие замечательные знамёна? Я имею в виду – золотоглазых чёрных кошек?
– Моя жена, княгиня Александра Меньшикова! – ответил Егор и тут же поправился. – То есть, уже бывшая княгиня…
– Полноте, бывших князей и княгинь не бывает! – Карл склонился в почтительном полупоклоне перед Санькой. – Отнять княжеское достоинство (я имею в виду – настоящее, природное княжеское достоинство!), не по силам никому… Княгиня, примите мои уверения – в самом искреннем почтении! – тут же позабыл о Саньке и продолжил прерванный разговор с Егором: – Предлагаю немедленно разделиться на две группы. Женщины и дети останутся в доме – в обществе моей прекрасной и взбалмошной Авроры. Здесь много забавных и интересных игрушек: ножи, сабли, пистолеты, мушкеты, чучела.… Кроме того, в самой дальней комнате стоят клетки со всякой живностью: ужи, шустрый хорёк, барсучата, лисята, щеглы, скворцы, старенький филин. Короче говоря, детям в замке будет не скучно… А дамы будут заняты умными разговорами о последних веяниях моды, моя Аврора расскажет свежие и пикантные сплетни из жизни европейских королевских дворов… Мы же, мужчины, немного прогуляемся по свежему воздуху и поболтаем о серьёзных мужских делах. Вы не против, господа?
– Государь, извините меня! – неожиданно вмешался в беседу Томас Лаудруп, по-прежнему сжимающий в ладони правой руки арабскую саблю. – Но, к какой из групп отношусь я? Мне – буквально на днях – исполняется тринадцать лет…
– Тринадцать лет? – рассеянно переспросил шведский король. – Это очень солидный возраст! В тринадцать лет я уже убил своего десятого медведя… Тебя ведь Томасом зовут? Ты, Томас, уже, безусловно, являешься настоящим мужчиной и можешь пойти вместе с нами. Кстати, эту саблю дамасской стали можешь забрать себе. Дарю! Только смотри, не порежься! А то у твоей матушки, мадам Гертруды, такие глаза… Боюсь, что она большая и очень умелая мастерица – устраивать славные головомойки…
Отойдя от бревенчатого замка километра на полтора, они вышли на овальную полянку, щедро поросшую белым мхом. На середине поляны располагался прямоугольный, грубо сколоченный стол, по периметру которого были расставлены такие же грубо сколоченные скамейки и табуреты.
– Добро пожаловать, друзья, в мой «лесной кабинет»! Присаживайтесь, господа, и будьте как дома! – добродушно махнул левой рукой Карл, опираясь правой на дарёную медвежью рогатину, которую зачем-то прихватил с собой. – За этим столом мною было подписано множество разных и важных бумаг. Например, о переустройстве работы шведского Сената, об объявлении войны Дании… Давайте, сэр Александэр, рассказывайте о вашем деле, не стесняйтесь!
Егор начал излагать просьбу, стараясь выражаться максимально осторожно и обтекаемо:
– Да, государь, я впал в немилость у царя Петра и теперь вынужден странствовать по миру под собственным флагом. Так, уж, получилось…
– Надеюсь, что эта ваша немилость, сэр Александэр, не связана с нарушением кодекса рыцарской чести? – тут же хмуро поинтересовался Ерик Шлиппенбах, взволнованно поглаживая длинную седую бороду.
– Могу поклясться господом Богом нашим, что моя честь не запятнана!
– Даже, наоборот! – неожиданно заявил юный Томас Лаудруп. – Сэр Александэр защищал честь своей благородной супруги…
– Ни слова больше! – повысил голос Егор. – Некоторые вещи не предназначены для широкого оповещения. Тем более что у царя Петра остался в заложниках мой младший сын, Александр.
– Вот, как! – задумчиво прищурился шведский король. – Тогда мы с генералом Шлиппенбахом поумерим любопытство… Излагайте просто и доходчиво, уважаемый сэр Александэр, чем мы можем вам помочь. В разумных пределах, естественно.
