Проклятый горн Пехов Алексей

– Все… нормально… пройдет. Сейчас… пройдет, – сквозь хрипы сказал он мне и попытался улыбнуться.

Меньше чем через минуту он был уже мертв.

Было душно, несмотря на распахнутые окна и дверь.

Долговязый Павел сидел на корточках перед Шуко, положив длинные руки на колени, и внимательно, точно ящерица, изучал тело. Гипнотизировал его взглядом, словно в любой миг ожидая, что цыган вскочит, рассмеется и скажет, что это всего лишь розыгрыш.

Он поднял взгляд, лишь когда пришла Мириам. Стремительная и резкая, она взметнула широкими юбками воздух, точно ветер, ворвавшийся в окно, едва не врезалась в меня, и я увидел, что в ее льдистых глазах таится тревога.

Мы не встречались с прошлого лета, и я был неприятно поражен тем, как изменилась моя учительница. Она выглядела уставшей, появились новые морщинки, губы стали тоньше, а щеки более впалыми. Между тем у нее все еще была волевая осанка и напор, который мог уничтожить даже горы. Возможно, если бы я не знал, что ее изнутри поедает болезнь, и магистр медленно, но верно проигрывает с ней битву, то не заметил бы никаких изменений.

– Я рада видеть тебя живым, – негромко произнесла она.

Сразу же за ней пришел Стёнен. Он был необъятно-толстым, с огромным выпирающим животом, складчатым затылком, покрытым рыжим пушком, с закрученными песочными усами и бородой. Передвигался он с трудом, опираясь на внушительную трость из черного дерева, все время отдувался, потел и сопел.

– Что произошло? – спросил он.

– Яд, вне всякого сомнения, – произнес Павел, встав резко, точно внутри него распрямилась пружина.

– Сомневаюсь. – Мириам заметила, что на столе стоят два стакана. – Ведь ты же пил, Людвиг?

– Да.

В следующее мгновение она оказалась слишком близко ко мне, чтобы я успел отстраниться, бесцеремонно взяла стальными, точно когти дракона, пальцами за подбородок:

– И как ты себя чувствуешь?

Я мягко убрал ее руку:

– Не планирую умирать, если ты об этом.

– Но он мертв. А ты нет. – Взгляд Павла мне не понравился. Так смотрит ящерица на еду. – Было бы неплохо получить логичное объяснение, почему ты жив, ван Нормайенн. Если, конечно, ты, действительно, пил вино.

– Я нечувствителен к большинству ядов.

Это было так. Благодаря тому, что со мной сделала София. Второй раз это меня спасает. Сначала пойло старг, теперь отравленное вино.

– Я говорил о логичном объяснении.

– Иного, прости, у меня нет.

– И как же ты приобрел столь полезные свойства?

– Гертруда помогла.

Стенен усмехнулся в усы:

– Хорошо дружить с колдуньей. Это яд, Павел. Можешь не сомневаться. Даже название тебе скажу. – Он указал тростью на бледное лицо Шуко. – Желтые губы признак туманной ягоды. Хорошая отрава, хоть и действует не сразу.

Павел взял со стола бутылку и вылил ее содержимое в окно.

– Ненавижу отравителей. С новым днем рождения, ван Нормайенн.

– Нет повода для радости. У кого-то его уже не будет.

– Довольствуйся малым. Ты жив. Цыган превращался в залитую алкоголем свинью, и вино в конце концов его убило. Пускай и несколько иначе, чем я рассчитывал.

Я шагнул к нему, но Мириам положила ладонь мне на плечо, останавливая. На тот случай, если я не понял намека, она сжала пальцы, вцепившись в меня, точно гриф в кусок мяса.

Ну да. Она права.

Стенен хмыкнул в усы:

– Не обращай внимания на Павла, ван Нормайенн. Он как змея, редко испытывает привязанности. Если, конечно, дело не касается его учеников.

Павел скривился:

– Пора уже успокоиться. Калеб не получит Тильду.

Стенен, который являлся бывшим учителем Калеба, философски пожал плечами:

– Это решит совет.

Мириам тихо фыркнула:

– Вы как подростки. До сих пор грызетесь из-за красивых глаз, которые все равно вам не принадлежат. Совет поддержит Павла. Это всем понятно. Давайте оставим эту ерунду и обратимся к более серьезным делам. Кто принес вино, Людвиг?

– Шуко. Ему подарил кто-то из стражей.

Магистры переглянулись.

– Он сказал, чей это подарок? – Толстяк тяжело оперся на трость.

– Нет.

– И причину не назвал? Должен быть повод для дара.

– Не назвал.

Собственно говоря, я и не врал. Шуко не сказал мне ничего конкретного.

Стенен задумчиво кивнул и вынес решение:

– Никакого яда не было. Страж умер. Сами придумайте почему. Так как болезни к нам не липнут, пусть он свернет шею на лестнице из-за того, что много выпил. Не смотри на меня так, Людвиг.

– Ты хочешь сделать его пьяницей.

– Он и был им, – жестко ответил Павел. – Нам не нужны слухи. Не тогда, когда в школе двое законников. К тому же убийство одного из нас может напугать учеников. Случайная, глупая, вне всякого сомнения, очень печальная смерть, а не убийство. Я согласен со Стененом. Мириам?

– Это разумно.

– Решено. – Толстяк отлип от стены. – Как только законники уедут, начнем расследование. Счастливо оставаться.

Он протиснулся в дверной проем и ушел, предоставив нам разбираться с проблемой, которая перестала его волновать.

Мириам взглянула в окно:

– Мне тоже пора. Людвиг, окажи мне услугу, сходи к башне Сов, дождись Эрика и приведи его, пожалуйста, в зал Стрел.

– Сейчас?

– Да. Прибыла делегация из Ордена. Гертруды нет, я не могу, а тебе он доверяет. Павел?

– С телом разберусь, – хмуро ответил тот и, когда моя учительница вышла, сказал мне:

– Хуже нет, когда замешаны свои. Впрочем, чего удивляться. На моей памяти, страж убивал стража трижды. Но для убийства нужна веская причина. И я бы очень хотел ее знать. – Он вновь склонился над телом. – Иди, ван Нормайенн, иди. У тебя полно дел. Печалиться о мертвых будешь, когда станешь старым и ни на что негодным. А пока займись чем-нибудь полезным.

– Займусь. – Я не спешил уходить, так как меня интересовало еще кое-что. – Как Бент?

Павел удивился моему вопросу и ответил несколько грубо:

– Рука у него не отросла, если ты об этом. Я оставил его с братом в Лезерберге.

– А Тильда?

– Здесь. Хотя я бы предпочел, чтобы она была подальше, пока совет решает ее судьбу. Скажу, что ты передавал ей привет. – Следующие слова он произнес, когда я уже собирался выходить: – Знаешь, ван Нормайенн… Давно собирался тебе сказать, да все случая не представлялось. Я хотел взять тебя в ученики после твоего выпуска.

– Действительно, дело более чем прошлое. Надо думать, Мириам тебя опередила.

Магистр скривился:

– Ей было тяжело удержаться. По сути говоря, ты ни черта не был нужен нашей королеве и стал ее учеником лишь потому, что ей показалось смешным насолить мне.

Я остался равнодушен к полученной информации.

– Немного не понимаю, к чему мне эта новость. Если ты считаешь, что я не знаю, как порой Мириам относится к людям, которых она учит, то ошибаешься. Я знаю ее гораздо лучше многих.

Он пожал костлявыми плечами:

– Я лишь к тому, что тогда увидел в тебе перспективу. Вижу и теперь. Предложение, которое я озвучил тебе в Чергии, в силе. В совете освободилось место магистра. Я предлагаю тебе получить кольцо и войти в круг тех, кто решает судьбу Братства. Дай знать, если заинтересуешься.

Здания школы занимали всю внутреннюю часть крепости. Здесь располагалось несколько корпусов, где жили ученики разных возрастов.

Справа от меня высилось сложенное из серых камней Гнездо Соловья, в котором селили мальчишек. Прямо через площадь, сразу за садом, белело Гнездо Сойки – корпус для девочек. Оба здания, так не похожие друг на друга, соединялись переходами с главным корпусом школы – бывшим дворцом короля. Он больше напоминал готический собор, со множеством башенок, узких как языки пламени, западным фасадом с огромным, в четыре этажа, круглым витражным окном. Из северного крыла, украшенная хагжитскими фениксами, точно чертополох, вырастала высокая башня обсерватории со стеклянным куполом. Ее закончили строить, еще когда я учился.

Солнечный свет, мягкий и теплый, касался клумб, на которых уже расцвело множество цветов, ослепительными бликами отражался от бронзовых статуй львов, стоящих по периметру площади, сверкал в стеклах зданий и окрашивал башню Сов в нежно-розовый цвет. Она сейчас действительно очень походила на остроухого филина, со своими разноцветными глазами-циферблатами – где на правом, белом с черными стрелками, указывалось обычное время, а на левом, темно-кобальтовом со стрелками золотыми, всем желающим показывали, через сколько дней у последнего курса начнутся выпускные экзамены. До момента, когда новые стражи получат кинжалы, сейчас оставалось шестьдесят три дня.

Вокруг было пусто, шли уроки, и мы с Проповедником пребывали в одиночестве. Лишь раз мимо нас пробежали трое учеников лет пятнадцати, опаздывающих на занятия. В нашу сторону они взглянули с интересом, но и только.

– Здесь царит умиротворение, – сказал мне старый пеликан. – Хотя порой возникает какое-то неприятное чувство, когда я смотрю вон туда.

Он указал на полукруглую арку, ведущую в дальнюю часть школы.

– Тренировочные залы, – рассеянно проронил я. – Там учат сражаться.

Проповедник прищурился:

– Хочешь сказать, что вы держите темные души в клетках и выпускаете, когда надо?

– Ну, не в клетках… хотя неважно. Суть ты передал точно. Старшим курсам нужна практика. А искать каждый раз подходящий объект слишком непросто.

Он помолчал, глядя, как свиристель прыгает по краю фонтана.

– Мне жаль Шуко. Как-то это все… нелепо. Умереть от яда, который подсунул кто-то из своих. Ты будешь искать убийцу?

– А как ты думаешь? – Я не смотрел на него.

– Будешь. Иначе это не ты. С чего начнешь?

– С Эрика. Отведу его к Мириам. И еще надо решить вопрос с похоронами.

– Он бы, наверное, хотел лежать рядом с Рози.

– Розалинда за тысячи лиг отсюда. В Солезино.

Проповедник цокнул языком:

– В большей степени не важно, где зарыты кости, когда души рядом, в раю.

Я не стал комментировать это утверждение.

– Яд оружие трусов, – мягко начал он.

– Не надо банальностей, Проповедник, – поморщился я. – Трус, женщина, клирик… Это все шаблоны, которые с жизнью имеют мало общего. Яд это оружие. И частенько очень эффективное. Некто хотел заткнуть рот Шуко, и у него это получилось. А я жив лишь благодаря Софии. Иначе бы вместо одного мертвого стража было двое.

Свиристель сорвалась с места, устремилась через сад к Часовой башне, и мы проследили за ее полетом.

– Вот он! – оживился Проповедник.

Я увидел лопоухого мальчишку, спешащего к воротам школы, и, сунув пальцы в рот, громко свистнул. Звук рванул вверх и вперед, отразился от крыла Гнезда Соловья, разнесся над садом и привлек внимание не только паренька, но и слуг, садовника и трех гвардейцев, обходивших по периметру площадь.

Ребенок остановился, прищурился, узнал меня и улыбнулся.

– Людвиг, я так рад, что ты приехал! Привет, Проповедник.

Я с серьезным видом пожал ему руку:

– Здравствуй, Эрик.

– А где Пугало?

– Где-то бродит. Думаю, вы увидитесь и сыграете на щелбаны. Как твое обучение?

– Идет, но со скрипом, – серьезно ответил тот. – Гертруда говорит, что я потерял не один год и сильно отстаю от других. Они-то учатся быть стражами с шести лет.

Я представляю, о чем он говорит. Вне всякого сомнения, Эрик многое знал и многое умел, но все его знания получены в Ордене, а не в Братстве. У него сильнейший дар и несомненный талант, но научиться вязать фигуры силой мысли не так-то просто. Поэтому магистры назначили ему дополнительные занятия, и он тренировался с утра до ночи и с ночи до утра.

– Учиться нравится?

– Конечно. Хотя не так весело, как летать на волшебном петухе. – Он ухмыльнулся, посмотрел на часы. – У меня сейчас теория знаков.

– Придется пропустить. Тебя вызывает Мириам.

Эрик с подозрением нахмурился:

– Если я не появлюсь, госпожа Юдит открутит мне голову.

Я помнил Юдит. Невысокая, черноволосая, зеленоглазая. Она была младше меня на один курс и всегда больше хотела учить других, чем сражаться с душами.

– Не открутит. Магистр с ней договорилась.

– Мне нравится госпожа Мириам. Ну не так, как ты или Гертруда, но с ней интересно. Она внимательно слушает и много знает.

Это было нечто новенькое. В разноплановости Мириам, разумеется. Обычно она никогда никому не нравится. Когда магистр предложила мне стать ее учеником, то дала время для принятия решения лишь до вечера. Львенок и Ганс, узнав об этом, покрутили пальцем у виска.

– Сожрет тебя лучше любого окулла, приятель, – предупредил меня Вильгельм.

Ганс серьезно кивнул:

– У нее уже месяц учится девчонка с параллельного курса. Ты помнишь ее? Кристина. Говорят, она ночами плачет от того, как эта стерва с ней обращается. Уверен, что хочешь попасть к такому чудовищу? Любой другой старший возьмет тебя к себе.

– Она лучшая, – подумав, ответил я. – А значит, и научит меня лучше других. А дурной характер я как-нибудь переживу.

Тогда я даже не знал, на что соглашаюсь, хотя теперь вспоминать это забавно.

Мы вдвоем пошли по садовой дорожке. На ходу Эрик обернулся к оставшемуся сидеть Проповеднику:

– А ты?

– Идите, – махнул он. – Я тут погуляю. Не хочу без причин лезть на глаза магистрам и законникам.

Мальчишка посмотрел на меня с подозрением:

– Законникам? Ты ведешь меня к ним?

– Да, – не стал я отрицать, «благодаря» про себя старого пеликана. – Представитель Ордена сейчас в Арденау. У него письмо с разрешением из Риапано. Ему позволено убедиться, что с тобой все в порядке и ты находишься здесь по доброй воле.

– Почему Церковь приказывает вам?

– Потому, что это Церковь. – Это был самый простой ответ.

– Этот представитель… он думает, что вы съели меня? – ворчливо спросил Эрик, делая широкие шаги, чтобы не отставать.

– Нет. Но они не теряют надежды на то, что ты передумаешь и захочешь вернуться.

– Не передумаю, – с ожесточением ответил мой спутник. – Ведь магистры не отдадут меня обратно, правда?

– У них и мыслей таких нет, – успокоил я его, хотя, если честно, не мог с уверенностью говорить о том, что в головах у большинства магистров. – Никто тебя никому не отдаст. Не нервничай.

Он спрятал руки в карманы:

– Жаль, что Гертруда уехала.

– Поверь, приятель, я жалею об этом не меньше тебя.

Эрик хихикнул и сменил тему:

– Жду не дождусь, когда мне дадут мой собственный кинжал. Только после этого законники наконец-то успокоятся из-за того, что я от них сбежал. Ведь так?

Я глянул на него сверху вниз:

– Хочешь правду?

– Было бы неплохо. Для разнообразия. Большинство стражей считают меня маленьким ребенком.

– Они никогда не успокоятся, Эрик. За все сотни лет своей истории Орден еще ни разу не упускал никого из воспитанников. И они не переходили в лагерь… – Я хотел сказать «врагов», но в последний момент подобрал более подходящее слово. – Конкурентов.

Он снова шмыгнул носом и сказал серьезно:

– Я смогу это преодолеть. Стражи ведь часто сталкиваются с трудностями.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

Мы прошли через калитку Надзора – полукруглые бронзовые створки, ограничивающие выход учеников за пределы школьной территории. Здесь тоже была охрана – трое стражников и с ними один из наблюдателей, как у нас называлась эта должность. Немолодой человек в бархатном камзоле, с толстой серебряной цепью на груди строго посмотрел на Эрика, но я служил для мальчишки прекрасным пропуском, и он с поклоном, по старой традиции, распахнул калитку, громко сказав:

– Один ученик выходит! Один ученик!

Стражник мелом начертил на висящей доске вертикальную палку. Калитка за нами захлопнулась.

– Как в тюрьме, – хмыкнул Эрик, впрочем без всякого недовольства. – Почему нам нельзя покидать школу, пока идут занятия?

Я пожал плечами:

– Сейчас это больше традиция. Раньше – предосторожность. После раскола, когда правила еще не были выработаны, стало непонятно, что делать с детьми, у которых есть дар. Все члены бывшего Братства, и те, кто в нем остался, и те, кого теперь называют законниками, искали учеников для себя. Не было никаких норм и правил приема, поэтому за таких, как ты, порой приходилось драться.

– И нас похищали? – Он все быстро понял.

– Да. Пока ситуация не стала превращаться в настоящую войну. Тогда вмешалась Церковь и всех разогнала. – Я скорчил страшную рожу, и он рассмеялся. – К тому же после Прогансу… кстати, ты вообще в курсе событий?

– Ага, – степенно кивнул мальчишка. – Нам преподают историю стражей. Дважды в неделю.

– В общем, после той истерики многие потеряли доверие к стражам. Слухи ходили самые разные и большинство из них были далеки от реальности. Так что у некоторых людей появилось желание убить стража. Взрослые могут за себя постоять в отличие от детей.

– Я не ребенок.

– Хорошо, – покладисто согласился я. – Но таких, как ты, следовало защищать. Поэтому учеников стали охранять. Но теперь это дело прошлое. Сейчас вас никто и пальцем не тронет. За младшими классами присматривают, конечно, а старшие, как ты успел заметить, могут беспрепятственно ходить по всей крепости и Арденау.

– Поскорее бы и мне такой свободы.

Я с иронией глянул на него:

– Любишь торопить события?

– Просто хочу кинжал. Такой же как у тебя.

– Ого! Ну это точно не получится. Я никогда не видел одинаковых кинжалов.

Эрик кивнул, соглашаясь со мной:

– Почему они разные?

– Так решает кузнец. Он сам знает, что лучше подойдет каждому из нас, и пока еще ни разу не ошибся.

Мальчик задумчиво хмыкнул, обдумал полученную информацию и поинтересовался:

– Он волшебник? Раз по капле крови может понять, что нужно стражу?

– Не знаю. Никогда не встречался. Раньше один из них жил в Прогансу, рядом с Братством, но после раскола Церковь вывезла его и спрятала. Говорят, они даже сомневались, стоит ли вручать нам кинжалы и дальше.

Эрик посмотрел на меня с сомнением, словно не верил в такую глупость.

– Но довольно быстро в Риапано поняли, что, если уничтожить наследие императора Константина, вокруг разведется такое количество темных душ, что с ними уже никто не справится.

– На истории нам говорили, что раньше кузнецы жили прямо в Братстве, рядом с Прогансу, и стражи с ними беседовали.

– Легенд очень много. Кто-то считает, что есть две семьи кузнецов, кто-то, что это одиночка, который передает свое мастерство следующему ученику. Но да, раньше, до раскола, кузнец был ближе к нам, чем теперь.

– Интересно, где он живет сейчас?

Я вспомнил серые стены монастыря и возвышающиеся над ними снежные пики.

– Не знаю, приятель. Да и так ли это важно?

Он потер шею:

– Ну, мне было бы любопытно посмотреть, как он кует такое интересное оружие. Быть может, когда-нибудь в Риапано поймут, что стражи не опасны, и позволят нам с ним общаться снова. Хотя в Ордене мне говорили, что больше такой ошибки не повторится. А правда, что порой кузнец ковал вторые кинжалы для тех, кто его очень просил? Он считал, что это облегчит стражам работу, а те, в свою очередь, просто собирали светлые души?

– Не знаю, – вновь ответил я. – Хотя мне думается, что это неправда.

– Почему?

– Потому, что тогда не было нужды во втором кинжале, так как Братство было единым и Ордена Праведности не существовало. А значит, не от кого было прятаться.

Он ухмыльнулся.

– Валяй, – подтолкнул я его. – Что смешного я сморозил?

– Ты ошибаешься.

– Так озвучь мою ошибку.

– На уроках истории этому не учат, но я думаю, что кинжалы стражей проверяли сами стражи. Другие в смысле. Чтобы первые собирали только темные души. Иначе как у Ордена появились такие знания?

– Хм… – пробормотал я, но Эрик уже забыл о разговоре, разглядывая Стрелу Совета – первый донжон крепости, который благодаря искусству лезербергских каменщиков уже ничуть не напоминал оборонительную башню и укрепление. Шершавые стены, так похожие на рыбью чешую, уходили вертикально вверх, затем закручивались на половину спирали и резко сужались, превращаясь в островерхую крышу.

Встреча должна была состояться на четвертом этаже, темном и мрачном, украшенном портретами магистров прошлого, старыми знаменами и чучелами иных существ. Эрика заинтересовал пожелтевший визаган верхом на огромном, поеденном молью кабане с коричневыми блестящими пуговицами вместо глаз.

– Ух ты! А это кто?

– Потом, – ответил я, положив ему руку на плечо и увлекая за собой.

Мы довольно сильно опаздывали.

– Этот мальчик голый!

– Этот мальчик, будь он жив, скушал бы тебя на завтрак, а из оставшихся костей сделал бы погремушку для своих детей.

– Визаган! – догадался он и все время оборачивался, пока мы спешили по полутемному коридору, который большую часть времени стоял всеми забытый и заброшенный. – Нам рассказывали о них на естествознании! Людвиг, а ты встречался с такими?

– Да. И даже одного спас.

– Ух ты! Но они же опасны!

– Не для меня.

– Ух ты! – вновь повторил он, но я не понял, к чему это относится больше, к моей уникальной личности или к лохматому ругару в линялой шкуре, стоящему на двух ногах в самом темном углу и тянущему когтистые лапы ко всякому проходящему рядом с ним.

Я потянул за бронзовое кольцо тяжелую дверь, верх и низ которой были украшены разноцветными стеклышками, и мы с Эриком вошли в небольшой круглый зал со сводчатым потолком, полом из тусклого малахита и высокими стреловидными окнами, полукругом занимавшими всю восточную стену.

Я кожей ощутил разлитое здесь напряжение. Трое стражей стояли возле низенького столика. Мириам, единственная присутствующая на встрече магистр, была холодна как лед, и на ее лице не отражалось никаких эмоций.

Высокий Йотан, каштановолосый, заросший бородой точно медведь, сложив мощные руки на груди, смотрел на все происходящее словно со стороны. На его угрюмом лице читалось, что он хочет вышвырнуть законников в окно. И в довершение ко всему, сбросить на них тяжеленный трон, находящийся в углу.

Похожий на утомленного трактирщика Иоганн, с серым лицом и редкой растительностью на голове, то и дело нервно облизывал губы. Было непонятно, чего он хочет больше – уйти отсюда как можно скорее или воткнуть свой кинжал в одного из представителей Ордена.

Законников оказалось двое. Женщина лет тридцати в дворянском платье, с бледной кожей и собранными в тугой пучок пепельными волосами. Ее можно было бы назвать красивой, если бы она не выглядела такой уставшей. Вторым гостем оказался мой старый знакомый, Клаудио Маркетте. Кроме этих двоих присутствовал еще один человек – в обычной одежде, с незапоминающимся круглым лицом.

С ним я тоже встречался несколько раз, но так и не знал его имени, кроме того что он являлся личным поверенным кардинала ди Травинно.