Свита Мертвого бога Гончаров Владислав
Джарвис открыл глаза, расслабился и пристально глянул на Тай, не произнося ни слова. Снова повисла долгая пауза…
— Вот так мы в ту пору и жили, — наконец подала голос Тай, поворачиваясь на бок и подтягивая колени к груди — видно, снова начала мерзнуть. — Понятия не имею, чем бы все это могло кончиться, но как раз тогда в Вайлэзию пришло то, что мы зовем кровавой лихорадкой, а они именуют просто Поветрием…
— У нас на Островах это называется кровяной чумой, — помедлив, произнес Джарвис. — Помню, как же — мелкие жилки под кожей лопаются, и кровь сочится изо всех пор, даже из глаз… Мы-то этим не болеем, само собой, но я в ту пору был на континенте и кое-что видел своими глазами… жуткое зрелище!
— В ту пору вайлэзцев в Замковой толпе нетрудно было опознать под любой маской — по чересчур лихорадочному веселью, — продолжала Тай. — И вот в один отнюдь не прекрасный день эта мерзость добралась до замка Лорш…
— Тай, беда, — не успела она протиснуться из зеленой комнаты в красную, как слова Берри обрушились на нее подобно кузнечному молоту. — У Нисады умер отец.
Из угла доносились сдавленные рыдания. Тай подошла к ложу с ярко-розовым покрывалом — Нисада лежала ничком, в своем дневном обличье, и подушка под ее лицом заметно потемнела от слез.
— Как же так, Нис? — в полной растерянности произнесла Тай. — Я же говорила — пейте настой очного цвета, заболеть заболеете, но в более легкой форме, сумеете выздороветь…
— Откуда мы знали, что придет Поветрие? — голос Нисады едва прорывался сквозь рыдания. — Сколько мать насушила, столько и было, а другой в середине марта где взять? Отец зашел в кладовку, пересчитал пучки и приказал в первую очередь пить мне и слугам, а настоящий дворянин, мол, обязан уметь рискнуть своей жизнью не только на военной службе… А я об этом даже не подозревала, мне только сегодня Сидан сказал… сквозь закрытую дверь… Господи, как хорошо, что мать с Каллардой у дяди гостят! Хотя бы за них не тревожиться…
— Ты так и сидишь взаперти со своей Биндой? — Тай мимолетно поразилась тому, что помнит имя Нисадиной служанки.
— Так и сижу. Да только все равно разве скроешь такую новость? Как раз, когда я из окна на веревке поднос с грязной посудой спускала, отца и выносили. Я Бинде говорю — держи за ноги — и высунулась из окна больше чем наполовину, едва не упала со второго этажа. Господи, господи… Без гроба несли, как простолюдина, только в холстину завернули, а лицо — одна запекшаяся кровавая корка! А братец Ронтри то и дело поудобнее перехватывает — тяжело нести, и от рук на холсте красные отпечатки! — Нисада снова зашлась рыданием. — Чует мое сердце — не сегодня-завтра за отцом вслед пойдет. Даже могилы у них не будет, бросят в огонь, как падаль…
— Это как раз наименьшая из бед, — Тай осторожно провела рукой по вздрагивающей спине. — У нас в Меналии мы всех умерших огню отдаем, и ничего — помним их не хуже, чем вы со своими надгробными камнями. Ладно, поплачь, дай выход бессилию… Хочешь, я целую ночь с тобой сидеть буду, чтоб тебе было легче?
— А как же Элори? — выговорила Нисада в промежутке между двумя всхлипами.
— А пошел он крокодилу в задницу, этот Элори! — отрезала Тай. — Из-за какого-то урода я, значит, лучшую подругу в горе брошу!
…Тай быстрым шагом прошла по коридору, выскочила на галерею над бассейном, в котором уже резвились две парочки, и долго стояла там, бездумно вцепившись в перила, глотая воздух, напоенный ароматами кедра, сандала и роз. Уже восемь дней она не была у Элори — и за эти дни кровавая лихорадка вслед за отцом унесла всех трех братьев Нисады, которые тоже поделились со слугами настоем очного цвета, укрепляющим стенки кровеносных сосудов. Нисада больше не могла даже плакать — сидела закаменевшая, глядя в одну точку, и слабым пожатием руки отвечала на неловкие утешения Тай и Берри. В конце концов Тай просто не выдержала и сбежала куда глаза глядят, лишь бы побыть немного в одиночестве.
— Эй, красавица! — окликнули ее с противоположной стороны галереи. Тай без труда узнала этот высокий, чуть дребезжащий голос. Ланшен, тоже Ювелир, как всегда, разряженный в пух и прах: белые атласные складки на пышных рукавах, словно сливочный крем на торте, штаны такие широкие, что талия по контрасту с ними кажется затянутой в вайлэзский корсет.
— Чего тебе, петушиная душа? — неприветливо отозвалась девушка.
— Ты почему это столько времени у Элори не показываешься? Забыла, что ли — год еще не прошел!
— Передай своему Элори, что на нем свет клином не сошелся. Понял? — Тай демонстративно отвернулась от Ланшена и медленно пошла прочь.
— Я-то передам, — толкнул ее в спину все тот же голос. — А ты не боишься, что тебе после этого мало не покажется? Наш повелитель в гневе ох как изобретателен!
Эту реплику Тай не удостоила ответом. С дураками препираться — себя не уважать. Хотя Ланшен, безусловно, лишь притворяется дураком, иначе не стал бы Ювелиром.
Поплутав по коридорам, она добралась до зимнего сада — еще одного места, куда гости Замка попадали лишь по приглашению Элори, но для Ювелиров запретных мест не существовало. Здесь покой был ей почти гарантирован. В полной отрешенности Тай шла по узенькой дорожке мимо странных тропических растений с бахромой воздушных корешков…
— Здравствуй, госпожа моя, — вдруг коснулся ее ушей голос, от которого все в ней так и обмерло. Голос, которого она не слышала уже целых восемь месяцев. Из-за веерной пальмы выступила стройная фигура в знакомом обличье: облако белых с золотым отливом волос, черная полумаска с серебряной каймой и трехцветный — алый, изжелта-зеленый и малиновый — камзол под просторным черным плащом. Именно таким она увидела его, когда впервые проснулась в его покоях, именно этот его облик в глубине себя считала истинным и любила больше прочих…
— Тиндалл… — еле выговорила Тай мгновенно пересохшими губами. — Ты вернулся, Тиндалл?
Вместо ответа он опустился перед девушкой на одно колено. Голова его склонилась, волосы упали на лицо… но Тай успела перехватить пронзительный взгляд стальных глаз, в котором не было и следа той заветной теплоты!
— Ах ты… ты! Сволочь!!! — она побледнела и со всей силы, на какую была способна, хлестнула Элори по лицу, на которое он посмел надеть лучшую маску Тинда. По-прежнему ни говоря ни слова, Повелитель Снов взял руку, ударившую его, и удивительно нежно поцеловал.
— Госпожа моя…
Тай вырвала руку, содрала с нее перчатку, которой коснулись его губы, и отшвырнула в гущу листвы. Вместе с перчаткой с руки слетело кольцо, но она даже не нагнулась, чтобы его поднять.
Элори медленно поднимался с колен — а за стеклянной дверью зимнего сада уже затихал перестук каблучков.
— С ума сойти! — выдохнул Джарвис. — Ну скажи мне, зачем ему это понадобилось? Неужели он не понимал, что ты опознаешь его самое большее через минуту, и это вернейший способ поссориться с тобой навсегда?
— Мы с Берри тоже долго ломали голову, — кивнула Тай. — Единственное сколько-нибудь правдоподобное объяснение — это действительно было сделано для того, чтобы мне стало очень больно. Такое вот необычное возмездие за непослушание.
— И чем все это кончилось? Я так понимаю, что после этой истории ваш с Элори договор утратил силу.
— А вот и не угадал, — горько усмехнулась Тай. — Я честно отпахала оставшиеся четыре месяца, хотя видеть не могла эту смазливую рожу.
— Тебя так сильно держит данное слово? Или ты была настолько уверена, что сопротивляться бесполезно? Совсем не понимаю…
— Сейчас поймешь. На следующий же день меня поймал еще один из Ювелиров, Крейд, и сообщил, что как следует набил Ланшену морду за то, что он выследил меня для Элори, и вдобавок пересказал сию историю Арзалю. Так этот прилипала был изгнан из нашего сообщества. А после Крейд поведал мне, что незадолго до моего появления в Замке среди Ювелиров был паренек по имени Рахдис. Приходился ли он Тиндаллу просто близким другом или все-таки любовником, Крейд понятия не имел, считал, что это совершенно не его дело… И вот однажды между Элори и этим Рахдисом состоялся очень продолжительный разговор на повышенных тонах. Самого разговора Крейд не слышал, но видел, как Рахдис на балконе стоит перед Элори насмерть, как еретик перед лаумарским Святым Дознанием, а затем выбегает оттуда весь взмокший. Пяток следующих декад Элори ходил, будто палкой стукнутый, и срывал зло на любом, кто подвернется. А потом Рахдис исчез — так же бесследно, как Тиндалл, после чего настроение у Повелителя Снов резко улучшилось. Насчет исчезновения Тинда Крейд ничего не знал, но в том, что Рахдиса убрал именно Элори — за сопротивление, — не сомневался ни на миг. Так что и мне следовало быть поосторожнее. А я такие намеки никогда мимо ушей не пропускаю.
— И что дальше? Никогда не поверю, что ты покорно сносила выходки этой твари еще четыре месяца!
— Слышал алмьярское выражение «работа по-меналийски»? — мрачно ответила Тай. — Это когда делают только то, что входит в обязанности, и ни капельки сверх. Вот этим я и занималась. Приходила к нему в таком же платье, как и прочие девицы, специально сочиняла дешевку с кучей блесток. Никаких тебе больше флейт и ожерелий из крыжовника. Ложилась под него, получала очередной подарочек, а потом изо всех сил изображала, что это он меня обслужил, а вовсе не я его. То еще развлечение было… К концу срока он стал совершенно беспощаден, но я все еще питала какие-то иллюзии — что, мол, взять с демона? И только в последний раз словно глаза открылись — я поняла, что он самым натуральным образом убивает меня. Это я тебе даже показать не сумею — у меня сознание почти все время гасло, иначе бы я с ума сошла. Понятия не имею, как я тогда выстояла, разве что на одном своем знаменитом упрямстве. На прощание я ему сказала: «Считай, что тебе объявлена война». А у него вдруг плечи поникли, и он произнес так глухо: «Я эту войну уже проиграл по всем статьям. Будь свободна, горькая хризантема». Вышла я от него, изумленная по самые уши, и с тех пор вот… живу свободно. Вот и сказка вся.
— А мне почему-то кажется, что еще не вся, — задумчиво проронил Джарвис. — Эта история настолько нелогична, что похоже, в твоей картине мира недостает нескольких важных кусков.
— Ничуть не сомневаюсь, — согласилась Тай. — Но знаешь ли, я не тот человек, который готов жизнь положить на их поиски. Найдутся — славно, не найдутся — тоже не помру. Все страшное, что могло со мной случиться, уже случилось, — последние слова она произнесла с такой твердой убежденностью, что Джарвис даже вздрогнул. — Ладно, давай спать. Ложись ближе и грей, как обещал, а то народ в Замке уже волнуется, куда я запропала.
Принц покорно исполнил просьбу девушки, снова ощутив запах ее кожи. Горькая хризантема… Этот сукин сын Элори промахнулся совсем чуть-чуть.
— Тай, а ты знаешь, что пахнешь своим именем? — шепнул ей на ухо Джарвис. — Горьким миндалем…
В ответ раздалось сдавленное, но от того не менее гнусное хихиканье.
— Да вы поэт, мой рыцарь! — насилу выговорила Тай, отсмеявшись. — Знаешь, какое вещество дает этот запах? Синильная кислота! — и, видимо, всем телом ощутив недоумение Джарвиса, пояснила: — Сильнейший яд. Три раза вдохнул ее пары — и все, тушите свет!
Глава восьмая,
в которой Тай играет с сыном таможенника в ножички, а с контрабандистом — совсем в другую игру
Не все то древнее золото, что редко блестит.
Натали Эрратос
Еще через несколько дней Джарвис и Тай без особых приключений добрались до Менаэ-Соланна, главных морских ворот Новой Меналии.
Та исповедальная ночь в подмокшем шатре сблизила их, но как-то странно — с людьми, живущими более рассудком, чем сердцем, такое бывает. Теперь они подолгу болтали на самые различные темы — от обычаев разных народов до тонкостей ремесла Тай и алмьярских философских трактатов. Но все это были темы отвлеченные, а личного они, словно сговорившись, касаться избегали.
Тела их, единожды слившись, разом потеряли друг для друга ауру запретности — когда за шиворот Тай провалилась древесная гусеница-шерстянка, она, ни секунды не раздумывая, попросила помощи у Джарвиса, — но к новой близости это не привело. Джарвис, правда, на первом же постоялом дворе сделал попытку повторить однажды пройденное, однако Тай без малейшего смущения отстранила его: «Извини, но у меня до сих пор между ног болит. Девственность — ее в семнадцать лет терять хорошо, а к двадцати восьми там все уже толще крокодильей шкуры. Да вдобавок верхом каждый день… Так что или пошли в Замок, или дождись, пока заживет.»
Идти в Замок Джарвису категорически не хотелось, пришлось ждать. Поэтому, чтобы не дразнить себя лишний раз, они с Тай пока что свели телесный контакт к соединению рук, лишь изредка позволяя приласкать другого легким поглаживанием. Впрочем, как любым людям рассудка, связь разумов позволяла им обходиться без связи тел, почти не страдая.
К Менаэ-Соланну они подъехали в час предвечерья, когда солнечный свет едва-едва начал наливаться вязким закатным золотом. Горы остались далеко позади. Древняя столица Новой Меналии стояла на плоской равнине, покрытой виноградниками и оливковыми рощами, так что маяк Двух Богов, по праву считавшийся одним из чудес света, был виден издалека. Вход в устье Скодера наполовину перегораживал большой мол, и на этом молу, плечом к плечу, высились две огромные фигуры из розоватого камня — мужчина держал факел левой рукой, женщина правой. Этот-то факел и освещал путь кораблям, ищущим дорогу в тумане…
— Менаэ и Налан, — выдохнула Тай, испытывая почтение не к ушедшим богам, но лишь к величественному творению человеческих рук. — Воистину лучше один раз увидеть, чем сколько хочешь раз услышать. Жалко, лица к морю обращены…
— Увидишь и лица, когда отплывем, — пообещал Джарвис. — Ты знаешь, что хоть маяк и строили в основном мои сородичи, но у обеих статуй лица простых смертных?
— Читала, — кивнула Тай. — Причем у Налана лицо Кедаона Триумфатора, тогдашнего великого князя. Я, когда маленькая была, спрашивала мать Лореммин — почему так? А та сказала, что боги всегда выглядят как жители той земли, которую взяли под свою руку, поэтому на Драконьих островах Менаэ и Налан были подобны долгоживущим, у нас же — прекраснейшим из смертных. Кстати, а по кому из двоих служители добираются до факела? — прибавила она уже своим обычным тоном. — Небось по Налану, чтобы не осквернять чистоту богини?
— Точно не знаю, но вроде бы можно по обоим, — замялся Джарвис. — В те времена мой народ думал о надежности как минимум не меньше, чем о святости. Может, потому и процветал…
Произнеся это, принц отвел взгляд. Оба почувствовали, что разговор соскальзывает в запретную плоскость, и продолжили путь молча.
Город, совсем не похожий на шумную столичную Дану, встретил их прохладой садов и теплыми золотыми отсветами на стенах домов из желтоватого песчаника. Копыта лошадей звонко цокали по булыжнику. Тай заикнулась о том, чтобы поискать гостиницу, но Джарвис решительно направил коня в сторону порта.
— Если не отплывем сегодня, найти ночлег всегда успеем, — объяснил он своей спутнице. — А если отплывем, то никакая гостиница не понадобится.
Ближе к морю становилось оживленнее, улицы шли слегка под уклон. Крыши и зелень деревьев застилали обзор, поэтому море распахнулось перед ними лишь за последним поворотом улочки, откуда уже начинались портовые сооружения. Тай издала сдавленный возглас. Еще несколько лошадиных шагов, еще немного — и вот она, гладь, что синее неба, вся в блестках солнечного золота, а лица овевает ветер, напоенный одновременно свежестью и разложением, извечным круговоротом жизни…
— Сейчас выедем на набережную, и почти сразу же… — начал Джарвис, но Тай перебила его:
— Помолчи и дай посмотреть. Это ты у моря вырос, а я… — не договорив то, что было и так понятно, она ударила Тучку каблуками и немного обогнала принца, стремясь оказаться один на один с чудом много чудеснее маяка Двух Богов.
Если бы не следы, оставленные годами, и не вислые седые усы, то правильностью рубленых черт лица Ихо Заглар мог бы поспорить с каменным Наланом. Такие лица, как правило, бывают у людей одновременно сильных и кристально честных. Неудивительно, что в качестве начальника таможни Менаэ-Соланнского порта Ихо вот уже восемнадцать лет действовал на нервы куче самого разного народу. Четыре года назад Джарвис совершенно случайно спас этого человека от шестерых типов с куда менее приятными лицами, которым, видимо, вышла боком его честность. Придя в себя, Заглар заявил, что отныне вечный должник меналийского рыцаря и готов сделать для него все, что не противоречит служебному долгу.
Джарвис знал, что люди такого склада помнят добро до самой смерти. Знал он и то, что Заглар — едва ли не самый осведомленный человек в порту.
— Да, лорд Джарвис, хорошую задачку вы мне задали, — начальник таможни поскреб жесткий ежик волос, в отличие от усов, почти не тронутый сединой. — Анатао, конечно, в порту полным-полно — торговый сезон в разгаре. Даму вашу кто-то из них мог бы взять на борт, но вот вас — ни за что и никогда. Вы для них тварь Хаоса, нечего вам делать в храме их Черного бога.
— Сам знаю, — с досадой бросил Джарвис. — Но одну я ее не отпущу. Она женщина практичная, но совершенно не знает мира за пределами своего замка и Даны, — лишь произнеся это, принц осознал, что у него выговорилось. Впрочем, Заглар понятия не имел, что у слов «свой Замок» может быть двойное дно.
— А если б даже и знала, все равно негоже благородной даме без мужского пригляду, — назидательно произнес он. — Значит, остаются наши. А они в северную часть архипелага, почитай, и не ходят — грузы-то сюда идут через Итанку. Из тех, кто сейчас разгружается, разве что «Сатрил» в те края заглядывает. Он у восьмого пирса стоит. Побеседуйте с его капитаном, может быть, договоритесь. Но если не он — тогда уж и не знаю, кто.
— Хорошо, — кивнул Джарвис. — Тогда мы с Тай прямо сейчас дойдем до восьмого пирса и пообщаемся с ним.
— Пожалейте даму, лорд Джарвис! — Заглар поднялся из-за конторского стола и приподнял плетеную штору. За окном Тай все так же сидела на парапете набережной, полностью отрешившись от окружающего мира и беседуя с морем о чем-то своем на недоступном Джарвису языке ощущений. — Она, поди, с дороги устала, проголодалась, а вы ее хотите тащить с собой черт знает куда. Вы ступайте на «Сатрил», а о ней моя жена позаботится. Да и ночевать оставайтесь у нас — после того, как дочки замуж вышли, свободных комнат в доме много…
Тени удлинились, свет из золотого стал красноватым. Джарвис свернул в переулок. По старинной салнирской традиции дом Заглара был двусторонним: вход в контору, где начальник таможни принимал посетителей — со стороны набережной, а в жилую часть — с узкой параллельной улочки.
Разговор на восьмом пирсе окончился ничем. Капитан «Сатрила» даже слушать не стал о деньгах. Мрачно глянув на Джарвиса, он заявил, что доставил бы их с дамой на Скалистый остров без всякой платы, но увы, во время последнего перехода в трюме открылась течь, а потому по окончании разгрузки «Сатрил» встает на ремонт. Джарвис поинтересовался, сколько времени это займет. Капитан помрачнел еще больше и сказал, что раз корабль так и так придется кренговать, он заодно произведет плановую чистку днища от морской дряни. Опять же такелаж давно уже переборки требует… Так что если уложится дней в десять, можно будет считать, что очень повезло. В этом месте помрачнел уже Джарвис. Увидев это, капитан вздохнул и прибавил, что если благородного лорда так сильно поджимает время, то он мог бы обратиться к Лумтаю, капитану «Девы-птицы», которая сейчас стоит в Малой гавани. Тот, правда, обдерет благородного лорда, как липку, зато есть шанс отплыть в ближайшие два дня.
В Малую гавань Джарвис уже не потащился — это было далековато, а он тоже устал с дороги и проголодался. Да и совет Заглара явно не помешал бы.
Толкнув зеленую калитку, принц вошел в просторный двор, вымощенный каменными плитами. Плиты были уложены неплотно, между ними виднелись полоски земли толщиной в палец, кое-где проросшие травкой. Из-за ограды сада свешивались ветви абрикосовых деревьев, усыпанные желтеющими плодами. Сама ограда была оплетена вьюнком, пронзительный цвет его лиловых и розовых колокольчиков неожиданно вызвал в памяти Нисаду — ее ярко-розовую постель и платье, в которое она была одета тогда, в Замке…
В центре двора имелся традиционный маленький бассейн с сильно позеленевшей водой. На его каменной облицовке сидела Тай в чистой рубашке, с распущенными после мытья волосами. Рядом с ней торчал какой-то молодой человек — издалека Джарвис разглядел лишь фигуру, еще не успевшую отяжелеть, вышитую безрукавку и короткие светлые волосы. Видно, не родственник хозяев — Заглар черный, как все салниры, — но кто тогда? Служащий?
— И снова неправильно, — донесся голос Тай. — С лезвия нож надо ронять, а не бросать.
— Ну я и роняю! — услышав ответную реплику молодого человека, Джарвис вздрогнул. Это были слова измученного ребенка, произнесенные почти на всхлипе — но звучным юношеским баритоном. Неужели слабоумный? Тогда зачем Тай с ним связалась?
— Нет, ты именно бросаешь. Не хнычь, не надо. Дай лучше руку, я тебе покажу, в чем разница, — Тай крепко ухватила юношу за предплечье. — Теперь расслабь все, что ниже локтя, пусть болтается как тряпка… Хорошо. Видишь, я шевелю твоей рукой, и ладонь сама мотается туда-сюда?
— Ага, — слезы исчезли из голоса юноши, но интонация по-прежнему оставалась совершенно детской. — Как собачий хвост.
— Правильно. А знаешь, почему? Именно потому, что ты маленький. Взрослые много работают, и вот это место, запястье, у них становится жестким, ладонь уже не может болтаться под своей тяжестью. Так рука ходит или у маленьких, или у женщин, которые не делают тяжелой работы.
Неожиданно из-под розовых кустов, росших в углу двора, вылез пыльный павлин с полинявшим хвостом и вальяжно направился к бассейну. Ни юноша, ни Тай не обратили на него ни малейшего внимания.
— Смотри на меня, — Тай перехватила правую руку левой и продемонстрировала гибкость своего запястья, почти неестественную при столь широкой кости. — А теперь смотри, что такое «уронить».
Длинный нож с наборной рукояткой выскользнул из ее пальцев, словно рыбка, и с убийственной точностью вонзился в узкую полоску земли меж плитами.
— Видишь, я совсем не напрягаю руку, все движение идет от локтя, а ладонь падает под тяжестью ножа. Когда я его выпустила, он перевернулся в воздухе и воткнулся как раз так, как надо. Хочешь еще раз попробовать?
— Хочу! — с жаром отозвался непонятный юноша-ребенок.
— Тогда бери за лезвие вот так, кончиками пальцев. А теперь сделай движение, будто капли с руки стряхиваешь. Почувствовал? Но нож, конечно же, потяжелее капель будет. Еще раз встряхни и теперь вырони лезвие.
Нож неуклюже вылетел из пальцев юноши, кое-как перевернулся, но все же самым кончиком вошел в полоску земли, несколько секунд подрожал — и упал, звякнув о камень.
— Получилось! — радостно воскликнул юноша-ребенок, но вдруг осекся: — Или, раз потом упал, не считается?
— Не знаю, как у вас. У нас — да, не считалось. Но главное ты понял. И если еще немножко потренируешься, то будешь выигрывать у мальчишек именно за счет свободного запястья. Они-то все уже рыбачат, значит, рука жесткая…
— А у меня свободная! — рассмеялся юноша ребяческим смехом. — Можно, я еще раз… Ой, а кто это там у калитки?
Тай вскинула голову.
— Все в порядке, это мой друг вернулся. Иди сюда, Джарвис, чего стоишь?
Принц покорно подошел к бассейну.
— А я тут, пока ты ходишь, учу Тано в ножички играть. Познакомьтесь, кстати — это Тано, приемный сын Заглара. А это Джарвис, мой друг и телохранитель.
Глаза у Тано были светло-золотистые, как разбавленный чай, и тоже совершенно детские. С комичной серьезностью он протянул вперед мягкую ладонь, какой не может быть у взрослого мужчины, и принц, еще раз содрогнувшись, был вынужден ее пожать.
— Не бойся, дядя Джарвис, — сказал Тано, словно угадав его испуг. — Все говорят, что я сумасшедший, а я на самом деле просто маленький. Правда, тетя Тай?
— Конечно, правда, — Тай энергично тряхнула распущенными волосами.
В этот момент павлин, видимо, разобиженный, что никому нет до него дела, неожиданно встряхнулся, развернул веером облезлый хвост и издал пронзительный крик — нечто среднее между кошачьим мявом и скрипом несмазанной двери. Но даже после этого люди не пожелали уделить его персоне хоть какое-то внимание. Тогда он снова свернул хвост и грустно начал скрести лапой в травке, проросшей меж плит — курица курицей…
— Тано, вот ты где! Я ж тебя по всему дому ищу! — на крыльцо вышла немолодая женщина в салнирском пестром платке, завязанном надо лбом. — Немедленно иди ужинать! А вы, госпожа Тай, подождите еще самую малость — сначала горюшко свое обихожу, а потом и до вас с лордом Джарвисом дело дойдет.
Тано с видимой неохотой поднялся и поплелся к дому, то и дело оглядываясь на Тай и Джарвиса.
— Тысяча морских демонов! — выдохнул Джарвис, когда за юношей захлопнулась дверь. — Сколько ему лет на самом деле?!
— На самом деле пять, — голос Тай отвердел. — А прожитых — двадцать. Ненавижу солеттских магов!
Джарвис недоуменно воззрился на нее.
— Он действительно не слабоумный, — пояснила девушка. — Он заклятый.
Чуть позже, за ужином, Джарвис узнал подробности от женщины в пестром платке — жены Заглара, госпожи Калин.
— Отиралась тут в порту какая-то нищенка с годовалым мальчишкой, — говорила она, быстро и ловко накрывая на стол. — Потом исчезла невесть куда, а мальчонку нашли на пирсе, где он едва в воду не свалился. А у нас с Ихо тогда было три дочки и ни одного сына. Я даже в храм Белой Леди ходила, а там сказали — и не будет сыновей, судьба твоя такая — рожать одних девочек. Но Ихо уж очень не хотелось, чтобы все на сторону, зятьям ушло, вот и взяли мы мальчонку к себе приемышем. Назвали Тано — в честь брата Ихо, растили, как своего, ни в чем не обделяли. Да только дочки почувствовали, что он главнее их стал, и начали дразниться: мол, скоро надоешь ты нашим папе с мамой, и они тебя назад на помойку выкинут. Ну, знаете небось, какие дети злые бывают — совсем замучили малыша. И вот как-то раз прибежал он к Ихо в контору, а там солеттский маг сидит. И, на свою беду, объяснил Ихо малышу, кто это такой. А потом… — госпожа Калин всхлипнула. — Не уследили мы… Потом поймал наш Тано мага на улице и спрашивает: раз ты колдун, значит, все можешь? Тот ему — не все, но кое-что могу. Тогда Тано и говорит: сделай так, чтобы мама никогда меня не выгнала и всегда обо мне заботилась! Тот усмехнулся, пробормотал чего-то — и с тех пор Тано так и остался, как пятилетний ребенок. Тело растет, душа — нет. Сначала-то не замечали… Потом в школу пошел, даже грамоте выучился, а понятия о распорядке — никакого. Мог встать и с урока уйти — надоело, мол, хочу ракушки собирать. Годам к двенадцати… мальчишки по развалинам старой крепости лазают, на лодках за устье Скодера на рыбалку ходят, а наш все с малышней в камушки играет. А в пятнадцать уже все знали — дурачок Тано у Загларов, и весь сказ, — она снова всхлипнула и утерла глаза уголком передника. — Девки мои давно раскаялись, что от их дразнилок такое горе вышло, а толку-то!
— Теперь понял, за что я их терпеть не могу? — мрачно проронила Тай, когда госпожа Калин умолкла. — Как там Арзаль говорил — «при выполнении просьб смертных непричинение вреда не является для нас граничным условием»! Сколько раз увижу, столько раз убью!
Джарвис только кивнул, не зная, что ответить — разговор был ему довольно-таки неприятен. Неожиданно он осознал, что отношение его сородичей к недолго живущим людям, по сути, мало чем отличается от вышеозначенного. Именно так — «непричинение вреда не является граничным условием». Сам Джарвис не знал за собой ни одной подобной выходки, но все равно, непонятно почему, ему сделалось очень стыдно.
К счастью, в этот момент в столовую вошел сам Заглар и несколько разрядил обстановку.
— Добрый вечер, почтенные гости! — произнес он, присаживаясь за стол напротив них. — Как ваши успехи, лорд Джарвис? Удалось до чего-нибудь договориться?
— Не удалось, — ответил принц, накладывая себе рыбы с тушеными овощами. — «Сатрил» встает на ремонт, и надолго. Перенаправили меня к какому-то капитану Лумтаю, который стоит аж в Малой гавани. Не просветите ли, кто это такой?
На лице Заглара отразилось отчетливое недовольство.
— Одна из самых болезненных заноз в моей заднице… ох, простите, госпожа Тай! Бьюсь об заклад — едва ли не половина тех пряностей, что попадают в страну беспошлинно, ввезена на его «Деве-птице». При этом ни разу не оставил никаких улик, кроме косвенных, а их к делу не подошьешь. Когда-нибудь я все равно до него доберусь, но пока что… не пойман, значит, не вор.
— Капитан «Сатрила» предупредил, что Лумтай обдерет меня, как липку, — проговорил Джарвис с набитым ртом. Рыба госпожи Калин была удивительно вкусна.
— Правильно предупредил, — кивнул Заглар, наливая анисовки из высокого запотевшего графина. — За деньги эта рожа маму родную продаст. Дрянь-человечишко, лорд Джарвис, не хотел бы я, чтоб вы с ним связывались.
— А что, у меня есть выбор? — невесело отозвался Джарвис. — Или общаться с этой, как вы выразились, рожей, или сидеть и ждать, пока «Сатрил» выйдет из ремонта. А в августе погода уже потихоньку начнет портиться…
— Видно, и в самом деле выбора нет, — согласился Заглар. — Ладно, завтра сходите, побеседуете с ним, посмотрите, сколько он затребует. От спросу всяко вреда не будет… Ваше здоровье, почтенные гости! — он опрокинул в себя чарку с анисовкой и тоже потянулся к рыбе.
Джарвис вылил на голову последний ковш чистой воды и начал энергично растирать волосы льняным полотенцем, положенным в уголке заботливой госпожой Калин. И тут его, словно иглой, уколола внезапная мысль. Поначалу Джарвис отнесся к ней с изрядной долей недоверия, но чем дольше мысль пребывала в его голове, тем больше нравилась ему. В конце концов, принц еще прекрасно помнил, как его тело, порабощенное мечом Индессы, перестало ему подчиняться, и отнюдь не стремился к повторению этого…
Вытершись и одевшись, Джарвис поднялся по узкой лесенке наверх, где им с девушкой отвели по комнате. Только бы Тай, успевшая вымыться, пока он ходил на восьмой пирс, еще не ушла в Замок! Принц остановился у двери с вырезом в виде сердечка и тихонько, но отчетливо постучал.
— Кто там? — не сразу донесся голос Тай, уже сонный. — Вы, госпожа Калин?
— Нет, Тай, это я, — отозвался Джарвис полушепотом. — Можно на пару слов?
— Заходи, — милостиво разрешил сонный голос. — Только имей в виду, любовью здесь заниматься негде. Я на этой девичьей постельке еле одна помещаюсь.
— Тысяча демонов, да я и не думал об этом! — проворчал Джарвис, входя. Спаленка действительно была крошечной: узкая кровать, сундук и два столика — один совсем маленький, прикроватный, другой немного побольше, с ящичками и зеркалом — заполняли весь ее объем. Тай лежала в постели, натянув одеяло до подбородка, ее одежда занимала единственный стул, поэтому Джарвис был вынужден усесться на пол рядом с кроватью.
— У меня есть идея, — начал он без предисловий. — Если Берри должен присоединиться к нам на Скалистом острове, почему бы ему не использовать как вместилище для своей души тело Тано?
— Да ты с ума сошел! — протянула Тай, не выказав, впрочем, особого возбуждения. — С какой это стати?
— Очень просто, — начал объяснять Джарвис. — Не говоря уже о том, что мне весьма неприятно терять контроль над собой — существам моей расы вход на остров закрыт. Значит, я отпадаю. Остаешься ты. Но может случиться, что одного тела на двоих, да еще женского, вам окажется мало. А подчинять кого-то постороннего — лишние проблемы, лишние следы, да и захочет ли этот посторонний подчиниться? Так не проще ли притащить запасное тело с собой?
— И чем мы тогда будем лучше солеттских магов? — холодно уронила Тай.
— Да всем! — взорвался Джарвис. — Хуже, чем есть, мы Тано уже не сделаем, но с нами он хоть мир посмотрит. Зато, если Берри его уговорит, никакого конфликта двух сознаний в одной голове не будет — Тано парень послушный. И самое главное — Берри сможет находиться в этом теле столько, сколько понадобится.
Тай задумалась.
— Знаешь, некое здравое зерно в твоей идее есть, — наконец произнесла она. — Тано ведь действительно не слабоумный, у него нормальная неповрежденная голова, и значит, Берри мог бы залезть в нее без особых проблем. Уж кто-кто, а я-то слабоумных навидалась — вечно их к нам в монастырь таскают в надежде, что Белая Леди явит чудо и исцелит. Да что-то на моей памяти не являла ни разу… Так вот, в норме такого урода очень трудно чему-то научить. А Тано учится, как обычный маленький ребенок — несобранный, капризный, но тянется к новому и схватывает на лету. Думаешь, я просто так, от нечего делать ему показывала, как нож правильно бросают? Нет, я его проверяла…
— Ты-то сама откуда это умеешь? — перебил ее Джарвис. — Не женская ведь игра.
— А ты считаешь, что только мужчине может прийти в голову позабавиться ножом, которым он работает? — ответила Тай вопросом на вопрос. — Странный ты какой-то. Мы с девушками из монастыря, когда нас на заготовку трав посылают, порой целые турниры устраиваем по игре в ножички, и скажу не хвастаясь, я в них не последняя… Ладно. Может, ты и прав — Тано в самом деле неплохое вместилище для Берри. Но как мы выпросим его у родителей? Я уж не говорю о том, что в дороге пятилетний ребенок будет для нас такой обузой…
— Знаешь что, — произнес Джарвис, — сходи-ка ты в Замок и спроси самого Берри. Если моя идея покажется ему удачной, то уговорить Загларов всяко будет не труднее, чем твою матьнастоятельницу.
— Тоже верно, — вздохнула Тай. — Хорошо, так я и сделаю. А ты тогда ступай к себе и не мешай. Или, если хочешь, пошли вместе! — и звонко расхохоталась, глядя, как Джарвис после этого предложения стрелой вылетает за дверь.
— Ты не поверишь, но Берри даже подпрыгнул, когда я изложила твою идею! — произнесла Тай с несколько ошеломленным видом.
Они шли по набережной в сторону Малой гавани. Ночью прошел небольшой дождь, и булыжник под ногами влажно поблескивал — невысоко поднявшееся солнце еще не успело осушить мостовую. Ветер трепал волосы, оставляя на губах привкус соли и йода, утренний холодок заползал в открытые вороты рубашек.
— Говорит, что готов всю дорогу возиться с Тано за одну возможность чувствовать на лице свежий ветер, а на языке свежее мясо, — прибавила Тай. — А потом доставит до дома и сдаст родителям почти с рук на руки.
— После десяти лет в одиночном заключении я бы тоже согласился на любые условия, — усмехнулся Джарвис. — Да и ты, я думаю…
В Малой гавани и корабли стояли небольшие — мелкие торговцы да рыбаки. Большинство — потрепанные, потемневшие от времени, некоторые вообще непонятно как держались на плаву. Впрочем, к двухмачтовому суденышку, чей форштевень украшала поясная женская фигура в венце и с развернутыми крыльями, это, слава небесам, не относилось — посудина выглядела грязноватой и запущенной, но при этом вполне крепкой, способной выдержать любые передряги.
Грудь у деревянной особы, давшей название кораблю, была весьма выдающаяся, а глаза — по-коровьи большие и нахальные. «Не дева, а девка», — с усмешкой подумал Джарвис. Одно это уже немало говорило о владельце корабля. Но, как известно, на бесптичье и лягушка — жаворонок…
— Эй, на «Деве-птице»! — крикнул он, приложив ладони ко рту.
— Чего надо? — через борт перевесилась лохматая голова с мусором в волосах и неугасимой жаждой во взоре — той самой, которая обычно бывает после жажды вчерашней.
— Капитан Лумтай на борту?
— На борту, — кивнула голова. — Только дрыхнет. Три часа назад из борделя пришел и сразу завалился, как суслик в нору.
— Плевать, — решительно заявил Джарвис. — Буди. У нас к нему дело.
— Денежное? — ухмыльнулся матрос.
— А это будет зависеть от того, насколько он в состоянии соображать, — неожиданно подала голос Тай.
Им пришлось подождать с четверть часа, а то и больше. Наконец по сходням, слегка пошатываясь, сошел человек, чей возраст совершенно не определялся — это могли быть и сильно подержанные двадцать пять, и крепкие сорок. Национальность его определялась еще труднее — немыслимая смесь самых разных кровей. Желтоватый отлив смуглой кожи и характерная складка век даже вызвали у Джарвиса предположение, что в родословной капитана не обошлось без луррагских кочевников. Но это предположение было отброшено сразу же в силу его очевидной нелепости.
— Итак, вы меня все-таки подняли, — произнес капитан вместо приветствия. — Теперь давайте объясняйте, зачем вы это сделали и что я с этого буду иметь.
— Пассажиров берешь? — отрывисто бросил Джарвис, сам собой подстраиваясь под моряцкий стиль общения — лаконичный и бесцеремонный.
— А зачем вам именно я? — сощурился Лумтай. — В порту до хрена кораблей с куда большими удобствами.
— Затем, что нам до Скалистого острова, — сразу выложил суть дела Джарвис. — Проникся?
— Эге! — Лумтай отступил на шаг и окинул гостей цепким взглядом темно-карих блестящих глаз. Он был на полголовы ниже рослых Тай и Джарвиса, поэтому смотреть пришлось слегка снизу вверх, но было ясно, что это совершенно не добавляет капитану уважения к нежданным посетителям.
— У вас нет таких денег, — наконец уронил он с напускным равнодушием. — И даже не переспрашивайте, сколько мне надо. Все равно ходку на острова с пустым брюхом не оплатите.
— А если оплатим? — небрежно возразил Джарвис.
Лумтай в ответ только рукой махнул:
— Ребятки, я же вас насквозь вижу! Не знаю, какое непотребство вы собираетесь там учинить, но у тех, кто подписывается на подобное дело, в кармане обычно не более чем блоха на аркане. А если среди них есть беломордый, значит, дело совсем гниль.
— Почему бы вам не допустить, — сказал Джарвис, медленно закипая, — что благородная госпожа со своим телохранителем просто желает помолиться…
— Кому? — хохотнул Лумтай.
— Разумеется, Владыке Смерти, — принц уже еле сдерживался. — Отчаявшись вымолить у Белой Леди исцеления для своего несчастного брата, обратила она взор на Черного Лорда, дабы отвратил он от него карающую длань…
— Почтенные мореходы из Большой гавани охотно вам поверят, — скривился контрабандист. — Но, уж простите, не я. Не знаю, какой ты там телохранитель, но твоя подружка — такая же благородная госпожа, как я морской конек. Думает, раз в цвет песка оделась, значит, уже…
— А ты предлагаешь мне скакать по горам в алом бархате, или в зеленом с золотом? Может быть, еще и со шлейфом?! — Тай резко вышагнула из-за плеча Джарвиса, и принц прямо-таки кожей ощутил, как сквозь обличье молчаливой, хорошо воспитанной дамы рвется ее ночная ипостась, та, что дала пощечину самому Повелителю Хаоса. — Я, между прочим, не расспрашиваю тебя о твоем происхождении, хотя думаю, что рассказ о нем заменил бы мне полдесятка романов. Откуда про цвет песка знаешь, а, мужик? — она чуть усмехнулась и неожиданно подмигнула капитану со странно заговорщицким видом.
Лумтай отступил еще на шаг и воззрился на девушку с безмерным удивлением. Джарвис и сам поразился тому, как переменилась Тай за какой-то миг. Чуть хриплый голос, неуловимо иное выражение лица — но сейчас перед ним стояла женщина, которую госпожа Калин, пожалуй, остереглась бы пускать на свой порог.
— Кстати, мы с тобой почти тезки, — спокойно продолжала Тай тем же вызывающим тоном. — Ты — Твердый орешек, я — Миндальный. Тайбэллин, — она по-мужски протянула руку ладонью вверх, вынудив Лумтая пожать ее. — Так что давай разговаривать как умный человек с умным человеком. С мужиками будешь меряться, у кого инструмент длиннее, а со мной не стоит. Для начала скажи, сколько тебе все-таки надо, а потом вместе подумаем, где это можно добыть.
— Хорошо, без понтов так без понтов, — кивнул Лумтай. — Чуть меньше половины закупочной цены полного груза гвоздики и корицы в Сейя-ранга. Иначе я в полном пролете.
— Посредник подставил? — понимающе кивнула Тай.
— Хуже. Налетел на патруль, пришлось все спускать в воду. Давно уже так не попадал, если совсем начистоту.
— Значит, по закону вероятности это должно было когда-то случиться, — уронила Тай без малейшего сострадания и повернулась к принцу: — Джарвис, сколько ты можешь выложить, не выпадая из бюджета?
— Сотню здешним серебром, пожалуй, могу, — нерешительно протянул Джарвис. — Больше — уже нет.
— Вы круче, чем я думал, ребятки, — на этот раз Лумтай посмотрел на странную пару с боязливым уважением. — Но мне-то надо двести пятьдесят!
— В таком случае мы попробуем добыть остальное прямо на Скалистом острове, — спокойно произнесла Тай, будто на упомянутом острове ее уже поджидал нотариус, потрясающий завещанием безвременно усопшей тетушки.
— Каким это образом? — хмыкнул капитан.
— Откровенность за откровенность, — Тай понизила голос. — Нас подписали стянуть из тамошнего храма одну священную книгу. Но помимо книги, мы можем прихватить и еще кое-что, — она снова подмигнула Лумтаю. — Например, какую-нибудь ма-аленькую реликвию с большими камушками. Потом сплавим эти камушки перекупщику в Сейя-ранга — и закупай на эти деньги что угодно, хоть розовое масло. Идет?
— А где гарантии? — Лумтай разглядывал свою «тезку» все с большим интересом.
Тай рассмеялась.
— Э, мужик, если б тебе были так нужны гарантии, ты бы зарабатывал на жизнь честным фрахтом, а не гвоздикой, подмоченной во всех отношениях. Рискни, крокодил тебя задери! Рыцарь удачи ты или так, погулять вышел? Все равно ведь с неба на тебя эти двести пятьдесят не свалятся!
— Не свалятся, — подтвердил Лумтай. — Ладно. Когда тебе прямо в рот кладут сладкую булку, грех жаловаться, что она без масла. Была не была — сто сейчас, остальное в Сейе!
— И завтра же отплываем, — с нажимом прибавила Тай.
— По рукам! — они ударили ладонью о ладонь.
— Да, — вспомнила Тай, — скорее всего, нас будет трое, а не двое. Еще тот самый несчастный братец, за здоровье которого мы едем молиться. Нужно же нам какое-то прикрытие!
— Это уж как хотите, — снова махнул рукой Лумтай. — Все равно больше одной каюты я вам выделить не могу при всем желании. Третьему придется спать на полу.
— Ладно, разберемся. До завтра, капитан, — Тай отвесила ему небрежный воздушный поцелуй и как ни в чем не бывало направилась прочь. Джарвис тронулся было за ней, но был остановлен Лумтаем.
— Слышь, парень, — произнес он еле слышно, — она что, в самом деле из дома Каллиура?
— Понятия не имею, — таким же шепотом отозвался Джарвис. — Я сам с ней не так давно. Чистокровная горянка — это да, без малейшей салнирской примеси.
— Значит, похоже, и вправду Каллиура, — Лумтай бросил восхищенный взгляд в сторону удаляющейся девушки. — Крута!
На следующее утро они снова стояли на причале в Малой гавани, но уже втроем. Тано, в своей лучшей одежде, жался к «тете Тай» и с опаской разглядывал деву-птицу на форштевне. Восторг перед предстоящим путешествием сделал приемного сына Заглара неожиданно тихим, и Джарвис втайне радовался этому.
Вчера Тай повторила госпоже Калин его же собственный довод, на ходу изобретенный для Лумтая: если Белая Леди не в силах помочь юноше, может быть, Черный Лорд окажется могущественнее? И прибавила, что якобы видела вещий сон. К удивлению обоих, дальше давить не пришлось — Калин тут же начала собирать Тано в дорогу, то и дело смахивая с ресниц слезы. Неужели отчаяние женщины было так велико, что она готова ухватиться за любую соломинку?
Разумеется, Тай пообещала, что, исцеленный или нет, Тано обязательно вернется домой. Госпожа Калин слушала и кивала, но когда сегодня на рассвете они покидали гостеприимный дом Загларов, Джарвис прочел в глазах хозяйки четкое осознание: она видит приемного сына в последний раз. Ему стало сильно не по себе, и лишь спокойствие Тай, почти нарочитое, помогло сдержаться и ему…
— А, вы уже здесь! — раздался с корабля голос Лумтая. — Прошу на борт, дорогие гости!
Тай взошла на «Деву-птицу» последней, пропустив вперед Джарвиса и Тано. Отведя Лумтая в сторону, она произнесла негромко, но внушительно:
— Сразу прими к сведению: иногда наш «несчастный братец» будет вести себя как нормальный парень своих лет, а иногда — как пятилетний ребенок. Но если он хоть раз пожалуется нам, что кто-то назвал его двинутым, чокнутым или еще в этом роде — тебе придется восполнять убыль в команде на Скалистом острове. Я не шучу, — она сделала выразительный жест в сторону Джарвиса. — Уяснил?
— Уяснил, — против воли почтительно ответил Лумтай. — Постараюсь объяснить своим уродам, что смертному с беломордым не тягаться…
Но Джарвису сейчас было не до того, чтобы запугивать команду Лумтая. Весь вчерашний день он пытался вспомнить, где ему доводилось слышать имя Каллиура. И лишь сегодня утром память выдала ответ: это последняя новоменалийская династия великих князей, свергнутая салнирами.
За кого же контрабандист принял его спутницу? И какие последствия могут из этого проистечь?
Глава девятая,
в которой выясняется, где хранится Аметистовая книга и как ее добыть
Тимур Шаов
- Кому-то ж эта женщина дает…
- Свою любовь дает, конечно, свою верность!
Йари, подавальщица в плавучем ресторане раги Конолле, притаилась за занавеской, отделяющей кухню от зала, и из этой удобной позиции разглядывала троих чужеземцев, вошедших в ресторан. Точнее, не столько всех троих, сколько единственную среди них женщину — высокую, светловолосую, как и оба ее спутника, одетую по-мужски и, вне всякого сомнения, главную в этой троице. Безусловно, оба мужчины тоже были весьма примечательными личностями — особенно красавец долгоживущий в черном кожаном камзоле, отделанном заклепками из светлого металла в форме звездочек. Но женщина…
С самого детства Йари страшно завидовала независимым женщинам, к чьим словам мужчины прислушиваются, как к своим собственным. Такими на ее родном островке были добытчицы жемчуга, умеющие задерживать дыхание в воде так долго, как не дано ни одному мужчине. Они горделиво носили на поясе острые ножи для вскрывания раковин и сами выбирали себе мужей, не зная отказа — создать семью с добытчицей жемчуга считалось очень почетным, ибо такие женщины рожали сильных детей. Но самой недосягаемой высотой, на которую только можно подняться, были «черные кошки» — стражницы храмов, именуемые в народе Невестами Смерти. Эти вообще жили, как хотели, подчиняясь лишь храмовой дисциплине, и спали, с кем хотели — «Смерти не отказывают». Всегда при оружии, всегда в черных мужских рубашках и штанах, с ремешками сандалий, унизанными перламутром и халцедоном, с золотыми колечками в ноздрях и драгоценными ожерельями на стройных шеях, сильные, гордые и высокомерные, берущие у мужчин три схватки из пяти… Вот это была жизнь! Не то что весь свой век рожать, стряпать, шить, никогда не уходить далеко от дома, никогда не заговаривать первой в присутствии мужа, никогда не перечить ни единому его слову…
Но на Анатаормине существовал непреложный закон: хочешь такой жизни — докажи своими поступками, что достойна ее. Никто не сделает тебя капитаном собственной судьбы, кроме тебя самой.
Увы, для того, чтобы нырять за жемчугом, у Йари оказались слишком слабые легкие. Когда же в тринадцать лет она наконец-то набралась смелости, чтобы удрать из дому, и заявилась в храм, десятница «черных кошек» насмешливо заявила ей, что истинная Невеста Смерти начинает свое обучение с шести лет, а в тринадцать обязана уметь в одиночку справиться с бойцовым псом. «Посмотри на свою спину! У тебя же вообще нет спины!» — эти слова добили Йари окончательно. Несколько месяцев бродяжничала она по храмовому комплексу, пуще смерти боясь позорного возвращения в родной поселок, пока в конце концов ее не подобрал Конолле. Если не считать постоянных домогательств поварят, работа в его ресторане все же была лучше бесконечной возни на огороде и тоскливого ожидания «настоящей жизни» — замужества.
Однако светловолосая чужеземка, державшаяся с редким достоинством, не носила не только никакого оружия, но даже никаких драгоценностей. Украшал ее лишь двойной гребень из черепахового панциря с жемчугом, явно купленный на этом же лангане, в лавке раги Садалу. Одежда ее была крайне проста по цвету и покрою, однако ее камзол — тоже кожаный, как у долгоживущего, но цвета горького шоколада — был столь тонко выделан и искусно сшит, что сразу становилось ясно, кто здесь госпожа, а кто всего лишь телохранитель. Впрочем, та, что могла позволить себе телохранителя из долгоживущих, не нуждалась в нарядах и украшениях, дабы явить свое достоинство. Отточенность же ее движений была такова, что любая Невеста Смерти рядом с ней и вправду смотрелась бы не больше, чем драной кошкой — во всяком случае, так казалось Йари, сгоравшей от зависти к чужой свободе.
За два года работы у Конолле она навидалась аристократок-анатао — в многослойных алых юбках, расшитых фуксиями, с искусственными цветами в прическах, под зонтиками с бахромой из стекляруса. Иные в ресторан и не заходили — не случайно особой гордостью раги была большая мореная доска у входа, на которой хозяин каждое утро выписывал мелом сегодняшнее меню. Подразумевалось, что тот, кто не может этого прочитать, не имеет и денег, достаточных, чтобы оплатить обед в столь достойном месте… Но высокий статус этой чужеземки был иным, непривычным — он являл себя именно через простоту.
Йари в который раз напомнила себе, что эти трое — всего лишь жалкие отродья Хаоса. Здесь, в ресторане, она и раньше встречала людей из стран, где не уважают Порядок… но никогда доселе — женщин. И если верить слухам, что в землях Хаоса все знатные дамы таковы, как эта, с гребнем в пепельных волосах…