– Для того чтобы мне вернули сына, я должен внести в царскую казну сто пудов чистого золота, – сообщил Егор. – Поэтому я – вместе с верными друзьями – следую в дальние восточные земли, богатые золотоносным песком. Вот, собственно, и всё, если коротко. Но путь предстоит очень дальний, нам нужны дополнительные корабли. И для возможных сражений с коварными морскими разбойниками, и для перевозки всех тяжёлых грузов, которые нам будут необходимы в дальнейшем.
– Восточные земли? – уточнил Карл. – Извините, любезный сэр Александер, но я несилён в географии. Вы сейчас говорите об Индии?
– Не совсем. Конечная точка нашего маршрута лежит несколько восточнее и севернее…
– Хватит, хватит! – усмехнулся Карл. – Будьте так добры, не морочьте мне голову! Все эти сказки про то, что наша Земля круглая, а если плыть на запад, то непременно приплывёшь в восточные земли… Избавьте меня от этих заумностей! Я, всё равно, толком ничего не пойму! Итак, сколько надёжных морских посудин вам требуется?
– Нам будет достаточно двух новых многопушечных кораблей, – скромно потупившись, известил Егор. – Понятное дело, что полностью укомплектованных опытными командами, с необходимыми продовольственными и огневыми припасами. Ещё нужны надёжные кирки и лопаты, топоры и пилы, бронзовые и железные гвозди, походные кузни, тёплая зимняя одежда, оконные стёкла… В России мы были вынуждены собираться в страшной спешке и многих важных вещей не захватили с собой…
– Не загружайте, ради Бога, меня ненужными подробностями! Что за оказанную помощь получит шведская корона?
– Золото, государь! Сто пудов отходит царю Петру. Всё, что удастся добыть сверх того, я предлагаю разделить на три равные части: треть мне и моим людям, другая – тем, кто будет плыть на двух шведских судах, остальное – в вашу казну…
– Не в мою, а в государственную! – гордо вскинув голову, педантично уточнил Карл. – Пусть будет по-вашему, сэр Александэр, я ненавижу торговаться! – вопросительно посмотрел на Ерика Шлиппенбаха.
– Я буду безмерно счастлив, государь, если вы разрешите мне сопровождать доблестного сэра Александэра в этой славной эскападе! – взволнованно прижав ладони рук к груди, заверил старый генерал.
– Что думаешь по кораблям?
– Предлагаю задействовать 64-х пушечный фрегат «Орёл» и 22-х пушечную бригантину «Кристину»!
– А почему – не два фрегата?
– «Кристина» очень быстроходна, государь! – объяснил Шлиппенбах. – В таких опасных делах скорость иногда бывает важней огневой мощи! Опять же, на этих судах шкиперами ходят мои родные племянники – Фруде и Ганс.
После двухминутного раздумья Карл велел:
– Пергамент, перо и чернила!
Шлиппенбах торопливо раскрыл чёрную кожаную сумку, висевшую на его плече, и сноровисто разместил на столе перед королём всё просимое.
Карл писал торопливо, щедро разбрызгивая во все стороны чернильные брызги и высунув от усердия на сторону розовый язык. Закончив, он ещё раз перечёл написанный текст и неожиданно заявил:
– А этот документ я подпишу – только после завершения медвежьей охоты!
– Г-государь, к-как же так…
– Никогда нельзя спорить с королём, – настойчиво зашептал Егору в ухо генерал Шлиппенбах. – Карл – настоящий швед. А шведское упрямство – самое упрямое упрямство во всём мире…
Выстроившись цепочкой, они неторопливо продвигались на запад по узкой и извилистой тропе. Первым – с русской рогатиной на плече – гордо вышагивал шведский король.
Неожиданно в нос Егора ударил острый и невыносимый запах, вернее, гнилостная вонь – с ярко-выраженными трупными нотками. Впереди замаячил чёрный прямоугольный провал, выложенный по периметру толстыми дубовыми досками. За провалом виднелась покосившаяся от старости бревенчатая избушка.
«Не иначе, медвежья яма!», – предположил сообразительный внутренний голос. – «Что-то похожее Саня Бушков описывал – в одной из своих нетленок…».
Карл достал из кармана потёртого серо-зелёного камзола маленький медный свисток, резким движением поднёс его к узким губам и сильно дунул. Звук получился неожиданно чистым и громким. Через несколько секунд широко распахнулась низенькая дверь избушки, и оттуда торопливо выскочили два высоченных и широкоплечих субъекта, судя по одежде, состоящие в должностях егерей. А из-за толстых сосен – один за другим – вышли с десяток хмурых мужчин, облаченных в неприметные костюмы обыкновенных стокгольмских обывателей. Только, вот, у каждого мужичка в руках было по серьёзному пистолету.
«Телохранители, понятное дело!», – уверенно пояснил внутренний голос. – «А ты, братец, всё удивлялся, почему это Карл так беспечен и не окружён толпой верных слуг, вооружённых до самых зубов…».
Шведский король, отведя в сторону егерей и охранников, принялся негромко давать им какие-то пространные указания, размахивая во все стороны длинными руками. А Егор, Ерик Шлиппенбах, Людвиг и Томас Лаудрупы по тропе, выйдя к старенькой бревенчатой избушке, подошли к провалу и осторожно заглянули вниз.
Яма была прямоугольной – метров тридцать пять на пятьдесят, но, при этом, не очень-то и глубокой – метров шесть-семь, не больше. На дне виднелись многочисленные, беспорядочно разбросанные кости, осиновые брёвна и толстые берёзовые чурбаки, изгрызенные во многих местах.
– Как же воняет сильно! – возмутился Томас Лаудруп, прикрывая нос рукавом камзола. – У них тут что, свалка мусора? Или – мыловарня? – громко завизжав, мальчишка мгновенно отпрыгнул назад.
Это из овальной норы-берлоги, вырытой в одной из стен ямы, неожиданно вылез, плотоядно посматривая на незваных гостей, облезлый, светло-бурый матёрый медведь. Зверь нахально облизывался, гордо демонстрируя жёлтые кривые клыки, и недобро щурился, тихонько позванивая толстой железной цепью. Но вёл себя косолапый гигант мирно и спокойно – не рычал и к краю ямы, где стояли зрители, не бросался.
Цепь, прикреплённая к бронзовому ошейнику на шее зверя, была достаточно длинной – она вольготно змеилась широкими кольцами по дну ямы, после чего поднималась наверх, оборачиваясь вокруг здоровенного гранитного валуна.
– Король решил поохотиться на медведя с помощью русской рогатины? – восторженно спросил вернувшийся Томас Лаудруп. – Это же… Это же просто великолепно! Он – отчаянный смельчак!
«Скорее, уж, отчаянный глупец!», – подумал про себя Егор. – «Отчаянный шведский упрямец…».
Карл Двенадцатый, за которым следовал дюжий егерь со свёрнутой верёвочной лестнице на плече, подошёл к ним с другой стороны ямы и, ласково поглаживая древко рогатины, веско сообщил:
– Я решил убить медведя. Прямо сейчас, с помощью русской рогатины, и этим всё сказано… Возражать мне – не советую! А на дыбы этот мишка встанет, никуда не денется, я вам обещаю. Мои молодцы примутся равномерно дёргать за цепь – до тех пор, пока зверюга не поймёт, что от него требуется… Что ещё? Никакой подстраховки не будет! Ибо, это не честно, у противников должны быть равные шансы на победу… У вас же, господа, нет при себе огнестрельного оружия? Вот, и славно! И мои охранники получили строгий королевский приказ – не пользоваться пистолетами и никому их не отдавать в течение часа… Посмотрим, о каких таких незабываемых чувствах говорила моя прекрасная и высокоумная Аврора…
«Это, братец, полный провал!», – запаниковал внутренний голос. – «Древко рогатины обязательно сломается, косолапый порвёт Карла в клочья, а вас всех арестуют – как подлых русских шпионов. А потом, понятное дело, казнят на дворцовой площади… Интересно, Пётр Алексеевич обрадуется такому повороту событий? Или, наоборот, огорчится?».
– Ваше величество, позвольте два слова наедине! – взмолился Егор. – Дело идёт о рыцарской чести!
Выслушав аргументы Егора, шведский король задумчиво покачал головой и признался:
– Пожалуй, сэр Александэр, вы правы! Это будет не по-честному – по отношению к медведю. Совершенно не по-рыцарски… Ещё, не дай Бог, по Европе поползёт дурная слава, мол, шведский Карл – подлец и бесчестный самодур… Ладно, придётся, всё же, подождать до холодов и снегов. Но зимой, сэр Александэр, я обязательно воспользуюсь вашим чудесным подарком. Обязательно! Честью клянусь!
Они вернулись в королевский «лесной кабинет» и расселись по прежним местам.
– Я – человек слова! – пафосно заявил Карл, макая гусиное перо в чернильницу. – Более того, я ещё и щедр! Поэтому все эти лопаты, топоры и прочее, необходимое для вашей экспедиции за золотом, будет оплачено за счёт шведской казны… Разрешите полюбопытствовать, господа, а где вы планируете сделать первую остановку? В Копенгагене? В Лондоне?
– В Плимуте, ваше величество! – почтительно ответил Лаудруп.
– Да? И зачем же? – непонимающе нахмурился шведский король.
– Нам, ведь, предстоит идти по морям, где полным-полно кровожадных пиратов, – буднично пояснил датчанин. – Необходимо навести некоторые справки, уточнить кое-что. А знаменитые портовые кабачки Плимута – самое подходящее место для этого, там знают всё и про всех… Кроме того, нам нужна подробная, а, главное, достоверная карта Магелланова пролива. Подлые и жадные португальцы наводнили всю Европу гадкими подделками. А в Плимуте, надеюсь, нас не обманут… Ну, не мыс же Горн, в самом деле, огибать с юга? Это мероприятие – сугубо на любителя. А с нами путешествуют прекрасные дамы и маленькие дети…
Глава седьмая
Да только в Плимут воротиться – нам не придётся никогда…
Из Стокгольма они вышли только через неделю. Ничего не поделаешь, дел всяких навалилось – выше шпиля шведского королевского дворца. Загружали в корабельные трюмы надёжный шанцевый инструмент, зимнюю одежду, охотничьи ружья, капканы на диких зверей, пустые бочки для засолки рыбы и мяса, собственно – соль, гвозди и скобы, пилы и топоры, полосы железа и походные кузницы, надежные свёрла и всевозможные рыболовные снасти.… А ещё стокгольмские мастерицы изготовили пять (с запасом, на всякий случай) новых флагов – с чёрными златоглазыми кошками на фоне нежной утренней зари.
На борт «Орла», не считая корабельной команды, взошло пятнадцать широкоплечих шведских гренадёр под предводительством бравого длинноусого капитана. В качестве своего полномочного представителя Егор определил на этот фрегат Фрола Иванова. А команда «Кристины» была усилена Ериком Шлиппенбахом – в сопровождении десяти опытных охотников из северного фамильного поместья генерала, а также Николаем и Иваном Уховыми.
«Может, стоит взять с собой лохматых северных собак?», – сомневался рачительный внутренний голос. – «А, что? Шведы зимой тоже иногда перевозят разные грузы на собачьих упряжках… Нет, наверное, не стоит. Передохнут все хвостатые и лохматые друзья человека за время долгого плавания. Тропики всякие, шторма, опять же. Да, на кораблях и так тесно, плюнуть некуда…».
Ранним утром, едва жёлтое солнце выглянуло из-за неровной линии горизонта, корабли, покинув гостеприимный стокгольмский порт, повернули на юг, выстроившись в некое подобие походной колонны. «Александр», «Король» и «Орёл» шли друг за другом, держа между собой разумную дистанцию, а быстроходная «Кристина» передвигалась странными зигзагами, отходя от основных сил то в одну, то в другую сторону.
«Прямо-таки, «свободный художник», выражаясь футбольным языком!», – высказался разносторонне развитый внутренний голос. – «Натуральный Андрей Аршавин, блин морской пересоленный…».
Уже после обеда, когда все дети – по устоявшейся русской традиции – уснули на час-другой, а взрослые, чтобы не мешать ребятишкам, поднялись на палубу, на западе замаячили размытые очертания какого-то большого острова.
– Готланд! – громко и торжественно объявил Лаудруп.
– Оплот виталийских братьев, бывшее пиратское гнездо! – с непонятными интонациями в голосе добавила его жена Гертруда.
– Почему – пиратское гнездо? – тут же заинтересовалась Санька, любопытная сверх всякой меры. – И что это за виталийские братья такие?
– Пусть Герда рассказывает! – криво усмехнувшись, предложил датчанин. – Она гораздо лучше меня разбирается в пиратских делах, да и практического опыта у нее будет несколько больше…
– Скажешь тоже! – неожиданно засмущалась Гертруда, но уже через пару минут, как ни в чём не бывало, приступила к рассказу: – Всё началось ещё лет пятьсот тому назад, когда на всём балтийском побережье действовало так называемое «береговое право». Ну, это когда всё, что выбрасывается морем на берег, принадлежит именно тому, кто это «всё» и нашёл. Сперва жители рыбацких деревушек по-честному довольствовались только грузом судов, которые по-настоящему потерпели кораблекрушение. А потом они вошли во вкус – вероломно нападут на зазевавшийся корабль, безжалостно перебьют всю команду, товары выгрузят на берег, а само судно потом посадят на мель. Мол, ничего знать не знаем, ведать не ведаем, рано утром проснулись, а корабль уже прочно сидит на прибрежных камнях, вся команда куда-то разбежалась… Груз, понятное дело, наш – в соответствии с «береговым правом». Дальше – больше: началось откровенное, ничем не прикрытое пиратство… Долго этого германские купцы и корабельщики терпеть не стали. Лет четыреста пятьдесят тому назад они организовали полувоенный союз – Ганзу – и стали бороться против пиратов, топить их суда, безжалостно жечь деревеньки. Тогда и пираты объединились, создав виталийское братство. Почему – «виталийское»? Нет, теперь этого уже никто толком и не помнит… Так вот, начались постоянные войны между ганзейцами и виталийцами, и шли эти сражения – с переменным успехом – очень много лет подряд. В какой-то момент виталийские братья решили, что и им необходимо создать что-то вроде настоящего государства. Взяли и отбили у датчан весь этот остров Готланд, а в городе Висбю устроили пиратскую столицу. Потом на побережье острова виталийцы построили, даже, несколько настоящих крепостей: Вестергарн, Варвсхольм-Ландескроне и Слите. Видите, дымки поднимаются над холмом? Это он и будет, городок Висбю…
– Как же так? – всерьёз забеспокоилась впечатлительная Санька. – Там, что же, и сейчас живут мерзкие пираты?
– Нет, конечно же, – улыбнулась Герда. – Всего-то пять-шесть лет виталийское «государство» просуществовало на Готланде. А потом в дело вмешался Тевтонский рыцарский орден. Эти ребята были жутко серьёзными. В те времена они всю Европу держали в своих неласковых руках, вдетых в железные перчатки-рукавицы. В прусском порту Мариенбурге рыцари собрали очень большую эскадру, потом дружно навалились на виталийцев, разбили их вдребезги, а все пиратские крепости сровняли с землёй. Только очень немногим джентльменам удачи удалось вырваться в Северное море и спрятаться на дальних Фризских островах…
Ещё через две с половиной недели эскадра путешественников – на этот раз под шведскими королевскими флагами – подошла к Плимуту. Это генерал Шлиппенбах посоветовал, ещё перед отплытием из Стокгольма:
– Сэр Александэр, вы, пожалуйста, не обижайтесь на меня, но только для ваших славных златоглазых кошек время ещё не пришло. Датские проливы – Эресунн и Каттегат – они очень узкие и «людные», если так можно выразиться. Это в том смысле, что по этим проливам всегда ходит – туда-сюда – множество самых разных судов. И, вдруг, с востока, со стороны знаменитого острова Готланда, подходит эскадра под «чёрными кошками»! Что нормальные люди могут подумать и вообразить? Всем, ведь, известно, что чёрный цвет – пиратский… Понимаете, о чём я толкую? Те, у кого с нервами не всё в порядке, могут запросто и из пушек пальнуть… То же самое и в английском Плимуте. Долго нам придётся объясняться – по поводу «кошек» – с их портовыми службами. А шведский флаг во всей Англии очень уважают. Наш король Карл постоянно закупает на туманном Альбионе самые разные товары, в основном, военные да корабельные. А иногда, даже, и половину английского флота берёт в солидную денежную аренду. Например, когда несколько лет назад шведы штурмовали Копенгаген, то все наши войска прибыли в Данию на английских и голландских кораблях… Когда же мы отойдём подальше от европейских берегов, вот, тогда и поднимем «кошек», пусть все встречные гадают – кто мы такие и откуда…
Все эти восемнадцать суток плавания прошли достаточно комфортно и спокойно: ветер был или попутным, или близким к таковому, шторма и шквалы отсутствовали. Только в проливе Ла-Манш очень, уж, донимала противная боковая качка, и сухопутным пассажирам эскадры пришлось несладко. Всем, за исключением Герды Лаудруп и Лизы Бровкиной, которые, как ни в чём не бывало, сидели себе на кровати и, весело грызя краснобокие шведские яблоки, беспечно болтали – как две старинные и закадычные подружки – о разной дамской ерунде.
Эскадра подошла к плимутской гавани ранним утром, ещё до завтрака, когда жёлтый шар солнца только тронулось в долгий путь от одной линии горизонта – через всё небо – к линии горизонта противоположной. Егор и Санька, крепко держась за руки, стояли у поручней капитанского помоста и с интересом наблюдали за английским берегом, вдоль которого продвигались корабли.
Скучный, желтовато-серый скалистый берег, на котором – время от времени – проступали грязно-зелёные пятна английских равнин, всё тянулся и тянулся. Казалось, что он бесконечен – как само Время. И, вдруг…
Вдруг, берег резко отступил на север, поменяв при этом свою блёклую окраску на очень яркую – изумрудно-зелёную. Гавань, открывшаяся любопытным взорам путешественников, была густо усеяна неподвижными чёрными точками – стоящими на якорях кораблями, тут и там виднелись светло-бежевые, величественные пирамиды парусов.
– Очень интересное и непростое место – этот Плимут! – пояснил стоящий рядом с ними адмирал Лаудруп. – Климат – просто удивительный! Самое тёплое и комфортное место во всей Англии. Здесь, даже, настоящие пальмы растут. А какие тыквы вызревают по осени – с места не стронуть! Сэр Александэр, вот, возьмите подзорную трубу. Смотрите в неё, а я буду вам рассказывать… Весь этот берег называется – полуостров Корнуолл. А мы сейчас входим в залив Плимут-Саунд, в него, как раз, и впадает маленькая речка Плим, которая и дала название всему городу. Дальнее и беспорядочное скопление цветных домишек – за низкими крепостными стенами – и есть знаменитый город-порт Плимут. Справа от него располагаются серьёзные ремонтные доки и корабельные верфи, слева – серьёзные корабельные верфи и ремонтные доки… Конечно же, Плимут, по сравнению со славным голландским Амстердамом, ерунда полная, а не солидный и полноценный морской порт. Но именно отсюда – последние сто лет – и отплывали английские суда к берегам обеих Америк. И, как выясняется уже задним числом, добрая треть из них была – с кровавыми пиратами на бортах. Причём, у многих из тех морских разбойников на руках имелись охранные королевские грамоты. Да, тёмные дела… А ещё в местных водах шастает ужасно много гадких рыбаков на их маленьких корытах, которые постоянно путаются под днищами у солидных кораблей… Енсен! – неожиданно завопил датчанин. – Срочно подними сигнал, что мы обойдёмся без английского лоцмана! – вновь обратился к Егору. – Пусть услугами лоцмана пользуются сопливые мальчишки! А настоящий морской волк всегда самостоятельно найдёт дорогу в гостеприимную гавань! – на десять-двенадцать секунд задумался и выразил некоторые сомнения: – Хотя, в нашем конкретном случае, назвать эту гавань гостеприимной может только законченный идиот…
Швартовка на Спитгедском рейде примутского порта заняла достаточно много времени – только уже после обеда, ближе к вечеру, корабли эскадры благополучно бросили якоря за длинным островом Вайтом, в полумиле от портового причала. Рядом с ними стоял английский фрегат сторожевой эскадры, поэтому уже через считанные минуты на борт «Короля» поднялись представители портовых властей. Впрочем, английские чиновники очень благосклонно и милостиво отнеслись к представителям интересов славного Карла Двенадцатого, сразу же поверив в легенду о важной торговой миссии вновь прибывших. Так что, разрешение на посещение берега было получено в самые сжатые сроки.