Музейный артефакт Корецкий Данил

– Приветствую вас, Учитель, – негромко произнес Кфир.

– Ну, наконец ты соизволил встать, – язвительно заговорил старик, не оборачиваясь к вошедшему и не отвечая на приветствие. – А я давно на ногах, но мне некого учить. И Кнок, и Мурза давно заснули…

Он погладил пальцем по голове сначала чучело ворона, а потом совы.

– А Ерозу мне вообще не удалось разбудить, – морщинистый, с увеличенными суставами палец толкнул летучую мышь, и она просто качнулась из стороны в сторону, вместо того чтобы носиться по кругу, насколько позволяет веревка. – Да они и не просились ко мне в ученики…

– Так ведь рано, Учитель. Солнце лишь взошло. Я думал, что вы еще пребываете во сне, – оправдывался Кфир, хотя он тоже не просился в ученики к этому желчному старикашке.

– Ты трижды соврал. Во-первых, уже не рано, а поздно, во-вторых, солнце взошло давным-давно, а в-третьих, тебе, как и всем в Ершалаиме, известно, что Мар-Самуил встает вместе с солнцем…

– Но не тогда, когда вы всю ночь летаете…

– И снова ты соврал. Ты знаешь, что я не собирался никуда лететь!

Ученик решил отмолчаться, и это было правильно, так как старик никогда с ним не соглашался, и его было невозможно переубедить или переспорить.

– Я тобой не доволен, – продолжил Учитель. – Ты не освоил предсказания, не изучаешь рецепты магических снадобий, нарушаешь правила врачевания, часто поступаешь не так, как я того требую, преступая основополагающие правила…

Кфир вначале покаянно повесил голову, но при последних словах удивился, его брови поползли вверх.

Уверенность в себе, которую он испытал, когда сидел за спиной могучего черного всадника, растаяла вместе с той незабываемой ночью. И все же, он уже не был рабом.

– Я всегда старался быть покорным, просто к превращениям и оживлениям душа не лежит… Но я полностью отдаюсь врачеванию, так в чем мое ослушничество, Учитель?

– Не я ли говорил тебе, что знания в этой стране передаются от учителя к ученику устно? – Мар-Самуил щелкнул желтоватым ногтем по брюшку Ерозы, и она наконец взмахнула перепончатыми крыльями и, суматошно пища, полетела по кругу. – Не я ли запрещал что-либо записывать?

– Вы, Учитель, – проговорил ученик. – Но я делаю это исключительно для себя, чтобы можно было перечитать и лучше запомнить.

– Запоминать надо сразу. А теперь ответь, почему в Иудее нельзя ничего записывать?

Мар-Самуил взял сломанную римскую стрелу с характерным наконечником и двухцветным оперением и принялся внимательно ее рассматривать. Передняя часть стрелы была испачкана кровью.

– Потому что в этой стране все, что записывается, приобретает силу закона.

– Ну, и что дальше?

– А коли так, то и ошибочные выводы, непроверенные предположения становятся догмами. А догмы вредят развитию врачевания. Лекари Иудеи передают свои знания только устно.

Старик недовольно хмыкнул, пальцем остановил Ерозу и снова погрузил ее в сон. И только теперь повернулся лицом к ученику.

– Меня больше волнует другое: написанное становится доказательством вины в колдовстве! Одной записи достаточно для того, чтобы нас приговорили к побиванию камнями!

Кфир склонил голову.

– Я все понял, Учитель. И больше не стану записывать.

Настроение у хозяина улучшалось. Но полностью досада еще не прошла.

– Говорил ли я тебе, что сон сродни смерти?

– Говорили, Учитель.

– Так зачем же ты укорачиваешь свою жизнь?

– Я постараюсь вставать раньше, – пообещал Кфир.

Он знал, что сейчас начнется каждодневный экзамен, и не ошибся. Мар-Самуил подошел к медицинским инструментам и аккуратно, пожалуй, даже нежно, положил на них свою высохшую руку, обтянутую морщинистой пергаментной кожей.

– Что за нож сей, каково его предназначение?

Кфир еле заметно улыбнулся:

– Трепан это. А предназначен для вскрытия черепной коробки.

Вопрос был легкий, ученик понимал, что старик начнет перебирать весь свой инструментарий, хотя прекрасно понимал, что Кфир все это знает. Поэтому он решил сам задать вопрос, который его давно интересовал:

– Учитель, а вы когда-нибудь вскрывали череп? Что там?

Мар-Самуил нахмурился:

– Ты опять меня перебиваешь! – но, помолчав, заговорил: – Да, вскрывал. Вот именно этим ножом, лет десять назад. У торговца Вандербара страшно болела голова, травы, заклинания, молитвы не помогали. Он сам дал согласие на трепанацию. Я вскрыл ему темя в двух местах…

– И что там было?

– А что там было! У Вандербара там было то же самое, что и у всех нас. Мозг. Я же говорил тебе о нем.

– О да, о да! Но какой он, этот мозг?

– Серый, в извилинах…

– Учитель, вам удалось вылечить Вандербара?

Старик вновь отвернулся от своего ученика и произнес:

– Да.

– Значит, боль у него прошла?

После короткой паузы последовал ответ:

– Не знаю.

– Почему?

– Потому что сразу после операции он умер!.. Мне понятна твоя хитрость, ты этими вопросами хочешь отвлечь меня от утреннего экзамена! А это что за нож?

– Нож для обрезания и кесарева сечения после смерти матери во спасение плода.

– Это?..

– Ланцет для кровопускания.

– А это что такое?

– Пила для ампутаций.

Старик не хотел показать, что доволен своим учеником, но Кфир понимал его состояние. Они стояли друг против друга и молчали. И вдруг Мар-Самуил произнес:

– Покажи мне его!

– Кого? – искренне удивился ученик.

– Перстень.

Сердце Кфира екнуло.

– Какой перстень? Я не знаю никакого перстня, – произнес он, рассматривая потрескавшиеся доски пола.

– Ты не умеешь врать, Кфир. Это плохо для лекаря и предсказателя. Если ты знаешь, что человек вот-вот умрет, говори, что он скоро поправится, да так, чтоб несчастный тебе поверил… Когда тебя привез тот, чье имя лучше не произносить всуе, на твоей руке был перстень. А потом ты его не надевал. И мне все стало ясно!

Юноша молчал.

– Так где он? Покажи!

Кфир все еще колебался.

– Ну же!

Парень расстегнул рубаху, достал из маленького мешочка перстень и протянул Мар-Самуилу.

– Нет, нет! – отшатнулся тот и спрятал руки за спину. – Я хочу лишь взглянуть, не больше…

Мар-Самуил приблизил свои подслеповатые глаза к ладони ученика, на которой покоился оскалившийся лев с черным камнем в пасти. Казалось, что лев и чернокнижник рассматривают друг друга, а может, и безмолвно переговариваются. На лице Учителя играли блики от невидимого огня, глаза закрылись, как будто он впал в транс. Через минуту он вздрогнул и пришел в себя. Затем медленно произнес:

– Так вот он какой! Довелось не только услышать о нем, но даже узреть… Как он у тебя оказался?

Этого вопроса Кфир боялся больше всего.

– Долгая история, – замялся он и надел перстень на палец. Теперь не надо скрывать то, что стало явным.

– Когда-нибудь потом расскажу… А как вы узнали о перстне? Что вам, учитель, о нем доводилось слышать?

– Долгая история, – усмехнулся старый чернокнижник. – Как-нибудь потом расскажу…

Они оба рассмеялись, и Мар-Самуил сказал:

– Пошли завтракать.

По крутой скрипучей лестнице они спустились вниз и вошли в небольшую трапезную. Двадцатипятилетняя Дебора и шестнадцатилетняя Зуса как раз расставляли посуду, и ячневая каша, политая сверху каким-то соусом, источала из большого глиняного горшка аппетитный аромат. Зуса бросила быстрый взгляд на Кфира и нарочито громко загремела посудой так, что служанка испуганно уставилась на свою молодую хозяйку. Она тоже была неравнодушна к симпатичному молодому юноше, но действовала более смело и напористо: подмигивала, прижималась всем телом в узком коридоре, а один раз даже схватила за то место, прикосновение к которому воспламеняет любого мужчину.

Но Кфир оставался равнодушным и к прямолинейным заигрываниям Деборы, и к горячим взглядам Зусы. Вместо ответного порыва, влечения или возбуждения он испытывал стыд и тоскливое ощущение мужской несостоятельности. Пусть горит в аду проклятый примипил[11] Авл Луций, который всю рабскую жизнь Кфира использовал его как женщину! И хотя эта скотина получила по заслугам, мужское существо юноши не восстановилось, как сломанный стебель молодого цветка не срастается после того, как сгинул тот, кто его сломал.

Девушки считали, что ученик холоден и высокомерен, на самом деле он не испытывал к ним влечения, они не будоражили его существо. Поэтому вынужден был оставаться подчеркнуто холодным и равнодушным. Тем более что уже имел печальный опыт проверки собственной мужской силы.

Однажды в Риме, во время сатурналий[12], другие рабы затащили его в лупанарий[13]. Работали там тоже рабыни, которые резко отличались от красивых, ухоженных, пахнущих благовониями гетер, услугами которых пользовались патриции и военная знать. Доставшаяся ему женщина была немолода, неряшливо одета, от нее неприятно пахло. Она села на лежанку, поджала согнутые в коленях ноги и положила на них подбородок. Кфир просто не знал, как это надо делать, с чего начать. Она не возбуждала его, и он понял, кто в этом виноват. Его хозяин – похотливая грязная свинья, так часто терзавший его тело. Посидев, женщина легла, и они уснули. Утром она исчезла, а жизнь раба вошла в привычное противоестественное русло. И он уже не знал, кем является по своей сути – мужчиной или женщиной.

Когда Кфир только появился в доме Мар-Самуила, тот строго-настрого предупредил, чтобы он даже не смотрел в сторону дочери. Но видя полное равнодушие юноши, даже строгий отец почувствовал некоторую обиду: неужели его красавица Зуса нежеланна этому парню, который вполне мог подойти на роль жениха?

Как-то он даже с сарказмом заметил, что о-ч-ч-ень доволен тем, как ученик соблюдает его запрет. Кфир понял иронию старика, но сделал вид, что она осталась незамеченной.

Надо сказать, что если бы не эта беда, он был бы счастлив в доме Мар-Самуила. Со сварливостью Учителя он примирился, а тут еще симпатичные девушки, отдельная комната, сытная еда… Науки давались ему легко, да еще вызывали острый интерес. Ну, как можно оживить чучело? А ведь Мар-Самуил одним движением сморщенной руки отправлял в окно и ворона Кнока, и филина Мурзу… Да он и сам рассказывал, что летает по ночам, правда, сейчас редко – говорит, старость мешает…

Единственно, что огорчало Кфира – у него и Учителя расходились взгляды на способы исцеления. Мар-Самуил больше рассчитывал на заклинания и чародейство, но это не позволяло пришить отрубленную руку или ногу. Как-то он робко высказал свое мнение, но Учитель пришел в ярость.

– Я специально изучил языки, на которых говорят римляне и египтяне, чтобы познать их искусство врачевания, я искал новые снадобья, формулировки заклинаний! А ты ставишь под сомнение мои знания!

Старик тяжело дышал, на впалых пергаментных щеках появились красные пятна.

Кфир испугался такой вспышки гнева и уже жалел, что затронул эту тему.

– Я не сомневаюсь в вашей осведомленности, Учитель, – попытался оправдаться он. – Просто мне кажется, что можно лучше врачевать, если предварительно заглянуть внутрь…

Юноша сделал несколько неопределенных движений руками, не решаясь высказаться.

– Внутрь человека? – помог ему Учитель.

– Да!

– Да я заглядывал и заглядываю, когда представляется возможность. Принимаю роды, кесарю и вижу, как и в чем плод развивается, череп вскрываю – мозг вижу, раны врачую, мышцы руками трогаю… Чего ты хочешь?!.

И тут Кфир, повинуясь какой-то неведомой силе, произнес слова, которые не собирался говорить:

– Не просто заглядывать и видеть. Надо вскрывать тела и смотреть, как они устроены внутри, какие там органы и как они связаны между собой, как кровь циркулирует по жилам, как перетекают жизненные соки и откуда они берутся…

Ученик сам остолбенел от сказанного. Вскрытие тела преступно – все лекари это знают. Сейчас с его уст сорвались чужие слова, хотя мысли об этих кощунственных актах не раз посещали голову Кфира. Очевидно, кто-то подсказывал их ему, и он догадывался – кто.

– Ты понимаешь, что сейчас сказал? – Мар-Самуила нельзя было узнать: седые волосы всклокочены, ноздри огромного крючкообразного носа хищно раздувались, рот был приоткрыт, а толстая нижняя губа отвисла, обнажив редкие гнилые зубы.

– Да, – твердо ответил ученик, но ему показалось, что и эта твердость, и даже голос не принадлежат ему.

– Ты мог бы убить человека, чтобы затем копаться в его внутренностях?

– Нет, нет, – почти вскричал юноша, стремясь опередить чью-то подсказку, но она незамедлительно последовала, и он продолжил каким-то ироничным, не свойственным ему тоном: – Зачем убивать? Можно взять тело только что умершего или недавно погребенного и расчленить его по косточкам. Иначе лечение может быть не более успешным, чем попытка дойти до Самарии с завязанными глазами.

Старик по-прежнему смотрел на своего ученика, явно пребывая в прострации. Наконец он произнес:

– Ты способен на это?

– Да, – чужим голосом произнес Кфир. – Я буду это делать!

Мар-Самуил отшатнулся.

– Что с твоим лицом? Что с твоими глазами? Чей голос исходит из твоих уст? Впрочем, не говори, я знаю!

Глаза его остекленели, какая-то сила повлекла щуплое тело в угол. Учитель склонился в поклоне перед висящей на цепи медной пентаграммой и что-то забормотал себе под нос. По пентаграмме пробежали искры. Она закрутилась в одну сторону, потом в другую.

Кфир ничему не удивлялся, он молча ждал, глядя на Учителя, который был явно подчинен чужой воле.

– У меня не хватит на это смелости, повелитель! – вдруг сказал тот, обращаясь неизвестно к кому. – Но и мешать ему я не буду…

Раздался звук, похожий на отголоски удара в огромный гонг. Старик вышел из транса и, встряхнувшись, окончательно пришел в себя.

– В конце концов, египтяне делают с трупами, что считают нужным, – сказал он Кфиру. – Но я никогда не занимался тем, чем собираешься заниматься ты. Когда Ирод Великий воцарился в Ершалаиме, я был при нем дворцовым алхимиком, искал философский камень, чтобы превращать свинец в золото…

Кфир подумал, что Учитель оговорился: с того времени прошло сто двадцать лет, разве может смертный столько прожить? Но переспрашивать не решился, чтобы лишний раз не злить старика.

– Меня постигла неудача, – дребезжащим голосом продолжил Мар-Самуил. – Но я не затрагивал царство теней, а потому остался в живых… И я не хочу будоражить мир усопших…

Больше они к этой теме не возвращались.

Завтрак подходил к концу. Мар-Самуил мысленно уже находился в небольшой комнате, где он вел прием пациентов.

– Сегодня, возможно, я позволю тебе врачевать зуб горшечнику Боазу. Если он, конечно, найдет деньги. Вчера этот хитрец хотел вылечиться в долг, уверял, что дела идут совсем плохо…

– Прочитать заклинание можно и бесплатно, – буркнул Кфир. – Это нетрудно, а страдальцу принесет облегчение.

– Да ты скоро учителя учить станешь! – вскричал старик. – Тебе, я вижу, тесно в стенах этого дома. Так двери его на выход всегда открыты…

Ученик сидел молча, виновато опустив голову.

– Есть старая поговорка: «Врач, который ничего не берет, ничего не стоит!» – злобно продолжил Мар-Самуил. – Легко обесценить труд свой, очень трудно удорожить его…

После завтрака настроение Учителя заметно улучшилось, и он примирительным тоном позвал Кфира в лекарскую.

– Отец, скажи им, чтоб не галдели, как гуси, – сказала им вслед Зуса. – С утра уже голова от них болит…

– Ты же знаешь, дочка, что в доме лекаря всегда шумно, – ответил Мар-Самуил. – Даже в священных книгах говорится: если хочешь тишины, не селись рядом с лекарем!

Он ехидно усмехнулся.

– Зато когда страждущие расходятся, и у нас становится тихо. Тебя ведь не беспокоят соседи, бродяги, воры и всякие шарлатаны?

Зуса покачала головой.

– Конечно, нет, ведь все обходят нас стороной, как зачумленных. Особенно после того случая со стрелой…

Мар-Самуил крякнул и ничего не ответил.

Глава 3

Тайны дома Мар-Самуила

Боаз был первым. Кфир взглянул на его измученное страданьями лицо, и ему стало жаль этого уже немолодого человека.

– Деньги принес? – строго спросил Мар-Самуил.

Боаз молча разжал кулак – на мозолистой ладони лежали два медных ассария.

– Ну вот, а говорил, что нет ничего. Запомни: обман ухудшает здоровье и губит душу, – он помолчал. – Все еще болит?

Увидев, что пациент закивал головой, продолжил:

– Открой рот! О-о-о…

Лекарь сморщился, то ли от запаха, исходившего изо рта, то ли от того, что там увидел, и сделал шаг в сторону.

– Сейчас мой ученик прочтет магические строки, и боль пройдет. Приступай, Кфир!

Боаз обессиленно прикрыл глаза. Ученик по памяти начал читать египетское заклинание, изгоняя болотного червя, заползшего в рот и сосавшего больной зуб. При этом он делал плавные пассы руками, а на последних словах, будто пугая зловредного червя, тряхнул пальцами. И увидел, как с перстня сорвалась слабая фиолетовая молния, угодившая прямо в черный полуразрушенный зуб. Боаз вздрогнул и открыл глаза.

– Ну как? Прошла боль? – спросил Мар-Самуил.

– Да, господин! – радостно вскричал пациент. – Я полностью исцелился!

Обращался он не к мэтру, а к его ученику.

– Иди домой, – недовольно сказал Мар-Самуил. – Мои заклинания всегда действуют безотказно!

Боаз как на крыльях вылетел на улицу и стал что-то возбужденно рассказывать другим страждущим. При этом часто произносил слова «невероятно», «молодой» и «ученик».

– Таким, как он, я буду пересаживать зубы! – сказал Кфир. – Можно человеческие, можно от небольшой собаки, а можно искусственные, вырезанные из кости!

– Так не делают даже римляне и египтяне, – кисло сказал Учитель.

Снаружи послышался шум: слуги растолкали очередь, освобождая проход для своего господина. Внеочередной посетитель держался уверенно и надменно, на рыхлом лице лежал отпечаток власти, пальцы были унизаны перстнями, тело окутывал полотняный хитон, на ногах – сандалии из тонкой кожи, прошитые золотой нитью. Сразу видно, что это богатый сановник, занимающий немалый пост в Ершалаиме. Он жаловался на боли в районе пупка. Мар-Самуил попросил его обнажиться и стал ощупывать огромный, как бурдюк, живот.

– Огонь в печени! – уверенно произнес Мар-Самуил. – Желчь выгоним – все пройдет. Придется три раза в день пить отвар из этой травы…

– Учитель, откуда вы знаете, что у этого достойного гражданина больна печень? – Кфир старался говорить как можно более учтиво.

– А что же еще может болеть в животе? Боль от почек проступает внизу спины.

– Там есть еще желудок. Вы говорили, что этот котел, в котором переваривается пища, может так же болеть.

Старик недобро глянул на упрямого ученика:

– Мой опыт указывает на печень!..

– Пусть юноша попробует меня исцелить! – вдруг властно сказал сановник. – О нем много говорят в городе. Причем только хорошее…

– О нем?! Говорят?! – Мар-Самуил изумленно развел руками и вышел из комнаты. Растерянный Кфир остался с пациентом наедине, ежась под требовательным взглядом.

– Врачуй! – приказал сановник.

Кфир не знал, как это сделать, но положился на ту могучую силу, которая опекала его в последнее время. Он протянул руки с растопыренными пальцами и стал делать пассы над больным местом, бормоча себе под нос самые обычные слова:

– Выгони болезнь и исцели тело… Выгони болезнь и исцели тело…

И снова с перстня сорвалась то ли искра, то ли молния, пациент вздрогнул и тут же воскликнул:

– А ведь действительно, все прошло!

Он быстро оделся и протянул юноше золотую мину[14].

– Я Бенцион Бен Ариф, секретарь первосвященника, если понадоблюсь, ты меня найдешь!

Мар-Самуил не возвращался, и Кфир принял всех, кто стоял в очереди. Причем всем полегчало, и все ушли довольными. В конце приема вновь появился улыбающийся Боаз, держа в руке живую курицу со связанными лапами.

– Это тебе, о не по годам мудрый юноша! – сказал он, склоняясь в поклоне и протягивая курицу Кфиру. – Ты свершил истинное чудо! Смотри!

Он выпрямился, раскрыл рот и оттянул корявым пальцем щеку. Вместо черного полуразрушенного корня из челюсти торчал крепкий белый зуб.

– Не рассказывай об этом никому! – предупредил Кфир. – А то заклинание перестанет действовать и он опять заболит!

– Но я уже рассказал, – огорчился Боаз.

– Скажи, что пошутил. Иначе все станет, как было!

Выпроводив благодарного Боаза и заперев дверь в дом, он поднялся на второй этаж. Мар-Самуил сидел за столом и что-то писал. На ученика он демонстративно не обращал внимания. Но связанная курица закудахтала, и Учитель недовольно повернулся.

– Ты опозорился и понял, что ничего без меня не можешь? – выпалил он заранее заготовленные слова.

Но тут же увидел курицу и протянутую пригоршню монет, поверх которых лежала золотая мина. Столько он не зарабатывал и за год!

– Что… Что это?

– Это твой дневной доход, Учитель! – почтительно произнес Кфир. – Конечно, только благодаря твоим стараниям я смог исцелить этих несчастных. Но они остались довольны!

– Хорошо, что ты это понимаешь, мальчишка! – он ловко сгреб все монеты. – Но тебе, конечно, еще рано вести самостоятельный прием. Хотя я буду разрешать тебе работать под моим руководством…

– Спасибо, Учитель! – почтительно поклонился Кфир.

– А курицу отнеси Деборе! – распорядился Мар-Самуил.

Когда он передавал курицу служанке, их руки встретились. И ее будто ударила бледная фиолетовая молния из перстня с черным камнем. Во всяком случае, хрупкое девичье тело содрогнулось.

– Сегодня я не запру свою дверь и буду ждать тебя в полночь, – то ли эти слова послышались юноше, то ли их действительно произнесли пухлые, чуть шевельнувшиеся губы.

Но он все время вспоминал их, когда, раскинувшись на своей лежанке и заложив руки за голову, лежал без сна, рассматривая невидимый во мраке низкий потолок, все трещины и разводы которого были ему известны. Совсем рядом, за открытой дверью, ждала его молодая женщина, и препятствием на пути к ней был только он сам…

Ну, почему, почему он столь несчастлив, почему не может предаваться самым элементарным радостям жизни?! Из-за глупого детского любопытства попал в рабство, был, как ягненок, подарен старому растлителю и стал его жертвой, испытав всю меру унижения, боли и страдания. Сейчас, когда он обрел свободу и дело, которому готов посвятить всего себя, он по-прежнему несчастен в личной жизни, одинок, унижен и раним, как и раньше.

Тихий стон сорвался с его губ. Он задыхался. И хотя под холстиной, покрывавшей его тело, он был наг, ему хотелось сорвать с себя что-то такое, что давило ему грудь, мешало дышать. Машинально он схватился за перстень, повернул его на пальце, погладил и в исступлении прошептал одними губами:

– Помоги мне, великий хозяин! Сними с меня это проклятье раба и верни мужское естество! Я буду верно служить тебе и дальше!

И в тот же миг крошечная комнатка наполнилась призрачным красноватым светом, ее стены потеряли незыблемость, заколебались и будто раздвинулись – в стороны, вверх и вниз, образуя огромный зал без дна, с полусферическим куполом. А тело его стало словно невесомым, и он уже не мог понять: сон это или явь? Где он находится: по-прежнему лежит ли на своем топчане или парит в этом почти осязаемом зловещем мареве? Которое вдруг стало сгущаться в одном месте, кружиться, разбрасывая искры, уплотняться и, наконец, превратилось в овальный кокон – такой, из которого вылупляются бабочки, только увеличенный в тысячи раз.

Кокон лопнул, его оболочки скользнули вниз, в бушующие желто-красные сполохи невидимого пламени, а перед Кфиром предстало жуткое существо, размером с человека. Оно было похоже на огромную зеленую саранчу с закрученным хвостом, как у обезьян, которых юноша видел в римских зверинцах. Вытянутая морда «саранчи» венчалась длинными, слегка изогнутыми черными рогами, у нее имелась седая козлиная бородка, тонкие, далеко расходящиеся в стороны и загнутые кверху зеленые усы, напоминающие усики винограда… Тысячекратно увеличенное насекомое таращило на Кфира страшные фасеточные глаза, но у него были звериные лапы с огромными острыми когтями…

Раздался странный звук – словно удар в огромный египетский гонг эхом донесся из нубийской пустыни прямо в уши Кфира. Чудовищная помесь насекомого и зверя будто зевнула, оскалив огромную пасть и показывая волчьи клыки. Но странное дело, Кфир смотрел на незваного гостя без тени страха и смятения.

«Кто это? – только и подумал юноша. – Во спасение он явился или на погибель»?

– Как знать, как знать, – услышал он голос незваного гостя, звучащий, как туго натянутая басовая струна. При этом тонкие кожистые губы не разомкнулись и даже не дрогнули. – А кто я – тебе и подавно не постичь. У меня много имен и столько же обличий!

– А зачем ты явился?

– Ты звал на помощь. Я здесь, чтобы спросить: знаешь ли ты ее цену?

Фасеточные глаза излучали испепеляющий пламень, и в то же время были холодны, как иней на зимней слюде окна. Они пронзали Кфира насквозь, читая его израненную душу, как раскрытую книгу.

– Какова же цена? – спросил Кфир, и рот его был так же плотно сжат. – У меня есть деньги…

Страшный гость усмехнулся.

– Нет ничего дешевле того, что можно купить за деньги!

– Тогда что? Душа?..

Усмешка повторилась.

– Ты уже отдал мне свою душу. Тогда, ночью, год назад, когда тебя хотели убить… Разве не так?

Облик пришельца менялся: он то становился покрытым шерстью зверем, то возвращался к виду огромного кузнечика с тонкими лапами насекомого, которые тут же превращались в мощные лапы опасного хищника.

– Так, – понурился Кфир.

Получалось, что ему нечем было расплатиться за свою просьбу.

– Но, может, когда я научусь заклинаниям, я смогу отблагодарить тебя?

Пришелец запрокинул голову и расхохотался – как будто горный обвал прогрохотал рядом и эхом отразился от сферического потолка.

– Тебе не нужно учить заклинания. Они лишь средство для достижения цели. А у тебя на пальце – сама цель. Пеший путник идет в Кейсарию четыре дня, но зачем такой переход тому, у кого есть конь?

Кфир рассматривал перстень. Лев смеялся, камень уже не был черным: он пылал красным огнем, как и все вокруг.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Новая реальность обретает глубину и краски. Мир познает рождение, мир познает смерть. Пуповина, соед...
Когда ты успешен, состоятелен, независим, когда ты полн...
Под Новый год Лариса получила от родной телекомпании подарок – набор красок для волос. И хотя ей как...
Эндрю Стилмен, талантливый журналист, сделал блестящую карьеру в газете “Нью-Йорк таймс”. Его статьи...
Эндрю Стилмен, журналист «Нью-Йорк таймс», с трудом приходит в себя после покушения на его жизнь. У ...
Привычного мира больше нет, он сузился до стен ближайшего дома. Кто там – живые или мертвые, друзья ...