Александр Македонский. Наследник власти Гульчук Неля
Бушующие пехотинцы уже ворвались во дворец и бегали по парадным лестницам.
– Усмирить их будет трудно! – утомленный после бессонной ночи, устало проговорил Пердикка.
Тем временем несколько пехотинцев ворвались в покои Арридея.
– Вот он – наш новый царь! – выкрикнул один из ветеранов.
– Лучший царь в мире! – поддержали другие.
Арридей сидел в кресле, обложенный мягкими подушками. Бледное лицо его было опущено, глаза полузакрыты. Он дремал, не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг.
Громкие крики приветствия вывели Арридея из вечно полусонного состояния. Он вскочил с кресла и попятился к стене, глядя по сторонам испуганными глазами.
– Ты – наш новый царь. А царям не так уж плохо живется, – успокоил его один из воинов.
Арридей постепенно перестал бояться.
– Я всегда говорил Александру, что после его смерти буду царем…
Пехотинцы неумолимо приближались и к залу приемов. Паника охватила собравшихся на совет военачальников.
– Царем должен быть только законный наследник, который родится первым. Или сын Роксаны, или сын Статиры. Тогда мы обеспечим себе полную поддержку персидских войск, – говорил Селевк.
– А воины Мелеагра и он сам считают, что царем должен быть слабоумный! – возмущался Антигон.
– Это Олимпиада довела его до слабоумия разными зельями! – кричал Мелеагр.
Лишь Птолемей хранил молчание. Он для себя уже принял решение. И при первой же возможности хотел обсудить его с Селевком, который был для Птолемея и надежным союзником, и близким другом.
Оглушительный топот по лестнице множества ног заглушил голоса спорящих.
– Царь еще не погребен, а уже возник хаос! – воскликнул Пердикка. – Нам необходимо выиграть время с помощью переговоров.
– Кандидатура Арридея – это предложение Мелеагра и его воинов. Вот пусть идет и заткнет им глотки, – приказал не терпящим возражений тоном Антигон.
– Да, так решили мои воины. Я не могу не считаться с их мнением. И вы тоже обязаны к нему прислушаться.
Воины начали стучать щитами.
– Иди, Мелеагр, усмири пехоту, – велел Пердикка. – Не хватало в такой день кровопролития.
– Вот результат великих завоеваний, – с иронией начал Кассандр, но, встретив осуждающий взгляд Селевка, замолчал.
Кассандр в душе торжествовал: он приехал в Вавилон и дождался смерти ненавистного Александра. Теперь никто не посмеет тронуть его отца Антипатра. И род Антипатра снова будет полновластным хозяином в Македонии. Царицу Олимпиаду надо будет усмирить или вообще убрать с дороги.
Едва Мелеагр покинул зал, Селевк взял инициативу в свои руки:
– Мы все полководцы, закаленные в битвах, нам необходимо срочно соединиться с отрядами конницы и привести к повиновению пехоту. Сейчас мы должны незаметно, под прикрытием телохранителей покинуть дворец и добраться до ворот богини Иштар…
Тем временем Мелеагр вышел к воинам, заполнившим лестницы дворца и бешено колотящим мечами о щиты. Мгновенно наступила тишина. Все ждали, что скажет военачальник, с которым солдаты выиграли не одну битву, которого любили и почитали.
– Успокойтесь, воины, – начал Мелеагр. – Нужно разумно решить, кто займет трон после великого Александра. Я, как и вы, за Арридея. Но есть и другие мнения, с которыми нельзя не считаться.
Воины не дали Мелеагру договорить. Снова застучали мечи о щиты, и послышались выкрики:
– Заставим Пердикку признать царем Арридея!
– Пердикка хочет стать регентом при сыне бактрийки и посадить на трон варвара.
– Царем должен быть только македонянин!
– Да здравствует царь Филипп Третий!..
Пехотинцы с мечами в руках ворвались в зал приемов. Он был пуст. Пустым был и соседний зал, где лежало тело недавно умершего великого царя.
– Догоним беглецов, – призвал товарищей один из ветеранов.
Все бросились в погоню. Настигнуть военачальников удалось на одной из лестниц. Несколько их телохранителей были мгновенно заколоты.
Чей-то крик разнесся по дворцу:
– Безумцы, мы же убиваем друзей! Опомнитесь!
Но никто никого не слышал.
Мелеагр между тем незаметно скрылся в покоях Арридея.
Селевк с небольшим отрядом своих телохранителей мужественно прикрывал отступление ближайших сподвижников царя. Они были вытеснены из дворца, но не повержены, так как на защиту вовремя подоспели отряды конницы, среди которых были и персидские юноши.
Вслед отступающим военачальникам неслись угрозы:
– Пердикка, берегись!
– Мы не дадим в обиду Арридея!
– Все, кто против Арридея, наши враги!
– Не бывать сыну Роксаны царем!..
На одной из террас дворца стояла с искаженным от горя лицом царица Роксана. Она смотрела вслед отступающим соратникам покойного мужа и думала: «Вот сейчас они уйдут из дворца. И Мелеагр прикажет меня уничтожить. И ничего сделать будет нельзя».
Ноги царицы подкашивались. Шатаясь, едва сдерживая отчаянные стоны, готовые вырваться из ее груди, она отправилась на женскую половину дворца. Она слышала, как Пердикка защищал ее. Надо немедленно с ним связаться и убедить его убить Мелеагра. Внезапно новая мысль озарила Роксану: «Надо срочно, как только все успокоится, вызвать в Вавилон Статиру. Она не менее опасна, чем Мелеагр и его воины. Соперницу надо убрать с дороги. Только мой сын достоин царской тиары…»
Вскоре высшие военачальники оказались под надежным прикрытием отрядов конницы.
– Царем будет законный сын Александра! – таково было решение гетайров.
Никто из них не сомневался, что Роксана родит сына. О Статире, дочери царя Дария Третьего, тоже ждущей ребенка от Александра Великого, и не вспоминали.
– Надо, не допуская кровопролития, начать переговоры, – предложил Птолемей.
– Птолемей прав. Зачем нам убивать своих воинов? Необходимо всех склонить к миру, – поддержал друга Селевк.
Пердикка кивнул:
– Вы правы – мы должны прийти к общему соглашению. Сейчас надо заботиться о сохранении великого государства. От этого зависит благополучие и европейского, и азиатского мира.
Под прикрытием конницы военачальники возвратились во дворец. Тела мертвых телохранителей еще лежали на лестницах как грозное предупреждение. Всем было ясно, что бедствия только начинаются. Военная дисциплина была нарушена. А без нее нельзя было создать ничего прочного в государстве.
Возвратившихся военачальников с широкой улыбкой на хитром лице поджидал Мелеагр.
Взглянув на Пердикку, Селевк внезапно понял, что дни Мелеагра сочтены. Беспокойный и честолюбивый военачальник непобедимой фаланги стал для нового хилиарха слишком опасен. Скоро Пердикка покажет всем, кто стал повелителем в государстве Александра.
На вновь собравшемся военном совете после ожесточенных споров был принят договор, по которому конница признавала решение пехоты. Арридей должен принять имя своего отца Филиппа и, несмотря на слабоумие и слабоволие, встать во главе государства. В свою очередь пехота соглашалась с решением конницы: сына Роксаны после его рождения считать соправителем, дав ему имя Александр. Когда он достигнет совершеннолетия, власть будет передана ему.
В этот роковой для государства день трон передали сразу двоим: слабоумному взрослому и еще не родившемуся ребенку.
Все дела было решено возложить на Антипатра – наместника Македонии и автономного стратега эллинского союза, на Пердикку – хилиарха Азии – и на Кратера, находившегося с ветеранами на пути в Грецию. Кратер был объявлен защитником интересов царской власти, которую теперь получил Арридей. После рождения законного наследника Кратер должен был стать опекуном ребенка.
Перенос тела царя в храм Амона в Египте был поручен Арридею.
Все воины единогласно поклялись признать новый договор.
Под предводительством Мелеагра фаланги выступили из города. Под стенами города они соединились с отрядами конницы во главе с Пердиккой.
Непобедимое войско, созданное Александром и его верными соратниками, снова стало одним целым.
Теперь Пердикка имел возможность распоряжаться делами государства, ведь вновь избранный царь был лишен и силы, и самостоятельности.
Царственное происхождение Пердикки, его высокое звание хилиарха, многолетняя служба вблизи македонских царей Филиппа и Александра, проницательный ум и повелительный характер создавали ему видимое превосходство над другими военачальниками.
Получив в свои руки высшую власть, Пердикка сразу же приступил к решительным действиям, чтобы показать: при необходимости он намерен поступать по всей строгости законов даже с македонянами. Прежде всего он решил свести счеты с Мелеагром, которого ненавидел и одновременно боялся. Доверие к Мелеагру фаланг делало его особенно опасным.
Во время бунта пехоты македоняне убили македонян. Необходимо было торжественное очищение перед богами, чтобы снять этот грех с войска.
На огромной равнине вблизи могучих стен Вавилона была разрезана на две одинаковые части собака. Обе половины были положены на некотором расстоянии друг от друга. Между частями походным строем прошло все войско, впереди воины пронесли боевое оружие Александра Великого. За первой колонной на носилках следовал царь Филипп Третий, окруженный телохранителями и знатью.
По окончании очищения войско выстроилось в две линии друг против друга: с одной стороны конница и боевые слоны под предводительством царя Филиппа Третьего и хилиарха Пердикки, с другой – пехота под предводительством Мелеагра. Воины забеспокоились, почувствовав, что с ними хотят сыграть злую шутку, – спастись на равнине от конницы и слонов пешим было невозможно.
Вместе с новым царем Пердикка во главе отряда конницы подскакал к Мелеагру, стоящему около своих фаланг.
Наступило тревожное затишье перед бурей. Все ждали, чем оно закончится.
Военачальники заметили перемену, внезапно происшедшую с Пердиккой. Глаза его пылали таким гневом, на который он, как до сих пор казалось, не был способен. Грозный голос был обращен к пешим воинам:
– Именем царя Филиппа Третьего приказываю выдать зачинщиков последнего мятежа. В случае отказа конница перейдет в наступление и пустит на фаланги слонов.
Селевк и Птолемей переглянулись. В их глазах отразилось смятение. Неужели Пердикка пойдет на казнь воинов-победителей?
«Он решил одним жестоким ударом вернуть воинскую дисциплину», – подумал Селевк.
«Он хочет быть уверенным в войске, предвидя дальнейшие опасности», – рассудил Птолемей.
Командующий фалангами, принесший Александру победы в битвах при Гранике, при Иссе, в решающем сражении при Гавгамелах, уцелевший в Гедросийской пустыне, взволнованно переговаривался со своими воинами. Мелеагр был встревожен. Он убеждал воинов, что лучше потерять нескольких человек, чем подвергнуть неминуемой гибели всех.
Вперед выступили тридцать ветеранов. У многих из них на лицах и телах были глубокие шрамы от полученных в боях ран. Они выстояли в битвах с чужаками, а теперь им предстояло погибнуть от рук своих же македонян.
Старейший из воинов бросил укоризненный взгляд на Пердикку:
– Наша гибель не принесет тебе славы, а только бесславие. А жаль, ты был хорошим полководцем.
И, обратившись к товарищам, сказал:
– Встретим смерть достойно, как подобает воинам великого Александра.
Подняв глаза к небу, ветеран с тоской добавил:
– Как жаль, что не удастся увидеть родную Македонию.
Пердикка старался не смотреть в глаза выступившим вперед смельчакам. Он подумал, что было бы хорошо прямо сейчас казнить и Мелеагра. Но за Мелеагром стояли преданные ему воины, и испытывать их терпение больше не следовало. Пердикка решил выждать удобный момент для расправы с Мелеагром, ставшим всего за несколько дней его злейшим врагом. Найти предлог будет нетрудно: он скажет, что Мелеагр злоумышлял против его жизни, а потому заслужил смерть.
Все ждали, что новый царь и хилиарх одумаются и отменят свое решение. Однако этого не произошло. Воины были связаны, брошены под ноги слонам и раздавлены.
Во время этой ужасной казни Мелеагр мужественно стоял во главе фаланг, как на поле боя с врагом. Вглядываясь в суровое непроницаемое лицо Пердикки, Мелеагр не сомневался: его конец тоже близок.
Этой казнью хилиарх Пердикка начал свое правление.
Молча верхом на лошадях Птолемей и Селевк в сопровождении телохранителей возвращались в Вавилон. Их чувства от только что происшедшего были одинаковыми. Но горе Селевка было сильнее, ведь именно с Пердиккой он бок о бок участвовал во многих сражениях. Что за перемена произошла после внезапной смерти царя с их боевым другом? Слезы выступили на глазах Селевка. Птолемей коснулся руки друга и пожал ее. Селевк с благодарностью вернул пожатие. Оба военачальника не испытывали, как в былые годы, радости от предстоящей на днях встречи на совете с Пердиккой. Отныне он стал предателем союза друзей великого царя.
– Много усилий потребуется Пердикке, чтобы уничтожить тяжелое впечатление, произведенное на македонян жестокой расправой с ветеранами, – печально проговорил Селевк.
– Страшное убийство воинов не последнее для Пердикки. Поверь, это только начало, – заметил Птолемей. – Пердикка изменился не за эти несколько дней, а сразу же после смерти Гефестиона. Он упорно шел к своей цели, стремясь занять в сердце Александра место его лучшего друга и стать вторым лицом в государстве.
– Почему же ты поддержал его на военном совете? – удивился Селевк.
Птолемей взглянул на друга.
– Завтра встретимся и поговорим. А сейчас едем по домам. Перед решающей битвой нужно привести в порядок свои мысли и чувства.
Друзья въехали в город и, миновав дорогу Мардукка, расстались…
Впервые – последние дни Селевк подумал об Апаме. Слишком много произошло непредвиденных трагических событий. Войдя во дворец, он направился в свои покои и приказал никого к себе не впускать, решив побыть в одиночестве. Он никого не хотел видеть, даже Апаму. Усталость и тревожные думы навалились всей своей тяжестью. В случившемся Селевк чувствовал и свою вину. Но события развивались так стремительно! Мысли снова и снова возвращались к Пердикке. Селевк вспомнил штурм Галикарнаса. После дня, проведенного в непрерывных изнурительных боях, Пердикка не дал себе ни минуты передышки и, израненный, только после одержанной македонянами победы вернулся в лагерь. Селевк вспомнил Пердикку и в битве при Гавгамелах. Он сидел на коне, в руках сверкал меч. И он прорубал себе путь через вражеские ряды, словно Геракл, восставший против своих неприятелей.
Селевк вдруг отчетливо понял, что навсегда потерял старого друга. Вновь, как после смерти Гефестиона, а затем Александра, он испытал чувство глубокой печали от этой потери.
Утром в спальню Селевка, расталкивая преграждающих путь телохранителей, ворвался Лисимах. С порога он крикнул:
– Ночью убили Мелеагра!
– Где? – Селевк вскочил с ложа.
– В храме. По приказу Арридея и Пердикки.
Селевк ужаснулся:
– Мелеагр предложил избрать Арридея царем, а тот приказал его убить!
Лисимах приблизился к Селевку.
– Тебе не кажется, что убийство Мелеагра – это предупреждение всем нам, ближайшим сподвижникам Александра?
– Но ведь Пердикка всегда был нашим другом.
– Вот именно был. Отныне, Селевк, он будет убирать со своего пути всех, кто с ним не согласен.
«Или мы уберем его, – подумал Селевк и содрогнулся. – Из нашей семерки сподвижников Александра осталось лишь четверо. Пятый, Кратер, приближается к Македонии. Ушел из жизни Гефестион. И предал законы дружбы Пердикка».
Своими мыслями Селевк пока решил ни с кем не делиться. Даже друзьям не следует знать, что творится у него в голове. Исключение можно сделать лишь для Птолемея.
6
После страшных дней болезни и смерти Александра, после казни тридцати македонских воинов душа Селевка не находила успокоения. Он дорожил жизнью каждого солдата и теперь корил себя, что не воспрепятствовал убийству своих товарищей по походам. Сообщение Лисимаха об убийстве Мелеагра еще более усугубило душевную боль. Селевк не выходил из своей спальни уже пятые сутки. Каждое утро и каждый вечер он слышал шаги Апамы и ее голос:
– Селевк!
Он молчал.
Селевк не мог справиться с отчаянием от потери любимого полководца и друга. Тоска валила его на ложе. Александр как живой стоял перед ним. Вот они, тринадцатилетние подростки, вместе внимательно слушают рассуждения Аристотеля о том, что хорошее государство больше всего стремится к тому, чтобы все в нем были равны. На слова Александра, что монархия, таким образом, противоестественный политический строй, философ заметил: монархия – это нормальный строй, ненормальный – тирания. Тиран возбуждает среди своих подданных взаимную вражду, чтобы общая вражда не обратилась против него самого. Александр уже тогда, в тринадцать лет, сказал, что земля невелика и он завоюет ее вместе со своими друзьями. Все страны на земле будут одним царством царя Македонского! И вот он, Селевк, предводитель царских гипаспистов, сражается рядом с Александром. Вот они вместе в Индии переходят реку. Сплошной водопад дождя хлынул на них с неба. Только железная дисциплина держала воинов. И они победили в неистовой схватке могущественного индийского раджу Пора.
– О Александр! – снова и снова звал безвременно ушедшего из жизни друга и кумира Селевк.
Слыша стенания мужа, Апама с трудом подавляла желание закричать, заплакать, разбить что-то, нарушив давящую тишину. Беспокойство ее по поводу поведения Селевка нарастало. Человек, которого она так любила, находясь совсем рядом, отдалялся и снова по вине Александра. Апама с горечью обнаружила, что умерший царь сохранил свое влияние на ее мужа. Она не сомневалась, что вскоре имя Александра окружат ореолом немеркнущей славы, над которым не будут властны даже его многочисленные жертвы. Она не видела Селевка больше месяца, а в последнюю встречу, сообщив о скором рождении сына, заметила его отсутствующий взгляд. В тот момент она поняла, что новые события бросили Селевка в водоворот жизни, где ей не было места.
Она испытывала чувства отчаяния и потерянности в этом враждебном мире македонян. Она так нуждалась сейчас в Селевке, в его любви, в его нежности, но ему было не до нее.
Апама направилась на женскую половину дворца. На террасе она увидела мать, которая смотрела на солнце, огромное и багровое. Пармес напоминала богиню возмездия, которая наблюдает за гибелью огромного царства.
Апама неслышно подошла к матери, прижалась сзади к ее плечу и тихо спросила:
– Мама, почему он не хочет меня видеть?
По голосу дочери Пармес поняла, что та готова заплакать, и, повернувшись, нежно погладила ее руку.
– Не стоит так расстраиваться.
Апама удержалась от слез, но голос ее задрожал:
– Неужели Александр, даже мертвый, Селевку дороже меня?
– Он скорбит по умершему другу.
– Но почему он так упорно отказывается видеть меня?
– Александр давно завладел душой твоего мужа.
В голосе Пармес внезапно зазвучало торжество:
– Македонский царь себя полностью истратил. Интриги, пиры, битвы. Сражался как лев, в самой гуще мечей и копий. Но стоны покоренных и их проклятья сил не прибавляют. Сколько пролитой крови, сколько разрушенных до основания городов… Боги решили показать свою власть над смертным. Ахура-Мазде было угодно отправить Александра в царство Аримана.
Последние лучи солнца освещали пурпурные персидские розы.
– Во время одного из сражений в Согдиане садилось такое же кровавое солнце. Это было траурное солнце, но тогда оставалась надежда. А сегодня больше надежды нет. По приказу Александра мой муж убит. Умер и сам Александр, и мне теперь некому мстить. Месть свершилась по воле богов.
По лицу Пармес потекли слезы.
– Но даже мертвый Александр по-прежнему властвует над своими подданными, – тихо произнесла Апама.
В ее душе росло возмущение, но вместе с гневом и ненавистью вернулось желание бороться за сердце Селевка. Она знала, что Селевк по-прежнему любит ее, ни на мгновение не сомневалась в этом. Апаме не нравилось бездействие. Это было противно ее природе. В ней текла кровь отца-бунтаря. Она не станет очередной персидской затворницей. Нет и нет. Апама вдруг поняла, что ее ребенок – единственная возможность избежать судьбы знатных персидских женщин. Он будет выдающимся полководцем, как отец. Она молилась в Экбатанах у ног богини Анагиты. И теперь Анагита вознаградила ее беременностью. Воспитание достойного сына – главная цель жизни женщины.
– Боги добры к тем, кто их почитает, – услышала Апама за спиной слова матери, как подтверждение ее мыслей.
Проводив Пармес в отведенные ей покои, Апама отправилась к жрецу и попросила провести малое жертвоприношение. Жрец велел служителям принести в жертву белого новорожденного козленка. Внутренности козленка явили знаки хорошего здоровья для матери и ее будущего ребенка, а также знаки высшей власти для отца.
Апама осталась довольна результатами гадания.
Вечером она долго не ложилась спать. Легкий ветерок доносил в спальню свежесть и аромат сада. Но Апама опять оставалась одна. Еще один долгий день! Еще одна ночь! Хотя Селевк был совсем рядом. Она задумалась. Почему Селевк так привязан к Александру? Почему так скорбит о нем? Она в деталях вспоминала рассказы мужа. Александр победоносно прошел через всю Малую Азию и Персию до таинственной страны, именуемой Индией. И повсюду, как рассказывал Селевк, его встречали с радостью и ликованием. Селевк был убежден, что в истории не существовало другого царя, которого так радостно приветствовали бы завоеванные им народы. Он считал, что Александр не приносил им тяготы и лишения, что он мечтал о гармонии и единстве между народами, любил всех людей и почитал все религии мира.
Апама усмехнулась. Для претворения в жизнь своей великой мечты всесильный завоеватель использовал военную силу. Внезапно она поймала себя на мысли, что впервые по-настоящему поняла все величие замыслов Македонца. И тихо заговорила сама с собой:
– Теперь только ты, Селевк, можешь воплотить в жизнь честолюбивые замыслы Александра. Ты умнее, талантливее и дальновиднее всех его сподвижников. Почему бы нам с тобой не завести множество детей, как мечтал Александр, в Сузах, чтобы они, наши дети, правили всеми народами! Твои друзья не поддержали идею царя о дружеском слиянии людей Востока и Запада. Только ты один согласился с Александром, оставшись со мной. Значит, нашим детям суждено править его царством!..
О наследниках царя, которые скоро должны были появиться на свет, персиянка позабыла. Они словно не могли стать препятствием на ее пути.
Апама удобно расположилась на ложе, положив руку на живот. Он был не больше, чем месяц назад, но теперь она явственно чувствовала в себе новую жизнь.
Весь остаток ночи она разговаривала с сыном, рассказывала ему о его легендарном деде Спитамене, единственном, кто отважился на борьбу с македонским царем:
– Твой дед постоянно ускользал от врага. Больше двух лет полководцы Александра охотились за ним. И однажды Александр в гневе крикнул: «Ни один мой полководец не в силах справиться со Спитаменом! Значит, надо идти мне самому». Весть о том, что сам непобедимый Александр идет на борьбу со Спитаменом разнеслась по всей Согдиане. Дошла она и до твоего деда. Согдийские вельможи предложили ему сдаться на милость победителя, пока не поздно. Но он ответил: «Пока я жив, я буду сражаться с царем, который отнял у меня и моего народа землю и свободу!»
Апама, взволнованная нахлынувшими на нее воспоминаниями, поведала сыну о своих планах относительно его будущего, чтобы заранее, еще до рождения, вдохнуть в него величие:
– Ты должен превзойти Александра во всем и стать вместе со своим отцом повелителем его царства. Для этого я все сделаю. Твой отец будет повелевать судьбой, как и Александр. Он – выдающийся полководец. Он подготовит могущественную, непобедимую армию. Запомни, малыш: армия – это сила, это надежда, это защита, это власть, это слава! Все в мире подвластно армии…
Когда в спальню ворвались первые лучи солнца, успокоенная и умиротворенная Апама погрузилась в глубокий сон.
На следующий день Пармес сообщила дочери о своем отъезде. Когда спала дневная жара, она предложила:
– Пойдем полюбуемся садами Семирамиды. Ведь они находятся совсем рядом от твоего дворца.
Великолепные висячие сады с редкими породами деревьев и ароматными цветами в знойной Вавилонии были поистине чудом света. Они были разбиты на насыпных террасах, покоящихся на сводах. Своды поддерживались мощными высокими колоннами, расположенными внутри каждого этажа.
Апама и Пармес неспешно прогуливались по аллеям и террасам садов в сопровождении рабов, которые шли в отдалении, чтобы не мешать беседе.
Мать и дочь долго шли молча, стараясь запечатлеть в памяти последние часы перед расставанием. Апама заговорила первой:
– Ты огорчаешь меня тем, что уезжаешь так скоро. Почему бы тебе не побыть здесь еще? Не провести со мной лето? Останься, я не хочу, чтобы ты уезжала.
– У тебя своя жизнь, Апама. И я здесь сейчас лишняя. – Пармес постаралась стряхнуть с себя печаль. – Я хочу видеть тебя счастливой. Если это возможно…
– Конечно, возможно, – улыбнулась Апама. – И ты никогда не будешь в моем доме лишней. Тем более, что у тебя скоро появится внук, твой наследник и наследник моего отца Спитамена.
– Нет, Апама, – решительно возразила Пармес, – его отец – македонянин. Твой сын будет наследником идей Александра. Моя битва проиграна. Мне следует срочно уехать, чтобы забыть обо всем и не мешать тебе жить. Впереди у тебя и у Селевка длинная дорога. Мне кажется, позволь мне сказать правду, что Селевк совсем не знает тебя, так же как ты не знаешь его. Вы встретились по воле царя Александра, полюбили друг друга и больше ничего не хотели знать. Но вы оба из совершенно разных миров. Постарайся понять мир Селевка, взгляни на происходящее его глазами, стань частью его души, проникни в его мысли. Ты сильная, как и твой отец, и многого можешь добиться и для себя, и для сына. Помни только одно: любовь заслуживает того, чтобы ради нее жертвовать всем.
– Ты права, мама. Я собираюсь отныне смотреть на мир глазами Селевка. Но мне будет так не хватать тебя.
Апама прижалась к матери, вдохнула исходящие от нее запахи трав и цветов. Близость дочери и ее слова растрогали Пармес. Она поцеловала Апаму и отступила на несколько шагов.
– Мы будем находиться не настолько далеко друг от друга, чтобы нельзя было при необходимости встретиться.
Пармес наклонилась над одним из диковинных кустов с яркими цветами.
– В юности я часто бывала здесь вместе с царскими женами и их детьми. Какую прекрасную память оставила о себе царица Семирамида!
– Она была великая царица! – с почтением произнесла Апама. – Как и царь Александр, она дошла со своим войском до самой Индии.
Пармес с удивлением вскинула брови:
– Что еще ты знаешь о царице Семирамиде?
– Семирамида была выдающимся полководцем. Одержала славные победы! Покорила мидийское царство. Затем отправилась в Египет, Ливию, Эфиопию. Тридцатилетняя война, которую вела Семирамида, во многом напоминает войны Александра.
– Лучше быть просто женщиной, преданной женой своего мужа. Война – удел мужчин…
Но Апама, погруженная в свои мысли, словно не слыша мать, продолжала:
– Мне бы тоже хотелось многого достичь ради сына.
– Например?
– Разве Селевк не может стать царем, тоже достичь Индии и покорить ее?
Пармес вдруг отчетливо поняла, как сильно изменился характер ее дочери. Испуганной девочки не было и в помине.
– Кстати, эти сады были созданы вовсе не Семирамидой и даже не во времена ее царствования, а гораздо позже, – сказала Апама.
– Расскажи! Мне ничего не известно об этом.
– Они были построены по приказу царя Навуходоносора для его любимой жены Амитис – мидийской царевны. Она в пыльном и душном Вавилоне тосковала по зеленым холмам Мидии. Навуходоносор окружил свою жену роскошью, беспримерной в те времена. В повозках, запряженных волами, в Вавилон привозили со всего света деревья и кустарники, завернутые во влажные ткани, семена редких трав и цветов. День и ночь сотни рабов вращали подъемные колеса с кожаными ведрами, подавая в сады воду из Евфрата.
– Кто рассказал тебе об этом?
– Селевк! Он знает много интересных историй, многим интересуется. Его, как и самого Александра, обучал великий философ Аристотель. Я хочу еще многое узнать. Это так интересно!
Прогуливаясь по тенистым аллеям одной из террас, женщины дошли до усыпальницы Семирамиды.
– Во время одной из прогулок Селевк рассказал мне, что царь Дарий Первый, покидая Вавилон после захвата города, посетил гробницу царицы Семирамиды, – заговорила Апама. – Его привлекла надпись: «Если кому-то из царей будут нужны деньги, то пусть откроет мою усыпальницу и возьмет, сколько надо». Дарий нуждался в деньгах и приказал открыть гробницу. Однако, войдя внутрь, он не обнаружил ни саркофага с останками Семирамиды, ни сокровищ. Царь увидел только надпись, высеченную на стене могильной камеры: «Дурной ты человек и до денег жадный – иначе не стал бы тревожить мертвых». Поняв, что древняя правительница посмеялась над ним, Дарий, однако, не стал в отместку разрушать ее ложную усыпальницу и приказал слугам опять замуровать вход.
Пармес внимательно выслушала рассказ дочери.
– Поучительная история, – проговорила она. – Дарий Первый был великий строитель. Он построил дорогу от Эллинского моря до Суз, возвел дворцы в Сузах и Персеполе. Он много строил, а македонский царь много разрушал, не пощадил даже персепольский дворец.
Апама, слушая мать, внимательно вглядывалась в даль.
– Присядь на скамью, мама, и подожди меня здесь.
– Ты куда? – встревожилась Пармес.
– Тише…
Заботливо усадив мать в тени пальм и приказав рабам никуда не отходить от нее, Апама скрылась за деревьями. Она увидела вдали Пердикку и царицу Роксану. Что-то подсказало ей, что эта их встреча таит в себе опасность для Селевка и его друзей. Неслышно приблизившись к беседующим, Апама притаилась за стволом огромного раскидистого дерева. Сердце ее лихорадочно билось, но она не думала об опасности. Осторожно оглядевшись, она не обнаружила никого из охраны царицы, значит, разговор был тайным.
Красивое лицо Роксаны, освещенное последними лучами заходящего солнца, показалось Апаме взволнованным. Она прислушалась к разговору.
– Пердикка, моя просьба вызвана только заботой о будущем сына твоего ближайшего друга и повелителя. Александр в последние минуты жизни именно тебе доверил печать, а значит, и власть. Я надеюсь, что ты правильно оценишь мою просьбу. Только тебе я могу теперь доверить судьбу наследника престола и свою жизнь.
Пердикка склонился в почтительном поклоне.
– Я слушаю тебя внимательно, царица.
– Статира откликнулась на наше с тобой послание и приехала вместе со своей сестрой Дрипетидой проститься с Александром?
– Сегодня утром я их встретил и устроил на женской половине дворца рядом с гаремом в роскошных покоях, которые ты указала.
– Они приехали со своей свитой?
– Да, как положено.
– Размести свиту от них подальше.
На лице Пердикки Апама заметила удивление. Внезапно она догадалась о замысле Роксаны, вспомнила тревогу Селевка за судьбу доброй и нежной Статиры. Селевк говорил после свадеб в Сузах, что, если дороги Статиры и Роксаны вдруг когда-нибудь пересекутся, месть Роксаны будет жестокой. Недаром царь Александр оставил Статиру в Сузах.
Роксана огляделась. Апаме показалось, что пронзительный взгляд царицы задержался на дереве, за которым она притаилась. В это время она внимательно разглядела ее лицо: карие глаза, чувственный рот, безупречный овал лица цвета слоновой кости. Красивая, но персидский царь Дарий никогда не сделал бы ее больше, чем наложницей. Роксана словно носила в себе опасное, все сжигающее на своем пути пламя – это, вероятно, и привлекало в ней Александра.
Апама расслышала тихий шепот:
– Пердикка, ты должен приказать убить Статиру. Если она придет к власти, то изберет своей мишенью истинного наследника, моего сына, которого вы все единогласно решили назвать Александром в память о его великом отце. Статира умна. Она сумеет завоевать сочувствие. А главное – она дочь царя Дария и все персы будут на ее стороне. А персы сейчас составляют больше половины войска.
Пердикка долго молчал, раздумывая. Слова Роксаны, вероятно, ошеломили его: он был воином и не привык тайно убивать, а тем более женщин. В конце концов он произнес:
Читать бесплатно другие книги:
