Сильнее страха Леви Марк
– Ты должен был лежать и беречь силы.
– Знаю, но у меня все затекло, и потом, я беспокоился за тебя. Ты нашла выход?
– Еще нет.
– Что же заставило тебя расходовать батарейки?
Сьюзи ничего не ответила. Шамир пребывал в мрачном настроении, и причиной тому была не боль, а осознание грозящей им опасности. Взглянув на него, она тоже мигом вспомнила, в каком положении они оказались.
– Иди отдыхать, я закончу разведку и вернусь.
Шамир отстранил ее и вошел в пещеру. При виде остатков самолета он вытаращил глаза.
– Впечатляет, да? – тихо молвила Сьюзи.
Он смотрел на надписи на хинди, на которые она направила луч фонаря, и не двигался с места.
– Наверное, это потерпевшая катастрофу «Малабар Принцесс»…
– Нет, «Малабар» – четырехмоторный турбовинтовой лайнер. Это «Канченджанга».
– Откуда ты знаешь?
– Долго рассказывать, – бросила Сьюзи.
– Ты знала, что он здесь?
– Была такая надежда.
– Ты так упорно стремилась взойти на Монблан, потому что хотела найти эти обломки?
– Да, только я хотела, чтобы мы спустились сюда на веревке.
– Ты что же, знала о существовании этой пещеры?
– Один альпинист обнаружил горловину твоего карстового провала на склоне скал Турнет три года назад. Дело было летом, он услышал журчание подземной реки за ледяной стеной, проделал проход, добрался до жерла колодца, но спуститься вниз поостерегся.
– Выходит, все это время ты меня обманывала? Когда ты впервые ко мне явилась, у тебя в голове уже сидела эта идея?
– Я все тебе расскажу, Шамир. Когда ты все узнаешь, то больше не будешь задавать мне вопросы.
С этими словами Сьюзи направилась к обломкам. Шамир взял ее за плечо.
– Это место священное, братская могила, мертвых нельзя тревожить. Уходим!
– Дай мне всего час, я обследую фюзеляж и кабину. И, кстати, почему бы там, дальше, не находиться более удобному выходу, чем твой колодец?
На этом они разошлись: Сьюзи поспешила к остову самолета, Шамир – назад, к выходу. Сьюзи заворожила представшая перед ней картина. Внутри кабины обожженная приборная доска была накрыта языком ледника – можно было подумать, что лед сожрал железо. На темную массу в кресле летчика она смотреть не стала: лучше не давать волю воображению. Ее внимание привлек кусок фюзеляжа с расковырянными взрывной волной креслами.
Спасательная команда, прибывшая на место падения лайнера на следующий день после катастрофы, нашла обломки крыльев, хвостового оперения и всякую всячину, находившуюся внутри самолета в момент его столкновения со скалой. За прошедшие с тех пор десятилетия ледник Боссон раздавил двигатели самолета, заднее шасси, багаж пассажиров. В докладе спасателей, который Сьюзи выучила наизусть, говорилось, что кабина пилотов и салон первого класса найдены не были. Одни специалисты считали, что они полностью разрушились при столкновении с горой, другие склонялись к тому, что часть самолета провалилась в горную расселину – так корабль исчезает в океанской бездне. Открытие Сьюзи подтверждало правоту последних.
Она насчитала шесть похожих на мумии обледеневших скелетов в лохмотьях. Опустившись на колени рядом с ними, она оплакивала эти жизни, продлившиеся на несколько секунд дольше, чем жизни остальных пассажиров: они пролетели на несколько метров дальше. По заключению экспертов, пойми пилот хотя бы на минуту раньше, что ему грозит столкновение с горой, он сумел бы поднять нос самолета и пролететь над вершиной. Но этого не произошло, и утром 24 января 1966 г. 111 человек погибли. Останки шести из них теперь и нашла Сьюзи.
Она пробиралась по фюзеляжу, когда за спиной у нее вырос Шамир.
– Ты не должна этого делать, – проговорил он медленно. – Что ты ищешь?
– То, что принадлежит мне. Если бы здесь находился кто-то из твоих близких, разве ты бы не попытался вернуть себе то, что принадлежало ему?
– Кто-то из пассажиров был твоим близким родственником?
– Это долгая история. Обещаю, я все тебе расскажу, когда мы отсюда выйдем.
– Почему ты не рассказала мне об этом раньше?
– Потому что тогда ты отказался бы меня сопровождать, – ответила Сьюзи, приближаясь к одному из скелетов.
Вероятно, это была женщина. Она вытянула перед собой руки, попытавшись предотвратить неизбежное, и встретила смерть лицом к лицу. На безымянном пальце ее правой руки осталось обручальное кольцо, у ног, зажатых искореженной арматурой, виднелась расплавившаяся дамская сумочка.
– Кто ты? – проговорила Сьюзи шепотом, опускаясь на колени. – Тебя ждали дома муж и двое детей?
Шамир нехотя подошел и упал на колени рядом.
– Ничего не трогай, – сказал он ей. – Это все не твое.
Сьюзи перешла к другому скелету. К его кисти был прикован цепочкой железный чемоданчик. Сьюзи посветила фонариком на надпись на хинди, выгравированную на крышке.
– Что здесь написано? – спросила она.
– Разве тут разберешь? Все стерлось…
– Не можешь разобрать ни слова?
Шамир наклонился к чемоданчику:
– Хозяина этой вещи звали Адеш, фамилию не прочесть. Думаю, он был дипломатом. Вот здесь написано: «Дипломатическая служба – не открывать».
Никак не прокомментировав услышанное, Сьюзи осторожно приподняла кисть мертвеца и бестрепетно отделила ее от скелета, чтобы снять с нее защелку наручника и завладеть чемоданчиком.
– Ты с ума сошла! – крикнул ошарашенный Шамир.
– Документы внутри могут обладать исторической ценностью, – бесстрастно проговорила Сьюзи.
– Не могу на это смотреть! Я слишком слаб, чтобы с тобой спорить. Пойду лягу. А ты напрасно теряешь время. Карабкаться вверх и так будет тяжело, а тут еще этот чемоданчик…
Сьюзи окинула его надменным взглядом, сняла с пояса железный крюк и с размаху ударила им по льду, которым оброс чемоданчик. Все замки, защелки и петли разом развалились.
Содержимое чемоданчика меньше пострадало от огня, чем от влажности. Сьюзи достала почти полностью расплавившуюся перьевую ручку, остатки пачки сигарет «Уиллс», серебряную зажигалку и задубевший от мороза кожаный мешочек. Эту последнюю находку Сьюзи спрятала себе под комбинезон.
– Ты нашел проход? – спросила она Шамира, выпрямляясь.
– Ты навлечешь на нас беду.
– Пошли! – позвала она. – Побережем батарейки. Пора отдыхать. Когда в расселине станет светло, мы попробуем отсюда выбраться.
Не дожидаясь ответа Шамира, она решительно покинула галерею и вернулась к месту ночевки.
Когда в пещеру заглянули лучи солнца, она убедилась, что Шамиру стало совсем худо. За последние часы его состояние усугубилось, ее испугала его бледность. Когда он молчал и не двигался, у нее возникало ощущение, что рядом с ней лежит мертвец. Она растерла его, не жалея сил, заставила выпить воды и съесть плитку мюсли.
– Ты сможешь подниматься? – спросила она.
– Разве есть другой выход? – простонал он и скорчился от боли, вызванной потребовавшимся для ответа усилием.
По его сигналу Сьюзи стала сортировать вещи.
– Может, бросить рюкзаки для облегчения? – предложила она.
– Когда мы заберемся туда, – заговорил Шамир, глядя на жерло колодца, – впереди у нас будет еще половина пути. Придется спуститься в долину. Не хочу околеть от холода, выбравшись отсюда. Держи! – И он подал ей два ледоруба, достав их из-под спального мешка.
– Нашел?! – воскликнула она.
– Ты только сейчас о них вспомнила? Я тебя не узнаю. После того как мы сюда свалились, я потерял свою партнершу по связке. Не хотелось бы так и остаться без нее.
Встав, Шамир немного порозовел и задышал легче. Он объяснил Сьюзи порядок действий: она полезет первой, закрепится, он последует за ней на страховке.
Высившиеся над ними ледовые наросты смахивали на огромный церковный орган. Тщательно закрепив на спине рюкзак, Сьюзи сделала глубокий вдох и начала подъем. Шамир, не сводя с нее глаз, подсказывал, где поставить ногу, за что схватиться руками, где натянуть веревку, а где, наоборот, ослабить.
На преодоление первых пятнадцати метров у нее ушло около часа. На высоте двадцати метров она нашла небольшой выступ, на который можно было сесть. Упершись ногами в стенку, она сняла с пояса костыль и забила его в лед. Потом проверила, крепко ли он держится, прикрепила блок и продела сквозь него веревку, претворяя в жизнь преподанную Шамиром науку.
– Годится, можешь лезть! – крикнула она, глядя вниз, но не видя ничего, кроме собственных коленей, ботинок и шипов на подметках.
Первые метры Шамир преодолел по оставленным Сьюзи следам. Боль усиливалась с каждой минутой, его то и дело посещала мысль, что у него ничего не получится. «Действуй постепенно!» – подсказал он себе.
Присмотрев выемку в трех метрах у себя над головой, он прикинул, что будет добираться до нее четверть часа, и дал себе слово, что, если спасется из этого ада, признается отцу, что его советы спасли ему жизнь.
Не обращая внимания на внутренний голос, нывший, что все напрасно и что куда благоразумнее было бы прекратить свои мучения, уснув на дне, он подтягивался на руках и преодолевал сантиметр за сантиметром, тратя на это бесценные секунды.
На то, чтобы достичь карниза, у них ушло три часа. При любой возможности Сьюзи наблюдала за усилиями Шамира и восхищалась продуманной экономностью его движений – именно этим он покорил ее тогда, на пике Грейс.
Выход на этот узкий уступ стал первой победой, пусть оба и отдавали себе отчет, что самое трудное впереди. Они сели, чтобы отдохнуть и набраться сил. Шамир зачерпнул в перчатку свежего снега и протянул Сьюзи:
– Угощайся!
Когда Шамир утолял жажду, Сьюзи заметила, что снег на его губах делается розоватым.
– У тебя кровь… – прошептала она.
– Знаю, мне все труднее дышится. Но сейчас не до жалоб.
– Скоро стемнеет.
– Потому я и умолял тебя не расходовать зря батарейки в пещере. Целую ночь я здесь не выдержу, не хватит сил, – сказал он, задыхаясь. – Либо продолжаем лезть прямо сейчас, либо ты отправляешься дальше одна, без меня.
– Значит, сейчас, – решила Сьюзи.
Шамир преподал ей последний урок альпинизма. Сьюзи ловила каждое его слово.
– Будешь включать налобный фонарик время от времени, цель – максимальная экономия. В темноте полагайся на руки, они надежнее глаз, так ты вернее найдешь опору. Когда соберешься подниматься, не забывай убедиться, что нога стоит твердо. Когда ты отчетливо ощутишь, что дело плохо, тогда – и только тогда! – включай фонарик и старайся запомнить все, что видишь, прежде чем его выключить.
Сьюзи мысленно повторила инструкции Шамира и взялась за ледоруб.
– Не будем медлить, пока еще светло! – взмолился Шамир.
Сначала Сьюзи выпрямилась на карнизе, потом присела на корточки. Медленно вытянувшись, она воткнула ледоруб в вертикальную стену. Первый толчок, еще пять метров подъема остались позади; короткая пауза – и опять…
Расселина была широка, горловина приближалась, но пока что была еще далеко. Расстояние между Сьюзи и Шамиром достигло 20 метров. Она забила новый крюк, как следует закрепила веревку и, убедившись в прочности крепления, откинулась назад с намерением подать спутнику руку и помочь ему при подъеме.
Шамир внимательно следил за ее маневром. Он выпрямился на карнизе, впился шипами на подметках в следы Сьюзи, подпрыгнул, подтянулся…
Сил он не жалел, Сьюзи не уставала его подбадривать. Когда он останавливался, чтобы отдышаться, Сьюзи перечисляла, чем они займутся вместе, когда вернутся в Балтимор. Но он ее не слушал, сосредоточившись на предстоящих действиях. Ни единое его усилие не пропадало даром, и вскоре ему на затылок легла ладонь Сьюзи. Подняв глаза, он убедился, что она висит над ним вниз головой и не отрывает от него взгляда.
– Чем дурачиться, лучше бы как следует закрепилась! – пробурчал он.
– Уже скоро! Смотри, мы уже преодолели две трети пути, а еще даже не стемнело.
– Как же хорошо там, куда мы стремимся!
– Завтра утром мы растянемся на снегу и будем любоваться солнышком, слышишь?
– Да, слышу, – отозвался он. – А теперь поднимись выше и уступи место мне. Я немного отдохну, а ты лезь дальше.
– Слушай внимательно, – заговорила она. – Остались последние двадцать метров. Я только что видела небо. Веревки у нас достаточно. Я преодолею это расстояние за один раз, вылезу и вытяну тебя.
– Ты долго висела вниз головой, вот и несешь чушь. Я слишком тяжелый.
– Послушайся меня в порядке исключения, Шамир, ты больше не сможешь карабкаться вверх и знаешь это не хуже меня. Клянусь, мы выберемся из этой чертовой дыры!
Шамир знал, что Сьюзи права. При каждом вдохе он слышал в своих легких свист, при выдохе его рот наполнялся кровью.
– Ладно, лезь, а там видно будет, – согласился он. – Вдвоем у нас получится.
– Конечно, получится!
Она раскачалась, чтобы принять нормальное положение, и тут до нее донеслось ругательство Шамира. «Когда втыкаешь ледоруб, слушай звук и смотри, куда бьешь», – учил он ее при подъеме на пик Грейс. Но то было летом, на скальной поверхности… Ледоруб Шамира издал странный звук, донесшийся и до слуха Сьюзи. Он хотел переместиться и найти более надежное место прикрепления, но руки уже не слушались. Вдруг раздался хруст. Трубы ледяного органа, расколотые в нескольких местах шипами Сьюзи, зашатались.
– Страхуй меня! – заорал он, стараясь подтянуться.
Лед лопнул с оглушительным треском. Сьюзи попыталась одной рукой поймать руку Шамира, а другой натянуть веревку, заскользившую по ее поясу безопасности. Кожаный мешочек у нее под комбинезоном сполз вниз, она на мгновение отвлеклась – и этого хватило, чтобы выпустить руку Шамира, которую она было ухватила…
От сильного рывка у нее перехватило дыхание, но она удержалась.
Шамир повис в пяти-шести метрах под ней. Будь у него силы, он, вращаясь, дотянулся бы до стенки и нашел опору. Но сил не было.
– Повернись! – крикнула Сьюзи. – Повернись и зацепись!
Напрягшись всем телом, она превратилась в балансир, помогая партнеру в этом маневре.
Шамир решил, что его единственное спасение – узел Прусика. Сьюзи угадала его намерение, видя, как он хватает один из шнурков на своем поясе безопасности. Узел Прусика – самозатягивающийся, без натяжения он скользит свободно. Его крепят к карабину, затягивают и осуществляют подъем.
У Шамира уже плыло перед глазами, движения сделались неуклюжими. При попытке накинуть шнурок на основную веревку он выскользнул из пальцев и полетел вниз. Шамир поднял голову и, посмотрев на Сьюзи, пожал плечами.
Глядя на нее, висящую над ним и над бездной, он стал стягивать с плеча лямку рюкзака, потом точными движениями достал перочинный нож, который всегда хранил в наружном кармане.
– Не надо, Шамир! – взмолилась она.
Со слезами на глазах она следила, как он режет вторую лямку рюкзака.
– Успокойся, мы слишком тяжелы для подъема, – выдавил он.
– Вот увидишь, мы сумеем! Дай мне только время, я обопрусь и вытяну тебя! – надрывалась она.
Лямка лопнула, и оба услышали звук падения рюкзака на дно расселины. Наступила тишина, нарушаемая только их дыханием.
– Ты действительно собиралась сделать мне предложение наверху? – спросил Шамир, подняв голову.
– Я собиралась убедить тебя сделать предложение мне, – ответила Сьюзи. – И ты никуда от этого не денешься.
– Лучше не тянуть. Давай прямо сейчас, – сказал он с грустной улыбкой.
– Наверху, когда выберемся, не раньше.
– Сьюзи, ты действительно хочешь, чтобы я стал твоим мужем?
– Замолчи, Шамир, прошу тебя, замолчи!
Не отрывая от нее взгляда, он продолжил:
– Я люблю тебя. Я влюбился в тебя в тот день, когда ты постучалась в мою дверь, и с тех пор любовь только крепла. Я бы с радостью обнял невесту, но до тебя далековато.
Шамир поцеловал ладонь своей перчатки и послал ей воздушный поцелуй. А потом коротким точным движением перерезал соединявшую их веревку.
3
Сьюзи проводила падающего Шамира истошным криком, поэтому не слышала глухого удара при его падении на лед. После этого она долго висела неподвижно в тишине и в темноте, готовая умереть от холода.
А потом ей пришло в голову, что он отдал свою жизнь ради того, чтобы ее спасти, и никогда ей не простит, если его жертва окажется напрасной.
Она решила включить налобный фонарик, задрала голову, уперлась ногами в стену, всадив в лед шипы.
Снег осыпался вниз с равнодушным шуршанием, и она представляла себе, как он падает на тело Шамира.
Карабкаться в темноте, ничего не видя от слез, не давать себе отдыха, стискивать до боли зубы. Слушать его подсказки, слышать тембр его голоса, биение его сердца, ощущать прикосновение его кожи во влажной постели. Чувствовать его язык у себя во рту, на груди, на животе, в пылающем жерле любви между ног. Чувствовать, как он притягивает ее к себе сильными руками, чувствовать его прикосновение – и продолжать подъем к небу. Час за часом, не давая себе передышки, не оставляя времени на отчаяние, – лишь бы вырваться из этого белого ада!
В 3 часа ночи пальцы Сьюзи уцепились за края пропасти, проглотившей их накануне. Последние силы ушли на то, чтобы подтянуться и вылезти из дыры. Упав на спину, она наконец увидела над собой звездное небо и, раскинув ноги и руки, издала нечеловеческий вопль, прокатившийся эхом по ледяному цирку.
Громоздившиеся вокруг нее горы отливали сталью. Она видела отороченные снегом вершины, далекие перемычки перевалов. Ветер завывал в пропастях, извлекая безумные звуки из труб ледяных органов, громоздившихся на склонах. Где-то вдали, судя по свистящему звуку, сходил оползень, сопровождавшийся камнепадом, и камни, ударяясь о гранит, высекали снопы искр. Сьюзи казалось, что она попала в другой мир, выбралась из небытия на безгрешную землю. Увы, в этом мире уже не было Шамира.
Он предостерегал ее: «Выбраться наверх – только первая часть задачи. Дальше будет спуск».
Времени было в обрез. Комбинезону досталось не меньше, чем ей самой. Мороз уже щипал ее за бока и за икры. Хуже всего было то, что она перестала чувствовать пальцы. Она встала, надела рюкзак и внимательно изучила предстоящий маршрут. Прежде чем уйти, Сьюзи опустилась на колени на краю расселины, устремила взгляд на вершину Монблана, прокляла гору-убийцу и поклялась, что вернется, чтобы отнять у нее Шамира.
Когда она спускалась, тело было как чужое. Она продиралась сквозь ночь, как сомнамбула. Гора отказывалась признать свое поражение.
Ветер бушевал все сильнее. Сьюзи вслепую брела в белой мгле. Каждый ее шаг сопровождался злобным рокотом ледника.
К ночи она совсем обессилела и прикорнула между двумя валунами. Правую руку она бережно пристроила в кармане, тем не менее рука болела так, что на глазах у Сьюзи выступали слезы. Она сняла шарф и сделала из него варежку. Отмороженные пальцы успели почернеть, и ей оставалось только проклинать себя за неосторожность. Достав из рюкзака горелку, она поставила ее на камень, чтобы истратить последний газ на растапливание льда для утоления жажды. При свете колеблющегося язычка пламени она нащупала кожаный мешочек, стоивший Шамиру жизни, и решила изучить его содержимое.
Там лежало письмо в полиэтиленовом конверте, которое она не стала доставать, чтобы не повредить, размытая фотография женщины и красный ключик. Аккуратно затянув тесемку, она опять спрятала мешочек под комбинезон.
При первых проблесках зари Сьюзи двинулась дальше. Теперь в небе не было ни облачка. Она то и дело спотыкалась и падала, но упрямо вставала и шла, шла…
Спасатели нашли ее лежащей в трещине морены, в полубессознательном состоянии. Щеки у нее были обморожены, на пальцах голой руки чернела запекшаяся кровь. Но больше всего поразил первого наткнувшегося на альпинистку горного проводника ее взгляд: в нем запечатлелась пережитая трагедия.
4
Торжественную процессию возглавлял катафалк, за ним медленно ехали три лимузина с затемненными стеклами. Саймон, сидевший справа от водителя, смотрел прямо перед собой, на дорогу.
Кортеж медленно вплыл в ворота кладбища, доехал по извилистым дорожкам до подножия холма и остановился.
Служащие похоронного бюро сняли гроб с катафалка и поставили на козлы перед свежевырытой могилой. На крышку легли два венка. На одном была лента с надписью «Моему лучшему другу», на другом, от профсоюза журналистов, – «Нашему дорогому коллеге, пожертвовавшему жизнью во имя профессионального долга».
Неподалеку пристроился с камерой корреспондент местной телесети: он ждал начала погребения, чтобы снять несколько эффектных кадров.
Саймон взял слово первым: сказал, что они с покойным были, как родные братья, что под личиной напористого, порой несносного газетчика скрывался великодушный и даже немного чудаковатый малый. Эндрю не заслужил такой безвременной смерти. Он столько всего не успел! Какая невосполнимая утрата!
Саймон осекся, чтобы унять подкатившее к горлу рыдание, утер глаза и закруглился: сказал, что лучшие всегда уходят первыми.
Второй выступила Оливия Стерн, главный редактор «Нью-Йорк таймс»: с нескрываемым горем она поведала о трагических обстоятельствах гибели Эндрю Стилмена.
Выдающийся журналист-репортер, он отправился в Аргентину, чтобы выследить военного преступника. Вернувшись в Нью-Йорк после завершения своей опасной миссии, Эндрю Стилмен пал жертвой убийцы, занимаясь бегом на берегу Гудзона, – доказательство того, что смерть догонит даже самого резвого бегуна. Гнусное деяние с целью задушить правду! Дочь чудовища, изобличенного Эндрю, отомстила за отца. Подняв руку на Стилмена, она покусилась на саму свободу прессы, и ее поступок вписывается в череду злодеяний, совершенных ее папашей. Но, прежде чем погрузиться в глубокую кому, из которой ему уже не суждено было выйти, Эндрю Стилмен успел назвать санитарам имя убийцы. Великая Америка не оставит безнаказанным убийство одного из лучших ее сыновей. Аргентинским властям уже передано требование об экстрадиции. «Да свершится правосудие!» – провозгласила Оливия Стерн.
Умолкнув, она положила ладони на гроб, воздела глаза к небу – и продолжила торжественным тоном:
– Эндрю Стилмен был человеком твердых убеждений, он посвятил всю жизнь своему ремеслу, нашей профессии – последнему бастиону демократии. Эндрю Стилмен, ты пал на этом бастионе как солдат на поле брани, и мы никогда тебя не забудем. Уже завтра залу «Б» в архиве газеты – тому, что на первом подземном этаже, направо от лифтов (взгляд в сторону заведующего отделом кадров), – будет присвоено его имя. Впредь это будет не просто зал «Б», а «Зал Эндрю Стилмена». Мы тебя никогда не забудем! – отчеканила она.
Несколько коллег Эндрю, пришедшие отдать ему последний долг, зааплодировали. Оливия Стерн запечатлела поцелуй на крышке гроба, оставив на лакированной дубовой доске две полоски красной помады из последней косметической коллекции «Шанель».
Сотрудники похоронного бюро, дождавшись сигнала Саймона, вчетвером приподняли гроб и водрузили его на раму над могилой. Заработала лебедка, и останки Эндрю Стилмена медленно скрылись в глубине могилы.
Люди, посвятившие утро прощанию с Эндрю, по очереди подходили к месту его последнего упокоения. Среди них были Долорес Салазар, архивистка газеты, души не чаявшая в Эндрю: они часто встречались по утрам в субботу в отделении Ассоциации анонимных алкоголиков на Перри-стрит; почтальон Мануэль Фигера, которого Эндрю иногда угощал кофе в кафетерии; заведующий отделом кадров Том Кимилио, два года назад грозивший Эндрю увольнением, если тот не решит раз и навсегда свою проблему с бутылкой; сотрудник юридического отдела Гэри Палмер, часто закрывавший глаза на злоупотребления, которые допускал Эндрю, выполняя свой профессиональный долг; профсоюзный деятель Боб Стоул, не имевший чести водить знакомство с Эндрю, а просто дежуривший в это утро в редакции; наконец, Фредди Олсон, сосед Эндрю по редакционному отсеку, то ли из последних сил сдерживавший слезы, то ли готовый разразиться сатанинским хохотом – можно было подумать, что он явился на похороны под кайфом.
Олсон последним бросил на гроб белую розу, наклонился, чтобы взглянуть, куда она упала, и сам чуть не последовал за ней – к счастью, профсоюзный деятель успел поймать его за рукав.
После этого скорбящие покинули могилу и зашагали к машинам. Последовали орошаемые слезами объятия. Оливия и Долорес всплакнули друг у дружки на груди. Саймон поблагодарил всех пришедших на похороны – и все вернулись к своим занятиям.
У Долорес был назначен на 11 часов маникюр, у Оливии – поздний завтрак с подругой, Мануэль Фигера обещал жене поехать за новой сушилкой для белья, Том Кимилио торопился на свадьбу к племяннику, где исполнял роль шафера, Гэри Палмера ждал приятель на блошином рынке на 25-й улице, Боб Стоул возвращался в редакцию на дежурство, а у Фредди Олсона был назначен на обеденное время сеанс восточного массажа в салоне в Чайна-тауне, массажистки которого, видимо, давно не бывали на исповеди.
Все возвращались к повседневной жизни, один Эндрю Стилмен остался лежать мертвый в своей могиле.
Первые часы после похорон показались ему томительно долгими, особенно угнетало одиночество – неожиданность для такого человека, как он, всегда мечтавшего, чтобы его оставили в покое. Тревога на сей раз не вызвала ни жажды, ни потливости, ни дрожи, ни даже небольшого учащения пульса – и не без причины!
Потом наступила ночь, а вместе с ней случилось нечто очень странное, отвлекшее его от всех остальных мыслей.
Он как будто уже свыкся с крайней теснотой своего «подземного вместилища без окон и без дверей», даже безмолвие на глубине шести футов не слишком его угнетало. И это его, любителя уличной какофонии, стука отбойных молотков, рева мотоциклов (чем громче, тем круче), завывания сирен, рева грузовиков, заунывно гудящих на заднем ходу, так что хочется убить их водителей, обалдевших гуляк, перепутавших день и ночь и вызывающих желание выследить их и устроить кошачий концерт у них под окнами! Ему предстояло понять, как следует относиться к его нынешнему положению: он парил в нескольких сантиметрах над холмиком, выросшим над гробом с его собственными останками? Это казалось невероятным, но Эндрю, усевшись по-турецки без всякой опоры под собой, действительно видел все, что происходило вокруг него – впрочем, не так уж много.
Не зная, чем заняться, он начал мысленно перечислять все, что представало его взору.
Растрепанный ветром газон с клонящимися к северу травинками. Тисы, клены и дубы, тянущиеся ветвями в ту же сторону. Казалось, вся природа поворачивается к шоссе, проложенному у подножия кладбищенского холма.
Внезапно Эндрю, уставший гадать, сколько еще ему так скучать, услышал голос:
– Ничего, привыкнете! Сначала это тяжело и утомительно, но постепенно теряешь ощущение времени. Знаю, что вы сейчас про себя твердите: знал бы заранее, что умру, – купил бы участочек с видом на море. Между прочим, это было бы непростительной ошибкой! Вы не представляете, какое это занудство – шум непрестанно накатывающихся на берег волн! То ли дело шоссе: тут то и дело случаются занятные вещи. То пробки, то гонки, то аварии – невероятное разнообразие!
Эндрю повернул голову на голос. Над соседней могилой, тоже скрестив ноги по-турецки, парил мужчина, дружелюбно улыбаясь Эндрю.
– Арнольд Кнопф, – представился он, не меняя позы. – Это мое имя. Уже пятьдесят лет, как я здесь. Увидите, вы освоитесь, главное – терпение.
– Вот, значит, какая она, смерть? – проворчал Эндрю. – Висеть книзу задом над собственной могилой и до одури глазеть на шоссе?
– Глазейте на что хотите, вы совершенно свободны. Просто я обнаружил, что это самое лучшее развлечение. Еще бывают посетители, особенно по выходным. Живые приходят плакать на наши могилы, только не на мою. Что до наших соседей, то они лежат здесь так давно, что тех, кто к ним приходил, самих уже похоронили. Большинству теперь даже лень вылезать. Мы, так сказать, – местная молодежь. Надеюсь, вас будут навещать – сначала так всегда бывает; потом горе сходит на нет, и все меняется.
На протяжении своей долгой агонии Эндрю часто пытался представить себе смерть и даже надеялся обрести с ее помощью избавление от демонов, не дававших ему покоя при жизни. Но действительность оказалась хуже всего того, что был способен представить его изощренный ум.
– Я, знаете ли, чего только не повидал, – продолжал сосед. – Два века, три войны. А прикончил меня какой-то ерундовый бронхит – каково? А еще говорят, что нелепость не убивает… А с вами что?
Эндрю не удостоил его ответом.
– Ничего, мне не к спеху. К тому же я такого наслушался! – не унимался сосед. – Вас хоронила непростая публика. Стать жертвой убийства – это звучит!
– А по-моему, ничего оригинального, – пробурчал Эндрю.
– Да еще когда убийца – женщина!
– Так ли важно, кто тебя убил, женщина или мужчина?
– Очень даже важно. А вообще-то вам виднее… Детишки есть? Что-то я не заметил ни вдовы, ни ребятишек.
– Ни детей, ни вдовы, – подтвердил Эндрю.
– Холостяк, значит?
– С недавних пор.
– Жаль. Хотя так для нее, наверное, лучше.
– И я того же мнения.
Вдали замелькала «мигалка» полицейской машины, «универсал», который она преследовала, затормозил на полосе для экстренной остановки.
– Видали? На этой трассе не соскучишься. Это автострада, связывающая Лонг-Айленд с аэропортом имени Джона Кеннеди. Вечно они здесь разгоняются, вот их и ловят. Если повезет, нарушитель набирает скорость, вместо того чтобы остановиться, и тогда можно полюбоваться погоней – вон до того поворота. Жаль, дальше здоровенные платаны, ничего не разглядеть!
– Вы хотите сказать, что мы прикованы к своим могилам?
– Почему, со временем можно научиться не сидеть сиднем. Я, например, на прошлой неделе добрался до конца аллеи – шестьдесят шагов за раз! Пятьдесят лет тренировки даром не проходят. Хорошо, что усилия приносят плоды, иначе зачем было бы стараться?
Эндрю уже не скрывал своего отчаяния. Сосед подобрался ближе.
– Не волнуйся, уверяю тебя, ты привыкнешь. Сначала кажется, что это невыносимо, но ты потерпи, доверься мне!
– Вы не возражаете, если мы немного помолчим? Мне хочется тишины.
– Сколько хочешь, мальчик мой! – ответил Арнольд Кнопф. – Я понимаю и не тороплюсь.
И они остались сидеть по-турецки вдвоем, бок о бок, в непроглядной ночи.
Немного погодя на дороге, поднимавшейся от ворот кладбища на холм, замаячили автомобильные фары. Почему распахнулись ворота, всегда запертые в этот час, осталось загадкой для Арнольда, поделившегося своим удивлением с Эндрю.
Из остановившегося неподалеку от них коричневого «универсала» вышла и направилась в их сторону женщина.
Эндрю немедленно узнал свою бывшую жену Вэлери, любовь всей своей жизни, которую он потерял, совершив глупейшую ошибку. Его теперешнее положение было расплатой за мгновение заблуждения, мимолетной страсти.
Знала ли она, какие мучительные угрызения совести его терзали? Знала ли, что он отказался от борьбы за свою жизнь, когда она перестала навещать его в больнице?
Она подошла к могиле и бесшумно опустилась на колени.
Видя ее склонившейся над ним, он впервые за все время с тех пор, как его пырнули в спину на берегу Гудзона, испытал облегчение.
Вэлери здесь, она вернулась – это было важнее всего остального.
Внезапно она украдкой задрала юбку и стала мочиться на могильный камень. Закончив это занятие, она привела в порядок свою одежду и громко произнесла:
– Чтоб тебе пусто было, Эндрю Стилмен!
Сказала – и была такова.
– Скажешь, это тоже неоригинально? – простонал Арнольд Кнопф, стараясь не показать, что давится от смеха.
– Она что, взяла и помочилась на мою могилу?!
Читать бесплатно другие книги:
