Первач Юрченко Кирилл
– Если хочешь, могу отправить тебя к Аллаху, у него и спросишь, – пробурчал Амантур и снова поторопил. – Идти надо.
– Слушай, отпустил бы ты меня, – сказал Злотников.
– Не думай, что я не благодарен тебе за спасение Сармата, – ответил косматый, – Если пожелаешь, могу отпустить. Но вряд ли тебе понравится здесь одному. А мой очаг – теперь и твой очаг. Ради твоего же блага прошу, пойдем, а?
«Что-то больно странное гостеприимство», – отметил Тихон.
– Ладно, веди к своему очагу. А то я и вправду замерз. – Он поежился.
Прошли еще с полкилометра и наконец, вышли к более-менее обжитому месту, которое представляло собой когда-то внутренний двор между небольшими домами. Бросилось в глаза трепавшееся на ветру застиранное белье, подвязанное к натянутым кое-как проводам. Из глазниц дома напротив тянулся дым – где-то в нем находился обещанный очаг, о котором упоминал Амантур. В предвкушении тепла по спине Тихона пробежали мурашки.
Людей здесь оказалось немало: с полсотни человек высыпало навстречу, когда они подошли к лагерю. Как-то мало верилось, что всех их мог заинтересовать Тихон – чужак, некстати пожаловавший в гости. Меж тем все они уставились именно на него.
Кто-то вдруг крикнул:
– Это же он!
– Он! Он! – полетело с разных сторон. – Это он! Тот тип, которого скинули с корабля!
Тихона оттеснили от Амантура, обступили со всех сторон, стали тянуть за ворот, за полы куртки, грозя то ли раздеть, то ли разорвать на куски. Чей-то кулак, скользя, заехал по лицу. Тихон, как мог, отбивался, не сомневаясь, что угодил в сборище умалишенных.
Вдруг раздался выстрел. После секундного замешательства ближние ряды отпрянули, и рядом с ним остался один тощий старик с куцей бороденкой. Судя по всему, дедок был глух и не слышал выстрела, поскольку озирался по сторонам и отступил назад только после того, как перед Тихоном появилась фигура еще более грозная, чем Амантур.
– Мирбек... Мирбек... Он рассудит... – прошелестело в толпе.
По сравнению с Амантуром и остальными, кого Тихон до сих пор видел, Мирбек производил впечатление человека действительно весьма здорового физически. Внешне он походил на откормленного и уверенного в себе быка. Мог бы сойти и за психически здравого, если бы не полубезумные выпученные глаза. Тихону с трудом удалось не опустить взгляд.
Мирбек подошел к Амантуру. Бросилось в глаза сходство между этими двумя. Оба широкоплечие, с плоскими лицами, с одинаково густыми бровями и смолистыми шевелюрами, плавно переходящими в бороды, они различались только ростом с разницей почти на голову.
Злотников не ошибся – они оказались братьями.
– Ты хоть знаешь, кого ты сюда привел, брат? – спросил Мирбек, обращаясь к Амантуру, но говоря достаточно громко, чтобы слышали все.
– Объясни, – напрягся Амантур.
– А ты спроси его! – заорал вдруг Мирбек. И тут же засмеялся, повернувшись к толпе и показывая на Тихона: – Вы были правы. Это он! Ха-ха!
– Пусть он скажет нам! Это он! Он! Пусть скажет! – опять над толпой разнеслись надрывные крики.
– Что тебе нужно?! – пересиливая голоса, крикнул Амантур. Автомат нервно трясся в его руках.
– Хой, он не понимает!.. – Мирбек выплевывал фразы, перемежая их затяжными паузами: – Ты хотел убраться отсюда? Так вот! Ничего у тебя не выйдет!.. Вот что происходит!..
– Ну и причем тут этот человек? – спросил Амантур.
Мирбек изменился в лице. Выпученные глаза гиганта на секунду разъехались в стороны, а потом снова собрались в яростный взгляд. Со стороны, может, это выглядело смешно. Однако Тихону было не до веселья. Гаденькая улыбка Мирбека превратилась в оскал. Он приблизился к Тихону почти вплотную. Изо рта его несло горелой травой.
«Дурь!» – сообразил Злотников. Характерный конопляный запах, пробивавшийся сквозь запах пота, пыли и бараньей шерсти от накинутого сверху овчинного тулупа, объяснял теперь и чрезмерную возбудимость Мирбека, и приступы неадекватного смеха.
– А притом!.. Эти неверные... Они бросили нас подыхать!.. – крикнул Мирбек. – Вот этот русский знает, о чем я говорю!.. – указал он пальцем на Тихона. – И никакой эвакуации... не будет!.. – рука гиганта взметнулась вверх, а голос у него был, как у заправского оратора. Мощный, резкий.
– Это точно известно? – спросил Амантур.
– Да точнее некуда!.. А народ!.. Желает знать!.. Кто виноват!.. – надрываясь, рубя, как ножом, свои фразы, гудел Мирбек, вновь обращаясь к толпе. – Я правильно говорю?!
Поселенцы отреагировали дружным воплем. Настроение их не сулило ничего хорошего. Не один ведь Мирбек, наверное, здесь обкуренный. Но для расправы и одного достаточно. Злотников не знал ни повадок, ни образа мыслей этого человека, но, судя по тому, что Мирбек был порядком одурманен, предсказать его намерения не составляло труда.
– Вот мы и хотим свершить!.. – гигант запнулся, не в силах подобрать нужные слова.
– ...Справедливое возмездие!.. – нашелся он, наконец.
– А ничего, что он здесь вместе с нами? – спросил Амантур. – Его выбросили с корабля. Он такой же, как мы.
Но этот довод нисколько не подействовал.
– Он чужой! К тому же неудачник... – дышал гарью Мирбек. – Нам не нужны неудачники. Они притягивают беду...
– Вовсе нет, он как раз к удаче! Он спас моего сына! Албаста хотела украсть его! А ты знаешь хоть одного, кто осмелился бы воспротивиться воле албасты?!..
Мирбек ухмыльнулся.
– Да слышал я. Успели рассказать твои... Не иначе, шайтан ему помог! Чтобы втесался в наше доверие!
– Полегче, брат! Не выдумывай!
– А я не выдумываю!.. Народ жаждет! – мотнул головой Мирбек.
– Я буду стрелять! – предупредил Амантур, первым заметив, что руки брата потянулись к висевшему через плечо оружию. Он вытянулся в струну, и казалось, даже сравнялся с братом ростом.
– Когда отец умер, ты выбрал свой путь! – заговорил Амантур. – Я выбрал дело отца.
– Пасти баранов?!
– Мои бараны кормят нас. А твои бараны грабят и убивают других людей. Можешь распоряжаться своими головорезами, но не вынуждай меня делать что-то против моего желания.
– Брат... отдай его нам... – Мирбек дико вращал глазами, и губы его то вытягивались в трубку, то туго сжимались. – Надо разобраться, кто виноват... Самое время начать...
И началось бы, не обкурись он сверх меры.
Пошатываясь, гигант сделал два шага к брату. Это действие потребовало от него невероятных усилий. Глаза Мирбека вылезли из орбит. Зрачки так расширились, что грозили затмить своей чернотой белки глаз, испещренных кровавыми прожилками. На мгновение замерев, он намеревался сделать третий шаг, но вдруг упал, как подкошенный. Толпа, до сих пор находившаяся с ним в единой связи, молча наблюдала за тем, как Мирбек извивается, как здоровенный тяжелый жук, тщетно стараясь преодолеть земное притяжение. Некоторое время он еще шевелился, а потом неожиданно затих. В возникшей тишине слышно было его сиплое дыханье.
– А ну, пошли все вон! – скомандовал Амантур, и люди на удивление быстро рассеялись по своим щелям. Остались только четыре угрюмых типа, подручные Мирбека. Амантур приказал им поднять тело брата и унести.
– Пусть отоспится. Глядите мне, не уроните! – крикнул он им вслед и повернулся к Тихону:
– Не сердись на них. Они озлоблены.
Тихон подумал, что, может быть, нужно сказать спасибо Амантуру за избавление от перспективы оказаться растерзанным толпой или погибнуть от рук обезумевшего наркомана. Но посчитал, что Амантур наверняка вступился за него не просто так, а из каких-то внутренних побуждений. И не нуждается в благодарности.
– Много вас здесь? – спросил он просто для того, чтобы отвлечься. Нервы были на пределе, руки до сих пор тряслись. Он сунул их в карманы.
«Не то, чтобы я испугался смерти... Впрочем, это неправда. Испугался – вот именно такой, глупой смерти. Совсем не хочется пропасть за понюх табака...»
– Человек сто будет, – ответил Амантур.
– И давно вы здесь живете?
– Две недели. Думали перебраться хотя бы в Братск.
У Тихона вдруг появилось ощущение, что на него смотрят. Никогда прежде он не испытывал такого. Возможно, после столкновения с тварью дремавшие первобытные инстинкты обострились. Он изучил взглядом развалины, повернулся и глянул наверх. В оконном проеме увидел Амину. Девчонка тотчас исчезла в глубине.
– Она считает тебя своим избавителем, – объяснил Амантур, тоже заметивший девчонку. – Если бы албаста похитила Сармата, ей бы не поздоровилось!
– И часто эти твари похищают детей?
– Нередко.
– Что они с ними делают? – поморщился Тихон, заранее угадывая ответ.
– А ты как думаешь?.. – Амантур нахмурился. – Больших не трогают. Все больше младенцами интересуются.
– Логично. Вы ведь тоже предпочтете мясо ягненка старой баранине, – понимая, что зарывается, прокомментировал Тихон. Его начинало злить вынужденное присутствие здесь.
Однако Амантур отреагировал спокойно.
– Если хочешь меня задеть, у тебя не получится. Как друг, ты получишь у нас кров, тепло, еду. Что еще надо человеку сегодня? А если покажешь свою полезность, тогда тебе вовсе нечего бояться. Люди примут тебя.
– Полезность?
– Ты кто по профессии? В механизмах разбираешься?
– Смотря в каких.
– Ничего, захочешь – разберешься, – сказал Амантур и показал на окно. – Поднимайся наверх. А я пойду, проверю, как там брат мой.
То ли он был простаком, этот Амантур, то ли отлично понимал, что у Тихона нет другого выхода. Ведь, когда он остался один, появился шанс убежать. Но двинувшись вдоль дома, Тихон заметил в одной стороне желтушного типа, в другой еще одного. Захочешь убежать, получишь пулю в спину. Да и куда бежать? Амантур прав, никто вокруг не будет рад чужаку. А то, что нравы жестоки – так оно везде так. Но вот голодный желудок давно изнылся, и дым из окна обещал не только тепло от жаркого очага, а и, наверняка, что-нибудь съестное.
Так что голод оказался сильнее чувства опасности.
Когда Тихон вошел в помещение, где обитала семья Амантура, на него накинулись сразу несколько женщин. В отличие от давешней толпы, с добрыми намерениями. Запричитали на все голоса.
– Ай, спасибо тебе, добрый человек! Избавитель ты наш! Что б мы без тебя делали!.. – Горбоносая худая старуха, воспользовавшись замешательством Тихона, припала к его руке, чтобы поцеловать ее. Рахат, мать младенца, даже встала на колени. Видимо, и ее, наконец, проняло. Он заметил Амину: девчонка стояла в отдалении, наблюдая за сценой восхваления спасителя детей. Улыбнулся ей, но вряд ли та заметила – слишком темно.
Удивительное дело: здесь его воспринимали спасителем, но вряд ли эти люди чем-то отличались от тех своих соплеменников, которые только что жаждали его крови. Впрочем, Тихону чихать было на благодарность, внутри сейчас горело одно только желание – пожрать.
Вскоре его терпение было вознаграждено. Через мрачный закопченный коридор Тихона провели в комнату, где находился очаг – обложенное кирпичами кострище. Над ним возвышался приличных размеров котелок, в котором парило только что приготовленное варево. Огонь почти потух, остались только щедро пышущие жаром угли. Рядом сидел Нусуп – мальчишка с дерзким взглядом – и увлеченно сбивал с углей языки пламени.
Одна из женщин, шикнув, прогнала мальчишку от очага, хотя места вполне хватило бы на всех. Она сняла котелок с углей и поставила его на пол, где приготовлены были коврики для едоков. В комнату ввели старика с бородою чуть не до пояса. Он ступал, еле перебирая ногами, поддерживаемый под руки горбоносой худой старухой. Та усадила старика перед котелком и сунула ему в руку ложку.
– Угощайся, дорогой! – послышался ее хриплый голос. Она говорила с характерным восточным акцентом, – Бисмилляхи рахмани рахим! Во имя Аллаха милостивого и милосердного... Уж сегодня мы не оставим тебя голодным.
– Бисмилляхииаррохманиррохим... – слабым голосом однозвучно пропел старик, схватил щепотку соли и потянулся ложкой к котелку.
Старуха повернулась к Злотникову:
– Как зовут тебя, сынок?
– Тихон, – глотая слюну, ответил он.
От шибающего в ноздри буйного запаха у него помутилось в глазах, и слабость растеклась по телу. Он с трудом держался на ногах.
– Садись и ты, пожалуйста, Тихон, – сказала старуха и жестом пригласила занять место рядом со стариком.
Нашел себе место и Нусуп. Мальчишка принялся было за еду, но не успел поднести ложки ко рту, как тут же схлопотал от старухи по лбу.
– Хочешь, чтобы шайтан получил долю из нашей еды, как сказано в хадисе?..
– Ну, бисмилля, бисмилля... – проворчал малолетний наглец, потирая лоб.
– И не нукай мне! – старуха снова замахнулась ложкой, но удовлетворилась тем, что мальчишка боязливо пригнулся. – Только нечестивцы едят без молитвы. Мало тебе, что в лапы к самому шайтану чуть не угодили!..
Она замолчала и покосилась на Тихона. Он почувствовал себя неловко. Но что ж теперь – перекреститься для вида? Показать, что тоже верующий? Но это была бы ложь. У этих хоть Аллах есть. Даже у Мирбека, несмотря на то, что дорога ему уготована прямиком в ад, наверняка райские гурии на уме, черноокие и большеглазые. А что есть у меня? К чему я хочу прийти в итоге? Какая сила таскает меня по этому свету?..
– А ты ешь, сынок, ешь, – сказала старуха. – Не обращай на меня и на этого идиота внимания.
Когда все, помолившись, присоединились к трапезе, Тихон зачерпнул из котелка, стараясь, чтобы это не выглядело жадно. То была каша с мясом. Немного пригоревшая, но до головокружения вкусная. Хотя голод требовал жевать быстрее, он не поддался, стал наслаждаться едой, растягивая удовольствие.
Утолив первый голод, он не преминул рассмотреть сидевших у очага людей. Из взрослых, помимо старика, горбоносой старухи и уже знакомой Рахат, жены Амантура, здесь были еще две женщины. Возможно, сестры или другие жены Амантура (приверженцы ислама в Резервации давно не придерживались светских законов). Кроме них, Амина и две очень похожих друг на друга девочки помладше – лет шести и четырех. И Нусуп – единственный мальчишка.
Судя по всему, не такая уж патриархальная семья, если за трапезой отсутствовал глава семьи – Амантур. И только Тихон о нем подумал, как косматый хозяин очага возник в дверном проеме. Он первым делом схватился за канистру с водой. Тряхнул, она оказалась пустой.
– Нусуп, ты не принес воды, как я просил?! – прорычал он.
– Я еще не наелся! – с набитым ртом пробубнил Нусуп.
– А я тебе сегодня не драл уши!
Подросток нехотя отвалил от еды. Поглядывая на женщин, ожидал, видно, что кто-то вступится за него, но таковых не нашлось.
– И чтобы не играл с мальчишками!
– Слушаюсь, отец! – проворчал паренек.
Амантур хотел дать ему затрещину, но тот успел скрыться в коридоре.
– Паршивец... – проворчал хозяин. Женщины расступились перед ним, он взял младшую девочку к себе на руки и сел на пол вместе с ней.
– Ку'сай... – пролепетала она.
– Спасибо, дочка! Бисмилляхи... – произнес Амантур и губами принял из ее ладошки кусок мяса, облепленный кашей. Прожевал и отер усы.
– Нусуп совсем от рук отбился, сколько ни лупи! – сказала женщина, сидевшая рядом с Рахат. – Сегодня зачем-то поперся в развалины и увел за собой других. Амину уговорил.
– А ведь она была не одна. С Сарматом... – добавила Рахат.
Амантур, жуя, что-то промычал недовольно, но обе не вникли в угрозу.
– И Амина туда же, – вновь начала первая, – Но та хоть чужой крови, понятно, откуда...
– Дай поесть, женщина! – рявкнул Амантур, изрядно напугав обеих, и дальше все ели молча.
Тихон ощутил, что его начинает клонить в сон. С этой минуты все казалось не настоящим. И очаг, и сидевшие у дотлевающих углей люди. И холод с улицы, что сквозь дыру проема начинал вливаться в комнату – тоже не настоящий...
