Доктор Данилов в кожно-венерологическом диспансере Шляхов Андрей
Данилов прикрыл глаза и подумал, что если не вникать в мелкие подробности, то вполне можно представить, что дело происходит в двести тридцать третьей поликлинике, где он не так давно работал. Все то же самое – один необоснованно продлил больничный, другой продал больничный, третий справку за деньги выдал, а четвертый нахамил пациенту. Что-то сегодня еще никого за хамство и грубость не прорабатывали. Можно добавить к названию диспансера третью букву «К». КВККД – кожно-венерологический клинический культурный диспансер!
Насчет буквы «К» Данилов поторопился. После Выгонковой главный врач взялась за его соседа.
– На доктора Кобахидзе поступила жалоба в департамент здравоохранения, – сказала главный врач.
– Марианна Филипповна, мы эту жалобу разбирали две недели назад! – напомнил с места Георгий.
– Это новая жалоба, Георгий Асланович, мне ее только вчера вечером переслали. От гражданина Селиванова…
– Мама дорогая! – Кобахидзе в притворном ужасе схватился за голову. – Этот засранец еще жалобы на меня пишет…
– Георгий Асланович, не выражайтесь! – одернула его главный врач. – Лучше выходите сюда и объясните, почему вы разговаривали с пациентом в грубой форме и обозвали его «свиньей».
– Свиньей я его не обзывал! – Кобахидзе встал и начал пробираться к проходу, одновременно рассказывая свою версию произошедшего: – Я вообще никогда больных не обзываю! Этот… гражданин пришел на прием в трусах, которые последний раз были в стирке еще при советской власти! Противно смотреть просто было! А вроде бы культурный человек, в какой-то фирме бухгалтером работает. Я его попросил приходить ко мне на прием в чистом белье. Чистые трусы, говорю, залог быстрого выздоровления при вашем заболевании.
– Какой диагноз? – спросил кто-то из сидевших в первом ряду.
– Паховая эпидермофития. А он сказал, что нет такого закона, чтобы доктора пациентам указывали, как часто им трусы менять. Я сказал, что да, закона такого нет, но есть и кроме законов некоторые правила. Ну и добавил, что люди себя ведут по-людски, а свиньи по-свински. Больше ничего.
– Про свиней вам обязательно надо было добавлять? – уточнила главный врач.
– А почему бы и нет? – искренне удивился Кобахидзе. – Это же просто пример. Другое дело, если бы я ему сказал: «Ты – свинья, и родители твои были свиньями, и дети твои тоже свиньи». Вот это уже оскорбление. А он, кстати говоря, делал в мой адрес выпады националистического характера. Бурчал, что, мол, понаехали тут всякие и устанавливают повсюду свои порядки! Можно подумать, что привычка ходить в чистых трусах…
– Георгий Асланович, вы уже не раз убеждались, что ваша привычка к сравнениям и образным выражениям, кроме неприятностей, вам ничего не приносит. Разговор с Селивановым хоть при медсестре был?
– Да, Марианна Филипповна, при мне! – В третьем ряду встала молодая женщина в очках. – Слово в слово, как Георгий Асланович рассказывал. От себя добавлю, что не от каждого бомжа так не воняло, как от этого алкаша Селиванова. Ему бы мыться почаще, так и эпидермофитии никакой бы не было! Заплесневел от грязи натурально.
– Напишете мне оба объяснительные, – распорядилась главный врач. – Селиванова этого передайте Елизавете Константиновне, пусть она им дальше занимается. И прошу всех быть сдержаннее с пациентами. Не надо лишних слов, намеков, сравнений. Все строго по делу. Если видите, что назревает конфликт, сразу же привлекайте администрацию. Только не так, как вы любите – швырнуть человеку карту и рявкнуть: «не нравится – идите к заведующей». Надо отвести его к заведующей, объяснить ситуацию и причину конфликта, передать с рук на руки. Только так и никак иначе. Все, закончили с этим…
– С этим мы никогда не закончим, – проворчал вернувшийся на свое место Кобахидзе. – Моя бабушка, когда к врачу шла, не только во все чистое одевалась, но и укладку-маникюр-макияж делала. Тогда понимание у людей было, что доктор – тоже человек, да еще какой! А сейчас что? Ноги об меня вытирать будут, а я молчать должен? Вот вы, Владимир, согласны с тем, что пациент всегда прав?
– Не согласен, – ответил Данилов. – Пациенты иногда такие попадаются, что в окно вышвырнуть хочется.
– Приходилось? – уважительно покосился собеседник.
– Сдерживался, – вздохнул Данилов. – Проклятый гуманизм мешал, да и садиться из-за какого-то идиота не хотелось.
– Это верно. Жизнь одна, а идиотов много, – согласился Георгий. – И все такие умные стали, что просто ужас! Если жалобу не напишут, то в суд подадут. На меня два раза уже подавать хотели.
– Да ну? – не поверил Данилов.
– Что я, врать буду? Про себя хорошее врать полагается. Одну тетку от себореи лечил, у нее реакция на препарат пошла, она ходила тут, орала, какого-то юриста приводила… Пока заглохло, но не исключено, что заявление лежит в суде и ждет своей очереди. А в другой раз больной с псориазом, которому отказали в направлении на ВТЭК, тоже орал в коридоре, что это я неправильно в карту запись сделал, поэтому его обратно завернули, и что он найдет на меня управу в суде. Как будто я решаю этот вопрос! Моя воля была бы – я бы всем им инвалидность дал, на, бери, только успокойся. Эх, надо в косметологию валить, там спокойнее.
– Хорошо только там, где нас нет, – сказал Данилов. – Думаю, что и в косметологии проблем хватает.
– Там зато денег больше, – возразил Георгий. – Есть какой-то материальный резон… Если, конечно, работать в нормальной клинике, а не в каком-то шалмане, где эпиляция – самая сложная процедура.
– И не судится с косметологами только ленивый! – сказала женщина, сидящая сзади. – Вот только вчера по телевизору показывали эту… как ее… ну, ту, что у своего косметолога полтора миллиона отсудила! У вас есть свободных полтора миллиона, Георгий Аслано-вич?
– Были бы – я бы здесь не работал!
– Георгий Асланович, если вам есть, что сказать, то прошу сделать это так, чтобы было слышно всем! – Шум в задних рядах привлек внимание главного врача.
– Я уже все сказал, Марианна Филипповна, – ответил Кобахидзе и до окончания собрания просидел молча.
«Нет, все-таки на «Скорой» было меньше всего маразма», – подумал Данилов, выходя из зала.
«Поручик Голицын, а может, вернемся?»[4] – спросил внутренний голос.
«Не вернемся, – ответил Данилов. – В одну и ту же воду нельзя ступить дважды, и вообще, двигаться можно только вперед, пусть и зигзагами».
Глава третья
Обыск в кабинете
Абсолютного счастья не бывает, так же, как и абсолютного несчастья. Если главный врач из категории «не очень», а заведующая из тех, которые «ну вообще», то медсестра непременно попадется хорошая. Толковая, знающая – и непременно тактичная.
Тактичность в медсестрах ценится врачами особо. Чтобы не лезла с ненужными советами, «блистая» напоказ своим умом перед пациентами, чтобы не спорила с врачом при посторонних, чтобы с посетителями обращалась деликатно. Короче говоря, плохая медсестра – это сплошное горе и страдание, а хорошая – подарок судьбы.
Даниловская медсестра Алла Вячеславовна, строгая на вид дама (очки в тонкой оправе, складки в углах рта, седые волосы стянуты на затылке в тугой узел), работала в диспансере уже двадцать лет. Ветеран-старожил, можно сказать. Сначала сидела на приеме с дерматологом, затем работала в процедурном кабинете, а потом перешла в физиотерапию. Устала от суеты, захотелось работы поспокойнее.
Взаимопонимание с ней у Данилова наладилось сразу, с первого же дня совместной работы, несмотря на большую, почти тридцатилетнюю, разницу в возрасте. Все советы Алла Вячеславовна давала в крайне корректной форме, поучениями нового доктора не грузила и, судя по сложившемуся у Данилова впечатлению, не «стучала» обо всем, что происходит, начальству. А еще она хорошо ладила с пациентами, очень многих знала лично. В общем, можно было благодарить судьбу за такой подарок.
Был четвертый рабочий день Данилова на новом месте.
Понедельник – день тяжелый, но не в физиотерапевтическом отделении, где все идет по плану, по расписанию. Ни одну процедуру нельзя «ускорить», сколько по времени положено, столько она и должна длиться: в одну ванну двух человек одновременно не усадить и в ультрафиолетовую кабину – не впихнуть.
Только пациенты, приходящие на первичный прием по направлению других врачей, могут вносить некоторый хаос и создавать нездоровое оживление в коридоре. Но в подобных случаях на помощь врачу сразу же приходила заведующая физиотерапевтическим отделением.
– У нее же ноль семьдесят пять ставки совмещения за врача, – сказала Данилову Алла Вячеславовна. – Кто же ей даст прохлаждаться, когда в коридоре народу много? Главная очередей не любит. Очереди – причина всех жалоб.
– Так уж и всех? – усомнился Данилов.
– Да на девяносто девять процентов. Чем дольше торчишь в очереди, тем больше заводишься, да еще от других набираешься негатива. И вот уже кажется, что все не так, все раздражает. Разве не так?
– Наверное, так, – согласился Данилов. – Но и от нашего с вами поведения кое-что тоже зависит.
В девять часов, ровно через час после начала работы, дверь кабинета, в котором работал Данилов, открылась, поочередно впустив двух начальниц, валькирий местного значения – заместителя главного врача по медицинской части Ирину Ильиничну и главную медицинскую сестру Анну Петровну. Ирина Ильинична немного уступала Анне Петровне в росте, но изрядно превосходила ее в объеме. В кабинете сразу же стало тесно и запахло тяжелыми, пряными, «вечерними» ароматами. На духах диспансерные начальницы явно не экономили.
