Ночной шторм Теорин Юхан
— Чего ты боишься? — спросил Томми. — Что они перекроют дорогу?
Хенрик покачал головой:
— На всякий случай.
На часах была половина второго, но Хенрику совсем не хотелось спать. Напротив, он весь был напряжен. Сердце стучало как безумное. Им удалось. Удалось ограбить дом и скрыться. Как в старые добрые времена с Могге.
— Мы должны это повторить, — сказал Томми, выезжая на восточную дорогу. — Это было проще простого.
— Да, просто — но мы все же разбудили хозяев, — заметил Хенрик.
— Плевать, — небрежным тоном произнес Томми. — Главное, что мы успели вовремя смыться.
Увидев знак поворота, он резко затормозил и вывернул руль.
— Ты куда? — спросил Хенрик.
— Кое-что надо сделать, прежде чем ехать домой.
Вскоре показалось высокое каменное здание, окруженное деревьями. Его освещали редкие фонари.
— Церковь, — прошептал Хенрик.
Это была средневековая церковь в Марнэсе. В ней венчались его дедушка и бабушка много лет назад.
— Она открыта? — спросил Томми, проезжая мимо церкви и останавливаясь в тени деревьев неподалеку. — Обычно они открыты.
— Но не ночью же, — ответил Хенрик.
— Ну, тогда придется взломать.
Хенрик покачал головой.
— Я не пойду, — сказал он.
— Почему?
— Идите одни.
Хенрик не собирался рассказывать братьям Серелиус о венчании бабушки и дедушки в этой церкви. Он только угрюмо посмотрел на Томми, и тот кивнул:
— О'кей, тогда стой на шухере. Но если мы найдем что-то ценное, то это будет наше. Понятно?
Томми взял рюкзак с инструментами и вместе с Фредди исчез в темноте. Хенрик откинулся на спинку кресла и стал ждать. Грузовик окружала полная темнота. Хенрик подумал о бабушке, которая выросла в этих местах.
Дверца машина внезапно открылась, и Хенрик дернулся.
Это был Фредди. Глаза у него горели.
— Брат сейчас будет, — проговорил он. — Смотри! Они лежали в шкафу, в этом, как его… алтане?
— Алтаре, — поправил Хенрик.
— Как ты думаешь, сколько они могут стоить?
Хенрик посмотрел на старинные подсвечники в руках Фредди. Четыре штуки. На вид серебряные. Должно быть, именно в них стояли свечи в день свадьбы бабушки.
Через некоторое время вернулся Томми. С него градом лил пот, но видно было, что он доволен. Когда Томми плюхнулся на пассажирское сиденье, послышался звон монет.
— Ты веди, — бросил он Хенрику. — Я должен их посчитать.
У него в руках был пакет, содержимое которого он вывалил на сиденье рядом с собой. Хенрик увидел монеты и купюры.
— Это из ящика для пожертвований, — сказал Томми. — Он стоял прямо у входа.
— Сотенные, — сказал Фредди, присвистнув.
— Я их пересчитаю, — прибавил Томми и посмотрел на Хенрика. — Но не забывай, что награбленное в церкви — только наше.
— Оставьте себе, — проговорил Хенрик.
Возбуждение прошло. Он чувствовал себя отвратительно. Грехом было вломиться в церковь и украсть сделанные бедными пенсионерами пожертвования, которые должны были пойти голодающим детям в Африке. Это ужасно. Но что сделано, то сделано.
— Что это? — спросил Томми, имея в виду ружье на полу.
— Нашел на вилле, — ответил Хенрик.
— О черт, это старый маузер, — присмотревшись, сказал Томми. — Коллекционеры его любят. А некоторые до сих пор с таким ружьем ходят на охоту.
Он с любопытством оглядев ружье, снял его с предохранителя.
— Осторожнее! — предупредил Хенрик.
— Спокойно. Я умею обращаться с ружьем.
— Знаешь толк в оружии?
— Конечно. Мы с папашей охотились на лосей. Когда он не был в запое, конечно.
— Тогда забирай себе, — предложил Хенрик, заводя машину. Не включая фар, он поехал обратно.
Помолчав некоторое время, он сказал:
— С этими скоро надо кончать.
— С чем? — непонимающе произнес Томми.
— С налетами.
— Осталось немного. Всего четыре вылазки.
— Две, — возразил Хенрик. — Я поеду с вами только два раза.
— О'кей, куда?
— Пасторский дом… и Олудден.
— Олудден? Тот, что посоветовал Алистер?..
Хенрик кивнул, хотя продолжал верить, что двигал стаканом вовсе не Алистер, а Томми.
— Да, — кивнул в свою очередь Томми, — надо проверить его слова…
— И на этом закончить, — твердо сказал Хенрик.
Он мрачно смотрел на пустую дорогу. Черт, все было совсем не так, как с Могге. Кража в церкви была не к добру. Пора с этим завязывать.
10
— Полиция вернулась в Марнэс, и мы будем тщательно следить за порядком на севере Эланда, — объявил комиссар Хольмблад, которому поручили произнести торжественную речь по случаю открытия участка. Он обвел взглядом дюжину слушателей, собравшихся на холодном ветру на открытие полицейского участка — журналистов, коллег и случайных прохожих, — и продолжил: — Участковый полицейский это не просто полицейский… Его можно сравнить с констеблем в прошлые времена, который знал каждого жителя своего района. Конечно, жизнь стала сложнее, но личный контакт по-прежнему играет важную роль. Наши полицейские получили прекрасную подготовку. Их долг — наладить хороший контакт с местными жителями и предприятиями и обращать особое внимание на подростковую преступность.
Хольмблад снова оглядел присутствующих и добавил:
— Вопросы?
— Что вы собираетесь сделать с граффити на площади? — спросил пожилой мужчина из толпы. — Это выглядит омерзительно.
— Полицейские арестуют каждого, кто будет пойман за этим занятием, — ответил комиссар. — У нас есть право обыскивать этих рисовальщиков и отбирать у них краску, так что мы не намерены терпеть такие выходки. Но должен напомнить вам, что вандализм — это проблема не столько полиции, сколько школы и семьи.
— А кражи? — спросил другой мужчина. — Все эти кражи со взломом в церквях и на дачах?
— Раскрытие краж — один из наших главных приоритетов. Мы делаем все, чтобы поймать преступников.
Тильда стояла позади шефа, как манекен на витрине. От волнения у нее онемела спина, но она старалась держать осанку. Тильда была единственной женщиной среди присутствующих, и больше всего ей хотелось оказаться подальше от полицейского участка. Подальше от этого холодного ветра. Подальше от неудобной униформы, сдавливавшей шею и грудь. Подальше от своего нового коллеги Ханса Майнера.
Йоаким Вестин написал письмо в газету «Эланд-постен», в котором рассказал об ошибке, которую Тильда допустила. Он не назвал ее по имени, но после той заметки Тильда явственно ощущала на себе неодобрительные взгляды прохожих. Они смотрели на нее осуждающе. А вчера Хольмблад позвонил ей и сказал, что она должна сопровождать его в Олудден, чтобы извиниться.
— И наконец, у меня есть кое-что для наших полицейских Ханса Майнера и Тильды Давидсон. Ключи от участка и вот это… — Хольмблад поднял плоский прямоугольный коричневый сверток с пола, развернул его и продемонстрировал картину, на которой был изображен парусник в шторм. — Это подарок от Боргхольма. Картина символизирует, что все мы сидим в одной лодке.
Комиссар торжественно вручил картину и ключи Майнеру и Тильде. Майнер отпер дверь и жестом пригласил всех войти внутрь. Тильда отступила в сторону, пропуская мужчин вперед.
В участке было чисто. Натертый пол сиял. На стенах появились карты Эланда и Балтийского моря. Один из заказанных Хольмбладом бутербродных тортов стоял на столике для кофе.
На столе Тильды уже горой лежали бумаги. Она взяла одну из папок и подошла к своему коллеге. Майнер с аппетитом ел торт. С набитым ртом он умудрялся рассказывать о чем-то другим полицейским из Боргхольма. Видимо, что-то смешное, потому что они смеялись.
— Ханс, у тебя есть минутка?
— Конечно, Тильда. — Майнер улыбнулся коллегам и повернулся к ней. — В чем дело?
— Я хотела поговорить о твоем сообщении.
— Каком сообщении?
— О смертельном случае на хуторе Олудден. Помнишь?
Она протянула его листок, полученный в тот день от Майнера, — ее единственное алиби.
Три имени были написаны на листке. Ливия Вестин, Катрин Вестин и Габриэль Вестин.
Рядом с именем Ливии стоял крестик.
— Да, — кивнул Майнер. — Эту информацию мне дали в Боргхольме.
— Именно. И я просила тебя отметить имя погибшей. Помнишь?
Майнер больше не улыбался.
— И?
— Ты поставил крестик напротив имени Ливия.
— И?
— Это была ошибка. Утонула ее мать, Катрин Вестин.
Майнер равнодушно сунул в рот несколько креветок.
— Хорошо, — сказал он, не переставая жевать. — Я ошибся. Даже полицейские иногда ошибаются.
— Да, но это был твоя ошибка, не моя, — сказала Тильда.
Майнер посмотрел на нее в упор.
— Так ты мне не доверяешь?
— Доверяю, но…
— Ну вот и хорошо.
— Вы знакомитесь? — вмешался комиссар Хольмблад.
— Пытаемся, — кивнула Тильда.
— Хорошо… Не забудь, что у нас еще сегодня дела, Тильда, — с улыбкой добавил Хольмблад и направился к репортерам.
Майнер похлопал Тильду по плечу.
— Коллеги должны доверять друг другу, Давидсон, — сказал он. — Ты согласна?
Тильда кивнула.
— Хорошо, — сказал Майнер. — Ошибка или нет — полицейский всегда должен быть уверен в том, что в случае чего получит подкрепление.
Тильде хотелось оказаться далеко отсюда.
Получасом позже, когда три торта были съедены, а четвертый убран в холодильник, Хольмблад подошел к Тильде:
— Пора ехать. Возьмем мою машину.
Они остались вдвоем в участке. Ханс Майнер уехал одним из первых.
К тому времени Тильда решила даже не пытаться узнать его лучше.
Она сняла с себя полицейскую фуражку, заперла участок и пошла за Хольмбладом к машине.
— Мы не обязаны наносить этот визит, — пояснил Хольмблад. — Но Вестин пару раз звонил в Кальмар и спрашивал меня или кого-то из руководства. Поэтому я думаю, что нам лучше лично с ним поговорить.
Комиссар завел машину и, вырулив на дорогу, продолжил:
— Главное — избежать внутреннего расследования. Наш визит может помочь прояснить недоразумение.
— Я звонила Вестину через пару дней после трагедии, но он отказался со мной разговаривать.
— Я попробую с ним поговорить. Может, он поймет. Извинения тут не помогут.
— Мне не за что извиняться, — заметила Тильда. — Это не я ошиблась в имени. Коллега дал мне листок с неверной отметкой.
— Да? Но о смерти родственников людям нельзя сообщать по телефону. Нам всем придется нести ответственность, если выяснится, что это правило было нарушено.
— Понятно.
Они выехали из Марнэса и поехали на юг по направлению к Олуддену. Дорога была абсолютно пустой.
— Я много думал о том, чтобы приобрести дом на острове, — сказал Хольмблад, обводя взглядом пляж. — Здесь, на восточном побережье.
— Вот как?
— Здесь очень красиво.
— Да, — согласилась Тильда. — Семья моего отца родом отсюда.
— Поэтому ты сюда вернулась?
— Это было одной из причин. Работа меня тоже устраивала.
— Работа? Работа только начинается.
Через пару минут они увидели указатель на Олудден и свернули.
С дороги хорошо были видны маяки. И даже днем было видно красное мигание на фоне серых облаков.
Хольмблад подъехал к дому и заглушил мотор.
— Помни, что тебе не нужно ничего говорить.
Тильда кивнула. Как всегда, самые молодые должны молчать. Точно так же было у нее дома за обеденным столом, когда говорить должны были только старшие, а младшие — слушать.
«В свете дня хутор гораздо уютнее, — подумала Тильда, — но все равно он слишком большой, чтобы чувствовать себя здесь комфортно».
Хольмблад постучал в стеклянное окно, и через пару минут дверь открылась.
— Добрый день, — сказал комиссар. — Вот и мы.
Лицо Йоакима было бледным и осунувшимся.
В свои тридцать четыре года он выглядел на все пятьдесят. Усталый взгляд, темные круги под глазами. Он кивнул Хольмбладу и, даже не взглянув на Тильду, сказал:
— Входи.
Вестин исчез в темноте, и они пошли за ним. В доме было чисто и убрано, но все равно у Тильды возникало ощущение полной заброшенности.
— Кофе? — предложил Вестин.
— Спасибо, не откажемся, — сказала Тильда.
— Вы одни дома? Только вы и дети? — спросил Хольмблад. — Никаких родственников?
— Моя мать нас навещала. Но она вернулась в Стокгольм.
Возникла пауза. Хольмблад поправил форму.
— Мы хотим сказать, что сожалеем… Такие вещи не должны происходить. Мы нарушили правила сообщения о смерти…
— Я согласен, — кивнул Вестин.
— Как я сказал, мы сожалеем…
— Я думал, что это моя дочь, — прервав комиссара, сказал Вестин.
— Простите?
— Я считал, что утонула моя дочь. Я так думал несколько часов поездки от Стокгольма до Эланда. И единственным утешением для меня была вера, что моя жена ждет меня, ведь я был уверен, что ей еще хуже, чем мне. Тогда я хотя бы мог утешать ее всю оставшуюся жизнь. — Йоаким Вестин сделал паузу и шепотом добавил: — По крайней мере, мы были бы друг у друга.
Он замолчал, устремив взор в окно.
— Как я сказал, мы сожалеем, — произнес Хольмблад. — Но что сделано, то сделано. Теперь мы можем только не допустить повторения этой ужасной ошибки.
Вестин не слушал. Он разглядывал свои руки. Но когда Хольмблад закончил, спросил:
— Как идет расследование?
— Расследование? — повторил комиссар.
— Полицейское расследование гибели моей жены?
— Полицейские расследования ведутся, только если есть признаки насильственной смерти. В данном случае таковых не обнаружилось.
Вестин поднял глаза:
— Так то, что случилось, — обычное дело?
— Конечно нет, но…
Вестин набрал воздуха и сказал:
— Моя жена попрощалась со мной утром. Потом она помыла окна, пообедала и пошла на пляж. Вышла на дамбу и бросилась в ледяную воду. Разве это нормально?
— Никто не говорит, что это было самоубийство, — сказал Хольмблад. — Но ничто не говорит об убийстве. Ваша жена могла выпить пару бокалов вина за обедом и поскользнуться на мокрых камнях.
— Вы здесь видите бутылки? — резко сказал Вестин.
Тильда огляделась по сторонам. Действительно, спиртного в кухне не было.
— Катрин была трезвенницей, — продолжил Йоаким. — Она не употребляла алкоголь. Вы могли в этом убедиться, сделав анализ крови.
— Да, но…
— И я тоже не пью. У нас вообще нет в доме спиртного.
— Почему, если позволите спросить? Вы верующие?
Йоаким посмотрел на Хольмблада так, словно тот произнес неприличную шутку.
— Мы видели, к чему приводят алкоголь и наркотики, — сказал он после паузы. — Им не было места в нашем доме.
— Понятно, — сказал Хольмблад.
В кухне снова повисла тишина. Тильда выглянула в окно и подумала о Герлофе с его вечным любопытством.
— У вашей жены были враги? — внезапно вырвалось у нее.
Она видела, какими глазами посмотрели на нее Хольмблад и Вестин, явно озадаченные вопросом.
— Нет, — произнес Йоаким с удивлением в голосе, — у нас не было врагов.
— Ей никто не угрожал?
Вестин покачал головой:
— Насколько я знаю, нет. Катрин последние месяцы жила здесь одна с детьми. Я приезжал из столицы на выходные. Но она ничего такого не упоминала.
— То есть накануне трагедии вела себя как обычно?
— Более или менее, — ответил Вестин. — Она была усталой… Ей трудно было жить здесь одной…
Он замолчал.
— Я могу воспользоваться туалетом? — спросила Тильда.
Вестин кивнул, сказав:
— Направо по коридору.
Тильда быстро нашла туалет, так как уже была на хуторе раньше.
В доме уже почти не пахло краской, а в коридоре висела новая картина. Это был написанный маслом зимний пейзаж Эланда. Снег скрыл все контуры. Тильда не помнила, чтобы когда-нибудь видела остров таким мрачным; она остановилась и несколько минут постояла перед картиной.
Ванная комната была небольшой, но отремонтированной, с новой плиткой на стенах и толстым голубым ковром на полу. Старинная ванна опиралась на львиные лапы. Справив нужду, Тильда вернулась в коридор и, проходя мимо комнаты, остановилась. Одна створка дверей была приоткрыта.
Тильда заглянула внутрь. Большая двуспальная кровать. Прикроватный столик с фотографией Катрин Вестин.
И тут Тильда увидела одежду.
Стен не было видно за вешалками с женской одеждой — кофтами, брюками, блузками, майками. На кровати поверх подушки лежала сложенная сорочка, словно ожидая, когда ее владелица придет укладываться спать.
Тильда тихо вышла из спальни.
Подходя к кухне, она услышала голос Хольмблада:
— Нам, пожалуй, пора возвращаться к работе.
Комиссар допил кофе и поднялся из-за стола. Атмосфера в кухне улучшилась. Йоаким Вестин тоже поднялся и посмотрел на Тильду и комиссара со словами:
— Спасибо за визит.
— Не за что, — сказал Хольмблад и добавил: — Вы можете подать жалобу, если захотите, но мы были бы признательны, если бы…
Вестин покачал головой:
— Я не буду подавать жалоб.
Он проводил комиссара и Тильду в прихожую и на крыльце пожал руки обоим.
— Спасибо за кофе, — проговорила Тильда.
Уже сгустились сумерки, и в воздухе пахло горелой листвой. В море мигал маяк.
— Мой постоянный друг, — сказал Вестин, кивая в сторону маяка.