Похоже, он действительно уснул, так как очнулся от того, что кто-то потряхивал его за плечо.
– Эй, проснитесь...
Он никак не прореагировал, и его снова тряхнули.
– Я здесь, здесь, капитан!.. – встрепенулся Злотников, радостный оттого, что снова на «Берте», в тепле и сытости, но не в силах понять, почему капитан Мао говорит женским голосом.
Наконец, сел. Глаза слипались.
– Пойдемте, я покажу, где можно лечь!
Это была Амина.
Тихон скосил взгляд и заметил, что угли совсем потухли. В комнате только он и девчонка. Она стояла перед ним на коленях, а сам Тихон полулежал на том же месте, где уснул, и не упал только потому, что кто-то заботливо подставил под спину пуфик с истлевшим верхом. И даже не кто-то, наверняка, она и подставила...
Заметив, что взгляд его прояснился, девочка встала с колен и поманила Тихона за собой. Они миновали коридор, где она приняла из чьих-то рук (возможно, Рахат – лица не было видно в полумраке) сверток мешковины, и по лестнице повела гостя наверх.
– Постели ему там, в углу, – донеслось снизу. – Только насчет мертвецов предупреди!..
– А что, здесь остались еще старые хозяева? Надеюсь, не вы их прикончили? – спросил Тихон.
– Нет. Они давно умерли, – не поняла насмешки Амина.
– Извини, глупая шутка.
Помещение, в которое она его ввела, оказалось бывшей спальней. Мебель не тронута. Правда, покосившаяся, запыленная. Посредине стены напротив – кровать, на которой что-то лежало. Тихон подошел ближе и понял, что это и есть те мертвецы, о которых Амина должна была предупредить. Мужчина и женщина. Не требовалось особого ума, чтобы определить это хотя бы по волосам на мумифицированных черепах. Засыпанная пылью, истлевшая одежда местами разорвалась, обнажая черноту иссушенных тел.
– Здесь еще не так...
Амина оказалась так близко, что Тихон, в напряжении смотревший на тела, вздрогнул.
– Что ты говоришь?
– Не так холодно, – пояснила девчонка. – С этой стороны ветер почти не дует. Только вот мертвецы. Дядя Амантур хотел от них избавиться, но дедушка говорит, что нельзя трогать мертвых. Тем более, когда они лежат так...
– Ничего. Не в первый раз, – ответил Тихон и снова посмотрел на бывших владельцев этого жилища.
Было что-то символичное в том, что их не тронули ни крысы, ни вновь пришедшие сюда люди. Два тела, превратившиеся с момента катастрофы в мумии, лежали рядышком, так, чтобы не оставалось сомнений – эти люди думали друг о друге в самый миг смерти. Или кто-то один продолжал думать о любимом, первым ушедшим в мир иной, если смерть не пришла к ним обоим сразу, как об этом мечтается в сказках.
– Это их город, – произнесла вдруг Амина, и от этих ее слов Тихона пробрала дрожь. Такая обычно бывает в торжественную минуту, особенно когда слышишь какую-нибудь патетичную песнь вроде старого российского гимна. То же самое он испытал при виде двух мертвецов.
– Ты права, – откликнулся Тихон. – Это их город.
4. Ночные разговоры
Спать не хотелось. У потухшего очага Амина выдернула его из дремы, перебила сон. И теперь он просто лежал, прислушиваясь к долетающим в комнату голосам и стукам. Семьи поселенцев – а их было здесь больше десятка – готовились к безопасной ночевке, закрывая щитами из досок и железа проемы нижнего этажа. Считают, что это обезопасит от незваных чужаков или от тварей, охотящихся на младенцев. Но после того, что Тихон испытал, он крайне сомневался в надежности такой защиты. Перед тем, как оставить его одного, Амина рассказала несколько историй про демонов. Не просил, сама рассказала. И не скрывала своего восхищения перед ним, человеком, которому удалось победить в схватке с чудищем.
Какая схватка?!.
«Они считают меня героем! Но не расскажешь ведь, что чуть штаны не испортил, едва увидел, как горят руки. И только потом случилось чудо. Именно чудо! Включилось что-то внутри, нажалась какая-то кнопка, о существовании которой я никогда не ведал. Столкнулись две сверхъестественных силы. Одна должна была победить. И это оказалась сила, спрятанная внутри меня.
Как странно все... И когда появились поселенцы, девчонка фактически отстояла меня. И хотя Амантур вел себя довольно сурово, это вовсе не значит, что меня взяли в плен, как я считал раньше. Вовсе нет. Возможно, Амантур считает меня чем-то вроде талисмана. Рассчитывает на участие. И я, например, могу сейчас пойти и помочь ему колотить щиты.
Но мне нет никакого дела до этих людей...» – убеждал себя Тихон.
«Я сам по себе. Приютили, накормили – спасибо. При первой возможности уйду. Да хоть прямо сейчас... Вот встану... уже встаю...» Но сытость развратила организм и заставляла сохранять горизонтальное положение. Желание бежать если и не исчезло вовсе, то, по крайней мере, надолго утонуло в приятных ощущениях в животе. Да и потом, если входы заколочены, то и выходы, значит, тоже.
«Ладно, завтра утром уйду!..»
Тихон лежал на спине, ощущая колкость травы, подстилка из которой должна была защитить от бетонного холода. В ноздри бил неприятный прелый запах мешковины, которой он укрылся от сквозняка – к этому запаху невозможно было привыкнуть. Это тебе не поролоновый матрац на полке каюты, и не шерстяное одеяло с подушкой. Это, брат, почти настоящая первобытная жизнь.
«Интересно, если существовали цивилизации, достигшие уровня нынешней, научившиеся управлять генами, расщеплять атом, но так и не понявшие ценности жизни, – что могло остаться от них после какой-нибудь общемировой катастрофы, если таковая постигла их? На счастье остального человечества, эта катастрофа оказалась локальной. Хоть она и поразила огромную территорию, пострадали в ней только те, кто родился и жил в Сибири. Очень малый процент человечества. Но кому как не нам знать теперь, что плоды рук людских превращаются в ничто еще при жизни одного поколения, что уж говорить о тысячелетиях. Что уж говорить о всем человечестве...»
Его воображению вдруг предстала карикатура – некто лохматый и дикий на вид, представляющий собой то самое усредненное человечество, идет себе, идет и вдруг наступает на грабли, которых никогда прежде не видел и не знает, что это за предмет. Палка взмывает – и прямо в лоб! Но, испытав боль, человек не делает из этого вывода, а, придя немного в себя, наступает на грабли снова и снова. Лопаются глаза, ломается нос, кровь хлещет, чертовски больно... И все же ему по-прежнему любопытно, что будет дальше и чем все это закончится. И некому остановить его...
Медленно переваривая не только еду, но и свои мысли, Тихон вспомнил прошедший день. Особенно – то неприятное существо, позарившееся на самое дорогое, что есть у человека. На ребенка.
Продолжение рода – разве это не главная цель жизни?
«У меня тоже была когда-то эта цель...»
Он вспомнил, как однажды разговорился с двумя бродягами – с проповедником и юродивым при нем, почему-то выделив их из сотни пассажиров «Берты». Дурачок был так себе: слабоумный он и в Африке слабоумный. Проповедник же оказался чокнутым фанатиком, и к тому же словоохотливым. Как-то само собой вышли на тему «смысла жизни в продлении рода». Проповедник, который утверждал, что не принадлежит ни одной церкви, а только собственной, говорил, что продление рода не может быть главной целью человека, что-то плел о том, что если жизнь отдельного индивидуума нужна только для появления другой такой жизни, то ее смысл – в бессмыслице. Вещал о главной в его понимании цели – спасении души. А вдобавок сумел разговорить Тихона, выведать подробности того момента его жизни, когда все кануло в пропасть. Никому Тихон не рассказывал о своей трагедии, хотя допытывались многие, а вот проповеднику рассказал. Спустя какое-то время Тихон посчитал свою откровенность слабостью. И впоследствии каждый раз, когда хотя бы мельком задумывался о цели жизни и смысле существования, он вспоминал тот разговор, когда открыл чужому человеку свое горе...
В такие минуты, как сейчас, тараканы памяти лезли из всех щелей, остановить их было трудно, но он умел это сделать. Еще бы – столько лет тренировки.
Тихон велел себе заткнуться и думать о чем-нибудь другом. Отчасти спасал отвлекающий грохот внизу. Но вскоре стук прекратился. Шаги за стеной и возня тоже стихли. Видать, домашние Амантура устроились на ночлег.
Боязнь одиночества вдруг овладела Тихоном. Торчать здесь – значит, остаться наедине со своими воспоминаниями. Тогда они точно одолеют его. Пойти к людям? Ведь не все же они легли спать. Но он не представлял, о чем будет разговаривать с ними.
«Да хоть о чем! Лишь бы говорить!»
Впервые его тяготила уединенность.
Он решительно откинул мешковину, сел и посмотрел на слабо видневшиеся в полумраке два тела, которые когда-то назывались людьми, а теперь представляли собой лишенный жизненной силы набор атомов и молекул. Поймал себя на том, что в какой-то мере завидует освобождению двух душ от того кошмара, в котором ему, и тысячам таких, как он, приходится существовать ежечасно...
Тихон сообразил, что эта мысль опять заведет его в терзания о прошлом, и поспешил в коридор. Окна второй половины дома выходили на запад, откуда внутрь проникал слабый свет еще не потухшего окончательно неба, и Тихон вовремя заметил сына Амантура, едва не наступив на мальчишку. Тот сидел на ступенях лестницы, вытянув ноги и прислонившись к стене плечом.
– Извини, чуть не зашиб тебя, – сказал Тихон.
Нусуп ничего не ответил. С мальцом трудно найти точки соприкосновения, тем более, что в мальчишке было что-то злое, чего не должно быть в ребенке. Стоит поискать другого собеседника.
Поеживаясь от сквозняка, Злотников направился вглубь квартиры. Он думал, что поселенцы на ночь тоже будут жечь костер, но ошибся. Собравшись в соседней от очага комнатке, родные Амантура уселись в ее центре, как можно теснее друг к другу. Конечно, одеты тепло, но это лишь временное решение проблемы. Ведь скоро начнутся по-настоящему серьезные холода, и что они будут делать тогда?
– Амантур? – позвал Злотников, не видя лиц, только черные силуэты.
– Он ушел на совет, – ответила ему кто-то из женщин.
– Какой совет? Разве вход не заколотили?
– Они наверху собираются. На крыше.
Их голоса разбудили маленького Сармата, и Рахат принялась его успокаивать. Злотников не стал извиняться и вернулся в коридор. Нусуп не повернулся в его сторону. Или Тихон безразличен ему, или паренек уснул, что было вероятнее. Влетит ему от отца, если Амантур вдруг нагрянет. Но будить паренька Тихон не стал, вторгаться в чужие дела – не в его правилах.
Пробравшись в свою комнату, он ощутил, что здесь прохладно, и пожалел, что сбежал с нагретого места. Осень вступила в права, и будет холодно. Возможно, холоднее, чем прошедшей ночью.
«А не развести ли мне костер?» – подумал он, не понимая еще, почему поселенцы готовы мириться с холодом. Набрал щепок, валявшихся в коридоре, сложил из них пирамидку. Этого казалось мало. Но мысль о том, чтобы разломать мебель в комнате, где навечно уснули двое, казалась кощунственной и, видимо, не ему одному, учитывая нетронутость обстановки. Собирался пойти на верхние этажи поискать деревяшек, но его остановил голос Амины.
– Нельзя костер жечь, – сказала девчонка, входя в комнату.
– Почему? – он уставился в ее призрачную фигуру.
– Дядя Амантур говорит, что огонь привлекает тех, кто снаружи.
– Но ведь холодно.
– Ничего не поделаешь, – ответила она.
– Только не говори, что так вы живете всегда.
– Конечно, нет. Мы раньше жили возле Ангарска. У нас там остались дома.
– Ангарска? – изрядно удивившись, переспросил Тихон. – Но ведь это очень близко к Полосе! Радиация.
– Дядя Амантур давал баранов, кому нужно, и они закрывали глаза на то, что мы живем там, где не позволено.
– Но ведь радиация... – повторил Тихон.
– А что радиация, если там спокойно, – сказала Амина.
– Чего ж тогда сюда пришли?
– Мы уехать хотели. Многие так решили. Все ждали, когда прибудут спасатели, но оказалось, что зря.
– Но ведь можно было сделать плоты и сплавиться вниз по Ангаре. Хоть до самого Братска, – Тихон говорил так, словно это Амина решала, как нужно поступить.
– Среди нас много женщин и детей. Разве на всех плотов наделаешь? Да и опасно очень. Говорят, вдоль рек места очень дикие стали.
– Это верно, – согласился Тихон.
Знающие люди говорили, что берега рек в глухих местах стали очень неприветливыми. Вдобавок он мог вспомнить десятки случаев, когда «Берта» подминала под себя не то что плоты, а даже мелкие лодки. Ночью такое бывало часто, и если не выставить огней, ты обречен. Никто тебя не заметит. И никого не интересует судьба людей, упавших в воду, ледяную даже летом.
Амина отвлекла его неожиданным вопросом:
– Как получилось, что ты оказался здесь?
– О чем ты? Твой дядя привел меня сюда под автоматом.
– Нет. Я хотела спросить, почему тебя выгнали с корабля?
– Корабля... – Тихон усмехнулся. – Это на морях корабли. А здесь – ржавые утки для фекалий.
Он представил «Берту» с ее ненавистным капитаном, и это сравнение отчасти доставило ему удовольствие.
– Да это мутная история, – ответил он. – Не хочется вспоминать.
– А все-таки.
– Думаешь, тебе будет интересно?
Было темно, и все же он заметил, что она кивнула.
– Спроси лучше о чем-нибудь другом.
Девчонка задумалась, но ненадолго.
– Ты часто бываешь там?.. – она махнула рукой. Этот жест Тихон скорее почувствовал, чем увидел – по слабому потоку воздуха.
– Имеешь в виду, за Резервацией? Нет, не часто.
– Но ведь ты был там раньше? Правду говорят, что там людям очень хорошо живется?
Теперь настал черед Тихона задуматься. Должен ли он сказать правду – ей, рожденной и живущей в этих невыносимых условиях? Она не может помнить лучшей жизни, даже если родилась до войны. Местные считают, что за пределами Резервации райская жизнь. Их ожидание лучшего легко объяснимо. Но никакие их мечты о рае, увы, не способны показать, насколько там действительно легче жить.
Что я должен рассказать тебе, девочка? Что люди там не ведают, что такое выживание. Позволительным считают выбрасывать горы продуктов – в лучшем случае отдают на корм бездельникам, живущим за счет подачек. Потому что еды столько, что не съесть самим и девать некуда, разве что на помойку, да на корм свиньям. Рекламу тысяч названий мыл, шампуней, пены для бритья, прокладок и антивонючек крутят сутки напролет. Если не попробовал новый товар – считай, прожил жизнь зря. Помылся, побрился – гуляй, не хочу. В городах даже ночью светло, как днем. И можно развлекаться, гулять хоть до утра. Забуриться в тридэо и отдаться виртуальному дьяволу – но вряд ли ты знаешь, что такое тридэо. Резаться в войнушку или замутить стратегию, построить воображаемый дом, семью, а потом все стереть на хрен и начать заново. Поиграть в воображаемый апокалипсис – да запросто. Можно кататься на глайдерах, да и просто веселиться в ночных клубах и сиськотеках – но и об этом ты не имеешь ни малейшего представления. Можно и вовсе не работать, а получать при этом все необходимое для жизни. И обеспечили это высокие технологии, которые не доступны в Резервации. А цена этому всему – сама Резервация. Позорное пятно на поверхности Земли, принадлежащей Человечеству. Резервация – ад, где живут отверженные, те, кого не пускают в лучший мир, обложив кордонами. Место, где добывается кровь и плоть жиреющей цивилизации – нефть, газ, металлы и прочие ресурсы. Кто-то однажды решил, что это место не должно принадлежать одной стране. Кто-то другой решил заразить эту территорию ядерной чумой. Но радиация не вечна. И наступил дележ ресурсов. Честный – в понимании тех, кто причастен к зарабатыванию звонкой монеты, тех, кто, пользуясь благами прогресса, живет на полную катушку...
«Но вряд ли тебя устроит такой мой рассказ», – подумал Тихон. А вслух сказал:
– Да ничего такого особенно. Конечно, получше, чем здесь.
Кажется, его мысли пронеслись вихрем, и если помедлил он с ответом, то всего ничего. Но причина его заминки стала понятна ей.
– Ты все врешь, – сказала Амина. – Нет жизни хуже, чем здесь.
Тихон не видел Амину, но почувствовал, что она приблизилась к нему.
Читать бесплатно другие книги:
