Поймать Тень Жданова Светлана

— Но ведь та магичка, Люсинда, встала. И даже на экзамен поехала. А она куда слабее Лилит.

— Вы вспомните, как она упала там, в саду, — посмотрел на них наследник.

— В тот день она устала. А сегодня девочка только развлекалась.

— Ага, наколдовав снег и поиграв с духом. Это кроме мелкого колдовства.

— Что ты хочешь этим сказать? Чтобы мы ни трогали ее? Ты этого хочешь, наследник?

— С чего ты это взял?

— С того, что мы тебя знаем столько же, сколько и себя. И мысли, как вы уже заметили, у нас сходятся.

— Сходятся? — насмешливо посмотрел на теней он.

— Неужели тебе так трудно признаться?

— Ты ведь желаешь ее чуточку больше, чем мы. И не хочешь делить девочку с нами.

— Не помню, чтобы я страдал эгоизмом. Вы бы заметили.

— Прекрати! — громко и очень уж яростно сказал один из них.

— Что? — удивился наследник.

— Прекрати морочить нам голову. — Он больно схватил его за плечи, отчего клыки сами собой вышли наружу. — Если ты так хочешь ее, женись, это будет самое простое решение. Своей нерешительностью ты же не себя мучаешь, а нас. Это мы не знаем, как вести себя с ней, мы сбиты с толка. То, что ты влюблен в нее, для нас не секрет. Как и то, что мы все влюблены. Только как нам добиваться ее взаимности, если есть ты с твоим правом. Если ты решишь, она будет твоей. А если нет, то пусть сама выбирает, с кем ей быть.

— А если я хочу, чтобы она сама выбрала?

— А если выбор будет не в твою пользу? — приподнял бровь другой.

— Пускай. Тогда я хотя бы буду знать, что она счастлива.

— Ты так уверен, что один из нас сделает ее счастливей, чем можешь ты?

— Разве счастье в титуле? Что еще может отличить меня от вас?

— Сердце. Ты не знал? Ты ведь действительно любишь ее так преданно, как не сможем мы. Может быть, именно это и имело в виду предсказание. Может, именно она тебе и нужна. Забирай ее. И больше чтобы мы не слышали от тебя таких речей. Никому не отдавай свою любовь.

— Вы ведь отдаете, — растерялся демон, следя за своими уходящими друзьями.

— Для нас это не так трагично, как было бы для тебя.

— И у нас нет твоей возможности жениться на человеческой женщине.

— И папочка не требовал нас выбрать из дочерей короля вольского. Вот тебе и решение.

— Останься здесь и подумай о своем поведении, — блеснул глазами тень.

— И не противно тебе все знать? — усмехнулся наследник.

— Не все. Это и обидно.

Он рассмеялся.

А когда друзья ушли, осторожно подошел к постели и сел на самый краешек, в ногах.

— И как меня угораздило выбрать из целого мира тебя, мой ангел?

С утра меня мучили модистки. Ну и сестры конечно.

Дался им этот бал.

Но я дала слово и почти не баловалась, пока девочки и лучшие портнихи королевства издевались надо мной.

Ну, почти…

Только превратила какую-то тесемочку в руках модистки в симпатичную змейку. Откуда же мне было знать, что она их до смерти боится. А еще обратила все пришпиленные к заготовленной ткани будущего лифа бантики в замечательных, красивейших бабочек. Этого тоже никто не оценил. Меня даже не слушали, когда я предупредила всех, насколько не люблю бантики. Затем я принялась намагничивать иголки, заставляя их склеиваться.

Но мое отнюдь ни ангельское терпение закончилось, когда пришел парикмахер с помощниками и начал напяливать мне на голову целую коллекцию париков разного цвета и степени завивки.

Если, взглянув на себя разодетую в шикарное платье из шелка и шитья, я вдруг осознала, что не так уж и плоха, как думала, то белый, словно снег парик все испортил.

— Я лучше пойду со своим вороньим гнездом, чем с этим василисковым.

А уж когда меня начали уверять, что это последний писк моды, я заметила — предсмертный, не иначе замочил ее кто за такое непотребство. А вот на уверения в том, что именно так одеваются при дворах первых государств континента и что вообще я ничего не понимаю в красоте и вкуса у меня нет, я согласилась и вспылила.

Ленты и кантики, тесемки и бантики, иголки и ножницы, расчески и шпилечки — все полетело в стороны. Я заткнула рот визжащей модистке куском ткани, связала другую, подзадорила ножницы погоняться за парикмахером, нахлобучив ему парик задом на перед.

В общем, развлекалась, хоть душу отвела. Не все же мне мучиться, стоя столбом и изображая из себя куклу.

Но потом активизировались камеристки, сестрички и Агриппа, призывающая меня к порядку, и мне ничего не оставалось делать, как бежать. Да поскорей, а то сестрички мои распрекрасные уже ленточек в руки понабрали, точно вязать бедную меня будут.

Говорю сразу, если бы не длиннющая юбка, так и норовившая с меня сползти (еще бы — на иголках да наметке держалась) и туфли на тонких каблуках, фиг бы меня кто догнал в тот раз. Да еще и угораздило меня свернуть в тот коридор, закончившийся лестницей. Туфлю там потеряла, и пришлось тратить время, чтобы снять вторую. Я бежала, напевая какую-то песенку, типа «Врагу не сдается наш вурдалак», перемежая ее с бранными словами, в основном в адрес слуг, плохо выметавших пол, отчего я уже поколола себе все ноги. Те провожали меня такими безразличными, привыкшими ко всему лицами, что даже противно становилась. Нет, теряю квалификацию.

Меня уже догоняли, когда из ближайшей двери вышли так хорошо знакомые мне фигуры. Я тут же вклинилась меж ними и спряталась, крепко вцепившись в чью-то спину.

— Не отдавайте им меня. Они меня му-учают!

Асуры от такого обалдели и стояли, раскрыв рты.

— Так, — задыхаясь от гонки, потребовала Беатриче, — хватит бегать, иди сюда, несносное создание!

Выжитые, как лимоны, нас обступили камеристки. Сами они против демонов не пойдут, боятся чертей разноцветных, а вот сестер подначат.

— Хватит прятаться, — поддержала сестру Элоиза.

— Что случилось? — ожили, наконец, асуры.

— Ничего особенного, — пожала плечами Беатриче. — Помните, эта особа обещала хорошо себя вести на балу. Вот мы ее к этому и готовим.

— Ты обещала, — напомнила Симилла.

— Мне никто не говорил, — отняла я голову от спины Бальтазара, — что придется три часа стоять на табуретке, ожидая, когда меня закончат утыкивать булавками, да еще потом пялить себе на голову это недоразумение, которое вы париком зовете. Даже, зараза, не снимается.

— А ты как думала?

— Я думала, вы мне платье выберете, начесик сделаете из того, что есть, вечерок в сторонке простою — и все. Об издевательствах и пытках речи не было.

— Кто над тобой издевается, убогая? — вздохнула Элоиза. — Нет, ты все-таки не наша сестра. Ты скорей на брата похожа. Как была пацанкой, так и осталась. И что нам с тобой делать?

— Вынуть из корсета и на свободу отпустить.

— Ага, — подленько улыбнулась Присцила. — И выиграть пари.

— Ну, нет уж! Хорошо, — недовольно решила я и вышла из своего надежного укрытия за спинами демонов.

— Неужели ты приняла хоть одно здравое решение? — поразилась Беатриче.

Я тут же нырнула за плечо ближайшего асура. Им оказался Данте. Чему я, если честно, порадовалась, вот пусть и спорит сестричка с ним, раз сама выбрала.

— Такой глупости я никогда еще не совершала, — пришлось признаться мне. — Но что не сделаешь ради победы в споре. Давайте так, я разрешаю закончить это дурацкое платье, а вы отменяете парик. Пойдет?

— И что по-твоему мы сделаем с этим куцым хвостиком?

— Куцую косичку, — предложила я.

Наверное, не стоило так расслабляться, потому как в этот момент сбоку к нам подобралась одна из камеристок и попыталась вытащить меня, вцепившись в руку. От подобной наглости я оцепенела и уставилась на эту курицу. А та тянула, даже не обратила внимания на то, что рука демона тут же легла мне на талию.

Данте оскалился (я сама чуть в обморок от такого не шлепнулась!), выставив на показ все свои клыки, вместе с враз увеличившейся челюстью и второй парой рожек. Глаза его опасно потемнели. Вот ведь… все чудесатей и чудесатей! Ох, чего-то я в этом демоне пропустила.

А камеристка, не долго думая, коротко так взвизгнув, потеряла сознание.

Меня тут же оттянули назад и крепко обняли за плечи.

— Данте, — возмутился Заквиэль, прижимая меня к себе, — хватит пугать девушек. Что у тебя за привычка дурная? Тебе бы в руки дубину, ну точно бы орк вышел.

— А что, — усмехнулся Бали, — хорошая техника, показал даме клыки и тащи бездыханное тело к себе в пещеру.

— Приступай, — любезно отошел в сторонку Данте, улыбаясь уже по-нормальному. Всего с шестью небольшими клыками, четыре сверху и два внизу. Я прям балдею, когда он так делает.

— Какой же ты все-таки…

— Ну и что нам теперь с ней делать? — приходя в себя, спросила Беатриче.

— Пусть эти две берут и тащат ее на ближайший диван, — предложила Присцила. Да, эта особенно церемониться ни с кем не любит. — А ты, Лилит, хватит прятаться за чужими спинами и клыками, иди в свою комнату. Надо снять с тебя платье. А то еще чего-нибудь отвалится.

Я пожала плечами. Это она верно подметила, а то стой потом, жди, пока все снова пришпилят.

Задрав нос, я гордо прошествовала к сестрам. Еще бы, мне все же удалось их сделать, пусть и с помощью асуров. Гордость как рукой сняло в тот момент, когда я услышала треск рвущейся ткани и почувствовала легкий холодок снизу.

Так и есть, все-таки наступила на подол, оторвав его от корсета. Хорошо хоть панталоны на мне были по колено, да все в кружевах. Красивые такие панталоны, новые, у Симиллы взяла, все равно у нее их тьма, а мне на примерку понадобились.

Покраснев до состояния перезревшего помидора, я подобрала подол и, закинув его на плечо, гордо прошествовала к себе в комнату.

Но, дойдя до конца коридора, я не выдержала и обернулась:

— Черная луна, когда это?

Демоны перестали смеяться и дружно опустили голову.

— Завтра ночью, — с грустью ответил Зак.

— Новолунье, — пояснил Аскар.

— Мы уезжаем завтра утром. — Данте передернул плечами.

— Ты нас проводишь, девочка?

— Ну конечно да! — Я поторопилась отвернуться, чтобы никто не видел плачущую принцессу.

К вечеру стали происходить вообще странные вещи.

Для начала пришла Консуэла и принесла мне странное одеяние. Длинное, облегающее фигуру и расходящееся к низу клиньями гадэ, платье цвета солнца, расшитое золотыми нитями. Верная Люся, не говоря ни слова, соорудила мне что-то на голове, затем вышла.

— Что происходит, магиана?

— Мы готовимся к одному древнему обряду. Скоро тебе все объяснят. Веди себя хорошо.

У Консуэлы было такое загадочное лицо, что мое любопытство разыгралось не на шутку. Очень захотелось узнать, что же задумала магичка.

Шли мы, как ни странно, такими темными коридорами, что если бы не длинный плащ с капюшоном, быть мне перепачканной пылью с головы до ног. Воздух здесь был затхлый, спертый и какой-то неживой. А я-то думала, что знаю этот замок, как свои пять пальцев. Оказалось, я шестипалая.

Консуэла привела меня в уютную комнатку с небольшим окном и камином, парой кресел у него и объемным баром. Лично мне здесь понравилось.

— Добрый вечер, папочка, — улыбнулась я и, подойдя к сидящему в кресле отцу, поцеловала его в щеку.

— Лилит, детка, сядь, пожалуйста, мне надо с тобой поговорить.

Я послушно села. Но тут же начала крутиться. Мне мешали излишне изогнутая спинка кресла и опутывающая ноги ткань платья, а еще тот плащ, давящий на плечи.

— Какой же ты еще ребенок, — вздохнул отец.

Что- то в его голосе мне не понравилось. Тело охватила нервная дрожь.

— Папочка, — позвала я.

— Не смотри так, Лилит. Ты разрываешь мне сердце.

Я потерла кончик носа:

— А как так? — и свела глазки вместе, имитируя крайнюю степень косоглазия.

Отец засмеялся. Только смех этот не нравился мне еще больше.

— Не пугай меня. Что-то случилось?

— И да, и нет, моя милая. Понимаешь, Лилит, я спрятал это очень далеко, но все равно каждый раз, когда у меня рождалась дочь, доставал эту вещицу, чтобы понять. Но тебя проглядел. Посмотри, — протянул он мне что-то.

Страх накатил на меня разрушительной волной. Пальцы вдруг начали дрожать, и пришлось вцепиться в подлокотники.

Я смотрела на перстень с белой пластиной сантиметров пять в длину и около трех в ширину, обхватывающую пол пальца. Странные руны сплетали ее. И свет идущий изнутри камня. Этот перстень я уже видела, и помнила его так четко, словно проносила не один год.

Мне стало все понятно. И мой странный сон, и поведение близких людей.

Только одного я не понимала — как они могли?

— Чье это решение?

— Асуры пришли ко мне утром. И сказали, что заберут тебя. Мы пытались их отговорить, но это бесполезно. Они уже все решили.

— Когда только успели. Вчера еще голову ломали. — Мне пришлось закрыть глаза руками, что бы прийти в себя. Я ощупала голову, проверяя. Так и было — Люська как-то умудрилась заплести волосы в венец, а говорили «куцый хвостик». — Где сережки? — вдруг вспомнила я.

— Какие сережки, — не понял отец.

— Должны быть сережки. Длинные такие.

В этот момент вошла Консуэла с ларцом в руках. И вопросительно так глянула на отца. Тот кивнул. Магичка облегченно вздохнула.

— Я не собираюсь устраивать истерик, — сообщила я.

— Ты со всем согласна? — удивилась она.

— Нет! Но разве меня кто-то спрашивает. Вы принесли серьги?

— Откуда ты знаешь?

— У меня был сон. Я только сейчас его поняла. А ведь могла еще все исправить, — тяжко вздохнула я.

Консуэла достала длинные серьги, чудной работы, тонкие, как паутинка, пластинки в виде вытянутого четырехугольника. На каждом уголке покачивалась сверкающая капелька. Серьги были чудо как хороши. Такой искусной работы я ни разу не видела. Люди на такое не способны, значит, это создание асуров.

Вместе с ними на свет извлекли колье и браслет того же комплекта. Все это надели на меня.

— Зачем?

— Для красоты, — пожала плечами магиана.

— Какая красота? Вы меня хоть раз видели? Я и красота несовместимы. Ой, магиана, а как же моя практика и учеба.

— Вы ей не сказали, ваше величество? Хорошо, тогда скажу я. Асуры не хуже нас знают — не окончив учебу, ты никуда не поедешь. Поэтому мы решили — сначала ты заканчиваешь Академию, а уже потом едешь в царство Варуны и выходишь замуж.

— Так я сейчас не… А что будет сейчас?

— Обряд обручения. Еще не свадьба, но уже соединение. Ты станешь невестой демона.

Я поежилась, так мне не понравилось это новое звание, пусть я лучше буду «чудом ходячим», но не «невестой демона». К тому же непонятно какого.

Вот что больше всего меня раздражало в этой истории.

Ну ладно, почему асуры остановили свой выбор на мне, я еще могу понять — отчего не взять понравившуюся игрушку, раз разрешают выбрать любую. В конце концов, на пару сот лет я их развлеку, а дольше мне не прожить. Но вот то, что я не знаю, кто же из четверых будет моим мужем, меня убивало. Разыгравшееся любопытство просто сводило с ума.

Вот черти разноцветные!

А еще было непонятно, кого бы я сама хотела увидеть на этом месте.

Наверное, Заквиэля, ему я доверяла больше всех, он заботлив и всегда все понимает.

Или Аскара, с его мягкостью и озорством?

А может Данте с его воздушными крыльями и хитрым прищуром?

Хотя у Бальтазара есть все тоже, что и у остальных.

М- да. В коем-то веке есть выбор, да и того сделать самой не дадут.

Отец протянул мне коробочку с лежащим на подушечке перстнем.

— Одень пока. Потом отдашь наследнику.

Странно, в самую пору.

Кольцо сначала показалось мне холодным, но потом с каждой секундой белый камень начал вбирать в себя мое тепло. И через пару минут оно уже горело, раскалившись докрасна, пока неожиданно не растаяла на моей руке.

Я подняла ошарашенный взгляд на отца с Консуэлой. Та взяла меня за руку и начала ощупывать безымянный палец.

Но вместо кольца на руке стало появляться кое-что другое. У самого основания безымянного пальца вроде бы появилась родинка, которая, пару секунд подумав, дала росток. Он оплел палец целиком, давая побеги и листья, маленькие, треугольные, в виде сердечек. На ногте раскрылся цветок. Покрыв один палец, росток начал переходить на другие. Я с ужасом наблюдала, как рисунок, словно сделанный коричнево-зеленой краской, опутывал мою ладонь. А стоило мне потереть его, как растение воспользовалось возможностью и перескочило на другую руку.

Все закончилось минуты через три. Тогда растение перестало ветвиться, а на пальце проявилось кольцо. Вот только рисунок все никак не желал стираться.

Дверь открыла фигура в темном балахоне и позвала с собой. То есть мы так поняли, а фигура-то молчала. Может на край халатика этого наступить? Вот и посмотрим, чьим голосом будет ругаться. Жаль пришли мы быстро, а то я уже и примерилась, трех шагов не хватило.

Все было как во сне. Не в смысле — сказка, а в смысле — где-то я это уже видела.

Темное помещение, волшебные светильники по углам дают мутный свет, в центре что-то типа пюпитра, с толстенной книгой, типа той, которой я Нагоса дубасила. Ее, бормоча себе под нос, кто-то читает, все тот же балахон и капюшон, натянутый до самого подбородка. И тот самый запах!

Сердце начало замирать, пропуская удары. Знаю, я побледнела и покрылась испариной.

С меня заботливо сняли плащ, а вместо него надели невесомую, шифоновую тунику нежно розового цвета, с брошкой на животе, скалывающую две полы.

Кто- то дотронулся до лба, я заметила лишь тень.

По спине прошел холодок.

А я едва не заплакала, так страшно и непонятно мне было.

Потом меня на несгибающихся ногах подвели к центру комнаты. Я почувствовала, как рядом со мной кто-то встал, но повернуть голову боялась до ужаса. Голос чтеца стал громче, но слова все равно не понять. Помню, как меня попросили протянуть руку, затем оцарапали палец и окунули его в небольшую чашу. Сразу стало щипать, и это ненадолго привело меня в себя. Не знаю, показалось ли мне или растение на моих руках двигалось, шелестя листиками.

Кубок протянули тени рядом со мной, краем глаза я видела все тот же черный балахон, что красовался на остальных асурах. Уж их плавность движений от человеческих я отличить могла. Эх, плохо — асуры примерно одного роста.

— До дна! — прошептали мне, передавая кубок.

Я девочка послушная. Ну, иногда. Выпила все. Еще бы, к тому времени в горле так пересохло, что хоть у нареченного глоток воды проси посреди церемонии. Мало того, оказалось, что в кубке вино, сладенькое такое, ароматное. В пору еще затребовать.

Эй, уважаемые, винца еще не нальете? Напьюсь с горя, женитесь потом сами.

То ли вино подействовало, то ли нервы ни к черту, то ли запах этот одурманил, но все остальное было словно в бреду.

Перед глазами все плыло, звуки сливались, внимание рассеянное.

Несколько раз я впадала в транс, выпуская духа, который видел, к сожалению, не больше меня. Чтеца за книгой, отца с магичкой у дальней стенки, две тени по бокам, высокая фигура рядом со мной. Наверное, дух тоже напился, потому как даже ауру различить не мог. Все вокруг ему казалось ярким и разноцветным, даже сам воздух.

В конце мне стало так плохо, что это буйство красок я начала различать даже без духа. Меня слегка качнуло. Силы решительно куда-то направились, наверное, им не понравился мой наряд. Как впрочем и мне самой.

Меня берут за руку и осторожно сжимают ее. Слабость начинает проходить, сила вливается тонкой струйкой через пальцы.

Я перевела взгляд на наши руки. Как тогда, во сне. Мои белые пальцы, покрытые росписью, золотившейся сейчас, и рука моего жениха, сухая, темная, ладно, черная как ночь. «Смена ипостасей», — поняла я. На пальце белое кольцо.

Хм, когда мы успели обменяться кольцами?

На моем безымянном пальце сверкает уже другое. Тонкий ободок и овальная пластина черного, блестящего камня. Странный выбор. Лучше бы я оставила то белое, и свободу.

Когда церемония закончилась, я едва стояла на ногах. Уж не знаю, сколько она продолжалась, но едва рука, поддерживающая меня, разомкнула свою хватку, я начала оседать. Меня тут же подхватили на руки и куда-то понесли.

Я бесцеремонно пристроила голову на чужой груди, назвался женихом, так мучайся, и упрямо мешала вписываться в косяки узких дверей потайного коридора. За что меня все же приложили щиколоткой об угол. Застонав, я возмутилась легким бурчанием под нос и, слегка смазанным моей слабостью, ударом в грудь столь неаккуратному типу.

На что тип стоически промолчал, хотя я почему-то уверена, прятал под капюшоном ухмылку.

Лезть под покров этой завесы мне не очень и хотелось, все же сон был весьма поучительным.

Где-то на сто пятом повороте я потеряла сознанье.

Нет, все-таки пить мне вредно!

Выходить замуж — тем более!

Кажется, я вновь осталась без ужина.

И проснулась уже в полной темноте ночи.

Жутко хотелось пить, есть и провериться у психиатра.

Наверное, я произнесла это в слух, потому как в руки мне тут же ткнулся стакан с водой. Обрадовавшись ему как родному, я выхлестала сразу все.

Затем, все так же со стаканом в руке, заботливо прижимая его к груди, опустила голову на подушку и прикрыла глаза.

Только где там спать, мозг как иголкой укололо. А стакан-то откуда?

Я резко села.

Тоже зря. Так как с размаху врезалась в кого-то лбом. Звук вышел — заслушаешься, пустой в обоих случаях. Вокруг заплясали звездочки. Это заклинание я в детстве наложила, чтобы сестричек посмешить, и до сих пор снять не могу.

— Да уйдете вы, — попыталась разогнать я их одной рукой, а другую прижала к пульсирующему лбу. — И без вас плохо.

— Дай, посмотрю, — услышала я тихий голос, не похожий ни на чей. Красивый, очень красивый.

Хм, и знакомый. «Это он звал меня там, на арене», — узнала я.

Пришлось убрать руки с лица. Хотя чего боялась, в темноте и так ничего не видно, кроме очертаний, равно подходящих ко всем асурам.

Он разогнал рукой продолжающие мельтешить перед глазами звездочки и нагнулся ко мне.

— Да, неплохо приложилась.

Ощупав пальцами лоб, я обнаружила там здоровенную такую шишку. И даже свела взгляд к верху, пытаясь увидеть, что же там происходит, вдруг действительно торчит, как рог? Мне чего теперь, асурой рогатой ходить?

— Не переживай. Сейчас все исправим.

И действительно исправил. Просто взял и поцеловал в пульсирующую точку на лбу. Боль как рукой сняло. Я специально проверять полезла, лоб чистый, без намека на шишку. Звездочки даже растерялись в поисках места повреждения, наверное, тоже к психиатру записаться решили. Радостно показав одной из них — самой въедливой — язык, я окончательно разогнала небесные светила.

— Здорово! — прокомментировала я.

— К психиатру больше не хочешь?

Я помотала головой.

— А есть? Я тут с кухни бутерброд увел, решил, что ты проголодаешься.

— Хочу!

Я жевала здоровенный бутерброд, запивала все это горячем чаем (интересно, откуда кипяток-то) и, кажется, была на седьмом небе от счастья. Какое-то время я рассматривала движущийся рисунок на своих руках, который слабо светился в темноте, а затем спросила:

— Что это?

— Знак того, что ты стала невестой асура.

— Он навсегда?

— Нет. До свадьбы.