Счастливый билет Грэхем Линн
Почти год Лиза напропалую веселилась на вечеринках, спала с теми, кто ей нравился, а иногда даже с теми, кто ей не нравился. Когда она просыпалась к полудню в чужой постели, с головой, раскалывающейся с похмелья, наступало время готовиться к предстоящей ночи. Очередная вечеринка, очередной незнакомец, чтобы не оставалось времени на гнетущее отчаяние и бесконечные вопросы — за что, за что, за что?
Разумеется, в конце концов Лиза опомнилась, купила себе небольшой домик в Пимлико[104], не желая пока слишком далеко уезжать от Нелли. Она еще успеет вернуться в Голливуд.
— О чем призадумались? — произнес вдруг чей-то голос.
Лиза удивленно подняла голову. Тони вернулся и смотрел на нее сверху вниз с вопросительной улыбкой на добродушном лице.
— Ни о чем особенном, — ответила она.
— В такой очаровательной головке не должно быть места мрачным мыслям.
— Не судите опрометчиво, — сказала Лиза. — Я думала о том, почему вы попросили Барбару Хини познакомить нас.
На его лице появилось озадаченное выражение.
— Я просто хотел пожать вам руку, вот и все. Не каждый день выпадает возможность познакомиться со знаменитой актрисой, особенно с такой красивой, как вы.
Лиза внезапно почувствовала, что ей надоели комплименты и пустые разговоры.
— Чем вы занимаетесь? — небрежно поинтересовалась она.
Тони, похоже, уловил перемену в ее настроении и ответил столь же небрежно:
— Я — ЧП.
— Что это значит — частный предприниматель или член парламента?
— Последнее, — с легкой обидой ответил он, и она с трудом скрыла улыбку.
— От какой партии?
— Консервативной, разумеется, — отозвался Тони, словно сама мысль о том, что он может принадлежать к какой-либо иной партии, была для него оскорбительной.
Лиза рассмеялась.
— О боже, что сказали бы мои родственники, узнай они о том, что я мирно беседую с вами!
— Они лейбористы?
— Причем убежденные… большинство из них, во всяком случае.
На выборах в 1979 году, то есть два года назад, Стэн, по словам Нелли, голосовал за консерваторов. «Собственно, я не виню его, — сказала сестра. — Когда в прошлом году умерла его мать, ее тело пролежало в морге несколько недель, потому что могильщики устроили забастовку в Ливерпуле. Как бы мы себя чувствовали, Лиз, если бы не могли похоронить маму?» И теперь, всякий раз, когда кто-либо из О’Брайенов терял работу из-за экономического кризиса, они во всем винили Стэна.
— А вы? — Тони с неподдельным интересом смотрел на Лизу.
— Я вообще не голосовала. Меня не интересует политика.
Он выразительно приподнял красивые, поразительно черные брови.
— Ага, плодородная почва. С удовольствием поработаю с вами.
— Тони, тебя подвезти до вокзала? — К краю сцены подошел невысокий пухлый мужчина и взмахнул рукой с зажатым в ней стаканом, привлекая их внимание. — Если ты не поспешишь, то опоздаешь на ночной поезд.
— Сейчас я тебя догоню, Картер. — Тони повернулся к Лизе: — Завтра я должен быть в своем йоркширском избирательном округе. Могу я увидеться с вами снова? Как вы смотрите на то, чтобы приехать ко мне на следующие выходные? У меня будет еще несколько гостей.
Лиза сморщила носик:
— Надеюсь, это будет не охота и не рыбная ловля?
— Никоим образом. Мы ограничимся едой и питьем, ну и светской болтовней. — Тони поцеловал ей руку. — Скажите, что приедете, пожалуйста.
— Вы меня уговорили, — произнесла она.
После того как он ушел, Лиза осталась на своем месте, глядя на сцену. Она видела, как Барбара Хини, их продюсер, ухватила под руку автора «Занавешенного окна», Мэттью Дженкса, поразительно красивого мужчину средних лет с гривой черных вьющихся волос. Лиза поморщилась. Мэттью был хорошим драматургом, пожалуй, даже блестящим, но способ, которым он воспользовался для достижения успеха, не вызывал у нее ничего, кроме презрения.
Вскоре после того, как четыре года назад Лиза поселилась в Пимлико, ей позвонил Ральф и сказал, что у него есть пьеса для двух актеров, которая прекрасно подходит им обоим.
— Я встретил этого парня, Мэттью, в поезде, когда возвращался с Эдинбургского фестиваля, — пояснил Ральф. — Мы разговорились, и он… В общем, он поселился у меня — ты же знаешь, после смерти Гэри у меня никого не было. И оказалось, что Мэттью — драматург. Почему бы тебе не заглянуть к нам вечерком? Мы вместе почитаем пьесу.
Лиза приехала, просто чтобы сделать ему приятное, и вынуждена была согласиться, что пьеса «Сухостой» действительно великолепна.
— Но я киноактриса, Ральф, — запротестовала Лиза. — Я просто боюсь выходить на театральные подмостки.
— Мэттью полагает, что ты идеально подходишь на роль Сары Вуд, — стоял на своем Ральф. — Когда я сказал ему, что мы — друзья, он сам предложил, чтобы я пригласил тебя.
И Мэттью, нервно суетившийся позади в обтягивающих джинсах и поношенном свитере, закивал головой.
— Разумеется, когда я писал пьесу, то не подозревал об этом, но когда Ральф упомянул ваше имя, я понял, что подсознательно имел в виду кого-то вроде вас.
— Я буду стоять столбом и не смогу сойти с места, — слабо сопротивлялась Лиза. — Даже если я выучу свои реплики назубок, я все равно забуду их в нужный момент.
— Давай хотя бы попробуем, — уговаривал ее Ральф. — Сделай одолжение мне, сделай одолжение Мэттью. Мы начнем репетировать потихоньку, без лишнего шума, а потом, если ты по-прежнему будешь упорствовать, мы найдем тебе замену.
Лиза неохотно согласилась, и как-то так получилось, что, несмотря на заверения Ральфа, газетчики пронюхали обо всем. «Звезда Голливуда появится на сцене у нас в Уэст-Энде», — прочла Лиза неделю спустя в театральной хронике, хотя Ральф клялся, что ничего не знал об этом, и она была склонна ему верить.
Репетиции превратились в настоящую пытку. Лиза чувствовала себе зажатой, скованной, и хотя вне сцены никогда не лезла за словом в карман, стоило ей оказаться на театральных подмостках, как она и предрекала, волнение брало верх и она моментально забывала все реплики. Если бы не тот факт, что все знали о том, что пьеса готовится к постановке, Лиза уже давно отказалась бы от этой роли. Продюсер, Барбара Хини, настоящая неряха, имеющая, впрочем, некоторый авторитет в театральном мире, была в отчаянии, и дублерша Лизы нетерпеливо облизывалась, надеясь хотя бы на несколько вечеров стать звездой во время предварительного турне по провинции, прежде чем в труппе появится еще одна знаменитая актриса.
Но в ночь премьеры случилось настоящее чудо. Во всяком случае, Лиза затруднялась подобрать другое слово для того, что произошло. Они начали с Норвича, и в театре яблоку негде было упасть. Нервы у Лизы звенели, как натянутые струны, и она отыскала Ральфа в гримерной, надеясь услышать от него слова утешения, но вместо этого обнаружила, что он выглядит совсем больным и лицо у него белое как мел.
— С тобой все в порядке? — с тревогой спросила она.
— Нет, мне страшно. У меня желудок подкатывает к горлу, но я всегда так чувствую себя перед премьерой нового спектакля.
— О господи! — застонала Лиза. — Я готова наложить на себя руки.
В зрительном зале померк свет, поднялся занавес, и Ральф фланирующей походкой вышел на сцену. Раздался гром аплодисментов. Лиза, не веря своим глазам, смотрела на него. Он выглядел совершенно спокойным и полностью владел собой.
— Твой выход, Лиза. — Кто-то толкнул ее в спину, и она вывалилась на сцену, нелепо размахивая руками, как полоумная, какой ей, собственно, и полагалось быть по сценарию.
От грома аплодисментов у Лизы перехватило дыхание — она никак не ожидала такого теплого приема. К ней направился Ральф, и внезапно все встало на свои места. Лиза видела, как аудитория ловит каждое ее слово, и чувствовала, что зрители поддерживают ее, заставляя показать все, на что она способна. Реплики и движения давались ей без труда, и постепенно Лиза все глубже и глубже погружалась в характер своей героини, пока, в самом конце, действительно не превратилась в Сару Вуд, жену школьного учителя.
— Я и в самых смелых мечтах не могла представить, что мне это понравится, — признавалась она Ральфу впоследствии. — Мне даже жаль, что спектакль закончился. На съемках со мной такого никогда не было.
Выступления на сцене стали для Лизы наркотиком, причем гораздо более сильным, чем кино. Они играли спектакль «Сухостой» целый год, и Лиза обнаружила, что с нетерпением ждет вечера, когда сможет выйти на сцену и перевоплотиться в свою героиню. Она точно знала, когда аудитория рассмеется или затаит дыхание, и эти звуки подстегивали ее, заставляя радовать зрителей и приковывать к себе их внимание. После того как ее с Ральфом несколько раз вызывали на «бис», Лиза была на седьмом небе от счастья, и иногда ей было нелегко вернуться на землю и вновь стать Лизой Анжелис.
— Почему ты не уговорил меня попробовать себя на сцене раньше? — приставала она к Ральфу. — Я чувствую, что нашла свое призвание.
Как только стало ясно, что пьеса «Сухостой» превратилась в самую популярную новинку сезона, Мэттью Дженкс вернулся к жене и детям.
— Я не знала, что он женат, — изумленно заявила Лиза.
— Я тоже, — с горечью ответил Ральф.
— Значит, никакой ты не гомосексуалист, верно?
— Верно, — равнодушно согласился Мэттью.
— Ты просто использовал Ральфа. Думаю, ты — настоящий подлец!
Он пришел к ней в гримерную с новым сценарием.
— Я хочу, чтобы вы прочли его, — с порога заявил Мэттью.
Похоже, ее оскорбления ничуть его не задели.
— Это было лишь средство для достижения цели, только и всего. — Он пожал плечами.
— А ты действительно случайно встретился с Ральфом? — полюбопытствовала Лиза.
— Нет. Я приехал в Эдинбург, чтобы завязать нужные знакомства, но, должен признаться, у меня ничего не вышло. Я уже возвращался домой, когда заметил Ральфа, выходящего из такси возле вокзала, и истратил последние деньги на билет в первый класс, а в вагоне сел напротив него. То, что он «голубой», ни для кого не секрет. Я сказал нужные слова, и Ральф предложил мне поселиться у него.
— А потом ты признался ему, что, по странному стечению обстоятельств, ты еще и начинающий драматург, — презрительно бросила Лиза.
— В самую точку, — нимало не смутившись, согласился Мэттью.
— У тебя что, недоставало веры в собственные силы, чтобы продвигать пьесы обычным путем?
Мэттью саркастически расхохотался.
— А что это за «обычный путь»? — поинтересовался он. — «Сухостой» отвергли восемнадцать театров; некоторые режиссеры хранили его у себя по целому году, а потом возвращали мне, не прочитав ни строчки. Дома у меня лежит еще с полдюжины пьес, ничуть не хуже этой. Шекспиру пришлось бы изрядно попотеть, чтобы пристроить в нынешнем Лондоне своего «Гамлета» — везде нужны знакомства. А я — всего лишь самый обычный парень, который понял, что без связей талант не стоит ни гроша. И когда я увидел свой шанс, то ухватился за него обеими руками.
— Я по-прежнему думаю, что ты — подлец, — холодно сказала Лиза.
— Вы можете думать обо мне все, что хотите. Но я предпочитаю называть это честолюбием. — Мэттью направился к двери. — Если я правильно помню, вы побывали замужем за двумя голливудскими режиссерами. Хотел бы я знать, чего бы вы достигли без их помощи.
— Я любила обоих, — возразила Лиза.
— Что ж, и Ральф мне нравится, — ответил Мэттью. — Вот почему свою новую пьесу я предлагаю в первую очередь ему. — Он кивнул на сценарий. — Это лучшее из всего написанного мной. Надеюсь, то, что случилось, не повлияет на ваше мнение, в противном случае вы причините вред себе, желая досадить другому. Мне, например. Ральф умен и играет прекрасно, и на сей раз я действительно написал эту роль для вас.
Мэттью заметил Лизу, сидящую в партере, насмешливо улыбнулся и отсалютовал ей бокалом. Она проигнорировала его, хотя и вынуждена была признать, что именно благодаря Мэттью последние годы стали для нее такими плодотворными и приятными. Она и подумать не могла, что будет получать удовольствие от лицедейства на сцене.
Барбара Хини прощалась с труппой. Лиза поднялась на сцену и догнала продюсера за кулисами.
— Давай я подвезу тебя на такси, а ты расскажешь мне о Тони Молино, — предложила она.
Барбара Хини делала вид, будто ничуть не интересуется личной жизнью других, но при этом знала буквально все о тех, кто пользовался хотя бы малейшей известностью, главным образом потому, что каждый день прочитывала «Гардиан»[105] от корки до корки.
— Мне известно лишь то, что я прочитала в газетах, — сообщила она Лизе по пути домой. — Тони не говорил тебе, что он — баронет? Кстати, он — сэр Энтони Молино.
— Сэр! — изумленно воскликнула Лиза.
— Этот титул принадлежит его семье вот уже несколько столетий. Тони унаследовал его от отца, который умер несколько лет назад, и стал членом парламента от Броксли в 1979 году, но чем он занимался до этого, я понятия не имею. Тони разведен, детей у него нет, живет он в старинном обветшалом особняке Феррис-Холл. — Барбара внезапно ухмыльнулась. — Он очень хотел познакомиться с тобой. Я сказала ему, что сегодня мы празднуем твой пятидесятый день рождения. Надеюсь, ты ничего не имеешь против.
— Ты говорила ему об этом? Он вел себя так, словно ничего не знал, — протянула Лиза.
— Наверное, ему просто нужен был предлог, чтобы польстить тебе, — сказала Барбара. — И, похоже, он в этом преуспел, раз ты им заинтересовалась.
— Так, совсем немножко, — беззаботно отмахнулась Лиза.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
В субботу утром они с Тони вместе поехали на поезде в Йоркшир.
— Надеюсь, вы ничего не имеете против — я не люблю ездить на машине на большие расстояния, — сказал он, когда позвонил Лизе, чтобы договориться насчет уик-энда.
Она заверила его, что думает так же:
— Я ненавижу шоссе, а грузовики приводят меня в содрогание.
Тони провел ее в купе первого класса. На нем было укороченное двубортное пальто и брюки из рейтузной диагонали.
— Спасибо вам за цветы, — сказала Лиза, когда они уселись. — Они чудесны.
— Я проторчал в цветочном магазине целую вечность, пытаясь решить, какие цветы более всего вам подходят. В конце концов я решил, что это — тигровые лилии, но в продаже их не было, поэтому пришлось удовлетвориться розами, хотя, конечно, они не в состоянии воздать должное вашей красоте.
Он оказался очаровательным и внимательным собеседником, но, по мере того как поезд все дальше удалялся от Лондона, Лиза начала понемногу уставать от бесконечных комплиментов. Ее не покидало неприятное ощущение, что Тони льстит ей, чтобы скрыть неуверенность в себе, а это было по меньшей мере удивительно. Казалось, в ее обществе он чувствует себя не в своей тарелке. Лиза попробовала ненавязчиво перевести разговор на его работу, и он принялся описывать ей будни парламентариев в Палате общин. Наконец-то разговор стал по-настоящему легким и занимательным.
Когда поезд в полдень подкатил к перрону вокзала в Йорке, Тони сказал:
— Здесь мы выходим. Вообще-то, на Броксли идет железнодорожная ветка, но поезда, похоже, ходят только там, где им хочется. Пойдемте, нас будут встречать.
На привокзальной площади их ждал довольно-таки старый «мерседес». К ним навстречу спешил сутулый мужчина лет шестидесяти.
— Добрый день, сэр Энтони, — вежливо поздоровался он.
— Добрый день, Мэйсон. — Тони коротко кивнул и помог Лизе забраться на заднее сиденье, предоставив Мэйсону самостоятельно укладывать их саквояжи в багажник. Он не сделал попытки представить Лизу, и она подумала, насколько все-таки отношения между нанимателем и работником в Англии отличаются от таких же отношений в Америке, где наемные помощники зачастую становятся друзьями или членами семьи, как та же Милли, к примеру.
— Как здесь красиво! — сказала Лиза.
Йорк остался позади, и сейчас они ехали по узкой дороге, с обеих сторон которой высились серые, поросшие мхом стены. К горизонту убегали лоскутные одеяла полей, составленные из кусочков зеленого, коричневого и желтого тонов. Время от времени на глаза Лизе попадались каменные дома, уютно приткнувшиеся у подножия холмов или горделиво высящиеся на их вершинах. Окружающая местность поражала своей грубоватой, непритязательной красотой, от которой захватывало дух.
Они свернули на очень узенькую дорогу, обсаженную боярышником, на кустах которого уже вовсю распускались красные и белые цветы. Живая изгородь внезапно оборвалась, сменившись высокой каменной стеной, и вскоре машина подкатила к широкому въезду, по бокам которого высились гранитные столбы. На одной стороне кованой железной решетки красовалась надпись «Феррис», а на другой — «Холл». Впереди виднелся внушительный трехэтажный особняк из светло-коричневого камня. Одна сторона дома была одета в строительные леса, хотя рабочих нигде не было видно.
— Вот мы и дома, — с гордостью сообщил Тони. — Это и есть Феррис-Холл.
— Он прекрасен, — покорно согласилась Лиза и подумала, что когда-то он и впрямь был красив, а сейчас казался обветшалым и запущенным. Рамы в высоких стрельчатых окнах почернели и сгнили, а каменная кладка осыпалась и зияла выбоинами.
Внутри особняк выглядел ничуть не лучше. В углах высокого потолка в холле темнели пятна сырости, под ногами громко поскрипывали половицы. Мебель была старинной, но, в отличие от обстановки в «Тимперлиз», срочно нуждалась в ремонте.
— Мэйсон проводит вас в вашу комнату, — сказал Тони. — А потом, быть может, вы соблаговолите сойти вниз и немножко выпить со мной.
Когда Лиза спустилась вниз, то обнаружила Тони в длинной и уютной, хотя и скудно меблированной комнате. Он разговаривал с краснощеким мужчиной, обладателем копны вьющихся каштановых волос.
— Лиза, дорогая моя. — В глазах Тони вспыхнуло удовольствие, словно ее появление стало для него приятным сюрпризом. Пожалуй, именно его бессознательное, мальчишеское очарование и привлекало ее в нем. Он подошел к Лизе и взял ее за руку. — Это Кристи Костелло, мой помощник и представитель.
— Здравствуйте. — Рукопожатие помощника оказалось крепким, почти болезненным. Это был высокий мужчина лет сорока. Он имел вид здорового человека, привыкшего много времени проводить на свежем воздухе.
— Не ирландский ли акцент я слышу? — полюбопытствовала Лиза.
— Совершенно верно — перед вами уроженец Белфаста. Только не говорите мне, что вы тоже ирландка. Я отказываюсь в это верить, с вашей-то внешностью. — В том, как он на нее смотрел, было нечто смутно знакомое.
— Боюсь, что вынуждена повергнуть вас в смущение: мои родители были ирландцами, хотя сама я никогда не была на исторической родине.
— Будь я проклят! У вас самые неирландские глаза, которые я когда-либо видел!
Гости, ожидавшиеся на уик-энд, начали прибывать немного позднее. Ими оказались две семейные пары среднего возраста. Мужчины были полны планов по дальнейшему развитию своей строительной компании, которой владели на паях. Они хотели заручиться поддержкой Тони, тогда как их супруги оставались застенчивыми и немногословными, не разговаривая даже между собой.
За ужином к ним присоединился Крис Костелло, и за едой мужчины наверняка бы монополизировали беседу, если бы Лиза не решила вовлечь их жен в обмен мнениями. В конце концов, Тони усадил ее во главе стола, очевидно, рассчитывая, что она возьмет на себя обязанности хозяйки.
Собственно, женщины оказались намного более интересными собеседницами, чем их мужья. Одна была социальным работником и работала неполный день, вторая управляла модным магазином женской одежды. Лиза сумела ненавязчиво заставить их разговориться, и обе принялись охотно рассказывать о своей работе, жизни и детях.
— А у вас есть дети, Лиза? — спросила одна из женщин.
— Нет. Боюсь, я слишком увлеклась собственной карьерой, — солгала она.
— И что же это за карьера?
Лиза улыбнулась. На их лицах не промелькнуло ни малейшего узнавания, когда Тони знакомил их.
— Я актриса, — сказала она.
Один из мужчин поперхнулся:
— Означает ли это, что вы — та самая Лиза Анжелис, кинозвезда?
— Разве вы меня не узнали? — рассмеялась Лиза.
— Да я не видел вас уже лет двадцать или около того. Господи, женщина, а ведь когда-то я был безумно в вас влюблен. — Он уставился на Лизу широко открытыми от восхищения глазами. — Вблизи вы выглядите даже лучше, чем на экране.
— Боб! — предостерегающе сказала его жена. — Ты ставишь мисс Анжелис в неловкое положение.
Лизу забросали неизбежными вопросами:
— Вы знакомы с Джоном Уэйном? А с Джеймсом Стюартом? А не встречались ли вы с Мэрилин Монро? Каково это — жить в Голливуде?
Она с легкостью выдержала допрос с пристрастием, уходя от одних вопросов, отвечая на другие и одновременно подавая знак Тони вновь наполнить бокалы.
Ужин закончился на веселой ноте, когда Боб упал на колено и сделал Лизе предложение.
— Когда-то я мечтал об этом, — признался он. — И это — единственная моя мечта, которая наконец сбылась.
После того как обе пары разошлись на ночь по своим комнатам, Крис заявил:
— Это лучший вечер на моей памяти. Вы великолепная хозяйка, Лиза. — Он повернулся к Тони и шутливо заметил: — Быстренько окольцуй ее, если она еще свободна. Такая женщина — сущий клад для честолюбивого, амбициозного политика.
Семейные пары отбыли в воскресенье после обеда, причем мужья выглядели весьма довольными собой.
— Я ничего не могу обещать, — расслышала Лиза слова Тони, когда они пожимали друг другу руки на прощанье, — но можете быть спокойны, я сделаю все, чтобы заронить идею о строительстве автомагистрали в голову начальника соответствующего департамента.
— Это все, о чем мы просим, сэр Энтони, — ответил один из мужчин.
Потом Тони предложил Лизе прогуляться по холмам и пустошам, окружавшим особняк со всех сторон.
Когда они поднялись на вершину, она оглянулась. Феррис-Холл, обнесенный стенами, показался ей издалека кукольным домиком, и его серая шиферная крыша сверкала в лучах яркого весеннего солнца. Особняк распространял вокруг себя ауру внушительности и незыблемости, казалось, он вырос из плодородной коричневой почвы, как столетние дубы, стоящие вокруг.
— Совсем как сцена из «Грозового перевала», — сказала Лиза. — Романтическая и первозданная.
— Я очень рад, что вам понравилось, — с некоторой даже робостью откликнулся Тони. — Я всей душой надеялся, что так оно и будет.
Тем вечером они отправились поужинать в маленькую пивную в Броксли. Лиза надела ярко-красное полотняное платье спортивного покроя с черным болеро. Она зачесала волосы назад, закрепив их на испанский манер изящным красным гребнем.
Тони ждал Лизу у подножия лестницы, и его глаза округлились от восхищения, когда он увидел ее.
— Вы выглядите просто великолепно! — благоговейно прошептал он. Взяв Лизу под руку, Тони увлек ее наружу, где их ждал «мерседес». — Я до сих пор не могу поверить в то, что мне повезло и вы согласились приехать. Откровенно говоря, я боюсь, что стоит мне зажмуриться, как вы исчезнете.
Лиза рассмеялась.
— Я не намерена исчезать, поверьте мне.
Тони сел за руль, и они поехали в городок. Водителем он оказался нервным и не слишком умелым, и Лиза поймала себя на том, что то и дело нажимает ногой на педаль воображаемого акселератора, чтобы заставить автомобиль двигаться быстрее по узким, обсаженным деревьями дорогам.
Они въехали в Броксли со стороны жилого микрорайона, застроенного домами из красного кирпича, где на тротуарах играли дети. Центр городка оказался вполне старомодным и хорошо сохранившимся. Здесь на каждом шагу попадались каменные домики, выглядевшие, подобно Феррис-Холлу, так, словно стояли тут испокон веков. В самом конце Хай-стрит виднелось огромное закопченное здание какой-то фабрики, на железных кованых воротах которой висел деревянный щит с надписью «Спринг инжиниринг».
— Просто бельмо на глазу, — недовольно заметил Тони, когда они проезжали мимо. — Я бы хотел избавиться от нее.
— Почему? — спросила Лиза. — Там люди зарабатывают себе на жизнь. Полагаю, им все равно, как фабрика выглядит снаружи.
Тони был слишком занят, загоняя «мерседес» на стоянку перед пивной, чтобы ответить.
Когда они вошли в здание с низким потолком, поддерживаемым массивными балками, навстречу им устремился хозяин заведения.
— Рад видеть вас, сэр Энтони. Давненько вы не появлялись в городе.
— Увы, Клаф, я себе не принадлежу. В Вестминстере у меня очень много работы.
— Фергюс тем не менее всегда находил для нас время. — С лица хозяина не сходило дружелюбное выражение, но Лиза уловила в его тоне недовольство. — Он всегда был рядом, наш Фергюс, когда в нем возникала надобность.
Тони пробормотал нечто неразборчивое и, когда они уселись, заметил:
— Нам не следовало приходить сюда. Клаф — приятель Фергюса Ломакса. Он меня недолюбливает.
— Быть может, он относился бы к вам иначе, если бы вы звали его по имени или добавляли «мистер» к его фамилии, — заметила Лиза. — Это же Средневековье — называть человека по фамилии. Или вы ожидали, что при вашем появлении он возьмет под козырек и встанет по стойке «смирно»?
Тони с недоумением уставился на нее.
— Но ведь он всего лишь содержатель пивной!
— Что ж, а вы — всего лишь член парламента.
Тони нахмурился, и Лиза видела, как он старается уразуметь смысл, который она вложила в свои слова.
— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он наконец. — Надо снизойти до их уровня, другими словами.
— Я совсем не это хотела сказать, — решительно заявила Лиза. — Просто обращайтесь со всеми, как с равными.
Тони внезапно улыбнулся.
— А вы легко находите общий язык с окружающими, верно? В будущем я, пожалуй, стану прислушиваться к вашим Советам.
— В таком случае, когда мы будем уходить, пожмите мистеру Клафу руку, скажите, что еда была превосходной, и спросите, нет ли у него проблем, которые вы могли бы решить. — Когда Тони задумчиво кивнул, она поинтересовалась: — А кто такой Фергюс, кстати?
— Фергюс Ломакс более тридцати лет представлял этот избирательный округ. Боюсь, что когда на последних выборах он ушел на покой, то забрал с собой много голосов своих почитателей. И мое «большинство» в два раза меньше, чем у него.
— Значит, сэру Энтони Молино следует постараться привлечь на свою сторону как можно больше избирателей, — сказала Лиза. — Чтобы на следующих выборах ваше «большинство» возросло.
Перед тем как уехать в понедельник утром, Лиза разыскала миссис Мэйсон, которая приготовила восхитительное угощение на уик-энд. Они с мужем занимали маленькую квартирку над гаражом. Это была невысокая хрупкая женщина с постоянно нахмуренным лбом и спрятанными под черной вязаной сеточкой седыми волосами. Она с удивлением посмотрела на Лизу, когда та вошла в старомодную кухню с выскобленными деревянными столешницами, глубокой белой эмалированной раковиной и полом, выложенным каменной плиткой. Даже холодильник и плита с отколотой эмалью выглядели антикварными раритетами. В комнате было холодно, и по ногам тянуло сквозняком. Во всех четырех углах от потолка отваливалась штукатурка.
— Я зашла, чтобы поблагодарить вас за чудесное угощение. Просто пальчики оближешь! Я и не подозревала, что йоркширский пудинг может быть таким вкусным.
Учитывая то, в каких условиях приходилось работать этой женщине, она буквально творила чудеса.
— Благодарю вас, мадам, — пробормотала миссис Мэйсон, словно не привыкла к тому, чтобы ей говорили «спасибо».
— Прошу вас, не зовите меня «мадам». Ненавижу подобное обращение. Если мы станем друзьями, я бы предпочла, чтобы вы называли меня Лизой — или мисс Анжелис, если вам трудно заставить себя называть меня по имени.
— Означает ли это, что вы намерены вернуться? — с любопытством осведомилась женщина.
— Похоже, что так, — улыбнулась Лиза.
Тони прилежно ухаживал за ней. Почти каждый день в доме Лизы в Пимлико появлялись изысканные букеты цветов, к которым прилагался подарок — флакончик духов, шелковый шарфик, дорогая шоколадка. Как-то утром Тони появился на пороге с корзинкой для пикника из «Хэрродса».
— Сегодня замечательная погода, — произнес он. — Думаю, самое время позавтракать al fresco[106] в Гайд-парке.
В другой раз посыльный доставил Лизе овальный портрет-миниатюру в тяжелой золотой раме. На нем была изображена она, и по позе Лиза догадалась, что портрет был нарисован по ее фотографии, снятой у дверей театра, в котором шел спектакль «Занавешенное окно». «Даже Рембрандту было бы трудно передать вашу красоту на холсте», — гласила приложенная к портрету записка.
Раз в несколько дней Лиза приезжала в Феррис-Холл и постепенно полюбила мрачный холодный особняк. Она репетировала новую пьесу, и Тони так часто наведывался в театр, чтобы посмотреть на нее, а потом приглашал на ужин, что Лиза даже упрекнула его.
— Разве вам не нужно бывать в Палате общин? В конце концов, именно за это вам и платят деньги.
А Тони, похоже, нравилось, когда она бранила его, и он в ответ лишь застенчиво, как мальчишка, улыбался.
— Там очень скучно. Лучше я побуду с вами.
Несколько раз он приглашал ее в здание парламента. Лиза сидела на галерее для посетителей, наблюдая за ходом заседаний, приводивших ее в восторг. Особое впечатление на нее произвело то, что избранные представители вели себя, как избалованные дети. Маргарет Тэтчер, премьер-министр, явно пребывала в своей стихии, сидя на деревянной скамье перед «красным ящиком»[107]. Она являла собой властную, внушительную фигуру. Собственно, таким и должен быть руководитель страны. Но симпатии Лизы все-таки были на стороне лидера оппозиции, Майкла Фута, обходительного, галантного джентльмена, обладавшего редким даром красноречия.
Лиза знала, что Тони собирается сделать ей предложение, хотя иногда и спрашивала себя, а не следует ли ей дать ему понять, что его надежды напрасны. Но с ее стороны было бы жестоко водить его за нос, а потом отвергнуть; к тому же Лизе не хотелось прерывать их отношения. В его обществе она чувствовала себя единственной, желанной, неповторимой, не такой, как все. И когда Тони предложил ей выйти за него замуж, она ответила:
— Вы мне нравитесь, Тони, но я не люблю вас.
— Зато я вас обожаю! — пылко вскричал он. — У меня хватит любви для нас обоих. Скажите «да», заклинаю! Мы с вами замечательно ладим, и нам так хорошо вместе.
— Я знаю, но тем не менее я должна подумать над вашим предложением.
Замужество — это лотерея. Лиза усвоила эту простую истину много лет назад. Двух людей может соединить безумная страсть, которая закончится тем, что они возненавидят друг друга, потому что за этим ничего не стояло: ни взаимной симпатии, ни дружбы. Как бы там ни было, пожалуй, не стоило слепо рассчитывать на пылкую любовь в пятидесятилетнем возрасте. В их годы надежной основой могли бы скорее стать привязанность и желание иметь спутника жизни, чтобы не остаться в одиночестве.
Когда Лизу пригласили в Честер на крестины — жена Дугала родила двойняшек, — она подумала: «Я всегда езжу на север одна и никогда не беру с собой спутника».
Она предложила Тони составить ей компанию, и он с готовностью согласился. Он купил для малышей золотые часы, и Лиза воскликнула:
— Им всего-то две недели от роду!
Сконфузившись, Тони ответил:
— Я просто не знал, что им подарить. Но ведь когда-нибудь они вырастут!
Во время недолгого визита Тони не находил себе места.
— Ваши родственники оценивают меня, — прошептал он, когда они выходили из церкви. — Пытаются понять, достаточно ли я хорош для вас.
— Что ты о нем думаешь? — немного погодя поинтересовалась Лиза у Нелли.
— Он кажется мне милым, довольно застенчивым и невероятно щедрым. Эти часы наверняка стоят целое состояние. Помнишь, как говорила мама? Щедрость скрывает множество грехов.
— Помню, только вот я так и не решила, хорошо это или плохо, — сухо ответила Лиза.
Нелли ласково потрепала ее по руке.
— Думаю, это хорошо. Этот мужчина безумно влюблен в тебя — ты бы видела, какими глазами он на тебя смотрит! Но если ты раздумываешь, выходить за него замуж или нет, то, Лиз, только твое сердце может подсказать тебе правильный ответ. А я могу лишь добавить, что меня очень беспокоит, что ты все время живешь одна.
Читать бесплатно другие книги:
