Точное попадание Фирсанова Юлия
Конь из положения свечки совершил очередной громадный скачок и оказался передо мной. Умильно заглянул в глаза, ткнулся носом в грудь, лизнул по щеке и ласково заржал. Я машинально обхватила его морду и крепко прижала к себе, жеребец довольно вздохнул.
Пошатываясь, Янек поднялся на ноги и, прихрамывая, добрался до своего каурого. С усилием заполз в седло, взгляд его все еще был затуманен болью. Если копыто моего доброго конька и не переломало ему кость, то ушиб от падения он заработал наверняка. Капитан со стуком захлопнул раззявленную пасть, зло харкнул в траву, но от грубостей воздержался, лишь процедил:
— Почему же магева не предупредила, что конь заколдованный?
— Он не заколдованный, просто очень привязан ко мне. — Я пожала плечами и наставительно прибавила (ну слаба, слаба, не удержалась от искушения потоптаться на самолюбии вояки!): — А вот что попытка прокатиться на нем может плохо кончиться, говорила. Только люди часто не слушают добрых советов, полагая, что никто не знает жизнь лучше них самих. Только жизнь думает иначе. Ну что, капитан, будете еще пробовать? Мне понравилось, как Дэлькор прыгает. Какие грация и пластика!
— Нет, почтенная магева, — мое звание мужчина выпалил как ругательство и, грубо рванув поводья, пришпорил коня, устремившись к основному отряду, в котором солдаты вовсю обсуждали «цирковое представление», устроенное эльфийской лошадью. Что именно говорили, ругались или наоборот, было не различить, а вот морды у народа оказались с виду серьезные, но кое у кого украдкой нет-нет да и проскальзывали издевательские ухмылки. Кажется, мужики остались довольны обломом, постигшим Янека и графа Кочерыжку. Его благородие сидел в седле, надменно скривив губы и демонстративно вперив взор в даль светлую.
Когда кавалькада умчалась, вздымая клубы пыли, Лакс задумчиво заметил:
— Скорее всего ты нажила себе врага, магева, но зрелище того стоило!
— Этот парень, по-моему, столько издевался над лошадьми, что только справедливо, если сегодня жеребец поглумился над ним, — возразила я, залезая на смирно стоящего Дэлькора.
— Я о графе, — уточнил список врагов Лакс. — Говорят, он злобный, мстительный, коварный и хитроумный ублюдок. Недаром его Агнус так ценит.
— Пускай, — пренебрежительно фыркнула я, ласково погладив коня.
— Магева Оса победит всех врагов! — уверенно вставил Фаль.
— Молодец! У тебя правильное позитивное мышление, приятель! — похвалила загордившегося загадочным комплиментом сильфа и прибавила: — Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!
— Здорово сказала! — восхитился вор.
— Это не я, это Александр Невский, — справедливости ради просветила приятеля, выбираясь на дорогу после того, как пыль немного осела.
Мы тронулись дальше в Патер. Честно говоря, меня перестали мучить легкие угрызения совести по поводу того мощного заклинания, которое я ввечеру нарезала на груди Аглаэля. Если ему предстоит иметь дело с таким расфуфыренным ублюдком, как граф Кочерыжка, значит, я ничуть не предавала интересы людей, скорее уж уровняла их для справедливости.
— А он красивый? — неожиданно и подчеркнуто небрежно спросил Лакс.
— Кто? — озадачилась, оглядывая окрестности в поисках кандидатуры, подходящей для такого вопроса.
— Твой знакомый, Александр. Наверное, воин не из последних, — нехотя уточнил вор, почему-то упрямо отказываясь глядеть мне в глаза.
— Фиг его знает, — честно ответила я. — Если ты о Невском, он умер почти за шестьсот лет до моего рождения. Теперь наверняка не скажешь, даже если по черепу реконструкцию лица делать. Полководцем же, если верить истории, он был неплохим, хотя сейчас у нас все на свете, в том числе и историю, заново пересматривают. Раньше говорили, что он собрал войско для защиты родной земли и вывел его против несметного полчища рыцарей, заманил их на некрепкий лед озера, и враги от тяжести доспехов начали тонуть. А теперь доказывают, что и войска-то рыцарского никакого не было, так, человек тридцать — сорок, и погибло из них едва ли пять-шесть. Чтобы во всем разобраться, наверное, надо бы самого Александра спросить, а где его найдешь? Некромантия в моих землях официальной наукой, на экспериментах которой можно строить выводы, не является, да и спиритизм тоже. Но я бы все-таки поставила на то, что «мой знакомый Александр» — умница и герой, а все спорщики пусть настоящее и будущее меняют, а не историю перекраивают.
— Понятное дело. — Уточнив волнующий его вопрос, Лакс снова повеселел и засвистел какой-то прилипчивый мотивчик.
— Слушай, — не дала я вволю помузицировать приятелю, пристав с очередной порцией вопросов. — А чего этому хрену лысому так Дэлькора приспичило заиметь?
— Ну ты спросила, Оса, — усмехнувшись эпитету, коим я наградила графа, удивленно присвистнул вор. Кстати, всегда завидовала парням, которые умели вот так запросто звонко посвистывать, у самой получалось не слишком, но я все еще продолжала тренироваться. — Кому бы такого коня свести не пожелалось?
— А он что, очень хорош? Нет, я никаких явных дефектов не вижу, здоров дурень, но он же рыжий и с пятном на глазу, никакой не вороной или еще какой престижной модели. Тьфу, масти, — все еще с некоторым сомнением уточнила я, пытаясь объяснить свои сомнения и одновременно тактично избегнуть упоминания имени жеребца, чтобы ничего плохого не подумал и не решил меня скинуть разок-другой просто так, для профилактики или в воспитательных целях. Если уж профи на нем усидеть против воли не смог, мне и подавно в родео ничего не светит, можно сразу место в больнице заказывать или даже к земельке привыкать.
— Разве ж в масти дело, — снисходительно принялся просвещать меня мужчина. И чего они так охотно начинают смотреть на нас сверху вниз, только повод дай? Ну ладно, пускай поучает. Пока потерплю, а если очень зазнаваться начнет, попрошу Дэлькора куснуть Лаксового коня за задницу разок-другой. — Конь сложен идеально, сильный, выносливый, но гибкий и изящный. Мускулы под шкурой так и ходят! А насчет расцветки, я слыхал, у наших знатных господ очередная причуда пошла: чем страннее конь выглядит, тем лучше. Лишь бы от других отличался.
— Значит, заполучив Дэлькора, граф убил бы одной стрелой двух зайцев, — воспользовалась я местным вариантом пословицы, подслушанной у красноречивых эльфов. — Тогда удивительно, что против нашей и конской воли он не попытался его забрать, а уж потом обломать.
— Оса, — Лакс обернулся ко мне и снова удивленно покачал головой, Фаль и вовсе только фыркнул, — ты же магева, кто же против тебя так явно пойдет? Если только сумасшедший.
— Ну, мало ли, — не убежденная в правоте спутника, я пожала плечами. — Вдруг только притворяюсь магевой, оделась попричудливее и оригинальничаю, народ пугаю, а на самом деле обычная девка. Они же даже не попробовали…
Голубые глаза стали еще удивленнее, и Лакс протянул, взлохматив буйную рыжую шевелюру:
— Ты что, правда не понимаешь? Одежда не главное, вырядиться каждый сможет, а магевский талант, он как костер пылает, разве слепой не заметит. Всякому виден, а уж вблизи тем более.
— Не костер, солнышко, — мечтательно протянул Фаль, в остальном полностью соглашаясь с вором, и потерся о мою щеку крылышками, будто и в самом деле грелся в «свете моей славы».
— Вот как, — теперь уже настал мой черед думать. — Ты хочешь сказать, что каждый или почти каждый в этом мире сможет определить, маг перед ним или нет, просто оказавшись поблизости? Интересно… Это меняет дело…
В голове замельтешили как испуганные мыши мысли о скрытых магических способностях жителей здешних мест, недостаточных для того, чтобы колдовать самим, но выполняющих функцию безупречного детектора. Так стало гораздо понятнее, почему маги сделались народными избранниками и судьями. Это что-то вроде депутатства, врученного при рождении. От мандата не откажешься, полномочия не сложишь, как ни старайся, избиратели разыщут и отчет о выполнении предвыборных обязательств потребуют, где бы ты ни был. С одной стороны, магам давалась некоторая неприкосновенность, основанная на всеобщем уважении, а с другой — поджидал воз проблем, который тебе готов был всучить каждый встречный-поперечный, вылетев на дорогу с радостным воплем: «Магева!» — и хлопнувшись в ноги.
Н-да, перспектива не радовала: с одной стороны, это выглядело так, будто я взяла в руки флаг и шествовала, размахивая им и привлекая к себе внимание, а с другой… Если одинокая девушка — магева, то она не так безобидна с виду, как кажется, следовательно, недоброжелатели поостерегутся с нею связываться или подождут, пока их наберется побольше. Такого варианта развития ситуации исключать было нельзя.
Я еще немножко подумала о серьезном, а потом, прикалываясь над Лаксом, заявила:
— Кстати, об Александрах, знаешь, среди них все-таки есть симпатичные. Например, Александр Ежевикин, романсы поет так, что сердце замирает. Мне раньше не только слушать, но и смотреть на него нравилось. Он волосы в такой славный хвост собирал… А потом я узнала, что мой кумир женат и его супруга родила ему двойню.
— Ты ревновала? — с каким-то болезненным любопытством уточнил Лакс, может быть, припомнив что-то из собственного любовного опыта.
— Не особенно, песни — это одно, личная жизнь — другое. Я могла бы ему простить брак и все прочее, если бы не имена, которые он дал детям. Человек, обозвавший своих родных чад Дроном и Фросей, не имеет права на мою симпатию! — гордо заявила я и даже выпрямилась в седле.
— Да уж, для детишек менестреля имена больно простецкие, — охотно согласился вор, не слишком уяснив весь комизм ситуации, а мне так понравилось, как он надменного Ежевикина обозвал, что я простила приятелю толику недопонимания и спросила:
— Эй, Лакс, если не секрет, ответь, я, когда ваши имена слышу, они мне знакомыми кажутся, а вот твое нет. Почему?
— Матушка моя, — скривил губы вор, — на эльфах малость тронутая была, а пожалуй, и не малость. Так в честь какого-то их древнего короля меня обозвала Лаксанрэномириэль. Кроме нее самой никто этого выговорить не мог, так я Лаксом и стал.
— У тебя такое красивое длинное имя! — с неожиданным уважением протянул Фаль. — Почти как у сильфа, жаль только, всего одно!
— Вот уж о чем никогда не жалел, — помотал головой Лакс, подозревая насмешку, но мотылек был абсолютно серьезен. Он задумчиво склонил голову набок и сделал неожиданный вывод:
— Ты очень скромный!
Вор так и прыснул в кулак.
— Вообще-то, я с Фалем согласна, — поддержала я разговор, — нет, не насчет твоей скромности, а что имя красивое. Но такое звучное прозвание трепать в повседневном обиходе стыдно, посему, как бы оно нам ни нравилось, мы, пожалуй, будем продолжать звать тебя Лаксом.
— Вот и славно! — облегченно выдохнул парень, видимо, представив себе, каково не только зваться Лаксанрэномириэлем «по метрике», но и слышать такое имечко от друзей на каждом шагу.
За уже ставшим привычным веселым трепом мы коротали дорогу. Примерно в середине дня сделали короткий привал и снова пустились в путь. То ли у Дэлькора на копытах были амортизаторы или воздушная подушка, как у более современной техники, но только устала я гораздо меньше, чем вчера. И когда под вечер показалась россыпь домишек с огородами, а потом и сам знаменитый уже одним тем, что был первым увиденным мною городом этого мира, Патер, я была еще о-го-го! То есть в состоянии самостоятельно держаться в седле и даже сойти с коня, если понадобится, а не сползти подобно какой-нибудь знатной томной фифе на руки Лакса. Хотя пасть на руки рыжего, если, конечно, он меня ронять не надумает, могло оказаться очень даже приятным. Попробовать, что ли? Ну это так, к слову пришлось, не буду я падать, лучше продолжу глазеть по сторонам с высоты Дэлькора.
Мы чинно пристроились в конец небольшой очереди и въехали в малые ворота, охраняемые аж целыми четырьмя мужиками, то ли стражниками, то ли местной милицией. Нет, все-таки стражниками, поскольку, даже несмотря на жару, на исполняющих должностные обязанности господах были форменные кожаные куртки с нашитыми бляшками, заменяющие доспехи. Мужчины сжимали влажными ладонями гибриды алебарды с копьем и отчаянно потели, так, что разило аж до конца очереди, но мужественно терпели. Вряд ли им положено было пахнуть по инструкции, дабы заблаговременно приучать гостей города к ароматам места. Скорее всего парни маялись оттого, что блюли устав, ибо противный граф Кочерыжка ожидался с эльфийской делегацией в неопределенное время, начиная от сегодняшней ночи, если вдруг решат проехаться по холодку, до следующего дня. А встречать их надлежало при полном параде, мало согласующемся с гигиеническими требованиями.
Оказалось, для магев проезд в городские ворота беспошлинный! Вот это льготы! Но на иные меры социальной защиты интеллектуальной элиты рассчитывать, думаю, не стоило. Лакс как мой спутник отделался парой мелких монет, я пока так и не научилась разбираться в их достоинстве, а Фаль и вовсе проехал контрабандой, поскольку сам факт наличия сильфа в багаже остался для стражи тайной в связи с отсутствием детекторов.
Глава 10
«Три сапога», или Немного о нищих
Едва мы въехали в ворота, оказались на небольшом рынке, где продавались всякая мелочь и съестное — либо фрукты-овощи, либо готовящиеся прямо при нас горячие блюда.
Ну ничего не могу с собой поделать, я дитя современного города, обожаю есть на ходу, причем не что-нибудь диетически правильное, а, как всегда ворчала моя строгая бабушка, гадость вроде пирожков, шаурмы, хычинов и прочей мерзкой, отвратительной, ужасно вредной, жирной, но такой вкусной еды. Вкусной еще более оттого, что она неодобряема. Всегда любила делать не так, как положено, а как хочется. Когда в кошельке завелась собственная мелочь «на булавки», появляясь на рынке, непременно покупала себе вредный жареный продукт, правда, того, что вчера еще могло мяукать, старалась избегать.
Ароматы съестного, немножко похожие на запахи моего рынка, уловила первыми. Вторым, вернее, второй, что я заметила, стоило отъехать подальше и достигнуть зоны, недоступной зорким глазам стражников, стала стайка ребятни, кинувшейся к нашим лошадям. Шустрые худые мальки в невообразимой рванине окружили нас галдящей толпой, вероятно, решили: раз я лицо женского пола, значит, обязательно должна растрогаться, глядя в умильно задранные вверх мордашки и протянутые в мольбе грязные ручонки.
Вот тут дети ошиблись! Я терпеть не могу нищих и бомжей. Эти воняющие экскрементами, блевотиной, вечно грязные и пьяные создания вызывают у меня гадливое отвращение. Что же касается категории относительно чистых людей разного возраста, стоящих в людных местах с протянутой рукой, поначалу я им даже сочувствовала и бросала мелочь, бросала до тех пор, пока не увидела одну очень знакомую, такую невинно-голодную бабулечку, прикупающую в супермаркете красную икру и севрюжку.
С тех пор как отрезало. Я перестала верить в сказки об умирающих с голоду посреди большого города людях, а в то, что не наше дело, на что будут тратиться наши деньги, не верила никогда, я не настолько религиозна, чтобы считать, будто подача милостыни — в любом случае есть благо для души дающего. Если дадено с единственной целью — искупить собственные грехи, обелиться перед Всевышним — это наглая взятка Богу и вредная ложь самому себе. Я — горжусь! — изобрела прекрасный способ борьбы с попрошайками. Нет, я не отворачивалась от протянутой руки и не крыла вымогателей матом, поступала куда проще и хитрее. Вот и сейчас, пока Лакс пытался отогнать малышню, твердо ответила детишкам, голосящим на разные лады: «Магева, подай на хлебушек!»
— Денег не дам, но если кто голоден, пошли, накормлю, — и направила Дэлькора к объемистой пожилой тетушке с несколькими корзинками круглых хлебов. Аромат свежей выпечки даже на мой, еще не раздразненный голодом нюх, был весьма хорош, как из приличной булочной.
Сообразив, что я настроена серьезно, часть детей и подростков, примерно треть (в основном те, что постарше) отсеялась и вернулась к местам на площади ловить на жалость лохов. Остальные продолжали толпиться вокруг заинтересованно вертящего головой эльфийского жеребца, впервые оказавшегося в человеческом городе.
— Почем хлеб, матушка? — нагнувшись ближе к торговке, воспроизвела услышанное краем уха обращение.
— Медяшку, почтенная магева, — откликнулась женщина, пристально следя за оравой детей, но не решаясь отогнать пришедших по моему приглашению.
— Сколько медяшек в бронзовке? — спросила вора.
— Двенадцать, — машинально ответил тот.
В бронзовках я разбираться уже научилась, поэтому сунула руку в карман и извлекла две монетки, третью часть из всего запаса, оставшегося у меня.
— Давай на все! — сделала заказ пышнотелой, как хлеба, булочнице, отдала деньги авансом и попросила Лакса: — Поможешь?
Уяснив, что я затеяла, вор деловито кивнул и соскочил с коня. Заработал импровизированный конвейер. Мой рыжий спутник своим поясным ножом пластал караваи и вручал части ребятишкам. Те поначалу с робостью, а потом все более проворно тянули руки к хлебу, хватали, откусывали огромными кусками и жадно жевали.
Надо же, и впрямь голодные! Ну что я удивляюсь? В этих краях уровень жизни куда ниже, чем в моей стране. Впрочем, где-то в слаборазвитой Африке таких дистрофиков тоже хоть отбавляй, а иначе не вещали бы статистики с неизменным трагизмом про смертность от голода.
Румяных караваев с лихвой хватило всем страждущим. С набитыми ртами, прижимая к груди хлеб про запас, ребятишки пытались вежливо благодарить меня за еду, но то и дело сбивались на местный аналог фени. Мне стало немножко неловко от своих подозрений по поводу малолетних попрошаек. Настолько неловко, что, вытащив еще три монетки, я протянула их женщине и попросила, стараясь говорить сердечно и в то же время строго:
— Я вижу, ты честная торговка и душа у тебя чиста. Вот, возьми еще и покорми их завтра, когда попросят.
Деньги булочница взяла и пылко заверила меня, прижимая пухлую руку к высокой пышной груди, прячущейся под застиранным до ровного серо-зеленого цвета блузоном:
— Сделаю, магева, ни медяшки себе не оставлю. Мне и самой их, бедняжек, так жаль, что сердце щемит, но коль хлеб задарма раздавать буду, моим деткам голодать придется, а муж и вовсе прибьет.
— Спасибо, — откликнулась я, внимательно выслушав исповедь торговки, и собралась уж ехать к гостинице или, как сказал Лакс, одному отличному трактиру, в котором хозяйничал его добрый знакомый.
Однако, уразумев, что я не заколдовываю попрошаек и не зову стражу, а со всей дури ударилась в благотворительность, страх перед магевой потерял и один из взрослых нищих. Обдав меня хорошо знакомой смесью запахов, создание неопределенного возраста и совершенно потрясающей по части бородавок, язв и ран наружности протолкалось ближе к Дэлькору и протянуло руку. Жеребец шарахнулся от него в сторону, ощерил зубы, но кусать антисанитарную мерзость не стал. Второй попытки облапать моего не столь терпимого к грязи и запахам коня нищий благоразумно делать не стал, ограничился заунывным, прекрасно отработанным жалобным нытьем о своих ранах и болезнях. Это чтоб дура-магева не хлеб ему пихать стала, а деньгами на лекарства поспособствовала. Я еще раз оглядела вонючего попрошайку и сделала ему встречное предложение, протянув в его направлении длань таким жестом, чтобы он выглядел истинно колдовским:
— Давай я лучше тебя вылечу бесплатно!
Нищий, до сих пор припадавший, кажется, на обе ноги и шатавшийся под порывами легчайшего ветерка, разом заткнул фонтан, развернулся и сиганул прочь, исчез из виду так быстро, что я и глазом моргнуть не успела. Может, он сам из этих, из магов, и владеет телепортацией?
Лакс, наслаждавшийся представлением (ну еще бы, вонючий пройдоха тянул грабли не к его имуществу!), громко захохотал, сытые детишки, явно получившие от комедии положений не меньшее удовольствие, подхватили смех. Он загулял по площади волнами. Все новые и новые люди, оказавшиеся поблизости, узнавали, в чем дело, и принимались хохотать. Под такой аккомпанемент мы и уехали прочь.
— Слишком ты щедрая и добрая, Оса, — нравоучительно попенял вор.
— Нет, я жадная, скупая и злая, — заупрямилась, вспоминая, как поблескивали подозрительной влагой глаза Лакса, когда он оделял хлебом малышей, — просто от мелочи хотелось избавиться. И вообще, неужто такой концерт не стоил пяти бронзовок?
— Я б и серебряк отдал, — ухмыльнулся Лакс и хлопнул себя по бедру. — Нет, как он от тебя драпал!
Мы снова рассмеялись. Лошади звонко цокали копытами по булыжникам мостовой. Такая роскошь, снова предупредил меня приятель, далеко не везде в городе имеется, но где есть, ходить истинное удовольствие, не рискуешь по уши провалиться в помойную лужу.
«Наверное, дороги — беда не только России, — решила я. — Есть в этом вопросе что-то интернациональное, не знающее границ стран и миров, только размеры проблемы везде разные. У нас она уже обрела вечно-философские формы, а где-то еще пытаются бороться и даже считают, что успешно».
Успокоившись насчет «почвы» под ногами, я вертела по сторонам головой, разглядывая дома. Нет, до эльфийского изящества, которое ощущалось даже в развалинах Тени Ручья, городу было далеко, во всяком случае, той части «мегаполиса», в которую свернул Лакс. Основной материал — дерево — дополнялся камнем, черепицей и дранкой. Преобладали одно-двухэтажные строения. И все-таки дома мне понравились, пусть не остроумными архитектурными решениями и изысканностью стиля, но своей основательностью и непохожестью одного на другой. После привычных стандартных пятиэтажных коробок, тянущихся из квартала в квартал, глаз просто отдыхал от разнообразия, пусть местами и не слишком приятного. Но видавшему родной город по весне, когда из-под снега вытаивает вся набросанная за осень и зиму мерзость, особенно в укромных двориках, где отродясь не было дворника, а организовать жильцов на субботник — дело гиблое, не страшно ничего. Мои зажравшиеся сограждане выбрасывают такую уйму вещей, что жителям Патера и не снилось. Тут об упаковке товара знали лишь понаслышке, и никому не приходило в голову бросать на улице то, что может пригодиться самому, поэтому гор мусора просто-напросто не имелось, не из чего их было набрасывать, все шло в дело. Конечно, пованивало, но после ударной волны запаха того «больного» попрошайки даже это было вполне терпимо.
Лошадки трусили по улице, обходя занятых своими делами людей, двигающихся между повозками и конными, болтающих или спорящих о чем-то прямо посреди улицы. До гордого понятия «тротуар» Патеру было пока далеко. А с другой стороны, в нем и не было острой нужды, ведь никто не гонял по булыжникам со скоростью сто километров в час. А в моем городе, где уже произошло деление на проезжую часть и пешеходные зоны, встречались такие лихачи, которым было абсолютно пофиг, где ехать и даже по кому. Истинно русские скоты считали дорогой то место, где намеревались проехать, и никого о своих убеждениях в известность не ставили. Успеешь отскочить — твое счастье.
Минут через двадцать, проехав и множество улочек, извилистых еще в большей степени, чем дороги в Больших Кочках, и куда более узких (я даже представила, что прокладывали их, выпустив какого-нибудь шустрого ужа и отмечая его маршрут), Лакс весело провозгласил, вытянув вперед руку типичным жестом Ильича:
— Приехали! Вот и «Три сапога»!
— А ты уверен, что это трактир? — скептически поинтересовалась я. — Название-то больше для сапожной лавки подходит. Или тут из обуви еду готовят? Типа суп из топора, жаркое из сапога.
Вообще-то мне, навидавшейся на своем веку всякого, среди чего магазины бытовой техники со звучными именами «Фобос» и «Деймос» и салон мужской одежды «Нотр Дам» считались невинными цветочками, придираться к названию какого-то трактира было не слишком прилично. Но захотелось поёрничать.
— Кормят тут замечательно, — заверил Лакс, уверенно приблизившись к двухэтажному деревянному, на каменном фундаменте зданию, окруженному высоким забором с открытыми нараспашку воротами. — А «Три сапога» назвали потому, что, когда строились, на этом месте их откопали. Между прочим, одно время сапоги даже на вывеске были приколочены, но потом Влариса вконец Самсура запилила, и их выкинули.
Мы въехали в ворота, обогнули здание трактира и на задворках обнаружили вполне приличную конюшню, колодец, какие-то технические постройки неясного мне назначения (может, прачечная и коптильня) и прыщавого юнца, таскающего воду из колодца к желобу у конюшни. Лакс приветствовал его как старого знакомого, кинул поводья и пару мелких монет. Паренек сразу оживился и свистнул, вызывая подмогу из конюшни. Появились мужчина постарше и мальчонка, оба с вилами, благоухающими навозом, и тележкой этого самого добра. Инвентарь временно оставили, а коней обещали вычистить, напоить-накормить, словом, проделать все то, чего лошадиной душе угодно. Эльфийский жеребец вызвал благоговейную оторопь у всех троих ценителей прекрасного в парнокопытных. Я сразу поверила, Дэлькора ждет уход по первому классу.
Кстати, моего друга тут хорошо знали, а вот на меня поглядывали с удивлением, видно, никак не могли сообразить, какого черта Лакс путешествует вместе с магевой. Тот явно наслаждался ситуацией и многозначительно ухмылялся.
Я велела Дэлькору вести себя хорошо и ждать, пока за ним вернусь. Оставалось надеяться, что жеребец ситуацию уяснил, а то водить его за собой всюду или обнаружить поутру у постели мне совершенно не улыбалось.
Вор без всяких препирательств или качания прав взял наши вещи, оставив мне только сумочку и куртку, и мы прошли в заднюю дверь трактира. В очередной раз приятно пораженная его джентльменским поведением, я довольно улыбнулась. Фаль, облетевший двор в считаные секунды, плюхнулся мне на плечо прежде, чем тяжелая дверь успела закрыться.
Мы оказались в небольшом коридоре, куда доносились звуки из гудящего нижнего зала, где пили, ели, болтали и пели люди, а также с кухни, в которой и готовили все для этого увлекательного процесса.
Лакс толкнул дверь в залу, сунул в нее длинный нос и крикнул:
— Эй, Самсур!
— О-го-го! — откликнулись оттуда глубоким басом, влегкую перекрывая всех посетителей. — Эй, Фанька, к стойке, я щас!
Послышались тяжелые шаги, и в коридор, сразу ставший маленьким, узким и темным, ворвался великан. Нет, просто очень высокий и широкий в плечах чернобородый мужик. Почему-то сразу вспомнилось о былинных богатырях. Да, такую бы модель Васнецову, не пришлось бы художнику несколько лет свою картину переделывать, глянул бы на трактирщика и сразу понял, как Муромец с Добрыней выглядеть должны.
— Лакс! Пройдоха! Наконец-то! Совсем нас позабыл-позабросил! — широко улыбаясь, Самсур сграбастал вора в железные объятия, поднял как плюшевую игрушку и сердечно прижал к широкой груди. Вор придушенно пискнул.
— Вот так и образуются лишние сапоги, — задумчиво констатировала я.
— Чего? — нашел в себе силы выдавить Лакс, выпав из приветственных объятий.
— Я теперь понимаю, как лишние сапоги в этом трактире образуются, — повторила я весело. — Стоит Самсуру приятеля повстречать и сильно обрадоваться, вот и пустые сапоги.
Оценив шутку, трактирщик захохотал, его смех загулял по коридору громовыми раскатами приближающейся грозы. А Лакс едко уточнил:
— Почему тогда три? Даже если друзей была пара, получается четыре сапога, никак не меньше! — Вор для наглядности даже пальцы загнул, не поленился.
— А четвертый с ноги соскочил и куда-то улетел, когда жертва брыкалась в предсмертных судорогах, — деловито пояснила я, подбросив топлива в костер буйного веселья Самсура. Он привалился спиной к стене и затрясся от хохота, утирая рукавом выступившие слезы.
На звуки с кухни вся в клубах ароматов тушеного мяса, овощей и сдобы выплыла, вытирая на ходу руки о передник, дама под стать великану-трактирщику. Статная, налитая зрелой, не ведающей о глупых диетах красой. Не какая-то жирная, располневшая от безделья рохля, как у Рубенса, а налитая, словно спелое яблоко с упругой кожей.
— Влариса! — обрадовался Лакс, был расцелован в обе щеки и получил очередную, почти столь же зубодробительную, как предыдущая, дозу пылких объятий и ласковый подзатыльник. Ага! Не только мне нравится его так поучать!
— Ф-ф-ух! Ну, насмешили, магева, так насмешили. Вечерок добрый! — выдохнул Самсур, выпрямляясь, и уже серьезно (улыбку как корова языком слизала) спросил: — И во что же на этот раз пацан впутался?
— Почему сразу впутался? — оскорбился рыжий прохиндей, задрав нос.
— А как иначе-то, — колыхнула плечами Влариса. — Исчез с полгода назад, носа к нам не кажешь, весточек не шлешь, а тут явился, да не один, а с магевой.
— Такая плохая компания для вашего друга? — удивилась я.
— Вот уж чего нет, магева, того нет, да только, не в укор вам сказано будет, странно, — почесал в затылке Самсур. — Чтобы Лакс да… Он же странник вольный, всегда в одиночку, а тут…
— И вы решили, что рыжий вляпался в неприятности, — резюмировала я, — раз связался не с кем-нибудь, а с магевой, может, что задолжал и теперь отслужить пытается или вовсе заколдован.
— Ну-у, — замялся трактирщик, не решаясь открыто хамить волшебнице, — всякое бывает.
— Нет, я не заколдован, — хмыкнул Лакс.
— Он просто решил, что некоторое время попутешествовать со мною будет интереснее и выгоднее, чем где-то в другом месте и в одиночку, — пояснила я и увидела, как проясняются лица друзей моего вора. Такое объяснение четко вязалось с привычками Лакса и показалось Самсуру и Вларисе совершенно логичным.
— И я не прогадал, — довольно ухмыльнулся Лакс, хлопнув по сумке. Оттуда что-то глухо звякнуло, кажется, вор угодил рукой по эльфийскому кошельку.
— А что до меня, так в компании странствовать веселее. — Я мило улыбнулась. — Тем паче Лакс — парень веселый, скучать не дает.
— Вы уж простите, если обидели чем, — попросила трактирщица, — милости просим! Для друзей Лакса у нас всегда найдется место.
Нас проводили наверх, в комнаты пусть не просторные, но чистые и уютные. Узнав, что вниз мы сегодня спускаться не хотим, устали с дороги, несколько подносов со снедью принесли «в номера». Причем вкусной еды — ароматы не соврали — было столько, что, кажется, обожрался даже неуемный Фаль и упорхнул на отдых раньше нас. Влариса хлопотала вокруг Лакса, словно наседка около цыпленка, ласково ворошила волосы, все подсовывала ему кусочки и никак не хотела брать плату за комнаты. Кончилось тем, что вор чуть ли не силой всучил ей монеты, сердито заявив, что коль она их не возьмет, мы поищем другой трактир, потому как он не намерен вводить лучших друзей в убыток.
В «Трех сапогах» не только кормили от пуза, в этом удивительном месте нашлось и что-то вроде бани. Я выкупалась в горячей воде, утомленное тело приняло процедуру с восторгом. Вернувшись к себе, опустилась на кровать, застеленную чистым, пусть и не отливающим первозданной белизной, бельем.
Кстати, наши комнаты оказались соединены дополнительной дверью, я, по правде говоря, думала, что она заколочена, поэтому раздевалась и забиралась в кровать совершенно спокойно, но не успела лечь, как, стукнув для порядка в перегородку, ко мне вошел Лакс. Высокий воротник рубашки был расстегнут настолько, что в свете заходящего солнца, вливающегося черед слюдяное окошко, виднелся злополучный шрам.
— Эй, Оса, ты еще не спишь? — с едва заметной неловкостью уточнил вор, переминаясь у двери.
— Ну, — отозвалась я и махнула рукой.
— Завтра нам с утра хорошо бы к одному старикану наведаться, находки показать на оценку. Ты как, со мной или чем своим займешься?
— А как будет лучше? — задала встречный вопрос.
— Район не слишком хорош, но лучше бы нам вместе отправиться. Изар к старости лет чудаковат стал, может хабар не принять, если сочтет грубо взятым, — то ли от растерянности, то ли от смущения перейдя на жаргонные словечки, почесал щеку вор.
Я в который раз обратила внимание на ее абсолютную гладкость и завистливо вздохнула. Вот повезло парню, ничего брить не надо, эльфийская кровь сказалась. Мне бы так! Нет, не в смысле бороды и усов, этого добра, к счастью, не имею, а вот эпиляция ног достала изрядно.
— Значит, пойдем вместе, — решила я. — Если Самсур и Влариса из трактира выпустят. По-моему, они так соскучились, что еще месяц тискать будут. Они тебя чем-то вроде беспутного родственничка считают.
— Пожалуй, и для меня они давно как родные дядька с теткой, — смущенно признал Лакс, — я ж их с детства знаю. И они ко мне всегда как к родному относились, разницы между своими тремя и мной не делали… — Вор задумчиво поскреб горло.
— Лакс, а ты шарфы носить не пробовал? — сменила я тему. — И косметический эффект тот же, что с рубашкой, и другие фасоны себе позволить можно.
— Нет, Оса, я как представлю себе что-то на шее повязанным, меня аж передергивает, — честно признался вор, рука снова невольно коснулась старого шрама.
— Понятно, — кивнула, припомнив несчастную Айседору. Думаю, если бы ей каким-то чудом удалось выжить, она бы потом в жизни ни одного не то что шарфа, даже платка на шею не надела. — Ладно, я, как немного получше с целительными рунными комбинациями разберусь, помозгую, нельзя ли чего сделать.
— Ты серьезно? — опасливо и недоверчиво спросил Лакс.
— А что, похоже, что шучу? — хмыкнула я, взбив кулаком подушку.
— Нет, — ответил вор, быстро приблизился ко мне и, опустившись на корточки у кровати, шепнул: — Спасибо. И с чего мне, дураку, так повезло — тебя встретить?
— Ха, это ты сейчас считаешь, что повезло, а вот потерпишь меня еще недельку-другую, сам куда-нибудь подальше сбежать захочешь, — отбоярилась, чувствуя некоторую неловкость. — А вообще-то нечего было девушке сапоги дарить, теперь я к тебе привязалась и просто так не отпущу!
— Я и сам отпускаться не собираюсь! — решительно откликнулся Лакс и начал медленно приближать голову к моему лицу, покоящемуся на подушке, его рука нашла мою и крепко сжала.
— О чем это вы говорите? — Переварив ужин и чуток отоспавшись, Фаль вынырнул откуда-то из-за кровати, весь просто искрясь любопытством.
Рыжий мгновенно вскинул голову и отпрянул от меня, как поднятый с лежки заяц, наши руки еще секунду соприкасались, а потом разжались. Вот ведь вовремя мотылек проснулся! Теперь я так и не узнаю, что собирался сделать и сказать Лакс. Кажется, меня хотели поцеловать, или только показалось? Ну ладно, будет еще время уточнить этот интересующий вопрос, а пока вор наскоро объяснил сильфу, чем мы собирались заняться завтра, и откланялся, бросив на мою кровать взгляд, полный сожаления. То ли ему самому ложе неудобное досталось, то ли парень жалел о чем-то другом, о чем, собственно говоря, думала и я. Такое гладкое лицо, мягкие волосы, пахнущие травой… а в других местах они у него растут или нет? Хихикая в подушку и отчаянно краснея от собственных мыслей, я с грехом пополам уснула, но того, что мне снилось этой ночью, пересказывать не буду ни за какие коврижки. Порядочным девушкам о таком даже думать не положено, а непорядочные за такие мысли должны получать хороший гонорар.
Глава 11
Утренние радости, или О магах, конях-убийцах и ростовщике
Не знаю, что снилось Лаксу, а только когда мы утром повстречались у дверей, он слегка покраснел и на секунду отвел глаза. Тоже, наверное, ночью не мишек Гамми разглядывал. Завтракать мы спустились в нижний зал трактира. Самсур и Влариса давно были на ногах и вовсю гоняли прислугу, впрочем, и сами работали как минимум за троих. В помещении уже сидели первые посетители.
Не в пример многим заведениям, распахивающим двери после обеда или вообще ближе к вечеру, «Три сапога» работали с утра и до глубокой ночи, так что всякий, пожелавший отведать потрясающей стряпни хозяйки, мог заглянуть на огонек. И заглядывали, я обнаружила, что трактир, пусть и расположенный отнюдь не в лучшем районе города (на более престижное место у владельцев не хватило первоначального капитала), пользуется заслуженной популярностью.
Стол выбрали у стенки. Лакс поболее меня старался не привлекать ненужного внимания, потому на свободные места в центре зала мы не польстились. Я мельком изучила публику (всегда обожала исподтишка разглядывать посетителей кафешек). Народ наворачивал пышущую паром похлебку: четверо стражников, судя по их разговорам, отдежуривших в ночь; парочка весьма фривольно одетых девиц утомленного вида с густым слоем грима, символизирующим косметику, клевала носом у тарелок, а не хихикала и не выпячивала свои прелести, как это обыкновенно делают у нас, если стремятся привлечь к себе внимание. Завтракали два скромно одетых господина, мне показалось, мелкие служки. Они не шиковали, довольствовались кружками и тарелкой с нарезанными мясом, сыром и хлебом. Пузатенький, отнюдь не бедный с виду приезжий торговец, наш сосед по этажу, лопал разом из десятка мисок, тарелок и блюдечек.
А за еще одним угловым столом, как раз напротив нашего, сидел роскошно одетый мужчина. Вот только если встреченный мною граф Кочерыжка казался именно разряженным, этот носил свой камзол цвета темного кофе с молоком, из-под которого нежными светло-кремовыми волнами спускалась кружевная рубашка, с изящной небрежностью. А еще от этого человека веяло чем-то таким… Нет, вовсе не одеколоном или хорошим вином, хотя на столе с завтраком стояли бутылка и тонкостенный, следовательно, весьма ценный бокал. Я нахмурилась, пытаясь сообразить, чем именно кажется мне необычным этот господин с длинным, вовсе не красивым, но вполне приятным, породистым, как у борзой с отличной родословной, лицом.
А мужчина тем временем повернул голову к нам. Длинные волосы взметнулись, как уши у спаниеля, рот расплылся в радостной, почти ликующей улыбке. Прихватив тросточку с резным набалдашником, незнакомец двинулся в нашу сторону. На секунду его заслонило объемистое тело Вларисы, лично обхаживающей своего любимца и меня заодно, а когда трактирщица отчалила, оставив стол, полный еды, в нашем распоряжении, оказалось, что господин с тросточкой стоит в шаге от нас.
— Утро доброе, — он улыбнулся, показав великолепные, ну может быть, чуть крупноватые для человека зубы, — магева! Как приятно встретить коллегу! Вы простите мою вольность, я так, без приглашения! В здешних краях меня именуют просто — Лорд. — Продолжая вещать и лучиться радостью, мужчина придвинул себе стул и сел, отставив трость.
Так вот ты какой, северный олень! Передо мной сидел первый местный маг! Я ответила ему заинтересованным взглядом, ликуя от того, что не только местный люд, но и местные маги сочли меня магевой, а значит, какого-нибудь нежданного обвинения в самозванстве можно не опасаться. Вблизи маг не казался таким молодым, как издали, мелкие, едва заметные морщинки у глаз и носогубные складки говорили о вполне зрелом возрасте собеседника, отлично сохранившегося то ли благодаря здоровому образу жизни, то ли благодаря использованию волшебства. Вряд ли тут процветала пластическая косметическая хирургия.
— Давненько в Патере мне не встречались владеющие тонким искусством, — пожалел то ли город, то ли самого себя волшебник, одним жестом переправив со своего столика бутылку и бокал, как видно, настраиваясь на приятную продолжительную беседу.
— К сожалению, мы спешим, сразу после завтрака ждут срочные дела, — на грани грубости и откровенности заявил Лакс. Сами по себе слова, может, были лишь самую малость нетактичными, а вот то, как приятель выплюнул их из себя, казалось почти наглым. Интересно, чего он так взбеленился, ишь, глазами сверкает? Вроде бы маг вел себя вполне вежливо или… неужто ревнует?
— А ваш слуга весьма дерзок, магева. — Мага с типично собачьей кличкой Лорд позабавил выпад Лакса.
— Может быть, потому, что он не слуга, а друг, — спокойно ответила я.
— Даже так? — Бровь мужчины изогнулась совершенно причудливым образом, будто могла принимать любое положение на лице.
— Оса! Почему ты меня не разбудила? Я проспал завтрак! — возмущенно завопил Фаль, пикируя мне на плечо прямо с лестницы. Бешено затрепетав крылышками, мотылек попытался затормозить и едва не рухнул в кружку местного чего-то, наверное, чая, потому что пахло от него травяным сбором и медом. Я подхватила приятеля обеими руками и удержала от горячего купания. Свариться бы сильф не сварился, но намок и еще более разворчался бы точно.
— Не расстраивайся, несколько крошек мы бы тебе оставили, — ухмыльнулся Лакс.
Сильф возмущенно фыркнул и принялся по-хозяйски расхаживать вокруг тарелок, жадно принюхиваясь и выбирая, какое из блюд первым падет жертвой его аппетита. На постороннего он настороженно зыркнул лишь раз, учуял волшебную силу, но ничего говорить не стал, целиком положившись на меня.
— Однако у вас очень интересные спутники. — Длинное лицо мага стало еще более удивленным и длинным. — Впервые вижу несвязанного заклятием молодого сильфа в компании магевы.
— Лакс и Фаль мои друзья, — снова повторила я, — а не слуги. Такая вот я оригиналка, маг, предпочитаю, чтобы со мной дружили, а не прислуживали моей персоне.
— Своеобразный взгляд на жизнь, магева Оса, — признал тот, потирая пальцами подбородок. — Возможно, я когда-нибудь последую вашему примеру и заведу компаньонов, должно быть, забавно попробовать такое вместо жизни в одиночестве. Впрочем, ваш выбор весьма удачен: потомок эльфов и сильф проживут куда больше обычного человека, не придется быстро подыскивать замену… И излучение вашей силы под стать вашим суждениям, столь же оригинально. Мне хотелось бы узнать, какими приемами вы пользуетесь для сотворения заклятий, могли бы обменяться опытом.
— Вряд ли наши стили совместимы, — предположила я, торопливо откусывая кусок румяной булочки, посыпанной какими-то толчеными орешками, пока Фаль, решивший сегодня пройтись (в прямом и переносном смысле этого слова) по хлебу, не слопал всю сдобу. Попутно раздумывала над восхитительными словами, соскользнувшими с языка Лорда, словами, намекавшими на долгую жизнь обладателей магическими способностями. Не то чтобы я хотела жить вечно, но жить столько, сколько хочется, а не столько, сколько отведено физическими законами износа органической оболочки, меня бы устроило. Интересно, на пришлых магов эта закономерность тоже распространяется? Или для продления жизни нужны специальные чары? Впрочем, еще будет время подумать, пока раскрывать свои карты перед первым встречным волшебником не хотелось. Не то чтобы Лорд вызывал у меня антипатию, но так же, как, едва познакомившись с Лаксом и Фалем, я поняла — вот они — мои, так и посидев пару минут рядом с магом, осознала — он чужой. Пусть довольно милый, одинокий и радующийся встрече с коллегой, но все равно чужой и своим никогда не станет. Слишком отстранен от жизни, словно нарочно пытается как можно меньше соприкасаться с людьми, вроде бы не хамит, даже не слишком надменничает, но всем своим видом дает понять, что он неизмеримо выше. Хоть к людям его и влечет, наверное, как человека могло бы тянуть к пушистым щенкам и котятам: забавные комочки, умилительные мордочки, как с такими не поиграть, может, даже полечить заболевшую лапку или животик, но только когда ничем другим руки и голова не заняты. Лорд будто бы был тут, в трактире и в то же время находился где-то очень далеко. Люди видели в нем мага, но подойти или попросить о чем-то, как, допустим, меня в Кочках, явно побаивались. Впрочем, может быть, так и надо держать марку? Тот, кому действительно надо, решится и через свой благоговейный ужас переступит, а по пустякам беспокоить не станут.
— Магева! — к нашему столу пробрался через заднюю дверь белый как мел парнишка-конюх, оглянулся, будто проверяя, нет ли за ним слежки, и, нагнувшись к самому уху, панически громко зашептал: — Ваш жеребец человека убил! Что делать-то?
— Быть такого не может, — не слишком уверенно заявила я, вспоминая финты коня под чужим наездником. — Если только какой-то болван на нем прокатиться задумал или увести?
— Не-э-э, — замотал головой паренек с такой силой, что я испугалась за сохранность его позвоночника. — Мы с утра пришли корма подбросить, а он, торговец, то есть постоялец наш, лежит не двигается!
— Пошли покажешь, — скорбно вздохнула я и поднялась из-за стола.
Оставалось радоваться только тому, что живот почти пуст. Никогда раньше настоящих покойников, не своей смертью ушедших, вблизи не видела, вдруг оскандалюсь? Не то чтобы боялась или всеми силами старалась этих зрелищ избегать, просто не доводилось. Словом, глазеть на труп мне не хотелось совершенно, никогда не понимала странных типов, жадных до зрелищ такого рода. Мне острых ощущений хватало и без жмуриков, вон, в любой день и любой час по ТВ можно ужастик по вкусу отыскать, сиди да любуйся, если подрожать для разрядки охота.
Мы все, даже Лорд, изъявивший желание составить компанию, потихоньку выбрались через черный коридор на двор и прошли в конюшни, где у входа переминались с ноги на ногу мужчина и мальчонка-конюший. Примерно посередине длинного ряда стойл прямо на соломе валялся он. Дэлькор, учуяв меня, поднял морду и радостно заржал. Его стойло находилось аккурат напротив лежащего типа. Я набрала полную грудь воздуха, не хватало еще малодушие при посторонних магах проявлять, и решительным шагом приблизилась к толстопузому, перепачканному, словно прополз все окрестные лужи на животе, мужику. На бледном лбу багровым светом наливался лунообразный отпечаток подковы. К счастью, никакого особенного запаха разложения или крови не наблюдалось, вонь же, обычная, человеческая, была вполне терпимой, вон, даже кони не шарахались. А я что, трусливее лошади?
Отвернувшись от покойника, облегченно выдохнула и сделала заявление для прессы:
— Если его кто и убил, то не мой конь, Дэлькор не подкован! Он эльфийский конь, а эльфы своим лошадям копыта особой смесью покрывают, чтобы не стирались. Так что можете ноги у других животных пересмотреть, сличить отпечатки и пойти попугать уголовной ответственностью кого-нибудь другого.
— Зачем пугать? Этот пьянчуга жив, получил копытом в лоб и заснул мертвым сном, — просветил общество Лорд, едва глянув на «труп» и иронично скривив губы, вероятно, не одобряя пьянства.
— Так вот почему лошади не буянили! Они ж мертвяков завсегда чуют! — схватился за голову самый старший из конюхов, кляня себя за бестолковость.
Лакс не побрезговал, зашел с другой стороны и мастерски пнул «покойничка» ногой в ребра. Тот сонно ругнулся, дернулся и перевернулся на бок, подложив руку под голову, а на освободившемся от массивных телес месте мы углядели здоровенную пустую бутыль. Фаль слетел понюхать ее горлышко, неудержимо расчихался и вверх пошел уже по кривой.
— Самсур меня убьет, — жалобно констатировал паникер, на цыпочках приблизившись к нашей компании и убедившись: его воистину не разыгрывают, «труп» живехонек и потому является не вещественным доказательством и жертвой преступления одновременно, а дебоширом, загромождающим проход и препятствующим работе.
— А Влариса воскресит и прибьет снова, — довольно поддакнул Лакс, отыгрываясь за несколько минут беспокойства. Имевший проблемы с законом парень не хотел пересекаться с власть предержащими субъектами вновь по столь щекотливому поводу.
— Мы не будем вас закладывать, — довольная тем, что трагедия обернулась фарсом, пообещала я, обняв своего оправданного коня, тот тут же принялся лизаться и подставлять морду, чтобы его почесали и погладили.
— Это тоже ваш друг, магева? — с каким-то исследовательским и, я почти уверена, чуточку завистливым интересом полюбопытствовал маг, наблюдая за нашими нежностями.
— Похоже, что так, — призналась я ему и самой себе заодно в очевидном факте: рыжий проказник успел забраться мне в сердце и потоптаться по нему неподкованными копытами. — Сама рыжая, вот рыжих и люблю, ничего с собой поделать не могу!
— Значит, и меня любишь, Оса? — тут же умильно уточнил Фаль, приникая крылышками к моей щеке.
— А как же! — ответила я. — Тебя особенно!
Зеленые глазищи сильфа заблестели подозрительно ярко, то ли от избытка чувств, то ли сказался крепкий запахан браги из бутылки, ударивший по мозгам мотылька. Пусть жрать он горазд, но сколько алкоголя может вылакать мой маленький приятель, мы еще не проверяли, и экспериментировать в этой области не хотелось. Насколько помню, у пчел после выпивки нарушается координация, а при том, с какой скоростью носится Фаль, это могло стать опасным не только для окружающих, но и для него самого.
Выслушав мое признание, сильф замурлыкал как котенок и крепко обхватил меня крохотными ручками.
— Но весь свой завтрак, как ни подлизывайся, все равно не отдам, — шутливо продолжила я, выходя из конюшни и возвращаясь к столу.
При помощи сильфа (его аппетит весьма способствовал ускорению процесса) мы быстро закончили завтрак и, распрощавшись с Лордом, вышли прогуляться. Правда, исходя из содержимого сумки Лакса, у нашей прогулки была вполне определенная цель, но делиться ею с магом никто из нас не собирался. Мы ограничились согласием поужинать с новым знакомым вечерком, тем паче что он обещал угостить нас за свой счет. Отказывать Лорду в такой малости даже вору показалось неуместным.
Насчет некоторой неприглядности района, в котором располагалась торговая точка нужного нам Изара, Лакс не соврал. По мере продвижения в глубины Патера улицы превращались в улочки, становились все темнее и изгаженнее, а дома делались все мельче, теснее жались друг к другу, потом стали попадаться совсем заброшенные и вовсе превратившиеся в развалины, из которых уже было вытащено все хоть сколько-нибудь ценное. Но и тут мой статус магевы явился своего рода охранной грамотой. Нам даже не пришлось полагаться на таланты и воровской жаргон Лакса, стоило вышедшим навстречу «господам» зловещего вида почуять, с кого они собирались стрясти деньжат, шваль любого пошиба уважительно кланялась и исчезала в ближайшем переулке. Вот это дипломатическая неприкосновенность! Я снова немножко загордилась собой, а вор, кажется, напротив, малость приуныл, ведь ему так и не довелось продемонстрировать свои способности телохранителя. Впрочем, народ нам действительно почти не попадался, ибо активная жизнь в здешних краях, как у вампиров, начиналась ближе к ночи, старики и женщины с потухшими глазами в счет не шли. А все, кто работал в дневное время, уже успели расползтись по местам. Но блуждали мы недолго, вскоре Лакс остановился перед криво заколоченными дверями того, что с некоторой натяжкой можно было бы счесть крохотной лавчонкой, пережившей период своего расцвета лет эдак — дцать назад, а теперь и вовсе покинутой владельцем в поисках лучшей доли, возможно, даже в иных мирах.
Вор немного потоптался у двери, а потом дернул за кончик какой-то гнилой на вид веревочки, высовывающейся из досок слева от двери.
— Лакс, а ты уверен, что это заведение еще функционирует? — недоверчиво уточнила я, чуя только запахи запустения, сырости и гнили. Может, поэтому лавку и не растащили на дрова?
— Подожди, Оса, — ухмыльнулся вор.
— Уговорил, — согласилась я, Фаль взлетел и принялся осматривать хибарку, зажатую с двух сторон такими же убогими домишками.
Через пару минут после того, как он дернул веревочку, Лакс сжал руку в кулак и простучал на двери какую-то маршевую мелодию. Почти тут же, хоть я и не слыхала никаких звуков изнутри, дверь вместе с приколоченными к ней досками чуть приоткрылась, и грубый мужской голос заявил:
— Пароль давно сменили, с ножиком в кишках погулять захотелось, Лакс?
— Я же знаю, как ты меня любишь, Бор, вот и решил рискнуть! Впусти нас, Изар не пожалеет, зуб даю! — весело откликнулся вор.
— Как бы тебе со всей челюстью расстаться не пришлось, — грубовато ответили из-за двери, но отверстие стало шире.
Мы смогли протиснуться в сырую темноту. Дверь бесшумно затворилась, но света никто так и не зажег, зато довольно сильные руки развернули меня и подтолкнули куда-то вправо, потом влево, вниз по лестнице, вверх и снова прямо. Сначала под ногами было дерево, потом камень. Что у них тут, катакомбы нарыты, что ли? Вот уж игры графа Монте-Кристо! Сделав не меньше десятка шагов, остановились перед стеной. Кто-то запыхтел по левую сторону от меня, крякнул, и часть стены отъехала в сторону, открывая вид на довольно просторную комнату, пол в которой был застелен толстым ковром, а стены тоже закрыты, нет, не коврами, это называется гобелены — плотные паласы с вытканными на них пейзажами. У чего-то, похожего на мангал, наверное, это была жаровня с углями, грел худенькие лапки маленький, похожий на птичку старичок. Сходства с пернатым добавляли почти круглые глазки, похожий на клюв нос и седой хохолок на голове — все, что осталось от шевелюры. Одет дедулька был в мягкий даже на вид желтый халат и тапочки с загнутыми носами, выглядывающими из-под полосатого пледа. На коленях у старичка лежали толстая книга и лупа, рядом стоял столик с горячим чайником, чашка и тарелочка с маленькими печеньями.
Приведший нас в комнату субъект, напротив, оказался настоящим громилой, однако разница со стандартными киношными образцами все-таки была. Вместо пустых дырок, через которые можно было бы рассмотреть затылок, в глазах бугая проблескивал отсвет интеллекта и чего-то, похожего на мрачноватый юморок. Впрочем, все эти косвенные признаки добродушия вполне искупались здоровенной дубиной в руке и ножом вроде мачете на поясе.
— Кого это ты привел, Бор? — Головка с хохолком повернулась в нашу сторону. — Так, так, — худенькая лапка нежно погладила плед, — Лакс, давненько не виделись, голубок… и магева. Занятно-занятно, ну что ж, присаживайтесь!
Мы сели в кресла напротив Изара, Бор закрыл лаз и встал за креслом хозяина. Фаль собрался было проверить содержимое блюдечка с печеньем, но я, сделав вид, что поправляю выбившуюся прядь, ухватила проныру за крылышко и оставила на плече.
Кресла в доме скупщика краденого (если называть вещи своими именами) оказались первыми встреченными в новом для меня мире предметами мебели данной категории. Сидеть, утопая в глубоких и мягких подушках, оказалось неожиданно удобно, впрочем, я учла и другое: случись нам действовать быстро, вряд ли мы смогли бы вскочить с таких сидений в один миг. Было ли это недостатком? В данном случае вряд ли, поскольку резать нам горло Изар не собирался. Появление нежданных гостей настолько заинтриговало старичка, что он простил и явку без пароля, и некоторую бесцеремонность вторжения.
Вообще в столь почтенном возрасте и при довольно хилой конституции, полагаю, в жизни дедульки сохранилось мало истинных удовольствий. Хорошенько поесть уже не позволял желудок, прогуляться — ослабевшие ноги. Так что лишь радости интеллектуальные, а именно — удовлетворение любопытства, не потеряли новизны и привлекательности. Мы принесли в его дом не столько возможность увеличить капитал, сколько загадку.
— Лакс высказал утверждение, что лучше вас, почтенный Изар, никто не оценит тех предметов, которыми мы располагаем. И теперь, — мои глаза указали на лупу и книгу, — склонна ему верить, — призналась я, начиная разговор.
Старик польщенно закудахтал и склонил голову, прося меня продолжать.
— Мы намерены продать часть имеющихся вещей, но оценить хотели бы каждую, разумеется, ваш труд будет щедро оплачен, — завершила я коротенькое вступление.
— Ну что ж, давайте посмотрим, — согласился Изар, сделав знак телохранителю убрать книгу с его колен. Лакс облегченно выдохнул, часть напряжения из позы охранника ушла, значит, нас не собирались вышвыривать за дверь в ближайшую пару минут, не считаясь с магевским титулом и истекающими из него привилегиями. Мне почему-то казалось, что вполне бы могли. Да, вероятно, Бор испытывал некоторую настороженность, даже страх, но, как преданный пес, выполнил бы любой приказ господина, не считаясь с последствиями.
Читать бесплатно другие книги:
