Царица проклятых Райс Энн

На рассвете Арман буквально испарялся. Дэниелу не положено было знать, где именно спит Арман. Но к рассвету Дэниел и сам буквально валился с ног. Вот уже целых пять лет он не видел полуденного солнцестояния.

Часто Арман появлялся в комнате еще до того, как просыпался Дэниел. Весело кипел кофе, играла музыка – Вивальди или кабацкое пианино, ибо Арману они нравились в равной степени, – а сам Арман слонялся по комнате в ожидании пробуждения Дэниела.

– Вставай, любовник, сегодня вечером мы идем на балет, я хочу увидеть Барышникова. А потом отправимся в Виллидж. Помнишь тот джаз-банд, который понравился мне прошлым летом, – ну так они вернулись. Давай скорее, любовь моя, я голоден. Мы должны идти.

В тех случаях, когда Дэниел чувствовал себя вялым, Арман заталкивал его в душ, намыливал с головы до ног, ополаскивал, вытаскивал, тщательно вытирал, с любовью и нежностью, словно парикмахер старых времен, брил и в довершение всего одевал, тщательно отбирая вещи из запущенного и грязного гардероба Дэниела.

Дэниелу нравилось ощущать прикосновение твердых, сияющих белых рук к обнаженной коже – словно его касались атласные перчатки. Он любил эти карие глаза, которые, казалось, вытягивали из него душу; его приводила в восхищение утрата всяческой ориентации, уверенность в том, что его уносит прочь от всего материального; и наконец на шее нежно смыкаются руки, и зубы вонзаются в кожу…

Он закрывал глаза, и тело его постепенно становилось все горячее и горячее, но по-настоящему оно вспыхивало лишь в тот момент, когда кровь Армана касалась его губ. И вновь до него доносились далекие стоны и плач, – быть может, это рыдали заблудшие души? У него возникало ощущение какой-то великой сияющей непрерывности, словно все сны его вдруг сливались воедино и обретали жизненно важное значение; но все опять ускользало…

Однажды он изо всех сил обхватил Армана и попытался впиться ему в горло. Арман очень терпеливо сделал для него надрез и позволил Дэниелу надолго припасть к восхитительному источнику, но потом нежно отстранил его от себя.

Дэниел потерял способность принимать решения. Дэниел жил лишь в двух альтернативных состояниях – страдания и экстаза, объединенных любовью. Он никогда не знал, когда именно ему дадут кровь. Он так и не смог понять, почему все вокруг так изменилось: гвоздики пристально смотрели на него из ваз, отвратительные небоскребы напоминали растения, за ночь возникшие из стального семени, – кровь ли была тому причиной, или же он просто сходит с ума.

Затем наступила ночь, когда Арман сказал, что готов всерьез войти в этот век, – он изучил его в достаточной мере. Он пожелал обрести «несметное» богатство. Ему необходимы просторные апартаменты, наполненные теми вещами, которые он научился ценить. И еще яхты, самолеты, машины, миллионы долларов. Он готов был купить Дэниелу все, что тот пожелает.

– О каких миллионах ты говоришь?! – насмешливо воскликнул Дэниел. – Ты выбрасываешь одежду, успев показаться в ней лишь раз, ты арендуешь квартиры и забываешь, где они находятся. Ты знаешь, что такое почтовый индекс или ставка налога? Миллионы! Откуда мы возьмем миллионы? Укради себе еще один «мазерати» и, ради бога, успокойся на этом!

– Дэниел, в твоем лице Луи сделал мне чудесный подарок, – нежно произнес Арман. – Что бы я без тебя делал? Ты все понимаешь не так, как надо. – Выражение его огромных глаз было по-детски невинным. – Я хочу быть в самом центре событий, как тогда, в Париже, в Театре вампиров. Конечно, ты помнишь об этом. Я хочу быть язвой в самой сердцевине мира.

Далее события развивались с такой скоростью, что у Дэниела голова пошла кругом.

Все началось с сокровищ, найденных под водой неподалеку от Ямайки. Арман нанял судно, чтобы показать Дэниелу, где следует проводить операцию по подъему. Через несколько дней был обнаружен затонувший испанский галеон, нагруженный золотыми слитками и драгоценными камнями. За ним последовала археологическая находка бесценных статуэток ольмеков. Вскоре одно за другим были точно указаны места гибели еще двух кораблей. На дешевом участке земли в Южной Америке открыли давно заброшенную шахту, в которой было полно изумрудов.

Они купили особняк во Флориде, яхты, катера и небольшой, но изысканно оборудованный реактивный самолет.

Теперь они должны были по любому поводу наряжаться, как принцы. Арман лично наблюдал за тем, как с Дэниела снимают мерки для шитья на заказ рубашек, костюмов, ботинок. Он выбирал ткани для бессчетного числа спортивных курток, брюк, халатов, шелковых фуляров. Конечно, для холодной погоды Дэниелу потребуются плащи с подкладкой из норки, а для Монте-Карло – смокинги и драгоценные запонки, и даже длинный черный замшевый плащ, в котором Дэниел с его «ростом двадцатого века» чувствовал себя вполне комфортно.

На закате, когда Дэниел просыпался, одежда для него была уже приготовлена. И боже упаси заменить хоть одну мелочь, будь то льняной носовой платок или черные шелковые носки. Ужин накрывали в огромной столовой, окна которой выходили на пруд. Арман уже сидел за письменным столом в смежном кабинете. У него всегда была работа: изучить новые карты, приобрести новые ценности.

– Но как тебе это удается? – требовательно спрашивал Дэниел, наблюдая, как Арман делает пометки и пишет указания относительно новых приобретений.

– Если умеешь читать мысли людей, можешь получить все, что захочешь, – терпеливо объяснял Арман. Ах, этот тихий рассудительный голос, открытое и почти доверчивое мальчишеское лицо, каштановые волосы, небрежно соскальзывающие на глаза, тело, наводящее на мысли о человеческой чистоте и непринужденности.

– Дай мне то, что я хочу, – требовал Дэниел.

– Я даю тебе все, о чем ты только можешь попросить.

– Да, но не то, о чем я уже просил, не то, что мне нужно!

– Оставайся среди живых, Дэниел. – Тихий шепот, похожий на поцелуй. – Позволь сказать тебе от чистого сердца, что жизнь лучше смерти.

– Я не хочу оставаться среди живых, Арман, я хочу жить вечно, и тогда я сам скажу тебе, действительно ли жизнь лучше смерти.

Дело в том, что богатство сводило его с ума, заставляло как никогда остро ощущать собственную смертность. Плавая вместе с Арманом под парусом в теплых водах Гольфстрима, любуясь россыпью звезд в ночном небе, он сгорал от желания обладать ими вечно. С ненавистью и в то же время с любовью он наблюдал, как легко управляет судном Арман. Неужели Арман действительно позволит ему умереть?

Игра в обогащение продолжалась.

Пикассо, Дега, Ван Гог – это лишь несколько из похищенных картин, найденных Арманом и без каких-либо объяснений переданных им Дэниелу для перепродажи или получения вознаграждения. Конечно, последние владельцы картин не осмеливались заявить о себе, если они вообще оставались в живых после безмолвных ночных визитов, нанесенных Арманом в святилища, где хранились краденые сокровища. Иногда невозможно было даже установить, кому принадлежала та или иная работа. На аукционах они приносили миллионы. Но ему и этого было мало.

Он приносил Дэниелу жемчуг, изумруды, бриллиантовые тиары. Не стоит волноваться о том, что они краденые, никто не заявит на них права. А у жестоких торговцев наркотиками, промышлявших на побережье Майами, Арман похищал все, что под руку попадалось: оружие, чемоданы с деньгами и даже их суда.

Дэниел наблюдал, как секретари пересчитывали и упаковывали пачки зеленых банкнот, чтобы перевести на закодированные счета в европейских банках.

Дэниел часто видел, как Арман в одиночестве отправляется на охоту в теплые южные воды: юноша с развевающимися на ветру длинными волосами, одетый в мягкую черную шелковую рубашку и черные брюки, с легкостью управлял юрким катером без огней. Смертоносный противник. Где-то очень далеко, вне пределов видимости с суши, он находит своих контрабандистов и наносит удар – одинокий пират, смерть. Когда его жертвы погружаются в бездну и в лунном свете пред ними на миг возникает тот, кто стал причиной их гибели, встают ли у них волосы дыбом? Этот мальчик! А они-то считали злодеями себя!..

– Ты позволишь мне сопровождать тебя? Позволишь увидеть, как ты это делаешь?

– Нет.

Наконец достаточный капитал был накоплен; Арман счел себя готовым к настоящим действиям.

Он приказал Дэниелу совершать покупки без колебаний и консультаций: флот круизных пароходов, сеть ресторанов и отелей. В их распоряжении были теперь четыре частных самолета. У Армана появилось восемь телефонов.

И тогда пришло время воплощения в жизнь последней мечты. Остров Ночи, персональное творение Армана, с пятью ослепительно сияющими стеклянными этажами театров, ресторанов и магазинов. Он выбирал архитекторов и рисовал для них эскизы. Он представил им бесконечные списки требовавшихся ему материалов, тканей, скульптур для фонтанов, даже цветов и деревьев в горшках.

Смотрите! Перед вами остров Ночи. От заката до рассвета его заполняли толпы туристов, прибывавших сюда из Майами на бесчисленном множестве катеров и яхт. В холлах и танцевальных залах непрерывно звучала музыка. Стеклянные лифты не переставая возносились к небесам. В окружении росших по берегам влажных хрупких цветов сверкали пруды, ручьи и водопады.

На острове Ночи можно было купить все, что угодно: бриллианты, кока-колу, книги, пианино, попугаев, авторские модели одежды от лучших дизайнеров, фарфоровых кукол. Вас ожидали изысканные блюда любой кухни мира. В кинотеатрах каждую ночь демонстрировались пять фильмов. Здесь было все: английский твид и испанская кожа, индийский шелк, китайские ковры, серебро установленной пробы, мороженое в рожках, сахарная вата, костяной фарфор и итальянская обувь.

Можно было жить по соседству со всем этим, в тайной роскоши, то появляясь среди всеобщей суеты, то исчезая снова, когда вам того хотелось.

– Все это твое, Дэниел, – говорил Арман, медленно проходя по просторным, наполненным воздухом помещениям их собственной Виллы Мистерий, занимавшей три этажа и имевшей к тому же подвалы, доступ в которые был Дэниелу воспрещен; из окон открывался вид на далекое ночное зарево Майами и проносящиеся высоко в небе облака.

Мастерски выполненное сочетание старого и нового вызывало восхищение. Двери лифта бесшумно открываются, и вы оказываетесь в больших прямоугольных комнатах, заполненных средневековыми гобеленами и антикварными люстрами; и в каждой комнате стоит гигантских размеров телевизор. Стены апартаментов Дэниела украшали картины эпохи Ренессанса, а паркет был покрыт персидскими коврами. В кабинете, где на полу лежал белоснежный ковер, а все свободное пространство было заставлено компьютерами, переговорными устройствами и сияющими мониторами, Армана окружали произведения лучших мастеров венецианской школы. Книги, журналы и газеты поступали сюда из всех уголков мира.

– Это твой дом, Дэниел.

Так оно и было, и, надо признаться, Дэниел полюбил его, но еще больше он полюбил свободу, власть и роскошь, окружавшие его повсюду, куда бы он ни направился.

По ночам они с Арманом забирались в глубину джунглей Центральной Америки, чтобы увидеть то, что осталось от поселений племени майя, или поднимались по склонам Аннапурны, чтобы при лунном свете полюбоваться вздымающейся вдали вершиной. Они пробирались сквозь толпы людей в центре Токио, бродили по улицам Бангкока и Каира, Дамаска и Лимы, Рио и Катманду. Днем Дэниел наслаждался комфортом в лучших отелях, а ночью бесстрашно отправлялся на прогулку вместе с Арманом.

Время от времени, однако, иллюзия цивилизованной жизни рушилась в прах. Иногда, в каком-нибудь отдаленном месте, Арман вдруг ощущал присутствие других бессмертных. Это его беспокоило, хотя он объяснял, что Дэниел находится под его защитой. Дэниел должен всегда оставаться рядом с ним.

– Сделай меня таким же, как ты, и повода для беспокойства не будет.

– Ты сам не понимаешь, что говоришь, – ответил Арман. – Сейчас ты – один из миллиарда безликих смертных. Став одним из нас, ты превратишься в свечу, горящую в темноте.

Дэниел не желал с этим смириться.

– Они тебя немедленно обнаружат, – продолжал Арман. Он рассердился, но вовсе не на Дэниела. Дело в том, что он вообще терпеть не мог любые разговоры о бессмертных. – Разве ты не знаешь, что старые без колебаний уничтожают молодых? – спросил он. – Неужели твой любимый Луи не рассказал тебе об этом? Да и сам я делаю то же: где бы мы ни жили, я очищаю территорию от молодых, от этого сброда. Но и меня нельзя считать непобедимым. – Он помолчал, как бы раздумывая, стоит ли продолжать, затем заговорил снова: – Я похож на крадущегося по лесу зверя. У меня есть враги, которые старше и сильнее и которые, я уверен, без колебаний уничтожат меня, если это будет в их интересах.

– Старше, чем ты? Но я всегда считал самым старым тебя, – удивленно заметил Дэниел. Прошло уже несколько лет, с тех пор как они обсуждали «Интервью с вампиром». Да и, по правде говоря, они никогда не вдавались в детали.

– Конечно же, я не самый старый, – ответил Арман. Чувствовалось, что ему слегка не по себе. – Просто твоему другу Луи не посчастливилось отыскать тех, кто постарше. Есть и другие. Мне неизвестны их имена, я редко вижу их лица. Но иногда я их чувствую. Можно сказать, что мы чувствуем друг друга. И посылаем беззвучные, но мощные сигналы: «Держись от меня подальше».

На следующую ночь он подарил Дэниелу медальон или, как он его называл, амулет. Сначала он поцеловал его и потер в ладонях, словно хотел согреть. Зрелище такого ритуала вызывало странные ощущения. Но еще более странно выглядел сам медальон с выгравированной на нем буквой «А» и миниатюрным флакончиком с кровью Армана внутри.

– Вот, возьми. Как только они к тебе приблизятся, открой замок. И немедленно разбей флакон. Тогда они почувствуют ту силу, которая тебя защищает. Они не посмеют…

– Ну да, ты позволишь им убить меня. Ты знаешь, что позволишь, – холодно возразил Дэниел. – Дай мне силу, чтобы я смог защитить себя сам.

Но с тех пор он постоянно носил амулет. Под ярким светом лампы он внимательно рассмотрел букву «А» и замысловато выгравированные по всей поверхности амулета миниатюрные рисунки и обнаружил, что на них изображены люди, но все они представлены в искаженном виде: одни искалечены, другие извиваются в агонии, третьи мертвы. Поистине кошмарный подарок. Он спрятал цепочку с медальоном под рубашку – холодное прикосновение к обнаженной коже заставило его вздрогнуть, но там амулет останется скрытым от посторонних глаз.

Дэниелу так и не довелось повстречаться с другими сверхъестественными созданиями или почувствовать их присутствие. В его воспоминаниях Луи остался чем-то вроде галлюцинации, лихорадочного видения. Арман представлялся Дэниелу единственным оракулом, безжалостным и в то же время любящим демоническим богом.

Мучительная горечь в его душе все возрастала. Жизнь с Арманом воспламеняла его и сводила с ума. Уже много лет Дэниел не вспоминал ни о семье, ни о прежних друзьях. Родственники его – он был уверен – регулярно получали чеки, но этим все и ограничивалось.

– Ты никогда не умрешь, но каждую ночь наблюдаешь, как умираю я!

Отвратительные, чудовищные ссоры… В конце концов Арман взрывался и глаза его стекленели от безмолвной ярости, потом он тихо, но безудержно плакал, словно давно забытое чувство, способное разорвать на части его душу, вернулось вновь.

– Я не стану это делать, я не могу. Попроси лучше убить тебя, для меня это гораздо проще. Как ты не можешь понять, что сам не знаешь, о чем просишь?! Опять то же проклятое заблуждение! Неужели до тебя все еще не дошло, что любой из нас отказался бы от всего ради возможности прожить одну человеческую жизнь?!

– Оказаться от бессмертия, чтобы прожить одну жизнь? Я тебе не верю. Ты впервые лжешь мне столь откровенно.

– Да как ты смеешь!

– Не бей меня! Ты же можешь меня убить. Ты очень сильный.

– Я бы от всего отказался. Если бы не был таким трусом, когда доходит до дела, если бы после пятисот лет жажды и страстей я по-прежнему до мозга костей не боялся смерти.

– Нет, не отказался бы. И страх здесь ни при чем. Вспомни только, что представляла собой одна человеческая жизнь в те времена, когда ты родился. Потерять все это? Будущее, где ты получишь власть и роскошь, о которых не мог мечтать даже Чингисхан! Оставим в стороне чудеса техники. Разве ты захотел бы остаться в неведении о судьбах мира? Ах, только не говори, что согласился бы на это.

Словесных примирений после таких ссор никогда не было. Все завершалось объятиями, поцелуем… кровь обжигала его, словно жалила, над ним огромной сетью раскидывался покров видений… и голод! «Я люблю тебя! Дай мне еще. Еще! Мне никогда не будет достаточно».

Все было бесполезно.

Что принесли такие вливания его телу и душе? То, что он теперь во всех подробностях может рассмотреть падение листа с ветки? Арман не собирается дарить ему бессмертие!

Арман видел, как время от времени Дэниел уходит, чтобы с головой окунуться в таящую множество опасностей повседневную жизнь; он предпочитал рисковать таким образом, но не делать то, что от него требовали. Дэниел ничего не мог сделать, он ничего не мог дать.

Так начались его странствия и побеги, но Арман не следовал за ним. Каждый раз Арман ждал, когда Дэниел начнет проситься обратно. Или же окажется вне пределов досягаемости, на грани смерти. Тогда, и только тогда, Арман привозил его домой.

На широкий тротуар Мичиган-авеню упали капли дождя. Книжный магазин опустел, свет погас. Где-то часы пробили девять. Он стоял, прислонясь к стеклу, и смотрел на проносящиеся мимо машины. Идти некуда. Выпить каплю крови в медальоне? Почему бы и нет?

Лестат в Калифорнии; он, наверное, уже вышел на охоту и преследует свою жертву. А зал готовят к концерту. Смертные рабочие устанавливают световую аппаратуру, микрофоны, места для публики, не подозревая о секретных приказах, которые были отданы, о зловещих зрителях, чье присутствие в огромной, равнодушной и истеричной людской толпе останется до поры до времени незамеченным. А что, если Дэниел допустил чудовищную ошибку? Вполне возможно, что Арман уже там!

То, что поначалу казалось невероятным, постепенно переросло в уверенность. Почему Дэниел не подумал об этом раньше?

Конечно же, Арман уехал! Если в сочинении Лестата содержится хоть крупица правды, Арман ответит на приглашение, захочет увидеть все своими глазами и, возможно, найти тех, кого потерял много веков назад и кто теперь откликнулся на зов Лестата.

И какое дело будет ему до смертного любовника, человеческого существа, служившего ему последние десять лет не более чем игрушкой? Конечно, Арман уехал без него. И помощи на этот раз ждать не приходится.

Он замерз и чувствовал себя ничтожным, жалким и совершенно одиноким. Предзнаменования не имеют никакого значения – явившийся ему сон о близнецах умчался прочь, оставив его наедине с дурными предчувствиями. Такого рода события пролетали над его головой, как огромные черные крылья, после взмаха которых он ощущал лишь дуновение равнодушного ветра. Арман без него отправился навстречу судьбе, но Дэниелу не дано постичь ее в полной мере.

Ужас и грусть переполняли Дэниела. Выхода нет. Беспокойство, вызванное сном, смешалось с тупым тошнотворным страхом. Он дошел до ручки. Что ему теперь делать? Он устало представил себе, как перед ним закрывается остров Ночи. Он увидел окруженную белыми стенами виллу, возвышающуюся над морем, – до нее не добраться. Он представил, что у него нет ни прошлого, ни будущего. Единственный выход для него – смерть: ничего другого, в конце концов, не осталось.

Он сделал несколько шагов. Руки занемели. Свитер промок от дождя. Ему захотелось лечь прямо на тротуар и позволить близнецам появиться вновь. На память пришли выражения Лестата. Момент перерождения он называл Обрядом Тьмы. А мир, способный принять в свои объятия столь утонченных монстров, ассоциировался в его сознании с Садом Зла.

«Позвольте мне оставаться всего лишь любовником в Саду Зла, но быть рядом с вами, и свет, ушедший из моей жизни, вернется вновь – яркой вспышкой великолепия и гордости. Лишившись своей смертной плоти, я перейду в вечность. Я стану одним из вас».

Головокружение… Кажется, он чуть не упал. Кто-то с ним разговаривает, кто-то спрашивает, все ли у него в порядке. Нет, конечно. Как может он быть в порядке?

На плечо ему вдруг легла чья-то рука.

«Дэниел».

Он поднял голову.

У самого края тротуара стоял Арман.

Поначалу он даже глазам своим не поверил – ведь он так сильно этого хотел; но оказалась, что зрение его не обманывает. Там действительно стоял Арман. Окруженный аурой всегда, казалось, сопровождавшего его неземного спокойствия, он молча всматривался в Дэниела; несмотря на слабый налет неестественной бледности, было заметно, как пылает его лицо. Каким обычным он выглядел, если красота вообще бывает обычной. И каким невероятно отстраненным от окружающих его материальных вещей, от своей помятой белой куртки и брюк. За его спиной, словно еще одно видение, маячил в ожидании массивный серый «роллс-ройс», с серебристой крыши которого сбегали струйки дождя.

«Ну же, Дэниел. На этот раз ты задал мне трудную задачу. Очень трудную».

Почему столь настойчиво звучит его приказ, если рука, потянувшая его вперед, и без того сильна? Как редко Арман сердился по-настоящему! И как Дэниел любил его в гневе! Ноги вдруг перестали его держать. Он почувствовал, что его поднимают. Потом под ним простерся мягкий бархат заднего сиденья. Он упал головой на руки и закрыл глаза.

Но Арман ласково усадил его прямо и обнял. Восхитительно мягко качнувшись, машина тронулась с места. Какое это блаженство – вновь спать в объятиях Армана! Но ведь он должен рассказать ему так много – о сне, о книге.

– Неужели ты думаешь, что я не знаю? – прошептал Арман. Глаза его излучали непонятно откуда взявшийся странный свет. Во взгляде появилась какая-то новая мягкость, а от прежней сдержанности не осталось следа. Арман взял бокал с бренди и вложил его в руку Дэниела.

– А ты убегаешь от меня, – сказал он, – из Стокгольма, Эдинбурга, Парижа. За кого ты меня принимаешь, заставляя с такой скоростью следовать за тобой повсюду? Да еще и перед лицом такой опасности…

Он внезапно коснулся губами лица Дэниела.

«Ну вот, это уже лучше, целоваться мне нравится. И прижиматься к мертвецам всем телом тоже. Держи меня крепче. – Он уткнулся лицом в шею Армана. – Твоя кровь…»

– Не сейчас, любовь моя. – Арман отстранил Дэниела от себя и прижал пальцы к его губам. Его обычно тихий, бесстрастный голос был на удивление эмоциональным. – Послушай меня. Нас уничтожают по всему миру.

Уничтожают?.. Это слово вызвало панику в его душе. А тело, несмотря на беспредельную усталость, резко напряглось. Он попытался сосредоточить все свое внимание на Армане, но перед глазами вновь возникли рыжеволосые близнецы, солдаты, обугленное тело матери, падающее в пыль… Но в чем смысл всего этого? Какова связь? Почему?..

– Не могу объяснить, – ответил Арман, имея в виду сон, поскольку он являлся и к нему тоже. Он поднес бренди к губам Дэниела.

О, как тепло. Если бы он не держал себя в руках, то непременно потерял бы сознание. В маленьком обитом бархатом салоне они были вдвоем и теперь молча неслись по пустому шоссе прочь от Чикаго, а дождь заливал стекла. Ах, как прекрасен этот серебряный дождь. Губы Армана дрогнули, как будто он намеревался что-то сказать, и вдруг застыли; он отвернулся, словно прислушиваясь к привлекшим его внимание далеким звукам музыки.

«Я с тобой, и я в безопасности».

– Нет, Дэниел, не в безопасности, – ответил он. – Возможно, ни на одну ночь, ни даже на один час.

Дэниел попытался осмыслить сказанное и сформулировать вопрос, но он слишком ослаб, его клонило в сон. В машине было так уютно, ее мягкий ход действовал так успокаивающе. И близнецы… Прекрасные рыжеволосые сестры хотели вернуться к нему! На долю секунды веки его сомкнулись, и он упал на плечо Армана, чувствуя на своей спине его руку.

– Что мне с тобой делать, любовь моя? Особенно сейчас, когда я сам так испуган, – словно издалека донесся до него голос Армана.

Снова темнота… Он пытался сосредоточиться на вкусе бренди, на прикосновении руки Армана, но сон уже завладел его сознанием.

