Свита Мертвого бога Гончаров Владислав
Если они хотят к сроку успеть в замок Лорш, у них нет этих двух-трех дней.
Они простились с Лумтаем около полудня, ибо после бессонной ночи проспали все утро, как убитые. Джарвис ничем не выдал, что слышал ночной разговор своей спутницы с капитаном «Девы-птицы», но теперь ему было нетрудно заявить тоном, не допускающим возражений: «Я иду с вами», — он уже был уверен, что его не оттолкнут. Берри в теле Тано, очевидно, получивший в Замке нешуточную выволочку от Тай, держался тихо, как мышь под веником, но в остальном выглядел, словно вчера ничего не произошло, успев на скорую руку опохмелиться у Лумтая.
Найти корабль, идущий на восток, оказалось совсем несложно — сообщение между двумя странами Порядка всегда отличалось регулярностью. Корабль был анатаорминский, что порадовало Джарвиса — анатао относились к долгоживущим с некоторым нездоровым любопытством, но и только, вайлэзцы же порой проявляли откровенную враждебность. Уже с сегодняшним вечерним приливом троим искателям приключений предстояло покинуть Сейя-ранга.
…Они доедали свой последний обед на этой земле — не во вчерашнем прокуренном кабачке, а на открытой веранде прибрежного ресторанчика, продуваемой всеми ветрами, — когда Анатаормина на прощание решила-таки ненадолго повернуться к Тай своим юго-восточным ликом.
— Ты только глянь! — Тай легонько толкнула Джарвиса в бок. — Черный бриллиант! Даже не надеялась, что увижу это вживе. Такое и в Замке-то нечасто попадается…
— Нисколько не сомневаюсь, — с усмешкой кивнул тот, бросив взгляд в указанном направлении. — Такое не подделаешь. Интересно, тут-то он что забыл? Военная гавань совсем с другой стороны от города…
Действительно, все указывало на то, что перед ними — один из аристократов, тех, кто до сих пор горделиво именует себя «люди кораблей», ибо издревле их владением считались корабли, а не земли. Лишь они могли позволить себе носить такое количество украшений, сплошь усыпанных сверкающими камнями — кольца, ожерелье, две застежки в виде морских звезд, удерживающие на плечах легкий плащ, роскошный пояс со свисающими цепочками. И, разумеется, знаменитый «ромб», четыре алмазных искры, словно заключающие лицо в грань необыкновенного кристалла — в ушах, под нижней губой и над бровями, на тонкой цепочке из бронзы, сливающейся с кожей. Оттененная темной кожей и еще более темной, очень простой одеждой, вся эта россыпь смотрелась на редкость изысканно, без малейшего намека на крикливую роскошь.
Рубашка из шелка с иссиня-зеленым, как морская волна, отблеском — не «переливка», но тоже довольно дорогой сорт, «лепесток лилии». Зато штаны, заправленные в короткие сапожки в таканском стиле — из «кожаного шелка». Штаны, обувь, плащ — все черное, исключение, по традиции, сделано только для рубашки, ибо черное с ног до головы — привилегия жреца. В роскошной массе смоляных косичек, ниспадающих на плечи, одна переплетена серебристо-белым и выглядит как росчерк молнии в черной ночи гривы. И в придачу ко всему — отточенность каждого движения, вгоняющее в дрожь сочетание силы и гибкости, выдающее искусное владение длинным ножом странной формы, висящим на поясе…
Безупречность на грани вызова. Совершенный стиль, а отнюдь не высокомерие — вот что считалось среди анатао признаком истинного аристократизма. Именно потому этот образ, по притягательности вплотную подходящий к долгоживущему, крайне редко встречался в Замке — напускную холодность и надменность изобразить не в пример проще, чем такую вот изящную безупречность, силу, которая не страшится подобрать себе достойную оправу.
С виду он казался чуть старше Тай. Звания его Джарвис определить не смог, как ни напрягал память — морской конек вроде бы означал адмирала одного из флотов, а вот что значит морская звезда… К тому же, помимо особой, собранной манеры держаться, эти знаки были единственным, что выдавало в нем военного — имея до тонкостей разработанный язык украшений, анатао прекрасно обходились без самого понятия военной формы.
Он опустился за соседний столик, спросил вина и, скосив глаза, принялся с интересом разглядывать необычную для здешних мест светловолосую компанию из земель Хаоса. Неожиданно встретившись со столь же изучающим взглядом Тай, аристократ сощурился с оценивающим видом, затем повернул голову к Джарвису и, коротко блеснув усмешкой, произнес довольно длинную фразу.
— Что он тебе сказал? — тут же вскинулась Тай.
— Не стоит переводить, — помрачнел принц. — Ты уверена, что в самом деле хочешь этого?
— Уверена. А после такого твоего заявления — вдвойне.
— Что ж… — Джарвис в который раз порадовался, что не способен краснеть. — Он сказал, что не будь у него столь серьезного соперника, как я, он отдал бы треть годового дохода за то, чтобы увидеть тебя в своей постели.
Тай резко повернулась к носителю «ромба» — и снова Джарвису почудилась зеленая вспышка, словно между девушкой и южанином сверкнула изумрудная молния.
— Ты командуешь эскадрой — и готов предлагать мне деньги, словно купец, у которого, кроме них, ничего нет? — неожиданно выговорила она на анатаоре, с запинками и кошмарным акцентом, но это не помешало Джарвису услышать в ее словах звон стали. Снова, как когда-то в Малой гавани Менаэ-Соланна, на миг проступила Тай ночная, Тайах из Замка — и принц невольно вздрогнул от потрясения. — Как низко ты себя ценишь!
По лицу аристократа пробежала мгновенная судорога, словно слова Тай были плетью, ударившей его наотмашь. На несколько секунд их взгляды скрестились. Казалось, что сам воздух между ними потрескивает, как перед грозой. Затем губы анатао шевельнулись, еле слышно выговаривая: «Я тень твоей тени, госпожа». Поднявшись, он сдернул с руки одно из колец, украшенное светящимся лимонным кристаллом, почтительно опустил на поднос перед Тай и, приложив руку к сердцу, чуть поклонился ей — а затем торопливо переместился за дальний столик в самом углу.
— Браво! — негромко произнес Берри, пожимая руку Тай. — Узнаю школу Тинда! Этот поединок он долго не забудет.
— Я сама его долго не забуду, — проронила Тай тем глуховатым тоном, который, как уже выучил Джарвис, означал, что она озвучивает то, о чем предпочла бы молчать. — Кто бы мог подумать, что он меня удостоит… Еще и камень в кольце, как нарочно — точь-в-точь глаза Тинда…
— Откуда ты про эскадру знаешь? — наконец смог выговорить потрясенный Джарвис. — Я сам-то еле вспомнил, что значат морские звезды!
— Разве непонятно? — Тай опустила глаза. — Берри тебе уже сказал. И хватит об этом.
Джарвис понял только одно — нечто самое главное в произошедшем так от него и ускользнуло. «Красиво» было неправильным словом, «ритуал» — еще более неправильным… И чего во всем этом эпизоде было больше — Анатаормины или Замка?
Резко отодвинув тарелку, на которой осталось еще две-три ложки еды, Тай подхватила кольцо южанина, встала и направилась прочь из ресторанчика. Джарвис и Берри были вынуждены последовать за ней. Никто больше не обменялся ни словом. Лишь выйдя на пирс, у которого стоял высокий корабль, выкрашенный в красный цвет, Тай замерла, глядя на волны, толкающиеся в каменную облицовку.
— Так ни разу и не искупалась в настоящем море, — вздохнула она. — А впрочем, все равно я плавать не умею, в верховьях Скодера этому не научишься… Только позориться перед здешними.
— Пойдем через Анатаормину на обратном пути — обязательно научу тебя, — горячо пообещал Джарвис, радуясь, что странное наваждение отступило. — И вообще ты еще получишь вдосталь этой земли. Даю тебе слово долгоживущего!
— Как все-таки прекрасен мир, крокодил нас всех задери! — вдруг произнесла Тай с воодушевлением, прежде совершенно ей не свойственным. Помолчала и после паузы добавила куда более мрачным тоном: — Только люди вместо того, чтобы радоваться, что боги поселили их в таком замечательном месте, почему-то все время портят его. Или страдают какой-нибудь непонятной ерундой… как мы, например…
Вайлэзия…
Некогда — империя, теперь же, утратившая вслед за Таканой еще и Лаумар — с трудом смирившаяся и куда чаще зовущая своего владыку просто королем. Все еще огромная и могущественная — но словно подтачиваемая изнутри незримой болезнью, название которой неведомо ни врачам, ни даже магам-целителям. Исконная земля Единого Отца, не имеющего имени и не воплощенного в лике, главная цитадель Порядка — вот только даже лаумарская истовая набожность казалась приятнее здешнего вседневного ханжества. Вера здесь не мешала ни убивать, ни обманывать, ни блудить — на все был ответ «я потом покаюсь».
Земля тенистых широколиственных лесов, напоенных горькими ароматами, и бескрайних полей, на которых гнут спину крестьяне, долгих осенних дождей и короткой чарующей зимы, спускающейся на землю, как серебристый сон. Земля, вот уже одиннадцать лет безраздельно лежащая под властью королевы-матери, в родном Лурраге носившей имя Зивакут, здесь же почтительно именуемой Вороной Кобылицей. Земля, чьей всеобъемлющей осенью хотелось упиваться, как дорогим вином, если бы оно не горчило так сильно…
В первый же день в Кинтане синяя двубортная куртка Тано сменилась камзолом из дешевого бархата с кожаными перетяжками на рукавах, а салнирские башмаки на высокой шнуровке — замшевыми сапогами для верховой езды. Впрочем, о Тано речь уже не шла — теперь Берри покидал его тело лишь ночью, ради Замка, и Джарвис как-то даже поймал себя на том, что скучает по мальчику. Но иначе было никак нельзя. Лишь близость истинного вайлэзца, прекрасно знающего как язык, так и обычаи, удерживала местных жителей от враждебности по отношению к женщине в мужской одежде и беловолосому исчадию Хаоса. Пару раз лишь вмешательство Берри избавило Джарвиса от необходимости пускать в ход меч.
От остановок на постоялых дворах пришлось отказаться. В придорожных трактирах лишь закупались едой и другими нужными вещами, вроде приобретенного Тай в последнем городишке бруска самодельного мыла. На ночлег же останавливались где-нибудь на лесной поляне — в шатре Джарвиса вполне хватало места для троих. Хорошо хоть погода раздобрилась на излете августа — дни стояли солнечные, но не слишком жаркие, тягучий мед лучей сочился сквозь листву, и вся земля была как щедрая женщина, готовая поделиться зрелостью своих плодов с любым, кому захочется их вкусить…
— Книга у меня, — сообщил Арзаль прошлой ночью, вызвав троих друзей-Ювелиров в одно из мест категории «секретный уровень», некогда оборудованное им самим — просторную комнату с небольшим бассейном, в котором вместо воды бурлил серебряный порошок, более тонкий, чем любая пудра мельчайшего помола. Среди тех, кому удавалось тут побывать, это именовалось «ванна с лунной пылью». — В принципе, прекрасная Нисада, если вас так серьезно поджимает время, я мог бы заняться вашим исцелением уже следующей ночью.
Нисада оскалилась.
— Больше не поджимает. Вчера до нас королевский особый гонец доскакал, ну, знаете — «всем князьям, суверенам и иным держателям доменов»… Королишка наш наконец-то дорос до совершеннолетия, поэтому милейшая королева-мать Зиваада слагает с себя регентство и соизволит передать всю власть в его руки, по какому поводу созывает Генеральные Штаты для подтверждения законности прав государя и принесения ему присяги. Словно они уже не проделывали все это одиннадцать лет назад!
— И какую связь это имеет с вашим временем? — не понял Арзаль.
— Очень простую. Лорш — крупнейший домен юга, князь Лорша — один из четырех Верховных Держателей. А князя-то у нас, как такового, и нет, даже какого-нибудь племянника из младшей ветви — отец мой был единственным сыном в семье. Есть только три женщины — маменька моя, безутешная вдовица, я и Калларда, которая еще ребенок. В общем, по закону представителем мог бы стать жених Калларды, раз они уже обручены, да только этому мозгляку самому еще год до совершеннолетия остался. Вот дядюшка и начал крыльями звенеть — кроме него, мол, некому, как брат нашей матери, он просто не имеет права не подставить свое плечо… Так что завтра он сваливает в Сэ’диль, а свадьба моей сестры естественным образом откладывается до его возвращения. Тай и Берри в любом случае успеют к нам раньше. Может, стоит подождать до их прибытия?
— Дело в том, что в мои интересы тоже входит не затягивать с этим действом, — Арзаль нервно намотал на палец конец пояса. — Сколько вам еще дней пути до Лорша, прекрасная Тайах?
— Пять или шесть, — вместо нее ответил Берри. — Но у меня есть план получше. Нисада, сможешь ты, уже ходя, несколько дней притворяться, что все по-прежнему?
— А зачем? — недоуменно вскинулась Нисада.
— Затем, что тогда Тай сможет разыграть свою комедию днем, на глазах у всех. Помашет руками, побормочет чего-нибудь, а ты раз — встанешь и пойдешь. Это будет очень сильно. А чтобы еще убедительнее вышло, за эти дни будешь понемногу ноги разрабатывать, пока никто не видит.
— Тогда, пожалуй, смогу, — улыбнулась девушка. — Ради дела можно и потерпеть чуть-чуть.
— Значит, завтрашней ночью попросите подежурить в вашей комнате кого-нибудь, кому всецело доверяете, — снова вмешался Арзаль. — Какую-нибудь преданную служанку, или даже вашу сестру. То, что я буду творить здесь, отзовется в дневном мире, и кто-то должен проследить, чтобы вы ненароком чем-нибудь себе не повредили.
— Сделаем, — кивнула Нисада.
— И есть еще такой аспект… — Арзаль чуть замялся. — Заклятие, которое я собираюсь применять, выражаясь грубым профанным языком, довольно темное. Попросту, чтобы убрать недуг Нисады, я обязан перекинуть его на кого-то еще.
— Это как? — не поняла Тай.
— Образно говоря, на того, кто это воспримет, падет проклятие, и самое позднее через несколько дней он получит повреждения, которые приведут к такой же неподвижности ног, как у нашей княжны.
— А раньше об этом предупредить ты никак не мог? — помрачнела Тай. — Так я и знала, что твое солеттское колдовство окажется с изрядным подвохом!
— Да что тут сопли в клубок мотать! — зло рассмеялась Нисада. — Скидывай на моего дорогого дядюшку, и дело с концом! Пусть с лошади упадет и до столицы не доедет!
— Увы, прекрасная Нисада, ваш дядя не годится по одной простой причине: воздействие я буду производить здесь, в Замке, и затащить его сюда вряд ли представляется возможным. Объект же обязан принять то, что я сниму с вас, непосредственно из моих рук.
— Еще того не легче! — теперь помрачнел уже и Берри.
— Успокойтесь, коллеги, — Арзаль поднял ладонь. — Я успел обдумать этот вопрос и, кажется, нашел кандидатуру, которая устроит даже вас. Что вы скажете насчет самой Урано, которая, по вашим словам, бывает здесь каждую ночь?
На минуту повисло молчание.
— А давай! — наконец отрезала Тай, и глаза ее полыхнули зеленой вспышкой. — Будет знать, как кошек в кипятке варить! Только как ты собираешься подманить ее к месту воздействия?
— И это я тоже обдумал. Если не ошибаюсь, уважаемый Берри как-то обмолвился, что эта женщина прямо-таки обожает всяческие эффекты в духе плохого театра…
Памятуя о важности предстоящей ночи, устраиваться на стоянку начали еще засветло, тем более что в стороне от дороги обнаружилась небольшая уютная полянка на берегу лесного озерца.
Едва управились с разбивкой шатра и разведением костра, Берри ускользнул в Замок, не имея больше сил ждать. Тано, впервые за несколько дней получивший свободу, начал было капризничать, однако, предельно утомленный долгой верховой ездой, к которой у его тела не было привычки, довольно быстро уполз в шатер и свернулся калачиком на одеялах. Тай тоже попыталась уснуть — но, как оно часто бывает во взбудораженном состоянии, сон бежал от нее.
Джарвис расседлал всех трех лошадей и повел к озерцу на водопой. И там, у воды, его настигли звуки флейты. Вернувшись к шатру, он обнаружил, что Тай сидит у костра с его подарком у губ. Свой дорожный плащ она подстелила под себя, а поскольку от воды ощутимо тянуло холодом, вытащила и набросила на плечи тот, что был куплен в Сейя-ранга.
Снова, как и тогда, когда она впервые примерила эту вещь, у Джарвиса прямо-таки дыхание перехватило. Сейчас, в сумерках, две Тай, дневная и ночная, непостижимым образом слились в одну, которая казалась даже не женщиной, а неким странным существом, пребывающим выше такой условности, как мужские или женские наряд и прическа.
Увидев принца, Тай отложила флейту и встала навстречу ему. Пламя костра с готовностью заиграло на бегущих с ее плеч складках «кожаного шелка».
— Ты необыкновенно выглядишь, — не удержался Джарвис, замирая с другой стороны от костра, чтобы полюбоваться своей спутницей в отсветах огня.
— Знаешь, я до сих пор не могу к этому привыкнуть, — растерянно выговорила Тай, поправляя волосы, которые в последнее время носила стянутыми в хвост — тоже по-мужски, во всяком случае, с точки зрения вайлэзцев. — Всю жизнь жила с убеждением, что природа не оделила меня ничем особенным, и о какой-то моей красоте можно говорить лишь в Замке, где я творю ее сама… И вдруг — Лумтай… потом этот южанин… да и раньше пару раз ловила, как люди оборачиваются мне вслед. И Берри тоже уверяет, что в таком виде я смотрюсь лучше, чем в Замке… Что это со мной? Словно с того дня, как мы вместе, кто-то заколдовал меня…
— Просто раньше некому было говорить тебе все эти слова, — Джарвис на секунду замялся. — Но Берри прав — в этом плаще ты действительно словно вышла в день из Замка. Только закрытого лица не хватает.
Тай неожиданно усмехнулась.
— А тебе хотелось бы?
— Даже не знаю… — Джарвис почувствовал, как в воздухе сгущается непонятное напряжение, сродни тому, что он ощутил тогда, когда к ним подошел анатао с морскими звездами на плечах. — Еще вчера, наверное, сказал бы «нет». А сейчас… словно стоишь над бездной — и страшно, и манит… Ты точно не владеешь никакими чарами?
Плечи Тай странно дернулись. Она тоже была напряжена — и сейчас Джарвис довел это напряжение до последней грани.
— Если хочешь испытать, какими чарами я владею, — произнесла она чуть дрогнувшим, каким-то не своим голосом, — отойди за шатер и не смотри в мою сторону. Когда будет можно, я тебя окликну.
Джарвиса уже подхватило непонятной волной, и он, не говоря ни слова, лишь коротко кивнув, исполнил ее требование.
Что это с ним, отчего по его телу словно пробегают искры? От желания?
Глупости. Разве он не желал ее раньше? Это было просто, понятно и естественно. Сейчас же творилось нечто такое, что он даже не умел обозначить — если и желание, то желание чего-то странного…
Так он и стоял, изнемогая от напряжения, пока не услышал призывный оклик.
Когда Джарвис снова вышел к костру, Тай неподвижно замерла на границе света и тени. Плащ цвета стали был отброшен за плечи, и под ним пурпуром и зеленью переливалась анатаорминская рубашка, заправленная в узкие штаны… на миг Джарвису показалось, что из такого же «кожаного шелка», как у южанина, но нет, просто из тонко выделанной черной кожи. Он и не знал, что у нее есть эта вещь — не иначе, купила в Кинтане вместе с новой одеждой для Берри. Волосы ее рассыпались по плечам, лицо закрывал пропущенный под ними черный газовый шарф (тоже взявшийся непонятно откуда), и сквозь тонкую ткань проступало бледное лицо с ярко обведенными глазами и лепестком малиновых губ. По крайней мере, тут Джарвису не пришлось теряться в догадках — неподалеку на траве под деревьями были кучей свалены знакомые баночки Урано.
Медленно, томительно медленно поднялась изящная рука, чуть приоткрылись блестящие губы, в глубоком вырезе рубашки сверкнуло кольцо с лимонным кристаллом, подвешенное на простенькую цепочку… Порождение ночи подзывало его к себе — не имея желания подчинить, но завораживая, ибо это было для него естественно, как дыхание.
Лишь сейчас, в темнеющем лесу у костра, Джарвис вдруг осознал, насколько красивым может быть Замковое обличье — просто так, без всяких задних мыслей. Даже преобразившаяся, даже с закрытым лицом, Тай ничуть не прятала себя, как большинство гостей Элори — наоборот, раскрылась какой-то доселе неведомой гранью, которой в дневном мире просто нет места. Только теперь принц начал смутно понимать, что у Замка существует и положительная сторона. Одно дело — пытаться быть тем, кем не можешь по сути своей, и совсем иное — тем, кем всего лишь не положено по той или иной причине…
Он сделал шаг к ночному созданию, однако оно легко отшатнулось в тень, ускользая и дразня. Тогда он, повинуясь какому-то наитию, протянул руку, указывая пальцем на кристалл в кольце — и тот, словно магический хрустальный шар на храме в Шайр-дэ, вспыхнул пронзительно-желтым огоньком. Не ожидавший такого эффекта, Джарвис застыл на миг, но тут же нашелся.
— Видишь, у меня тоже есть свои чары, — рассмеялся он, делая еще один шаг. — Теперь не уйдешь — я тебя где угодно найду по этой метке.
Тай снова попыталась отступить, но споткнулась о корень, потеряла равновесие и сумела лишь упасть на колени, не теряя достоинства. Плащ взвился за ее плечами и снова опал, укрывая стройную фигуру мерцающим водопадом. Джарвис в два шага оказался рядом с ней и тоже опустился на колени, заглядывая в лицо. Удивительно, но в зыбком свете костра, да еще из-под вуали, грубые краски Урано не выглядели вульгарно даже вот так, вплотную. Тай запрокинула голову, шарф немного сдвинулся с ее лица, приоткрывая жгучий рот, к которому Джарвис тут же припал губами — долго и сильно, наслаждаясь тем, как умело и с какой готовностью девушка отвечает на поцелуй. Когда он наконец смог оторваться, на языке у него остался горьковатый привкус краски.
В следующий миг Тай уже была на руках у Джарвиса, он ощущал сквозь шелк рубашки тепло ее тела, рассыпавшиеся пепельные волосы щекотали ему шею и плечо. Принц пронес вокруг костра свою драгоценную ношу и уже приготовился опустить ее на расстеленный плащ, но тут Тай неожиданно вывернулась из его рук и встала на землю. Ее ладонь легла на грудь Джарвису:
— Подожди…
Неуловимое движение — и шарф уже у нее в руках, и ничто не мешает огоньку на горле отражаться в глазах, окруженных путаницей черных, серебряных и лиловых линий…
— Говорят, что существа твоей крови не могут насладиться близостью до конца, если их глаза открыты, — Тай свернула шарф втрое по ширине, чтобы получилась узкая, не слишком прозрачная лента.
Джарвис не противился, когда она завязала ему глаза и выпустила волосы поверх повязки, полностью покорный той самой таинственной силе, о которой говорил еще Лумтай. Если сегодня Тай решила испытать ее на нем — значит, так надо. Открыв глаза под повязкой, Джарвис, стоявший лицом к костру, смог различить лишь желтый огонек на фоне темного силуэта… и вдруг чуть повыше него вспыхнули еще два, но на этот раз зеленых!
— Тай, — одними губами шепнул Джарвис, — у тебя глаза горят.
— Что? — не поняла она.
— Глаза, говорю, светятся. Как в Замке.
— Потому что я призвала его сюда, — так же еле слышно ответила Тай, нисколько не удивленная. — Ты не желал идти во владения Повелителя Снов, но здесь и сейчас повелеваю только я!
Джарвис зарылся лицом в пепельные волосы. Действительно, с исчезновением зрения все остальное стало не в пример четче. Запахи Тай мягко коснулись его ноздрей — дым, пропитавший волосы, теплый запах тела, мятный холодок мыла, терпкая нотка неношеной кожаной одежды…
Последней мыслью, отчетливо промелькнувшей в сознании принца, было: «Какие же мы дураки, что все эти дни так стеснялись Тано! Спит ведь — из „Драконьей глотки“ не разбудишь!»
Узкая сильная рука скользнула по его шее, спустилась к груди в поисках шнуровки… до того это было, как они опустились на плащ, или уже после? Он не помнил. Темная вода лесного озера сомкнулась над ними, заставляя платить памятью за утонченное наслаждение…
Итрен, молодой монах из монастыря близ Рилгаты, был не на шутку обеспокоен. Если бы он выехал с рассветом, сразу же после первой из положенных дневных молитв, то сейчас уже входил бы на постоялый двор в Виринке. Но когда утром в Хасне он спустился в конюшню, выяснилось, что подкова на левой передней ноге его кобылы до сих пор не отвалилась лишь милостью Единого. Пока нашел кузнеца, пока тот сделал свою работу, подошло время второго завтрака. А в результате… уже почти стемнело, а до Виринка еще ехать и ехать. Если очень повезет, к полуночи он туда доберется, но это если очень повезет — если не пропустит в безлунной ночи развилку дороги, если не встретится со зверем или с человеком хуже зверя… Ладно, уснуть он способен и на земле, завернувшись в плащ, но ведь поужинать тоже хочется, а хлеб, сыр и яблоки, купленные в дорогу, съедены еще в полдень!
Конечно, истинный служитель Единого Отца обязан встречать подобные испытания с отрешенностью и спокойной душой — на все воля Божья. И все-таки до чего обидно сознавать, что голодать и спать на голой земле придется исключительно по своей глупости! Что ему стоило проверить подковы накануне вечером? А как известно, в подвижничестве без смысла нет никакой заслуги…
Сумерки наполняли лес жизнью — кто-то прошуршал по кустам, где-то невдалеке жалобно вскрикнул не то зверь, не то птица. Тени меж шевелящихся кустов играли в какие-то свои, одним им понятные игры. Итрен невольно поежился — как все искренние адепты Порядка, он очень не любил эту пору.
Показалось, или в самом деле слева от дороги сквозь листву пробивается отсвет костра? Да нет, вот же он, ярче, ярче… Итрен вздохнул с облегчением. Как говорится, если истинно верующий как следует попросит своего Бога… Наверное, такие же путники, которые за день не одолели расстояние от Хасны до Виринка, не пожалеют для него места у костра и куска хлеба, а то и миски горячей похлебки.
За поворотом между деревьями отчетливо мелькнуло пламя. Итрен оставил лошадь на дороге и углубился в кусты.
Внезапно его слуха коснулась короткая фраза, произнесенная на меналийском. Разумеется, Итрен не понял сказанного, но само звучание языка с характерным выпеванием гласных разной длины, время от времени слышанное из уст врачей или переписчиков в скриптории, узнал безошибочно.
По какому праву здесь, в чаще, говорят на основном языке Хаоса, если на этой земле им положено владеть только людям науки? Не исключено, конечно, что там, в кустах, общаются на свои профессиональные темы студенты-медики… и все-таки было в этом что-то, заставляющее насторожиться.
Изо всех сил стараясь не шуметь, Итрен подкрался к кусту боярышника на самом краю поляны с костром и осторожно отвел ветку.
У коричневато-зеленого, под цвет леса, шатра вполоборота к монаху стоял мужчина, затянутый в черную кожу, с длинными белоснежными волосами. А напротив, в свете костра… Итрен бросил в ту сторону лишь один взгляд, и сердце его с размаху провалилось куда-то в сапоги. Только мысленно прочитав молитву, он решился еще раз посмотреть на этого… эту… черт, да выглядеть так непозволительно ни мужчине, ни женщине, только демону! Лицо существа было прикрыто тонкой тканью, сквозь которую проступали огромные удлиненные глаза и губы, словно покрытые засохшей кровью, а одежда переливалась всеми цветами радуги — так, во всяком случае, показалось молодому монаху…
Он был грешен, невыразимо грешен, ибо прежде ему уже доводилось видеть таких созданий — там, на балу, куда попадают во сне, где хрупкая девушка в маске из перьев поманила восемнадцатилетнего послушника Итрена в приоткрытую дверь, а затем позволила насладиться своим телом… Целых три месяца он не смел признаться в такой неслыханной мерзости даже на обязательной исповеди, ибо для того, кто посвятил жизнь Единому Отцу, нет ничего гнуснее и порочнее, чем побывать в презренном Замке Тысячи Лиц и согрешить с тварью Хаоса! А потом была истерика в келье приора, так как больше не осталось сил держать в себе ЭТО, и за ней — декады и месяцы хлеба и воды, бичеваний и сна на холодном камне, а главное — молчаливого презрения наставников, что казалось страшнее любой епитимьи…
Беловолосый вскинул руку, указывая на существо в переливающейся одежде — на горле у того вспыхнула ослепительная желтая точка, и оно упало на колени перед своим повелителем. Смеясь, беловолосый снова что-то сказал по-меналийски, а затем подошел к коленопреклоненному и склонился над ним… Итрен поспешно отвернулся, боясь и желая увидеть то, что произойдет дальше — и больше всего боясь собственного желания.
Совершенно очевидно эти двое не были людьми — после того, как меж ключиц греховно прекрасного создания засветился огонек, Итрен был неколебимо убежден в этом. Да и какой человек посмеет играть в дневном мире с такими вещами, о которых и сказать-то вслух — невыразимо стыдно и неловко?
Но неужели так слаба стала вера адептов Порядка, что порождения Хаоса смеют открыто вершить свои бесовские обряды на земле, освященной самим Единым?!
Когда Итрен снова посмел взглянуть на двоих у костра, роли поменялись. Теперь спиной к костру стояло существо в переливающихся одеждах, а лицо беловолосого было ярко освещено пламенем. В следующий миг другой-другая (разумеется, «другая», несмотря на высокий рост, широкие плечи и мужскую одежду, но монах даже себе не решался в этом признаться) завязал глаза беловолосому темной лентой. Однако Итрен успел разглядеть удлинненный овал неестественно бледного лица, большие раскосые глаза и острый подбородок… Нелюдь!
Да не просто нелюдь — перед глазами, словно и не было четырех лет смирения плоти, воочию предстал облик того, кто под руку со смуглой красавицей открывал бал в замке снов!
Не помня себя от ужаса, Итрен кинулся сквозь кусты, вскочил на лошадь и рванул по дороге диким галопом — лишь бы случайно не попасться под горячую руку господину Хаоса и его любовнице… любовнику… в общем, Хаос их разберет!
— Вкусно было? — эти слова Тай, произнесенные ее обычным, чуть насмешливым тоном, мгновенно разбили чары, как метко пущенный камень — тончайшее стекло. Но Джарвис и тут полностью признал ее правоту. Длить эту странную игру после близости было нелепо и не нужно. — А уж мне-то как вкусно…
— Не то слово, — согласился Джарвис, сдергивая с лица шарф. — Не скажу, что это самый безумный раз в моей жизни, но один из самых потрясающих — несомненно.
— Лесные звери, и те полюбоваться пришли, — рассмеялась девушка. — Слышал, может быть — какой-то лось в кустах шумнул, а потом как припустил по дороге!
— Вряд ли лось, — возразил Джарвис. — Косуля, наверное — лось так не испугается двоих безоружных людей.
— Знаешь, после этого, кажется, я и в Замок уйду без особого труда. Сбросила напряжение — и сразу в сон начало клонить, — Тай аккуратно свернула нарядные вещи и потянулась под полог шатра за повседневной одеждой. — Сейчас сразу и лягу, только схожу умоюсь по-быстрому, а то не оставлять же эту дрянь на всю ночь! Крокодил меня задери, ну что такого можно положить в краску для лица, чтобы каждый раз настолько стягивало кожу?! Да, это тебе не Замковая роспись — той на лице словно и нет вообще…
Глава шестнадцатая,
в которой Арзаль исцеляет Нисаду и делает кое-какие признания
Земфира Рамазанова
- Пьяный мачо
- Лечит меня и плачет
- Оттого, что знает,
- Как хорошо бывает…
В попытках оттереть с лица грим при помощи одной лишь озерной воды и остатков мыла Тай провела больше получаса — Джарвис за это время успел поужинать. Когда она нырнула под одеяла в шатре, сон пришел почти сразу — и все равно, очнувшись в комнате, обитой темно-зеленым, Тай испугалась, что опаздывает к началу действа, обещанного Арзалем.
Соскочив с ложа, она подбежала к зеркалу. Придумывать обличье было решительно некогда, поэтому Тай одним взмахом руки облачилась в платье латунного цвета, которое было на ней прошлой ночью, и кинулась в зал.
Музыка раздалась, едва девушка выскочила из коридора, словно нарочно дожидалась именно ее. Ввинтившись в толпу, Тай начала ловко и осторожно пробиваться к небольшому возвышению у основания лестницы, обычно служившему сценой для «вставных номеров», которыми Элори время от времени вносил разнообразие в танцы на балу. Вне всякого сомнения, то, что собирался учинить Арзаль, будет принято всеми за один из таких номеров.
Солеттский маг уже стоял на возвышении. Узнать его можно было только по росту — сегодня он поменял облик столь же радикально, как Нисада в ту ночь, когда ей пришлось выгуливать Урано. Его наряд был выдержан в сдержанных зеленых и малиновых тонах, да и по покрою скорее походил на старинный вайлэзский, весьма распространенный среди гостей Замка. Широкие рукава плавно стекали к кистям, упрятанным в черные перчатки, пышные волосы цвета красного дерева небрежно схвачены на затылке золотым зажимом — словом, ничто не выдавало его анатаорминского происхождения. Лицо же… Лица не было совсем, даже маски — темный зеркальный овал, вызывающий в памяти таинственные глубины ночного озера в лесу. Впрочем, прагматичной Тай на ум пришел скорее щиток из жаропрочного стекла, которым она сама закрывала лицо при работе с парами ядовитых веществ.
Широкий рукав, точно крыло, взлетел в такт музыке, и, покорная его движению, на сцену ступила женщина, затянутая в серебро с черными зигзагами, с волосами, собранными на макушке в роскошный хвост. Фигура ее была почти мальчишеской, без малейшего намека на роскошную грудь, и только простая бархатная полумаска и ярко-лиловый цвет волос обличали в ней княжну Лорш.
Тай завороженно следила, как Нисада опускается на колени перед Арзалем, как тот медленно, словно лаская, проводит руками вдоль ее тела, и оно на глазах превращается в клубящийся дымчатый туман, заключенный в контуры стройной фигурки. Реальность сохранили лишь голова, шея, ступни и кисти Нисады — то, чего не обтягивал серебряный костюм. Когда рука Арзаля насквозь пронизала это туманное тело в районе плеча, Тай невольно ахнула.
Арзаль раскинул руки, словно желая объять все пространство, предназначенное Нисаде — и тогда, повинуясь этим рукам и медленному, чарующему извиву мелодии, туманная фигура начала красивый, но жутковатый танец, изгибаясь так, как никогда не изогнуться никакому человеческому телу. Тай могла лишь гадать, какое сплетение сил, разбуженных в дневном мире, отразилось здесь в этом танце. Под зеркальным овалом было невозможно разглядеть лицо Арзаля, но Тай видела, как напряжены его плечи, как еле заметно вздрагивают кончики пальцев — солеттский маг выкладывался до конца.
Неожиданно то тут, то там в контурах туманного тела начали вспыхивать разноцветные искры — сначала в районе щиколоток, затем выше по ногам, бедрам, еще выше… но тут клубящийся туман неожиданно сгустился, налился кровью и скрыл мерцание искр от посторонних глаз.
Нисада выгнулась, вставая на мостик, губы ее раздвинула не улыбка — оскал. Тай знала, в том числе и по собственному опыту, что подруга сейчас бьется в когтях запредельного наслаждения. Но об этом догадывались и прочие зрители, однако лишь Тай могла понять — наслаждение это совсем иного свойства, чем то, сквозь которое не однажды проводил ее Элори, изматывающее, на грани переносимости, порой умело приправленное небольшой болью, словно еда щепоткой перца. Нет, то, что испытывала Нисада, было чистой воды обезболиванием, ибо там, в дневном мире, тело ее сотрясали жесточайшие судороги. Арзаль принимал на себя все ее напряжение, до последней капли. Отсюда и зеркало на лице, внезапно догадалась Тай — не столько ради пугающе-загадочного вида, сколько для сокрытия от толпы того, что сейчас на сцене творится отнюдь не заранее отрепетированный номер.
Рука Арзаля опустилась, скользнула вдоль ноги Нисады, вошла в красный туман — и вот уже на ладони, затянутой в черную перчатку, сверкает яркий голубой самоцвет…
В замке Лорш Калларда сидела, вцепившись в спинку кровати, и зачарованно смотрела, как на этой самой кровати бьется в корчах ее сестра. Если бы у нее остались силы, она, забыв свое обещание и даже то, ради чего оно давалось, бросилась бы вон с душераздирающим криком. Но ужас приковал ее к месту и запечатал уста. В висках покалывало — она и понятия не имела, что это одно из побочных воздействий магического поля. И тут она внезапно увидела, как зашевелились пальцы на левой ноге Нисады…
Голубой самоцвет повис в воздухе рядом с головой Арзаля. Еще одно движение — и к нему прибавился бледно-оранжевый…
…нога сестры медленно согнулась в колене…
В руках Арзаля уже была целая горсть драгоценных камней, извлеченных из тела Нисады — бриллиантов, голубых сапфиров, розовых герийских аметистов, топазов, подобных отсветам огня. Он жонглировал ими, и, взлетая в воздух, они стали превращаться в цветы — розы, ландыши, лилии. Один за другим Арзаль бросал эти цветы в толпу. Стоило кому-нибудь их схватить, как они исчезали, но тем не менее из зала тянулись новые и новые женские руки. Тай тоже рискнула схватить цветок — голубую сейю, которая не таяла в ее руках целых пять секунд, успев овеять лицо сладким ароматом…
Внезапно Нисада выпрямилась и замерла, вытянувшись в струнку, с вскинутыми над головой руками. Замерла и музыка. В навалившейся тишине руки Арзаля вошли ей в спину напротив сердца… нет, в том-то и дело, Тай видела и поняла — вошли чуть ниже, а внутри спустились еще ниже, почти к пояснице! Через минуту в черных перчатках пульсировал ярко-алый рубин размером как раз с человеческое сердце. Тело Нисады снова стало реальным телом девушки в обтягивающем серебре — и это тело беззвучно осело к ногам Арзаля, а потом медленно-медленно начало растворяться…
…Нисада повернулась, потерла кулаком глаза, села на постели… а потом на глазах у ошеломленной Лар резким движением свесила с кровати свои мертвые ноги и встала! Чуть не упала с непривычки, но устояла, сделала шаг, другой — и рухнула в объятия Калларды.
— Получилось, сестренка!!! Даже мышцы кое-как слушаются — все, как мне обещали! Конечно, разрабатывать их надо изо всех сил, но ведь хожу! Хожу!
— Тише! — Лар проворно зажала ей рот ладошкой. — Всех перебудишь, а тебе еще четыре дня скрываться! Значит, и в самом деле бывают на свете чудеса…
Арзаль резко подбросил рубин вверх, к потолку. Дойдя до верхней точки своего полета, камень исчез в ослепительной вспышке, а на ладонь мага упал золотисто-оранжевый персик с коричневым бочком, сочный даже на вид. Все зрители как-то сразу осознали, что, в отличие от цветов, этот плод, будучи брошен в толпу, не растает.
И лишь сейчас Тай, до того поглощенная невиданным представлением, буквально в трех шагах от себя заметила Урано — на этот раз одетую в лиловое с серебром, но вполне узнаваемую. Арзаль оказался абсолютно прав — захватывающее действо не могло не привести охочую до любой театральности Супругу Смерти в первые ряды зрителей.
Тай боялась, что знаний, которые Урано получила в Солетт, хватит ей, чтобы понять суть творящегося на сцене — но, судя по выражению лица волшебницы-недоучки, это было не так. Вот и замечательно…
Теперь все глаза были прикованы к золотистому плоду, такому соблазнительному… Кому он достанется?
Арзаль поднял персик в руке, неторопливо обвел взглядом толпу — это было понятно даже под зеркалом — и уверенным движением бросил волшебный плод прямо в ладони Урано. Тай могла бы поклясться, что в этот миг глаза под темным стеклом вспыхнули закатным светом.
Урано, словно не веря своему счастью, покачала персик в ладонях, поднесла к лицу, улыбнулась Арзалю с претензией на обворожительность — и жадно вонзила зубы в сочную мякоть.
Солеттский маг поклонился (одна Тай видела, сколько усталости в этом поклоне) и стал растворяться в воздухе так же медленно, как перед тем Нисада.
— Я и не ожидала, что будет так великолепно! Мы, конечно, все обговорили, я знала, куда иду, но то, что ты устроишь настолько красивое зрелище…
Через двадцать минут после окончания представления Арзаль нагнал Тай в полутемном коридоре. Маска-зеркало была у него в руке, открыв смуглое широкоскулое лицо с каплями пота на лбу, освобожденные от зажима волосы повисли слипшимися прядями, снятые перчатки торчали из-за пояса.
— Прав был Тиндалл, когда говорил, что ты — искуснейший из Ювелиров…
— Козел я горный обыкновенный, — устало перебил ее Арзаль. — Так выложиться из одной любви к искусству, ради принципа…
— Сейчас я готова сделать для тебя все, что в моих силах! — заверила его Тай. — Что хочешь, то и проси — заработал!
— В самом деле? — Арзаль усмехнулся, но как-то вполсилы — настолько был вымотан. — Тогда, прекрасная Тайах, позвольте еще раз воспользоваться вашим убежищем. Да не дергайтесь вы так, мне ваши тайны совершенно не интересны. Просто если я не усну здесь, в Замке, хотя бы часа на три, для восстановления сил, то не сумею даже выйти отсюда без чужой помощи… собственно, уже не сумел.
— Тогда идем, — кивнула Тай, в этот момент начисто забывшая о своей неприязни к солеттским магам вообще и Арзалю в частности. — Воистину ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Когда они прошли сквозь фреску с цветущим деревом и оказались в красной комнате, та была пуста. В том, что после представления Нисада выпала в дневной мир и этой ночью в Замок уже не вернется, Тай нисколько не сомневалась. Но вот куда подевался Берри? Вроде бы даже в толпе у сцены не было видно его кошачьей морды. Хотя не исключено, что он попросту облекся в какой-то иной, более человеческий образ… Так или иначе, распоряжаться кроватью друзей Тай не посмела и через зеркало провела Арзаля в зеленую комнату.
— Ложись, — указала она на покрывало цвета древесного мха. — Хочешь, принесу чего-нибудь выпить?
— Не откажусь, — Арзаль присел на ложе и начал расстегивать пряжки на башмаках.
Тай принесла из соседней комнаты кувшин с вишневым соком, который они с друзьями обычно пили в Замке вместо вина, поставила его на мраморный столик и, усевшись на пол рядом с ложем, стала смотреть, как Арзаль мелкими глотками прихлебывает багрово-красную жидкость. По-хорошему, стоило бы уйти и не беспокоить гостя… но она отчего-то медлила. Больше трех лет прошло с той ночи, когда она последний раз вот так сидела в этой комнате и наблюдала за тем, кто лежит на ложе.
Тогда, в последнюю ночь, Тиндалл избрал облик одного из лордов ее собственного народа, какими те были до прихода салниров: одежда в бежево-золотистой гамме, длинные белокурые волосы с темными корнями, выдающими, что они осветлены в подражание властителям Драконьих островов… Этот образ до сих пор то и дело вставал перед глазами Тай — чуть склоненная к плечу голова, теплый взгляд внимательных глаз из-под серебристой маски, — и тоска, которой нет и не будет утоления, снова поднималась со дна души тяжелой вязкой мутью…
— Да, это я перестарался, — рассеянно проговорил Арзаль, обращаясь вроде бы даже не к Тай, а к самому себе. — Я-то думал пуститься в путь следующим же утром, но, похоже, придется выждать еще день-два. Куда я поплыву такой обессиленный…
— А куда ты собирался плыть? — спросила Тай просто из вежливости — надо же поддержать разговор, если собеседник начал первым.
— В Солетт, куда же еще? Да только сезон штормов уже на подходе. Одна надежда, что в этом году он слегка задержится — все вроде на это указывает, но мало ли…
— Так пережди его и пускайся в путь зимой, — посоветовала Тай. — Ждала твоя Высокая коллегия эту Аметистовую книгу шестнадцать лет, подождет и еще полгода.
— Высокая коллегия, может быть, и подождет, — Арзаль прищурился. — Вот только я не намерен гнить в этой башне лишние полгода — теперь, когда полностью реабилитировал себя! Хватит, насиделся на исторической родине!
— Что значит — «реабилитировал»? — не поняла Тай.
— То и значит, прекрасная Тайах, что я загремел в отставку из-за кражи этой книги и даже не надеялся как-то это исправить, поскольку Урано отлично знала меня в лицо, а моя магия в пределах Скалистого острова вообще не работает. Так что еще неизвестно, кто кого должен сильнее благодарить — вы меня или я вас.
— Это что же получается… — Тай потребовался добрый десяток секунд, чтобы переварить услышанное. — Получается тогда, что Урано…
— Совершенно верно, я и был ее наставником, — подтвердил Арзаль. — Как же я клял себя все эти годы за излишнюю благожелательность! Вот и верь после такого в людей…
— Что ж ты сразу не сказал нам?! — Тай вскочила на ноги и нависла над лежащим Арзалем. — Ведь если бы Джарвису не показалась подозрительной ее Замковая морда и он не додумался покопаться у нее в мозгах, мы бы и концов не нашли! Так и отирались бы до сих пор вокруг Черного храма, не зная, с какой стороны зайти!
— Ох ты! — вскинулся Арзаль. — Вот это и в самом деле был серьезный просчет. Подумать только, на каком волоске все висело… А я, идиот, был настолько озабочен тем, как создать вам личную мотивацию, что даже не подумал…
— Какую еще мотивацию? — жестко и отрывисто спросила Тай. Заслышав такой ее голос, нерадивые помощницы в лаборатории начинали дрожать, гадая, куда бы спрятаться от неминуемой грозы.
— А это уже была подача Канды. Где-то за полгода до первого нашего разговора пожаловался я ей на жизнь, а она, умнейшая женщина, возьми и скажи, что если кому из Ювелиров и по плечу сей подвиг, то только вам, прекрасная Тайах — ничьего другого упрямства на это не хватит. Но я имел представление о том, что обстоятельства вашей дневной жизни близки к непреодолимым. Значит, чтобы преодолеть их, вы должны были сами захотеть добыть эту книгу. Очень сильно захотеть. Поэтому, когда зашла речь о недуге Нисады, я понял, что грех упускать такой шанс…
— Но я же шла за книгой ради Нис! И знай, что тебе она нужна не меньше, все равно пошла бы…
— В этом-то все и дело, — вздохнул Арзаль. — Вам она была совершенно не нужна. Неужели, прекрасная Тайах, вы считаете, что за триста лет я не имел достаточной практики? Да, не спорю, воздействие было тяжелейшее — одно расстояние сколько сил съело, — но вполне стереотипное. Все формулы для него я давно могу воспроизвести, будучи разбужен посреди ночи. Так что, если бы ваша попытка не увенчалась успехом, я исцелил бы Нисаду и без книги. Потом сочлись бы как-нибудь…
— И на кого бы ты скинул проклятье? — в голосе Тай зазвенела сталь. — Мы ведь отдали тебе Урано лишь потому, что знали, какая это мразь!
— Отдали? Я сам ее взял! — нехорошо рассмеялся Арзаль. — Хотя, впрочем, действительно отдали. Без вас я и не подозревал, что она бывает в Замке, где властен Элори, а не Черный Лорд, и мне под силу до нее дотянуться. Но вообще это входило в мои обязанности — не просто вернуть украденное, но и покарать воровку. Есть вещи, которых Солетт не прощает. Однако я почему-то вообразил, что совместить это с исцелением нашей коллеги будет и удобно, и справедливо. Признаю — был неправ. Кучу сил дополнительно сжег на весь этот антураж. Надо было сделать дело где-нибудь в тихом уголке, а с Урано разбираться уже потом, по-свойски…
— Получается, ты послал меня почти на верную гибель, только чтобы вернуть себе утраченное положение?! — не помня себя от ярости, Тай замахнулась, чтобы отвесить солеттскому магу пощечину. — Ах ты, сволочь! Так вот что за двойное дно было на самом деле у твоей магии!
— Стой, сумасшедшая! — Арзаль еле успел перехватить ее руку, от волнения утратив свое снисходительное обхождение. — Какая верная гибель? Ну потолкались бы вы в стены храма и ушли ни с чем — только и всего.
— А Сонкайль в зеркале? — Тай рванулась, пытаясь освободиться из захвата. — А плоть, которая должна была стечь с моих костей?
— Да не стекла бы с твоих костей никакая плоть! Тебе и того убитого парня не полагалось видеть, до сих пор гадаю, откуда он там взялся! Ты же Ювелир! Потому я и послал именно тебя, а не нанял какого-нибудь знаменитого вора…
— При чем тут Ювелиры? Я же не в Замке эту книгу похищала, а вполне себе в дневном мире!
От неожиданности Арзаль разжал захват.
— Так ты даже не знаешь, что на любого, кто ходил с Элори к алтарю, не действует сила ни одного из живых богов?!
Рука Тай, уже почти коснувшаяся щеки Арзаля, замерла в полете, а потом и вовсе безвольно упала.
— Потому-то и сам Элори над нами не властен, а отнюдь не по какому-то договору! — торопливо добавил Арзаль, еще не веря, что гроза миновала.
— Тиндалл мне об этом не говорил, — выдохнула девушка.
— И имел на это полное право. Ты же тогда еще не была Ювелиром…
Отступив к стене, Тай долго смотрела на мужчину, лежащего на покрывале цвета мха, и мало-помалу ненависть в ее взгляде сменялась отвращением.
— По крайней мере, теперь я это знаю, — наконец произнесла она. — А сейчас подведем итог. Как бы там ни было, но то, чего я от тебя хотела, ты исполнил. Поэтому, во-первых, от своего слова я не отказываюсь: сейчас я уйду, и спи, сколько понадобится, а потом убирайся. Во-вторых, крокодил меня задери, если я еще когда-нибудь свяжусь с тобой! И в-третьих, за то, что посмел меня обмануть, ты выполнишь одно мое требование.
— Чего же вам угодно потребовать, прекрасная Тайах? — Арзаль тоже успел вернуть себе душевное равновесие.
— Не бойся, лишнего не запрошу. Всего лишь найди мне ублюдка, который пятнадцать лет назад наложил заклятие на сына таможенника Заглара из Менаэ-Соланна. Где хочешь, найди — и по возможности принеси мне голову этого гада. Только тогда я поверю, что ты меньшая дрянь, чем остальные солеттские маги.
Джарвис проснулся от голоса Тай, громко и недовольно прозвучавшего прямо у стенки шатра:
— Где тебя демоны носили всю ночь, морда котовья?!
— Извини, Тай, — донесся в ответ виноватый голос Берри. — Очень неудобно получилось. Я, как всегда перед Замком, зашел в свое основное тело — надо же его кормить время от времени. Поел, сходил куда надо… и тут такая головная боль навалилась, что хоть кричи. Прямо в глазах потемнело. Ни уснуть не дает, ни сосредоточиться, чтобы рывком назад в Замок выскользнуть. Я уж перепугался, что так насовсем и застряну в основном теле… Только когда в оконце посветлело, все-таки прорвался. Смотрю — в Замке никого из вас уже нет, в убежище тоже, а на столике записка лежит, анатаорминским угловым письмом: «Прости, если сумеешь. Арзаль». Тут у меня совсем сердце в пятки ушло — неужели исцеление сорвалось?!
— Не беспокойся, — мрачно уронила Тай. — Исцеление прошло по высшему разряду. Ты много потерял, пропустив это зрелище.
— Тогда за что он просит прощения? И почему у тебя такой вид, словно ты семь дней подряд вставала с левой ноги?
— Ты мне лучше вот что скажи, жертва монаршего произвола, — произнесла Тай с издевкой. — Было ли тебе известно, что на Ювелиров не действует сила ни одного из богов?
— Что-о? — изумление в голосе Берри было не только безмерным, но и совершенно неподдельным. — Первый раз об этом слышу! Где ты такое узнала?
— В Луррагской Орде! — отрезала Тай. — Арзаль и сообщил, причем с таким видом, будто изумлен, что я не знала этого раньше. Но если Тинд, по его же словам, имел право не ставить меня в известность, пока я не ходила к алтарю, то от кого еще я могла бы это узнать? По всему выходит — только от тебя. Не от Крейда же, я с ним и общалась-то всего раза четыре, и уж тем более не от Ланшена. Оч-чень интересно получается…
— Погоди… — перебил ее Берри. — Элори посвятил меня где-то за год до того, как я познакомился с Тиндом. И весь этот год я думал, что нас таких всего двое — я и Ланшен. Ты же знаешь, Элори обычно не привлекает к работе на себя более одного человека за раз, и только Ланшен постоянно отирается среди его свиты… Но Тиндалл-то мог не знать, что я до сих пор не в курсе, вот и не говорил ничего — решил, что мне и до него все разъяснили!
— Похоже на правду, — протянула Тай. — Ланшен охотно сообщает только разные гадости, вроде того случая с Ранасьет. А остальные думали, что за год кто-нибудь уж наверняка успел тебя просветить, и потому молчали. Но до чего же хреново, что мы не знали этого раньше!
— А в чем дело?
— В том, что Арзаль поимел нас всех, как петух куриный выводок. А потом еще взял и признался в этом от полноты души.
Эти слова Джарвис услышал, уже натягивая сапоги и вылезая из шатра.
— Давай-ка излагай по порядку, — потребовал он у Тай, которая возилась у костра. И та, не переставая пошевеливать палочкой пекущиеся в золе коренья, принялась излагать все, что случилось этой ночью в Замке…
Глава семнадцатая,
в которой Тай со товарищи разыгрывают фарс на зависть традиционному алмьярскому театру
— Вы, очевидно, думаете, что произошло какое-то чудо. Да, так оно и есть, но с одной поправкой: это чудо создал я, у которого, как можете судить по результатам, неплохо варит голова.
Р. Сабатини, «Одиссея капитана Блада»
Казалось бы, после ночи исцеления Нисады у всех участников этого безумного похода должно было прибавиться воодушевления — на деле же вышло как раз наоборот. Как ни убеждали Джарвис и Берри свою предводительницу, что, если вдуматься, двойная игра Арзаля не причинила никому из их компании никакого вреда, удар по ее самолюбию оказался слишком силен. Тай замкнулась в себе и все оставшееся время пути до замка Лорш лишь односложно отвечала на вопросы.