Инферно Браун Дэн
— Где?! — прогремел Брюдер; его голос отдался под сводами гулким эхом.
— Вы про… водохранилище? — испуганно спросил Мирсат. — Оно всего в квартале отсюда, чуть к востоку от собора. — Он показал рукой направление. — Называется Еребатан-сарай.
Сарай? — удивленно подумал Лэнгдон. А есть и Топкапы-сарай. По пути от аэропорта им часто попадались указатели с этим названием.
— Но… — спросил он, — сарай, кажется, означает «дворец»?
Мирсат кивнул:
— Да. Наше древнее водохранилище по-турецки называется Еребатан-сарай. То есть подземный дворец.
Глава 90
Когда доктор Элизабет Сински с Лэнгдоном, Брюдером и ошарашенным экскурсоводом Мирсатом стремительно вышла из Айя-Софии, лило как из ведра.
Затем подземный отыщи дворец, повторяла про себя Сински.
Чтобы попасть к городскому водохранилищу — к Еребатан-сараю, — надо было пройти чуть назад, в сторону Голубой мечети, и взять немного к северу.
Мирсат шел впереди.
Сински ничего не оставалось, как рассказать Мирсату, кто они с Брюдером, и объяснить, что им надо как можно скорее попасть в подземный дворец: там назревает угроза здоровью множества людей.
— Сюда! — сказал Мирсат и повел их через темный парк. Громада Айя-Софии была теперь позади них, впереди поблескивали сказочные шпили Голубой мечети.
Торопливо идя рядом с Сински, агент Брюдер кричал в телефон: сообщал о происходящем группе ПНР, давал ей указание подъехать ко входу в водохранилище.
— Похоже, Зобрист решил атаковать систему городского водоснабжения, — говорил Брюдер, учащенно дыша. — Мне понадобится схема всех входных и выходных труб, связанных с водохранилищем. Мы запустим процедуру изоляции и локализации в полном объеме. Нужно будет создать физический и химический барьеры, нужен будет вакуумный…
— Погодите, — перебил его Мирсат. — Вы меня не поняли. Водохранилище не снабжает город водой. Теперь уже нет!
Брюдер опустил телефон и уставился на экскурсовода.
— Что вы сказали?
— В водохранилище брали питьевую воду в древние времена, — объяснил Мирсат. — Но теперь этого нет. Мы модернизировались.
Брюдер остановился под деревом, мало-мальски защищавшим от дождя, и остальные тоже встали.
— Мирсат, — спросила Сински, — вы уверены, что никто не пьет воду из этого водохранилища?
— Совершенно уверен, — ответил Мирсат. — Вода просто там стоит… и просачивается, уходит в землю.
Сински, Лэнгдон и Брюдер обменялись неуверенными взглядами. Сински не знала, тревожиться ей или испытывать облегчение. Если никто постоянно этой водой не пользуется, зачем Зобристу понадобилось заражать ее?
— Когда мы несколько десятилетий назад модернизировали наше водоснабжение, — продолжил Мирсат, — водохранилище перестали использовать, и теперь это просто озеро в подземном зале. — Он пожал плечами. — Сейчас это достопримечательность для туристов, и ничего больше.
Сински резко повернулась к Мирсату. Достопримечательность для туристов?
— Погодите-ка… В это водохранилище — туда пускают туристов?
— Конечно, — сказал Мирсат. — Там каждый день бывают тысячи человек. Это впечатляющее место. Там над водой сделали мостки… есть даже небольшое кафе. Вентиляция там неважная, поэтому довольно душно и воздух сырой, но все равно туристы любят туда приходить.
Сински устремила взгляд на Брюдера, и ей было ясно, что опытный сотрудник службы ПНР рисует мысленно ту же картину, что и она: темное сырое подземелье со стоячей водой, где зреет патоген. В довершение кошмара — туристы, весь день гуляющие по мосткам над самой водой.
— Он сотворил биоаэрозоль, — заявил Брюдер.
Сински подавленно кивнула.
— Что это значит? — спросил Лэнгдон.
— Это значит, — ответил Брюдер, — что инфекция может распространяться по воздуху.
Лэнгдон молчал, и Сински видела, что до него доходит, какого масштаба может достичь кризис.
Мысль о патогене, передающемся через воздух, уже приходила ей в голову, но ложное представление, будто водохранилище снабжает город водой, позволяло ей надеяться, что Зобрист избрал биоформу, которая может существовать лишь в водной среде. Водные бактерии живучи и устойчивы к изменениям внешних условий, но распространяются они медленно.
Чего не скажешь о патогенах, чей способ распространения — воздушно-капельный.
Тут все происходит очень быстро.
— Если по воздуху, — сказал Брюдер, — то, вероятно, это вирус.
Вирус, мысленно согласилась с ним Сински. Самый быстро-распространяющийся патоген, какой только мог выбрать Зобрист.
Выпустить вирус, распространяющийся по воздуху, в водную среду — решение необычное, однако живых организмов, чья инкубация проходит в жидкости, но которые в зрелом состоянии существуют в воздушной среде, предостаточно: комары, споры плесени, бактерии, вызывающие болезнь легионеров, микотоксины, динофлагелляты и даже люди. Сински мрачно представляла себе, как вирус насыщает собой воду в подземном зале… и как потом мельчайшие инфицированные капельки поднимаются в сырой воздух.
А Мирсат тем временем озабоченно смотрел через забитую транспортом улицу. Проследив за его взглядом, Сински увидела приземистое красное с белым кирпичное здание с единственной дверью. Она была открыта, и за ней угадывалась лестница, ведущая вниз. Снаружи под зонтиками стояли в ожидании хорошо одетые люди, швейцар регулировал поток посетителей, спускающихся по лестнице.
Какой-то подземный дансинг?
Сински прочла то, что было написано на здании золочеными буквами, и ей сдавило грудь. Она увидела, что клуб называется «Цистерна», что зал сооружен в 523 году нашей эры, но, кроме того, она поняла, почему Мирсат так встревожен.
— В подземном дворце, — пробормотал Мирсат, — похоже… сегодня концерт.
Сински трудно было этому поверить.
— Концерт в водохранилище?!
— Там большое помещение, — ответил он. — Его часто используют как культурный центр.
Брюдер, решив, что разговоров с него довольно, устремился к зданию. За агентом, лавировавшим в потоке машин, которые ползли по улице Алемдар, бросились остальные.
Вход в водохранилище загораживали несколько посетителей, ждавших очереди войти: три женщины в паранджах, двое туристов, державшихся за руки, мужчина в смокинге. Они теснились в дверях, укрываясь от дождя.
Снизу до Сински доносились звуки классической европейской музыки. Берлиоз, судя по оркестровке, подумала она, но, кого бы ни играли, здесь, в Стамбуле, исполнение европейской классики казалось неуместным.
У самого входа на нее повеяло теплым воздухом, который волнами поднимался из глубокого замкнутого подземелья, куда вела лестница. Этот воздух нес с собой не только звуки скрипок, но и специфические запахи сырости и густого скопления людей.
А еще он был насыщен дурными предчувствиями, которыми Сински все глубже проникалась с каждым вдохом.
Когда по лестнице, весело болтая, поднялась к выходу компания туристов, швейцар позволил нескольким ожидающим войти.
Брюдер тут же двинулся было к лестнице, но швейцар мягким движением руки остановил его.
— Одну минутку, сэр. Помещение наполнено. Подождите совсем немного, и кто-нибудь выйдет. Спасибо за понимание.
Брюдер готов был вломиться, невзирая ни на что, но Сински положила руку ему на плечо и заставила сделать шаг в сторону.
— Подождите, — велела она ему. — Ваши люди еще не подъехали, вы не можете начинать обыск в одиночку. — Она показала на табличку на стене около двери. — Водохранилище огромное.
Текст на информационной табличке описывал подземный зал величиной с собор: длина — почти два футбольных поля, площадь потолка — более девяти тысяч квадратных метров, его поддерживает целый лес из трехсот тридцати шести мраморных колонн.
— Посмотрите-ка сюда, — сказал Лэнгдон, стоявший в нескольких шагах. — Вы не поверите.
Сински повернулась к нему. Лэнгдон показал на афишу концерта, висевшую на стене.
Боже милостивый.
Директор ВОЗ не ошиблась, определив стиль исполняемой музыки как романтический, но вещь, которую играли сегодня, написал, оказалось, не Берлиоз, а другой композитор-романтик: Ференц Лист.
Этим вечером глубоко под землей Стамбульский государственный симфонический оркестр исполнял одно из самых знаменитых произведений Листа — «Данте-симфонию», вдохновленную дантовскими образами сошествия в ад и возвращения из ада.
— Симфония играется здесь каждый вечер в течение недели, — сказал Лэнгдон, рассматривая изящную афишу. — Бесплатные концерты за счет анонимного спонсора.
Кто этот анонимный спонсор, Сински не составило труда догадаться. Да, очередное проявление любви Бертрана Зобриста к драматическим эффектам, но еще, похоже, и безжалостный практический расчет. Неделя бесплатных концертов — это тысячи посетителей в дополнение к обычному их числу, все спускаются вниз, в тесное подземелье… где дышат зараженным воздухом, а потом они разносят инфекцию по городам и весям.
— Сэр, — сказал швейцар Брюдеру. — Могут войти два человека.
Брюдер повернулся к Сински:
— Сообщите местным властям. Что бы мы там внизу ни нашли, нам понадобится помощь. Когда явятся мои люди, пусть свяжутся со мной по рации. Я спущусь и постараюсь сообразить, где Зобрист мог оставить эту штуку.
— Без респиратора? — спросила Сински. — Мы не можем быть уверены, что мешок из солюблона до сих пор цел.
Брюдер нахмурился, подставив ладонь потоку теплого воздуха из двери.
— Мне тяжело это произносить, но если инфекция вышла наружу, то уже, вероятно, заражен весь город.
У Сински на уме было то же самое, но она не хотела этого говорить при Лэнгдоне и Мирсате.
— К тому же, — добавил Брюдер, — я видал, что происходит с толпой, когда появляется моя команда в защитных костюмах. Запросто можно вызвать панику и давку.
Сински решила не перечить Брюдеру: он, так или иначе, специалист и бывал в похожих ситуациях.
— Разумная линия поведения у нас одна, — сказал ей Брюдер. — Предполагать, что мешок цел, и постараться локализовать заразу.
— Хорошо, — согласилась Сински. — Действуйте.
— Есть еще одна проблема, — вмешался Лэнгдон. — Сиена.
— В смысле? — спросил Брюдер.
— С какой бы целью она ни прилетела в Стамбул, она очень хорошо знает языки и, может быть, немного понимает по-турецки.
— И что?
— Ей известно, что в стихотворении говорится про «подземный дворец», — продолжил Лэнгдон. — Буквальный перевод этих слов на турецкий мог подсказать ей, что… — Он показал на надпись «Еребатан-сарай» над входом. — Что надо идти прямо сюда.
— Да, — устало согласилась Сински. — Не исключено, что она это поняла и обошлась без Айя-Софии.
Брюдер бросил взгляд на единственную дверь и вполголоса выругался.
— Так, но даже если она уже там и хочет разорвать солюблоновый мешок, пока мы его не обезвредили, она, во всяком случае, находится там недолго. Это огромный зал, и скорее всего она понятия не имеет, где искать мешок. В присутствии всей этой публики она вряд ли может влезть в воду незамеченной.
— Сэр! — опять обратился к Брюдеру швейцар. — Желаете пройти в зал?
Брюдер видел, что через улицу переходит еще одна группа любителей музыки, и кивком подтвердил швейцару, что сейчас спустится.
— Я с вами, — заявил Лэнгдон.
Брюдер повернулся и преградил ему путь.
— Ни в коем случае.
— Агент Брюдер, — решительно сказал Лэнгдон, — мы попали в это положение отчасти потому, что Сиена Брукс весь день водила меня за нос. И, как вы только что сказали, мы все, может быть, уже заражены. Я буду вам помогать, хотите вы или нет.
Брюдер несколько секунд смотрел на него, потом уступил.
Когда Лэнгдон вошел в дверь и стал спускаться за Брюдером по крутой лестнице, он почувствовал, как из недр водохранилища струится теплый воздух. Влажный ветер нес с собой звуки «Данте-симфонии» Листа, а вместе с ними — знакомый, хоть и трудноопределимый запах… запах человеческой массы в замкнутом пространстве.
Вдруг Лэнгдон почувствовал, как его обволакивает что-то призрачное: точно незримая рука, поднявшись из-под земли, ведет длинными пальцами по его телу.
Музыка.
Мощный хор — казалось, в сотню голосов — исполнял знаменитое место симфонии, четко выводя каждый слог мрачного дантовского текста.
— Lasciate ogne speranza, — пели сейчас, — voi ch’entrate.
Эти слова — самые известные во всем Дантовом «Аде» — неслись вверх от подножия лестницы подобно трупному запаху.
Под звучный аккомпанемент духовых хор повторил предостережение еще раз:
— Lasciate ogne speranza voi ch’entrate!
Оставь надежду, всяк сюда входящий!
Глава 91
Подземелье, подсвеченное красным, наполняла музыка, вдохновленная картинами ада: стенания хора, диссонирующие звуки струнных, раскатистый грохот литавр, заставлявший всю пещеру дрожать какой-то сейсмической дрожью.
Пол в этом подземном мире, сколько Лэнгдон мог видеть, заменяла гладкая вода — темная, неподвижная, похожая на стекло или на черный лед ночного зимнего пруда в Новой Англии.
Воды, куда не смотрятся светила.
Из этих вод ровными рядами, которые казались бесконечными, поднимались сотни мощных дорических девятиметровых колонн, поддерживающих сводчатый потолок пещеры. Снизу каждую колонну освещал свой собственный красный прожектор, и все это напоминало какой-то сюрреалистический лес, уходящий в темную даль, или зрительную иллюзию, сотворенную с помощью зеркал.
Лэнгдон и Брюдер приостановились у подножия лестницы, завороженные открывшимся им призрачным зрелищем. Этот красноватый свет, казалось, испускало само подземелье; осматриваясь, Лэнгдон почувствовал, что дышит очень мелко и часто.
Воздух тут оказался тяжелее, чем он думал.
Слева, поодаль от лестницы, были места для слушателей. Концерт проходил в глубине подземного зала, на полпути к дальней стене, где было сооружено обширное возвышение. Несколько сотен слушателей сидели концентрическими дугами вокруг оркестра, еще около сотни стояли позади сидячих мест. Были и такие, кто слушал музыку, стоя на мостках; прислонясь к массивным перилам, они смотрели на воду.
Лэнгдон невольно принялся оглядывать скопление расплывчатых силуэтов в поисках Сиены. Но ее видно не было. Посетители были одеты кто во что: смокинги, платья, бишты[63], паранджи, а на иных даже шорты и спортивные свитерки. В багровом свете Лэнгдону почудилось, что эта чрезвычайно пестрая людская масса собралась ради какого-то оккультного ритуала.
Если Сиена здесь, подумал он, засечь ее будет почти невозможно.
В этот момент мимо них, кашляя, прошел к лестнице плотный мужчина. Брюдер резко повернулся и, пока тот поднимался к выходу, внимательно смотрел ему вслед. У Лэнгдона слегка запершило в горле, но он сказал себе, что это воображение, ничего больше.
Брюдер, пока еще не решив, как действовать, ступил на ветвящиеся мостки. То, что лежало перед ним, напоминало лабиринт Минотавра. Узкий настил довольно быстро расходился в три стороны, каждый из путей, в свой черед, приводил к развилке, и все вместе было сложной сетью мостков над водой, идущих между колоннами и пропадающих в темноте подземелья.
Я очутился в сумрачном лесу, вспомнилось Лэнгдону зловещее начало «Божественной комедии», утратив правый путь во тьме долины.
Перегнувшись через перила, Лэнгдон вгляделся в воду. На удивление прозрачная, она позволяла увидеть подернутый илом плиточный пол, до которого от поверхности было, наверное, метр с небольшим.
Брюдер быстро глянул вниз, неопределенно хмыкнул и, подняв глаза, стал осматриваться дальше.
— Видите что-нибудь похожее на место, где Зобрист снял свой фильм? — спросил он.
Тут везде на это место похоже, подумал Лэнгдон, оглядывая высокие сырые стены. Он показал Брюдеру направо, на самую отдаленную от концертного возвышения с его многолюдьем часть подземелья.
— По-моему, где-то в той стороне.
Брюдер кивнул:
— Мне тоже так кажется.
Они торопливо зашагали по мосткам и, дойдя до развилки, двинулись вправо, к самым глухим уголкам подземного дворца.
Пока они шли, Лэнгдон понял, что при желании тут очень легко спрятаться и остаться на ночь. Зобрист, чтобы снять свое видео, возможно, так и поступил. Хотя, конечно, если он щедро оплатил эту неделю концертов, он мог просто-напросто попросить администрацию оставить его тут на какое-то время одного.
Впрочем, какая сейчас разница?
Брюдер прибавил шагу, словно подсознательно подлаживаясь под убыстряющийся темп музыки, в которой послышался каскад нисходящих полутоновых задержаний.
Данте и Вергилий спускаются в ад.
Лэнгдон пристально всматривался в замшелые стены, которые высились справа на отдалении, сравнивая их с тем, что видел на экране. Всякий раз, доходя до развилки мостков, они с Брюдером брали правее, стараясь отдалиться от скопления людей, углубиться в пещеру как можно больше. Оглянувшись, Лэнгдон поразился тому, какое расстояние они прошли.
Они уже почти перешли на бег; несколько раз им встречались блуждающие единичные посетители, но в самой глубине подземелья было совершенно безлюдно.
Брюдер и Лэнгдон были одни.
— Повсюду одно и то же, — падая духом, сказал Брюдер. — Где начать?
Лэнгдон тоже не знал, что делать. Никакая примета из видео, которое он помнил очень живо, не бросалась ему здесь в глаза.
Лэнгдон изучал мягко подсвеченные информационные таблички, расположенные там и сям вдоль мостков. На одной было сказано, что емкость водохранилища — восемьдесят тысяч кубометров. Другая указывала на колонну, отличную от остальных: ее в ходе строительства выломали из более старого сооружения по соседству. На третьей был воспроизведен древний резной символ, который на колонне теперь трудно разглядеть: «глаз плачущей курицы», льющей слезы по рабам, погибшим при строительстве «цистерны».
И на этой же табличке было написано одно-единственное слово, прочтя которое, Лэнгдон встал как вкопанный.
Брюдер тоже остановился, повернулся:
— В чем дело?
Лэнгдон показал ему.
На табличке, сопровождаемое стрелкой-указателем, значилось имя страшной горгоны — отвратительного монстра с женским лицом:
МЕДУЗА =>
Брюдер посмотрел и пожал плечами:
— Ну и что?
У Лэнгдона колотилось сердце. Ведь Медуза, по верованиям древних греков, не просто ужасное существо со змеями вместо волос, взгляд которого обращает человека в камень, она важная представительница семейства подземных чудищ… чудищ, называемых хтоническими.
- Затем подземный отыщи дворец.
- Хтоническое чудище найди там…
Табличка показывает направление, сообразил Лэнгдон и бросился бежать по мосткам. Брюдер едва за ним поспевал; Лэнгдон двигался в темноте зигзагом, следя за стрелками. Наконец он достиг тупика: маленькой смотровой площадки у правой стены водохранилища.
И увидел перед собой нечто невероятное.
Над водой возвышался огромный обтесанный кусок мрамора, на котором было высечено лицо змееволосой Медузы. Еще более диковинной встречу с ней делало то, что голова была повернута на сто восемьдесят градусов и стояла на темени.
Как те, проклятые, подумалось Лэнгдону, вспомнившему грешников на «Карте ада» Боттичелли, закопанных в Злых Щелях вниз головой.
Брюдер, тяжело дыша, встал рядом с ним у перил и озадаченно уставился на перевернутую Медузу.
Лэнгдон подозревал, что эта резная голова, служившая сейчас основанием колонны, была, вероятно, откуда-то грабительски вывезена как дармовой строительный материал. На темя ее поставили, несомненно, из-за суеверного представления, что в таком положении она не может причинить людям вреда своими чарами. Тем не менее Лэнгдон не мог отрешиться от зловещих ассоциаций.
«Ад» Данте. Концовка. Центр Земли, где сила тяжести меняет направление. Где верх становится низом.
От предчувствий у него мурашки побежали по коже. Сквозь красноватую мглу Лэнгдон вгляделся в изваяние Медузы. Ее волосы-змеи большей частью были в воде, но глаза, находясь выше поверхности подземного озера, смотрели влево.
Лэнгдон со страхом наклонился над перилами и, повернув голову, проследил глазами за взглядом Медузы, устремленным в пустой угол подземелья — в угол, который Лэнгдон мигом узнал.
Вот оно, место, выбранное Зобристом.
Вот он, эпицентр.
Глава 92
Агент Брюдер, тихонько скользнув под перилами, погрузился в воду, которая была ему по грудь. Холодная влага, проникнув сквозь одежду, заставила мышцы напрячься. Пол водохранилища был скользкий, но давал ногам прочную опору. Он немного постоял, осматриваясь, глядя, как от него расходятся по воде круги.
Брюдер задержал дыхание. Медленно, сказал он себе. Не создавать турбулентности.
Стоя над ним у перил, Лэнгдон оглядывал мостки вокруг.
— Все в порядке, — прошептал он. — Вас никто не видит.
Брюдер повернулся к огромной опрокинутой голове Медузы, ярко освещенной красным прожектором. Теперь, когда он оказался вровень с перевернутым чудищем, его величина впечатляла еще сильнее.
— Двигайтесь точно туда, куда она смотрит, — прошептал Лэнгдон. — Зобрист любил символику и театральность… Не удивлюсь, если он поместил свое произведение прямо на линии ее губительного взгляда.
Великие умы мыслят одинаково. Брюдер был рад, что американский профессор настоял на своем и спустился с ним; эрудиция Лэнгдона почти сразу привела их в этот дальний угол водохранилища.
Под доносящиеся издалека звуки «Данте-симфонии» Брюдер достал тонкий водонепроницаемый фонарик «Товатек», погрузил его в воду и включил. Яркий галогеновый луч, пронзив воду, осветил плиточный пол.
Аккуратно, напомнил себе Брюдер. Не дай Бог что-нибудь задеть.
И, не говоря ни слова, он осторожно, медленно побрел через подземное озеро, методично водя туда-сюда фонариком, как миноискателем.
Стоя у перил, Лэнгдон почувствовал, что ему начинает сдавливать горло. В сыром и спертом воздухе подземелья не хватало кислорода. Глядя, как Брюдер аккуратно движется через водохранилище, профессор внушал себе, что все будет хорошо.
Мы не опоздали.
Наружу ничего не вырвалось.
Брюдер и его люди устранят опасность.
Тем не менее нервы у Лэнгдона были напряжены до предела. Всю жизнь страдавший клаустрофобией, он знал, что не может не испытывать тут тревоги ни при каких условиях. Тысячи тонн земли над головой… земли, которая держится лишь на ветхих колоннах.
Он постарался отогнать эту мысль. Еще раз оглянулся: не привлекли ли они с Брюдером чье-нибудь внимание?
Нет.
Те немногие, что стояли на мостках сравнительно недалеко, все смотрели в другую сторону — туда, где играл оркестр. Никто, судя по всему, не видел, как Брюдер медленно перемещается в воде в дальнем углу полузатопленного зала.
Лэнгдон перевел взгляд на руководителя группы ПНР, перед которым по-прежнему, освещая ему путь, призрачно колебался подводный галогеновый луч.
И тут, глядя на него, Лэнгдон боковым зрением вдруг уловил слева какое-то движение. Из воды перед Брюдером выросло что-то черное, зловещее. Лэнгдон повернулся и стал всматриваться в темную фигуру, чуть ли не предполагая, что это всплыл какой-то подводный левиафан.
Брюдер резко остановился: он явно тоже увидел.
Колыхаясь, черное поднялось на всю девятиметровую высоту стены в дальнем углу. Призрачный силуэт был очень похож на фигуру чумного доктора в фильме Зобриста.
Это тень, с облегчением сообразил Лэнгдон. Тень Брюдера.
Брюдер стал отбрасывать эту тень, когда приблизился к подводному прожектору, и она падала сейчас, казалось Лэнгдону, точно так же, как падала тень Зобриста в его видео.
— То самое место, — сказал Лэнгдон Брюдеру. — Вы близко от цели.
Брюдер кивнул и мелкими шагами двинулся дальше. Лэнгдон, идя по мосткам, держался с ним вровень. Оперативник перемещался еще и еще, и Лэнгдон, на секунду отвернувшись от него, бросил очередной быстрый взгляд в сторону слушателей: не заметил ли кто-нибудь Брюдера?
Нет.
Когда Лэнгдон снова перевел глаза на Брюдера в воде, ему внезапно показалось, что на мостках под ногами что-то блеснуло отраженным светом.
Он посмотрел вниз и увидел крохотную красную лужицу.
Кровь.
Странные дела: Лэнгдон стоял прямо в ней.
У меня идет кровь?
У Лэнгдона ничего не болело, но он стал лихорадочно проверять, нет ли какой-нибудь раны или телесной реакции на невидимые токсины в воздухе. Из носа кровь не текла, из-под ногтей, из ушей — тоже.
Недоумевая, откуда могла взяться кровь, Лэнгдон огляделся, убеждаясь, что он действительно один на этих мостках.
Лэнгдон опять посмотрел на лужицу и заметил на этот раз, что к ней течет крохотная струйка. Мостки были слегка наклонены, и красная жидкость, перемещаясь по ним откуда-то, скапливалась у его ног.
Там кто-то ранен, подумал Лэнгдон. Он быстро взглянул на Брюдера, который приближался к середине водоема.
Лэнгдон торопливо пошел по мосткам вдоль струйки. Впереди, он видел, мостки заканчивались тупиком, а струйка между тем расширилась, потекла свободнее. Что за чертовщина? Это уже был небольшой ручеек. Перейдя на легкий бег, Лэнгдон быстро добрался до стены, где настил обрывался.
Тупик.
В угрюмой полутьме он увидел на мостках большую лужу, поблескивающую красным, словно кого-то здесь только что убили.
И вдруг, глядя на красную жидкость, капающую с настила в водоем, он понял, что ошибся.
Это не кровь.
Красная подсветка в подземном зале и красный цвет мостков породили обман зрения: капли, на самом деле прозрачные, казались кровавыми.
Всего-навсего вода.
Но вместо облегчения он ощутил оглушающий страх. Лужа на мостках… а еще и брызги на перилах… и следы обуви.
Кто-то вылез тут из воды.
Лэнгдон крутанулся, желая сообщить Брюдеру, но тот был далеко, к тому же оркестр оглушительно заиграл фортиссимо, где главенствовали медные духовые и литавры. Внезапно Лэнгдон почувствовал, что рядом с ним кто-то есть.
Я здесь не один.
Дальнейшее спрессовалось в считанные секунды. Лэнгдон повернулся к стене, в которую упирались мостки. Там в густой тени в трех-четырех шагах от него смутно виднелась округлая фигура, похожая на большой камень, закутанный в черную ткань. Лужа натекла с этой ткани. Фигура не шевелилась.
А потом пришла в движение.