Сумеречный Дозор Лукьяненко Сергей
Я протянул ему ключи.
– Ты пока закуску организуй, – радостно сказал Лас. – Все равно водке еще минут десять стыть. А я быстро.
Хлопнула дверь, и я остался в чужой квартире – наедине с включенным усилителем, нарезанной колбасой и огромными пустыми холодильниками.
Ну и дела!
Никогда не думал, что в таких домах могут существовать непринужденные отношения дружной коммунальной квартиры… или студенческого общежития.
Ты воспользуйся моим унитазом, а я помоюсь в твоей джакузи… А у Петра Петровича есть холодильник, а Иван Иванович обещал водки принести – он ею торгует, а Семен Семеныч закуску режет очень аккуратно, бережно…
Наверное, большинство здешних жильцов покупали квартиры «на века». На все деньги, что только сумели заработать, украсть и занять.
А только потом счастливые жильцы сообразили, что квартира подобных размеров нуждается еще и в ремонте. И что с человека, купившего здесь жилье, любая строительная фирма сдерет три шкуры. И что за огромный метраж, подземные гаражи, парк и набережные надо ежемесячно платить.
Вот и стоит огромный дом полупустым, едва ли не заброшенным.
Понятно, что это не трагедия – если у кого-то жемчуг мелок. Но первый раз я воочию убедился, что это по меньшей мере трагикомедия.
Сколько же всего человек реально живут в «Ассоли»? Если на ночной рев бас-гитары пришел только я один, а до этого странный бард совершенно спокойно шумел?
Один человек на этаж? Похоже, что и меньше…
Кто же тогда отправил письмо?
Я попробовал представить себе Ласа, маникюрными ножничками вырезающего буквы из газеты «Правда». Не получилось. Такой придумал бы что-нибудь позатейливее.
Я закрыл глаза. Представил, как серая тень от век ложится на зрачки. Потом открыл глаза и осмотрел квартиру сквозь Сумрак.
Ни малейших следов магии. Даже на гитаре – хотя хороший инструмент, побывавший в руках Иного или потенциального Иного, помнит его касание годами.
И синего мха, сумеречного паразита, жирующего на негативных эмоциях, тоже не наблюдается. Если хозяин квартиры и впадал в депрессии, то делал это вне дома. Или – очень искренне и открыто веселился, выжигая этим синий мох.
Тогда я сел и принялся дорезать колбасу. На всякий случай проверив сквозь Сумрак, стоит ли ее вообще есть.
Колбаса оказалась хорошей. Гесеру не хотелось, чтобы его агент слег с отравлением.
– Вот это правильная температура, – извлекая из открытой бутылки винный термометр, сказал Лас. – Не передержали. А то охладят водку до консистенции глицерина, пьешь, будто жидкий азот глотаешь… За знакомство!
Мы выпили и закусили колбасой с сухариками. Сухарики принес Лас из моей квартиры – объяснив, что едой он сегодня совсем не озаботился.
– Весь дом так живет, – пояснил он. – Нет, есть, конечно, и такие, кому денег и на ремонт хватило, и на обстановку. Только представь, что за удовольствие жить в пустом доме? Вот они и ждут, пока мелкая шантрапа вроде нас с тобой ремонт закончит и заселится. Кафе не работают, казино пустует, охрана со скуки бесится… вчера двоих выгнали – устроили тут во дворе стрельбу по кустам. Говорили, что увидели что-то ужасное. Ну… их сразу к врачам. Оказалось и впрямь – оба ужасно обкурились.
С этими словами Лас достал из кармана пачку «Беломора». Хитро посмотрел на меня:
– Будешь?
Не ожидал я, что человек, с таким вкусом разливавший водку, балуется марихуаной…
Я покачал головой, спросил:
– И много куришь?
– Уже вторая пачка сегодня, – вздохнул Лас. И тут до него дошло. – Ты чего, Антон! Это «Беломор»! Это не дурь! Я раньше «Жиган» курил, а потом понял – ведь ничем не отличается от нашего «Беломора»!
– Оригинально, – сказал я.
– Да при чем тут это? – обиделся Лас. – Вовсе я не оригинальничаю. Вот стоит почему-то человеку стать иным…
Я вздрогнул, но Лас спокойно продолжал:
– …не таким, как все, сразу говорят – оригинальничает. А мне нравится курить «Беломор». Через неделю надоест – брошу!
– Нет ничего плохого в том, чтобы быть Иным, – бросил я пробный шар.
– Стать по-настоящему иным – сложно, – ответил Лас. – Вот я пару дней назад подумал…
Я снова насторожился. Письмо отправили два дня назад. Неужели все так удачно сложилось?
– Был в одной больничке, пока приема ждал – все прейскуранты перечитал, – не подозревая западни, продолжал Лас. – А у них там все серьезно, делают титановые протезы взамен утраченных конечностей. Кости берцовые, суставы коленные и тазобедренные, челюсти… Заплатки на череп вместо потерянных костей, зубы, прочая мелочь… Я достал калькулятор и посчитал, сколько стоит полностью заменить себе все кости. Оказалось – один миллион семьсот тысяч баксов. Но я думаю, что на таком оптовом заказе можно получить хорошую скидку. Процентов двадцать – тридцать. А если убедить врачей, что это хорошая реклама, так и в полмиллиона можно уложиться!
– Зачем? – спросил я. Спасибо парикмахеру, волосы у меня дыбом не встали – нечему было вставать.
– Так интересно же! – объяснил Лас. – Представь, надо тебе забить гвоздь! Ты размахиваешься и бьешь кулаком по гвоздю! И он входит в бетон. Кости-то титановые! Или тебя пытаются ударить… Нет, конечно, имеется ряд недостатков. Да и с искусственными органами пока плохо. Но общее направление прогресса меня радует.
Он налил еще по рюмке.
– А мне кажется, что прогресс в другом направлении, – продолжил я гнуть свою линию. – Надо полнее использовать возможности организма. Ведь сколько удивительного в нас скрыто! Телекинез, телепатия…
Лас погрустнел. Я тоже так мрачнею, наталкиваясь на идиота.
– Ты мои мысли прочесть можешь? – спросил он.
– Сейчас – нет, – признался я.
– Я думаю, что не надо придумывать лишних сущностей, – объяснил Лас. – Все, что человек может, давно уже известно. Если бы люди могли читать мысли, левитировать и прочую ерунду творить – имелись бы тому свидетельства.
– Если человек вдруг овладеет такими способностями, то он будет таиться от окружающих, – сказал я и посмотрел на Ласа сквозь Сумрак. – Быть настоящим Иным – значит вызывать зависть и страх окружающих.
Ни малейшего волнения Лас не обнаружил. Только скептицизм.
– И что же, чудотворец не захочет любимой женщине и детишкам такие же способности обеспечить? Постепенно они бы нас вытеснили как биологический вид.
– А если особые способности не передаются по наследству? – спросил я. – Ну или не обязательно передаются. И другому их передать тоже нельзя? Тогда будут независимо существовать люди и Иные. Если этих Иных немного, то они будут таиться от окружающих…
– Сдается мне, что ты ведешь речь о случайной мутации, которая приводит к экстрасенсорным способностям, – рассудил Лас. – Но если эта мутация случайная и рецессивная, то никакого интереса для нас она не представляет. А вот титановые кости уже сейчас можно вмонтировать!
– Не надо, – буркнул я.
Мы выпили. Лас мечтательно произнес:
– Все-таки есть что-то в нашей ситуации! Огромный пустой дом! Сотни квартир – и в них живет девять человек… если вместе с тобой. Что тут можно творить! Дух захватывает! А какой фильм можно снять! Вот представь себе клип – роскошные интерьеры, пустые рестораны, мертвые прачечные, ржавеющие тренажеры и холодные сауны, пустые бассейны и затянутые пленкой столы в казино. И по всему этому великолепию бредет молоденькая девочка. Бредет и поет. Не важно даже что.
– Снимаешь клипы? – насторожился я.
– Да нет… – Лас поморщился. – Так… разок одной знакомой панковской группе помог клип снять. Его по MTV прокрутили, но потом запретили.
– А что там было ужасного?
– Ничего особенного, – сказал Лас. – Песня как песня, совершенно цензурная, даже про любовь. Видеоряд был странный. Мы его снимали в больнице для лиц с нарушениями двигательных функций. Поставили стробоскопы в зале, включили песню «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня» и позвали больных – танцевать. Они и танцевали под стробоскоп. Как могли. А потом на эту картинку мы новый звуковой ряд положили. Очень стильно вышло. Но показывать это и впрямь нельзя. Нехорошо как-то.
Я представил себе «видеоряд» – и меня передернуло.
– Плохой из меня клипмейкер, – признался Лас. – Да и музыкант… Один раз мою песню по радио прокрутили, глубокой ночью, в передаче для всяких отморозков. Что ты думаешь? Тут же позвонил на радио известный композитор, сказал, что он всю жизнь своими песнями учил людей доброму и вечному, но эта, единственная песня, перечеркнула труд всей его жизни… Вот ты вроде одну песню услышал – она плохому учит?
– По-моему, она издевается, – сказал я. – Над плохим.
– Спасибо, – грустно сказал Лас. – Но ведь в чем беда – многие не поймут. Решат, что это всерьез.
– Так решат дураки, – попытался я утешить непризнанного барда.
– Так их-то больше! – воскликнул Лас. – А протезы головы пока несовершенны…
Он потянулся за бутылкой, разлил водку, сказал:
– Ты заходи, если снова понадобится, не смущайся. А потом я тебе ключ от одной квартиры на пятнадцатом этаже достану. Квартира пустая, но унитазы стоят.
– Хозяин против не будет? – усмехнулся я.
– Ему уже все равно. А наследники все никак поделить площадь не могут.
Глава 3
К себе я вернулся в четыре утра. Слегка пьяный, но на удивление расслабившийся. Все-таки настолько иные люди встречаются нечасто. Работа в Дозоре приучает к излишней прямолинейности. Этот не курит и не пьет, он хороший мальчик. А этот ругается матом, он плохой. И ничего не поделать, нас в первую очередь интересуют именно такие – хорошие как опора, плохие – как потенциальный источник Темных.
Но то, что люди бывают очень разными, мы как-то забываем…
Бард об Иных ничего не знал. В этом я был уверен. И если бы мне довелось вот так посидеть полночи с каждым обитателем «Ассоли» – я составил бы точное мнение о каждом.
Но подобных иллюзий я не строил. Не каждый предложит войти, не каждый станет разговаривать на отвлеченные темы. А ведь кроме десяти жильцов, есть еще сотни людей обслуживающего персонала – охранники, сантехники, рабочие, бухгалтеры. Мне не хватит никаких разумных сроков, чтобы проверить всех!
Умывшись в душевой кабине – в ней нашелся какой-то странный шланг, из которого можно было струйкой пускать воду, я вышел в свою единственную комнату. Надо поспать… а завтра с утра попытаться придумать новый план.
– Привет, Антон, – донеслось от окна.
Я узнал голос. И мне сразу стало тоскливо.
– Доброй ночи, Костя, – сказал я. Как-то неуместно прозвучало слово «доброй». Но пожелать вампиру злой ночи было бы еще глупее.
– Могу я зайти? – спросил Костя.
Я подошел к окну. Костя сидел на подоконнике спиной ко мне, свесив ноги вниз. Он был совершенно голый. Будто сразу демонстрировал – не по стене влез, а прилетел к окну огромной летучей мышью.
Высший вампир. В двадцать с небольшим лет.
Способный мальчик…
– Думаю, что нет, – сказал я.
Костя кивнул и не стал спорить:
– Как я понимаю, мы делаем одно дело?
– Да.
– Это хорошо. – Костя повернулся, белозубо улыбнулся. – Мне приятно с тобой работать. А ты и впрямь меня боишься?
– Нет.
– Я многому научился, – похвастался Костя. Совершенно как в детстве, когда заявлял: «Я страшный вампир! Я научусь оборачиваться нетопырем! Я научусь летать!»
– Ты не научился, – поправил я его. – Ты многое украл.
Костя поморщился:
– Слова. Обычная светлая игра словами. Вы позволили – я взял. Какие претензии?
– Будем пикироваться дальше? – спросил я. И поднял руку, складывая пальцы в знаке Атон, отрицании не-живого. Давно собирался проверить, работают ли древние североафриканские заклятия на современную российскую нечисть.
Костя с опаской посмотрел на незавершенный знак. То ли знал о таком, то ли повеяло Силой. Спросил:
– А тебе разрешено демаскироваться?
Я с досадой опустил руку.
– Нет. Но я могу и рискнуть.
– Не надо. Скажешь – сам уйду. Но сейчас мы делаем одно дело… надо поговорить.
– Говори, – подтаскивая к окну табуретку, сказал я.
– Значит, не впустишь?
– Не хочу оказаться ночью наедине с голым мужиком, – усмехнулся я. – Мало ли чего подумают. Излагай.
– Как тебе собиратель футболок?
Я вопросительно посмотрел на Костю.
– Тот, с десятого этажа. Он футболки с забавными надписями собирает.
– Он не в курсе, – сказал я.
Костя кивнул:
– Тоже так считаю. Тут заселены восемь квартир. Еще в шести жильцы появляются время от времени. В остальных – очень редко. Я уже проверил всех постоянных жильцов.
– Ну и?..
– Пусто. Они ничего не знают о нас.
Я не стал уточнять, откуда у Кости такая уверенность. В конце концов, он Высший вампир. Такие способны входить в чужой разум с легкостью опытного мага.
– Остальными шестью займусь с утра, – сказал Костя. – Но особых надежд у меня нет.
– А предположения имеются? – спросил я.
Костя пожал плечами:
– Любой здесь живущий имеет достаточно денег и влияния, чтобы заинтересовать вампира или оборотня.
Слабенького, жадного… из новообращенных. Так что круг подозреваемых не ограничен.
– Сколько сейчас в Москве новообращенных низших Темных? – спросил я. И сам поразился тому, как легко у меня прозвучало «низших Темных».
Раньше я никогда их так не называл.
Жалел.
Костя на мою фразу отреагировал спокойно. И впрямь – Высший вампир. Сдержанный, уверенный в себе.
– Немного, – уклончиво сказал он. – Их проверяют, не беспокойся. Всех проверяют. И низших Иных, и даже магов.
– Завулон разволновался? – спросил я.
– Гесер тоже не образец спокойствия, – усмехнулся Костя. – Всем неприятно. Ты один легко относишься к ситуации.
– Не вижу особой беды, – сказал я. – Есть люди, знающие о нашем существовании. Их мало, но они есть. Еще один человек ситуации не меняет. Поднимет шум – мы его быстро локализуем и выставим психически больным. Такое уже…
– А если он станет Иным? – резко спросил Костя.
– Будет одним Иным больше. – Я пожал плечами.
– Если он станет не вампиром, не оборотнем, а настоящим Иным? – Костя оскалился в улыбке. – Настоящим? Светлым, Темным… не важно.
– Будет одним магом больше, – снова сказал я.
Костя покачал головой:
– Слушай, Антон. Я к тебе хорошо отношусь. До сих пор. Но иногда поражаюсь – какой же ты наивный…
Он потянулся – его руки стремительно обрастали короткой шерсткой, кожа темнела и грубела.
– Займись прислугой, – сказал Костя тонким, пронзительным голосом. – Что-то почуешь – звони.
Повернув ко мне искаженное трансформацией лицо, он снова улыбнулся:
– Знаешь, Антон, только с таким наивным Светлым и мог подружиться Темный…
Он прыгнул вниз, тяжело хлопнули кожистые крылья. Немного неуклюже, но все-таки быстро огромная летучая мышь полетела в ночь.
На подоконнике остался белый прямоугольник визитной карточки. Я поднял его, прочитал:
«Константин. Научно-исследовательский институт проблем крови, младший научный сотрудник».
Дальше шли телефоны – рабочий, домашний, мобильный. Домашний я даже помнил – Костя все еще жил с родителями. У вампиров семейные узы вообще крепки.
Что он имел в виду?
Откуда такая паника?
Я выключил свет, лег на матрас, посмотрел на сереющие квадраты окон.
«Если он станет настоящим Иным…»
Как появляются на свет Иные? Никто не знает. «Случайная мутация», как выразился Лас, вполне адекватный термин. Ты родился человеком, ты жил обычной жизнью… пока кто-то из Иных не почувствовал в тебе способность входить в Сумрак и качать оттуда Силу. После этого тебя «повели». Бережно, осторожно подводя к нужному состоянию духа – чтобы в момент сильного эмоционального волнения ты посмотрел на свою тень – и увидел ее по-другому. Увидел, что она лежит будто черная тряпица, будто завеса – которую можно потянуть на себя, отдернуть и войти в иной мир.
В мир Иных.
В Сумрак.
И оттого, каким ты впервые окажешься в Сумраке – радостным и добрым или несчастным и злым, – зависит, кем ты станешь. Какую Силу ты в дальнейшем будешь выкачивать из Сумрака… Сумрака, пьющего Силу из обычных людей.
«Если он станет настоящим Иным…»
Всегда есть возможность принудительной инициации. Но только через утрату жизни, через превращение в бодренький ходячий труп. Человек может стать вампиром или оборотнем – и будет вынужден поддерживать свое существование человеческими жизнями. Так что это путь для Темных… да и те не особо его любят.
А если и впрямь возможно стать магом?
Если существует способ любому человеку превратиться в Иного? Обрести долгую, очень долгую жизнь, необычайные возможности? Многие захотят, без сомнения.
Да и мы будем не против. Сколько на свете живет прекрасных людей, достойных стать Светлыми Иными!
Вот только и Темные начнут наращивать свои ряды…
Меня вдруг озарило. Беда не в том, что кто-то раскрыл человеку наши тайны. Беда не в возможности утечки информации. Беда не в том, что предатель знает адрес Инквизиции.
Это же новый виток вечной войны!
Уже столетия Светлые и Темные скованы Договором. Мы вправе искать среди людей Иных, вправе даже подталкивать их к нужной стороне… к той, которую считаем правильной. Но мы вынуждены просеивать тонны песка в поисках золотых песчинок. Равновесие сохраняется.
И вдруг – возможность разом превратить тысячи, миллионы людей в Иных!
Футбольная команда выигрывает кубок – и по десяткам тысяч ликующих людей проходит магический удар, превращая их в Светлых Иных.
А рядом Дневной Дозор отдает приказ болельщикам проигравшей команды – и те превращаются в Темных Иных.
Вот что имел в виду Костя. Огромное искушение разом изменить баланс сил в свою сторону. Конечно, и Темные, и мы понимаем последствия. Конечно, обе стороны заключат новые уточнения к Договору и ограничат инициацию людей какими-то приемлемыми рамками. Сумели же США и СССР ограничить гонку ядерных вооружений…
Я закрыл глаза и покачал головой. Как-то Семен рассказал мне, что гонку вооружений остановило создание абсолютного оружия. Двух – а больше и не надо – термоядерных зарядов, вызывающих самоподдерживающуюся реакцию ядерного синтеза. Американский заложен в Техасе, российский – в Сибири. Достаточно подорвать хотя бы один – и вся планета превратится в огненный шар.
Другое дело, что нас такой расклад не устраивает. И поэтому оружие, которое никогда не должно быть использовано, никогда не сработает. Президентам про это знать не обязательно, они всего лишь люди…
Возможно, что и у руководства Дозоров есть подобные «магические бомбы»? Потому Инквизиция, допущенная к тайне, так яростно следит за соблюдением Договора?
Может быть.
Но все равно лучше бы обыкновенных людей нельзя было инициировать…
Даже в полусне я болезненно скривился от собственной мысли. Это что же, значит, я стал думать, как полноценный Иной? Есть Иные, а есть люди – они второго сорта. Им никогда не войти в Сумрак, они не проживут больше сотни лет. Ничего не поделаешь…
Да, я стал думать именно так. Найти хорошего человека с задатками Иного, привлечь его на свою сторону – это радость. Но делать Иными всех подряд – мальчишество, опасная и безответственная блажь.
Есть повод для гордости. Мне не потребовалось и десятка лет, чтобы окончательно перестать быть человеком.
Утро для меня началось с постижения тайн душевой кабины. Разум победил бездушное железо, я вымылся, и даже под музыку, а потом соорудил себе завтрак из сухариков, колбасы и йогурта. При свете солнца у меня поднялось настроение, я уселся на подоконник и позавтракал с видом на Москву-реку. Почему-то вспомнилось, как Костя признался, что вампиры не могут смотреть на солнце. Солнечный свет их вовсе не обжигает, но становится неприятным.
Но вдаваться в печальные размышления о судьбе моих старых знакомых не было времени. Надо было искать… кого? Иного-предателя? Для этого у меня не самая лучшая позиция. Его клиента-человека? Долгое и муторное дело.
Хорошо, решил я. Будем действовать по строгим законам классического детектива. Что у нас есть? А есть у нас улика. Письмо, отправленное из «Ассоли». Что это нам дает? Ничего не дает. Разве что кто-нибудь видел, как три дня назад отправляли письмо. Мало шансов, что вспомнят, конечно…
Какой же я дурак! Я даже хлопнул себя по лбу. Разумеется, Иному забыть о современной технике не зазорно, не любят Иные сложную технику. Но я-то железячник!
Территория «Ассоли» вся контролируется видеокамерами!
Я надел костюм и повязал галстук. Брызнулся одеколоном, который мне вчера выбрал Игнат. Опустил телефон во внутренний карман… «мобильники на поясе носят мальчишки и продавцы!», как поучал меня вчера Гесер.
Мобильник тоже был новый, непривычный. В нем были какие-то игры, встроенный плеер, диктофон и прочая совершенно ненужная в телефоне ерунда.
В прохладной тишине новенького «Отиса» я спустился в вестибюль. И сразу же увидел своего ночного знакомца – вот только выглядел он более чем странно…
Лас, одетый в новенький синий комбинезон с гордой надписью «Ассоль» на спине, что-то объяснял смущенному пожилому мужчине в таком же комбинезоне. До меня донеслось:
– Это тебе не метла, понимаешь? Там стоит компьютер, он показывает уровень загрязнения асфальта и давление моющего раствора… Сейчас покажу…
Ноги сами понесли меня вслед за ними.
Во дворе, перед входом в подъезд, стояли две ярко-оранжевые уборочные машины – с бачком воды, круглыми щетками, маленькой стеклянной кабиной водителя. Было в машинках что-то игрушечное, будто приехали они прямиком из Солнечного Города, где веселые малыши и малышки радостно чистят свои миниатюрные проспекты.
Лас ловко забрался в кабину одной из машин, следом наполовину всунулся пожилой мужчина. Что-то выслушал, кивнул и пошел ко второму оранжевому агрегату.
– А будешь лениться – так и проходишь всю жизнь в младших дворниках! – донеслись до меня слова Ласа. Его машина тронулась, бодро завертела щетками и принялась кружить по асфальту. И без того чистый двор на глазах приобретал стерильный вид.
Вот это да!
Он что, дворником в «Ассоли» работает?
Я попытался тихонько уйти назад, чтобы не смущать человека. Но Лас меня уже заметил и, радостно махая рукой, подъехал ближе. Щетки принялись работать тише.
– С добрым утречком! – крикнул Лас, высовываясь из кабины. – Хочешь прокатиться?
– Так ты здесь работаешь? – спросил я. У меня вдруг стали вырисовываться в сознании самые фантастические картины – вроде того, что Лас вовсе не живет в «Ассоли», а просто занял на время пустую квартиру. Ну не будет же обитатель таких хором чистить двор!
– Подрабатываю, – спокойно пояснил Лас. – Знаешь, очень клево! Часок утром поездишь по двору – вместо зарядки, а тебе еще и зарплату платят. Между прочим, неплохую!
Я безмолвствовал.
– Ты на аттракционах в парке любишь кататься? – поинтересовался Лас. – На всех этих багги, где за три минуты десять долларов надо платить? А тут деньги платят тебе. За твое же собственное удовольствие. Или, допустим, компьютерные игры… сидишь, дергаешь джойстик…
– Все зависит от того, заставляют ли тебя красить забор… – пробормотал я.
– Верно! – обрадовался Лас. – Вот меня – не заставляют. Мне двор убрать – в радость, как Льву Толстому сено покосить. Только за мной перемывать не надо – в отличие от графа, за которым крестьяне докашивали… я тут вообще на хорошем счету, регулярно премию получаю. Так что, кататься будешь? Я тебя и пристроить могу, если что. Профессиональные дворники никак не могут с этой техникой разобраться.
– Подумаю, – сказал я, разглядывая бодро крутящиеся щетки, брызгающую из никелированных сопел воду, сверкающую кабину. Кто из нас в детстве не хотел стать водителем поливальной машины? В раннем детстве, когда еще не мечтают о работе банкира или киллера…
– Ну смотри, а то мне работать надо, – дружелюбно сказал Лас. И машинка поехала по двору, сметая, смывая и всасывая грязь. Из кабины донеслось:
- Поколение дворников и сторожей
- Потеряло друг друга в просторах бесконечной зимы…
- Все разошлись по домам.
- В наше время, когда каждый третий – герой,
- Они не пишут статей,
- Они не шлют телеграмм…
В некотором остолбенении я вернулся в вестибюль. Узнал у охраны, где располагается собственное почтовое отделение «Ассоли». Отправился туда – почта работала. В уютном зале скучали три девочки-сотрудницы, стоял там и тот самый почтовый ящик, в который опустили письмо.
Под потолком поблескивали глазки видеокамер.
Все-таки не помешали бы нам профессионалы-следователи. Им бы сразу пришла эта мысль.
Я купил открытку – цыпленок, прыгающий в лотке инкубатора, и готовая надпись: «Скучаю по семье!» Не очень-то весело, но я все равно не помнил почтовый адрес деревни, где отдыхала моя семья. Так что открытку, злорадно улыбаясь, я отправил домой Гесеру – его адрес мне был известен.
Поболтав немножко с девчонками – работа в таком элитном доме и без того обязывала их быть вежливыми, но ко всему они еще и скучали, – я вышел из почтового отделения.
И пошел в отделение охраны на первом этаже.
Имей я право воспользоваться способностями Иного, я бы просто внушил охране симпатию к себе и получил доступ ко всем видеозаписям. Но демаскироваться я не мог. И потому решил воспользоваться самым универсальным источником симпатии – деньгами.
Из выданных мне денег я набрал рублями сотню долларов – ну куда уж больше, верно? Зашел в дежурку – там скучал молодой парень в строгой форме.
– День добрый! – приветствовал я его, лучезарно улыбаясь.
Всем своим видом охранник изобразил полную солидарность с моим мнением о сегодняшнем дне. Я покосился на мониторы перед ним – туда шло изображение не менее чем с десятка телекамер. И наверняка он может вызвать повтор любого момента. Если изображение пишется на винчестер (а куда же еще?), то запись трехдневной давности могли еще не перевести в архив.
– У меня проблема, – сообщил я. – Мне вчера пришло забавное письмо… – я подмигнул, – от какой-то девицы. Она здесь и живет, как я понимаю.