Война и мир Ивана Грозного Тюрин Александр

Курбский, за ним Карамзин, а там и такие бойкие сочинители, как Радзинский, приписывают первый этап деятельности царя Ивана влиянию избранного кружка бояр.

Курбский называет этот кружок, уже находясь на польско-иммигрантских хлебах, польским словцом «рада». Дескать, тиран, буйствующий и злобствующий лет с десяти, вдруг встретился с попом Сильвестром и как будто впал в анабиоз. Вследствие этого аристократы, и примкнувший к ним Алексей Адашев, в общем, мудрейшие из мудрых, стали оказывать Руси всяческие благодеяния. И так бы и оказывали, да только тиран вдруг из спячки вышел и начал убивать всех подряд.

В рассказе этом всячески затушевывается вопрос, а почему это мудрейшие из мудрых не могли собраться раньше, лет на десять. Почему сии достославные мужи не начали наносить благо Руси еще в середине 1530-х годов?

Последовательные преобразования, направленные на дальнейшее развитие единого Русского государства, не могли быть предприняты кучкой титулованных аристократов и их обслугой. Укрепление централизованного государства не могло осуществляться правящей верхушкой, сформированной в предыдущую эпоху феодального дробления. Эпоха боярщины 1533–1547 наглядно показала, что родовитость хороша для доказательства своих прав на господство, а для реального управления страной необходимы люди, обладающие личными, а не родовыми достоинствами.

Русский историк К. Н. Бестужев-Рюмин отвергает возможность существования какого-то узкого круга лиц, правивших вместо Ивана. Ничто не могло произойти «без полного убеждения со стороны царя» в необходимости тех или иных преобразований.

Отследив изменения состава боярской Думы, историк И. И. Смирнов приходит к выводу, что правительства «Избранной Рады» во главе с Сильвестром, Адашевым и Курбским при Иване IV быть не могло. Как бы этого не хотелось сторонникам концепции «тиран в анабиозе». За «Избранной Радой» можно признать лишь небольшую «группу влияния», в которую входил думный дворянин А. Адашев, священник придворного Благовещенского собора Сильвестр, князья Д. Курлятев, Д. Палецкий, И. Мстиславский, А. Курбский — люди, пытавшиеся в 1550-е годы «встроить» интересы боярства в интересы русского централизованного государства.

На самом деле, в правительстве царя Ивана (Ближней Думе), проводившем реформы, сочетались представители различных по положению и идеологии социальных групп. Состав правительства претерпевал постоянные изменения на всем протяжении 50-х годов. В него входили, как члены боярской Думы, среди которых были и нетитулованные бояре Захарьины, и знатнейшие князья Курлятевы, так и представители служилого дворянства, активно привлекавшегося царем к управлению государством.

Этот факт без всякого удовольствия отмечался Курбским и другими аристократами, которые видели как «великие роды» оттесняются от власти людьми «молодыми», незнатными.

Земский собор

Система княжения, если точнее система территориального разделения власти, придуманная ранними Рюриковичами, уже при внуках и правнуках Ярослава привела к феодальному дроблению Руси, которое еще более усилилось в результате монголо-татарского нашествия. Орда реализовала свое господство за счет разобщения русских земель, князья реализовывали свои властные интересы с помощью Орды. Схожие процессы шли и в западно-русских княжествах, только там на месте татар были польские, венгерские, литовские властители.

И только Москва стала осознавать свои интересы, как интересы всей Руси, причем происходило это при явном содействии церковных властей. В начале XIV века в Москву переходит кафедра митрополита всей русской земли. Москва стала представлять всю Русь в сперва в идеологическом плане (православная вера стала фактически идеологией русского единения), а уже потом в военно-политическом, как при Дмитрии Донском.

Решая общерусские задачи, центральная московская власть нуждалась в органе, с помощью которого она могла обратиться за поддержкой ко всей стране и где областные земские миры через своих представителей могли заявить о своих нуждах.

Именно поэтому Иван IV, на следующий год после своего воцарения, созвал на собор в Москву выборных от всей земли.

Земский собор не взял себе наихудших черт городских вече эпохи феодальной раздробленности. На нем не было борьбы олигархических партий, не было подкупа народа. На городском вече простонародье выслушивало мнения городских старшин, на Земском соборе все сословия и чины русского государства излагали свое мнения.

Земский собор не был собранием тех, кто смог сбежаться на городскую площадь по удару колокола. Представители съезжались со всех городов и земель российского государства.

На первом Земском соборе не было голосований (они будут на более поздних соборах), однако и вече не знало голосования. Более того, на новгородском вече требовалось единогласие при принятии решений, поэтому тех, кто мешал этому единогласию, били и сбрасывали в речку Волхов.

Первый Земский собор не был орудием вышибания привилегий для какого-нибудь усилившегося сословия, как западные «генеральные штаты», не являлся орудием приобретением вольностей для меньшинства за счет увеличения тягот для большинства, как польский сейм. Здесь определялись пути усиления всего государства.

Обратимся к летописным свидетельствам о первом Земском соборе, которые были тщательно изучены дореволюционным историком И. Д. Беляевым.

Проф. Беляев считает, что царь, перед выступлением на соборе, виделся с выборными от сословий на совещании. Программа действий, объявленная царем на соборе, не походила на распоряжения правительств предшествовавшего времени. Власть в лице Ивана Васильевича выступала не в роли господина, которому что-то требовалось от подданных, а в роли соуправителя общей для всех страны. Верховная власть извинялась за прегрешения всего властного класса, совершенные как верховной властью, так и родовой знатью.

На соборе царь обратился непосредственно к выборным с речью, которая завершилась словами: «Отныне я судия ваш и защитник», что символически отменяло исторические права бояр и князей как «держателей Русской земли».

Иван призвал и бояр с князьями найти согласие во всех делах со всеми слоями Московского государства.

Наконец царь Иван испросил у святителей (высших церковных иерархов) благословение на исправление «по старине» свода русских законов, Судебника. «По старине» — во времена Ивана Грозного означало знак высшего качества. Вплоть до появления в XVIII в. теории бесконечного прогресса, золотой век у человечества размещался не впереди, а позади. Впрочем, была в этой «старине» и вполне реальная составляющая. За сотни лет северо-восточная Лесная Русь выработала обычное право, защищающее основы крестьянской жизни — его потом стали ограничивать княжеские и боярские власти.

Молодой царь объявил представителям Русской земли и русских сословий, что во всех городах и пригородах, во всех сельских волостях и погостах, а также в частных владениях бояр и других землевладельцев жители должны избирать свои местные власти, занимающиеся судом и управлением — земских старост и целовальников, сотских и дворских.

Вскоре после Земского собора начали проводиться реформы — столь быстро, как будто план их был давно продуман. Выпущен новый судебник. Издаются уставные грамоты, устанавливающие порядок выбора властей на местах и их полномочия. Формируется служилое дворянство, которому передаются не только военные, но и гражданские управленческие функции. Государство повышает эффективность власти за счет выдавливания паразитических псевдоуправленческих слоев, мешающих ее сообщению с народом.

Фактически Иван Васильевич стал царем, самодержцем, не зависящим от боярской олигархии, только начиная с земского собора. Он получил от собора самодержавную власть и, по словам проф. Беляева, разрушил заколдованный круг дружинного совета и боярской думы, которыми московский государь отделялся от народа. Земский собор отлучил родовую аристократию от роли посредника между государем и страной.

Не оценили псевдорики и того факта, что на Земском соборе представители разных областей Московской Руси впервые увидели новую реальность. Реальность единого Русского государства. После того, как русские люди пять веков подряд, под началом своих князей и бояр, истребляли друг друга с упорством, достойным лучшего применения, они, наконец, оказались вместе. Жители недавно присоединенных Пскова, Рязани, Смоленска увидели, что они не завоеваны москвичами, нижегородцами, ярославцами, а вместе с ними являются подданными одного царя, с одинаковыми правами и обязанностями.

По мнению проф. Беляева, для формирования единой русской нации первый Земский собор сделал больше, чем любой правительственный манифест…

Нам достаточно мало известно о еще трех земских соборах, имевших место в царствование Ивана Грозного — в 1566, 1575, 1580; происходили они в эпоху изнурительной Ливонской войны и это определяло их характер.

Второй земский собор состоялся в 1566 и в нем участвовала большая группа торговых людей, а также северо-западного служилого люда, всего 376 выборных. По времени он был связан с введением опричнины и в значительной степени касался вопросов чрезвычайного управления и необходимости ведения войны за Балтийское побережье.

30 сентября 1575 г. Иван Грозный велел боярам, воеводам и большим дворянам из войска, расположенного на южных «украйнах», прибыть в Москву «для собору». На этом собрании преобладали представители южных городов. Одним из главнейших вопросов был вопрос о секуляризации монастырских владений, об обеспечении служилого дворянства землей и рабочими руками (несмотря на то, что опричнина в основном разрушила крупное привилегированное землевладение бояр-вотчинников и княжат, много княжеских и боярских вотчин вместо того, чтобы перейти в руки дворян, ушло в монастыри).

Земские соборы, начало которым дал Иван Васильевич, оказались достаточно долгосрочным представительским учреждением в жизни Руси. В 1613–1622 Земский собор был практически постоянно действующим представительским органом, который выстраивал русское государство заново, по матрице Ивана Грозного. Последний Земский собор состоялся в 1681 при замечательном и несправедливо забытом царе Федоре Алексеевиче, тогда были созваны выборные от городов (включая дворцовых и черносошных крестьян) для рассуждения о лучших средствах к уравнению податей и служб. Таким образом, история Земских соборов насчитывает 132 года.

Всесословное представительство существовало в России, когда во многих европейских странах господствовал абсолютизм и парламенты не созывались вовсе. На русских соборах было представлено крестьянство, что было характерно лишь для народных собраний крошечных швейцарских кантонов и раннего шведского риксдага.

К сожалению, русское всесословное представительство в течение XVII в. ослаблялось недостаточным развитием производительных сил, и умерло, в конце этого века, вместе с традиционной московской государственностью. Но, во всяком случае, сводить историю русских представительских учреждений лишь к периодам 1905–1917 и после 1993 совершенно несправедливо. Тем более, что земские соборы, в отличие от поздних российских парламентов, внесли огромный позитивный вклад в развитие страны.

Судебник 1550 г

В строгом соответствии с заявлением царя на Земском соборе от 27 февраля 1549 г., провозгласившим, что отныне он сам будет главным «судьей и защитником» своих подданных, уже 28 февраля вышел его указ о новых формах суда, резко ограничивших влияние старой аристократии. Этим указом государь брал под свое покровительство мелких помещиков — «детей боярских», дворян, костяк вооруженных сил страны. Почти по всем делам боярский суд для них отменялся.

В кратчайшие сроки был подготовлен новый свод законов Русского государства, известный как Царский Судебник.

Судебник 1550 года был развитием Великокняжеского Судебника 1497 г. Роберт Виппер считает, что оба эти судебника были исключительным явлением для тогдашней Европы, где господствовало прецедентное право, сводящееся к праву сильного.

Даже для более поздней эпохи в Европе Вольтер высказывался: «законы меняют, меняя почтовых лошадей, проигрывая по ту сторону Роны процесс, который выигрывается на этом берегу; если же и существует некоторое единообразие… то это — единообразие варварства».

В соседних с московским государством Польше и Литве суды находились в руках частных лиц, за которыми стоят могущественные магнаты, и являлись, в первую очередь, доходными местами. По словам Михалона Литвина: «Если кто-то или враждебный мне, или поддерживающий судью и ищущий выгоду, похищает мои деньги или присваивает данное взаймы или вверенное, или занимает мою землю, я ничего из этого не могу получить у него, прежде чем не дам судье и приближенным его десятины и все прочие поборы, на что непременно быстро уйдут все мои деньги».

Со второй половины XV в. в Москве происходит усиленное изучение византийских судебников, летописных сводов, исторических хроник и богословских сочинений. Здесь и Церковный Судебник (Номоканон, или Кормчая книга), в котором было много гражданских законов, Судебник Константина Великого, кодекс Юстиниана «Земледельческий закон», «Эклога» иконоборцев, Льва Исавра и Константина Копронима, законы Льва Философа, «Прохирон» Василия Македонянина, законы царей Исаака, Алексея и Мануила Комнинов.

Царский Судебник был разработан учеными, опиравшимися на развитое византийское право.

Огромное внимание в Судебнике уделяется предотвращению судебного произвола со стороны чиновников.

Статья 1 говорит о запрещении «посулов» (взяток) и необходимости справедливого суда.

Статьи 2–7 устанавливают ответственность судей за вынесение неправильного приговора.

В статье 3 определяется состав должностного преступления со стороны судьи — вынесение неправильного решения в результате получения взятки. За это преступление судьи должны были понести уголовную и материальную ответственность, в том числе уплатить истцу сумму иска и возместить все судебные пошлины в троекратном размере.

Судебник определяет и категории выборных лиц, участвующих в судопроизводстве. Это — дворский, староста и целовальники.

«А на суде у бояр и детей боярских и у их тиунов быти где дворский, дворскому да старосте и лучшим людем целовальником… А без старост и без целовальников суда не судити».

Согласно статье 38 городские и сельские общины должны выбрать и привести к присяге присяжных-целовальников, участвующих в принятии судебного решения.

«А в которых волостях наперед сего старост и целовальников не было; и ныне в тех во всех волостях быти старостам и целовальникам».

При судебных спорах волостных крестьян и горожан на суде должны быть выборные представители обеих сторон, «двое сотских да городской человек».

Для сельских волостей Судебник требует непременного присутствия выборных «лучших людей» на суде, вне зависимости от того, сидят ли участники процесса на собственных землях, на общинных или на владельческих. А также вне зависимости от того, управляется ли волость своими выборными властями или государственными наместниками.

Чтобы предотвратить злоупотребления наместников, Судебником вводится обязательное протоколирование судебных разбирательств. Каждая община или волость должны выбрать своего земского дьяка для письменного ведения судебных дел.

«И все судные дела у наместников и тиунов писать земскому дьяку, а дворскому и старосте и целовальникам к тем судным делам прикладывать руки; а противни с тех судных дел слово в слово писать наместничьему дьяку, а наместнику к той копии прикладывать печать».

Судебник определяет, что протокол судебного заседания пишется выборным земским дьяком, удостоверяется выборными «лучшими людьми», дворским, старостой и целовальниками, и хранится у наместника. Копия этого протокола, переписанная наместничьим дьяком «слово в слово» и скрепленная печатью наместника, передается земским «лучшим людям», дворскому, старосте и целовальникам.

Царский Судебник особо подчеркивает необходимость наличия копии судебного протокола у земского старосты и целовальников.

Статья 64 определяет сужение наместничьих полномочий в отношении суда над служилыми людьми: «во всех городах Московские земли наместником детей боярских не судити ни в чем опричь душегубства и татьбы и разбоя с поличным». Во всех других случаях дворяне и служилые люди получают право на царский суд, то есть фактически приравниваются к боярству.

Для ограждения населения от произвола чиновных феодалов, наместников и волостелей, Судебник постановляет, что их слуги имеют право взять под стражу подозреваемых, только объявив этот факт и предъявив самих подозреваемых выборным земским властям. В городе это — городовой приказчик, староста и целовальники, а в сельской волости — волостные старосты и целовальники.

«А кого наместничьи и волостелины люди к себе сведут и скуют неявя, то старостам и городовому прикащику и целовальникам у наместничьих и волостелиных людей тех людей выимать».

В случае нарушения этого правила наместник обязан освободить задержанных и передать их земским властям. Более того, наместник должен выплатить незаконно задержанному штраф «за бесчестье». Если, после этого, незаконно задержанный обвинит наместничьих слуг в каких-нибудь убытках, причиненных ему при задержании, то эти убытки они обязаны возместить в двукратном размере.

Если я не ошибаюсь, то нам, сегодняшним, такое может только лишь мечтаться…

Согласно Судебнику, в случае исков или жалоб на самих наместников или волостелей от местных жителей, они, как и другие ответчики, должны явиться на суд в Москву к назначенному сроку, или присылать за себя поверенных. А «который наместник на срок к суду не явится и поверенного не пришлет, того тою явкою и обвинить по иску или жалобе истца».

Изданные вслед за Судебником уставные грамоты более четко определили нормы участия выборных представителей общин в местном управлении и судопроизводстве.

По Царскому Судебнику крестьяне признаны свободными людьми, сидящими или на своих землях (своеземцы), или на общинных, или на владельческих землях.

Судебник прямо говорит, что крестьяне, как свободные члены русского общества, имеют те же самые права и то же участие в общественных делах, что и другие сословия.

Как и по Великокняжескому Судебнику, признан законным переход крестьян, живущих на владельческих землях, в срок, включающий несколько недель накануне и после Юрьева дня. «Юрьев день», вопреки популярному мнению, вовсе не один единственный день в году, когда крестьяне, кое-как собрав вещи, бросались наутек из поместья. Это достаточно долгий период после сбора урожая. Даже сегодня мы, культурные горожане, не имеем право поменять работу в любой момент, когда нам заблагорассудится; и трудовой договор с владельцем предприятия определяет сроки и процедуры, которые мы обязаны исполнить, чтобы расстаться с ним…

Для облегчения перехода крестьян с одной земли на другую Царский Судебник строго отделяет поземельные отношения крестьянина к землевладельцу от других отношений между ними.

В статье о крестьянском переходе говорится только о платеже за «пожилое» и за «повоз»; и прямо определяется, что других пошлин нет. Это означает, что для свободного перехода крестьянина не требуется никаких расчетов с господином, кроме уплаты двух пошлин, определенных законом. Ранее крестьянин, для получения права перехода, должен был не только уплатить эти пошлины, но и вернуть все ссуды, которые он получил от господина, но и разделить с ним доход, полученный с земли.

В Царском Судебнике обе пошлины определяются в фиксированных суммах: «А дворы пожилые платят в полех за двор рубль два алтына, а в лесах, где десять верст до хоромного (строевого) леса, за двор полтина да два алтына… а за повоз имати с двора по два алтына; а опричь того на нем пошлин нет».

Царский Судебник ограждает крестьянина от насильного обращения в холопство, если он не хочет принять его.

По Русской Правде Ярослава Мудрого закуп принудительно обращался в обельного холопа, если господин оплачивал за него судебные иски по татьбе или другому преступлению. По царскому Судебнику 1550, напротив, утверждалось, что крестьянин, вырученный господином в судебном иске, остается свободным и не лишается права перехода.

Земское самоуправление

Наши интеллигенты люди упорные, фанатичные. Почитали Пайпса, Янова и кого-то там еще, и стали вбивать в головы доверчивой публике, что Россия никогда не знала ни гражданского общества, ни демократии; вот на Западе другое дело, вот откуда нам надо заимствовать, там нас обучат за небольшую плату… Если охарактеризовать это повсеместно насаждаемое «мнение» одним емким словом, то это — вранье.

Естественно, псевдорики стараются проскочить на большой скорости мимо деяний Ивана IV, касающихся земского выборного самоуправления, то есть низовой демократии и учреждений гражданского общества тогдашней Руси.

Низовая демократия в русском государстве существовала всегда, поскольку, по сути, была функцией выживания и развития, способом гармонизации интересов власти и народа. Без нее не было бы возможно освоение шестой части всей земной суши. Даже в самые обморочные годы русской низовой демократии, в период между Петром I и Александром I, существовал сельский сход и казачий круг.

Как пишет историк С. Г. Пушкарев: «Крестьянская община, с ее выборными органами — старостами, сотскими, десятскими и т. п., — была исконным русским учреждением и мы встречаем на территории великого княжества Московского уже в XIV–XV вв. крестьянские общины в качестве признаваемых государственной властью общественных союзов, имеющих судебно-административное и финансовое значение».

В начальный период Московского государства его верховная власть (якобы авторитарная) вообще напрямую не соприкасалась с жителями; как писал историк Пушкарев, «не шла вглубь русского общества».

Выборные органы низовой демократии сами осуществляли управленческие, хозяйственные, полицейские, судебные функции, и решали, как будет разделяться на членов общины налоговое бремя.

На Рождество, Пасху, Троицу, когда деревня собиралась на пир-братание, «братчину», собравшиеся творили общинный суд; выбирали старосту и десятского.

Общественное самоуправление во многих волостях было закреплено великокняжескими грамотами еще при Иване III.

Историк Н. П. Павлов-Сильванский, сравнивая современную ему эпоху (вторая половина XIX века) с концом XV века, пишет, что в ту далекую пору великокняжеская власть «ограничивала до минимума штат своих чиновников, давая тем самым полный простор крестьянскому самоуправлению».

Общинные земли были своего рода коллективно-долевым владением крестьян, входящих в общину. Да простят мне рыночные фундаменталисты, но московская община XIV–XVI веков напоминает мне закрытое акционерное общество. И в этом обществе крестьянин распоряжался определенной долей капитала — участком земли, предоставленном ему по рядной записи. Будучи в общине, крестьяне могли как угодно распоряжаться собственными земельными участками, продавать, дарить их и т. д. Некоторые крестьяне даже владели целыми деревнями. Стороннему человеку община также могла предоставить землю, однако за плату, поставив его «на оброк», по оброчной записи.

Пользование землей, в любом виде, непременно сопровождалось тяглом — уплатой государственных налогов.

Крестьянин, сидевший на владельческой земле, также был полным хозяином своего участка. Собственно господская пашня могла не иметь постоянной прописки и меняться год от года. Обрабатывая ее, крестьяне обеспечивали воинам возможность нести государственную военную службу.

И на владельческой земле крестьяне могли продавать свои участки или меняться ими, однако, уведомив землевладельца.

«Вольно вам меж себя дворы и землями меняти и продавати, доложа прикащика; а кто продаст свой жребий или променит; и прикащику имати на том явки менового с обеих половинок, на монастырь полполтины», — гласит уставная грамота Соловецого монастыря крестьянам села Пузырева.

На рубеже XV–XVI вв., с территориальным расширением Московского государства, с усложением государственных функций и увеличением расходов, над крестьянским миром появляется чиновничий слой, состоящий из представителей феодальной знати, и их слуг. Наместники рассматривали свои должности как «кормления», получая плату за ведение судебных и прочих дел на подведомственной территории.

Хотя Великокняжеский Судебник ограничивал вольности наместников — «без старосты и без лучших людей наместником и волостелем не судите (наместникам и волостелям не судить)» — такие предписания оказались недостаточными для ограничения произвола наместников и бояр в смутную эпоху ослабления центральной власти в 1533–1547 гг.

С воцарением Ивана IV правительство переходит к решительным мерам по расширению прав выборного местного самоуправления, что касалось в первую очередь крестьянства, составляющего основную часть населения страны.

Как пишет проф. И. Д. Беляев, царь Иван Васильевич постоянно стремится к тому, «чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и согласно с исконными русскими обычаями имели одинаковые права с прочими классами русского общества».

Крестьяне были уравнены с другими сословиями во всех судебных делах. Скажем, при судебном деле между монастырем и крестьянами, один судья был от монастыря, другой от крестьян.

«И мы в тех землях Ферапонтова монастыря игумену с братьею дали судью тебя Третьяка Гневашова; а Славенского да Волочка крестьяне и Ципинские волости крестьяне и Итколские волости крестьяне, в той же земле взяли судью Михаила Лукина сына Волошенинова».

Конечной целью земских реформ, начавшихся после Земского собора, было утверждение и охрана государственного порядка силою крестьянского общества. По словам Н. П. Павлова-Сильванского: «Московское правительство решилось передать земству всю власть на местах, удалив наместников, потому, что жизненная сила волостного мира является в его глазах залогом успеха этой радикальной реформы».

Уже в 1550 г. выработан формуляр уставной земской грамоты, отменяющей наместничье управление, и заменяющий ее выборными земскими органами. «И будет посадские люди и волостные крестьяне похотят выборных своих судей переменити, и посадским людям и волостным крестьянам всем выбирати лучших людей, кому их судити и управа меж ими чинити».

Наиболее энергично правительство производит отмену чиновничьего управления, находившегося в руках боярства, с середины 1550-х. Очевидно, темпы реформ были ускорены боярской фрондой 1553–1555 гг., посягновением Владимира Старицкого на престол и заговором князей Ростовских.

Поскольку самоуправление общин считалось соответствующим интересам правительства, то теперь от самих общин зависело, управляться ли своими выборными властями, или просить сверху наместников и волостелей.

Начиная с этого времени, просьбы общин об освобождения от наместников и волостелей, всегда удовлетворялись, только с условием — вносить в казну оброки, ранее собираемые на наместников. Этот свободный выбор общины имели во всё время правления Ивана IV, вне зависимости от того, городские они были или сельские волостные, черные или находящиеся на господских землях.

В окружной уставной грамоте для Устюжских волостей (1555), государь говорит о неэффективности наместничьей системы управления, при которой, бояре чинят крестьянам «продажи и убытки великие». Грамота сообщает о передаче управленчески функций самим общинам: «И мы, жалуючи крестьянство… наместников и волостелей и праветчиков от городов и волостелей оставили». А также определяет порядок внедрения самоуправления: «Велели мы во всех городах и в станах и в волостях учинить старост излюбленных, кому меж крестьян управу чинить и наместничьи и волостелины и праветчиковы доходы собирать… которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею землею… и разсудити бы их умели в правду безпосульно и безволокитно».

Во второй половине 1550-х гг. наместники и волостели, в массе своей, были от «городов и от волостей отставлены». Их власть перешла к «излюбленным старостам» и «излюбленным судьям», «выбранным всею землею». Место наместничьих тиунов и доводчиков (низшего чиновничества) заняли выборные целовальники и земские дьяки.

На смену Приказной избе наместника в волости или городе явилась Земская изба. В городской Земской избе сидели городовые приказчики, старосты и сотские. Выборные городские власти в первую очередь наблюдали за целостью общественных имуществ, отдавали с торгов (аукционов) в платное пользование городские угодья, следили за честностью торговли и правильностью сбора податей, защищали горожан от произвола чиновников. В сельской волости Земская изба была местом работы старост и дворских. И в любой земской избе на почетном месте, за столом, непременно находились «излюбленные» (то есть выборные) земские дьяки — ответственные только перед выборщиками бюрократы.

Документы показывают, что земская реформа не прошла мимо крестьян, проживающих на владельческих землях. Так в уставной грамоте Соловецкого монастыря, данной крестьянам Бежецкого верха (1561), предписывается: «Судить приказчику, а с ним быть в суде священнику да крестьянам пятью или шестью добрым и средним».

Закон признавал каждую крестьянскую общину, на чьей бы земле она ни находилась, также как городскую общину, юридическим целым, свободным и независимым в общественных отношениях. Поэтому все выборные начальники общин, старосты, дворские, сотские, пятидесятские и десятские, считались состоящими в государственной службе, у государева дела.

Выборные начальники во всех общинах избирались по приговору всех членов избирающей общины, как предписывалось в уставных грамотах: «И вы бы меж себя, свестяся заодно, учинили себе приказщика в головах, в своих селех и деревнях и починках, выбрав старост и сотских и десятцких лучших людей, которые бы были собою добры и нашему делу пригожи».

Об общинных выборах уведомлялось правительство, выборные приводились к присяге в общине или отсылались в Москву, для присяги, в тот приказ, которому была подведомственна волость.

Общины не только соблюдали государственные законы, но и вводили свои узаконения или заповеди. Например, крестьянам Тавренской волости запрещалось работать в воскресные дни. «Не делати никакого черного».

Если излюбленные головы и другие власти избирались целым уездом, а не одним посадом или волостью, то их суду и управе подлежали не только посадские люди и крестьяне, но и все местные вотчинники и помещики.

Выборные судьи могли быть сменены в любой момент. В Двинской уставной грамоте от 1557 г. значится: «И будет Колмогорцы посадские люди, и волостные крестьяне захотят выборных своих судей переменити, и Колмогорцам посадским людям и волостным крестьянам всем выбирати лучших людей, кому их судити и управа меж ими чинити».

В деле раскладки податей и повинностей самоуправляющаяся община была полным хозяином. Община участвовала в определении размеров податей, подавая свои соображения писцам и дозорщикам. Община расписывала деревни по «костям», то есть зажиточности, способности платить. Она обращалась к правительству о новом «росписании костей», если писцовые, переписные, окладные книги сильно устаревали. Расширение угодий и земель, приток новых членов был выгоден общине, так как подати она платила по тому старому количеству податных единиц (сохи и выти), что было указано в писцовых книгах.

Специфический характер земские преобразования имели в сфере, так сказать, полицейской и исполнения наказаний. В конце 1540-х гг., в некоторых областях, появляются выборные органы полицейской власти: губные старосты, и их помощники, губные целовальники. Так что не надо искать шерифов и помощников шерифов где-то там, за океаном. Вот они здесь, и на триста лет раньше, чем шерифы американские.

Губа была полицейским округом, в котором действовала юрисдикция губного старосты. Территориально, она, по-видимому, сперва совпадала с волостью или посадом, но позднее произошло укрупнение, и она стала преимущественно совпадать с уездом.

Наши русские шерифы должны были заниматься делами о «погублении» людей. А также борьбой с грабежами, розыском воров, «лихих людей, татей и разбойников». Им был передан суд по делам об убийствах, поджогах, а также охрана полицейского порядка и безопасности в подведомственных округах. Губные старосты осуществляли и наказание осужденных преступников.

Губных старост выбирали на всесословном уездном съезде из числа служилых людей (то есть лиц, хорошо умеющих владеть оружием). А губных целовальников — посадские и крестьянские общины, «по выборам сошных людей», из своей среды. Сотские, пятидесятские и десятские обязаны были исполнять указания губных старост. При губных старостах, для ведения следственных и судебных дел, находились губные дьяки, также избираемые, «по выборам всех людей».

В 1549 году в губном наказе селам Кириллова монастыря царь «велел у них быть в разбойных делах в губных старостах, в выборных головах, детям боярским (имена), да с ними целовальникам, тех же сел крестьянам (имена)». Дела небольшой важности выборным головам можно было решать и не всем вместе. Для больших они должны съезжаться со всех волостей в город Белоозеро.

Царский наказ строго воспрещал губным старостам и целовальникам брать «посулы» и «поминки», то есть взятки, и предписывал: «друг за другом смотреть, чтоб не брали».

В наказе перечислялись имена выборных губных старост из детей боярских и губных целовальников из крестьян и предписывалось им «обыскивати про лихих людей, и обыскав разбойников казнить смертию».

В губном наказе новгородским землям от 1559 г (составленный по единому образцу с губными наказами 1555–1556 гг., рассылаемыми Разбойным приказом), царь «велел есми у них быти в Великом Нове Городи на посади и в Новгородцком уезде в станех и в волостех у розбойных и у татиных дел в губных старостах детем боярским, кого землею выберут, да с ними губным целовальником».

Губные приказчики и целовальники, выбранные крестьянами владельческих земель, посылались на утверждение не к землевладельцу, а в государственное учреждение. «И тех прикащиков, и крестьян и дьяков, для крестного целования присылати к Москве в Разбойный приказ», значится в губной грамоте, данной Троицкому монастырю.

Губные «излюбленные» судьи, занимающиеся «разбойными» и «татинными» делами, были ответственны перед избравшими их общинами.

«А учнут излюбленные судьи судити не прямо по посулом, а доведут на них то, и излюбленных судей в том казнити смертной казнью, а животы (имущества) их велеть отдавать тем людям, кто на них доведет. А в суде и у записки и у всяких дел губных и у излюбленных судей сидети волостным лучшим крестьянам», писано в Судной грамоте, данной крестьянам Вохонской волости в 1561.

И это, нам, сегодняшним, может только сниться, а в «суровое царское время» судья, ответственный перед людьми и постоянно контролируемый общественностью, был реальностью…

Московская «самодержавная демократия» в эпоху Грозного предоставляла, в принципе, столько местной власти простому народу, сколько могла — большего не имели даже самые демократичные малые страны того времени — Швеция и Швейцария. Польша с Литвой тут, что говорится, и рядом не стояли.

Еще на рубеже XIX–XX вв. российские революционеры и либералы поражались вере русского крестьянства в царя-батюшку — мужики лупили «борцов с самодержавием» и сдавали их в кутузку. Такое досадное недоразумение городские интеллигенты объясняли темнотой, тупостью, невежеством, рабской сущностью народа. На самом-то деле, и после 200 лет беспредельной «дворянократии», крестьяне помнили земский строй времен Ивана Грозного.

Российские западники выдавали за историческую демократию то новгородскую олигархию, манипулировавшую городскими низами, то польско-литовскую шляхетско-магнатскую «республику», где крестьяне присутствовали только в виде рабочих орудий, то власть торговой знати в Англии, жиревшей на работорговле и грабеже слабых стран. А вот глянуть повнимательнее на русскую историю эти господа, кочевавшие между Петербургом и Парижем, не удосуживались. Поэтому они и игнорировали наши демократические корни, уделяя и всё рабочее время и даже досуг обличениям «тысячелетнего русского деспотизма».

Итак, перечислим основные выборные должности, введенные земскими реформами 1550-х, и просуществовавшие до самого конца московского государства.

* Земский староста. Возглавлял самоуправляющуюся общину (мир) из черносошных волостей и тяглых посадов на территории уезда, и учреждение местного земского самоуправления — земскую избу.

* Губной староста. Возглавлял судебно-административный округ (губу) на территории уезда, а также орган сословно-выборного самоуправления — губную избу. Подчинялся как выборным городовым приказчикам, так и Разбойному приказу.

* Земский целовальник. Помогал земскому старосте в управлении тем округом, что избирал его (волость или группа волостей, посад, часть посада, тяглая слобода, приход). Избирался сроком на 1–2 года. Выборы происходили в сентябре вместе с выборами земского старосты.

Стоглав. Церковная реформа

В начале 1551 г. царь Иван «возвещает отцу своему преосвященному Макарию, митрополиту всеа Руссии, собор Божиих слуг совокупити повеле вскоре».

И в мае 1551 в Москве состоялся церковный Стоглавый собор. Вопросы, обсужденные на нем, стали сводом узаконений для церковной жизни Руси в течение последующих ста лет, оказали также большое воздействие на мирскую жизнь Московского государства. Для русских староверов решения Стоглава и сегодня являются законом.

Официальная задача собора состояла в «утверждении веры и исправлении церковного благочиния» в связи с государственным «благозаконием» и «земским устроением».

Материальные реформы, по мысли Ивана Васильевича, должны были получить гармоничное соответствие в духовной жизни народа, которая тогда полностью концентрировалась вокруг церкви.

Иван IV представил 69 вопросов для соборного обсуждения, чем определил его обширную программу. Вопросы эти касались церковного управления, способов поднятия уровня общественной нравственности, просветительской деятельности среди мирян, мероприятий благотворительности.

В своих постановлениях Собор обличал сребролюбие, корыстолюбие, пьянство, недостойное поведение духовных лиц и мирян (главы 41, 49, 52 и 93).

Собор предложил избирать духовных пастырей, «как и доселе избирали, грамоте гораздых и житием непорочных» (гл. 41). Таким образом, узаконивалась выборность священников, чего не знала ни католическая церковь, ни государственные протестантские церкви, как например лютеранство и англиканство.

Местные общества (приходы) будут теперь в обязательном порядке выбирать причетников и священников, которых местный епископ будет полагать в сан. А в жизни каждой русской общины, городской или сельской, священники играли огромную роль, и не только в церковных делах, но и в гражданских. Без них не делалось ни одно общественное начинание, не составлялась ни одна просьба к правительству.

В то же время, согласно постановлению Стоглава, при митрополите и епископе, при монастырях, для заведывания делами, не относящимися к церковными, должны были находиться миряне.

С целью нравственного оздоровления общества, собор призвал духовных пастырей «учить своих духовных детей жить в чистоте духовной и телесной, пребывать в братолюбии. Иметь любовь между собою» (гл. 32).

«Это стремление уврачевать нравственные язвы, — говорит историк С. М. Соловьев о решениях Стоглава, — это сознание своих недостатков и нежелание мириться с ними, обнаруживало силу общества, способность его к дальнейшему преуспеянию».

Собор постановил и об учреждении во всех городах книжных училищ; преподаватели для них должны были избираться (гл. 26).

«Тем же протопопом, и старейшим священником, и со всеми священники и дияконы кийждо (каждый) во своем городе, по благословению своего Святительства, избирати доблих и духовных священников и дияконов и дияков же, наученых и благочестивых… И у тех священников и дияконов учинити в домех училища, чтобы священники и дияконы, и вси православные Християне в коемждо (каждом) граде, предавали им своих детей, в научение грамоте, и на научение книжнаго писания… и чтоб священники и дияконы и дьяки и выбранныя, учили своих учеников страху Божию и грамоте».

Это решение Стоглава можно считать за начало народного образования в русском государстве.

Нищих и престарелых, «не имущих где главы подклонити», собор предложил «устроити в богадельнях пищею и одеждою».

Этим постановлением Собор поставил на регулярную основу заботу о наиболее обездоленных членах общества. Напомню, что в то время церковь играла роль не только духовного учреждения, но и важного хозяйствующего субъекта, владела большими имуществами, поэтому обладала наилучшими возможностями для организации социального обеспечения.

Также собор постановил учредить особый налог для выкупа пленных («пленный окуп») — вместе с другими средствами казны он должен был использоваться для вызволения десятков тысяч русских людей, томящихся в рабстве у крымцев, турок или казанцев.

Своими постановлениями собор 1551 г. утвердил древлеправославные догматы и обычаи, содействовал устранению пороков и злоупотреблений в церковных и общественных делах. В значительной степени благодаря решениям Стоглава, русская церковь никогда не будет выступать в роли мучителя и казнителя невинных людей, как это происходило в западно-христианских церквях. «Правила, установленные Стоглавом, — говорит С. М. Соловьев, — имели для всех авторитет непререкаемый.»

Стоглав утвердил и разработанный перед этим царский Судебник.

«Стоглав, — говорит И. Д. Беляев, — рядом с Судебником, замыкает великое дело Иоанна IV, дело земского и церковного устроения. Судебник и Стоглав — это два фокуса, в которые собираются все разноцветные лучи прежней областной жизни удельной Руси.»

Согласно общему приговору царя, митрополита и других архиереев от 1 мая 1551 г. (включенному в перечень постановлений Стоглавого собора), архиепископы, епископы и монастыри обязывались передать государственной казне все земли, пожалованные им после смерти Василия III, т. е. во времена смуты и беззаконий боярского правления. Кроме того, церковные власти должны были вернуть старым владельцам — дворянам и крестьянам — поместья и черные земли, отнятые за долги или „насильством“. Это решение, во многом, соответствовало философии „нестяжателей“, идущей от Нила Сорского».

Реформа центрального управления. Приказы

В царствование Ивана Васильевича окончательно оформляется приказная система. Приказы принимают значение отраслевых министерств. Прежде многие из них носили характер дворцовых ведомств, на что указывали их названия — приказ Ловчий (1509), Казённый (1512), Большого дворца (1534).

При царе Иване IV появляются следующие приказы: финансовый приказ Большого прихода (1554), Земский (1564), Печатный (1553), Полоняничный (начало 1550-х), Посольский (1549), Разрядный, Стрелецкий (1571), Холопий (1550-е), Челобитный (1550-е), Ямской (1550).

Военные реформы Ивана IV привели к созданию Разрядного приказа, ведавшего личным составом и службой поместного войска, а также Поместного приказа, который занимался обеспечением служилых людей землёй. К 1550-м относится появление Стрелецкого приказа, ведавшего регулярными подразделениями русской армии — стрелецким войском.

Упорядочивание системы «ямской гоньбы» привело к возникновению Ямского приказа — государственной службы связи.

Введение местных губных учреждений, занимавшихся сыском и наказанием уголовных преступников, вызвало организацию Разбойного приказа.

Расширение международных связей Московского государства способствовало созданию Посольского приказа.

Следствием «собирания земель» явилось учреждение, преимущественно в 1560-х, административно-финансовых и судебных приказов территориального характера. К ним относились приказы Костромской четверти, Новгородской четверти, Устюжской четверти, приказа Казанского дворца.

Несмотря на возникновение системы центрального управления, количество профессиональных бюрократов в московском государстве было ничтожным, не сравнимым ни с современными ей западно-европейскими странами, ни с Россией петербургского периода.

Столь любимые либеральными критиками ситуации, когда государственные чиновники больше работают на себя, чем на государство, были невозможны в эпоху Ивана Грозного. Казнокрадство, мздоимство, действия в интересах знати или своего кармана каралось быстро и однозначно — смертью.

Феодалов, вроде Курбского, бесило, что чиновников царь «избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичей или от простого всенародства, а от ненавидячи творит вельмож своих».

Недовольный новыми порядками боярин Т. Тетерин писал боярину М. Я. Морозову: «Есть у великого князя новые верники-дьки… у которых отцы вашим отцам в холопстве не пригожалися, а ныне не только землею владеют, но и вашими головами торгуют».

Пропагандист Гваньини, работавший на польского короля, с возмущением замечает: «Простолюдинов он делает, большей частью по собственной воле (в чем ему никто не прекословит), дворянами, воеводами и чиновниками».

Что ж, дьяки (чиновники) в самом деле происходили из грамотных простых людей, преимущественно «поповского рода». Их квалификация была на голову выше чем у знатных персон, поэтому их действительно включали в состав правительства, где они становились «думными дьками», назначали комендантами крепостей и командирами гарнизонов.

Михалон Литвин с восхищением писал о порядках, установленных в Московии: «Москвитяне соблюдают равенство между своими и не дают одному много должностей. Управление одной крепостью на год или, много, на два поручают двум начальникам вместе и двум нотариям (подъячим). От этого придворные ревностнее служат своему князю и начальники лучше обращаются с подчиненными, зная, что они должны отдать отчет и подвергнуться суду, ибо осужденный за взятки бывает принужден драться на поединке с обиженным».

В течение 1550-х, благодаря новой системе управления, была проведена перепись и установлены справедливые налоги, которые должны были платить также бояре и монастыри.

Если ранее податные единицы — соха, выть, обжа — назначались произвольно и были свои в каждой области, то теперь вводились стандартные сохи. Они зависели от качества земли («хорошей», «средней», «худой»), каждой присваивался номер. Со всех одинаковых сох платились одинаковые подати.

Общая сумма государственных податей составляла для крестьянского двора около девяти процентов дохода.

Служилые по прибору. Постоянное стрелецкое войско

К служилым людям «по прибору», вербовавшихся на вольных основаниях, относились стрельцы, полковые и городовые казаки, пушкари и люди «пушкарского чина». Первоначально, их служба была близка к временному найму, но затем переходила на долгосрочную и наследственную основу.

Историческими предшественниками стрельцов могут считаться пищальники. Они набирались преимущественно из городского населения и, в отличие от «посохи», выставлялись на службу не с сохи, а с определенного числа дворов. Обычно один пищальник с 3–5 дворов. Население должно было снабжать пищальников оружием, одеждой и припасами. Существовали и «казенные» пищальники, которые получали огнестрельное оружие от правительства и жалование из казны.

В конце 1540-х совершается первая попытка создать регулярную стрелецкую пехоту из служилых по прибору. Стрельцы набирались по желанию из посадского и сельского населения.

Военная служба стрельцов, в отличие от пищальников и помещиков, не была ограничена периодом смотров и участия в боевых походах, поэтому они могут считаться первым постоянным войском на Руси. Формирование правильного стрелецкого войска относится к 1550 году.

Тогда были образованы «выборные» стрелецкие отряды. «Русский хронограф» подробно рассказывает о появлении этих стрельцов. «…Учинил у себя царь… выборных стрельцов и с пищалей 3000 человек, а велел им жити в Воробьевской слободе, а головы у них учинил детей боярских…»

Было создано шесть «статей» (отрядов) выборных стрельцов по 500 человек в каждой. «Статьи» делились на сотни, во главе которых стояли сотники из детей боярских. Стрельцы получали жалование по 4 рубля в год, а жить тогда можно было на 3 копейки в день.

Бравые стрельцы отличились уже при взятии Казани, придав штурму города решительность — что так разительно отличало поход 1552 г. от прежних казанских походов московского войска. Стрельцы вели подкопы и засыпали рвы, они первыми двинулись на городские стены и первыми ворвались в город. «И тако, — добавляет летописец, — скоро взыдоша на стену великою силою, и поставиша ту щиты и бишася на стене день и нощь до взятья града».

Отличились стрельцы и при взятии Полоцка, где они уничтожали вражеских пушкарей, штурмовали стены и занимали крепость.

Стрельцы подразделялись на выборных, позднее — московских, несущих службу в столице, и городовых, служащих в различных городах России. Московские стрельцы охраняли Кремль, несли караульную службу и принимали участие в военных действиях. Городовые стрельцы несли гарнизонную и пограничную службу, выполняли поручения местной администрации, носящие полицейский характер. В мирное время стрельцы подчинялись Стрелецкому приказу, а во время войны — военачальникам. Городовые стрельцы находились непосредственно в ведении местных воевод.

Стрельцы были единообразно обмундированы, что тогда было редкостью в Европе, обучены военному делу и вооружены за государственный счет. В их вооружение входили ручные пищали, мушкеты, сабли, пики, а также внушительные бердыши (которые так часто показывают в художественных фильмах).

Стрелецкое войско делилось на подразделения, именуемые приборами, позднее приказами, а еще позднее — полками. Во главе приказов стояли стрелецкие головы, назначавшиеся правительством из числа дворян.

Эти подразделения, были как конными («стремянными»), так и пешими, и, в свою очередь, делились на сотни и десятки.

Стрельцы жили отдельными общинами-слободами. Помимо денежного жалованья стрельцы получали за счет казны продовольственное довольствие (хлебное жалование). В случае похода им выделяли деньги «на подъем». Часто стрельцы наделялись, вдобавок к жалованью, землёй, отводимой в совместное пользование для всей слободы. То есть, получали они землю не лично, как помещики, а на всю общину. Стрелецкая слобода выбирала свои власти, за исключением назначенного стрелецкого головы. Управление слободой находилось в «съезжей избе».

Стрельцы имели право, в свободное от несения службы время, заниматься разными промыслами, причем с привилегией не платить городских податей (за исключением случаев, когда их выручка превышала 50 рублей). Это сближало стрельцов с городским торгово-промышленным сословием, из которого они часто и происходили.

Близки по статусу к стрельцам были и другие разряды приборной службы, также набиравшие на вольных основаниях — городовые казаки, пушкари и т. д… Все они селились отдельными слободами и получали землю на всю общину.

Служилые пушкарского чина

Быстрое развитие русской артиллерии привело к увеличению числа людей, служащих при «наряде» (артиллерии) — они образовали разряд служилых людей «пушкарского чина» и состояли в ведомстве пушкарского приказа.

К этому разряду относились пушкари, затинщики, обслуживающие мелкокалиберные «затинные пищали», преимущественно на «крымской украйне», а также обслуга крепостных орудий — воротники, рассыльщики и сторожа.

К пушкарскому чину относились также специалисты, изготавливающие и ремонтирующие «наряд»: кузнецы, зелейные мастера, литцы, чертежники.

Строевые пушкари и затинщики несли полковую и городовую (гарнизонную) службы. В военное время, по распоряжению Разрядного приказа, они передавались воеводам, ведающим «нарядом».

В случае нападения вражеских войск на город, пушкарям в помощь передавались горожане («поддатни» из числа посадских людей) по заранее составленным росписям, крестьяне и даже монастырские служки, заранее обученные артиллерийскому делу. Все они составляли, по сути, резерв военного времени.

Характерной особенностью России, в отличие от Европы, было то, что артиллерийское дело не находилось в ведении замкнутого цеха. Любой желающий из торгово-промышленного населения мог стать пушкарем или затинщиком.

Большинство пушкарей и затинщиков было сосредоточено в западнорусских и южных порубежных городах — там, где постоянно шла война и происходили вражеские набеги. Однако росло их число и на северных рубежах, на Северной Двине, в Вологде, в Кольском остроге — в связи с нарастающей активностью морских европейских держав, к числу которых относилась и враждебная Швеция.

Казаки

Первое упоминание о русских казаках относится к зиме 1443–1444, когда они помогли Рязани и московским воеводам отбиться от нашествия татарского царевича Мустафы на речке Листани — причем действовали они не на конях, а на лыжах.

Вопреки общепринятому мнению, существенную долю русского казачества с самого начала составляли служилые «по прибору». Они происходили из массы вольных, не несущих никакого тягла людей, временно нанимавшихся на разные работы (собственно, «казаковать» означало работать по вольному найму). Среди таких работ было и решение военных задач для государства, особенно на его южных опасных окраинах.

Служилые казаки, по роду деятельности, оказались родственны степной вольнице, которой они и обязаны самому названию «казак» (тюрк. «удалец»). Еще в начале XVI в. летописи упоминают среди донских казаков атаманов из чистых кипчаков, причем действующих против интересов Москвы. Но степная вольница постепенно «приручалась» московским правительством. Надо полагать, не без помощи денежных вливаний, особенно после страшного нашествия крымцев 1521 года. Степное казачество все более пополнялось за счет притока вольных русских людей из пограничного Рязанского, Тульского и северского краев, что преображало его лицо.