Девочка-ворона Сунд Эрик

Квартал Крунуберг

София Цеттерлунд кладет трубку задаваясь вопросом: что же произошло?

Жанетт сказала, что им надо поговорить. Ее голос звучал оживленно, она сообщила, что в деле Самуэля Баи появились новые факты.

О чем это Жанетт надо с ней поговорить? Может, она что-нибудь узнала?

София волнуется.

Чувствует себя зажатой в угол.

Неужели кто-нибудь видел ее вместе с Самуэлем?

София заходит в гостиную и видит, что стеллаж стоит на своем месте. В темной комнате теперь остался только Гао, а с ним никаких проблем.

Вернувшись в прихожую, она проверяет макияж, берет сумочку и выходит на улицу. Фолькунгагатан, четыре квартала и уже метро. Слишком короткая прогулка, чтобы успеть все взвесить.

Чтобы передумать.

К голосу Виктории она уже привыкла, а головная боль кажется по-прежнему новой, скребущейся о лоб изнутри.

Чем ближе она подходит к зданию полиции, тем неувереннее себя чувствует, но Виктория будто бы подталкивает ее вперед. Говорит ей, что она должна делать.

По одной ноге за раз. Одну перед другой. Повтори движение. Переход. Остановись. Посмотри налево, направо и снова налево.

В здании полиции София Цеттерлунд отмечается у дежурного, и после небольшой проверки ее пропускают к лифтам.

Открой дверь. Иди прямо.

После нескольких минут ожидания перед ней возникает сияющая Жанетт.

– Как хорошо, что ты смогла прийти так скоро, – говорит она, когда они вдвоем едут на лифте. Она гладит Софию по плечу. – Я много думала о тебе и обрадовалась, когда у меня появился повод тебе позвонить.

София испытывает неуверенность, не знает, как ей реагировать.

В голове два голоса борются за ее внимание. Один говорит ей, что надо обнять Жанетт и рассказать, кто она на самом деле такая. Сдайся, подсказывает голос. Покончи с этим. Считай встречу с Жанетт знаком.

Нет, нет, нет! Еще не время. Тебе нельзя на нее полагаться. Она такая же, как другие, и предаст тебя, как только ты проявишь слабость.

– Тут столько всего… – Жанетт смотрит на Софию. – На нас давят со всех сторон, а история с Самуэлем делается все более странной. Но об этом позже. Хочешь кофе?

Они берут из автомата по чашке кофе, идут дальше по длинному коридору и наконец оказываются перед нужной дверью.

– Ну вот тебе моя каморка, – говорит Жанетт.

Комната тесная, заполненная папками и кипами бумаг. На подоконнике узкого окна стоит засохший цветок, нависающий над фотографией мужчины с мальчиком. София понимает, что это Оке и Юхан.

– О чем ты хотела со мной поговорить? – Во рту у Софии пересохло, и она слышит, что ее голос звучит более хрипло и низко, чем обычно.

Жанетт склоняется над письменным столом.

– Мы получили результаты анализа ДНК и теперь точно знаем, что на чердаке висел именно Самуэль.

Жанетт поднимает с письменного стола лист бумаги.

– Ты не помнишь, не рассказывал ли Самуэль, что его сильно избили? Примерно год назад.

Она пристально смотрит на Софию, пытаясь что-то уловить.

Вспоминай детали, София.

София задумывается.

– Да, он рассказывал, что на него напали неподалеку от Эландсгатан…

– Около Монумента, – добавляет Жанетт. – Его избили возле квартала Монумент. В том же месте, где потом нашли повешенным.

– Разве? Да, пожалуй, так. Я припоминаю, он вроде говорил, что у одного из напавших на него были на руках татуировки змей.

– Не змей. Паутины. – Жанетт бросает пустую пластиковую чашку в корзину для бумаг. – Парень был юным неонацистом, а в их кругах считается престижным иметь на локтях паутину. Это должно означать, что человек кого-то убил, правда, в его случае я в этом сильно сомневаюсь. Но это к делу не относится.

Жанетт встает и открывает окно.

Слышно, как в парке играют дети.

София видит перед собой, как Гао беспощадно избивает Самуэля, который слишком тяжело ранен, чтобы оказывать сопротивление. Самуэль, покачиваясь, бродит взад и вперед и предпринимает неуклюжие попытки защититься от пинков и ударов Гао.

София смотрит в окно и думает о том, как потеря крови из выбитого глаза Самуэля в конечном счете привела к тому, что он потерял сознание. Он, вероятно, понимал, что это равнозначно смерти.

В тот же миг, как он лишится чувств, находящийся перед ним безумный зверь должен наброситься на него и разорвать на части. Ему уже доводилось видеть подобное дома, в Сьерра-Леоне, и он знал, что это игра в кошки-мышки с заранее предрешенным исходом.

На письменном столе звонит телефон, Жанетт извиняется и берет трубку.

– Да, конечно, она сидит рядом со мной, мы подойдем, как только сможем.

Жанетт кладет трубку и испытующе смотрит на Софию.

– Парня с татуировками паутины зовут Петтер Кристофферссон, и он здесь, в здании. Его задержали за избиение, и ему взбрело в голову, что он сможет откупиться, если что-нибудь расскажет. Вероятно, насмотрелся плохих американских фильмов и думает, что здесь те же порядки.

София чувствует, что начинает покрываться потом, в голове гудит.

– Мне подумалось, ты могла бы пойти со мной его послушать. Он говорит, что у него есть какие-то сведения о Самуэле. Он якобы видел парня накануне того дня, когда его нашли мертвым. Перед “Макдональдсом” на Медборгагплатсен, в компании какой-то женщины. Он, похоже, знает, кто она, и… – Жанетт умолкла. – Ну, сама понимаешь.

София думает о том, с какой легкостью Гао расчленил маленького мальчика, которого они нашли на обочине дороги на острове Экерё. Пока Жанетт была у нее в гостях, Гао разбивал молотком череп. Позже они выбросили осколки костей в мусорный бак вместе с остатками жареного цыпленка.

Ври. Придумывай. Действуй наступательно.

– Ну, я не знаю, удобно ли это. Я не уверена, что такое разрешается… Но конечно, я пойду с тобой.

София видит, что Жанетт внимательно наблюдает за ее реакцией. Словно бы проверяет ее.

– Ты права. Это не разрешено. Но ты могла бы посидеть снаружи и посмотреть. Послушать, что он может рассказать.

Они встают и выходят в коридор.

Комната для допросов находится этажом ниже, а Софию Жанетт заводит в маленькое соседнее помещение. Через окошко видна комната для допросов, где, откинувшись на спинку стула, сидит Петтер Кристофферссон, внешне совершенно спокойный. Она разглядывает его татуировки и вспоминает.

Это он.

Когда она его видела в последний раз, на нем была футболка с двумя шведскими флагами на груди. Он привозил строительный материал для комнаты, которую она оборудовала за стеллажом. Пенопласт, доски, гвозди, клей, брезент и серебристый скотч.

Как она могла угодить в такое дьявольское совпадение? Она чувствует, как по спине бежит пот.

– Зеркальное стекло. – Жанетт указывает на окошко. – Ты можешь его видеть, а он тебя нет.

София роется в кармане плаща и находит бумажную салфетку, вытирает ею влажные руки. Ей становится плохо.

Туфли жмут, в горле вырастает ком.

– София, как ты себя чувствуешь? – Жанетт смотрит на нее.

– Мне вдруг стало очень нехорошо. Такое чувство, будто меня сейчас вырвет.

– Хочешь пойти обратно в мой кабинет? – озабоченно спрашивает Жанетт.

София кивает.

– Наверное, не стоило тебя сюда приводить. Я вернусь через полчаса.

София снова выходит в коридор.

Вернувшись в кабинет Жанетт, она подходит к стеллажу и почти сразу обнаруживает толстую папку, помеченную: ТУРИЛЬДСПЛАН – НЕИЗВЕСТНЫЙ. Еще немного поискав, она находит остальные: СВАРТШЁЛАНДЕТ – ЮРИЙ КРЫЛОВ и ДАНВИКСКАЯ ТАМОЖНЯ – НЕИЗВЕСТНЫЙ.

Она оборачивается и смотрит на заваленный письменный стол. Рядом с телефоном находится куча CD-дисков, и, взяв пачку дисков в руки, София видит, что это записи допросов.

Она немного рассеянно перебирает диски, даже не читая написанного на футлярах, но, дойдя до последнего диска, внезапно цепенеет.

Сначала она думает, что неверно прочла, но, снова покопавшись в куче, находит диск, помеченный: ВИКТОРИЯ БЕРГМАН.

Она начинает быстро искать пластмассовую коробку с пустыми дисками, которая, по ее мнению, обязательно должна где-то присутствовать, и находит ее на верхней полке рядом со стеклянной банкой с резинками и скрепками.

Обойдя вокруг стола, она садится перед компьютером, вставляет оригинал и чистый диск и, получив вопрос, скопировать ли диск, нажимает на “yes”.

Секунды тянутся медленно, и она думает о том, как они с Гао отвозили труп Самуэля к дому Микаэля в квартале Монумент.

Как они заносили его на чердак и как работа сплачивала их, когда они вместе подвешивали тело к потолку.

Не проходит и двух минут, как компьютер выплевывает оба диска, и она кладет оригинал обратно на место. Копию же сует в сумочку.

София усаживается и берет в руки журнал.

Кислоту обнаружил Гао, он же выплеснул целое ведро на лицо Самуэля.

Вернувшаяся десять минут спустя Жанетт застает Софию за чтением старого номера журнала “Шведская полиция”.

– Там есть что-нибудь увлекательное? – с задумчивым видом спрашивает она.

Софии кажется, будто Жанетт рассматривает ее исходя из новых знаний, и к ней возвращается неуверенность.

– Увлекательным мог бы быть кроссворд, – отвечает София, – но я ни одного не нашла, поэтому просто смотрю фотографии. Как прошло с человеком-пауком? Узнала что-нибудь интересное?

Вид у Жанетт по-прежнему озадаченный.

– Как давно ты живешь на Боргместаргатан? – внезапно спрашивает она, и София вздрагивает.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Ну, меня интересует, как давно ты живешь на Боргместаргатан.

София чувствует себя припертой к стенке.

– С девяносто пятого… Я живу там тринадцать лет. Черт, как быстро летит время.

– Ты не замечала ничего странного, пока там живешь? Особенно в последние полгода?

Такое впечатление, будто это допрос и ее в чем-то подозревают.

– Что ты имеешь в виду под странным? – София сглатывает. – Это ведь Стокгольм и район Сёдермальм со всеми вытекающими отсюда последствиями, с пьяницами, драками, затворниками, разговаривающими сами с собой, с разбитыми машинами и…

– Исчезнувшими мальчиками…

– И с этим тоже. И с мертвыми мальчиками на чердаках. Но, чтобы я смогла помочь какой-то полезной информацией, тебе придется немного пояснить.

София чувствует, как Виктория перехватывает инициативу. Ложь льется сама собой, ей даже не приходится задумываться. Все это напоминает пьесу, роль в которой она знает наизусть.

– Дело в том, что Петтер Кристофферссон зимой работал практикантом в строительном супермаркете “Фределльс”. Он говорит, что помнит, как сразу после Нового года отвозил целый воз каких-то изолирующих материалов в квартиру в Сёдермальме. Где именно она находилась, он не помнит, но знает, что где-то в той части, которую в народе сейчас именуют Софо. Он уверенно утверждает, что принимала у него стройматериалы та же женщина, которую он видел вместе с Самуэлем за день до того, как его нашли мертвым.

София откашливается.

– Ты можешь полагаться на то, что он говорит правду, а не просто пытается вас заинтересовать? Ты ведь раньше говорила, что он рассчитывает откупиться?

Жанетт скрещивает руки на груди и раскачивается на стуле, не спуская глаз с Софии.

– Меня это тоже интересует. Но в его рассказе есть что-то убедительное. Некоторые детали делают его достоверным.

Она склоняется вперед и немного понижает голос:

– Описание он, конечно, дает весьма расплывчатое. Женщина была светловолосой, чуть выше среднего роста и с голубыми глазами. Он сказал, что она показалась ему красивой, даже сверх нормы, как он выразился. Но в остальном это могло бы подойти ко многим. Да, под его описание могла бы подойти даже ты.

Улыбайся.

София смеется и всем своим видом показывает, каким глупым ей кажется это утверждение.

– Я вижу, что ты себя плохо чувствуешь, – говорит Жанетт. – Пожалуй, тебе лучше поехать домой.

– Да… Думаю, ты права.

– Отдохни немного. Я могу заехать к тебе после работы.

– Тебе этого хочется?

– Безусловно. Отправляйся домой и ложись в постель. Я прихвачу вина. Хорошо?

Жанетт ласково гладит Софию по щеке.

Белые горы

Метро от станции “Родхусет” до Центрального вокзала, пересадка на зеленую линию в сторону Медборгарплатсен. Потом та же прогулка, что и пару часов назад, правда, в другую сторону. Фолькунгагатан, четыре квартала, и она дома. Сто двенадцать ступенек по лестнице.

Придя домой, она вставляет в лэптоп скопированный диск.

“Первый допрос Бенгта Бергмана. Тринадцать часов двенадцать минут. Допрос ведет Жанетт Чильберг, ассистирует Пенс Хуртиг. Бенгт, вы подозреваетесь в нескольких преступлениях, но этот допрос в первую очередь касается изнасилований либо изнасилований при отягчающих обстоятельствах, а также нанесения побоев либо умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, что означает минимум два года тюремного заключения. Начнем?”

“Мм…”

“В дальнейшем я хочу, чтобы вы говорили отчетливо и вон в тот микрофон. Если вы киваете, на пленке этого не слышно. Нам надо, чтобы вы выражались максимально ясно. Хорошо. Тогда приступим”.

Возникает пауза, и София слышит, как кто-то пьет, а затем ставит стакан на стол.

“Бенгт, как вы к этому относитесь?”

“Во-первых, меня интересует, какое у вас официальное образование?”

Она сразу узнает голос своего отца.

“Почему вас сочли подходящей для того, чтобы расспрашивать меня? Я, по крайней мере, получил восьмилетнее высшее образование и имею степень кандидата философии, а кроме того, самостоятельно изучал психологию. Вам знакома Алис Миллер?”[75]

Его голос заставляет Софию вздрогнуть, она рефлекторно пятится, поднимая руки, чтобы защититься.

Даже в зрелом возрасте ее тело хранит такой прочный отпечаток, что реагирует инстинктивно. Адреналин пульсирует, тело готовится к бегству.

“Так, Бенгт, вы должны понять, что допросом руковожу я, а не вы. Вам ясно?”

“Я даже толком не знаю…”

Жанетт Чильберг сразу перебивает его: “Я спросила, вам ясно?”

“Да”.

София понимает: его непокорность вызвана тем, что он по-прежнему привык руководить и командовать и не может свыкнуться с ролью преступника.

“Я спросила: как вы к этому относитесь?”

“Ну а вы как думаете? Как бы вам понравилось сидеть тут и быть безвинно обвиненной в массе мерзостей?” “Вероятно, я сочла бы это ужасным и сделала бы все, что в моих силах, чтобы попытаться все прояснить. У вас такое же отношение? И вы готовы рассказать нам, за что вас арестовали?”

“Как вам наверняка уже известно, полиция остановила меня к югу от города, когда я направлялся домой в Грисслинге. Мы там живем, на острове Вермдё. Я к тому времени подобрал женщину, которая стояла на обочине дороги и была вся в крови. Моим единственным намерением было помочь ей и довезти ее до Южной больницы, чтобы она смогла получить соответствующее лечение. Это ведь не может преследоваться законом?”

Его голос, манера произносить слова, надменность, пристрастие к паузам и наигранное спокойствие заново возвращают ее к десятилетнему возрасту.

“Значит, вы утверждаете, что невиновны в нанесении потерпевшей Татьяне Ахатовой увечий, перечисленных в документе, с которым вы уже ознакомлены?” “Это полнейший абсурд!”

“Не хотели бы вы прочесть написанное в документе?” “Дело в том, что я ненавижу насилие. Я никогда не смотрю по телевизору ничего, кроме новостей, а если все-таки решаю посмотреть фильм или сходить в кино, то выбираю высококачественные фильмы. Я просто-напросто не желаю соприкасаться со злом, которое тут расписано…”

Ощущение засыпанной хвоей тропинки к озеру. Как она уже в шестилетнем возрасте научилась, как надо обращаться с его членом, чтобы его задобрить, и ей вспоминается сладкий вкус карамелек тети Эльсы. Холодная колодезная вода и жесткая щетка на коже.

Жанетт Чильберг снова прерывает его: “Вы прочтете сами или хотите, чтобы читала я?”

“Да, я бы предпочел, чтобы читали вы, как я уже сказал, я не желаю…”

“Согласно врачу, осматривавшему Татьяну Ахатову, она поступила в Южную больницу в прошлое воскресенье вечером, около девятнадцати часов, и у нее обнаружены следующие повреждения: сильные разрывы в заднем проходе, а также…”

Такое чувство, будто говорят о ней, и ей вспоминается боль.

Как больно ей становилось, хотя он говорил, что это приятно.

В какую растерянность она пришла, когда поняла, что то, что он с ней делает, неправильно.

София не в силах больше слушать и выключает запись.

Его омерзительные деяния, очевидно, настигли его, думает она. Но покарают его не за то, что он творил со мной. Это несправедливо. Я вынуждена выживать со своими рубцами, а он может просто продолжать в том же духе.

София ложится на пол и неотрывно смотрит в потолок. Ей хочется только спать. Но как же тут заснешь?

Ее имя Виктория Бергман, и Он по-прежнему существует.

Бенгт Бергман. Ее отец. Он все еще живет на этом свете.

В каких-то двадцати минутах от нее.

Когда они обнимаются, София чувствует, что Жанетт недавно приняла душ и от нее пахнет не теми духами, что прежде. Они заходят в гостиную, и Жанетт ставит на журнальный столик вино в картонной коробке.

– Садись, я принесу бокалы. Тебе ведь, наверное, хочется вина.

– Да, выпью с удовольствием. У меня выдалась кошмарная неделя.

Возьми графин. Перелей вино. Наполни бокал.

София наливает немного вина.

Прощупай ситуацию. Задай какой-нибудь личный вопрос.

София замечает, насколько у Жанетт влажные глаза, и понимает, что дело не только в усталости.

– Как ты себя чувствуешь? У тебя расстроенный вид.

Смотри в глаза. Изобрази сочувствие. Пожалуй, стоит слегка улыбнуться.

Она смотрит Жанетт в глаза, понимающе улыбаясь.

Жанетт опускает взгляд.

– Чертов Оке, – внезапно произносит она. – Думаю, он влюблен в хозяйку галереи. Есть ли вообще предел человеческой глупости?

Возьми ее за руку. Погладь руку.

София берет Жанетт за руку. Она чувствует, что Жанетт напряжена, но вскоре та расслабляется и сжимает руку Софии.