Юридическая психология: учебник для вузов Васильев Владислав
В этот период Викентий Васильевич несколько раз беседовал со мной о судьбе страны, которая, по его мнению, «сползала в социальную катастрофу» . Он утверждал, что в период начала реформ у общества и страны были все шансы преодолеть «стадию социального застоя» и оказаться в авангарде мировых лидеров. По его мнению, не хватало нам только двух простых вещей. Во-первых, у руля должны были стоять социально зрелые личности, хорошо знающие мировой опыт государственного строительства, государственное законодательство, социальную психологию... А главное, эти люди должны были в огромной степени обладать ответственностью за последствия своих реформаторских действий, и эти действия должны были быть направлены на созидание.
Народ, общество, по мнению Викентия Васильевича, в определенной степени также несут ответственность за провал деятельности реформаторов. Ведь у нас уже имеется богатый опыт проведения реформ, которые начинались с разрушений. Викентия Васильевича возмущало, что организованного противостояния разрушительным действиям реформаторов в стране почти не было.
Глава 5 ПСИХОЛОГИЯ КРИЗИСА И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
5.1. Социально-психологический анализ структуры современного российского общества
В настоящей главе будет рассмотрена психология экономических реформ, последовавшего за ними социального кризиса и особенности предпринимательства в России конца XX и начала XXI столетий.
Мы начнем с психологического анализа основных групп населения, которые приняли участие в российских реформах; при этом нас, конечно же, интересует социальная направленность этих групп, их состояние и отношение к тем лозунгам, которые провозглашались реформаторами на первоначальном и дальнейших этапах реформ.
Основная масса советских людей (имеется в виду этап, предшествовавший развалу Советского Союза) характеризуется так называемой аффилированной направленностью. Для аффилиации характерны стремление людей присоединиться к определенной социальной группе, идентификация с этой группой, стремление получить одобрение группы, потребность в эмоционально-доверительных отношениях и страх отвержения[47].
Положительными сторонами людей данного типа являются: ориентация на групповые интересы и ценности, чувство поддержки и коллективизма, преданность группе. В частности, для русского характера всегда была присуща большая степень терпения как реакция на сложную и даже катастрофическую ситуацию (это качество как характерную черту русской нации, определившую победу в Великой Отечественной войне, отметил И. В. Сталин, подводя итоги этой войны).
К недостаткам этого типа людей следует отнести конформизм, слабо развитую экономическую предприимчивость, неумение и нежелание наживать капитал.
На другом полюсе социальной структуры российского общества находилась группа людей, для которых был характерен мотив манипулирования социальными структурами общества в процессе достижения личных политических и экономических целей. Характерным проявлением манипулятивной направленности личности является так называемый макиавеллизм — сложное свойство личности, объединяющее цинизм, пренебрежение конвенциональной моралью и использование других людей в личных целях.
Людям с высоким уровнем макиавеллизма присущи: эмоциональная холодность, прямолинейность, доминантность, независимость, ориентированность на силу, статус, нацеленность на задачу, отчужденность и использование других в своих целях. Людей с низким уровнем макиавеллизма характеризуют: эмпатия, желание сотрудничать, нравиться, ориентация на конвенциональную мораль, доверчивость (аффилированые типы, о которых сказано выше).
Макиавеллист актуализирует потребность других людей в сотрудничестве, желании иметь хорошие отношения, хорошо выглядеть в глазах окружающих, эмоциональную восприимчивость и зависимость от мнения группы.
Основное условие успеха манипуляции — высокая степень эмоциональной вовлеченности жертвы во взаимодействие. Вовлеченность — промежуточное звено между индивидом и действием; быть вовлеченным — значит взять на себя обязательство. Если мы вовлечены в действие, мы утрачиваем критику к происходящему и стремимся выполнить предписываемые нам действия. Успешным манипуля-тивное воздействие, осуществляемое людьми с высоким уровнем макиавеллизма, делает не его плохая распознаваемость и скрытность, а то, что люди без склонности к макиавеллизму позволяют собой манипулировать, в целом воспринимая, осознавая и адекватно оценивая действия людей, имеющих такую склонность. Именно они, настроенные на сотрудничество и кооперацию, делают основной вклад в успех манипуляции и достижения людей с высоким уровнем макиавеллизма[48].
Психологический анализ неудач российских реформ в значительной степени объясняется тем, что их идеологами являлись в основном люди с макиавеллистической направленностью, которые эксплуатировали высокую степень доверия и эмоциональную вовлеченность значительных групп населения, для которых была характерна аффилированная вовлеченность и слепая вера в лозунги реформаторов.
Это, в свою очередь, привело к так называемой «ваучерной приватизации», в результате которой огромные богатства нашей страны оказались в руках олигархов-манипуляторов. В дальнейшем эта сравнительно небольшая группа увеличила свои богатства путем манипуляции с залоговыми аукционами и т. п.
Новые владельцы оказались плохими хозяевами полученных в результате манипуляций миллиардными состояниями. Им не хватало ответственности за полученные богатства. И уж совсем они не собирались отвечать за бывших собственников этих богатств, которых они обобрали и кинули на произвол судьбы, и результатом этого последнего цикла манипулятивных реформ явилась социальная депрессия.
В течение последних 15 лет эпохи реформ Россия все более приобретала статус сырьевого придатка развитых стран остального мира. Да и собственно сырьевые ресурсы разрабатывались новыми хозяевами весьма поверхностно. Так, нефтяные скважины опустошались примерно на 40% своего потенциала, разведка новых месторождений полезных ископаемых практически не проводилась.
Страна вес более отставала в самой стратегии своего развития. В наиболее развитых и продвинутых странах мира приоритетом развития становились не добыча полезных ископаемых и даже не новые технологии... Главным приоритетом становился интеллектуальный человеческий потенциал, развитие системы научных знаний.
А в это время в России, стране, которая еще недавно занимала передовые позиции в мире в области образования, именно система образования в результате бесконечной смены реформ все более превращалась в отстающую отрасль. В течение последних 15 лет семь раз менялся статус органа (комиссии, комитета и т. п.), которому поручалось осуществление в стране молодежной политики (наши молодые программисты систематически занимали первые места на международных конкурсах). Практически государственная политика отсутствовала, а талантливых студентов и аспирантов западные фирмы систематически «вербовали», соблазняя большими заработками или блестящими условиями для карьеры. Из страны параллельно с нефтью, газом и лесом утекало главное богатство — молодые умы, которые могли обеспечить будущее успешное развитие России.
Разумеется, в социальной структуре российского общества кроме двух указанных выше групп имелся целый ряд других, их потенциал и особенности определялись, в частности, национальной общностью (некоторые из них весьма амбициозно ставили вопрос о суверенитете), религией (в России имелось и имеется более 20 миллионов мусульман), принадлежностью к различным религиозным сектам (иеговистам и др.), но основное направление реформ задавалось сравнительно небольшой группой манипуляторов. И это направление подхватывалось, распространялось и внедрялось в основном благодаря людям с аффилятивной направленностью.
И одновременно с существованием выделенных групп основную часть российского общества представляли просто честные труженики, которые работали, заботились о близких и воспитывали своих детей. Эти люди продолжали бесплатно трудиться на заводах даже после того, как им в течение полугода не платили зарплату. Именно эти люди продолжали бесплатно лечить людей, учить детей в школе, которая была лишена всякой экономической помощи. Именно эти люди продолжали поддерживать в стране основы правопорядка, в то время когда их «коллеги» покинули правоохранительную систему.
Только благодаря этой категории людей стране удалось противостоять деструктивным тенденциям реформаторов. Подробнее об этом будет сказано ниже.
5.2. Психологические предпосылки проведения реформ
Время, в котором живет наша страна, характеризуется не только сменой века и тысячелетия, но и небезуспешной попыткой новых реформаторов России сменить парадигму ее развития.
Конец XX в. для населения нашей страны характерен столкновением идеалов. В этом столкновении представлены коммунистические идеалы, которые воспринимались как мир духовного, несмотря на все противоречия, которые прошла Россия за семидесятилетий социалистический путь развития. И этот мир столкнулся с миром вещей, в котором главными ценностями являются собственность и деньги.
В мире духовном почти каждый человек ощущал себя частицей общества-идеи гармонично развитого человека; в мире, куда его ведут реформаторы, он становится частицей общества потребления и должен проявлять жесткость и практический эгоизм.
Относительная легкость, с которой реформаторам удался начальный этап этой трансформации, может быть понята лишь посредством глубокого психологического анализа, благодаря которому можно установить действительные предпосылки экономических реформ, которые последовательно привели страну к нравственно-правовому, а затем к глубокому экономическому кризису и социальной депрессии.
Экономическим реформам, которые начались в России в начале 1992 г., предшествовали так называемый «социальный застой», отставание в области экономики от передовых стран Запада и обострение чувства социальной справедливости, которое охватило значительные слои российского общества. Все это явилось предпосылками к внедрению в России рыночных отношений. Как показало дальнейшее развитие социальной жизни страны, сам по себе рынок не является волшебной палочкой, благодаря которой можно осуществить весь сложный комплекс экономических и социальных преобразований в российском обществе. «Архитекторы перестройки», перенося на российскую почву западную модель рыночных отношений, не учли целого ряда психологических закономерностей, которые будут изложены ниже.
В теоретических работах, отражающих взгляды на природу человека и общественное устройство за последние 200 лет человеческой истории, существуют два диаметрально противоположных подхода, получившие отражение в практической, политической и общественной деятельности.
Первый подход отражает веру в разум и добрые начала в человеке, в его способность к принятию правильных решений без ущерба для других людей.
Сторонники этого подхода все зло мира и человеческие страдания в нем склонны объяснять неправильным социальным устройством, отсутствием всеобщего образования и развития культуры и полагают, что это все можно компенсировать построенными на научной основе социальными программами и принятием мудрых законов.
Противоположной точки зрения придерживались и придерживаются сторонники второго подхода, которые полагают, что сложность социального устройства общества намного превышает способность индивидуума принимать правильные политические решения, а поэтому следует ценить традиции, веру, мораль как силы, связывающие людей в единое целое; что эгоизм остается неистребимым свойством человека, поэтому надо учитывать его при формировании общества, а не пытаться искоренить; что неравенство человеческих способностей исключает царство абсолютного равенства и даже делает его в принципе несправедливым.
Эти подходы получили отражение в книге американского историка и политолога Тома Соуэла «Конфликт мировоззрений»[49]. Конечно, предложенная схема не исчерпывает бесконечного многообразия политических убеждений людей.
Примеряя на себя эти два подхода, любой человек может заявить, что не принадлежит полностью ни тому, ни другому. Например, выдающийся итальянский марксист Антонио Грамши заметил как-то, что социалистический коллективизм идет на смену буржуазному индивидуализму, заимствуя от него все вечное и рациональное, что в нем содержится чувство ответственности и дух инициативы, уважение к другим, убеждение в том, что свобода для всех есть единственная гарантия свободы каждого.
«Архитекторы реформ» не использовали возможности плавного эволюционного маневра в экономических преобразованиях. Переложив штурвал «вправо» на 180 градусов, они не учли целый ряд психологических закономерностей, вследствие чего возникла серия деструктивных явлений.
Главной внутренней предпосылкой организации процесса перестройки в России, волн реформ и контрреформ является характерное для российского государства и общества «расщепление» культуры, идеологии, социальной и политической жизни на радикальный либерализм, защищающий права и свободы человека, но игнорирующий социальные проблемы большинства населения, и не менее радикальный государственный патернализм («государственный социализм» представляет лишь крайнюю форму этого патернализма), в свою очередь защищающий (или делающий вид, что защищает) «маленького человека», но игнорирующий экономические и политические права и свободы граждан. Подобное расщепление вместо необходимого синтеза в какой-то мере можно проследить и в сознании многих представителей российской интеллигенции, включая Гоголя, Льва Толстого, Достоевского и др. С необычайной силой переданные великими русскими писателями образы страдающего и принимающего страдания «маленького человека» или человека из народа — будь то Акакий Акакиевич из «Шинели», Варенька из «Бедных людей», Соня Мармеладова из «Преступления и наказания» и др., далеко не случайно несут на себе печать покорности судьбе и своей участи, представления о правах и свободах человека им чужды, их достоинство состоит в страдании, возведенном в добродетель[50].
В этих произведениях классиков русской литературы выявлена и подвергнута глубокому анализу характерная для типично русского характера склонность к «социальному эксперименту на грани гибели» с собой как главным действующим лицом. Эта ситуация своей жертвенностью сходна с позицией ученых, заражавших себя чумой, холерой и другими страшными болезнями, чтобы таким образом обезопасить от этих болезней миллионы людей.
Такова была жизнь Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Блока, Есенина, Маяковского, Цветаевой, а в новейшее время — Высоцкого, Ерофеева и др.
Исследования последних лет свидетельствуют, что эта тенденция стала массовым явлением для российских мужчин в возрасте 20-55 лет и приобрела угрожающие масштабы.
Проблема настолько серьезна, что способна негативно сказаться на развитии всей страны в ближайшие годы. Недавно российские ученые завершили исследование причин сверхсмертности в России, развеяв множество стереотипов и обнаружив ранее неизвестные закономерности.
Исследование проводилось в течение трех лет Институтом международных исследований семьи в Москве и Удмуртии. Ученых прежде всего интересовала огромная смертность среди мужчин трудоспособного возраста (от 20 до 55 лет). Не ограничиваясь анализом статистических данных, российские социологи применяли и необычные методы — анализ данных патологоанатомических вскрытий, а также опрос родственников недавно умерших и живущих мужчин одного и того же возраста в одном и том же районе.
Выводы, сделанные по результатам исследования, прямо указывают, что не стоит ждать чудес от повышения уровня благосостояния и увеличения средств, расходуемых на социальную сферу. Ученые считают, что главная причина многочисленных преждевременных уходов из жизни — чрезвычайно низкая индивидуальная ценность человеческой жизни. А с середины 1980-х гг., вместе с началом реформ, она снизилась еще больше.
Таков печальный «парадокс России».
Источник: Коммерсант. 2000. 19 мая.
Причины смерти российских мужчин в возрасте 20-55 лет, 1998-1999 гг., %
«Один из идеологов и организаторов российских реформ, находясь на старте реформаторской деятельности, в интервью корреспондентам произнес слова, которые можно было использовать в качестве своеобразного эпиграфа ко всей его политической биографии. А сказал он следующее: “Мы пытаемся построить в России демократическое общество на базе ресурсов, совершенно не приспособленных для этого. Я имею в виду и наше воспитание, и наши верования и предрассудки, и нашу правовую и экономическую систему. А потому то, что мы делаем сейчас, называется революция, как бы мы ни шарахались от этого слова. И как и во всякой революции, мы часто будем вынуждены действовать методом проб и ошибок, тех же кавалерийских атак, переживать взлеты и падения. Увы, понятие “эволюция”, как, впрочем, и “демократия”, нам не только малознакомо, но и подозрительно. Да и уповать сегодня на эволюцию — значит упустить шанс на демократические преобразования”. В этих словах фокусировались не только личностная позиция произнесшего их реформатора, но также сильные и слабые стороны нарождающейся российской демократии — апелляция к правам человека и нетерпимость к инакомыслию, борьба за верховенство закона и готовность добиваться поставленной цели любой ценой, опора на общечеловеческие ценности и попытки утвердить их с помощью антикоммунизма. Жертвой этой неустойчивой политики, не сумевшей избавиться от нетерпимости и злобы, построить хоть какое-то подобие правового государства, демократии, где основным условием решения политических споров и проблем до сих пор является презумпция невиновности, стал преждевременно ушедший из жизни реформатор, автор приведенного выше программного высказывания»[51].
Реформаторами не были учтены психологические характеристики структуры той почвы, на которую они пересаживали «западное растение», и в, частности, совсем не учитывались национальные русские архетипы.
Совершенно понятно, что реформаторов следует отнести к макиавеллистскому психологическому типу, а основную массу населения России — к аффилированному типу.
Стратегиям реформ был присущ деструктивный характер, который в ряде случаев дополнялся параноидной наполненностью.
Наконец, реформаторы выбрали неадекватно быстрый темп реформ.
Прельстившись внешним видом растения под названием «рыночная экономика», реформаторы не учли всей сложности психологических закономерностей, которые действуют в процессе культурного заимствования. Культуры больше обмениваются готовыми результатами деятельности, чем информацией, относящейся к технологическим основам этой деятельности и тем более к глубинным архетипическим ее предпосылкам. В межкультурном обмене действует закономерность: культуры обмениваются информацией, заложенной в их верхних пластах, более глубинные пласты относятся к той сфере коллективного подсознания, которая не являет себя в прямых, непревращенных формах. Подобную дисгармонию межкультурного обмена можно зафиксировать следующей формулой: скорость обмена образцами > скорости обмена общетеоретическими знаниями > скорости обмена прикладными знаниями > скорости обмена архетипами культуры.
Последнее, по-видимому, вообще не подлежит «обмену».
Культуры в процессе обмена мистифицируют и дезориентируют друг друга.
Так, западноевропейская цивилизация успешно распространяет во всем мире психологию потребления, но не те профессиональные и образовательные качества, которые создают предпосылки потребления — эффективную экономику. Так называемый «экономический человек» Запада — это видимая часть целого культурного айсберга, основание которого лежит в культуре средневекового христианства. Можно сказать, что режиссуру реформ в России осуществляли некомпетентные люди по чужому сценарию.
Были допущены и глобальные просчеты: начало реформ в России совпало с подготовкой передовых стран Запада к смене парадигмы социального развития и переходу к так называемому постмодерну.
Финансист мирового уровня и миллиардер Дж. Сорос еще в 1998 г., критикуя современную капиталистическую систему, писал: «Недостатки глобальной капиталистической системы можно сгруппировать в пять основных категорий: неравномерное распределение благ; нестабильность финансовой системы; надвигающаяся угроза глобальных монополий и олигархий; недостаточная роль государства, а также проблема ценностей и социального согласия». В условиях глобализации и стихийных рынков не может быть и речи о надежных планах даже на короткий период времени, ибо по своей природе финансовые рынки нестабильны, в особенности международные.
Можно говорить о рыночной экономике, но нельзя говорить о рыночном обществе. В дополнение к рынкам общество нуждается в институтах, которые будут служить таким социальным целям, как политическая свобода и социальная справедливость. Такие институты существуют в отдельных странах, но не в глобальном обществе, развитие которого отстает от роста глобальной экономики. Если этот разрыв не будет преодолен, глобальная капиталистическая система не может выжить[52].
У России в этот период были все шансы использовать этот этап и оказаться в авангарде. Вместо этого отягощенные комплексом неполноценности «режиссеры» привели страну к «дикому капитализму».
Вместо строительства общественной системы, гарантирующей стабильное существование, люди предпочли слепо поддержать ту часть элиты, которая на данный момент выглядела наиболее прогрессивной. Сначала такой казалась группировка М. Горбачева с ее идеологией «социализма с человеческим лицом», затем команда Б. Ельцина, на своем первом, догайдаровском этапе явно демонстрировавшая симпатии к скандинавской модели социализма. Большинство избирателей поверили и получили «команду Международного валютного фонда, прикрытую фиговым листочком Гайдара»[53].
По мнению авторитетных экспертов, реформаторов отличали профессиональная некомпетентность и волюнтаризм. Мэр Москвы Ю. Лужков в своем докладе 19 декабря 1998 г. сказал: «Первое, что сделала новая власть — отказалась от использования опытных кадров во всех сферах государственного управления и народного хозяйства. На их место пришли представители “книжной образованщины”, “радикалы-монетаристы”, не знавшие реальности практической экономики, не знавшие и не ценившие своего народа»[54].
Хозяйствование — форма экономической деятельности, в которой производство интегрировано в осмысленный уклад, образ жизни, быт и служит цели их обустройства и совершенствования. Поэтому Л. Эрхарду (ФРГ) установка на экспансию хозяйствующих субъектов позволила ведущим принципом своей политики сделать возрождение достоинства, чести и энтузиазма людей.
Еще И. С. Аксаков поражался: «Если бы какому-нибудь англичанину привелось сочинять проект политического устройства России — нет сомнения, этот англичанин, не приступая к делу, пожелал бы наперед осведомиться о том: какие имеются у нас налицо общественные элементы, какие основы выработаны историей, какие идеалы продолжают жить в народном сознании или выражались в течение нашей тысячелетней исторической жизни... Пригласите же сочинить подобный проект любого русского, принадлежащего к так называемому “образованному сословию” и в этом сословии принадлежащего к партии... явных и скрытых, сознательных или бессознательных поклонников Петровского переворота: никаких особенных затруднений в сочинении такого проекта для нашего брата русского — не найдется...
Наши прожекты постоянно забывают безделицу в своих благодетельных проектах: русский народ и народность... Либералы, — и искренние либералы, мы это охотно допускаем, — ...не видят, что их либеральные тенденции таят в себе глубочайшее презрение к свободе органической жизни, к ее правам на свое обычное, независимое, самостоятельное развитие».
Созданная деятельностью Петра I российская бюрократия тогда еще усвоила простую истину: до тех пор, пока над жизнью довлеет какой-либо абстрактный принцип (по возможности всеобъемлющий и умозрительный, не имеющий корней в жизни народа), до тех пор, пока жизнь подчинена решению задачи государственного строительства (все равно какой: строительства империи, коммунизма или «правового государства»), бюрократу в России найдется хлебное место.
Современные либералы, утратившие культурологическую интуицию, рассматривали рыночную экономику как специфический тип социальной технологии, игнорируя ее культурные и нравственные предпосылки. Поэтому-то их рекомендации по внедрению рыночных начал оказываются столь контрпродуктивными[55].
Революционные преобразования, коренная ломка могут быть оправданны, если нет другого, эволюционного пути. Поэтому радикализм большевиков был неизбежен и оправдан в той безвыходной ситуации, в которой Россия сложилась в 1917 г.
Радикализм же гайдаровских реформ нельзя оправдать экономической и политической ситуацией начала 1990-х гг. Степень этих кризисов совершенно различна. В последнем случае страна имела возможность эволюционного перехода в новое качество с сохранением всего положительного, что было накоплено за годы советской власти. Но форма опять победила содержание[56].
Реформаторов можно сравнить с незадачливым фермером, который посеял зерно вместе с сорняками и вредителями, создав для последних «режим наибольшего благоприятствования».
К началу проведения экономических реформ в России существовала достаточно своеобразная ситуация (организаторы реформ, очевидно, не представляли ее достаточно полно). Речь идет в первую очередь о социально-психологических особенностях общественной структуры в области экономических отношений. Первым источником развития социальной ситуации по криминальному типу явились экономические преступники и их капиталы, которые сформировались в период застоя и для которых характерно было получение прибыли в сфере теневой экономики. Вторым источником — коррумпированные представители государственной и партийной номенклатуры.
Наконец, третьим — профессиональная общеуголовная преступность, которая паразитировала на деятелях теневой экономики, а эти деятели использовали уголовников в целях сокрытия следов хищения, преступного воздействия на нежелательных свидетелей и т. п.
Кроме того, начальную стадию проведения реформ осложнили почти полное отсутствие правового регулирования и ряд организационных просчетов.
В результате перечисленные выше структуры получили большую свободу действий и, взаимно дополняя друг друга, способствовали формированию в экономике организованных преступных конгломераций. Этому способствовала ставка на уже готовых собственников — владельцев криминальных капиталов и на бывшую номенклатуру, получившую собственность в обмен на власть. В результате эти криминальные силы вышли на авансцену общественного развития, что в значительной степени парализовало развитие честного предпринимательства, в основе которого находились тенденции созидания и самореализации молодых. Трагический парадокс постсоветской «модернизации» состоит в том, что она во всех отношениях представляет собой игру на понижение, знаменуется торжеством худшего и менее развитого над лучшим. Наиболее пострадавшими и маргинализированными оказались наиболее развитые в профессиональном и социокультурном отношении слои населения.
Таким образом, экономиконцентристская «игра на понижение» не только ознаменовалась реваншем низменных инстинктов грубой наживы, но и понижением статуса и влияния наиболее развитых групп общества, так как созидательная деятельность была в значительной степени подменена манипулированием.
5.3. Манипулирование как альтернатива созиданию
Жизнеспособность любой общественной системы определяется теми условиями, которые она создает и предоставляет для самореализации большинству самостоятельного населения. Наряду с этим в любом обществе в той или иной степени представлено манипулирование как альтернатива созиданию.
Последние годы страна жила видимостью финансовой стабилизации. Российский финансовый рынок был самым высокодоходным в мире. Нигде, кроме как в России, нельзя было получить, ничем не рискуя, сто процентов годовых. Производственная сфера в это время сжималась, уровень жизни падал, а объем производственных инвестиций сократился в пять раз.
Возник разрыв между производственной сферой и финансово-спекулятивной. В обычной рыночной экономике банки берут деньги у населения и отдают их промышленности, промышленность растет, возвращает долги, население получает деньги обратно с процентами, и механизм работает на экономический рост. В России банки отсасывали деньги из производственной сферы и вкладывали в финансовую пирамиду, и, как бы ни сжимали денежную массу, все равно инфляция росла, так как объем денег для обслуживания нормального процесса воспроизводства был явно недостаточен. Отсюда бартер, неплатежи, денежные суррогаты, налогово-бюджетный кризис и хаос в экономических отношениях[57].
Одним из главных инструментов перекачки денег из бюджета в карманы финансовых олигархов стала финансовая пирамида, построенная из государственных краткосрочных обязательств — ГКО. С 18 мая 1993 г. Минфин на торгах продавал ГКО частным банкам — дилерам, которые затем перепродавали их российским и иностранным покупателям. Через короткий срок (от нескольких дней до года) государство выкупало эти обязательства, и при этом держатели получали очень высокие прибыли. Выкуп или погашение ГКО прежних выпусков осуществлялся из суммы, вырученной за продажу очередной порции ГКО.
Частные банки покупали ГКО главным образом за государственные же средства, используя бюджетные деньги, которые в них хранили министерства, ведомства и просто государственные предприятия, а также за счет кредитов Центрального банка, получаемых на более выгодных условиях.
В итоге, по данным известного московского экономиста А. Илларионова, если в 1993-1994 гг. из каждых 100 рублей, вложенных в рынок ГКО, государство использовало на свои нужды 74 рубля, то в 1997 г. только 15 рублей, а в 1998 г. — 0 рублей[58].
Механизм экономической политики повернул развитие страны вспять. То сеть вместо того чтобы производить, созидать, мы фактически паразитировали на созданном ранее богатстве, бесплатно раздавали его всем желающим и получали гроши, которые в основном доставались тем, кто раздавал.
За неполных семь лет реформ были разорены не менее трех поколений нарождавшихся в России предпринимателей мелкого и среднего бизнеса — как раз так называемый средний, т. е. по преимуществу хозяйствующий класс (если же считать кооператоров периода перестройки, то выйдет уже четыре поколения). Вот основополагающий для понимания российской действительности факт: о какой бы политике ни шла речь, все время совершается подмена реального человеческого, социального, хозяйствующего субъекта какой-нибудь абстракцией — «задачами коммунистического строительства», «интересами революции», «государства», «производства» и т. п.
Свое понимание «правового сознания» государство продемонстрировало, едва приступив к реформам — экспроприировав сбережения населения. Идеология «монетаризма» превратилась в философию рантье и денежного дельца (биржевого спекулянта), а в иных отношениях и просто рэкетира. Как иначе охарактеризовать экономическую деятельность государства, которая свелась, по существу, вначале к коммерциализации бюджетных средств, а затем к спекуляции ГКО и строительству грандиозной пирамиды?
В этой связи чрезвычайно актуальной является книга Э. Шострома «АнтиКарнеги, или Человек-манипулятор» (М., 1994). В качестве альтернативы манипулятивному поведению Э. Шостром предлагает поведение человека-актуализатора, который себя и других воспринимает как личности, открыто и свободно выражает свои чувства. Актуализатор может ошибаться, но способен исправлять свои ошибки, готов оказать помощь, когда нужно, и способен к совместной творческой работе. Сравнивая основные характеристики манипулятора и актуализатора, Э. Шостром противопоставляет ложь (фальшь и мошенничество), неосознанность (апатия и скука), контроль (закрытость, намеренность) и цинизм (безверие) манипулятора честности (прозрачности, искренности), осознанности (полноте жизни), свободе (спонтанности, открытости) и доверию (вере, убеждению) актуализатора. Современный человек, делает вывод Э. Шостром, — это манипулятор, кем бы он ни был — продавцом ли автомобилей, уговаривающим нас совершить покупку, отцом ли пятнадцатилетнего сына, уверенным в том, что он знает, какую карьеру ему избрать, подростком ли, «обрабатывающим» взрослых ради приобретения 200-долларовых часов, или мужем, скрывающим свою зарплату от жены... Манипуляторов — легион. В каждом из нас живет манипулятор, который бесконечно применяет всяческие фальшивые трюки, с тем чтобы добиться для себя того или иного блага. Большая часть манипуляций пагубно сказывается как на жизни самих манипуляторов, так и на жизни их близких. Манипуляции вредны, поскольку маскируют болезнь той или иной человеческой личности. Трагедия нашей жизни в том, что современный человек в результате своего бесконечного манипулирования потерял всяческую возможность выражать себя прямо и творчески и низвел себя до уровня озабоченного автомата, который все свое время тратит на то, чтобы удержать прошлое и застраховать будущее. Да, он часто говорит о своих чувствах, но редко их испытывает. Он любит поговорить о своих тревогах, но честно повернуться к ним лицом и попытаться от них избавиться он не может.
Современный человек пробирается по жизни ощупью, используя целый арсенал масок и уклончивых заявлений, и понятия не имеет о том, как богат и красочен реальный мир. Поскольку каждый человек до некоторой степени является манипулятором, современная гуманистическая психология предполагает, что из всех манипуляций мы можем развить положительный потенциал, который психологи А. Маслоу и К. Гольштейн называют «самоактуализированием». Актуализатор — противоположность манипулятору. Актуализаторов в чистом виде не бывает, но чем естественней человек, чем более искренни его чувства, тем ближе он к идеалу. В каждом из нас есть некое начало, которое позволяет нам верить своим чувствам, знать свои потребности и предпочтения, радоваться настоящему противнику, предлагать, когда нужно, необходимую помощь и не бояться проявить свою агрессию. Но есть в нас и манипулятивное начало, которое заставляет нас прятать свои чувства. Диапазон поведенческих приемов среднего человека огромен — от высокомерной враждебности до подобострастной лести. На все это, заметим, уходит немало сил — столько, сколько потребуется самому пропащему манипулятору для того, чтобы «переделаться» в актуализатора, т. е. вдохнуть жизнь полной грудью и стать полнокровным человеком. Манипуляции стали столь обычной, столь повседневной частью нашей жизни, что мы перестали их замечать.
Журнал «American psychologist» писал: «Редко какое-либо явление в психологии вызвало такую сенсацию, как последнее утверждение о том, что восприятие определенных стимулов ниже порога сознания может в значительной степени влиять на поведение людей. Полемику породило сообщение одной из торговых фирм о том, что подпороговое предъявление словесных инструкций “Ешьте попкорн” и “Пейте кока-колу” вызвало резкое увеличение продажи этих товаров среди людей, на которых проводился опыт. Несмотря на то что подробного описания опыта опубликовано не было, сам метод получил название “новый подход” в использовании достижений психологии для целей рекламы... Практическое использование такого воздействия вызвало ряд обвинений и контробвинений, обсуждавшихся в конгрессе США и Федеральной комиссии по коммуникациям»[59].
Средства массовой информации обладают специфическими свойствами управлять, манипулировать человеческим поведением и контролировать его в интересах многомиллионной национальной экономики[60].
Техника «внедрение в подсознание» нашла широкое практическое применение в рекламе. Огромными возможностями для целенаправленного стимулирования сферы подсознательного располагает телевизионная реклама. Вместе с тем высокая эффективность такой рекламы требует, по утверждению специалистов, больших затрат на ее воплощение. Так, в 1971 г. одним только актерам, занятым в телевизионной рекламе, было выплачено 63 млн долларов. Средние издержки на производство одноминутного коммерческого ролика превышают 50 тыс., а иногда достигают 200 тыс. долларов, что в несколько раз больше соответствующих удельных затрат на самые дорогостоящие голливудские фильмы. Тщательная работа над рекламным материалом с использованием методов подсознательного внушения приводит к тому, что его убеждающий потенциал достигает высшей отметки.
Одним из способов борьбы с коммерческими манипуляциями подсознанием людей может стать предание гласности многообразной практики подсознательных воздействий на психику в целях ее модификации. Для успешных поисков способа защиты от такого рода агрессивных влияний необходимо знакомство с механизмами массовых внушений на неосознаваемом уровне. «Исследования в этом направлении уже давно ведутся в лабораториях частных корпораций и в стенах некоторых правительственных учреждений... Вашингтон тщательно охраняет подсознательную технику средств массовой коммуникации, с тем чтобы она не попала в ненадежные руки»[61].
Известный американский социолог О. Тоффлер в своей последней книге пишет, что «в Лондоне, Нью-Йорке и Токио ежедневно осуществляются финансовые сделки примерно на 2000 млрд долларов. Из этой суммы не более 10% связано с мировой торговлей, а остальные 90% — это спекуляция».
В мае 1994 г. «The Wall Street Journal» писал, что падение темпов роста в развитых странах наполовину связано со спекулятивным капиталом. На встрече «большой семерки» в Галифаксе летом 1994 г. руководители ведущих стран обсуждали неуправляемость финансового механизма «цивилизованных стран», одним из последствий которого был финансовый крах в Мексике. Они выразили обеспокоенность по поводу того, что триллион частных капиталов с помощью электронной системы платежей ежедневно перемещается по земному шару в поисках минимальной разницы процентной ставки, способствуя финансовой нестабильности. Но никакой договоренности так и не было достигнуто, поскольку слишком большие деньги оказываются наградой тем, кто доминирует на биржах.
Современный капитализм создал систему, которая характеризуется нестабильностью. Время от времени происходят финансовые кризисы, падения бирж, влекущие за собой экономическую депрессию. Сторонники свободного рынка противятся какому-либо правительственному вмешательству в эту сферу, объясняя это не внутренней нестабильностью системы, а неумелым управлением ею.
Реклама, техника маркетинга и даже упаковка товара используются для того, чтобы влиять на поведение человека и направлять его выбор. Сбитый с толку всеми этими манипуляциями человек начинает ориентироваться только на деньги как показатель успеха и критерий ценности: самый дорогой — значит самый лучший. В таких условиях культ успеха вытеснил веру в принципы, а общество потеряло ориентиры.
Идеи социального дарвинизма и отсутствие реализма, превалирующие на Западе, способствовали установлению в России криминального капитализма, а не демократического общества[62].
Еще один парадокс современного манипулятора в том, что он не использует и малой толики тех возможностей, которые предоставляет ему жизнь. Вместо того чтобы искренне обрадоваться, он лишь кисло улыбается. Он — озабоченный автомат, который ни за что не возьмет на себя ответственность за свои поступки и свои ошибки и поэтому будет бесконечно обвинять всех и каждого.
Он разучился наслаждаться жизнью — такой, какая она есть, и переживать глубокие чувства. Он считает, что время веселья и удовольствия, учебы и развития закончилось, ушло вместе с детством и юностью, и что в зрелости он, по сути, переходит к растительному образу жизни, не пытаясь постичь цель и смысл своего существования.
Структура и психология «рыночных» отношений, их манипуляторская «физиология» получили отражение в документальной повести А. Неклюдова «Я — контрабандист»[63].
Автор от первого лица описывает организацию так называемой «челночной» торговли между россиянами и предпринимателями стран Юго-Восточной Азии. Главный герой повести, геолог по профессии и талантливый молодой ученый, вынужден заняться «челночным бизнесом», так как у него нет других способов содержать себя и свою семью. Примерно в таком же положении находятся десятки и сотни российских предпринимателей, которые вместе с героем повести заняты деятельностью, которая на юридическом языке называется контрабандой.
Вся жизнь этих людей подчинена закономерностям двойного стандарта. По документам участие в зарубежной поездке оформляется либо как туристическая поездка, либо как членство в команде исследовательского судна. Пограничники и таможенники отлично знают истинное положение вещей, но закрывают (небескорыстно) глаза на происходящее. В Южной Корее герои повести закупают большое количество одежды и обуви, которые перепродают по прибытии в Россию. Каждый контрабандист вынужден также оплачивать «крышу» — бандитскую группу рэкетиров, которые занимаются поборами, угрожая в противном случае насилием, пытками и изъятием всех привезенных в порт товаров. Для того чтобы «сделать деньги», люди вынуждены рисковать своим имуществом, здоровьем и даже жизнью. Все они социально деградируют и являются участниками микросреды с высоким уровнем криминализации. Предпосылкой к социальной трансформации героев повести является паралич российской легкой промышленности, которая «без боя» сдает отечественный рынок интервенции иностранных товаров. Эти товары завозятся в страну усилиями «челноков». Таким образом формируется «дикий рынок», способствующий криминализации значительной части общества.
Организация рыночных отношений в нашей стране сопровождается целым рядом негативных явлений в экономической и социальной сферах развития общества. Это выразилось в падении производства, сокращении промышленного потенциала в ведущих отраслях промышленности, сокращении научного потенциала, который должен был обеспечить технический прогресс.
Все эти явления сопровождаются ростом инфляции, тенденциями к обогащению на почве спекулятивных махинаций в сфере торговли, криминализации бизнеса и в значительной степени криминализации всего общества. Природу и причины этих сложных явлений трудно, а порой невозможно понять с помощью одного экономического подхода. Возникшие в обществе социальная напряженность и деструктивные явления требуют психологической интерпретации, понимания скрытых психологических механизмов, которые лежат в основе этих явлений. Понимать эти закономерности особенно необходимо юристам и предпринимателям, которые работают в сфере малого и среднего бизнеса.
Рассматриваемые закономерности относятся к области психологии организации и совершенствования экономической структуры общества. Методы системного и психологического анализа позволяют выявить факторы, тормозящие прогрессивное экономическое развитие: невосприимчивость значительной части экономической системы к инновациям, низкий уровень правосознания в сочетании с неразвитыми навыками правового и этического поведения в предпринимательской деятельности. Эти факторы порождают позицию «выжидательного консерватизма», характерную для большинства предпринимательских фирм, бюрократизацию этих фирм и далее страх перед жизнью. При этом обогащение в результате предпринимательской деятельности и соблюдение этических норм рассматриваются большинством российских бизнесменов как явления несовместимые. При таком подходе естественными становятся многообразные этические и правовые нарушения в сфере предпринимательства, его нестабильность и в значительной степени криминализация.
Следствием этого являются возникновение и развитие различных форм организованной преступности, которая паразитирует на предпринимательских структурах, используя их «слабые места» (сокрытие доходов, уклонение от уплаты налогов и др.).
В связи со всем вышеизложенным большинство лиц, работающих в сфере предпринимательства, выбирает различные сценарии своего поведения, которые мы рассмотрим и кратко изложим ниже. В одном случае человек занимает позицию конформиста, считая, что, занявшись предпринимательской деятельностью, он делает это «грязное дело» ради денег и тем самым приносит себя в жертву, поэтому идет на различные нарушения (ложь, обман, взятка и др.), ибо «так делают все». Второй вариант — пассивное уклонение от прессинга окружающей человека всеобщей тяги к деньгам и падения нравов. Конечной стадией такого уклонения являются самоубийства, алкоголизм, наркомания, уход в различные околорелигиозные секты и др. Наконец, третий сценарий предусматривает не только сохранение, но и развитие индивидуальности в сфере предпринимательской деятельности, проявление в ней творческого начала, самоутверждения и самореализации человека и, таким образом, удовлетворения им своей основной потребности. От выбора правильного сценария зависит не только судьба отдельного человека, но также и успех его фирмы, а в конечном счете — поступательное развитие экономики и жизнеспособность творчества.
5.4. Психология кризиса
Наступившему в августе 1998 т. финансовому кризису предшествовал нравственно-правовой кризис. Ниже будут рассмотрены психологические механизмы этих явлений.
Поэт Д. Быков следующим образом выразил состояние российского общества после финансового кризиса: «На протяжении последних пяти лет Россия старательно делала вид, что жила. Она имитировала вхождение в цивилизованное сообщество. Как же! Все новые фильмы смотрим, долларами расплачиваемся, квартиры у нас не дешевле, чем в Нью-Йорке. Трагедия в том, что, во-первых, по этому поверхностно усвоенному стандарту жила десятая часть населения огромной несчастной страны — и притом “верхние” десятки тысяч человек не испытывали ни малейшего чувства вины перед остальными миллионами. А во-вторых, страна, которая ничего не производит, но с бешеной силой развивает рекламный, ресторанный, клубный и т. д. бизнес, не может не ощущать себя гигантской декорацией»[64].
Взяв за основу валовые показатели производства, сопоставимые с развитыми странами Запада, лидеры перестройки связали надежды на скорое повышение уровня благосостояния людей с переходом на западную модель развития с ее ценностями и приоритетами: либеральной рыночной экономикой, индивидуализмом, частной собственностью и высокими стандартами потребления. Для этого им пришлось отказаться от государственного планирования экономики, строгого
регламентирования всей жизнедеятельности общества, провозгласить политику «открытых дверей», отказаться от идеологии коллективного выживания, что фактически явилось отказом от фундаментальных основ многовекового бытия России.
Политика «открытых дверей» без необходимой законодательной базы, регламентирующей деятельность иностранных компаний на территории России и защищающей отечественных производителей, сделала продукцию неконкурентоспособной даже на внутреннем рынке. По историческим меркам практически моментально оказались разрушенными промышленность и сельское хозяйство.
Последнее десятилетие XX в. страна фактически существовала за счет стратегических запасов, созданных СССР, и распродажи по демпинговым ценам природных ресурсов, способствуя тем самым ускоренной постиндустриальной модернизации многих стран мира. Катастрофическое положение также сложилось в бывших советских республик, лишившихся обширного российского рынка.
Сужение внутреннего рынка и насыщение западного дешевым сырьем и энергией сделали экономически неэффективными вложения в российскую экономику, приводят к утечке капиталов за рубеж, к отсутствию инвестиций извне и, как следствие, — к всеобщему коллапсу своеобразной российской цивилизации.
Финансовая система, обеспечивающая баланс между производством и потреблением, должна выполнять функцию регулирования и не допускать возникновения схем обогащения вне сферы производства. Технологическим регулирующим параметром выступает при этом национальная валюта. Объем денег в экономике устойчивого государства должен быть пропорционален мощности энергетической базы системы производства.
Положение дел усугубилось тем, что в кредитно-финансовой системе присутствовал ссудный процент, ставка которого превосходит реальные темпы роста энерговооруженности системы производства. Именно он явился механизмом запуска инфляции, формируя, кроме того, дополнительные схемы наращивания покупательной способности без какой бы то ни было связи с производством, с увеличением объема создаваемых ценностей. Но, даже создавая дополнительные средства платежа через МММ, ГКО либо через долларовые спекуляции, получить продукции больше, чем введено энергии в производственно-потребительскую систему, никогда не удастся.
Правовой хаос в отношениях с регионами, неопределенность в распределении между исполнительными и законодательными властями всех уровней были исключительно выгодны для центра. Пусть это окончательно размыло его управленческую вертикаль, зато дало неограниченные возможности договариваться приватно, сталкивая лбами провинциальных президентов, кабинеты министров, парламенты, субъекты Федерации и органы местного самоуправления. В ряде республик и областей это привело лишь к усилению откровенно авторитарных режимов.
Сначала либерализация цен, обанкротившая 99% населения. Затем раздача за бесценок большей части госсобственности оставшемуся 1%. Утрата контроля над остатками госсобственности. Отказ от государственной винно-водочной и внешнеторговой монополии. Льготные, фактически безвозвратные, кредиты коммерческим структурам. Внутренние заимствования через пирамиду ГКО-ОФЗ, приносящие этим же структурам прибыль под 100% годовых. Размещение бюджетных средств на счетах коммерческих банков. Прямые хищения из кармана трудящихся путем невыплаты зарплаты и неуплаты госзаказа. Многомиллиардные траты золотовалютных резервов на искусственное поддержание завышенного курса рубля. Последний источник подпитки «рынка» особенно показателен тем, что, во-первых, он действительно последний, и, во-вторых, тем, что позволяет более или менее достоверно оценить размер утекающих средств. В последнее время Центробанк тратил на искусственное поддержание существования «рынка» по полтора-два миллиарда долларов еженедельно. И делалось это уже целиком за счет зарубежных кредитов.
Но и они стремительно подошли к концу.
Ведущий западный консультант российских реформаторов Дж. Сакс, пытаясь объяснить причины августовского кризиса российской экономики, писал: «Главное, что подвело нас, — это колоссальный разрыв между риторикой реформаторов и их реальными действиями... И, как мне кажется, российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли, что дело государства служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее. Это не шоковая терапия. Это злостная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей»[65].
Все российские правительства игнорировали энергетический стандарт, формируя покупательную способность не в сфере производственного, а в сфере спекулятивного капитала, не имеющего отношения к созданию материальных благ. Как только интенсивность предъявления к оплате «искусственно выращенной» покупательной способности превысит некоторый пороговый уровень, платежный оборот разрушится, создав финансовый кризис.
При проведении реформ не были учтены психологические условия радикальной трансформации общества, обеспечивающие оптимальный, не фрустрирующий фон напряженности психического состояния людей.
По ходу реформ не проводилась психологическая подготовка граждан к планируемым нововведениям. Общество нуждалось в «культурной модернизации», призванной формировать «культуру свободного рынка», и демократии, в условиях дефицита которой трудно создать рыночную экономику.
По мнению компетентного эксперта, почти за восемь лет народу России не было предложено ни одной конкретной цели, ни одной конкретной программы, кроме общих лозунгов о необходимости построения рыночной экономики.
К кризису в экономике добавился кризис в духовной сфере. Стране, обладающей самобытными, неповторимыми культурными традициями, навязываются образцы массовой культуры, проповедующей секс, садизм, насилие, низменные человеческие инстинкты.
Общественные преобразования традиционно для России были начаты и проводились без учета того, что до сих пор определяется технократически-пренебрежительно как «человеческий фактор», «человеческий материал» и т. п. В этот мимоходом упоминаемый «фактор» входят между тем такие мощные составляющие социальных изменений, как традиции, социальный опыт, социально-психологические особенности личности и групп (например, адаптационная способность к резкому изменению социальной макросреды), социокультурные особенности различных регионов и многое другое из этого класса явлений. По существу, сейчас мы пожинаем плоды пренебрежения «руководящих инстанций» (в том числе и нынешних) к человеку, социально-психологическим закономерностям социального процесса.
Социальное расслоение, произошедшее в весьма короткий период времени и поляризовавшее российское общество более глубоко, чем население индустриально развитых стран, неизбежно вызовет обособление экономических и политических интересов богатых и бедных.
От внимания людей не ускользает своеобразие формирования слоя «владельцев»: в эту когорту попадают главным образом люди, имеющие доступ к каналам распределения финансовых и материальных ресурсов или получившие каким-то способом льготы для осуществления предпринимательской деятельности.
Соотношение респондентов, рассчитывающих на конституционную защиту нрав и социально-профессиональных интересов рабочих и крестьян и не рассчитывающих на это, выразилось в пропорции 1:6.
Идеализация и нетерпение, столкнувшиеся с реальным положением, в первую очередь экономическим, породили неизбежное разочарование и частичную фрустрацию. Деструктивные настроения доминировали над разумными конструктивными решениями. Последовала мощная защитная реакция — ностальгия по старым добрым временам с экономической определенностью и идеологической летаргией. Положение осложнялось постепенным осознанием непривычной ответственности за свободу выбора и множественностью возможных перспектив.
Наступил период глубокой фрустрации общества, сопряженной с распространением настроений апатии и безысходности для подавляющего большинства людей, в первую очередь по экономическим показателям. Даже небольшая прослойка преуспевающих не чувствовала себя уверенно: опасность исходили как от властей, так и от неблагополучных соседей.
Высокий уровень испытываемого стресса в современной России ведет к агрессивному поведению по отношению к себе и окружающим
В рассматриваемое время в России уровень тревоги и страха резко вырос в ответ на бурные изменения в российском обществе. Если мировая «норма» тревожности не более 15% (Крамник, 1995), то в России в этот период она достигла 6075%. Число выявленных и поставленных на учет психически больных в России в 1992 г. выросло по сравнению с 1991 г. на 4,7%, а рост психических расстройств составил в 1993 г. по сравнению с 1992 г. примерно 12%. На 10,7% стало больше обращающихся к врачам-психиатрам за консультативной помощью. Количество госпитализаций с 1985 по 1995 г. выросло более чем на 15%. По мнению специалистов, около 30% населения России так или иначе нуждались в психиатрической помощи для того, чтобы их состояние не переросло в хронические заболевания. В три-четыре раза увеличилось число алкогольных психозов. Когда рушится привычный уклад жизни, трудно избежать психологического перенапряжения.
Рост напряженности доводит часть людей до распущенности (депрессивного возбуждения) с преобладанием агрессивности по отношению к себе или окружающим. Это также способствует развитию состояния депрессии, чувства беспросветности, когда многие просто начинают ждать плохих вестей, испытывая нездоровое удовлетворение от того, что дела идут все хуже и никакого просвета не видно[66].
Аморален был сам способ этих действий, в которых не было любви к Истине: только мстительное желание надругаться над вчерашними кумирами и жаждасенсаций. Все, чем руководствовался homoso-vetikus в своей подвижнической философии, все, на чем зиждилось его доверие к миру, к власти, к себе, к людям, низвергалось и обращалось в руины. Взамен же он получил примат личного интереса, утилитарно-прагматического критерия, эмансипации. И ничего, что удовлетворяло бы потребность в смысле жизни, в ценностных ориентирах. Беда наша заключалась в том, что мы, всем существом своим понимая, как жить нельзя, решительно ничего не могли сообщить о том, как жить должно и можно. В части критики наша публицистика и даже массовое искусство были «на высоте», но как только речь заходила о том, чтобы высказать что-либо позитивное, выходило всякий раз нечто вроде «отпустите меня в Гималаи, а не то я завою, а не то я залаю...»; в этом более всего проявилось убожество homo sovetikus: выяснилось, что ему нечего сказать не только миру, но и самому себе; выяснилось, что, освобожденный от гипноза коммунистической фразеологии, он находит внутри себя только ничтожество и пустоту.
Современная массовая культура несет в себе мощнейший заряд агрессии, и подпитка происходит и изнутри, и извне. В мультфильмах, которые показывают сегодня малышам, и сюжет, и изобразительная манера, и интонации героев, и даже частота кадров — все провоцирует агрессию.
Главной причиной является стресс, вызванный сменой мировоззренческой, духовной парадигмы. Если раньше я считал, что спекулировать — плохо, а быть профессором — хорошо, то сейчас мне говорят: спекулировать — это хорошо, а с профессора — какой толк? Люди утратили смысл жизни. Это — ноогенные неврозы, вызванные именно исчезновением цели и смысла жизни. Кроме того, изменяется ощущение социальной реальности: ты никому в обществе не нужен. И тот и другой фактор — нравственно-мировоззренческой природы. В них — главная причина сверхсмертности[67].
Психология никогда не предназначалась для оправдания социально опасного и саморазрушительного поведения, которое мешает индивидууму максимально развить свой человеческий потенциал.
Психология пытается объяснить причины того или иного поведения, но цель ее в том, чтобы помочь человеку совершенствовать себя, делать себя лучше и счастливее.
Проведение реформ «сверху», игнорирование психологических закономерностей социальных процессов и правовой беспредел привели к нравственно-правовому, а затем экономическому кризисам.
Таким образом, содержание следующей главы посвящается психологическому анализу правоотношений предпринимательской деятельности.
5.5. Психологические аспекты предпринимательства в современной России
Различные авторы, анализируя причины роста преступности в экономике и криминализации общества, отмечали ряд просчетов, которые были допущены инициаторами экономических реформ в России.
«Восприятие западного экономического опыта без учета реальной расстановки политических сил, национальной ментальности, традиций и психологии чиновничества помогло рождению нового монстра в виде бюрократического номенклатурного капитализма, внедрению российской мафии в экономику, политику и властные структуры»[68].
В докладе заместителя Генерального прокурора Российской Федерации А. Т. Мельникова на заседании Государственной думы 5 июня 1997 г. отмечалось, что в процессе проведения приватизации политические соображения превалировали над экономической целесообразностью и правовой обоснованностью решений о приватизации. Курс на так называемую обвальную приватизацию любой ценой, в кратчайшие сроки, породил множество негативных явлений, в том числе применение противозаконных способов приватизации, минуя аукционы и конкурсы, приватизацию запрещенных объектов, обеспечивающих жизнеспособность общества и его оборонную достаточность, и ряд других.
Крайне отрицательное влияние на состояние законности оказывает несовершенная правовая основа. Разрозненность, противоречия, правовые пустоты — вот отличительные качества нормативного массива. К настоящему времени выпущено уже четыре тома приватизационного законодательства, многие положения которого вошли в противоречие с законом «О приватизации».
Немаловажное значение имеет социально-психологический фактор: неподготовленность населения, трудовых коллективов приватизированных предприятий к осознанию значения приватизации в будущем. В такой обстановке органы прокуратуры оказались в эпицентре общественных страстей, испытывая, с одной стороны, недовольство коллективов, отстраненных от справедливой приватизации, с другой — тех, кого в народе называют «прихватизаторами». На стороне последних часто не только деньги и сила, но и реальная связь с коррумпированным чиновничеством[69].
На Западе сложились определенные принципы ответственного отношения к собственности, которые уже давно получили закрепление в законодательстве, а также отразились в моральных ценностях.
Так, в конституции ФРГ декларируется: «Собственность обязывает; ее использование должно служить всеобщему благу».
А западная мораль дополняет указанную выше законодательную декларацию следующей метафорой, отражающей буржуазную протестантскую этику: «Собственность — это в первую очередь крестьянское поле, политое потом нескольких поколений его хозяев».
«Архитекторы и прорабы перестройки», формируя ударными темпами в России класс новых собственников, пренебрегли опытом Запада, его законодательными и моральными принципами. Новые миллиардные состояния создавались буквально «из воздуха» с использованием «фиктивных авизо», так называемых «залоговых аукционов», спекулятивных сделок по перепродаже полученного по лицензии топлива и тому подобных афер.
Парадоксальным при оценке государственной политики России в области предпринимательства оказывается то, что она всемерно (вольно или невольно) создает условия для успешной деятельности предпринимателей-перекупщиков, спекулянтов и просто мошенников и в то же время воздвигает такие преграды на пути производственного предпринимательства, которые делают его если не невозможным, то крайне затрудненным.
Ниже приводится результат журналистского расследования на эту тему.
Создателям СНГ с его «прозрачными» границами бесконечно благодарны «алкобароны», сколотившие сказочные состояния на поставках сырья российским производителям нелегального алкоголя. Хвалу Аллаху возносит также население Северной Осетии, где практически ликвидирована безработица за счет производства дешевой водки, заполонившей петербургские прилавки. Не в обиде и масса предприимчивых людей из дальнего зарубежья (к примеру, Западной Европы, Турции и даже США), поставляющих нам массу разнообразных технических жидкостей, которые потом волшебным образом превращаются в содержимое сотен бутылок с родными до боли наклейками. Не бедствуют, наконец, и хозяева целой индустрии подделок (например, «Амаретто» или «Абсолюта»), созданной в странах бывшего соцлагеря и работающей специально на Россию.
Зато, увы, «в прогаре» 29 легальных питерских производителей алкогольной продукции, обложенные, будто загнанные волки, «флажками» налогов, лицензий, квот, президентских указов. Вынужденные играть строго по правилам, черному рынку они проигрывают изначально —сегодня их мощности загружены всего на 15%, в связи с чем за прошлый год бюджет Петербурга недосчитался налоговых поступлений в размере триллиона рублей. Этих денег хватило бы, к примеру, для ликвидации злосчастного разрыва тоннеля метро между «Лесной» и «Площадью Мужества» в Санкт-Петербурге. Ущерб же здоровью граждан, настрадавшихся от отравлении суррогатами (вплоть до смертельных случаев), учету вообще не поддается.
Источник: Санкт-Петербургские ведомости. 1998. 12 мая.
Нерегулируемый рынок — это полная анархия, которая была свойственна, например, американскому капитализму середины прошлого века; все дальнейшее развитие капитализма шло по пути законодательного введения норм цивилизованной предпринимательской практики и рынка; любое современное развитое государство весьма строго регулирует свободный рынок.
У современного государства имеются два общепризнанных рычага регулирования свободного рынка: первый — законодательный и административный, ограничивающий и контролирующий стихийные начала в сфере свободного предпринимательства; второй — экономический, позволяющий стимулировать и направлять предпринимательскую инициативу в общественно полезное русло. Задача заключается в том, чтобы научиться разумно пользоваться этими рычагами на всех уровнях нашей современной государственной структуры.
Сегодня в мире считается аксиомой, что масштабы развития мелкого предпринимательства — один из важных показателей степени развитости демократического общества.
Во-первых, широкое развитие малого предпринимательства способствует включению в состав собственников все большего числа индивидов, изменяя тем самым их статус и обеспечивая соответствующий уровень экономической свободы и независимости.
Во-вторых, малые предприятия являются важнейшим элементом самого гражданского общества, а не только принадлежностью хозяйственной системы. Цивилизованный предприниматель:
убежден в полезности своего труда не только для себя, но и для других, для общества, для государства;
исходит из того, что люди, окружающие его, хотят и умеют работать, стремятся вместе с ним реализовать себя;
верит в бизнес, расценивает его как привлекательное творчество, относится к бизнесу как к искусству;
признает необходимость конкуренции, но понимает необходимость сотрудничества;
уважает себя как личность, а любую личность — как себя;
уважает любую собственность, государственную власть, общественные движения, социальный порядок, законы;
доверяет не только себе, но и другим, уважает профессионализм и компетентность;
ценит образование, науку и технику, информатику, культуру;
стремится к нововведениям;
является гуманистом.
В практике управления современной экономикой выработаны следующие принципы.
Общие этические ценности, разделяемые работниками как личные убеждения: порядочность, честность в работе, взаимное доверие, высокая мотивация к труду, общий дух патриотизма.
Осуществление политики полной занятости или «пожизненного найма» работников в конкретной фирме. При это сотрудники имеют право выбора работы в пределах фирмы в соответствии со своими интересами. По желанию они также могут менять профессии внутри фирмы.
Осуществление широкого и эффективного материального и морального стимулирования труда работников.
Личное участие работников в принятии решений на основе консенсуса.
Патерналистический, семейственный, неформальный стиль взаимоотношений руководителей и подчиненных.
Официальное провозглашение уважения человека и веры в него.
Всемерное поощрение индивидуализма, ярких личных способностей. Привлечение к работе специалистов высшей квалификации.
Максимальное делегирование полномочий работникам вплоть до самых низовых уровней исполнения. Это заставляет штатных руководителей становиться «групповыми», демократичными, способствует развитию горизонтальных связей, поощряет инициативу инакомыслия, деловую критику.
Если с этих позиций посмотреть на нынешнюю российскую реформу, в рамках которой до сих пор не находится места для стимулирования развития мелкого бизнеса, то станут очевидными выводы, что без развития малого предпринимательства Россия не получит широкого слоя (класса) мелких собственников, а значит, и той опоры, на которой держится гражданское общество.
К экономической картине переходного периода следует добавить и его психологические особенности, в частности:
рабочие и служащие склонны считать, что предприятия, на которых они работают, существуют прежде всего ради удовлетворения их потребностей, а не потребностей рынка, отсюда нежелание смотреть в будущее и прогнозировать дальнейшую судьбу своего предприятия, а вместо этого стремление обеспечить свои сиюминутные интересы;
поскольку государство остается главным источником финансовых вознаграждений, происходит политизация экономических конфликтов, вопросы повышения зарплаты решаются путем торга, и при этом перераспределение национальных ресурсов происходит в пользу тех отраслей и предприятий, которые имеют большой вес в экономической структуре, а это подрывает и цели и нормы экономической деятельности;
большинство людей желали бы сохранить минимальную надежность и обеспеченность, которую имели при социализме, и вместе с тем не готовы принять требования рыночной экономики.
Столкнувшись с такой ситуацией и не полностью освободившись от влияния старых идеологических догм, сменяющие друг друга правительства колеблются между политикой прагматизма и политикой уступок, отходя от генеральной линии на свободный рынок. В результате в условиях непоследовательности и противоречивости правительственной политики риск и сложность предпринимательской деятельности многократно увеличиваются, снижая приток в экономику подлинных предпринимателей; наблюдается бурное развитие спекулятивного, а не производственного предпринимательства[70].
В предлагаемом ниже анализе показывается, до какой степени именно психологические факторы определяют всеобщий консерватизм в финансовой и строительной стратегии и в конечном счете тормозят индивидуальное жилищное строительство в стране.
Жители всех развитых стран живут в кредит.
У среднего американца три четверти зарплаты уходит на выплату кредитов, но зато он сразу может приобрести дом, мебель, одну-две машины. Почему же у нас выгодней, не связываясь с кредитами, просто копить деньги и покупать все сразу за полную стоимость? Не потому, что в стране мало денег на кредиты, — напротив, кредитных ресурсов избыток.
Вопрос упирается в гарантии возвратности.
Осторожность наших чиновников и банкиров возобладала. Они побоялись, что жилищных обманщиков окажется слишком много. Потому решили ничего не гарантировать, работать только с теми деньгами, что имеются. Их осторожность понятна, но тем, кто хотел бы купить квартиру, от этого не легче. Не будет покупателей квартир — не наступит оживление в строительном секторе, в тех отраслях, что с ним связаны. Так и останутся «сидеть на деньгах» банки, которым буквально некому давать кредиты[71].
Социолог А. А. Гусейнов писал: «...уже неоднократно высказывалось мнение, что наряду с экономической и политической революциями, которые у нас происходят, нам нужна и третья революция — революция нравственная. Связанное с ней нравственное возрождение нашего общества — наиболее важный и фундаментальный процесс, от которого будет зависеть успех во всех других областях — экономической, политической, культурной. Но нравственное возрождение может состояться только в том случае, если оно наполнится адекватным историческим содержанием. Нет другого пути нравственного возрождения общества, чем раскрепощающие личность экономические и политические преобразования, приобщение к современным общецивилизованным формам жизни. Мораль не может победить, если не подружится с цивилизацией. Точно так же и цивилизация обернется катастрофой, если будет покупаться ценой попрания морали»[72].
Организация рыночных отношений в России сопровождается рядом негативных явлений в социальной сфере общества. Это в первую очередь отразилось на ослаблении некоторых моральных критериев. Некритичное заимствование целого ряда теорий и руководств об организации бизнеса на Западе привело к манипулированию личностью и целыми группами людей в сфере деловых отношений.
Американский экономист Джеффри Сакс, главный советник российских реформаторов, отвечая на вопрос о причинах неудач экономических реформ в России, достаточно откровенно заявил: «Когда мы приступали (к реформе. — В. В.), мы чувствовали себя врачами, которых пригласили к постели больного. Но когда мы положили больного на операционный стол и вскрыли его, мы вдруг обнаружили, что у него совершенно иные анатомическое устройство и внутренние органы, которых мы в нашем медицинском институте не проходили»[73]. При проведении экономических реформ не было учтено отсутствие в России капиталистических традиций и соответствующего опыта у населения, с одной стороны, и, с другой стороны, наличие в стране значительного слоя «номенклатуры», который «превратил приватизацию в номенклатурную коллективизацию». Более подробно эти проблемы будут рассмотрены нами далее.
Как уже указывалось выше, низкий уровень предпринимательской этики и правовой культуры и отсутствие соответствующего контроля со стороны государства, в первую очередь его правоохранительной системы, способствовали развитию манипулирования как альтернативы созидательной деятельности, привели к созданию огромной структуры теневой экономики, что, в свою очередь, стало основой криминализации общества. Вот, например, как об этом писала газета «Санкт-Петербургские ведомости».
Глава российского правительства заявил, что до 50% экономики страны контролируется теневыми структурами. Этот контроль осуществляется, утверждает западная пресса, группой из семи нынешних и бывших банкиров.
Не так давно в нашей стране существовал контроль государства, существовал контроль «народный»: боролись с бесхозяйственностью, с бездумностью чиновников, с расхищением общенародного достояния. Нынешний контроль теневых структур над экономикой — это совершенно новое для России, обескураживающее весь мир своими размерами явление.
Надо полагать, что задача теневых структур и узкой группы влиятельных лип, осуществляющих этот контроль, — не повышение производительности труда и уровня жизни россиян. Их успехи на этом поприще не увеличивают валовой внутренний продукт, а равно мощь экономики и обороноспособности страны. А что же тогда?
Если полистать страницы наиболее влиятельных и массовых российских газет, то вы непременно найдете ответ на этот вопрос. Кроме леденящих душу историй о бандитских налетах и разборках, рэкете и заказных убийствах, там есть спокойные и скучные рассказы о том, например, как некое акционерное общество заключило с государственной корпорацией контракт на поставку продовольствия, получило 10 млрд рублей, превратило их в валюту, на чем вся его детельность завершилась.
Другое АО таким же образом получило 12,5 млрд рублей, третье — около 200 млрд и т. д. и т. п., и эти деньги в конце концов осели в коммерческих банках столицы. А вот некий гражданин заключает договор с одним из отделений Агропромбанка, в результате чего несколько десятков миллиардов рублей безвозвратно утекают в руки частных лиц. А вот из бюджета небольшой республики в Сибири совершенно легально перечисляется 36 млрд рублей в коммерческие структуры и банки, и эти деньги расходятся потом по карманам всяческих чиновников и явных жуликов. Список этот, похожий на опись краденого, бесконечен. Стоимость исчезнувших ценностей может вызвать зависть крупнейших миллиардеров мира.