Великан Калгама и его друзья Семченко Николай
– Эту шапку я сама сшила из шкурок самых лучших соболей. Три года старалась, орнаментом из бисера украсила её, ни одна мастерица таких узоров не знает! Брошу шапку, к кому она упадет, тот и станет моим женихом. Кто бы ни был – богатый или бедный, красивый или урод, поймает шапку – станет моим суженым!
Фудин размахнулась и бросила шапку в толпу людей. Парни бросились ловить её, но шапка, как заколдованная, кружилась над головами и ни на кого не падала. Калгама смотрел, как его знакомые мэргэны, распихивая других парней, тоже пытаются схватить шапку, но сам даже и не пытался достать её. Ему очень понравилась Фудин, однако он и думать не смел о ней как о невесте. Куда уж ему, страшиле остроголовому, до такой красавицы!
А шапка покружилась-покружилась, да и опустилась на голову Калгаме. Все так и ахнули!
– Если Фудин тебя выбрала, то так тому и быть: станешь её мужем, – сказал отец девушки. – Наверно, ты этого заслуживаешь.
А Фудин спустилась с амбара, подошла к Калгаме и смущённо глаза потупила:
– Сама не пойму, как так получилось, что шапка на тебя упала. Но, коли она тебе досталась, делать нечего – пойду за тебя замуж.
И лукаво улыбнулась.
Глава четвёртая, в которой появляются злые Амбакта и Хондори-чако
Вернулся Калгама домой с молодой женой. Сорока ещё до того, как они приехали, разнесла весть: великан женился!
Люди в соседнем стойбище – кто порадовался, кто злословить принялся. Койныт, та прямо извелась:
– Что-то тут не то! Ну, не бывает, чтобы такая куколка полюбила эдакое страшилище! Не иначе, околдовал он её…
– А может, она сама колдунья? – шепчутся в ответ соседки. – И-и! Старики рассказывают: бывают такие волшебницы – притворятся красавицами, у мужчин от них голова не своя, а они дождутся удобного момента и съедают их, вот так!
– Как бы эта красотка и нас не съела, – забеспокоилась Койныт. – У людоедок, слыхала, аппетит отменный: всё стойбище одним махом проглатывают.
– Ой, страшно-то как! – жмутся сплетницы друг к дружке. – Что делать, как жить теперь?
– А ведь мне сон намедни приснился, – вспомнила Койныт. – Будто бы наши мужчины отправились на рыбалку, поймали рыбу: большая, как осётр, чешуя золотистая, как у сазана, плавники всеми цветами радуги переливаются как у окуня-аухи. Красивая! Никогда такой не видела. Положили её вместе с другими рыбами, а она пасть разинула и – ам, ам! – весь улов заглотала, не поперхнулась даже. Как насытилась, ещё больше стала – таймень по сравнению с ней жалкий ротан!
– Ай, злой дух, не иначе! – испугались женщины. – И что же эта рыба ещё сделала?
– Она бы и рыбаков проглотила, да хорошо, я проснулась, – самодовольно ухмыльнулась Койныт. – Проснулась – и сама не своя. К чему бы, думаю, эдакое привиделось? А! Вон, оказывается, к чему! Не иначе, Фудин всё равно что та рыба…-
Чумбока услышал эти перешёптывания и, как ни обижен был на Калгаму, заругался:
– Тёмная ты женщина, Койныт! Вечно своими снами всех пугаешь! Хоть бы раз тебе что-нибудь доброе приснилось. Как ни послушаешь тебя, людей одни неприятности ожидают, ничего хорошего в жизни не будет.
– А в ней и так ничего хорошего нет, – поморщилась Койныт. – Один и тот же халат уже второй год ношу, у других женщин то соболья шапка, то норковая, а у меня – старая, лисья, обдергайкой хожу.
– Так взяла бы, да как другие женщины, скроила себе новый халат, – заметил Чумбока. – А шапки? Разве я не добыл на охоте самые лучшие меха? Для тебя! Вон, в амбаре они лежат, пылятся, как бы моль не побила!
– Сам шей! – заругалась Койныт. – Некогда мне этими глупостями заниматься. Мне сны нужно глядеть. Вдруг что-нибудь путное прогляжу? Недосуг мне шитьём заниматься!
А Фудин, кстати, все наряды шила себе сама. Такая рукодельница! И о Калгаме не забывала. Сшила ему куртку-капчима, украсила её пуговицами-палима: их Фудин связала из узелков – кропотливая, тонкая работа; не каждая мастерица её выполнит, легче деревянные пуговки у проезжих купцов купить или вообще монетки пришить. Но молодая жена всё любила сама делать.
Капчиму она расшила по вороту и на манжетах ярким орнаментом – замечательно получилось, от восхищения все языками цокали. И сразу нанайскую поговорку вспоминали: «Красивый узор не вышьет женщина с плохим характером».
Калгама на охоту ходил, рыбу ловил. Хорошо молодые жили, не голодали. Не то, что некоторые, которые только чужому достатку завидовали, а сами ни лука в руках держать не умели, ни невод в реку закинуть. Кто же виноват, что плохо живут?
Фудин умела выделывать рыбью кожу. Из неё шила одежду. Давахса – кожа кеты годилась для изготовления халатов, наколенников, обуви. Из курахсы – кожи амура нанайские женщины издревле халаты кроили, да и на наколенники она годилась. Гачахса – щучья кожа шла на обувь, получалась она крепкой и прочной, долго не стаптывалась. Но лучше всего мастерить обувь из домахса – кожи тайменя или нимахса – ленка: износа такой обутке не будет! Крепкая лахса – кожа сома, может, и не такая красивая, но из неё получаются для халатов и штанов-пэру.
Даже нитки Фудин ладила из рыбьей кожи. Для этого брала свежую кожу кеты или краснопёрки, расправляла её на доске и нарезала острым ножом на тонкие полоски. Калгама помогал вытягивать их в ниточки, после чего их развешивали для просушки. Крепкими нитки получались; постараться надо, чтобы разорвать.
О красавице-искуснице прослышала Амбакта. Она жила в пещере вместе с братом Хондори-чако. Оба были бусяку, но никто не знал, что они злые духи. Амбакта, как людей увидит, сразу красивой девушкой оборачивается. Никто и не догадывался: миловидное личико – лишь маска, а белозубая улыбка страшные жёлтые клыки скрывает. Хондори-чако тоже умел притворяться: робкий, слова лишнего не скажет, а если скажет, то шепотом, потому что боится – его выдаст грубый, резкий голос. Когда он рычал, то даже тигры поджимали хвосты, как пугливые собаки.
Амбакта давно Калгаму знала, и он её тоже знал. Она не скрывала от великана, что на самом деле никто иная, как бусяку. Считала: если великан не как все, то и в жены возьмёт не обычную женщину, а чертовку. Но Калгама внимания на Амбакту не обращал, как она ни старалась: уж и так, и эдак вертелась-завлекала, ему хоть бы что, лишь досадливо отмахнется как от надоевшей мухи. Можно было даже подумать: женщины вообще его не интересуют. А тут – пожалуйста, привёз откуда-то молодую супругу, да притом писаную красавицу! Ну, никак Амбакта этого стерпеть не могла.
– А! Теперича знаю, какие женщины тебе нравятся! – Амбакта мстительно сощурила свои и без того узенькие чёрные глазки. – Всё равно ты будешь мой!
Обернулась она обычной девушкой, надела старый халат, рваные пэру натянула, обулась в оло – это куски сыромятной кожи, их обматывали вокруг ступни, подвязывали к ноге ремешками. В одну руку посох взяла, в другую укулча – женскую сумочку: в ней иголки, нитки, кусочки рыбьей кожи. Посмотришь: бедная сиротинушка, одна-одинёшенька на всём белом свете, идёт-бредёт, куда глаза глядят.
Пришла Амбакта на крутояр, где Калгама с Фудин жили. Робко в дверь постучала:
– Люди добрые, дайте сироте воды напиться!
Открыл Калгама дверь:
– Здравствуй! И воды дадим, и накормим. Входи, не стесняйся! Гость на пороге – праздник в доме.
Не узнал великан Амбакту. Решил: и вправду бедная девушка пришла, нуждается в людской помощи.
– Куда путь держишь? – спросила Фудин гостью.
– Ищу лучшей доли, – потупила глаза Амбакта. – Никому-то я не нужна! Одна-одинёшенька на всём белом свете…
– Каждый человек кому-нибудь да нужен, – ответила Фудин. – Найдешь ещё своё счастье.
– Издалека, видно, идёшь: одежда поизносилась, оло истоптались, – заметил Калгама. – Отдохни у нас. Фудин поможет халат подлатать, я новые оло тебе сделаю, мне нетрудно. Да и голодная ты. Поешь чего-нибудь…
Смотрит Амбакта: в берестяных мисках полно мяса холодного, на липовых дощечках – отварная рыба кусками лежит, полоски юколы с капельками янтарного жира. Так бы всё и проглотила! Но нельзя, ей нужно робкой и несчастной притворяться. Но хлебнула-таки немножко буды – несоленого рисового отвара, мяса и рыбки по кусочку отщипнула.
– Ещё ешь, не стесняйся! – приглашает Фудин. – Калгама завтра опять на рыбалку пойдёт, ещё сазанов поймает.
– Спасибо, – робко прошептала Амбакта, а сама думает: «Знала бы ты: ваше угощенье – мне на один укус! Да и тебя бы я съела, вон ты какая вся ладная, аппетитная. А то, что великан завтра уйдёт, это мне на руку. Выполню задуманное!»
Калгама с Фудин предложили бедняжке остаться у них. Жена взялась штопать её халат, Амбакта тоже достала нитки из укулча – хочет помогать. Но Фудин посмотрела на них, отмахнулась:
– Никуда не годятся! Они гнилые, сразу порвутся. Где-то ты их намочила.
– Через реки переходила, по болотам брела, – врёт Амбакта. На самом-то деле нитки у неё в сыром углу пещеры лежали.
– Я тебя научу делать нитки из рыбьей кожи, – пообещала Фудин. – А если хочешь, то подарю и согбо – костяной нож для снятия рыбьей кожи. Калгама мне новый сделает.
– Ох, какая ты добрая! – похвалила её Амбакта, а сама думает: «Не делай добра – не получишь зла! Меня бесит, когда люди позволяют себе добрыми быть. Никому ничем не желаю быть обязанной, вот так!»
– Что ты там шепчешь? – спросил Калгама. – Не стесняйся, говори громче.
– Спасибо говорю, – солгала Амбакта. – Добрые вы люди. Редко таких встречала.
Долго ли, коротко ли – ночь наступила. Хозяева положили Амбакту спать на лежанку у окна. Только она всю ночь глаз не сомкнула, всё к молодым прислушивалась, да злобные думки думала.
Утром, чуть свет, Калгама взял рыбацкие снасти и на Амур ушёл. А Фудин затопила голден-очаг, котёл с водой подвесила: собралась мясо варить. Амбакта сделала вид, что только что проснулась, потянулась, сладко зевнула:
– Надо ли чем помочь тебе?
– Сходи насобирай сладких травок, – попросила Фудин. – В мясо их накрошим, вкусно будет!
Пошла Амбакта травы собирать, а в густых зарослях орешника братец Хондори-чако поджидает её.
– Ну, что? – спрашивает сестрицу. – Скоро ли свеженинки попробуем? Проголодался я! Хочу человечинки!
– Э, нет! – ответила злодейка. – Мы Фудин не станем сразу есть. Я по-другому всё придумала. Возьму её одежду, наряжусь как она, обернусь лицом на неё похожей – стану с Калгамой жить. А ты забирай Фудин в пещеру. Только, прошу, один её не ешь. Погоди, вернусь – вместе ею полакомимся…
– Ладно, – сказал Хондори-чако. – Так и сделаем.
Вернулась Амбакта с корзинкой сладких трав. Приготовили они с Фудин обед. Вкусно поели, и тут злодейка вдруг спрашивает:
– Фудин, вот у мужчин есть обычай брататься. А у женщин как его правильно назвать? Очень ты мне понравилась, хочу быть тебе всё равно что сестра…
– Да и я не против, – отвечает Фудин. – Ты девушка скромная, приветливая. Мужчины становятся назваными братьями, а ты будешь мне названной сестрой. Только не знаю, что для этого сделать нужно.
– А давай так, – предложила Амбакта, – ты мою одежду наденешь, я – твою. Поменяемся – названными сёстрами станем.
Поменялись они халатами. Сидят, радуются: сёстры теперь!
– Что-то долго твой муж с рыбалки не возвращается, – вдруг сказала Амбакта. – Пойдем посмотрим с берега: может, он с уловом домой уже идёт?
– Пойдём, – согласилась Фудин. – Я всегда хожу его встречать. Правда, рановато ещё. Он обычно возвращается, когда солнце половину дневной дороги проходит.
– А мы пока цветов насобираем, – сказала Амбакта. – Краску из них сделаем, чтобы рыбью кожу красить. Бери корзинку!
Взяли они по корзинке и отправились в лес.
Теперь уж мало кто помнит: давным-давно нанайцы использовали растения для окрашивания кожи. Например, из чачаки – так они называли синеглазку – получалась синяя краска. Пригоршню лепестков заворачивали в марлю и натирали шкурку. Это приходилось повторять несколько раз – тогда цвет выходил ярким, насыщенным, как весеннее небо!
– А мне ещё и гакта – гриб-дождевик нужен, – вспомнила Фудин. – Хорошенько растолку его в ступке, воды добавлю – бурая краска получается. Покрашу охотничий халат Калгамы.
– Мне нравится желтый цвет – персо, – сказала Амбакта. – Краску делают из наростов на дубах. Но это ты, наверно, и без меня знаешь. Жёлтый халат – очень красиво!
– Ты забыла: Калгама в тайгу на охоту ходит, – напомнила Фудин. – Жёлтую одежду издалека видно! Промысловик неприметным должен быть. Бурая краска – самая подходящая, среди деревьев охотника и не заметишь…
– И то верно, – поддакнула Амбакта. – Но наросты с дубов соскабливать трудно. Вон, смотри: заросли орешника! Каждый орешек лещины в зеленой сумочке. Из них тоже бурая краска получается.
– Ты права! Пойду насобираю орехов лещины, – решила Фудин. – А ты пока лепестки чачаки собирай. Покрасим твой халат. Будет как новенький!
Амбакте только того и надо, чтоб Фудин к орешнику подошла. Там Хондори-чако прятался, ждал, когда жена Калгамы к нему ближе подступит.
Фудин ничего дурного не подозревала. Нагибает ветки лещины, собирает орешки – уже в самую гущу зарослей зашла. Тут и схватил её Хондори-чако!
– Помоги, названая сестрица! – просит Фудин. – Бусяку меня поймал!
– Глупая ты, глупая! – рассмеялась Амбакта. – Я сама бусяку, а это братец мой Хондори-чако. Красивые девушки для него – лучшая еда! Да и я не откажусь полакомиться.
Фудин принялась Калгаму звать, да только далеко он – не слышит её. Амбакта веселится, припрыгивает от радости:
– Как ловко я тебя, красавица, провела! Слишком ты добрая. Сердечность мешает зорко смотреть. Но хорошо, что ты добрая: такие люди самые вкусные. Ох, как хочу тебя поскорее съесть!
Фудин совсем испугалась, плакать стала. А Хондори-чако ещё вроде как и пожалел её:
– Не плачь, – говорит. – Не станем мы тебя сейчас есть. Ещё поживёшь. А если мне понравиться сможешь, то женюсь на тебе. Никогда таких красивых женщин не встречал.
– Бессовестный ты! – рассердилась Амбакта. – Всё о себе только думаешь!
Ничего не ответил сестрице Хондори-чако. Обернулся он чёрным вороном, подхватил Фудин и полетел к своей мрачной пещере в горах.
– Хочешь-не хочешь, а полакомлюсь я мясцом Фудин, погрызу её сахарные косточки, – облизнулась Амбакта. – А пока женой Калгамы побуду. Давненько хотела я его заполучить!
Вернулась бусяку в дом. Села у окна, корзинку с чачакой на стол поставила – перебирает лепестки, в ступку бросает. «Пусть, – думает, – Калгама видит: я совсем как Фудин – хозяйственная. Хорошо, она успела обед приготовить, я не люблю человеческую еду варить. Но, видно, придётся привыкать, если стану с Калгамой жить…»
Вскоре великан вернулся. Много рыбы принёс. Смотрит: сидит его жена у окна, а бедной девушки нет.
– Куда наша гостья ушла? – спрашивает.
– Как ни упрашивала её остаться – ушла она, – притворно вздохнула Амбакта-Фудин. – Пошла своё счастье искать.
– Может, повезёт ей, – сказал Калгама. – Только бы к бусяку не попала! Они умеют добрыми людьми притворяться.
– Да уж! – притворно вздохнула Амбакта-Фудин. – Неопытные девушки вечно в какие-нибудь истории попадают.
Как ни старалась Амбакта-Фудин изменить голос, а не получался он у неё тоненьким да звонким. Калгама это, конечно, заметил.
– Что с тобой? – спросил. – Почему у тебя голос срывается?
– Чачаку собирала, жарко мне от солнца стало, вот и попила холодной воды из родника, – соврала Амбакта-Фудин. – Простыла, горло теперь болит…
– Давай чаю горячего попьём, – предложил Калгама. – Я тоже ноги промочил.
Попили они чаю, только Амбакта-Фудин всё равно хрипит – вороной каркает, не похож выговор на голос жены.
– Молчи, ничего не говори, – посоветовал Калгама. – Так горло быстрее вылечится…
Легли они спать, а у жены тело какое-то колючее. Удивился Калгама:
– Что это с тобой? Кожа как у орехов маньчжурской лещины – такая же колючая.
– В корзинку посмотри! Старалась, собирала орешки, хочу приготовить краску из них, – сказала Амбакта-Фудин. – Вот, наверно, и налипли на меня колючки…
– А изо рта почему так пахнет? – принюхался Калгама. – Раньше ты дышала, будто весенний ветерок дул.
– Юколы поела, – соврала Амбакта-Фудин. – Лежалая она была, но не пропадать же добру.
Поверил ей Калгама. Но и на следующий день – жена сипит, кожа у неё грубая, колючая, изо рта пахнет, что же происходит? Обличьем вроде Фудин, но что-то в ней не то. Амбакта-Фудин, однако, находила оправдание:
– Крапиву рвала – стала колючая, как она. А то, что голос такой, не виновата: рыбу ела – косточкой подавилась, насилу откашлялась. Это ты костлявую рыбу-косатку поймал! И что делать, если юколу грызть люблю? Хороший муж не запрещает жене кушать, что ей нравится.
– Ладно, – кивнул Калгама. – Не виню я тебя ни в чём! Только одна сказка мне вспоминается, никак из головы не идёт.
– Ой! Люблю сказки слушать! – обрадовалась Амбакта-Фудин. – Никогда ты мне их не рассказывал. Расскажи!
А сама думает: «Интересно, что это за сказка? Вдруг в ней есть для Калгамы подсказка, а? Как ни доверчив, а ума-то не лишён. Неровен час, обо всём догадается!»
– Да мало ли что старые люди навыдумывали? – сказал Калгама. – Даже рассказывать неохота!
– Ой, не томи! Расскажи! Люблю всякие истории слушать, – попросила Амбакта-Фудин и голову на колени мужу положила – приготовилась слушать
– Давно это было, – начал рассказывать Калгама. – Так давно, что уже и не помнит никто тех времен. Жила одна девушка. Красивая, как ты. Увидел её Мэргэн – полюбил. Она его женой согласилась стать.
– А шапку с амбара бросала ему? – перебила Амбакта-Фудин.
– Нет, – ответил Калгама. – У них всё иначе было. Жили-поживали, все их счастью завидовали, особенно одна бусяку. Пришла она в отсутствие Мэргена к его жене, притворилась доброй женщиной. «Пойдем, – говорит, – чилим-водяной орех собирать. Хорошее место знаю. Мэргэн чилим любит, приготовишь ему угощенье». Привела её на озеро да и утопила, а сама обернулась молодой женой. Мэргэн подмены не заметил.
– Да как же это так? – притворно удивляется Амбакта-Фудин. – Бусяку ведь на обычную женщину не похожа!
– Такая уж она хитрая – смогла Мэргэна обмануть, – вздохнул Калгама. – Мужчина, когда любит, слепым становится. Не перебивай меня. В общем, живут они по-прежнему душа в душу, а девушка под водой томится. Мужа, дом вспоминает, а вылезти не может: камень на шее. Год на дне пробыла. Стало ее илом и песком заносить.
А недалеко был один дом. Жили в нем старик со старухой. Раз в году к ним с неба табун оленей спускался. Старик их пас, в озере купал и поил. Вот пришло время – спустился табун с неба. Старик повел оленей на водопой. Заметил: что такое, никогда раньше на озере лотосов не было, теперь они появились – листья большие, цветы – свежие, красивые, в воде отражаются.
– Сказки всё это! – фыркнула Амбакта-Фудин. – Не бывает таких стариков и небесных оленей!
– Иногда на свете бывает такое, что и выдумать нельзя, – рассмеялся Калгама. – Но ты дальше сказку слушай! Спрятался старик в кустах, сидит, прислушивается…
– А олени-то куда девались?
– Они на небо улетели, – сказал Калгама. – Побоялись к воде подойти. А старик сидит, ждёт: что будет? Вдруг слышит: над озером стон раздается: «Последнее дыхание испускаю… Мэргэн, услышь меня: умираю я!» Старик волшебником был. Достал серебряное зеркальце, глянул в него, видит: Мэргэн живет недалеко от озера, рядом с ним женщина-бусяку сидит. «Э! – понял старик. – Вон оно что!» У него была маленькая птичка, вынес он ее на улицу, шепчет ей: «Ты всегда была осторожной, послушной. Лети к Мэргэну, всё ему расскажи…» Как-то утром Мэргэн на улице сидит, что-то ножом тешет. Птичка подлетела к нему, запела. Мэргэн по-птичьи понимает. Выслушал ее, пошел к старику. Поклонился ему. Тот Мэргэну говорит: «Э-э-э, с кем ты живешь? Ты с бусяку живешь, она твою жену погубила».
– Ай, негодяйка какая! – Амбакту-Фудин притворилась испуганной, к Калгаме плотнее прижалась. – Страшно-то как! Ах, уж эти бусяку!
– Если боишься, перестану рассказывать, – забеспокоился Калгама. – Да что с тобой? Дрожишь, руки похолодели. Не уснёшь теперь.
– Нет-нет, рассказывай! – просит Амбакта-Фудин. – С тобой ничего не боюсь.
– Мэргэн выслушал рассказ старика и заволновался: «Как же спасти жену?» А у волшебника-дедушки был шелковый невод. Бросили его в озеро, стали им несчастную утопленницу ловить. Вытащили ее.
– Не испугался её Мэргэн? – спросила Амбакта-Фудин. – Ведь долго в воде лежала. Наверно, кожу рыбы объели – одни кости остались. Зачем такая жена Мэргэну нужна?
– Странные ты речи говоришь, – оторопел Калгама. – Мэргэн её любил! А то, что стала скелетом, не её вина. К тому же, старик со старухой умели людей лечить. Долго пришлось им врачевать жену Мэргэна, а он всё расстраивается: «Ничего-то я не знал, не понимал, что бусяку меня обманула. Жене надо было рассказать, что к ней женщина-бусяку ходила. Я бы её убил!» А волшебник говорит: «Не брани жену! Она сама ничего не знала». Долго ли, коротко ли, а вылечили старики жену Мэргэна. Обрадовался он: «Поехали домой!» А старик ему советует: «Пока жену с собой не бери. Пусть у нас останется. Отправляйся домой один, накажи бусяку!»
– Однако, мало того, что бусяку хитрые, они ещё и сильные, – сказала Амбакта-Фудин. – Эта женщина-колдунья могла проглотить Мэргэна! Он не шаман, не знает, как бусяку победить.
– Не переживай за него, – засмеялся Калгама. – Мэргэн находчивый. Приезжает домой, видит: неспокойна бусяку, вещи побрасывает, сердится. Догадалась, видно, что нашёл он жену. Мэргэн, как ни противно ему было, обнял ее и предлагает: « Жена, помоги мне гиол-весло тесать». Бусяку согласилась: «Давай!» Мэргэн большое толстое дерево срубил, стал делать весло. «Жена, держи другой конец дерева», – говорит. Она старается, держит, но глаз с Мэргэна не сводит. Может, ты, любимая жёнушка, не знаешь: вся сила бусяку в глазах. Пока глядит на тебя – ни за что верх над чёртом не возьмёшь. Ну, он её обманывает: «Гляди-ка, кто это по реке плывет?» Бусяку заинтересовалась: «Где? Не вижу никого! В какую сторону смотреть?» А Мэргэн изловчился и топором ей голову отрубил. Чтобы она не ожила, развёл костёр, да и сжёг бусяку. Только пепел от неё остался. А Мэргэн забрал жену от стариков, вернулись они домой и стали жить, как прежде.
Лже-Фудин дослушала сказку и даже зубами заскрипела от злости: не понравился ей счастливый конец. Жалко ей женщину-бусяку, которую Мэргэн погубил, всё-таки она с Амбактой одного рода-племени.