– Здравствуйте. – Данилов встал навстречу гостьям, припоминая, как их зовут.
– Доброе утро, – ответила главная медсестра. Заместитель главного врача ограничилась кивком.
– Чем обязан?
– Проверка санэпидрежима, доктор. – Анна Петровна перевела взгляд на медсестру. – Пойдемте, Алла, пройдемся по вашим кабинетам.
Алла Вячеславовна украдкой подмигнула Данилову – не теряйтесь, мол, доктор, – и вышла из кабинета следом за главной медсестрой. Данилов остался с заместителем главного врача.
– Показывайте, – распорядилась та.
– Что именно?
– Все показывайте. Шкафы, ящики столов.
Шкафов было два – для одежды и для документации. Данилов начал с того, что для одежды. Распахнул дверцы и сделал приглашающий жест рукой – прошу, мол.
– Так…– протянула заместитель главного врача, заглядывая в шкаф. – Одежда у вас висит правильно…
Перегородка разделяла шкаф на две половины. Слева висела куртка Данилова и потертая дубленка Аллы Вячеславовны, на верхней полке лежали головные уборы, внизу стояла «уличная» обувь. Справа же висели запасные халаты.
– А колпак вам не выдали, Владимир Александрович? – спросила заместитель главного врача.
– Выдали. Две штуки. Вот.
Данилов достал из кармана висевшего в шкафу халата два чистых, ненадеванных белых колпака и показал их начальству.
– Колпаки выдаются для того, чтобы их носили, – строго заметила Ирина Ильинична.
– Да, конечно. – Данилов надел один из колпаков, а другой убрал обратно в карман халата.
Вообще-то он считал, что в физиотерапии, где не делается ни уколов, ни хирургических манипуляций, можно спокойно обойтись без колпака, но раз уж начальство требует, то почему бы не надеть?
– А что это у вас? – Ирина Ильинична указала пальцем на небольшую кожаную сумку Данилова, висевшую на той же вешалке, что и куртка.
Данилов подумал о том, что заместителю главного врача не очень-то подходит ярко-алый лак для ногтей и губная помада того же цвета. Слишком уж броско, не по-рабочему.
– Сумка, – коротко ответил он.
– Надеюсь, вы не храните в ней скоропортящуюся еду?
– Нет, не храню.
Ирина Ильинична выдержала паузу, явно ожидая, чтобы Данилов открыл сумку и продемонстрировал ей ее содержимое, но Данилов совсем не собирался этого делать. Ничего крамольного, кстати говоря, в его сумке не было – только книжка для чтения в метро и пачка бумажных носовых платков.
– С едой у нас беда! – Открыть сумку сама Ирина Ильинична не рискнула. – Сколько ни говори, все равно держат в кабинетах, забывают, все это тухнет, плесневеет… Ладно, показывайте другой шкаф.
Шкаф с полками, предназначенный для хранения документации, являлся сугубо рабочим, и потому, осматривая его, заместитель главного врача церемониться не стала. Перебрала все бумаги, просунула руку во все закоулки, удостоив своим вниманием и самую нижнюю полку, что при ее комплекции было непросто.
У Данилова сложилось впечатление, что начальство не столько интересуется соблюдением санитарно-эпидемиологического режима, сколько пытается найти нечто недозволенное, причем небольшое по размеру.
На «Скорой» администрацией подстанции изредка устраивались проверки шкафчиков сотрудников на предмет соблюдения санитарно-гигиенических норм, но там старший фельдшер просто заглядывала в шкаф и при необходимости советовала сотрудникам, делящим между собой шкаф, в нем прибраться. Выкинуть заплесневевший батон хлеба, протереть полки или еще что-то в этом роде. Шкафчики осматривались, но не обыскивались.
– Ну что ж, шкафы у вас более-менее в порядке, – констатировала заместитель главного врача, оглядывая свои пальцы. – Теперь показывайте, в каком состоянии ваши столы.
Содержимое ящиков было осмотрено заместителем главного врача быстро, но тщательно. В движениях чувствовалась сноровка бывалой шмональщицы.
– Ирина Ильинична, вы ищете что-то конкретное? – не выдержал Данилов.
– Нет, просто смотрю. А почему это вас волнует?
– Не волнует, совершенно не волнует. Просто я подумал, что если вы ищете что-то конкретное, так я могу сразу сказать, есть здесь это или нет.
– Я проверяю соблюдение санэпидрежима! – отчеканила Ирина Ильинична. – Это мое право и моя обязанность!
– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Данилов, чувствуя, как затылок начал наливаться тяжестью. – И право, и обязанность.
«Пока сидел дома – голова не болела, – усмехнулся он про себя. – Стоило выйти на работу, и вот… Или же это от ее духов? Аромат из серии «мы умрем, а запах останется». Ладно, последуем заветам Карлсона – спокойствие, только спокойствие».
Когда ящики были осмотрены, заместитель главного врача вытащила из-под стола, за которым сидел Данилов, пластиковую корзину для мусора, поставила ее на стол, взяла со стола медсестры деревянную линейку и переворошила с ее помощью скудное содержимое корзины – несколько смятых бумажек, после чего вернула корзину на место. Ту же самую процедуру она повторила с мусорной корзиной Аллы Вячеславовны, а затем заглянула в мусорное ведро, стоявшее около раковины.
«Ни хрена себе! – изумился Данилов. – В мусоре-то какого черта ковыряться? Мусор же выбрасывается из кабинетов ежедневно, если не два раза в день, а не хранится, нарушая пресловутый санэпидрежим. Нет, тут дело нечисто, что-то темнит дорогое начальство. Интересно, что же она на самом деле ищет?»
Вариантов было много.
У кого-то из сотрудников пропал кошелек с крупной суммой денег, и администрация решила своими силами найти вора? Детский сад какой-то, очевидное-невероятное.
Администрация заподозрила в новом докторе тайного наркомана или алкоголика и решила узнать, не прячет ли он в кабинете запретных жидкостей или порошков? Ну, с натяжкой, конечно, но такое допустить можно, мало ли разного идиотизма на белом свете…
Или это действительно такое вот тихое санитарно-эпидемиологическое помешательство местного значения? Развлечение для посвященных? «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать»? Тогда дело плохо. Шизанутая администрация – наихудший вариант, ибо она совершенно непредсказуема.
– Наш диспансер всегда был и остается на хорошем счету благодаря четкой работе и соблюдению всех положенных правил, – сообщила заместитель главного врача, проверяя рукой, не спрятано ли что за радиатором отопления.
Данилов посмотрел ей в глаза и подумал о том, что так его, чего доброго, попросят и карманы вывернуть – а ну как где-то крошки остались или кусок колбасы? Глаза у Ирины Ильиничны были маленькие, недружелюбные. Под глазами – мешки, красный бугристый нос весь в прожилках мельчайших кровеносных сосудов. Или нелады со здоровьем у человека, или поддает хорошенько.
Даниловскими карманами заместитель главного врача не заинтересовалась. Или постеснялась, или то, что она искала, в карманах не носят. Закончив осмотр, тщательно, дважды намылив, вымыла руки, так же тщательно вытерла их казенным вафельным полотенцем с большим черным штампом «КВД № 1» и разрешила:
– Продолжайте работать.
– Спасибо, Ирина Ильинична, – немного иронично ответил Данилов, но его ирония осталась незамеченной.
Оставшись в одиночестве, Данилов открыл окно, чтобы проветрить кабинет. Проветривал несколько минут, выстудил, но от липкого запаха так и не избавился. От свежего воздуха тяжесть в затылке исчезла, и на том спасибо.
Вернувшуюся медсестру Данилов прежде всего спросил:
– Что это было, Алла Вячеславовна?
– Проверка санэпидрежима, Владимир Александрович. Разве вам не сказали? – Лицо Аллы Вячеславовны было серьезным, но в глазах сверкали веселые искорки. – Там к нам женщина сидит от доктора Базаровой. Псориаз на ПУВА-терапию[5].
– Пусть заходит. – Данилов сел за стол и нажал кнопку на стене у стола, чтобы над дверью кабинета зажглась приглашающая надпись: «Входите».
– Можно к вам, доктор?
Большинство пациентов делится на две категории – слишком вежливые и не слишком вежливые. Слишком вежливые, даже если над дверью светится «Входите», непременно осведомятся, можно ли войти, как будто врач никого не приглашал. Не слишком вежливые прут напролом, невзирая ни на надписи, ни на то, что врач может заниматься другим человеком. В меру вежливые люди попадаются нечасто. Золотая середина – вообще редкое явление. Спасибо и на том, что хоть редко, но бывает.
– Ах, я болею псориазом миллион лет, но мне каждый раз приходится перебарывать себя, чтобы явиться в диспансер, – тараторила пациентка, пока Данилов писал. – Мне как-то не по себе, брезгливо, противно. Сразу вспоминается из Есенина: «Гармонист спиртом сифилис лечит, что в киргизских степях получил». Помните эти строки, доктор?
– Не помню, – покачал головой Данилов, не прекращая своего занятия. – Стихами особо не увлекаюсь. Но причина вашего беспокойства мне, скажу честно, непонятна.
– Да мне и самой непонятно, доктор, – закивала пациентка. – Но это подсознательное. Или бессознательное? Как правильно?
– Что правильно? – Данилов перестал писать и поднял взгляд.
– Как правильно говорить – подсознательное или бессознательное?
– Без разницы.
Данилов вернулся к писанине.
– Это слово «венерический» в названии… Оно сразу же настраивает на определенный ход мыслей, – все не унималась пациентка. – А еще сюда приходят вшивые и чесоточные, бррр. Мороз по коже! Я даже летом хожу сюда к вам только в перчатках. Пусть на меня смотрят как на идиотку, зато я ничего не подцеплю!
– Да у нас невозможно ничего «подцепить», Ирина Ивановна, – сказала Алла Вячеславовна. – Чтобы «подцепить» – это постараться надо. Вот сколько лет работаю в диспансере, а ничего не «подцепила».
– Понимаю, понимаю, – снова закивала Ирина Ивановна, – но я ничего не могу с собой сделать. А тут недавно я слышала, что в Москве целую семью прокаженных нашли…
– И не недавно, а год назад, и не в Москве, а в Подмосковье, и не целую семью, а одну женщину.
– Не в нашем районе?
– Нет.
– Ну, слава богу, а то я уже в трамваи и автобусы садиться боялась… Надо бы еще к невропатологу сходить, пусть выпишет успокоительное. У меня во время обострений нервы совсем расшатываются…
«Лучше сразу к психиатру!» – подумал Данилов, но озвучивать свою мысль не стал, зная, что толку не будет, только скандал. Совет проконсультироваться у психиатра зачастую воспринимается нашими людьми как оскорбление. За границей, говорят, дело обстоит совсем по-другому. На то она и заграница.
Пациенты шли один за другим, время летело незаметно. Когда их поток иссяк, Алла Вячеславовна вернулась к теме утреннего обыска.
– Наше начальство очень беспокоится насчет того, что доктора могут заниматься частной практикой, – сказала она. – Поэтому и трясут регулярно все кабинеты. Ищут у докторов «свои» шприцы, катетеры, растворы для промываний, таблетки всякие. Да, таблетки тоже. У нас одно время доктор Жирмунская работала, так у той в коробках на шкафу целая аптека была. Самые что ни на есть крутые антибиотики. И существенно дешевле, чем в аптеке.
– С чего такой альтруизм? – полюбопытствовал Данилов.
– Никакого альтруизма, Владимир Александрович, у нее дочь на большом аптечном складе работала и заодно товар тырила. А мать здесь, в диспансере, продавала. Семейный бизнес. Потом на дочку уголовное дело завели, она насчет матери раскололась, милиция к нам приходила, Жирмунская уволилась в один день.
– Уволилась или Марианна Филипповна поспешила от нее избавиться?
– Не знаю. Ушла она, короче, такие вот дела. После ее ухода кабинеты еще усердней трясти стали. И чаще.
– А «чаще» – это как?
– Пару раз в месяц, это как пить дать! Иногда могут и пустой кабинет осмотреть. Как говорится, всегда начеку.
– И что, никто в диспансере «левых» больных не лечит? – усомнился Данилов.
– Почему не лечит? – улыбнулась медсестра. – Лечат, конечно. Но только те, кому можно, на чьи дела администрация сквозь пальцы смотрит. Есть у нас несколько таких сотрудников. Имен я называть не буду, не в моих это правилах, но такие есть. Они свое дело знают, с Марианной Филипповной делятся, не иначе, потому и работают без помех.
– Но ведь я же не венеролог и не уролог, а физиотерапевт. – Данилов дал выход удивлению. – Чего ради мой кабинет так тщательно обыскивать?
– А кто может сказать, что у вас на уме? – вопросом на вопрос ответила Алла Вячеславовна. – Может, у вас хобби такое – уретриты лечить? У нас все под подозрением. Вы думаете, что главная сестра столько времени делала? По нашим кабинетам ходила, а вдруг вы что нелегальное под ванну спрятали или в кабину засунули?
– Никогда бы не подумал! – покачал головой Данилов.
– Жизнь любит удивлять. Я куда старше вас и то каждый день чему-нибудь да удивляюсь. Не без этого. Вы не представляете, какой шум у нас поднимается, если в мусорке вдруг неутилизированный шприц обнаружится. «Ах, как же так! Кругом ВИЧ, а вы тут шприцы использованные разбрасываете!»
– Ну это в общем-то серьезное нарушение – шприцы где попало, – возразил Данилов, старавшийся всегда смотреть на вещи справедливо и непредвзято. – И где быть ВИЧ, а также гепатитам и сифилису, как не в КВД?
– Так-то оно так, правда ваша, – вздохнула Алла Вячеславовна. – Только вот любимчикам можно полное ведро шприцов иметь и слова им никто не скажет, а других за один-единственный распять норовят. До полного маразма доходит. Лена Лыткарина решила штемпельную подушку «реанимировать» и, чтобы руки зря не пачкать, вытянула шприцом немного краски из пузырька и покапала на подушку. Шприц, естественно, швырнула в ведро. Не в лотке же его замачивать, он же с биоматериалом не контактировал, верно?
– Верно.
– Да и лоток пачкать краской незачем. Так за этот шприц и Лена, и доктор Тамара Наумовна, с которой Лена работает, по выговору получили, с лишением премии. Вот такие дела у нас творятся. А вы небось думали, что в приличное место попали?
– Приличные места, Алла Вячеславовна, существуют только в нашем воображении, – улыбнулся Данилов. – Поверьте бывалому человеку. В каждой палатке свои неполадки. И начальство далеко не всегда бывает вменяемым. Люди вообще далеки от совершенства. Что ж теперь, не работать нигде? Тем более что отбивать кусок хлеба у своих коллег и лечить здесь кого-то левым образом от сифилиса я не собираюсь.
– А вам этого и не надо, – рассмеялась медсестра. – Вы можете частный солярий открыть – пускать народ в ультрафиолетовую кабину позагорать за деньги.
– Что, и такое бывало?
– Здесь только мужики не рожали, Владимир Александрович, а все остальное случалось. Работал у нас доктор по фамилии Музыка, с ударением на «ы», так он завел такую моду. И медсестру подбил на соучастие, деньги они вроде как пополам делили. Только недолго музыка играла – Ангелина Александровна быстро просекла это дело и пресекла. Уволили разом обоих – и врача, и сестру. Ангелина Александровна – она такая. Из кабинета не вылезает, но все про всех знает.
– Как Ниро Вульф, – пошутил Данилов.
– Не знаю такого. Артист, наверное?
– Нет, герой детективов, который раскрывал преступления, не выходя из дома. Помощник собирал ему сведения.
– Вот, это как раз наш случай, – кивнула Алла Вячеславовна, – только у нас за помощника Лидия Михайловна.
Лидия Михайловна, суетливая дамочка бальзаковского возраста, лицом смахивающая на барсука, была старшей медсестрой физиотерапевтического отделения. Амплуа начальственной наушницы и наперсницы было прописано на ее лбу огромными буквами.
– Вы с ней поаккуратнее, она очень злопамятная и приметливая.
– Я сам злопамятный, дальше некуда, – отшутился Данилов. – И приметливый до невозможности. Только не всегда люблю говорить о том, что примечаю.
– Это правильно, – одобрила Алла Вячеславовна. – У нас любители языком почем зря трепать надолго не задерживаются.
– А еще кто у нас не задерживается?
– Те, кто любят права качать. Ох как наша администрация этого не любит.
«Влип ты, Вольдемар, поздравляю, – мысленно сказал себе Данилов. – Это ж какое счастье надо иметь, чтобы искать столько времени и найти в итоге такое чудное место?»
Со счастьем у Данилова всегда было как-то не очень. Не без того, конечно, но и особо хвастаться нечем.
Глава четвертая
Сорок четыре креста
«Четыре креста, четыре креста, без вас моя жизнь легка и проста», – пелось в одной старой песне.
Что такое «четыре креста» – известно всем. Анализ крови на реакцию Вассермана выявляет наличие сифилиса. «Крестов» в этом анализе может быть от одного до четырех. Один крест – реакция сомнительная. Два – слабая положительная реакция, означающая наличие сифилиса. Три – уверенная реакция, а уж все четыре – это свидетельство того, что возбудитель сифилиса присутствует в организме длительное время. Как раз такой сифилис принято называть вторичным.
Если во многих анализах, взятых у разных людей, вдруг «вылезают» «четыре креста», то врачам-венерологам впору хвататься за голову. Это означает, что в районе обслуживания произошел резкий скачок заболеваемости сифилисом, и хлопот будет полный рот и даже сверх того. Да и за плохую профилактическую работу влетит.
Причиной «эпидемии сифилиса» стал профессор Рубанько, заведующий кафедрой кожных и венерических болезней, частично базирующейся в одиннадцатом диспансере. Не той кафедры, на которой производится усовершенствование и переобучение врачей, а университетской, занимающейся обучением студентов.
Профессор Рубанько написал очередную монографию… Нет, точнее сказать – аспиранты профессора написали своему шефу очередную монографию, умную научную книгу. Все, кто в теме, прекрасно знают, что умные научные книги чаще всего пишутся не теми, чье имя первым красуется на обложке, а теми, чьи фамилии там вообще не красуются или указаны в самом конце длинного списка соавторов. Короче говоря, пишутся эти книги ассистентами и аспирантами, иногда даже – талантливыми клиническими ординаторами. Профессорам книги писать некогда – у них других дел «по гланды», как говорил небезызвестный подполковник милиции Давид Гоцман. Лекции, конференции, симпозиумы, семинары, ученые советы, руководство аспирантами, кафедральная текучка… Всего так сразу и не перечислить. Занятый, занятый народ профессора, особенно если они еще и кафедрами заведуют.
Итак, два умных-разумных аспиранта третьего года, без пяти минут кандидаты медицинских наук, написали своему дорогому и любимому научному руководителю книгу «Особенности терапии генитального герпеса в условиях полярного климата». Остались сущие пустяки – внимательно вычитать работу и исправить возможные ошибки. Аспиранты – не профессора, им пока еще свойственно ошибаться.
Времени на исправление ошибок у профессора Рубанько не было – его ждал очередной высоконаучный симпозиум в Милане. «Сырую» монографию заведующий кафедрой передал для вычитки и правки доценту Левинской, добавив при этом:
– Поторопитесь по возможности, Анжелика Вадимовна!
«Поторопитесь по возможности» на языке заведующего кафедрой означало: «Это надо было сделать еще позавчера». Вычитка научной работы – дело серьезное и ответственное. Если пропустишь ошибку или какой-нибудь ляп, шеф этого не простит. Зачморит, загнобит, заклюет, загрызет… Замучает, короче говоря.
Вернувшись из сто четырнадцатой больницы, в которой базировалась основная часть кафедры, к себе в одиннадцатый кожвендиспансер, Левинская первым делом разыскала ассистента Фомичевскую.
– Светлана Александровна, я дня три буду очень занята, срочное поручение от шефа, так что прошу вас заняться моими гавриками.
– Побойтесь бога, Анжелика Вадимовна! – возмутилась Фомичевская. – У меня своих групп до… хватает, да еще три Регининых! Куда мне еще ваших гавриков деть?
– Светлана Александровна, я же сказала – у меня срочное дело!
– У вас срочное дело, у Регины младшая сестра замуж выходит, а я должна за всех отдуваться?!
– Светлана Александровна, я не интересуюсь вашим мнением! – Левинская набычилась и грозно сверкнула глазами. – Я даю распоряжение.
– Лучше дайте мне яду! Чтобы я умерла и больше не мучилась!
В споре между вышестоящими и нижестоящими почти всегда побеждают те, кто выше. Диалектика. Через несколько минут Фомичевская стояла в коридоре и прикидывала, как бы ей половчее совместить несовместимое – и всех «подкидышей» охватить и от перегрузок не умереть. «Ничего, это всего несколько дней», – подумала она, следуя мудрому принципу «если насилие неизбежно, то надо расслабиться и постараться получить удовольствие».
Какая, по большому счету, разница – с одной группой вести занятие или с двумя? Разницы никакой, но вот с тремя группами одновременно занятие не провести. И в кабинет столько студентов элементарно не поместится, разве что стоя, и о дисциплине можно сразу позабыть. Отпустить одну из групп на все четыре стороны нельзя, а вдруг проверка из деканата нагрянет?
После недолгих размышлений Фомичевская направилась в лабораторию, к заведующей.
– Людмила Николаевна, выручайте, – взмолилась она. – Всего на три дня! Только три дня! Умоляю! Безвыходная ситуация!
Поняв, что речь идет не об одалживании денег, Людмила Николаевна пошла навстречу:
– Конечно, присылайте своих студентов, Светлана Александровна. Я проведу их по лаборатории, а потом займу делом. Пусть помогут девочкам заполнять бланки.
– Каждый день будет новая группа.
– Тем лучше – не успеет надоесть наша рутина. Не беспокойтесь, все будет в порядке.
– Ах, Людмила Николаевна, я у вас в долгу! В неоплатном.
– Не переживайте, Светлана Александровна. Как говорится, «свои люди – сочтемся».
Дочь Людмилы Николаевны училась на третьем курсе лечебного факультета и планировала пойти в клиническую ординатуру по дерматовенерологии. Клиническая ординатура по дерматовенерологии ценна тем, что через нее пролегает усыпанный золотом и бриллиантами путь в косметологи. Ах, косметология… Что такое молочные реки и кисельные берега в сравнении с этой чудесной специальностью! Красота вечна, красота преходяща, красота – великая сила. Красота требует жертв, красота их получает! Попутно получают свое косметологи, и получают, надо сказать, неплохо.
Назавтра Людмила Николаевна получила первую группу, состоявшую из четырех юношей и пяти девушек. Это была самая веселая группа потока, состоявшая из отборных весельчаков, креативных и беззаботных.
Во время получасовой экскурсии по лаборатории студенты вели себя нормально. В юных сердцах студентов теплилась надежда на то, что, закончив свой рассказ, заведующая лабораторией их отпустит.
Надежды не оправдались – Людмила Николаевна обещала Фомичевской продержать группу в лаборатории все положенное время и от обещания своего отступать не собиралась. Надежды молодости не сбылись – после знакомства с лабораторией студентов усадили за нудную рутинную писанину.
– Каждое дело нужно прочувствовать изнутри! – сказала им заведующая лабораторией. – Увидеть его изнанку, понять…
– Понюхать и облизать! – подсказал один из студентов.
– Делу время – потехе час! – насупилась Людмила Николаевна. – До двенадцати часов у вас время дел! Потеха будет потом.
Последняя фраза оказалась пророческой, только Людмила Николаевна об этом еще не знала. И даже не догадывалась.
Сидеть и заполнять бланки анализов скучно, особенно если этим бланкам, то есть этим анализам, конца-края не видать. Так и подмывает внести в это унылое занятие какое-нибудь разнообразие. Студенты и добавили, проставив во всех, без исключения, бланках анализов на реакцию Вассермана положительный, «четырехкрестовый» результат. Гулять так гулять, шутить так шутить! И сами же, доводя шутку до логического конца, разложили готовые бланки по врачебным ячейкам.
Почтальонов, разносящих результаты анализов, в медицинских учреждениях нет. При лабораториях имеются стеллажи с подписанными ячейками – секциями, своего рода «почтовыми ящиками». У каждого врача в амбулаторных учреждениях и у каждого отделения в стационарных есть своя ячейка, куда ежедневно выкладываются «свежие» результаты анализов.
Предусмотрительность была совершенно не лишней. Если бы раскладкой результатов по ячейкам занялся бы кто-то из лаборанток, то они бы случайно могли обратить внимание на нехарактерное обилие «положительного Вассермана» и испортить своей бдительностью всю шутку.
Шутка удалась – анализы беспрепятственно ушли по назначению, к врачам. Врачи конечно же слегка удивились тому, что сегодня, как гром среди ясного неба, выявилось аж два десятка больных сифилисом, но чего только не бывает в жизни. «У меня – обвал, зато у других, наверное, ни одного», – подумал каждый врач и продолжил работать.
Положительная реакция Вассермана – еще не повод для выставления диагноза «сифилис». Требуется уточнение при помощи других, более специфичных и более достоверных реакций с труднопроизносимыми названиями – реакции иммунофлюоресценции, реакции иммобилизации бледных трепонем, реакции пассивной гемагглютинации, иммуноферментного анализа…
– Что-то много сегодня сифилиса! – сказал в курилке венеролог Рогожкин.
– И не говори, – согласилась дерматолог Бычкова, – у меня все сегодняшние анализы пришли положительные.
Диспансерная курилка представляла собой подвальный тупик, в котором стояли две списанные медицинские банкетки, урна для окурков и, как дань противопожарной безопасности, ведро с песком. То, что говорилось в курилке, было слышно во всем подвале.
– Что за день такой? – удивилась старшая сестра венерологического отделения Лариса Владимировна, вышедшая из стерилизационной, тоже находившейся в подвале. – Все сестры то и дело прибегают звонить по городскому – на пересдачу приглашать.
– По поводу сифилиса? – спросил Рогожкин.
– Нет, Евгений Викторович, по поводу расходящегося косоглазия! – съязвила Лариса Владимировна и ушла, стараясь как можно соблазнительнее покачивать бедрами.
Лариса Владимировна уже второй год пыталась обаять холостого, симпатичного (ну вылитый Николас Кейдж!) и довольно обеспеченного (а разве существуют бедные венерологи?) доктора Рогожкина. Перешла на дорогую косметику, сменила парикмахера, начала регулярно ходить в фитнес-клуб и даже купила восхитительный шелковый комплект постельного белья, стоивший совершенно умопомрачительных денег – в расчете на дальнюю перспективу. Увы, Лариса Владимировна и ближней перспективы не увидела. Рогожкин мог пофлиртовать, мог рассказать анекдот, мог подбросить после работы до дома (все равно по пути, садитесь, Лариса Владимировна), но ни при каких обстоятельствах не переходил грани, знаменующей начало отношений. Лариса Владимировна проштудировала кучу пособий и руководств, посвященных животрепещущему вопросу, и все они советовали чередовать активные атаки (по существу – домогательства) с периодами показной холодности. Утверждалось, что такая практика непременно разожжет ответную страсть в мужской душе. Когда именно это случится, авторы умных книг предусмотрительно не сообщали.
Сейчас как раз был период «показной холодности», правда, Рогожкин об этом не знал. Так же, как и не знал о коварнейшем плане, в результате которого он имел шанс проснуться после грядущей новогодней вечеринки в квартире Ларисы Владимировны, на том самом шелковом, дождавшемся своего часа белье. План был продуман, просчитан, многократно прокручен в уме и сулил коварной соблазнительнице непременный успех. Она продумала все-все-все, ведь в таких делах мелочей не бывает. И даже заготовила первую фразу, которую Рогожкину предстояло услышать после пробуждения. От этой фразы Лариса Владимировна просто млела. «Милый, я готова на все, что ты захочешь…» Ну разве какой-нибудь мужчина сможет устоять перед соблазном сразу же озвучить свои желания и немедленно их осуществить? А дальше все пойдет как по маслу: в спальне – трельяж, в вазе – грильяж, а у нас – марьяж.
– Хрень какая-то, – Рогожкин погасил наполовину выкуренный «Парламент–лайт» и поднялся в лабораторию, разбираться.
Людмила Николаевна терпеть не могла, когда кто-то из других сотрудников (разумеется, кроме главного врача и его заместителей) вмешивался в лабораторные дела. К тому же после четвертой за сегодня чашки крепкого кофе у нее разболелась голова. Сама виновата – надо было в кофе коньячку капнуть или рижского бальзама.
Рогожкину даже не дали толком озвучить свои претензии.
– Людмила Николаевна, что-то подозрительно много «RW-положительных» сегодня. У вас все в порядке? – только и успел сказать он.
Читать бесплатно другие книги:
