Чисто альпийское убийство, или Олигархи тоже смертны Пушкарева Ирина
– Пообещай не ржать. И не издеваться над бедной женщиной.
Вот ведь обмороки злобные! Ну разве можно так над человеком измываться? В минуты жестоких приступов любопытства Ёлка могла пообещать что угодно, лишь бы ее неведением не мучили. Вот и сейчас она головой закивала, пообещала вести себя прилично и сделать все, что захотят телохранители, – только чтобы не томили!
– Девичья фамилия жены мэра – Коровина, – все еще похрюкивая, сообщил Евгений.
– И чё?
– А зовут ее Идея. Смешно просто, – более спокойный Сашка попытался донести до Элки то, над чем они с напарником веселились. – Ты представь, как девочку в школе к доске вызывали. Сдается мне, не любили ее родители. Это ж надо так ребенка назвать.
Ёлка начала истерично ржать именно в тот момент, когда в кабинет вошел Никифоров. Не постучавшись, не спросив разрешения – просто ввалился в светлую просторную комнату, словно к себе домой.
Безмолвно ввалился, плюхнулся в кресло и только после этого поинтересовался у девушки:
– Чего веселимся? – На мужчин он даже внимания не обратил.
– Нахимовскую жену знаете как зовут? – спросила Ёлка.
– Ида, по-моему. Или Аида. Как-то так. Но муж ее Идочкой зовет, – почесал репу олигарх.
– Ее полное имя – Идея. А фамилия девичья – Коровина. Представляете, как ее друзьям представлять надо? «Знакомьтесь, это Коровина Идея»… Твою за ногу, это ж надо было так над родным ребенком стебануться!
Напрочь забыв о данном телохранителям обещании не ржать и не издеваться над женой высокопоставленного чиновника, Ёлка завалилась на бок и истерично всхлипнула.
Никифоров мгновенно переварил информацию и тоже загоготал.
– Мило, – подытожил он, просмеявшись.
И тут же мужика словно подменили. Только что гоготал, слезы вытирал – и через мгновение его лицо окаменело. Сухим, официальным тоном он поинтересовался у детектива:
– Вы хотели со мной поговорить?
Француз только открыл рот, чтобы ответить, как Никифоров рубанул:
– Мне бы не хотелось общаться в присутствии посторонних людей. – И взглядом указал на Ёлку и телохранителей.
С одной стороны, конечно, олигарх выразил совершенно законное желание, причем таким тоном выразил, что даже наглая как танк Элка совершенно серьезно собралась подорваться и покинуть помещение. С другой стороны – а товарисч-то борзый! Оно понятно, что властелин золота и других ценных металлов привык, что все его пожелания мгновенно исполняются, но нюх-то терять не следует! Это кто тут у нас посторонний, спрашивается?
– Девушка здесь на правах переводчика, – официально и ни фига не дружелюбно заявил детектив, выслушав донесенную до него Элкой фразу. – А ее социальное положение требует постоянного присутствия рядом с ней телохранителей. Так что посторонних в кабинете нет, – детектив произнес эту фразу и холодно вперился взглядом в Никифорова.
Ни Элка, ни ребята его слова не перевели.
Повисла тишина. Очень, я вам скажу, неприятная тишина.
Первым сдался Никифоров.
– Чего он там проквакал? – Михаил лениво перевел взгляд на Элку.
– Ты же прекрасно понял, что тебе сказали, – процедила в ответ девушка.
– Чувак тебя переводчиком обозначил, вот и переводи.
Похоже, господин Никифоров действительно не собирался демонстрировать свое знание языка перед полицейским. Хотя прекрасно понял все, что ему сказал д’Ансельм.
Элка хмыкнула и старательно, слово в слово перевела фразу, сказанную детективом. Никифоров кивнул, еще вальяжней развалился в кресле и благосклонно позволил:
– Чего вы от меня хотели? Пусть спрашивает. Только побыстрее, у меня времени мало.
И, словно подтверждая слова хозяина, на столе завибрировала дорогущая Nokia в блестящем корпусе. Никифоров взял аппарат в руки, нажал кнопку отбоя – и экран потух. Правильно – нечего отвлекаться от серьезных разговоров.
– Ларски? Да, я ее знал, – перестав выкобениваться, Никифоров отвечал на вопросы спокойно и лаконично.
– Насколько хорошо вы ее знали?
– На тусовках встречались. В клубах. На всяких общественных мероприятиях. Эта крыса везде мелькала, где приличные мужики были или хоть какой-нибудь сенсацией пахло. А еще где поили и кормили на халяву. Видите ли, девушка очень любила бесплатно жить. Она за себя вообще нигде никогда не платила, всегда падала на хвост друзьям или богатеньким папикам. Это для Ларски целым искусством было – шикарно отдыхать, развлекаться на крутых вечеринках и хлестать дорогущее пойло, не доставая из кошелька денег. Она однажды на спор бутылку сорокалетнего Kinclaith при мне засадила – за то, что я ей вторую такую бесплатно подгоню. Другая сдохла бы на месте, а эта только чуть пошатываться начала. Железная девка, ушлая до невозможности. Когда очередной хахаль ее из своего особняка на Рублевке выкинул, Ларски ухитрилась почти полгода таскаться по знакомым в том же районе, жалуясь на свою тяжелую долю! Представляете, столько времени жить на Рублевке и не потратить при этом ни копейки! Талант у бабы был.
Монолог олигарха на какое-то время прервался – Элке пришлось поднапрячь мозги и профильтровать словарный запас, чтобы донести до француза, что такое «Рублевка», а также все тонкости проживания в этом районе.
– А более близкие отношения вас с пострадавшей связывали? Какие-то дела по бизнесу или любовная связь?
Олигарх призадумался. Это он чего, вспоминал, что их связывало, или информацию к исполнению фильтровал?
– В смысле интимных отношений? Да, я с ней спал. С ней все спали. По бизнесу? Если вы так деликатно намекаете, шантажировала ли меня Ларски, то да, шантажировала. Грешила баба мелким вымогательством.
Детектив даже оторопел от такой откровенности. Но быстро взял себя в руки и продолжил задавать вопросы:
– И часто она вымогала у вас деньги? Большие суммы?
– Обычно раз в полгода. Но я даже не спрашивал, сколько она хочет за информацию. Дело в том, что я, как правительство Израиля, никогда не плачу террористам и шантажистам. Видите ли, у меня настолько ужасная репутация, что мне уже совершенно безразлично, какие еще сенсационные гадости напишет о моей скромной персоне очередная газетенка. Да, я бабник, и что? О моих связях с кем попало знает вся страна. Вы девочек моих видели? Какие могут быть еще вопросы? Партнеров по бизнесу я не кидаю. Если с кем-то плохо поступаю, то только в корыстных или воспитательных целях, так что в этом плане мне тоже стыдиться нечего. Все свои грязные делишки я в открытую проворачиваю. Богатство свое не скрываю. В отличие от ныне сидящих в тюрьмах миллионеров, я с государством делюсь. Так что бояться обнародования любых своих действий мне не приходится. Все и так прекрасно знают, что я циничная тварь и подонок. – Никифоров развел руками: вот такая я сволочь. И выжидающе уставился на детектива: еще вопросы будут?
Похоже, столь прямого разговора француз не ожидал. В его блокноте были еще вопросы, которые он собирался задать олигарху, но смысла продолжать разговор он просто не видел. Но, подумав еще немного, д’Ансельм все же задал Никифорову вполне уместный в сложившейся ситуации вопрос:
– Вы не могли бы вспомнить, чем занимались в день убийства? Желательно как можно точнее, по минутам.
Никифоров уставился куда-то в потолок и принялся вспоминать:
– Проснулся. Душ, секс – это как обычно. Потом спустился позавтракать. Там я встретился с Кацем. Мы с ним выпили немного. После этого у него в номере обсудили кое-какие детали договора. Затем пошли в соседний ресторанчик, там накатили, а затем мы с девочками отправились погулять. Ужинали в соседнем кабаке. Вы там, кстати, тоже были. – Никифоров мотнул головой в сторону телохранителей. – Часов в одиннадцать вечера я был у себя в номере. Вроде все.
И так он это все спокойно, без суеты, но и не заученно рассказал, что всем вокруг стало ясно: Миша Никифоров провел день именно так.
– Кто может подтвердить ваши слова?
Олигарх пожал плечами:
– Да кто угодно. Девки мои. Миша Кац. Официанты ресторана. Еще вопросы будут? Мне работать надо.
Судя по лицу детектива, вопросов у него больше не было. Никифоров встал, распрямился во весь свой двухметровый рост и направился к выходу.
– А биатлон – это где на лыжах фигачат и потом из ружья по мишеням палят? – вдруг зачем-то поинтересовалась Элка.
– Да, деточка. И я очень хорошо догоняю и метко стреляю, – не оборачиваясь, ответил Михаил и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.
Глава 6
Удивительное дело, но к двум часам пополудни весь гадюшник был в сборе. Миллионеры, большой чиновник, его оборзевшая жена, а также владелец телеканала в компании своей суровой помощницы – самые сливки российского бомонда роптали, гундосили, но приперлись в полном составе. И что интересно – без адвокатов и прессы.
Пришли и расселись на стульчиках, как детки в садике. Ручки сложили, мордочки сообразительные выпятили – артековский слет, а не гламурная тусовка.
Как ни странно, не было только д’Ансельма. Пунктуального, стильного д’Ансельма не было на лобном месте в назначенное время. И народ по этому поводу разговорился, разъерничался.
– Что за безобразие? – воткнув руки в боки, принялась солировать Идея, в девичестве Коровина. – Сколько мы тут еще должны ждать этого французишку? До вечера?
На часах, замечу, было 14:04. По меркам российской псевдоинтеллигенции, назначенное время еще не наступило.
– Колян, заткни ее, пожалуйста, – тихо, но очень жестко обратился к мэру Михаил Кац. Он был абсолютно трезв и непривычно серьезен.
– Да как ты… – Лицо мадам Нахимовой налилось багровым цветом, женщина оскалилась и начала поднимать тяжелое тело со стула – на Каца поперла.
Никифоров в заваривающийся конфликт влезать не стал – только глаза на Нахимова поднял. Но этого его обжигающего взгляда вполне хватило для того, чтобы мэр вцепился в пухлую руку жены и потянул ее обратно.
– Сядь на место, сядь, я тебе сказал! – зашипел взъерошенный мэр Черноморска. – Достала уже, я тебя убью когда-нибудь, дура тупая! Заткнись и сядь!
Непонятно, что подействовало больше – угроза физического уничтожения или зашуганный вид законного супруга, но Идея захлопнула перекошенный от ненависти рот, гневно зыркнула на Каца и опустилась на стул.
Неприятная тишина накрыла всю компанию. Даже совершенно ни о чем не переживающая Элка в комплекте со своей безмерной беспечностью притихла как мышь. Только носом шмыгнула два раза – и все.
Ба-бах!
Кто бы мог подумать, что идеальные двери на идеальных петлях в идеальном ресторане могут так грохотать! Русские разом подскочили, а Брост схватился за сердце.
– Вы с ума сошли? Разве можно так пугать людей? – накинулась на влетевшего детектива бростовская помощница. – У Кирилла слабое сердце!
– Прошу прощения у всех! – На лице запыхавшегося д’Ансельма не было ни капли смущения. – Обстоятельства вынудили меня задержаться. Я ждал крайне важный документ, вот он!
Француз размахивал листками факсовой бумаги как победным флагом.
– Белла, вы совершенно зря меня убеждали, что в наше время никто не пользуется факсимильными аппаратами! Оказывается, в российской глубинке не везде есть Интернет, а вот факсы довольно распространены. По крайней мере, в сибирских налоговых инспекциях они есть.
Ох, как при этих словах все напряглись-то! Оно и понятно – у простого российского обывателя при соединении словосочетания «налоговая инспекция» в одном предложении со словом «Сибирь» обычно волосы дыбом встают, а что уж говорить про олигархов и руководителей различных уровней.
Но, похоже, француз этой всеобщей реакции на свои слова не заметил. Он схватился за один из столов, волоком переставил его так, что все оказались собранными в некий круг – как на сеансе групповой психотерапии.
И тут дверь опять грохотнула. В ресторане появился… Жан! Тот, который красавчик-бармен. Интересно, а он-то чего сюда пришкандыбал?
– Э-э-э… – открыл рот удивленный Брост.
– А-а-а-а… – протяжно озвучила свое недоумение мадам Нахимова.
– А этот тип что здесь делает? – спокойно поинтересовался Никифоров.
Детектив пожал плечами, мол, а что случилось? Указал вошедшему на стул рядом с Элкой и туманно промычал что-то невнятное. Типа, все нормально, так надо, не беспокойтесь.
Ага, прям-таки успокоились! Публика напряглась еще больше. Занервничала.
А детектив выгреб из портфеля какие-то бумаги, аккуратно стопками разложил их на столе, прокашлялся и с видом заправского лектора принялся вещать.
– Итак, и что мы с вами имеем? – по-французски, но с совершенно одесскими интонациями обратился к присутствующим один из лучших детективов страны месье Этьен Анатоль д’Ансельм.
Похоже, его прапрадедушка неслабо отрывался в великом черноморском городе, раз в роду д’Ансельмов даже через несколько поколений ухитряются ТАК говорить.
Вещал детектив, ни к кому конкретно не обращаясь, просто рассуждал вслух. Рассекал по импровизированному кругу, иногда останавливаясь рядом с кем-то из слушателей.
Излагал, так сказасть, хронологию событий:
– Убийство Мориши Ларски произошло во вторник, между тринадцатью и четырнадцатью часами. Журналистку нашли на полу, в шелковом халате на голое тело. Смерть наступила от удушения – горло перетянуто поясом от ее же халата. Результаты экспертизы однозначно указывают на то, что других травм у Ларски нет. Ее никто не бил. Незадолго до смерти у потерпевшей был секс, обнаружены следы смазки от презерватива. Но, повторюсь, никакого насилия. Также в крови убитой обнаружена значительная доза алкоголя, женщина была настолько пьяна, что справиться с ней могла даже физически слабая особа.
Детектив подошел к столу, перелистнул страницу в папке, чего-то там посмотрел и продолжил:
– В номере пострадавшей не найдено ничего, кроме одежды и личных вещей. Ни денег, исключая мелочь в кошельке, ни обратного билета, ни ноутбука. Также не обнаружено никаких записок или пометок на бумаге. Диктофона тоже не было, а ведь, если верить господину Бросту, его она шантажировала именно аудиозаписью.
– Телефон? – конструктивно влезла в размышления детектива Элка. – Запись могла быть сделана на мобильник.
– Карта памяти из телефона удалена. И вообще вся информация стерта. Ни записной книжки, ни входящих и исходящих звонков – вообще ничего. Даже будильник не установлен. Аппарат как будто новый. Кстати, не украден, хотя очень дорогой. Значит, преступнику даже в голову не пришло прихватить с собой чужое имущество. Так что – убийство из личных побуждений. И, зная о склонности потерпевшей к шантажу и публикациям грязного белья, мотив более чем понятен. Ларски просто хотели заставить замолчать.
– Этьен… – Элка тихонечко кашлянула, стараясь привлечь к себе внимание детектива и при этом не сбить его с мысли. – Вы знаете, Мориша не могла быть пьяна. У нее аллергия на алкоголь. Бармен говорил, что журналистка пила всегда только коктейли, в которые не добавлялось ни капли спиртного. То есть все вокруг думали, что она напивается, а на самом деле девушка была трезвой. Так что ошиблись ваши эксперты. – Эту фразу Элка сказала по-французски. Только для детектива – и для франкоговорящего бармена, естественно.
Российские граждане ее слушали, подраскрыв клювы, как вороны, ничего не понимая. (А как же Никифоров?)
Жан тоже вел себя, как птица – только как филин, а не ворона. То есть не клювом крутанул, а «ухукнул», мол, права девушка, не пила покойная.
Д’Ансельм замер на минуту, поморщился и отмахнулся от Ёлки, как от надоедливой мухи:
– Да, я слышал об этой странности организма убитой. И поэтому потребовал все перепроверить. Так вот – никакой аллергии у нее не было. Женщина выпила довольно много спиртного, но погибла она именно от удушения, а не от аллергической реакции. Меня другое интересует: зачем молодая женщина, у которой запланировано несколько встреч, практически с утра наливается алкоголем? Что это– нервы, стресс, способ забыться? Непонятно. Но к этому вопросу я хотел бы вернуться позже.
Д’Ансельм перестал расхаживать по кабинету – он повернул стул спинкой к центру зала, уселся на него задом наперед и, уперевшись кулаками в массивную перекладину спинки, положил подбородок на руки.
– Итак. Мы имеем пятерых мужчин и двух женщин. У каждого из них был повод расправиться с журналисткой.
Ёлка опять посмела вставить:
– Ошибочка вышла. Мужчин четыре. Брост, Никифоров, Кац и Нахимов. Последний мог за жену заступиться.
Детектив кивнул, соглашаясь с девушкой:
– Мог. И не только из-за жены. Мы не знаем, какую информацию нарыла ушлая журналистка. Но мужчин все же пять. Мне не хотелось бы упускать из вида бармена. Этот красавец, похоже, неплохо знал Ларски. Мне, например, ужасно интересно, где и когда Мориша рассказывала ему про свою аллергию, про историю своей знаменитой польской фамилии? Мы же не знаем, насколько в действительности были близки журналистка и бармен. Сдается мне, нельзя исключать вариант более, скажем так, тесного общения. И, зная пакостную натуру потерпевшей, ни в коем случае нельзя пренебрегать вероятностью того, что она, например, угрожала разоблачить жиголо перед администрацией отеля или рассказать о его любовных приключениях какой-нибудь особо ревнивой даме, оплачивающей счета любовника-бармена. Поэтому мне бы не хотелось раньше времени вычеркивать дамского угодника Жана из списка подозреваемых.
Пока детектив рассуждал о возможной причастности любвеобильного жеребца к убийству журналистки, Элка внимательно наблюдала за реакцией присутствующих в зале людей. И правильно делала – такого обилия эмоций она давно не видела. Может, конечно, все эти люди просто из-за убийства так переживали и нервничали, но…
Выслушав версию о возможной любовной связи Ларски и бармена, Никифоров ухмыльнулся. Господи, а ему-то какое дело до личной жизни журналистки?
Вот поведение Каца вполне понятно, олигарх как-никак жениться на Морише собирался. Этот факт объясняет нервную дрожь подбородка и похрустывание костяшек пальцев.
Гы-гы, а Нахимовы-то чего разнервничались? Идейка побагровела, губы свои тонкие грызть принялась. А сам Колян идеально-белыми зубами скрипанул! Здрасссьте, этот-то чего? Тоже с Моришей, что ли, спал и теперь его ревность к породистому жиголо обуяла? Тогда понятно, отчего женушка его так психует. А вдруг вообще жуткое дело – мэр с барменом развлекался? То-то было бы весело! И в этом случае реакция жены тоже объяснима. Хотя чего тут удивляться – с такой мерзкой женой мужик и по работникам общепита мог начать таскаться.
Так, кто тут у нас еще остался? Ага, Белла – дамочка поджала губы, а по лицу разлилась мертвенная белизна, идеально наложенный макияж выглядел сейчас японской маской – кроваво-красные губы на белоснежном лице. Ну, с этой мадемуазель все понятно, дело уже обсужденное. Похоже, ее бесит одна только мысль о возможной измене любимого.
Ой какая прелесть! Вы только посмотрите, кто тут у нас зашевелился! Сидевшая в левом дальнем углу никифоровская девчачья стайка встрепенулась, забурлила, зашушукалась осуждающе. А Кацевские девчонки продолжали равнодушно жужжать над какими-то глянцевыми журнальчиками. Им что, совсем неинтересно, что тут про убийство человека говорят? Вот ведь циничные рыбки!
Единственным человеком, никак не отреагировавшим на рассуждения детектива, был Брост. Кирилл Сергеевич спокойненько продолжал ковыряться зубочисткой в ногтях и помахивать левой ногой. Мол, хватит тут уже рассусоливать, давайте дальше разговоры разговаривать.
А детектив продолжал рассуждать. Спокойно, размеренно, объективно – и очень для всех присутствующих опасно:
– Вы знаете, сегодня утром мне пришлось столкнуться с мнением присутствующей здесь дамы. – Д’Ансельм изобразил легкий поклон в сторону злобно пялившейся на него Идеи. – И мнением очень неприятным. Меня, опытного профессионала, обвинили в затягивании расследования и в профессиональной непригодности. Скажу вам честно, подобные высказывания в свой адрес я слышу не часто. Но! В данном случае я решил, что мадам Нахимова, наверное, права. Может быть, у вас, в России, подобные дела расследуются намного быстрее?
Тут народ весело захихикал. Дык, конечно же, у нас вообще преступления раскрываются вот прям через двадцать минут! Приходят умные и добрые милиционеры, оглядят все вокруг чутким прищуром – и сразу же убийцу находят. Ага, и ведь не ошибаются никогда, ни разу у нас в стране преступник не остался безнаказанным! Не то что у вас тут, у лягушатников отсталых… Уже вторые сутки по шли, а злобный маньяк все еще не на электрическом стуле! Безобразие в чистом виде, а не полиция у вас тут в Альпах!
Спокойно переждав, когда народ притихнет, д’Ансельм продолжил:
– И знаете, что я решил? Раз я не могу справиться один, так почему бы не привлечь к этому делу заинтересованных лиц? Дамы и господа, а давайте расследовать убийство сообща?
Естественно, ничье мнение его не интересовало, это он так, для поддержания разговора предложил. Стоит ли говорить, что и ответа на свой риторический вопрос француз дожидаться не стал. Он просто принялся рассуждать вслух:
– Знаете, что самое главное в расследовании убийства? Главное – это мотив. Любое преступление обусловлено мотивом. Месть, ревность, угроза разоблачения, ненависть, жажда наживы, иногда даже любовь могут стать поводом убить человека. Насколько я понимаю, наследников Мориши Ларски среди присутствующих нет, так что желание обогатиться за счет гибели журналистки как мотив мы отметаем. И что у нас тогда остается?
Детектив с любопытством уставился почему-то на Броста. Тот под его пронзительным взглядом поежился и пробурчал:
– Чего вы на меня так смотрите?
– Глаза у вас красивые, – совершенно невпопад отреагировал француз и тут же забыл про нервничающего телемагната. – Он продолжил размышлять вслух: – Мадам Нахимова, насколько я понимаю, очень переживает, что ее пребывание в Куршевеле затягивается, в то время как она хотела бы поскорее покинуть нашу страну. Ну, раз вы так торопитесь, давайте с вас и начнем. Вы не против? – И опять, не дожидаясь ответа: – Ну вот и замечательно. Знаете, а ведь у вас и у вашего мужа было больше всего поводов избавиться от назойливой журналистки. Вы даже принародно оскорбляли погибшую, угрожали ей расправой. Все присутствующие здесь имели счастье наблюдать скандал, разразившийся между вами и Ларски за несколько часов до убийства. Может, поведаете нам, что вы не поделили с пострадавшей в то утро? Расскажите! А лучше всего просто признайтесь в убийстве, и мы спокойно разойдемся по своим делам и не будем тратить драгоценное время на выворачивание чужого грязного белья. Итак, вы готовы к чистосердечному признанию?
Видок у женщины по имени Идея был презабавнейший. По мере того как Элка доносила до нее смысл сказанного детективом, цвет лица мэрской жены менялся со свекольно-бордового до нежно-зеленого с промежуточным желтовато-серым оттенком. Она хватала ртом воздух, руки ее вдруг заходили ходуном, а объемная, перетянутая канареечной футболкой грудь вздымалась и опадала, как волны Индийского океана.
– Ч-чего он несет? – неожиданно высоким голосом воскликнула перепуганная Нахимова. – В ч-чем я должна признаваться? Эт-т…
Дослушивать заикающуюся женщину детектив не стал. Он махнул рукой в ее сторону:
– Перестаньте разыгрывать комедию и изображать из себя невинность. И вы, и ваш муж убеждали меня, что поводом для утренней ссоры стала очередная клеветническая статья, автором которой являлась Мориша. Так вот, любезная, как мы выяснили, из-под пера известной журналистки не вышло ни единого очерка про вашего мужа. Ни хорошего, ни плохого. Она ничего о нем не писала. Значит, у вас был какой-то другой повод прилюдно угрожать женщине, которая погибла через несколько часов после вашего с ней конфликта. И вообще, согласитесь, интересно получается – вы пытаетесь ударить журналистку, не сделавшую вам ничего плохого, а через какое-то время она погибает при загадочных обстоятельствах. И все напрямую указывает, что совершить преступление могли только вы или ваш благоверный супруг.
В этот момент с места подорвался уже лично сам мэр – он закричал, затопал ногами и даже слюной от ярости брызгать стал:
– Как вы смеете? На каком основании? Как вы смеете меня обвинять? У вас нет доказательств! Вы же сами говорили, что Мориша не писала про меня ничего плохого, а это значит, что у меня не было повода ее убивать!
– Прекратите истерить. – Голос детектива зазвенел как натянутая струна. – У меня полно доказательств. Например, ни у вас, ни у мадам Нахимовой нет надежного алиби. Вы оба утверждаете, что провели время в номере. Но подтвердить эти слова никто не может. А ведь все указывает на то, что в номере Ларски был человек, с которым потерпевшая была близко знакома, кого она сама впустила в номер. Насколько я знаю, ваша жена и погибшая женщина были достаточно давними подругами, чтобы ходить друг перед другом в халате на голое тело.
Едва Элка успела перевести эту фразу, как народ взволновался. При слове «подруги» Кац громко гоготнул, рыбки обоих олигархов всколыхнулись, а Белла осуждающе покачала головой.
– С чего вы решили, что они были подругами? – удивленно вскинул бровь Никифоров. – Насколько я знаю, эти две курицы никогда между собой не общались. Колян свою кикимору, – олигарх мотнул головой в сторону Идеи, – вообще на тусовки редко вытаскивает. Хотя я бы на его месте эту корову тоже людям не показывал, – последнюю фразу Никифоров произнес, цинично разглядывая оплывшую тушку мэрши.
Странно, но та на его оскорбления никак не отреагировала.
– Я сказал «давние подруги». Дело в том, что мадам Нахимова и Ларски были знакомы с детства. Они даже ходили в одну школу. Разбирая это дело, я наткнулся на очень интересную деталь – оказывается, одна из подозреваемых персон родилась и выросла в том же маленьком городке, что и потерпевшая. Населенный пункт называется… – Француз схватил со стола бумагу и прочел по слогам, с непередаваемым шармом: – Бъестъях. Это на севере России. Согласитесь, это выглядит немного странно – две особы, родом из одного маленького городка, встретились довольно далеко от родины. Одна из них угрожает другой, в итоге вторая погибает. Может, журналистка знала что-то такое, что жене известного чиновника не хотелось бы афишировать? И это «что-то» стало поводом для убийства?
Все, кто находился в ресторане, с изумлением повернулись к Нахимовой.
– Да ладно, мало ли кто с кем родился в одном городе, – махнул рукой Кац. – И чего такого могла знать Ларски? Что жена мэра до третьего класса печенье из магазина воровала? Так все мы в детстве пакостничали, но это же не повод для шантажа.
Детектив кивнул, соглашаясь с олигархом:
– Вы знаете, я тоже решил, что грехи молодости вряд ли могли стать причиной убийства. Но, может, в настоящем мадам Нахимовой есть что-то такое, что ей не хотелось бы афишировать? Скажите, мадам, вам есть что скрывать?
Ой зря Идея Нахимова в свое время детективу хамила напропалую. Элка была уверена, что сейчас француз издевался над глупой женщиной, отыгрываясь за хамство и высокомерие в свой адрес. И у него это получалось. То, что происходило с Нахимовой, пока он говорил, было похоже на сердечный приступ и предынсультное состояние одновременно.
Она побагровела настолько, что бармен Жан, грохотнув стулом, метнулся куда-то в глубь кухни и буквально через мгновение примчался обратно, держа в руках запотевшую от холода бутылку минералки. Женщина схватила ледяное стекло, припала губами к горлышку и мелкими глотками осушила бутылку наполовину.
– Какое право вы имеете устраивать весь этот цирк?
Заботливый муж даже не попытался помочь жене, он поднялся со стула и танком попер на детектива, сжав кулаки.
– Вы собираетесь причинить мне физический вред? – спокойно поинтересовался у надвигающегося мужчины француз. – Подумайте хорошенько, прежде чем что-либо сделать или сказать. Вокруг опять много свидетелей.
Эти слова подействовали на мэра как ушат ледяной воды. Спортивного вида чиновник замер на месте, скрипнул зубами, потом молча развернулся и побрел обратно. Вдогонку ему донеслось:
– Вы же сами хотели как можно скорее выбраться из этой дыры, кажется, именно так выразилась ваша жена. Так что я не делаю ничего противозаконного. Или вам есть что скрывать? Я все еще предлагаю одному из вас добровольно признаться в убийстве, и тогда мне не придется прилюдно раскрывать ваши семейные тайны.
Ответа не последовало. Мэр Черноморска сгорбился, как старик. И молчал.
А вот д’Ансельм, наоборот, разговорился:
– Оказывается, у покойной, помимо скверного характера и неуемной жадности, были и положительные черты. Она, например, была очень хорошей мамой и заботливой дочерью. Каждый месяц переводила довольно круглую сумму на счет своего отца, так что ни ее родители, ни сын ни в чем не нуждались. Насколько я понимаю, опекаемые Моришей родственники совершенно не бедствовали и даже имели репутацию весьма состоятельных людей. – Детектив развел руками, мол, и так бывает, и вдруг резко повернулся к притихшим Нахимовым. Голос его зазвучал очень холодно: – В отличие от единственной родственницы жены уважаемого чиновника. У мадам Нахимовой, оказывается, в том же Бъестъяхе есть кому помогать. Но… Престарелая тетка Идеи Григорьевны, положившая на воспитание рано осиротевшей племянницы всю свою жизнь, живет в той же глуши, но, в отличие от родителей Ларски, прозябает в ужасной нищете. А городок этот, как я уже говорил, маленький, все друг друга знают, тем более старшее поколение. Вот и разговорились однажды мать Мориши и тетя мадам Нахимовой. Бедная женщина жаловалась на скудную пенсию, на тяжелую жизнь и на черствую племянницу, совсем не помогающую родственнице. А еще старушка посетовала, что недавно к ней в почтовый ящик положили какую-то странную бумагу из налоговой. В этом документе было написано, что до определенной даты тетя Идеи Григорьевны должна уплатить огромную, совершенно невероятную сумму налога на имущество. И документ этот своей знакомой, то есть маме Мориши Ларски, показала.
Все, что происходило дальше, было просто делом техники. Во время одного из телефонных разговоров мама поделилась новостью с дочерью-журналисткой. А та, не будь дурой, сообразила, что это за бумага и что вообще происходит.
Детектив подошел к притихшим Нахимовым: – Как вы все это проворачивали? Насколько я понимаю, криминальные деньги и приобретенное на них имущество вы оформляли на ничего не подозревающую тетю? У вас же с ней даже фамилии разные, поэтому рыщущие в поисках компромата на мэра журналисты так ничего и не нашли. Ваш муж демонстрировал публике чистые свои личные и ближайших родственников счета и бескорыстное стремление служить родине. Кому придет в голову искать престарелую двоюродную тетю-пенсионерку на другом конце страны? Судя по отчету из налоговой инспекции, ваша родственница – очень обеспеченный человек, просто она об этом не знает. Вы же не рассказывали старушке, какие суммы, сворованные из бюджета региона, переводятся на ее личный счет. И даже когда бедная женщина покинула бы этот бренный мир, все ее имущество в любом случае опять вернулось бы в ваши руки, причем, заметьте, совершенно законным путем – вы же единственная наследница! Только вот с тем злополучным извещением у вас накладка вышла, документ как-то попал в руки пенсионерки. Досадное недоразумение!
На Нахимовых было страшно смотреть. Лицо мэра стало землисто-серым, остекленевший взгляд уперся в пол. Жена же его, наоборот, колыхалась всем телом, не замирая ни на минуту. Она суетливо перебирала пальцами подол длинной футболки, жевала губу, а ее маленькие мутные глазки совершенно несимметрично дергались от нервного тика.
Вот так-то. Вот вам и порядочный, не берущий взятки чиновник. Вор, только очень сообразительный. Мда, честно говоря, только что озвученная детек тивом информация стоила того, чтобы Морише поясочком горло перетянуть. Похоже, прямо сейчас, на глазах у изумленной публики, звездная карьера честного государственного служащего превратилась в грязную половую тряпку. После обнародования такой информации господин Нахимов уже никогда не отмоется.
Все тайное когда-нибудь становится явным. Рано или поздно. Вот и сейчас получилось так, что Мориша погибла совершенно напрасно, все равно в ходе расследования ее убийства грязная информация, из-за которой пострадала журналистка, всплыла на поверхность. Может, Нахимовым надо было просто заплатить Ларски за молчание? Понятно, что им пришлось бы платить ей всю оставшуюся жизнь, зато никто ничего бы не узнал. А так и афера всплыла, и статья за убийство светит.
Глядя на этих двоих, Элка на сто процентов была уверена, что мэр свалит всё на жену, а сам выйдет чистым из воды.
Похоже, жена Нахимова думала точно так же. Поэтому, в отличие от молчавшего мужа, она засуетилась, заметалась между мэром и детективом, причитая:
– Но я никого не убивала! Клянусь, я пальцем ее не трогала! Коля, скажи, что это правда! Николай, что ты сидишь как истукан? Скажи им всем, что я ее не убивала, мы же все это время были вместе, дорогой, не молчи!!!
Нахимов оказался редкостной скотиной. Мэр поднял голову, тяжело посмотрел на жену и выдал:
– Не знаю. Я не знаю, где ты была в это время. – Он повернулся к детективу и проникновенно объяснил: – Дело в том, что у меня есть привычка днем принимать ванну. Вот и в день убийства я как раз с часу до двух наслаждался горячей водой с расслабляющей солью. Жена прекрасно знает, что раньше чем через час я не выйду, поэтому спокойно могла покинуть номер и направиться к Морише. Так что извини, дорогая, но брать на себя твои грехи я не намерен.
Вот ведь сволочь, а! Похоже, его откровенное предательство шокировало всех присутствующих. Такой подлости от мужика никто не ожидал.
– Да, но кто докажет, что вы были в ванной? Сдается мне, в настоящий момент ваша жена может точно так же, как и вы, отказаться защищать ваше алиби. Получается, что вы все еще под подозрением… – даже питавший искреннюю неприязнь к безобразной мадам Нахимовой детектив встал на ее сторону. – Как бы там ни было, а убийство журналистки выгодно скорее вам, чем вашей жене.
Народ зароптал – мол, действительно, а кто докажет, что ты в это время спинку себе мочалкой тер?
– Нахимов в момент убийства действительно был в своем номере. – Голос олигарха Никифорова прозвучал, как гром в заснеженной тундре – неожиданно и очень раскатисто.
– Ты там с ним, что ли, был? – гоготнул Кац.
– Нет. С ним одна из моих девок была. Эй, иди сюда. Рассказывай, чего ты в тот день делала.
Никифоров махнул рукой, и от стайки золотисто-блондинистых одуванчико-девушек отделилась одна особь. Девица подлетела к кормильцу, вытянулась по стойке «смирно» и голосом пионервожатой на совете дружины доложила:
– Я с Николаем Анатольевичем была. Меня Михаил Денисович к нему отправил.
– Зачем?
Брост, его помощница, Ёлка, телохранители и детектив вытаращили глаза.
– Как зачем? Николай Анатольевич сексом хотел заняться. В ванной. – Ёпт, эта рыбонька так искренне удивилась, зачем еще ее могли к постороннему мужику отправить! Действительно, ну не интегралы же решать ее туда заслали!
– Колян после завтрака подошел ко мне и попросил ему девку подогнать, ну я эту и отправил, – совершенно спокойно, словно рассказывая об аренде автомобиля, прояснил ситуацию Никифоров. – А чего вы так удивляетесь, дело-то обычное. Надо же мужику иногда трахаться, вот он и взял девочку напрокат.
Бедный, бедный Нахимов! С одной стороны, ему вроде как алиби обеспечили, подозрения с него сняли, а с другой – ситуация как-то неприятненько складывается… Известнейший чиновник платных девок себе в номер заказывает – посреди бела дня и чуть ли не на глазах у жены. Кстати, а жена-то чего молчит?
– Да как вы позволяете ему с собой так обращаться? – взвилась вдруг Белла. – Вы что, знали, что он там в ванной с бабой трахается, и спокойно в номере сидели???
Нахимова помолчала немного, а потом горестно кивнула головой:
– А что я могу сделать? Я же от него завишу. Полностью. Если ему что-то не понравится, он меня на улицу выгонит без копейки. И алиби у меня нет. Но я Моришу действительно не убивала, честное слово!
Женщина сидела на краешке стула и хлопала плохо накрашенными ресницами, с которых черными разводами стекала тушь.
Элке стало нестерпимо жаль бедную, нелюбимую собственным мужем, растерянную толстуху. Она же действительно никуда от этого ублюдка деться не может, такие гады, как ее Коленька, ноги о самых близких вытирают, не задумываясь, лишь бы свою шкуру спасти. Вот и сейчас законная супруга стала просто разменной монетой в грязной чиновничьей игре.
Притихшая было Нахимова распахнула глаза, пытаясь не разрыдаться. Она тихо, без каких либо эмоций, прошептала:
– Поймите… Поймите меня… Она же даже толком не успела нам ничего рассказать. Мы с ней тогда в ресторане буквально парой слов перекинулись. Мориша просто сказала, что все знает про тетку и про деньги… Я тогда разнервничалась, накричала на нее, и Ларски убежала. Мы просто не успели договорить… Муж потом сказал, что он встретится с журналисткой и выяснит, что ей от нас надо. А еще он сказал, что сам с ней разберется, чтобы я не лезла в это дело.
Детектив вдруг вскочил со стула, стремительно подошел к Нахимовой, присел перед ней на корочки – их глаза оказались на одной линии.
– Куда вы выходили из номера? В то время, когда у мужа была проститутка, куда вы выходили? Не надо врать, что вы все время оставались в одном помещении с этим негодяем. Ну? Если вы хотите меня убедить в своей невиновности, куда вы выходили? Вас видела горничная, видела как раз где-то между часом и двумя, именно в тот промежуток времени, когда было совершено убийство. Итак?
Идея Григорьевна смотрела на сыщика, не моргая, не отводя взгляда. Она судорожно сглотнула, глубоко вздохнула и выдала хриплым голосом:
– Я… Я была с мужчиной. Я… – Она не договорила, но всем присутствующим было понятно, какое именно значение толстая дряблая женщина вложила в слово «была». В подобных ситуация обычно не надо ничего объяснять. И так все ясно.
Если бы присутствующие здесь люди увидели летающую тарелку, они удивились бы намного меньше. Никифоров гоготнул, презрительно оглядев с ног до головы зареванную женщину, Кац же, наоборот, вроде бы даже с восхищением присвистнул, мол, ничего себе дает старуха! Белла вперилась в мэршу цепким взглядом, прикусив тонкую губу.
– Где ты была? – словно не расслышав, медленно повернулся к жене Нахимов. – С кем ты была, потаскуха? Да ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? Ты же меня сейчас перед всеми опозорила! Это я что, рогонесец по твоей милости???
В глазах мэра закипала такая ярость, что в какой-то момент Элке стало страшно, казалось, что еще мгновение, и он испепелит взглядом сжавшуюся от ужаса жену.
– С кем. Ты. Была? – жестко, по слогам произнес Нахимов.
Он нависал над дрожащей женщиной тяжелой гранитной угрозой. Сам того не замечая, ослепший от ненависти мужчина занес тяжелую руку для удара.
– Только попробуй ее тронуть. – В напряженной тишине спокойный голос Никифорова хлестко резанул по ушам. – Я тебя прямо здесь пристрелю, собака, если ты к ней прикоснешься. Ты меня понял?
Вот что значит харизма. Вот что значит настоящий мужик.
Михаил не повысил голоса, не полез в драку, не стал доставать пистолет и размахивать им над ушами притихших граждан – он просто поднял голову. И всем сразу стало понятно – пристрелит. Не задумываясь. Не напрягаясь. Просто пристрелит. И ничего ему за это не будет. Никто даже с мест подняться не посмеет.
– Мне необходимо знать, с кем именно вы были, мадам Нахимова, – вкрадчиво произнес детектив. – Этот мужчина сможет подтвердить ваше алиби? Ну же, вы уже сказали самое страшно, хуже уже не будет. Вы должны спасти себя. Говорите, кто он.
И она сдалась. Слезы катились по несвежему, неухоженному женскому лицу, оставляя черные бороздки. Ида молча плакала.
– Шан… – она говорила очень тихо, поэтому имя бармена именно так и прозвучало, с мягкой шепелявой «ш». – Я была с Шаном. Недолго, не весь час… Но какое-то время я была с ним. Прости, мой мальчик.
Элка так и перевела ее слова: «Прости, мой мальчик».
Красивый, молодой и дико сексуальный бармен подошел к безвольно сидящей женщине, присел на корточки рядом с детективом, заглянул в заплаканные глаза и, взяв в свою огромную руку Идину ладошку, поцеловал ей пальцы. Вот прямо в обгрызенный маникюр осторожно губами приложился.
– Успокойся, mon cher… – нежно прошептал он. И обернулся к д’Ансельму: – Мадам говорит правду, она действительно вчера какое-то время была со мной. К сожалению, недолго, минут двадцать. И я также не могу сказать, во сколько именно было наше свидание, но это было как раз в промежутке между тринадцатью и четырнадцатью часами.
Детектив вдруг улыбнулся, выпрямился и снова сел за свой стол. Ого, он, похоже, даже задорно насвистывать принялся!
– Все верно, горничная действительно показала, что вы направлялись в сторону бара. Постарайтесь поточнее вспомнить, сколько времени дама провела в вашей компании.
Д’Ансельм цапнул со стола блокнот, открыл его и сделал какую-то пометку.
– Мадам пришла ко мне… наверное, где-то чуть позже часа дня. Минут в двадцать второго. К сожалению, минут через пятнадцать я был вынужден вернуться к работе, в баре появились посетители. Из подсобного помещения есть отдельный выход, поэтому я со спокойной душой оставил мадам приводить себя в порядок, сам же встал за стойку. Через какое время Ида ушла, я сказать не могу, но как минимум минут пять ей понадобилось, чтобы поправить одежду, дождаться удобного момента и вернуться к себе в номер. Так что я могу гарантировать, что примерно полчаса мадам была… м-м-м… под моим присмотром.
Говоря все это, бармен по-прежнему нежно смотрел на притихшую Нахимову. И она от одного этого его взгляда расцветала и хорошела на глазах.
– Дорогая, прости, что я рассказываю все это при посторонних, но мне очень важна твоя безопасность. – Жан заботливо поправил жесткие пергидролидные кудряшки простой русской бабы и пожал плечами, мол, все только ради тебя, милая.
Детектив довольно хмыкнул и подытожил:
– То есть частичное алиби у вас есть, мадам Нахимова. Конечно, не стоит полностью исключать вашу виновность, но, тем не менее, стоит признать, что времени на совершение убийства у вас практически не было. Для того чтобы успеть задушить журналистку, вы должны быть как минимум быстрой и ловкой спортсменкой – надо же за минимальное время успеть добраться до номера пострадавшей, пообщаться с ней, совершить убийство и плюс ко всему ухитриться тщательно замести следы своего пребывания в помещении. – Детектив скептически осмотрел далеко не спортивную фигуру расплывшейся на стуле дамы и добавил: – Примите, пожалуйста, мои сожаления. Увы, но мне было необходимо выяснить, чем вы занимались в момент убийства.
Нахимова кивнула, словно соглашаясь со словами детектива. На самом же деле происходящее ее уже не интересовало. Женщина словно впала в транс.
– Собирай манатки, сука, и чтобы сегодня же убралась отсюда. И не смей больше появляться в моем доме. Как только я вернусь, сразу же оформляю развод. Ты у меня еще поплачешь, потаскуха! – яростно закипающий Нахимов начал говорить тихо, но чем дальше он заходил, тем больше срывался на крик. – Ты у меня голая останешься! Даже не надейся, что я тебе после развода хоть копейку оставлю! Дура, старая толстая дура!
Честно говоря, выглядело это все более чем отвратительно. Очень мерзко и пакостно все это выглядело.
А еще всем было откровенно жаль убогую Иду – потому что каждый понимал, что ее муж, подлая тварь, обладающая властью, сделает все именно так, как сказал. И что некрасивая, никому не нужная женщина действительно у всех на глазах превратилась из богатой, избалованной клуши в рядовую бедную обывательницу.
