Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия Колотенко Владимир
– Помню-помню, – сказал Жора и улыбнулся.
«Мои деньги – ваши деньги!» – это было, конечно, откровение. Мы и рассчитывали на деньги султана, и, оценивая свой капитал, конечно же, уже прикарманили его восемьдесят миллиардов. Во всяком случае, он с легкостью выписывал нам чеки на огромные суммы, если знал, что его имя будет увековечено в нашей Пирамиде.
– А хотите, – однажды расщедрясь, сказал нам султан, – мы разберем пирамиду Хеопса и по камешкам перенесем ее к нам.
Мы смеялись от всей души! Он искренне все еще не понимал о какой пирамиде идет речь.
– Или распилим на пирамидальные глыбы Тибет, Эверест или, если хотите, Арарат и возведем нашу пирамиду, – веселил нас Хассан.
Впечатление было такое, что он и на самом деле готов распилить Арарат.
– Мне нравится, как там по улицам столицы Бандар-Сери-Бегаване, – вспомнил Бен, – катают в золоченых «роллс-ройсах» молодоженов. И беснующаяся толпа орет что есть мочи: «Наша Маша краше английской Дианы!». А между прочим, – добавил он, – народ Брунея, их около трехсот тысяч, освобожден от уплаты налогов. Рай! Живи – не хочу! Представляете?..
Я представил себе, как жены султана обхаживали Жору, как он дарил каждой из них свою обаятельную улыбку. Представлял ли себе султан в полной мере, что это будет не каменная пирамида, как у египетских фараонов, где и для его крепкого смуглого тела в скором времени найдется уютное местечко для вечной жизни, не каменная, не золотая и даже не бриллиантовая пирамида, а всего лишь Пирамида Духа, этого я не знал.
– Я думал об этом, – сказал Жора, – у Хосе, конечно, условия идеальные, но на острове столько нефти, целый процент мировых запасов. Мир топчется там на каждом квадратном метре. Нам определенно такая толчея не нужна…
– Прекрасно, – сказал Вит, – мы и нефть приберем к ру-укам, и закроем остров. Обнесем его рвом и валом, и преколючей проволокой…
Вит шутил.
– С англичанами из компании «Шелла», присосавшейся к скважинам султана, я договорюсь, – убеждал нас Вит, – и фра-анцузов мы победим, уломаем…
Мы были в Париже, когда Елисейские поля в честь приезда султана были усеяны желто-белыми флагами с его инициалами. А сливки французских деловых кругов расстарались так, что стол султана был просто усыпан его любимыми блюдами: рыбное консоме, пирожки с лангустами, филе окуня, запеченное в картофеле…
– Французы – народ покла-адистый, мы купим их за-а гроши…
Было решено, что остров Калимантан и в частности султанат Борнео, будет одним из претендентов на строительство нашего базового лагеря. Если, конечно, победит в конкурсе.
Мы легко могли бы воспользоваться «Боингами» султана или его аэробусом «310» для доставки генетического материала куда-нибудь в океан, на наши острова. Или вертолетом. Предполагалось, что островов будет несколько в разных морях, в Индийском и Тихом океанах. Может быть, мы построим лаборатории и еще где-нибудь, скажем, в Средиземном или Адриатическом море, или на Кипре, или на Сицилии, Корсике, на худой конец – на Мадагаскаре или даже на Гренландии.
Много позже, когда Хосе уяснил для себя, о какой Пирамиде идет речь, он с присущими ему щедростью и энтузиазмом стал одним из самых напористых и даже дерзких участников реализации нашего проекта.
– Не хотите на А-алькатра-асе? – снова предложил Вит.
– А чем вам не нравится Индия, тот же Конарк, – сказала Юля, – ведь желание – основа Вселенной?
Поначалу планировалось выбирать места потеплее, поуютнее, покомфортнее, места тихие, глухие, почти райские, не заплеванные нашей цивилизацией. А потом уж, потом, когда мы раскачаемся в полную силу… Это будет в конце концов сеть пирамид, расположенных в определенной последовательности на поверхности планеты, связанных между собой одной нитью и одной идеей, объединенных в единый апостольский конгломерат справедливости и добра. Там должны по идее прорасти ростки новой жизни, абсолютно новой, обустроенной так, что мир ахнет, весь этот серый, черствый прохудившийся мир просто ахнет. А базовые лагеря будут на материках, в Европе, в Азии, в Америке, в Африке… Австралию – большой зеленый континент-остров мы тоже не обходили стороной. А как же! И в Канберре, и в Сиднее уже трудились наши люди. Да, и Куба! Фидель пообещал нам сбрить бороду, если наши Пирамиды прорастут и приживутся на его острове Свободы. Свобода, сказал он, это и есть самая социалистическая справедливость. Падкий на свободу, он не мог дождаться утра, и на следующий же день выступил по национальному телевидению с пропагандой новой программы жизни. Зря ли мы с оружием в руках, сказал он, забивали сваи социализма на нашей земле, зря ли мы косили наши тростниковые рощи…
– Федор хвалит свое болото, – сказал тогда Жора.
Словом, наша Ойкумена наконец-то пустила корни…
Глава 19
Иногда Юля просто восхищала меня: ее смелость и непредсказуемость… Однажды, я уже готов был проститься…
– Я с тобой!..
Я недоумевал: зачем она надевает плащ? Ночь на дворе! Ах, да! Мы же договорились! Что теперь, с того момента, когда мне пришлось самому выбираться из Валетты, когда меня едва не прихлопнули, и я сожалел, что ее не было рядом (я сказал это просто так, шутки ради), мы тогда договорились, что она меня теперь одного никуда не отпустит.
– Я только губы подкрашу, – говорит Юля.
– Конечно-конечно…
Я думаю, как же мне удрать одному, и ловлю себя на мысли, что впервые должен прибегнуть к обману. Вполне может быть, что через какой-то час-полтора в меня снова будут стрелять. И я не могу позволить себе подвергать и ее жизнь опасности.
– Я жду тебя в машине, – говорю я, – захвати сигареты…
– Угу…
Ночь такая, что даже съежилась от холода. Мой «мерседес» срывается с места как угорелый, но за углом я резко торможу и, выйдя из машины, возвращаюсь, чтобы выглядывать из-за угла дома: я должен убедиться, что она вернется в номер и тут же позвонит мне. Зная ее, я только на это и рассчитываю. Расчет точен. Когда она звонит, я произношу одно только слово: «Прости». И выключаю телефон. Я найду потом нужные слова для объяснения. Никаких оправданий…
Еще три дня тому назад мне казалось, что все уже позади, что преследователи потеряли наш след и теперь можно пожить какое-то время без оглядки. Юля даже пошутила на этот счет:
– Ты мастер заметать следы.
Я бы согласился и с этим ее утверждением, как и со многими другими («ты знаешь, чего хочешь», «я не всегда понимаю, когда ты шутишь», наконец: «ты у меня большая умница!»), но я не могу не признать, что главная опасность еще впереди. Я знал это и сто лет назад и все же надеялся…
На что, собственно?!.
Терять – вот ведь что страшно!
Чтобы не потерять ее, я набираю номер:
– Привет, – ее голос взволнован, – зачем ты отключил телефон?
– Я целую Ваши руки, – медленно, разделяя затяжными паузами слова, диктую я своему мобильнику, – завидуя тому, кто целует все то, чего не целую я.
И жду. Тишина. Даже шуршания шин не слышно. Тишина длится как раз вот до этого баннера над головой, на котором я успеваю прочесть одно только слово: «Pardon…». Значит, никакой это не Гудзон, думаю я, и вдруг слышу:
– Так целуй!.. Целуй же!.. Ты где?..
Как можно такое терять?
– Кажется, это Авиньон, – говорю я.
Вот что меня вполне в ней устраивает: она ни разу не заикнулась о браке! Видимо, зная, что я не терплю заик.
– Нет, это не Авиньон – Амбуаз! Я же еду к Леонардо да Винчи!!!
Проходит неделя. Я вхожу и спрашиваю Юлю:
– Нет, ты можешь мне, наконец, сказать, за что ты меня так любишь?
– Не волнуйся ты так, – говорит Юля, – только за то, что ты – это ты.
Глава 20
Еще несколько дней мы потратили на обдумывание предложения Роберта: гора Арарат!
– Что если нам попытаться, – вдруг сказал Боб, – найти этот старый ковчег и подле него разместить нашу Пирамиду? Это было бы здорово! Феноменально! Ведь именно там, на этой самой горе и началось возрождение человечества после Великого потопа.
От этого факта нельзя было отмахнуться. Как известно, в Курдских горах Армении покоится древний ковчег Ксисутроса. Об этом писали древние историки еще в 275 году до н. э. С этого времени восхождения на священную гору были запрещены. Но кто может запретить светить солнцу? Любопытство людей всегда побеждало любые запреты, и чем строже был запрет, тем сильнее распалялись страсти по его удовлетворению. Весь мир искал останки Ноева ковчега на склонах горы и ждал новых сведений о возможном разрешении одной из самых волнующих тайн человечества: тот это ковчег или не тот?
– В этом есть сенс, – сказал Жора. – Ведь с тех пор, когда Ной пустился в свое плавание, на горе ничего не произошло. Определенно, это святейшее место на нашей планете, во всей своей простоте и сложности. Хорошо бы все это пощупать.
– Вы все опять у-уходите в сторону, – возразил Вит, – у нас ясная и прямая до-орога, а вы все время сбиваетесь в бок, то на Гаити, то в Гималаи, то на А-арарат. Мало вам Ти-ибета и всей этой Ша-амбалы?..
Что ты еще хотел нам сказать? – Жора посмотрел на Роба.
– Скажи мне кто я, – очень серьезно произнес Роб, – и я скажу тебе, кто ты.
Все рассмеялись. Я понимал Жору. Сенс состоял в том, чтобы в самом деле, как он сказал, прощупать дух Арарата, ее душу. Не зря ведь Бог зацепил за какой-то ее отрог или выступ ковчег Ноя, и именно здесь посеял зерна обновленного человечества.
– Этот выступ длиной в два футбольных поля, – сказал Тэн, – и высотой с «Титаник».
– Трудно себе представить стену воды высотой в пять километров, – сказала Юля, – это даже не потоп, а что-то смертельно страшное. Бедные люди, за что же им так досталось?
– Об этой аномалии до сих пор спорят: что это – артефакт, ледник, каменный монолит или останки ковчега? Пока на эти вопросы нет ответов, а турки запретили дальнейшие поиски, сославшись на тревожную обстановку в курдских районах.
– Вит, – спросил Жора, – договоришься с турками?
Вит только молча пожал плечами, мол, о чем с ними можно договориться? Мы не остались в стороне и отправили с экспедицией научного объединения «Космопоиск» своих людей.
– Вит, – сказал тогда Жора, – нам нельзя упускать эту изумительную возможность.
Речь шла о том, чтобы из первых рук разузнать побольше, раздобыть хоть капельку правды об этом ковчеге. Верно ли, что новый виток жизни начался с Ноя и его окружения, разных там тварей, которые до сих пор плодятся на этой земле? С помощью нашего сканера можно было бы записать биополе вокруг вершины горы и пролить лучик света на эту тайну, а возможно и клонировать Ноя. Все-таки он не последний человек на этой планете! Виту не очень нравилось это предприятие, но Жора был неумолим. В конце концов Вит сдался.
– Как прика-ажешь, – пробормотал он, и в тот же день договорился о нашем участии в экспедиции.
А вскоре и Далай-лама согласился-таки нас принять. Да, он читал о наших работах и наслышан о наших успехах. Он считает, что Нобелевский комитет в большинстве случаев верно оценивает значимость работ своих лауреатов. Далай-лама в курсе всех мировых достижений. Интернет? Конечно! Мы такие же, как и вы, сказал он, и достижения цивилизации принимаем как данность времени. Но искусство применения высоких технологий, добавил он, у нас используется только ради простоты доступа и обращения с информацией.
У него были проблемы с правительством Китая, он пообещал не предпринимать никаких мер по выходу Тибета из состава Китая. Сепаратистские настроения, раздуваемые правительством Тайваня, он не разделяет, считая, что народу Тибета абсолютно все равно под чьей юрисдикцией находиться. Светская власть, считает народ Тибета, не имеет над тобой никакой власти, если ты во власти своего внутреннего мира, и можешь не только соперничать, но и жить в согласии с нею. Но ты всегда готов запереться от нее на все засовы, если она вдруг попытается властвовать над тобой по своему усмотрению. Это будет зряшная попытка, считает народ Тибета, даже в случае применения силы, как это правительство Китая объявило тайваньцам. Никакая сила не в состоянии победить веру, так как у веры нет точки приложения материальной силы. Вера имматериальна, а значит пуля не найдет цели. Ни пуля, ни бомба, ни петля, ни яд. Эти смертоносные предметы могут разрушить носителя веры, но не суть ее самое. Так, впрочем, считает не только Далай-лама и его народ, мы с Жорой, к примеру, того же мнения. Далай-ламе близки и наши идеи, и он готов строить у себя в горах нашу Пирамиду, только зачем?
– Ведь мы в ней давно живем, – сказал он. – И все ваши затеи с генной инженерией и клонированием у нас уже лет эдак тысяч пять или семь успешно используются для культивирования власти духа над телом.
Мы прожили у него две недели, но я так и смог сесть на шпагат. Зато Жоре удалось разбить камень ладонью. Бить же кирпич лбом он отказался. Мы проговорили с Далай-ламой детали нашего сотрудничества и обмена опытом. Ему любопытны были наши проработки, и он даже согласился показать нам пещеры, где хранится, так сказать, золотой запас генофонда человечества – лежат много сотен или тысяч лет в состоянии анабиоза (я бы так это назвал) обычные люди – неисчерпаемый источник генов. В пещеры, правда, мы не попали, не всем смертным есть туда доступ, но по указанию Далай-ламы нам удалось заполучить уникальный материал – волосок с чьей-то головы кого-то из тех, кто спит вечным сном.
– Будьте осторожны, – предупредил Далай-лама, – ваши попытки вдохнуть в него жизнь могут дорого вам обойтись. Будьте с ним ласковы и обходительны.
Мы обещали. Мы обещали информировать его о каждом шаге этого человека.
– Да, – сказал он, – это обязательное условие нашего сотрудничества.
Никаких бумаг мы не писали, наш договор основывался на доверии.
Почему Далай-лама поверил нам вот так с первого раза, я не мог себе объяснить. Возможно, он просто видел наши глаза, наши чистые ауры, знал наши благие намерения. Наверняка так оно и было. Так оно и есть. Единственное, что заставило его на секунду задуматься – Жорина фраза о дезинтеграторе тканей.
– Интеграция, – сказал Далай-лама, – вот что важно. Разрушение еще никогда никому не приносило правды знания о жизни, о мире. Разрушение – это правда о смерти. И вы это теперь знаете.
Мы кивнули.
– Я искренне желаю всем вам удачи, – напутствовал нас гуру, – пусть счастье сопутствует вашему поиску истины.
– Ага, – сказал Жора, – знаешь, я не очень-то верю в удачу. Работа, только работа до капелек пота на лбу приносит удачу. Если тебе удается чего-то в этой жизни добиться, если ты знаешь, для чего живешь и вдруг осознаешь свое предназначение, и чувствуешь, что на верном пути, и уже близок к цели, вот тогда где-то поблизости с этой целью однажды ты замечаешь, как на лужайке твоих достижений и неожиданных побед в сторонке от пыльных дорог пасется и твоя ненаглядная лань-удача. А рядышком с ней на солнышке, возможно, греется и твое счастье. Только кто мне назовет, что есть это самое счастье. Никто не назовет. Но каждый знает, что это такое. Ты же помнишь, что плодотворно только чрезмерное, умеренное же – никогда…
Глава 21
Нам вдруг пришло в голову, что в поисках места для своей Пирамиды мы перебрали множество стран и континентов, исчеркали множество географических карт и тысячу раз провертели не один глобус… Многие страны, большие и маленькие, мы объездили сами: Англия, Америка, Аргентина, Армения, Афганистан, да-да, даже Афганистан, затем Бельгия, Бразилия, Белоруссия, Бирма… Можно перечислить все буквы алфавита: Венесуэла, Ватикан… Голландия, Гваделупа…Дания, Ирландия… Израиль, Иерусалим…
– Бесспорно Иерусалим! – сказал Алька Дубницкий. – Где же еще как не в Иерусалиме, в этом белом городе мира строить нашу Пирамиду! Сам Бог, сколько помнится, выбрал эту святую землю для преображения и восхождения человека к Небу.
– Или Багдад, – сказал Стае. – Вавилонская башня, насколько я осведомлен, возводилась именно там. Она не доросла до Неба лишь по одной причине…
– Или Ватикан, – предложила Тамара, – почему не Ватикан?.. Папа, мне кажется, ждет не дождется той минуты, когда сможет все средства этого сундука с золотом бросить на алтарь совершенства.
– Да, и Тибет, и Египет, и Иерусалим, и Ирак, и Ватикан, – сказал Жора, – но…
– И Конго, и Лихтенштейн…
– А как же Кайлас! – воскликнула Тина, – Кайлас!.. Вот где… Вы просто не знаете, что здесь, на этой горе располагается вход в Шамбалу. Где же нам строить наш новый полис, если не…
– О, нет! О, нет-нет! Только не Кайлас! – тотчас возразила ей Мумтаз. – Тайна этой горы до сих пор не разгадана. Даже ламы, проложившие к ее вершине священные тропы, не советуют к ней приближаться. Иначе – беда.
Мы бегали по всем параллелям и меридианам, особенно вдоль тридцатой, где расположены египетские пирамиды и Китайская стена, Бермудский треугольник и гора Кайлас, древние города Гелиополь и Эриду, Персеполь и Лхаса…
Мы добежали аж до самой Японии…
– И что? – спрашивает Лена.
Мы примеряли все эти страны и города, как перчатки… Но прошло еще не меньше трех месяцев, пока мы не остановили свой выбор на Индийском океане, под теплом крыши Жориной ладони. Как он нарек, так и случилось. Мы всей гурьбой – я, Аня, Юля и Нана, Юра и Жора и даже Вит с Ирой летали на вертолете от острова к острову, выбирая лучший, затем изъездили каждый из них вдоль и поперек на джипе, и потом исходили пешком. Чтобы не было никаких недоразумений. Если не хочешь ошибиться, изучай местность легкой трусцой или короткими шажками. Так мы и поступили.
– Вы бы еще проползли по нему на пузе, – подтрунивал Жора, – с севера на юг, потом с запада на восток. Или от самого центра к периметру по спирали.
И мы ползали. Жора не отставал. Он сознавал всю полноту ответственности каждого из нас и смеялся над нами только для того, чтобы нас подзадорить. Остров нравился. Еще несколько недель мы потратили на то, чтобы обосноваться на этом острове. Теперь, привязавшись к конкретной местности, можно казалось бы, было заняться строительством…
Мы просто насели на султана Брунея, и наш Хосе дал согласие.
Пока в его хоромах занимались перестройкой его дворцов в лабораторные помещения, на острове полным ходом шло строительство экополиса нового типа. Это не были пещеры, как не были и современные технополисы, города-небоскребы со всей инфраструктурой. Минимум удобств. Мы не монахи, но выше их.
Саша не давала Жоре покоя:
– Ты хочешь превратить страну в большой монастырь?
– Мы должны переспать с богатством и затем подняться над ним. А вообще-то я скажу так: это будет еще один лозунг на нашем знамени: «Нам нельзя быть богаче самого бедного!». В этом – величие любой власти, ее победоносность и совесть, и ее божественный сенс. У власти должен быть стыд, самый обыкновенный стыд. Это главное, что всем нужно понять.
– Так много всего главного, – сказала Валя Пинская.
Жора и тут не упустил возможности наставлять. Он настаивал:
– Погоня за богатством, за успехом и славой обусловлены завистью, только завистью и больше ничем. Победить в себе зависть, когда вокруг столько богатых и сытых, человек не может. Быть богатым и знаменитым – это крик и последний писк нашего времени. Но это не девиз совершенства. Мир наш ором орет: «Стань успешным!», «Делай деньги!», «Живешь только раз!». Мир занят в основном добыванием материальных благ, но нет концепции увеличения духовной прибыли. Церковь? Нет. Она не объясняет преимущества духа над материей. «Блаженны нищие духом!» – вот формула любого успеха и жизни в веках. Иисус никому не завидовал и был беднее самого бедного. Но был совершенен – и этим баснословно богат.
– Это будет страна святых? – спросил Алька.
– Возможно…
– Это будет большой кибуц? Или орден тамплиеров?.. Знаешь, даже безумие должно быть в рамках разумного, – сказала Тамара.
Нужно было показать это преимущество так, чтобы каждый, даже ленивый, захотел там жить!
– Это был бы третий Иерусалим? – спрашивает Лена.
– Ты уже тоже читаешь мои мысли.
– А кто еще?
Глава 22
Бывает, что Юля мне просто не верит.
– Это опасно, – говорю я.
– Пс!..
Мы возвращаемся, поздний вечер, едем не спеша, на спидометре – 70.
Я думаю: деньги – это признак удачи, ее прихоть… А иной раз – это просто какое-то недоразумение: у меня полные руки денег! Гонорар за издание баснословным тиражом моей книжицы, ставшей вдруг бешено популярной. Разве я не предполагал о таком фуроре? Я шел к нему неисчислимое количество дней… И ночей! Мой мозг просчитал множество вариантов достижения цели: построить на земле общество без денег! Пирамиду! И вот только издание этого прожекта принесло мне кучу денег, пирамиду, сложенную не из каменных глыб, но из круглых золотых дисков – долларов, евро, франков, песо, шекелей…
Море денег…
– Ты ни словом не обмолвился о стоимости этого колье, – говорит Юлия.
Я, не задумываясь, теперь позволяю себе путешествие вокруг света. И мог бы, не задумываясь, отправиться на недельку-другую в Космос, да, я ни разу не видел свою Землю, которую стараюсь, беспримерно стараюсь населить новыми, современными Пирамидами, ни разу не видел ее из космоса. Как она будет смотреться со стороны? Понравиться ли космическим обитателям, если им вздумается когда-нибудь посетить ее? И возьмут ли они на вооружение мою идею по обустройству Космоса его Пирамидами.
– Почему ты не отвечаешь? – спрашивает Юлия.
Я забыл, что дал себе слово, как только у меня появятся первые приличные деньги, купить себе новый галстук – вместо галстука я, теперь уже мультимиллионер, купил себе старый дом, старинный, целый замок на берегу Луары в провинции Pays de la Loire, в стране средневековых историй, забыв и о том, что Пирамиде не нужны никакие замки. Я давно мечтал о новом доме…
– Это колье, – говорю я, – очень идет тебе…
– Мне тоже нравится, спасибо тебе.
Встречных машин мало.
– И с каких пор, – спрашивает Юлия, – ты впервые почувствовал себя свободным?
– Впервые?..
– Ну, примерно…
Свободным я никогда себя не чувствовал. Даже когда врачи констатировали клиническую смерть. Я видел себя со стороны, откуда-то сверху, парящим над собственным телом, над врачами, бившимися за мою жизнь и победившими мою смерть… Но я и тогда не чувствовал себя свободным.
– Примерно с той минуты, когда увидел тебя.
Я знал, что эта фраза ее обрадует.
– Правда?!
– Ну да!..
Нам казалось, что мы уже все знаем друг о друге. Мы даже заканчивали фразы друг друга. Но разве это может означать, что и эта любовь на пороге краха? Среди людей утвердилось мнение, что как только у кого-нибудь из двоих теряется интерес к другому – любовь кончилась, силы ее исчерпаны…
– Больше нет сил терпеть это, – говорит Юлия.
Мне она очень нравится в этом черном свитере с высоким воротом под самое горло, в вылинявших джинсах, белых кроссовках… Я просто не могу оторвать от нее глаза.
– Да, это похоже на край, – соглашаюсь я.
Мы спорим о том, сколько может длиться это преследование. Вездесущие папарацци просто не дают прохода. И как только они нас выслеживают, тотчас появляется опасность, если не угроза для самой жизни (охоту никто не отменял!). А значит и угроза для нашей любви, да, да, – угроза любви, поскольку мы до мельчайших подробностей знаем, как будет вести себя другой. Как же? Я все силы, все свои силы и все возможности отдам на ее защиту. От любых посягательств. А значит и для спасения этой любви. И никакие страхи, никакие угрозы…
– Ты именно тот, – говорит она, – без кого моя жизнь теряет всякий смысл.
– Малыш, – говорю я, – не забудь передвинуть рычажок предохранителя.
– Да знаю, знаю я, – улыбается Юля, – я уже передвинула… Скажи лучше, как называется этот город? Я до сих пор не могу запомнить это слово.
– Антананариву…
– Да-да… Точно так же, как Тиауако…
– Тиауанако, – подсказываю я, – ты пропустила целую букву, даже целых две «на»! «На» – это важнейший закон Пирамиды.
– Что, – спрашивает она, – что ты сказал?
Я не успеваю ответить, так как фары вдруг высвечивают дерево, лежащее поперек дороги и мне приходится призвать на помощь все свое мастерство автогонщика, чтобы развернуть «мерсик» ровно на сто восемьдесят градусов. А теперь – за считанные секунды – нужно довести зеленую дугу спидометра хотя бы до 170…
И выстрелы уже почти не слышны… Пук-пук… Тра-та-та-а-а-а…
Охота продолжается?..
Глава 23
Нам понадобилось немало времени, чтобы поверить в то, что мы ни в чем не допустили ошибок. Любая погрешность могла свести все наши усилия на нет, поэтому все тщательно контролировалось, выверялось, дублировалось. Информация о строительстве Пирамиды, конечно же, просочилась на страницы газет. Кто-то все-таки проболтался. Подозрение пало на Джека, всегда готового ради красного словца привлечь внимание папарацци к собственной персоне. Нас просто взяли в осаду. Мы, что называется, зарылись в песок, и теперь, разумеется, не имели права на ошибку. Хотя любая ошибка могла дать неожиданный результат и стать громогласной сенсацией. Особенно придирчив был Юра. Он всегда был таким, сколько я его знал. Теперь же он стал непреклонен в своих мыслях и действиях. Бескомпромиссный эстет, он требовал от нас прецизионной исполнительской дисциплины, не давал проходу мельчайшим элементам неряшливости и распущенности, он просто убивал взглядом любые проявления нашей неаккуратности или беспечности.
Как и всякую пирамиду, мы начали строительство с головы, с вершины. Вершина нашей Пирамиды Духа по проекту должна быть увенчана Совершенством. Кого положить в голову? На этот вопрос ответ давно был готов: Иисус! Это было ясно, как день. Но можно ли рисковать? Нельзя. Нельзя было допустить, чтобы венец нашей Пирамиды, Храма с Большой буквы, вдруг поблек у всех на глазах. Мало ли могло быть случайностей. Вдруг мы не все просчитали! Храм тотчас бы рухнул. Нужны были пробы и пробы, мы должны были удостовериться в своих силах, увериться в своих действиях…
И мы настойчиво продолжали бурить свои скважины, сулившие нам фонтаны духовного обновления.
– Наверное, это обошлось вам в копеечку? – спрашивает Лена.
– Это стоило баснословных, просто бешеных денег! Но ты ведь понимаешь, что все деньги планеты Земля, все ее золото и все богатства не идут ни в какое сравнение с попыткой водружения на ее шаткой оси флага совершенства.
Однажды Вит не удержался:
– Слушайте! Но зачем вам все это?! – возопил он в отчаянии, обняв ладонями свою голову своими. – Мы могли бы купить…
Жора посмотрел на него, как на старый рубль и, не меня выражения лица, произнес:
– Вит, не жадничай.
Вит тотчас умолк.
– И ваши бильдербергеры, – говорит Лена, – не отказались…
– Да, Бильдербергский клуб! Это «тайное правительство» нашей планеты, не скряжничало, не скупилось. И Бжезинский, и Киссинджер, и Рокфеллер и Буш… Да и многие другие, а их около двух тысяч, ни минуты не раздумывая, отвалили нам солидный куш…
– Правда? Без всяких споров и обоснований? – спрашивает Лена.
– У них ведь достаточно ума, чтобы понять: власть денег – ничто по сравнению с властью совершенства. Вот ведь – где истинная власть!
– Власть совершенства?
– Если хочешь – власть над совершенством.
– Но такой власти нет и не может быть, – говорит Лена.
– Пока не построена Пирамида.
– Ну и?..
– И пришел долгожданный час выбора наших клонов. Наконец-то!
Срочно понадобился и источник яйцеклеток. Где их столько набрать? И эту задачу мы решили легко. Была б шея… Спрос обеспечил производство. Мы же на этом не экономили. Как только Вит сделал рекламный проект, женщины тучами предложили нам свои услуги. Тьма доноров, мириады, так сказать, самой качественной, пардон, женской икры. Дошло до международного скандала! Общественные движения, «Green peace», «Женщины мира»… Вит потом все утряс, откупился. А Жору, преуспевшему в ладах с любой женщиной, чуть не женила на себе эта самая мисс «Green реасе-200». Эта зеленоокая бестия своей красотой покорила весь мир. И у Трампа, покровительствовавшего ей, возникли сложности. Это целый роман, я потом расскажу…
Книга третья
СТЕНА ПЛАЧА
Поднимитесь по ступеням материи, и вы найдете Дух.
Поднимитесь по ступеням сознания, и вы найдете Бога.
Эдуард Шюре
Часть десятая
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
Глава 1
И вот мы еще раз, так сказать, in corpore [30], собрались все вместе – фух! И еще раз убедились в том, что готовы к рождению новой эры. Мы заждались этой минуты. Прошло немало времени, прежде чем Богу стало угодно снова собрать нас и свести всех в единый союз, связать в один узел. Прошли годы. Жора предложил по этому поводу поднять рюмку содружества.
– Лесик, скажи, – сказал он.
Лев, вставая, долго и шумно отодвигал стул, наконец, встал, улыбаясь, обвел всех взглядом. Его по-девичьи длинные ресницы по-прежнему, как и десять лет тому назад, прикрывали глаза. Он стоял и молчал, высокий, знаменитый на весь мир профессор, мачо! с большим в залысинах блестящим без единой морщины лбом и редкими седыми волосами. Высоко поднятый бокал с шампанским завис над головой Вита. Мы, глядя на Льва, выжидательно молчали. Мне вдруг вспомнилось, как много лет тому назад Архипов взял нас, Жору, Лесика и меня в научную экспедицию на биостанцию в Кара-Даге. Я впервые увидел Лесика без одежды в одних только плавках и был поражен стройностью его по-женски изящного и белого как чаячий пух тела. Это было тело балерины: ровные, стройные, длинные ноги, напоминающие ножки циркуля, узкая талия, длинный торс с точеной тонкой шеей, на которую была насажена красивая правильных пропорций гордо сидящая голова с благородными, но и довольно надменными чертами лица вассала. Или аристократа. Его кожа была шелковой, беломраморная с голубоватым оттенком, без единой складки и не выдавала никаких мышечных усилий. А пальцы плетьми висевших безвольно-безжизненных рук, казалось, доставали колен. Голый он был похож на прыгнувшую и застывшую в воздухе лягушку. Но в этом, казалось на первый взгляд, тщедушном теле таился огромный сгусток энергии: он был непревзойденным трудоголиком и впитывал знания, как губка воду. Меня поразил и его взгляд. Он пронизывал насквозь и, казалось, что Лесик знает все твои мысли. Ничего утаить было невозможно. Даже когда он улыбался, его серые, прикрытые ресницами глаза были очень серьезны. С тех пор он совсем не изменился. Профессорское пузцо, укрупнившее талию и залысины, увеличившие лоб, не портили впечатления. Он даже молчал так же! Без каких-либо лишних высокопарных слов, он провозгласил наступление новой эры. Он понимал, что здесь, в нашей компании, не нужны торжественные сладкоголосые слова о мире во всем мире, о победах над бедностью и необходимости войны с глобализацией, здесь нужны слова простые, как свет. Кто-то может сказать – как правда. Да, как правда. Правда слов – это знак судьбы, но и величия, и совершенства. Его речь всегда отличалась изяществом и простотой. Возможно, Лев даже предпочитал стать священником (однажды он в этом признался), потому что говорить проповеди казалось ему прекрасным делом. Вообще, надо признать, он так много всего знал и читал так много хороших и умных книг, что слушать его было не только интересно, но и поучительно. Мы все дорожили знакомством с ним, хотя он никого не подпускал к себе близко.
Каждый из нас пытался в этот первый тост внести и свой звук, свою лепту, свое желание участвовать в этом первом слове, которое по желанию Жоры неожиданно выпало на долю Лесика. Он переводил взгляд с одного на другого, выслушивая и поддакивая, давая каждому возможность участвовать в этом первом, по праву самом значительном, может быть даже, пророческом тосте.
– Да, – только и слышалось, – да, да…
Взгляд его блуждал по нашим головам, он слушал нас, но не слышал.
– Да.
Он искал слова, которые могут вместить и выразить все наши мысли.
– Да.
Он ни разу не кивнул в знак согласия с говорившим. На его лице аристократа маской сердечной приветливости и простоты застыла полуулыбка неприкаянного. Когда тишина наконец пришла, Лесик выждал еще минуту (вдруг кто-то не успел все сказать), теперь и тишина заждалась, и мы услышали его покашливание. Потом он сказал просто, что вот, мол, мы все сделали для себя свое открытие, открыли себя в себе, нашли там в самом себе то самое главное, ради чего все эти годы жили и ждали. Ему не нужно было одевать свои мысли в изящные и высокопарные слова. Он сказал просто:
– Сегодня мы открываем новую эру!..
Никто не проронил ни звука, все знали, что так оно и есть. Мы настолько были уверены в успехе, что давно свыклись с мыслью о новой точке отсчета на циферблате истории. Мы не просто надеялись на успех, мы прожили его в мыслях час за часом, минута за минутой, пробежались с ним рядом, прощупали каждое зернышко, каждый его высверк, переспали с ним и крепко ухватили его за хвост.
– Никто не может упрекнуть меня в неискренности моих слов и моего знания каждого из вас. Ведь вы доверяете мне и моим профессиональным качествам. Мир науки легко обмануть, его можно убедить, усыпить, профанировать… Вас обмануть – невозможно.
Я не знал, зачем он так упирает на искренность и поет нам дифирамбы. Я думаю, среди нас не найдется ни одного, кого бы можно было уличить в неискренности. Жора, Юра, я, Ната, Тамара, Юля, Стае, Вит – все мы впряжены в телегу перемен, и с абсолютно чистыми намерениями и помыслами тянем каждый свою лямку в попытке стащить Небо на Землю. И Ушков с нами! Это факт! Как же он без нас? Да весь мир с нами, весь люд, как только узнает, куда мы едем, тотчас спешит к нам приклеиться, прилепиться, впрыгнуть в наш воз, хоть на подножку.
Глава 2
Успеть на наш плот. В наш ковчег. Все. Все-все-все… Об Ане и говорить нечего. А Нана с Ютой! Наши зодчие. И Шут, и Шут… Даже султан, предоставивший в наше распоряжение лучшие свои апартаменты и, уверовав в нашу идею, бросившийся было распиливать Джомолунгму на глыбы, был искренне рад своим участием в нашем проекте. Мою уверенность мог поколебать только Вит, который неожиданно встал и, взяв Лесика за рукав, чтобы тот помолчал, вдруг сказал:
– Я обращаюсь ко всем и взываю к вашему здравому смыслу…
Вит понимал, что пришло время «Ч». Что еще день-два и наш маховик будет запущен, и что львиная доля тех денег, которые льются сквозь его пальцы, навсегда оставит его. Он не мог с этим смириться.
– …я поражен вашим недомыслием, вашей ослиной упрямостью, даже тупостью… Это же чи-истой воды ааа-вантюра!
– Вит, – перебил его Жора, – ты меня утомляешь. Сядь.
Лесик так и стоял с бокалом шампанского в руке.
– Тут среди вас есть хоть один нормальный?
Вит обвел всех своим рачьим взглядом и хотел еще что-то сказать, но Жора снова перебил его:
– Я, – мягко сказал он, – я – нормальный.
Здесь надо заметить, что Жора давно уже признан предметом, так сказать, изучения многих наук, в том числе психологии и психиатрии. Являясь любимцем немногих незаурядных умов, выпрыгнувшим из заезженной колеи повседневных забот, он вполне отдавал отчет своим мыслям и действиям, ну никак не втискивающимся в прокрустово ложе общепринятых норм. Многие просто не принимали его увлеченности наукой, не понимали каскада его колючих замечаний и шуток, этого вихря пытливого и бескорыстного азарта так фонтанирующе щедрого на всякие выдумки и придумки и на умилительные экстравагантности. Холодный, правильный снобизм академической науки вздыбился и взъежился на Жору, укоряя его в распутстве духа. Это только веселило его.