Дело гастронома № 1 Латий Евгений

12

Черная «Волга» двигалась по Москве. Впереди, рядом с шофером, находился Боков, позади сидели Ширшов и Капустин. Потрескивала рация. Еще через мгновение послышался голос Скачко:

– Роза, это Ястреб! Вы слышите меня?

– Ястреб, я слышу вас! Это Роза! – чуть волнуясь, отозвался Боков.

– Мы только что взяли всех директоров филиалов. Операция прошла без запинок! Ни одного срыва! Начались допросы, и все директора сознались, что сегодня подъезжали к Беркутову и передали ему в общей сложности семь конвертов, очередную взятку. Деньги опускали по традиции в верхний ящик письменного стола, как обычно, в конвертах! Конечно же, он наверняка успел их переложить по своим конвертикам, так что поищите денежки в ящиках его стола. Запомните: в первом ящике у него кнопка сигнализации. Надо сразу взять ее под контроль, мало ли что! Ну, ни пуха!

– К черту!

Боков отключил рацию, помрачнел.

– Все слышали?

Капустин кашлянул.

– Я это к тому, что и у нас все должно пройти без запинок! – проговорил Боков. – Ширшов, обыщешь все ящики письменного стола! Нам надо найти эти чертовы деньги! Я выражаюсь ясно?!

– Так точно! – ответил Ширшов.

Люся бойко печатала на машинке, а первые просители с нетерпением ожидали возвращения Беркутова, когда в приемную вошли Боков, Капустин и Ширшов. Люся бросила на них беглый взгляд, кивнула им.

– Присаживайтесь, товарищи! Георгий Константинович скоро подойдет! – бросила она им.

– А когда он подойдет? – спросил Ширшов.

– У Георгия Константиныча утренний обход, он скоро уже кончится. Да вы присядьте!

Люся улыбнулась им, приняв за просителей, кивнула на стулья, на которых уже сидели три важных гостя. Боков и его команда уселись на стулья.

Из торгового зала послышался голос Беркутова: «Все начинаем работать!» И Люся бросила многозначительный взгляд на посетителей, давая понять, что директор сейчас придет. Из торгового зала донесся невнятный гул голосов, а еще через мгновение в приемной появился Беркутов, заулыбался всем посетителям.

– Добрый день, дорогие товарищи! Через пять минут я всех приму, только сделаю два важных звонка!

Он приветливо улыбнулся, но тут поднялся Боков, предъявил свое удостоверение. Беркутов взглянул на него, похолодел, все понял, кивком пригласил в свой кабинет. Боков, а за ним Ширшов и Капустин прошли вслед за Беркутовым. Дверь закрылась.

– Опять без очереди! Своих-то зачем подрезать?! – недовольно бросил один из просителей, требуя справедливости скорее от Люси, нежели от Беркутова.

Остальные кивками поддержали его.

Беркутов сразу подошел к столу, занял свое место. Боков занервничал, кивнул Ширшову, поспешил к Беркутову, протянул ему руку, казалось, желая поздороваться.

– Еще раз доброе утро!

Протянул свою руку и Беркутов:

– Доброе утро!

Боков сжал его руку, с силой отвел ее от стола. Подскочил Капустин и надел на запястья директора наручники.

– Вы арестованы, гражданин Беркутов! – суровым тоном объявил Боков. – Присядьте!

Боков указал на стул у окна, Капустин сам отвел туда Беркутова, чуть ли не насильно усадил на стул. Ширшов шагнул к письменному столу, открыл верхний ящик. Там лежала пачка денег. Ширшов выложил ее на стол, взглянул на Бокова. Тот подошел, взял деньги. Достал из кармана диктофон, включил его, подошел к Беркутову.

– Что за деньги лежали в верхнем ящике вашего стола?

– Я могу позвонить Галине Брежневой или генералу Чурбанову? – бросил Беркутов.

– Перебьетесь! – отрезал Боков. – Я вас спросил: что это за деньги лежали в верхнем ящике вашего письменного стола?

– Это личные мои деньги. Собирался купить жене сапоги.

Боков усмехнулся, покачал головой.

– Обыщи все ящики! – приказал он Ширшову.

Антон бодрым шагом шел по скверу, погруженный в свои мысли. Он дошел до скамейки, у которой влюбленные постоянно встречались, и наткнулся на Машу. Она поджидала его. Увидела, поднялась, радостно заулыбалась, глядя на него. Антон остановился, но старался на Машу не смотреть, поглядывая по сторонам.

– Здравствуй! – тихо проговорила она, не сводя с Антона нежных и влюбленных глаз.

– Привет.

– Ты извини, это я виновата в том, что случилось, – покраснев, пробормотала она.

– Ты ни в чем не виновата! Я уже взрослый мальчик и за все привык отвечать сам!

Она, улыбнувшись, кивнула, глядя на него не отрываясь, но Антон с хмурым видом молчал.

– Они били тебя?

– Нет, поили вкусным чаем с земляничным печеньем! – разозлившись, процедил он.

Маша вздрогнула, улыбнувшись, качнула головой.

– Сильно били?

Антон усмехнулся:

– Ну что ты несешь?! Проконсультируйся у своего мужа о том, как сейчас обращаются с арестованными.

Маша помрачнела.

– Ты стал так груб со мной! Да, я виновата перед тобой, но я вдруг обнаружила, что сама еще девчонка. – Маша жалобно посмотрела на него. – Я люблю тебя!

– Давай расставим все точки над «i». Мне зона светит. Скорее всего, получу лет шесть. Так что тебе лучше держаться от меня подальше! Ты хоть это понимаешь?! Иначе и тебя вытурят из университета с «волчьим билетом»! – сердито бросил ей Антон. – Включи наконец вторую сигнальную систему, черт тебя подери!

– На какую зону? – растерянно пробормотала она.

– Скорее всего, на мордовскую! Всех диссидентов пока что отправляют туда. Даниэль, Марченко, Синявский – все там побывали. А потому ни к чему, чтобы нас видели вместе. У тебя ученики, кафедра, защита диссертации, карьера, а у меня теперь другая дорога. Отсижу шесть лет, а перед отъездом из Союза, может, увидимся, если захочешь! – он грустно улыбнулся. – Чава-какава!

Антон помахал ей рукой и двинулся по скверу. Маша помедлила и бросилась догонять его. Догнала, пошла рядом.

– Мы с мужем решили разойтись, – еле слышно проговорила она. – Я осталась одна…

– Помиритесь! – он усмехнулся. – Ты ведь у нас красотка! Умненькая, а он при этом режиме для тебя надежная крепость. И вроде бы не ревнивый, если я не ошибаюсь.

Маша тотчас обиделась, остановилась. Но Антон упрямо шел вперед, и она снова догнала его.

– Как ты со мной разговариваешь?! Я не давала тебе повода так по-хамски говорить со мной!

Антон улыбнулся:

– Не обижайся, Машук! Я не со зла. Просто запомни все, что я тебе сказал. Не будь глупой овцой и подумай о будущем! Не приставай больше ко мне! Привет мужу!

И Антон, ускорив шаг, двинулся дальше. Маша с болью посмотрела ему вслед.

Зоя Сергеевна, стоя у кухонного окна, не спеша потягивала кофе, сигарета дымилась в пепельнице. Она наблюдала, как мальчишка-сосед, напрягаясь изо всех сил, подтягивался на турнике. Два раза он подтянулся, а вот в третий подтянуться не удавалось. Часы показывали без двадцати пяти одиннадцать, когда тишину квартиры разорвал длинный телефонный звонок. Зоя вздрогнула и не сразу взяла трубку. Она догадалась: звонят из гастронома.

– Зоенька, это ты? Лида беспокоит. Жору арестовали!

Больше Лида ничего сказать не успела. Нахлынули слезы, все перемешав. Из трубки послышались громкие всхлипы, гортанные звуки, от которых у самой Зои перехватило дыхание и так сжало сердце, что потемнело в глазах, хоть она и знала обо всем заранее. Слезы сами собой покатились по ее щекам. Зоя прикусила губу.

– Я знаю, у тебя отгул на сегодня… – и снова провал в их разговоре, и длинное шумное дыхание Лиды. – Приезжай, пожалуйста! У меня все валится из рук!

Лида снова зарыдала во весь голос. Разговор оборвался. Зоя положила трубку. У нее словно ледяной ком застыл в сердце. Она накапала себе валокордину, выпила, присела на стул. Снова зазвонил телефон. Зоя помедлила и взяла трубку. Звонил Максимыч.

– Зоя Сергеевна, я сейчас примчусь за тобой. Как во двор въеду, ты и выходи!

И он положил трубку. Зоя вытащила платок, вытерла слезы, придав лицу мужественный вид.

Беркутова привели в камеру для допросов в наручниках, усадили на стул. Директор был уже без галстука, без пиджака, в одной рубашке, без ремня в брюках, а из лакированных итальянских туфель успели вытащить шнурки. Скачко поджидал его в камере. Беркутов поначалу его даже не заметил, оглушенный всем происходящим. А увидев незнакомца, пришел в недоумение, не понимая, кто это сидит в сторонке в обычной ветровке и с тихой улыбочкой на лице.

Беркутов вдруг вспомнил, как в этих же наручниках его выводили из гастронома. Но не через служебный вход, а через шумный торговый зал и центральный вход. Зал был заполнен покупателями, стояла обычная суета, людской гомон, стрекотали кассы, продавцы взвешивали товар, изредка покрикивая грузчикам: «Вань, докторская кончается! Ну, где ты опять шляешься?!», «Николаша, творожных сырков коробочку – и живо!», когда в наручниках появился Беркутов. Его провели через густую толпу. Ширшов и Капустин держали директора под руки. Позади с хмурым лицом шел Боков. И весь гастроном, узрев это страшное шествие, сразу притих, оцепенел, образовав узкий коридор для их прохода. Повисла мертвая тишина. Беркутова провели через весь зал, вывели через центральный вход, посадили в черную «Волгу». Но, когда они вышли, никто из покупателей и продавцов не тронулся с места. Страх плотным колпаком повис над всеми, словно сковав каждого такими же наручниками.

Охранник, что привел Беркутова, двинулся к выходу, но Скачко его остановил:

– Младший сержант, снимите наручники с подозреваемого! И чаю нам принесите! С печеньем.

Охранник вернулся и снял наручники. Беркутов поморщился, стал массировать запястья. Охранник ушел и тотчас вернулся с чаем. Печенье и сахар лежали в вазочке. Он поставил все на стол и ушел.

– Прошу, Георгий Константинович, угощайтесь! Конечно, это не вафли «Лесная сладость», но тоже ничего. Да, кстати, поздравляю вас с рождением внучки!

Беркутов хмуро кивнул, взял печенье. Размочил в горячем чае, стал есть.

– Вы всех чаем угощаете? – поинтересовался он.

– Только избранных!

Полковник же к своему стакану не притронулся. Беркутов выпил половину стакана, достал платок, промокнул пот со лба, взглянул на полковника.

– В чем вы обвиняете меня? – не выдержав, поинтересовался Беркутов.

– В организации системы взяток высшим должностным лицам. И меня прежде всего интересует: кому, сколько и каким образом вы выплачивали денежные суммы? Мы все знаем про конверты, продуктовые посылочки, премии, подарки, но хотим подробный отчет получить от вас. Желательно в письменном виде.

Беркутов, выслушав это обвинение, неожиданно улыбнулся.

– Проверьте нашу бухгалтерию, плановый отдел, у нас каждая копейка на учете. Никаких поборов с продавцов, а уж тем более с покупателей мы не вели. У нас постоянно ведутся контрольные замеры, нет ни одной жалобы со стороны покупателей. Предъявите мне обоснованное обвинение, подтверждаемое фактами! И если таковое я увижу, то с ним соглашусь!

Скачко усмехнулся:

– Мы все знаем, Георгий Константинович! За счет чего и даже сколько вы каждый месяц передавали наверх в виде конвертов и продуктовых наборов. Надеюсь, вы умный человек и мы поладим, а ваше запирательство только повредит вам. Послушайтесь моего совета! – Полковник многозначительно взглянул на него.

Беркутов улыбнулся и кивнул:

– Благодарю за ценный совет, но мне не в чем пока признаваться! А вот земляничное печенье действительно хорошее, и вафлям «Лесная сладость» никак не уступает. Кстати, это печенье всегда есть у нас в кондитерском отделе.

Скачко покачал головой:

– Еще нам нужны фамилии тех, кому вы передавали эти посылочки и конверты. Желательно составить общую опись всего переданного вами наверх и общую денежную сумму! Сотрудничество со следствием вам зачтется.

– А полы помыть вам не надо?

– Нет.

– Я знаю, Вере Петровне Анилиной вы тоже обещали, что она увидит своих деток. Но вместо этого она получила пятнадцать лет! За что, скажите мне?!

Вопрос был задан напрямую, и Скачко не смог сразу на него ответить. Пожал плечами:

– Я не судья. Мое дело вести следствие.

– Но вы же мне обещаете скидки и зачеты?! – усмехнулся Беркутов. – Зачем же обещаете, если не судья?!

– Это не мои предложения, Георгий Константиныч, – уклончиво ответил полковник. – Вы персона грата нашей торговли, а потому и суд над вами будет вестись в особом порядке!

– Это вне закона, что ли? – усмехнулся Беркутов.

– У закона есть разные статьи. Их по-разному применяют. Вы об этом вроде бы должны знать!

– Наслышан! – Беркутов помрачнел. – Я больше ни слова не скажу без своего адвоката, Эдуарда Петровича Гарумова! По закону я имею на это право, и это мое категоричное требование!

Он замолчал. Несколько секунд они оба молчали. Скачко глотнул холодного чая из стакана, взглянул на Беркутова и кивнул. Нажал на кнопку вызова. Вошел охранник.

– Увести! – приказал Скачко.

Охранник отдал честь, надел на Беркутова наручники и увел его из камеры для допросов.

Култаков с мрачным видом расхаживал по кабинету. Скачко сидел за столом генерала.

– А наш козырь, я имею в виду Зою Платонову, ты почему не использовал?

– Я его пока попридержал…

– Почему?!

– Беркутов настроен слишком воинственно. Такое ощущение, будто он знал, что его арестуют, и сам арест не дал того эффекта, на который мы рассчитывали, – он помолчал. – Да и противника мы недооценили! Делать нечего, придется решать вопрос о его адвокате. Без него он не будет отвечать на наши вопросы.

– Это ты недооценил противника! – мгновенно вскипел Култаков. – Ты провалил первый допрос! А ко мне жаловаться пришел?! Да я сам тебе голову оторву! А уж мне, видно, до пенсии не дотянуть. Да-а, веселые денечки настали!

Генерал на мгновение задумался. Он сел за стол, помедлил, снял трубку с «вертушки», набрал трехзначный номер.

Зоя вошла в свой кабинет. Лида, увидев ее, кинулась к ней на грудь и разрыдалась. Зоя обняла ее, погладила по спине, прикусила губу, чтоб самой не расплакаться.

– Ну-ну! Надо держаться, Лидуша! Никто не должен видеть наши слезы!

– Да-да, ты права!

Лида вытащила носовой платок. Зазвонил телефон. Зоя взяла трубку.

– Платонова!..

Несколько секунд она молчала, потом сказала: «Хорошо», – и положила трубку.

– Из горкома звонили. Засуетились! Требуют провести партийное собрание и исключить… Георгия Константиновича… из партии. В связи с арестом.

Лида снова заплакала, отвернулась. Дверь приоткрылась, заглянула Люся. У нее на глазах тоже были слезы.

– Из управления звонят, просят Лидию Санну!

– Скажи, ее валерьянкой отпаивают. И всех посылай подальше, а нам чайку, пожалуйста, и закусить, – попросила Зоя.

Люся кивнула и скрылась. Зоя открыла один из шкафов, достала оттуда бутылку армянского коньяка и пару коньячных бокалов.

– Это нам не помешает!

Зоя плеснула коньяк в бокалы, принесла один Лиде.

– Выпей, подруга! Надо держаться! У тебя дочка в роддоме! Теперь ты одна за всех в ответе.

Лида взяла бокал.

Боков пил чай, когда в кабинет зашел Скачко, устало плюхнулся в кресло. Боков налил ему чашку кофе и дал бутерброд с колбасой. Скачко закурил, глотнул кофе.

– Ну, что?!

– Если б мы взяли Беркутова полгода назад, то выиграли бы! – жестко проговорил Скачко. – А мы затянули, Беркутов успел подготовиться, смириться с той мыслью, что его арестуют. Первый тайм мы уже проиграли. И, кажется, проигрываем второй.

– И что теперь?

– Вступать в схватку, что еще! Адвоката к Беркутову допустить разрешили, и нам надо найти улики, которые бы потянули на хищения госсредств в особо крупных размерах. Всего-то! – усмехнулся он. – Но для этого надо, чтоб Беркутов заговорил. Без его признаний мы ничего не докажем. И нас с тобой выгонят! Придется приискивать место на стороне. Ты вроде юридический оканчивал?

Боков кивнул.

– Тебе легче! А я трудовиком в школу. Или хозяйственником каким-нибудь? – он усмехнулся. – Лошадь есть, хомут найдется! Что дал обыск квартиры?

– Ничего.

– Что значит «ничего»?!

Боков развел руками.

– В семейной копилке тысяча двести рублей. Обстановка как у всех. Имеются картины на стенах, но они все современные, подаренные. Книги тоже обычные. У жены украшений мало. Словом, пока никаких богатств, никаких зацепок!

Скачко нахмурился.

– Ну вот, я же тебе говорил! Это не Аримин! Металлоискатели брали с собой?

Боков кивнул.

– Повтори обыск еще раз! – помолчав, попросил Скачко.

– Какой смысл?

– Я сказал, повтори еще раз! – сдерживая ярость, прорычал он.

Боков кивнул.

– Могли что-нибудь и пропустить, – смягчил тон Скачко. – Когда обыск на даче?

– Через пару дней. Я хочу перед этим опросить соседей: что Беркутов копал, что сажал и прочее.

Скачко согласно кивнул головой.

– Я на тебя надеюсь, не оплошай! Надежда всегда умирает последней! Подлей еще кофейку.

Боков неожиданно достал откуда-то снизу бутылочку болгарского коньяка «Плиска», показал полковнику. Тот взглянул, удивился, но долго не раздумывал, махнул рукой.

– А-а, наливай!

Боков достал рюмки, наполнил их, пододвинул поближе к полковнику бутерброды. Они чокнулись, лихо выпили, стали закусывать.

– Хороша «Плиска»! Плескани тогда еще по рюмке, а то первая не дошла!

Боков снова наполнил рюмки. Они, чокнувшись, выпили.

– Тут такая новость, – вздохнул Боков. – Люба переехала ко мне… Насовсем, – промямлил майор.

Скачко, погруженный в мысли о следствии, не сразу понял смысл этой фразы. Но через мгновение он вдруг вскинул голову, улыбнулся.

– Помирились-таки?! – обрадовался полковник. – Молодцы! А я что тебе говорил?

Боков кивнул головой.

– Здорово! Надеюсь, я вам не помешаю?!

Боков вдруг замялся, и Скачко, взглянув на него, только сейчас все понял, нахмурился.

– Понятно, – погрустнев, сказал Скачко. – Завтра подыщу что-нибудь и переселюсь.

– Ты только не обижайся…

– Да ты что?! Я не обижаюсь, – перебил майора Павел Сергеевич. – Больше того, я очень даже тебя понимаю: в такой ситуации вам надо одним побыть, притереться, пообвыкнуться, как говорят, а тут чужой дядька глаза мозолит.

Боков тотчас посветлел лицом от этих слов, полковник же погрустнел еще больше.

13

Накрапывал дождик. Маша возвращалась домой с занятий, шла по знакомому скверу, раздумывая о своем, когда впереди на их любимой скамейке увидела Антона. Только он был не один, а со своей однокурсницей, которая и раньше крутилась возле него. Они мило болтали под зонтиком. Однокурсница смеялась и не сводила с Антона влюбленных глаз. Маша, увидев их, застыла на месте, с трудом подавила боль, резко развернулась и пошла обратно. Антон заметил ее, уже уходящую, и с тоскливой улыбкой посмотрел вслед.

В кабинете у полковника Скачко сидел адвокат Гарумов. Вальяжный, в дорогом костюме, с золотым перстнем на мизинце, в Московской коллегии адвокатов он считался одним из лучших, и полковник, угощая его кофе, хорошо понимал, насколько важно для него, для всего хода следствия заручиться если не поддержкой Гарумова, то хотя бы его симпатией.

– Я не буду говорить о политической важности данного следственного дела, хочу лишь спросить вас, Эдуард Петрович: понимаете ли вы, что мы должны работать совместно?

– В каком плане? – осторожно спросил Гарумов.

– Как это в каком?! Мы сотрудники одной государственной системы и сообща должны решать вопросы поощрения и наказания. Мы две половинки одного целого! Разве не так?

– Ну, это в философском смысле. Но позвольте напомнить вам, Павел Сергеевич, что есть презумпция невиновности, из которой должна исходить любая система правосудия. И наша в том числе! Надеюсь, против этого вы возражать не станете?

Скачко усмехнулся, милостиво кивнул.

– Тогда я стою на этом. До приговора суда никто не может не только назвать Беркутова преступником, но и считать его таковым. И я постараюсь доказать, что Беркутов вообще не преступник, – Гарумов улыбнулся. – Он жертва!

Скачко скривился:

– Я не один месяц вел это следствие и хорошо знаю, что Беркутов преступник. Конвертики, посылочки и прочее! Вы же читали обвинительное заключение!

– Это еще надо доказать, многоуважаемый Павел Сергеич, – заулыбался Гарумов.

– Да все об этом знали! И все говорят, а кроме того, у нас есть и конкретный свидетель, который принимал участие в этих махинациях и который все подтвердит.

Гарумов мгновенно насторожился.

– Кто это?

Тут уж настала пора Скачко загадочно улыбнуться.

– Мы не только его предъявим, но и устроим очную ставку, где все сразу встанет на свои места. Я только хочу, чтобы Беркутов не упорствовал, не занимался намеренным сокрытием истины, а во всем чистосердечно признался. Убедите его и вы в этом!

Слабая улыбка скользнула по губам Гарумова. Он на мгновение задумался.

– Предположим! Но что взамен?

– Я обещаю все по справедливости и уменьшение наказания за помощь следствию.

Гарумов поморщился: