Легионы хаоса Тырин Михаил

– Склад горит! – крикнули где-то неподалеку.

Петрович уже бежал к воротам.

– Чего встали! – заорал он на толпу оторопевших от его вида сторожевиков. – Разбились по трое, разошлись по территории, быстро, быстро, бего-ом!

Видя, что доблестные защитники заставы продолжают нерешительно переминаться на месте, он принялся хватать их за одежду и вытаскивать из толпы.

– Вы трое – к стойлу, вы – к малым воротам, вы – со стороны колодца. Не стоять, бегом, бегом! За забором следите, бейте их влет!

Кажется, сторожевики начали понимать его замысел, дергать и толкать их уже не приходилось. Внутри заставы загремели выстрелы: вурдов сгоняли с забора.

– Бабы ваши где? – не успокаивался Петрович. – Пусть берут ведра, лопаты и гасят «зажигалки». Воды полно, возле кухни три полных бочки с утра стоят.

Оставив возле ворот Туфа с двумя приятелями, он бросился на другой край заставы – проверить, все ли правильно делают защитники. Страх прошел, не оставив даже маленького следа. Осталось только желание двигаться, действовать, принимать решения.

Он увидел, как двое сторожевиков добивают ножами еще одного упавшего с забора вурда. Третий защитник лежал неподалеку, скорчившись и обхватив окровавленный живот.

– Что с тобой, показывай! – Петрович опустился рядом на одно колено.

Раненый убрал руки. Петрович боялся, что увидит по меньшей мере выпущенные кишки, но все оказалось не так страшно. Длинная, но поверхностная рана пересекала живот, кровь ползла широким вязким потоком.

– Держись, я сейчас пришлю кого-нибудь, – пообещал Петрович. – И не бойся, ничего с тобой не будет.

Как назло, рядом не оказалось никакой тряпки, чтобы перевязать рану. Петрович бросился в сторону кухни, где встретил двух работниц с ведрами – растерянных и полностью деморализованных.

– Ты беги к стойлам, там горит что-то! – крикнул он. – А ты хватай какое-нибудь полотенце чистое – и за мной. Надо раненому помочь.

– Кто раненый-то? – встревожилась женщина. Как и все ее подруги, она была женой кого-то из сторожевиков.

– Не знаю, не разобрал впопыхах, – отмахнулся Петрович.

Стрельба неслась со всех сторон, заставу накрыла пелена едкого дыма. Отовсюду неслись крики, то яростные, то испуганные, то отчаянные. Неразбериха все еще продолжалась. Петровичу не хватало цельной картины обороны, а получить ее, хотя бы частичную, можно было только одним способом – постоянно бегая между постами, не останавливаясь ни на минуту.

Проводив женщину к раненому, он вдруг увидел лежащий в пыли огнемет. Петрович схватил его, несколько секунд разглядывая. Затем подскочил к одному из сторожевиков.

– Слышь, как стрелять из этого? Давай, быстрей показывай.

– Да вот… – сторожевик удивился. – Здесь перещелкиваешь слева направо, потом – сюда. Стрельнул – обратно переводишь. Постой, покажу еще, как заряды закладывать, у тебя там пусто совсем…

Через минуту Петрович несся к главным воротам, где держал оборону Туф с двумя друзьями. Уже на подходе он заметил торчащую над воротами голову вурда, которую сторожевики почему-то еще не видели. Он остановился, прицелился и с десяти метров влепил заряд точно между бугорками ушей.

Вурд только потряс головой, однако Петрович снова бросился вперед, и следующий выстрел сделал уже с пяти шагов. Голова бандита исчезла за забором.

– Говно эти ваши ружья, – пробормотал Петрович, после чего подбежал к Туфу. – Дай зарядов, слышь, у меня кончились.

– Вот, бери, – испуганно согласился Туф, протянув ему горсть серых столбиков, спрессованных из серого порошка и металлической стружки.

– Как вы из них стреляете, ими только мух распугивать. – Петрович, кряхтя, засовывал заряды в круглую жестяную коробку с пружиной. Получалось у него не очень ловко – два столбика просто сломались в пальцах. – Где ваш радист? – крикнул Петрович. – Нужно звать помощь, мы не справимся.

– Сейчас найдем, – ответил пришибленный Туф.

Уже чувствовалась усталость, пороховой дым разъедал глаза, от воплей и стрельбы голова шла кругом, но Петрович не останавливался. Он сейчас знал главное: защитников следует пинать и подгонять, а в нужные моменты показывать направление, иначе они остановятся, и оборона заглохнет.

Самое главное, и он это видел, – у него получалось! Ни один вурд не прорвался через забор заставы. А если и попал за него, то либо мертвецом, либо неопасным калекой. Защитников было мало, очень мало, однако они быстро собрались, начали действовать слаженно и просто делать свое дело, а не толкаться, прячась друг за друга. А что еще нужно? Больше ничего, разве что удача.

Удача выглянула из-за туч неожиданно, когда от ворот раздался ликующий вопль Туфа:

– Они уходят! Они бегут!

И тут же эту новость подтвердили из других уголков заставы. Вурды остановили скачку вдоль забора, прекратили попытки перелезать через него и теперь собирались вместе, чтобы отступить.

Один из сторожевиков побежал к вышке. Через какое-то время раздался его крик:

– Патруль возвращается! К нам идет помощь!!!

Петрович, взволнованный этими новостями, поднялся на крышу столовой. Он увидел, что банда вурдов уже развернула животных и набирает ход в сторону предгорий. С противоположной стороны к заставе неслись всадники: их было всего десяток, но в их быстром прямом движении была видна храбрость и решимость.

Петрович осторожно поставил к стене огнемет и отправился к себе под навес. У него подламывались ноги, он зверски устал. Он хотел только лечь, закрыть глаза, отсечь от себя все громкие звуки.

Через минуту он укрылся с головой под одеялом, закрыл ладонями уши, зажмурил глаза, сжался в комок и очень быстро уснул.

После обеда Марго наконец решилась идти. Она поднялась к себе и выбрала самую неприметную одежду. Повязав глухую косынку, она спустилась во двор.

– Уходите, госпожа? – окликнул ее садовник Крег.

– Да, – Марго немного растерялась, – на рынок.

– На рынок? А чего ж без корзинки?

– Да я… – Марго запнулась. Пауза длилась достаточно, чтобы вызвать подозрение. – Я только долг отдать.

Энеец лишь учтиво поклонился. Марго выскочила на улицу и быстро зашагала в сторону почты. «Энеец по имени Тэнч», – вспоминала она по дороге.

Угрюмое здание почты окружал обширный и довольно грязный двор, где трещали самоходы, пыхтели запряженные чапы и сновали туда-сюда суетливые усоды-носильщики.

Марго показали, где искать Тэнча. Она поднялась на третий этаж и оказалась в каморке, уставленной неказистыми, противно гудящими приборами.

Навстречу ей поднялся радист-энеец. Он удивленно наклонил голову и прижал руки к груди.

– Я ищу Мастера Эдварда, – проговорила Марго. – Мне сказали, ты можешь помочь, – она протянула ему несколько монет, завернутых в платок.

– Садитесь, госпожа, садитесь сюда, – засуетился Тэнч. – Я попробую найти его…

Марго присела на крошечный неудобный стул. Из-за особенностей анатомии энейцы пользовались особой мебелью. Их стулья имели выгнутое вверх сиденье и скошенную вперед спинку, из-за которых обычный человек больше мучился, чем отдыхал.

Тэнч принялся метаться вдоль стола со своими приборами, хватать и соединять какие-то провода, прислушиваясь к треску и шуму в громкоговорителях.

– Нам повезло, – сказал он наконец. – Мастер Эдвард готов говорить. Одну секунду, госпожа, еще кое-что…

Он полез в большой квадратный ящик, и некоторое время оттуда торчали только его ноги. Наконец Тэнч вытащил нечто, завернутое в грязную тряпку, и очень осторожно уложил это на стол.

– Еще секунду… – бормотал энеец, медленно открывая сверток.

Внутри оказалось небольшое круглое зеркало, которое он установил на столе в самодельной проволочной подставке.

– Прошу вас, госпожа, – с этими словами он бесшумно исчез из каморки.

Марго придвинулась к зеркалу, обвела взглядом гудящие приборы. Она так и не поняла, что ей следует делать дальше.

– Я тебя вижу! – прозвучал вдруг едва узнаваемый, искаженный помехами голос. – Подожди-ка…

Зеркало потемнело, по поверхности словно прошла штормовая волна, а в следующую секунду Марго увидела Эдика.

Он был одет все в те же странные черные одежды, только на этот раз за его спиной виднелись библиотечные стеллажи с книгами. У Марго что-то словно обожгло сердце – последний раз она видела такие шкафы, когда еще ходила в школу.

– Видишь меня? – спросил Эдик.

Марго медленно кивнула.

– Ну, привет, подруга. Что скажешь веселого?

– Да ничего веселого, – пожала плечами Марго. – Живу, как видишь. Лучше про себя расскажи.

– Ну, что тут рассказывать… все и так понятно. Пригрели меня, прикормили, приодели. Вот… тоже теперь живу.

– Кто пригрел? И почему, зачем?

– Гурцоры. Они без меня в нашем городке как слепые котята. У меня что ни день – то лекция или экскурсия. Знакомлю, можно сказать, с бытом и повадками исчезнувшего человечества…

– Тебя заставляют проводить экскурсии? – не поняла Марго. – Что за бред?

– Ну, почему же «заставляют». У нас все по любви и согласию. Видала, кто я теперь?

– Кто?

– Типа ученую степень мне присвоили – Темный мастер! Это круче, чем толкователь, правда, не так круто, как ведун. Городскую библиотеку помнишь? Теперь это полностью мой дом. У меня даже слуги есть…

– Это чем же ты выслужился? – холодно усмехнулась Марго.

– Чем умею, тем и выслужился. Исключительно мозгами. Они тут знаешь какие любопытные, эти гурцоры? Все им покажи, все объясни, научи… Простой электрический чайник их до истерики довести может. А когда я им собрал трансформатор «Тесла» и всякие фокусы на нем показал, они мне чуть ли ноги не лизали.

Марго покачала головой.

– С трудом представляю, чтоб гурцоры – и прямо ноги…

– Ну, ноги – не ноги, а зауважали сразу и всерьез. А еще им машины наши дико нравятся. Они ребята хозяйственные оказались, все, что может работать, стараются беречь. У меня тут трудится целая дивизия энейцев, как раз по транспорту. Отгоняют, чинят, консервируют. Бензин сливают, копят. Вот кто, кстати, самый тут умный – энейцы. Удивляюсь на них каждый день. Один раз покажешь – влет соображают и запоминают. Ничего два раза объяснять не надо.

– Ну да, я заметила… – пробормотала Марго.

– Вообще, приколов много. Я их в «контру» научил играть по сети, им теперь ни есть, ни спать не надо – только дай погонять.

– Ясно… значит, веселишься в полный рост?

– Ну, я б так не сказал. Веселого тут мало. Скучновато все-таки с ними. Даже выпить не с кем. О, слушай, давай как бы с тобой выпью? – он протянул куда-то руку, и в ней моментально оказалась красивая бутылка с чем-то заграничным.

– Могу подогнать одного общего знакомого, – хмыкнула Марго. – Он как раз мечтает.

– Ты про кого? Слушай, ты вообще про наших что-нибудь знаешь?

– Ники со мной был сначала, – Марго протяжно вздохнула. – А потом сгинул куда-то. Обещал проявиться, как только будет шанс. Больше никого не видела.

– И я никого. Только тебя вот нашел, – студент безучастно отвернул пробку и хлебнул из бутылки, не поморщившись.

Они помолчали немного, потом вдруг Марго подалась вперед.

– Слушай, мальчик-зайчик. Раз ты у темных теперь лучший друг, может, решишь нашу общую проблему?

– Это какую? – удивился Эдик.

– Не знаешь какую? То, что мы торчим уже который месяц под этим помойным небом, – это тебе нормально?

– Ну, не особо нормально… – студент часто заморгал. – А какие варианты? Я что-то не пойму…

– Ах, тебе еще объяснять надо… Они же, эти твои друзья, нас сюда дернули! А как бы с ними поговорить, чтоб теперь обратно?

– Во-от ты о чем… – Эдик сокрушенно вздохнул. – Так знай, про это и думать забудь!

– Почему? – у Марго вдруг охрип голос.

– Они нас, людей, к своим секретам никогда не подпустят и на сто километров! Они только сами учатся, но чтоб нас учить – это никогда и ни за что! Не в их интересах.

– Как это? Я же видела – ходят повсюду всякие колдуны-ведуны, а ведь учились-то они как раз у темных.

– Это совсем не то. Чему они учились – знаешь? Фигне всякой, типа лекарственных минералов и предсказаниям погоды. Это все равно что физик-ядерщик тебя научит огонь трением добывать. Нет, подруга, настоящее Темное знание – это совсем другое.

– То есть, говоришь, нет шансов? – у Марго молниеносно возникло щемящее чувство, что этот разговор – зря, да и вся их нынешняя жизнь – тоже зря.

– Шансы, может, и есть. А возможностей у меня сейчас нет. Да и не будет.

Он снова хлебнул из бутылки, на этот раз глоток был долгим.

– А я надеялась… – с вызовом произнесла Марго.

– Думаешь, я не надеялся? А еще знаешь что скажу? Не могут они ничего.

– Почему ты так думаешь? Один же раз смогли.

– Это не они смогли. Это другие гурцоры смогли.

– Какие другие? Они все одинаковые.

– Не совсем. Как тебе объяснить… Гурцоры ведь – они совсем не похожи на людей. Они полностью другие. Ты слышала? У них даже мальчиков и девочек нет! Они все одинаковые. Как… я не знаю… как муравьи – вот! И Шира – это их муравейник. Они выползают, ищут добычу, тащат ее в муравейник, снова ползут…

– Так я и говорю, что они одинаковые.

– Это не то. Знаешь, как бывает у клубники – вылезает ус, и из него начинает расти новый куст. Так и у них. Иногда кто-то вылезает и начинает создавать новый муравейник. Они, конечно, с этим борются, следят, пресекают, но не всегда получается. Наш городок оказался классным местом, где новый муравейник сразу прижился. И его уже так просто не сковырнешь.

– И чем твои новые гурцоры отличаются от старых?

– Да ничем! Просто другой муравейник. Работает он только на себя, а больше – ничем! К чему я это говорю?.. Ах да, вспомнил! Здесь у нас этой методикой не занимаются. А если чего и знают, то мне не скажут, сто процентов!

– Печально…

– Печально, – кивнул студент. – Я не знаю, может, когда-то и получится что-то… не знаю…

Он вдруг поднял на Марго глаза.

– Слушай, я с этой болтовней самое главное забыл!

– Какое главное? – недоверчиво переспросила Марго.

– Как насчет заскочить ко мне в гости?

– В гости? Я не понимаю…

– Чего непонятного. Просто приезжай – и все! Дорогу знаешь?

– Куда? К тебе? Там же темные! Они разве пускают чужих?

– Еще как пускают! Наоборот, зовут всех кого ни попадя! Тут же новый город, новая жизнь и темные порядки, понимаешь?

– Нет, – пожала плечами Марго.

– Ладно, объясняю. Они решили тут сделать что-то типа образцового города всеобщего счастья. Чтобы все увидели – с темными хорошо, а без них – грустно. Свободных домов тут – тьма. Усоды сюда прут толпами…

– И как, всеобщего счастья хватает?

– Ну, не знаю насчет счастья, а еды хватает. И вообще, спокойно тут. Жить можно.

– Я вот слушаю тебя, – проговорила Марго, – и как будто страшный сон смотрю…

– И что во мне страшного? – удивился студент.

– В тебе – ничего. А все, что вокруг, – страшно. И мы торчим посреди всего этого…

– Не пойму, у тебя сегодня настроение плохое?

– А у тебя – хорошее?

– Не знаю… обыкновенное. Вообще рад, что тебя вижу. А ты – нет?

– Да рада я, рада… как-то не так этот разговор представляла.

– А как? Объясни!

– Ну, думала, соберемся вместе… Подумаем, как остальных собрать… Потом что-нибудь решим. А вместо этого слушаю, как ты меня в город счастья жить зовешь…

– Ну, извини, не знал, что у тебя этого счастья и так хватает.

– Да нет у меня никакого счастья! – воскликнула Марго. – И не будет, пока я тут, ясно?

– Ясно, ясно… – Эдик даже вжал голову в плечи. – Я же тебе и предлагал – давай соберемся, давай обсудим – разве я против?

Марго некоторое время молчала, сжав губы.

– Слушай, зайчик, а ты как меня нашел?

– Искал и нашел, – пожал плечами Эдик. – Долго рассказывать.

– Может, ты и остальных так найдешь?

– И остальных искал. Но вышел только на тебя. Похоже, только ты из нас всех на легальном положении. Остальные так и бродяжничают. Если живы, конечно…

– Ты не останавливайся, ищи дальше, ладно? А по поводу встретиться – я подумаю. Встретимся, конечно, только не знаю когда. У меня здесь тоже проблем хватает, понимаешь ведь?

Эдик с готовностью кивнул.

– Так вот, – продолжала Марго. – Ты все-таки подумай, как нам быть. Ты же умный, правда? И я подумаю. Тебе можно будет еще раз вот так… э-э… позвонить?

– Конечно, когда хочешь! Я все время на месте, меня темные далеко от дома не отпускают.

– Вот и хорошо. Будь на месте. Чует мое сердце, мы встретимся гораздо раньше, чем я думаю.

Выходя из каморки, Марго сунула Тэнчу еще пару монет и строго сказала:

– Никому ни слова! Ни-ко-му!!!

Еще днем Петрович заметил, как приехавший с патрулем начальник заставы толкует о чем-то с Туфом, причем оба как-то многозначительно поглядывали на него, Петровича.

Впрочем, никакого разговора пока не состоялось. У главного сторожевика накопилось слишком много текущих дел на заставе, и все свое время он посвящал только им.

Лишь вечером, когда строения и заборы окутали серые сумерки, командир зашел к Петровичу под навес. Запросто присел на перевернутый бочонок и вытянул уставшие ноги. Туф тоже пришел с ним, он встал рядом, прислонившись к столбу.

Петрович привстал с кровати, слегка смущенный визитом. Начальник заставы был немолод – пожалуй, старше самого Петровича. У него были большие покатые плечи, тяжеловатые движения и медленное шумное дыхание, словно у притомившегося атлета.

При этом в нем чувствовалась какая-то мощь – и внутренняя, и физическая. Не та телесная сила, которая бывает у здорового, тренированного человека, а именно мощь. Как у быка. Или трактора.

– Странные вещи я слышу, муммо, – без вступлений проговорил начальник, глядя на небо за кромкой забора. – Говорят, что ты тут моей заставой командовал почище любого гвардейского капитана…

– Да нет, особо не командовал… – Петрович неуютно повел плечами. – Так, просто показал мужикам, где что творится. Слышь, они ж у ворот столпились и даже не видели, что…

– Да нет, не «просто», – чуть усмехнулся начальник. – Есть вещи, которые просто так не сделаешь. Верно, Туф?

Сторожевик с готовностью закивал.

– Все так, редре! Не всякий опытный солдат в такой суматохе сообразит, что к чему.

Петрович заерзал на своей кровати. Интонация разговора все меньше ему нравилась. Его словно подозревали в чем-то.

– А что ж было делать? – проговорил он наконец. – Сидеть и ждать, пока они вашу деревню спалят? Чем мог, тем помог, слышь? Извините, если что не так сделал…

– Нет-нет, все так, молодец. Мне только вот что неясно. Непростой ты муммо, что-то в тебе есть непонятное. А мне не нравится, когда рядом непонятные люди. Может, ты что-то про себя утаил? Признайся – тебя полиция ищет или Академия?

– Все я рассказал. И никто меня не ищет, – сердито ответил Петрович. – А вашим балбесам что ни расскажи, только на смех поднимают. За дурака меня держат, за клоуна.

– Это правда, Туф? – обратился начальник к сторожевику. – Рассказывал он о себе?

– Да чего-то нес, какие-то небылицы, – отмахнулся было Туф, но было видно, что эта беззаботность дается ему уже с трудом.

– Ну, теперь расскажи мне, – начальник развернулся всем корпусом к Петровичу. – Я не посмеюсь, выслушаю по-серьезному. Обещаю.

Петрович не был готов ни к каким рассказам и воспоминаниям и даже не знал, с чего начать. С минуту он лишь растерянно моргал и силился выдавить хоть звук.

– Да чего тут рассказывать! – он рубанул воздух ладонью. – Прожил жизнь, кой-чего повидал, а кой-чему и научился. Вот и весь рассказ.

– Но ты в самом деле знаком с воинской наукой?

– Ну, знаком, и что? У нас там все знакомы – одни больше, другие меньше.

– Где же научился? Служил в гвардии, воевал?

– Нет, не воевал. И никакой гвардии не знаю. Слышь, если так охота, потом расскажу. А сейчас не хочу, а то опять скажете, что я огород горожу. – Петрович отвернулся и уперся взглядом в стену.

Начальник выдержал небольшую паузу, затем протяжно вздохнул.

– Жаль, что ты такой неразговорчивый, муммо. А я уж думал, может, в патруль тебя зачислить? Люди тут говорят, ты и стреляешь отменно…

– Как научили, так и стреляю. Дело нехитрое. А вот, слышь, ты только не обижайся, а ружья ваши – говно!

– Почему? – удивился командир.

– А потому! Что это за стрельба такая – как бык поссал. Там же пуля должна быть тяжелая! И чтоб давление в стволе ее толкало. Тогда будет и точность, и убойная сила. А ваши пукалки только углями плюются.

– Давление? – у начальника удивленно поднялись брови. – Так давление ствол порвет. А не порвет, так раздует. Чтоб ствол выдержал, ему нужны стенки толщиной в ладонь!

– А вот это правильно! Потому что оружие надо из нормальной стали делать, а не из консервных банок скручивать. И вообще, неудобно все, ненадежно, все пальцы отобьешь, пока один раз стрельнешь.

– Может, подскажешь, как правильно? – начальник обменялся насмешливым взглядом с Туфом. – Как вас там учили, а ну-ка!

– А что, и подскажу, – Петрович возбужденно потер ладонями о коленки. – Дайте, на чем рисовать.

Через минуту он уже вовсю водил угольным карандашом по обрывку бумаги, увлеченно рассказывая про курки, капсюли, боевые пружины, шептала и спусковые тяги. Начальник слушал, озадаченно почесывая лоб, Туф вытянул шею и таращил удивленные глаза.

Наконец главный сторожевик взял импровизированный чертеж в руки и внимательно его рассмотрел, заглянув даже на оборотную сторону, где ничего не было. Изумленно покачал головой.

– Толково разъяснил, – пробормотал он. – Это ты сам придумал?

– Не сам, все до меня придумано.

– И нарисовал грамотно. Ты мастеровым, что ли, раньше был, лудильщиком, слесарем?

– Бери выше! – усмехнулся Петрович. – У меня таких мастеровых целая бригада работала!

– Работа, конечно, тонкая, – начальник продолжал разглядывать рисунок, – и дорогая. И как такую пружину сделать, чтоб через день не сломалась…

– Уметь надо, – развел руками Петрович. – И науки знать. Пружинная сталь – она разная, для всякого случая своя. Вот здесь, полагаю, рессорка обычная подойдет, шестьдесят пятая марка, к примеру…

– Муммо, может, ты скажешь, что в Академии учился! – весело воскликнул Туф.

– Нет, до академий не дошел, но кой-чего умею.

– Я вот чего не пойму… Эта штука, которую ты нарисовал, она на самом деле где-то есть? Ты ее в руках держал? Или это так, вольное сочинение столичных магистров?

– Конечно, держал! – с некоторой обидой откликнулся Петрович. – И держал, и стрелял! Из нарезного с двухсот шагов кабанчика сбивал, бывало.

– С двухсот шагов? – начальник как-то странно на него посмотрел, а Туф вдруг фыркнул, но тут же затих.

– А что такого? Есть, которые и на всю тысячу бьют. И не только бьют, но и насквозь пробивают, не то что ваши сморкалки…

– И ты их видел, это точно?

Петрович только руками всплеснул.

Начальник осторожно свернул бумагу и положил в карман куртки.

– Буду в городе – покажу это знакомому механику. Интересно, что он скажет, – сторожевик окинул Петровича оценивающим взглядом. – Так что думаешь? Не желаешь пойти на сторожевую службу? Ремесло тебе знакомое, как я вижу, а про наше житье ты и сам уже все знаешь. Или так и будешь на кухне помои носить?

Петрович сокрушенно вздохнул. Потом нагнулся и некоторое время рылся под кроватью.

– Вот! – он извлек и выставил перед собой рваную кроссовку «Найк», найденную много дней назад в местной помойке. – Вот о чем я хотел спросить! Что это такое, знаете?

Начальник чуть подался вперед, озадаченно разглядывая вещь.

– По-моему, старый хлам, – изрек он наконец.

– Нет, не хлам это. Мне сказали, люди тут у вас были. И ты с ним говорил, так?

– А-а… припоминаю, были двое, – кивнул начальник. – Точно-точно, мы их с котлованов привели, у вурдов отбили.