Близнецы брели по пустыне; солнце стояло высоко в небе. Его лучи обжигали их белые руки и лица. Их губы распухли и потрескались от жажды. Платья запачканы кровью.

– Сделайте так, чтобы пошел дождь, – прошептал вслух Дэниел. – Это в ваших силах, сделайте так, чтобы пошел дождь.

Одна из сестер упала на колени, вторая опустилась рядом и обхватила ее руками. Рыжие волосы смешались с рыжими волосами.

И вновь откуда-то издалека послышался голос Армана. Он говорил, что они слишком углубились в пустыню. Даже их духи не могут вызвать дождь в таком месте.

Но почему? Разве духам не все под силу?

Он почувствовал еще один поцелуй Армана.

Близнецы вошли в проход между невысокими горами. Но тени не было, так как солнце стояло прямо над головой, а каменистые склоны слишком коварны, и взбираться по ним опасно. Они все продолжают идти. Неужели никто не в силах им помочь? Через каждые несколько шагов они спотыкаются и падают. До раскаленных камней нельзя даже дотронуться. В конце концов одна из них падает лицом в песок, а вторая накрывает ее своим телом и пытается защитить от солнца завесой волос.

О, только бы наступил вечер и подул прохладный ветер.

Вдруг та, которая пыталась защитить сестру, смотрит вверх. Какое-то движение на скалах. И вновь – тишина. Падает камень, и эхо отчетливо доносит характерный тихий шорох. Дэниел видит появившихся на скалах людей – типичных темнокожих жителей пустыни в тяжелых белых одеждах.

Завидев приближающихся мужчин, близнецы одновременно поднимаются на колени. Мужчины предлагают им воду. Они брызгают на близнецов холодной водой. Близнецов переполняет радость, и они принимаются истерически смеяться и что-то говорят, но люди их не понимают. Красноречивыми жестами одна из сестер указывает на живот другой и, сложив руки, изображает общепринятые движения, как будто укачивает ребенка. Так вот оно что. Мужчины поднимают беременную женщину. И все вместе они направляются к оазису, вокруг которого разбиты палатки.

И вот наконец при свете костра, горящего рядом с палаткой, близнецы засыпают; среди бедуинов, этого народа пустыни, они чувствуют себя в безопасности. Неужели бедуины действительно столь древний народ, что их история насчитывает многие тысячелетия? На рассвете одна из сестер – та, что не носит в себе ребенка, – встает и направляется к оливковым деревьям, в то время как другая пристально следит за ней взглядом… Она поднимает руки, и поначалу кажется, что она всего лишь приветствует солнце. Остальные уже проснулись и подходят поближе, чтобы посмотреть. А потом поднимается ветер и начинает нежно теребить ветви оливковых деревьев. И наконец с неба падают первые капли дождя, ласкового, легкого дождя.

Он открыл глаза…

И увидел, что находится в салоне самолета.

Маленькую спальню он узнал сразу же – по белым пластиковым стенам и умиротворяюще спокойному тускло-желтому свету. Здесь кругом сплошная синтетика, все сияет и блестит, как отполированные кости доисторических животных. Неужели круг замкнулся? Технология возродила пристанище Ионы во чреве китовом.

У кровати, где он лежал, не было ни изголовья, ни спинки, ни ножек, ни даже каркаса. Кто-то вымыл ему руки и лицо. Он был чисто выбрит. И чувствовал себя просто великолепно. Грохот моторов превратился во всеобъемлющую тишину, в дыхание рассекающего волны кита. Поэтому он смог более отчетливо рассмотреть окружавшие его предметы. Графин. Бурбон. Как хочется бурбона. Но он не в силах двигаться – слишком измотан. И что-то не так, что-то… Он поднял руку и ощупал шею. Амулет пропал! Но это не важно. Он с Арманом.

Арман сидел за столиком рядом с окном – китовым глазом, чье белое пластиковое веко было опущено до упора. Он подстригся. Он был одет в прекрасно сшитый, изящный костюм из черной шерстяной ткани и вновь походил на подготовленного к похоронной церемонии покойника, а блестящие черные ботинки дополняли картину. Мрачное зрелище. Самое время прочесть двадцать третий псалом.

– Ты умираешь, – мягко сказал Арман.

– И пусть бродил я по долине смерти… и так далее, – прошептал Дэниел. В горле у него пересохло. Голова раскалывалась от боли. Стоит ли говорить, о чем он сейчас думает? Все уже давным-давно сказано.

Арман вновь заговорил, теперь уже на языке безмолвия – словно в мозг Дэниела проникал лазерный луч:

«Стоит ли вдаваться в подробности? Ты весишь не больше ста тридцати фунтов. Алкоголь разъедает внутренности. Ты наполовину безумен. Практически ничто в мире не доставляет тебе радости».

– За исключением бесед с тобой. Так приятно слушать все, что ты говоришь.

«Но будет еще хуже, если ты перестанешь встречаться со мной. Ты и пяти дней не протянешь, если будешь продолжать в том же духе».

«Невыносимо даже думать об этом. Но почему же тогда я убегал от тебя?»

Ответа не последовало.

Каким отчетливым кажется все вокруг! Он не только слышал рев моторов, но и странным образом ощущал движение самолета – нескончаемые неровные, волнообразные толчки, как если бы он несся не по воздуху, а по ухабистой дороге, по ямам и пригоркам, и время от времени взбирался в гору. Кит на своем пути китовом, как сказал бы Беовульф.

Волосы Армана были аккуратно зачесаны набок. На запястье сверкали золотые часы, одно из тех выдающихся достижений техники, которые он обожает. Можно себе представить, как весь день сияют в гробу эти цифры! Его черный пиджак с узкими лацканами выглядел несколько старомодно, а жилет был, кажется, сшит из черного шелка. Но его лицо… да, он отменно насытился. Весьма отменно.

«Ты помнишь что-нибудь из того, что я рассказывал тебе раньше?»

– Да, – ответил Дэниел. Но на самом деле с памятью у него было совсем плохо. Потом внезапно нахлынуло гнетущее воспоминание: «Что-то о повсеместном уничтожении. Но я же умираю. Они умирают. И я умираю тоже. Но прежде чем это случилось, они успели обрести бессмертие; я же просто оставался живым. Видишь? Я помню. А теперь я бы выпил бурбона».

«И ты уверен, что я ничего не могу сделать, чтобы пробудить в тебе желание жить?»

– Только не начинай опять этот разговор! Еще одно слово, и я выпрыгну из самолета.

«В таком случае будешь ты слушать меня, наконец? По-настоящему слушать?»

– А что еще мне остается? Если ты хочешь, чтобы я слушал, мне некуда деться от твоего голоса; он как встроенный микрофон у меня в голове. Что я вижу? Слезы? Ты собираешься меня оплакивать?

На секунду он показался таким юным. Что за обман зрения!

– Будь ты проклят, Дэниел! – Эти слова он произнес вслух, и Дэниел их услышал.

По телу Дэниела пробежал холодок. Как страшно видеть его страдания! Дэниел промолчал.

– Тебе прекрасно известно, что такие, как мы, не имеют права на существование, – сказал Арман. – Чтобы осознать это, совсем не обязательно читать книгу Лестата. Любой из нас скажет тебе, что это было отвратительное, демоническое слияние…

– Значит, Лестат написал правду?! О демоне, вселившемся в Мать и Отца в Древнем Египте. Ну хорошо, пусть будет о духе. Демонами их называли в те времена.

– Правда это или нет, теперь уже не важно. Не имеет значения, с чего все началось. А вот что действительно имеет значение, так это реальная возможность близкого конца.

Его охватывает паника, возвращается атмосфера сна, слышатся пронзительные крики близнецов.

– Послушай меня, – терпеливо заговорил Арман, отвлекая его внимание от двух женщин. – Лестат разбудил что-то – или кого-то…

– Акашу… Энкила.

– Возможно. Вполне вероятно, что не одного и не двух. Точно никто не знает. До нас слабо доносится предупреждение об опасности, но, похоже, никто не знает, когда именно ее ждать. Известно одно: нас ищут и уничтожают, дома общин и места встреч ни с того ни с сего вспыхивают и сгорают дотла.

– Я слышал предупреждение об опасности, – прошептал Дэниел. – Иногда посреди ночи, очень отчетливо, а иногда – как эхо. – Перед ним вновь возникли образы близнецов. Это непременно должно быть связано с близнецами. – Но откуда тебе все это известно – про дома общин, про…

– Хватит испытывать мое терпение, Дэниел. У нас мало времени. Я знаю об этом. Знают и другие. Все происходит примерно так, как электрический ток распространяется по проводам огромной разветвленной сети.

– Да, наверное, так.

Каждый раз, когда Дэниел чувствовал на своих губах вкус крови, перед ним на миг возникала сверкающая смесь информации, знания, неясных видений… Значит, это было правдой. Начало «сети» положили Отец и Мать, когда…

– Когда-то, много лет назад, – прервал его размышления Арман, – все это не имело бы для меня никакого значения.

– Что ты имеешь в виду?

– Но сейчас я не хочу, чтобы все вот так закончилось. Но и продолжать свое существование не хочу, если ты… – Он слегка изменился в лице. Во взгляде мелькнуло легкое удивление. – Я не хочу, чтобы ты умер.

Дэниел промолчал.

В наступившей тишине было что-то жуткое. Даже несмотря на то, что самолет плавно скользил в воздушных потоках и Арман, такой сдержанный, такой терпеливый, оставался рядом. Смысл сказанного им противоречил умиротворенно-спокойному тону его голоса.

– Я не боюсь, потому что ты здесь, – неожиданно сказал Дэниел.

– В таком случае ты глупец. Но во всем этом есть еще один таинственный момент.

– Какой?

– Лестат по-прежнему существует. Он воплощает в жизнь свои планы. И все, кто его окружает, тоже целы и невредимы.

– Но как ты можешь быть уверен?

Короткий бархатный смешок.

– Ну вот, опять ты за свое. Человеческое начало в тебе непреодолимо. Ты меня либо переоцениваешь, либо недооцениваешь. И очень редко попадаешь в точку.

– Мои возможности ограниченны. Клетки моего тела подвержены изнашиванию, процессу, известному как старение, и…

– Сейчас все они в Сан-Франциско. Они заполнили задние помещения кабачка «Дочь Дракулы». Возможно, я знаю об этом, потому что это известно остальным и чей-то могущественный разум выхватывает из чужих мыслей образы и невольно или намеренно передает их дальше. Вероятно, один свидетель передает образ увиденного сразу нескольким другим. Точно сказать не могу. Мысли, чувства, голоса – они возникают, и все. Они блуждают по сети, по ее ответвлениям. Одни более отчетливы, другие окутаны туманом. Но время от времени предупреждение заглушает все остальное: «Опасность!» Такое впечатление, что в нашем мире на секунду вдруг наступает полная тишина. А потом другие голоса начинают звучать вновь.

– А Лестат? Где Лестат?

– Его видели, но лишь мельком. Никому не удается обнаружить его убежище. Он слишком умен, чтобы позволить им это. Но он их дразнит. Он носится по улицам Сан-Франциско в черном «порше». Возможно, он не в курсе всего, что происходит.

– Объясни.

– Способность к общению у всех разная. Умение слушать чужие мысли зачастую влечет за собой вероятность того, что услышат и тебя. Лестат скрывает свое присутствие. Его разум может быть полностью закрыт.

– А близнецы? Две женщины из сна, кто они?

– Не знаю. Их видят далеко не все. Но многие знают о них, и, судя по всему, все их боятся, и все убеждены в том, что каким-то образом вина лежит на Лестате. Во всем, что происходит, виноват именно Лестат.

– Он поистине дьявол среди дьяволов, – тихо засмеялся Дэниел.

Арман одобрил шутку, едва заметно кивнув. И даже улыбнулся.

Тишина. Рев мотора.

– Ты понимаешь, что я имею в виду? На нас нападают повсюду, но только не здесь.

– Потому что здесь Лестат.

– Вот именно. Но существо, которое нас уничтожает, передвигается беспорядочно. Создается впечатление, что ему необходимо находиться рядом с тем, кто будет уничтожен. Возможно, оно ждет концерта, чтобы завершить начатое.

– Тебе оно не может причинить вред. Иначе оно давно уже…

И вновь в ответ иронический смешок, едва слышный. Телепатический смех?

– Я, как всегда, тронут твоей верой, но сейчас не время для восхвалений. Это существо не всемогуще. Скорость его перемещений тоже имеет свои пределы. Ты должен понять, почему я сделал именно такой выбор. Мы едем к нему, потому что другого безопасного места просто не существует. Это существо обнаружило и сожгло дотла даже бродяг в самых отдаленных местах…

– И еще потому, что ты хочешь быть рядом с Лестатом.

Молчание.

– Ты же не станешь это отрицать. Тебе необходимо его увидеть. Ты хочешь быть там на случай, если вдруг ему понадобишься. Если начнется война…

Ответа не последовало.

– И если причиной всему Лестат, то, может быть, он сумеет это остановить.

Арман по-прежнему молчал. Он выглядел очень смущенным.

– Все гораздо проще, – произнес он наконец. – Я вынужден поехать.

Казалось, что самолет купается в звуковой пене. Дэниел перевел сонный взгляд на потолок, на движущийся свет.

Наконец-то увидеть Лестата! Он вспомнил старый дом Лестата в Новом Орлеане. И золотые часы, найденные под слоем пыли на полу. А теперь он возвращается в Сан-Франциско, туда, где все началось, возвращается к Лестату. Господи, как хочется бурбона! Почему бы Арману не дать ему выпить? Он так слаб. Они поедут на концерт, он увидит Лестата…

Но тут его вновь охватил ужас, внушенный снами о близнецах, и ужас этот становился все сильнее и сильнее…

– Не позволяй мне больше видеть их во сне, – неожиданно прошептал он.

Ему показалось, что Арман ответил «да».

Внезапно Арман оказался рядом с кроватью и тенью навис над Дэниелом. Чрево кита сжалось до размеров светового пятна, окружавшего Армана.

– Посмотри на меня, любовь моя, – сказал он.

Кромешная тьма. И вдруг железные ворота распахнулись, и сад за ними залит потоком лунного света. Что это за место?

О, должно быть, это Италия, где теплый воздух ласкает вас в нежных объятиях и полная луна сияет над безбрежным морем деревьев и цветов. А там, дальше, на самом краю древнего города Помпеи – Вилла Мистерий.

– Но как мы сюда попали?! – Он повернулся к Арману, который стоял рядом с ним в очень странном наряде: на нем был старинного покроя бархатный костюм. Он вдруг замер, не в силах отвести взгляд от Армана, от его черной бархатной туники и обтягивающих ноги лосин, от длинных вьющихся каштановых волос.

– Ты же знаешь, что на самом деле нас здесь нет, – сказал Арман и, едва слышно ступая по старым серым камням, направился в глубину сада, к Вилле.

Но все было настоящим! Достаточно взглянуть на осыпающиеся кирпичные стены, на цветы, в изобилии растущие на длинных низких клумбах, на влажные следы, оставленные Арманом на тропинке. А звезды в небе! Это же звезды! Он потянулся к лимонному дереву и сорвал всего лишь один ароматный листок.