Саламандра Никитина Елена
Я храбро выпила, даже не чувствуя вкуса. Мне было абсолютно все равно, чего она туда напихала, хоть дохлых червяков, только бы помогло и не стошнило. Помогло, притом довольно быстро. Ура! Жизнь постепенно налаживалась.
Через полчаса, сытая и вполне дееспособная, я уже была готова отправиться в путь, однако Корн немного запаздывал. Знамо бы дело, еще поспала. И чего меня так рано Сцинна разбудила?
— Сатия, я хочу тебе кое-что сказать, — подошла ко мне почти вплотную молодая знахарка. — Я не знаю, кто ты такая на самом деле и, наверное, не хочу знать — думаю, ты бы рассказала, если бы сочла нужным, а лезть к тебе в душу насильно мне не хочется, — но ты сделала для меня слишком много, так много, как не делал еще никто.
— Сцинна, перестань, мы уже вчера все это обсудили, — попыталась я отмахнуться, но она жестом попросила меня не перебивать.
— Я всегда подозревала, что люди и нелюди никогда не встречаются просто так, а тебя мне, можно сказать, сам Вершитель послал. Спасибо тебе огромное! И вот возьми, это самое малое, что я могу тебе сейчас дать.
— Что это? — удивленно спросила я, разглядывая вложенный в мою ладонь маленький амулет в виде листка клевера.
— Это мой именной знак, — пояснила знахарка. — Если тебе понадобится помощь настоящего мага, даже если все вокруг будут твердить, что твое дело абсолютно безнадежно, то этот листочек поможет тебе найти одну ведьму, которая живет недалеко от нейтральных земель Царства Леса. Она тебе поможет.
— А ты откуда ее знаешь, это же так далеко?
Что-то не похоже, чтобы Сцинна предпринимала такое далекое и опасное путешествие, но в ответ она лишь загадочно улыбнулась:
— Неважно. Просто поверь мне. Только не очень удивляйся, когда увидишь ее, она тетка немного со сдвигом, но очень сильная и могущественная. И вот еще… этим амулетом можешь воспользоваться только ты и всего один раз — когда ситуация будет совсем аховая.
— Спасибо, Сцинна. — Я усиленно боролась с предательской дрожью в руках. — У меня никогда не было настоящих подруг, но ты дала мне понять, что есть те, кто ценит тебя саму, а не твой социальный статус. Уверена, что не хочешь знать, кто я?
— Скорее нет, чем да, — пожала плечами знахарка. — Пусть это так и останется твоей тайной. Есть вещи, о которых лучше не знать.
Что ж, в чем-то она права. Меньше знаешь, дольше радуешься жизни.
— Спасибо… — только и смогла выдавить я.
В утренней предрассветной тишине послышался топот копыт, а через пару минут — стук в дверь и голос Корна:
— Сцинна, надеюсь, эта соня уже встала? Если нет, то я уеду без нее.
— Встала, встала, — отозвалась несостоявшаяся ведьма и снова повернулась ко мне: — Я не умею предсказывать будущее, но что-то подсказывает мне, что на твоем пути будет много испытаний, удач и неудач, слез и радости, могущественных врагов и верных друзей, которые всегда помогут в трудную минуту, как ты помогла мне. И ты обязательно встретишь свою любовь и будешь счастлива. Главное, не вешай нос и будь всегда сама собой. А теперь иди, не люблю прощаться, тем более — навсегда.
— Может, мы еще свидимся, — не желала верить ее последним словам я.
— Может…
Я дошла до двери и обернулась.
— Сцинна, можно последнюю просьбу?
— Конечно!
— Налей мне с собой немного твоего волшебного антипохмельного снадобья, которым ты напоила меня утром. Мне кажется, такая вещь может очень пригодиться.
— Боже мой, Сатия, ты просто прелесть! Думать на пороге неизвестности о таких вещах…
— Ну надо же о чем-то подумать, — весело улыбнулась я, пряча в рюкзак флягу. — Буду хранить как зеницу ока, жидкость-то наиценнейшая.
— Иди уже, а то Корн и впрямь уедет, он ждать не любит. — И знахарка бесцеремонно выпихнула меня на улицу.
Корн без меня не уехал. Он терпеливо поджидал, пока мы со Сцинной простимся, и, едва я запрыгнула в телегу, тронул поводья. Лошадка весело потрусила по пустынной безлюдной дороге, но уже во многих окнах зажигался свет, начинали дымить трубы, в сараях подавала голос недоеная скотина. Деревня медленно просыпалась.
До самой околицы мы ехали молча. Я устроилась на душистой охапке соломы, прислонившись спиной к большому сундуку с оружейным заказом, и восторженно смотрела на восход солнца. Огромный огненный шар медленно выползал из-за края земли слева от нас, окрашивая небо всеми цветами желто-оранжевого, пока не взорвался яркой ослепительной вспышкой. Я невольно зажмурилась и поняла, что передо мной открывается целый мир, такой таинственный и восхитительный, полный загадок и удивительных приключений. Мне вдруг стало легко и спокойно. Что может со мной случиться, когда светит такое замечательное солнце, когда вокруг заливаются невидимые птицы, а под ногами стелется бесконечная дорога? Конечно же ничего! Настоящая жизнь только начинается!
Нисколечко не удивившись своему зашкаливающему оптимизму, я прикрыла глаза и со счастливой улыбкой на губах сладко заснула. Мне снились какие-то заоблачные дали, полеты над облаками, невиданные цветы и животные — в общем, экзотикой меня во сне побаловали изрядно. И это было так здорово!
Проснулась я только после полудня, когда солнце стояло высоко над головой и нещадно припекало макушку. Ощущение, честно говоря, не из приятных. Кому понравится, что его медленно, но верно поджаривают? Я потянулась, расправляя затекшие мышцы, и огляделась.
Мы ехали по хорошо наезженной дороге, по обеим сторонам которой поднимался густой труднопроходимый лес. Вот в таком только всякой гадости кровожадной и водиться, неожиданно подумалось мне. Но рассыпанные по обочине нежные разномастные цветочки сразу развеяли все мои страхи. Даже если тут кто и водится, то мне все равно, пусть водится себе на здоровье.
— Выспалась? — спросил Корн, оборачиваясь ко мне через плечо. Интересно, его привлек шорох соломы или похрустывание моих онемевших косточек? Скорее всего, и то, и другое.
— Ага, — радостно сообщила я. — Мне кажется, что я никогда в жизни так здорово не высыпалась. Так и тянет сделать что-нибудь эдакое.
— Это потому что на свежем воздухе, — усмехнулся оружейник, уже снова глядя вперед на дорогу. — Да еще и телега укачивает.
— Наверное.
Мне было так хорошо, что спорить и даже разговаривать особо не хотелось.
— Я там тебе приготовил кое-что, — немного помолчав, снова заговорил Корн. — Справа от сундука под соломой.
— А что там? — удивленно спросила я его широченную спину.
— Посмотри — узнаешь. Думаю, тебе понравится.
И что сегодня за день такой? Судьба так подозрительно щедра на подарки. И ведь приятно как!
Я послушно пошарила в указанном месте, и моя ладонь наткнулась на что-то длинное и прохладное. Так, посмотрим, что у нас там. В лучах солнца тускло блеснул тот самый небольшой эльфийский меч, который мне так приглянулся позавчера в оружейной Корна. Отполированный до зеркального блеска лунный металл, очень похожий на серебро, но более светлый, на ярком солнце потерял всю свою изначальную привлекательность, став блеклым и некрасивым. Охранная гравировка эльфийского мастера — плеть цветущего вьюнка — змеилась по всей длине узкого лезвия, уходя на рукоять витиеватым узором в виде переплетенных ветвей и язычков пламени. Надо же, а в прошлый раз я огоньков не заметила. Интересная вещица, очень интересная. И странная. По всему выходит, это не просто красивая железка, изготовленная искусным мастером, а оружие Луны. Отец рассказывал про такие. Эти мечи ночью подпитываются лунным светом и способны направлять движение своего хозяина гораздо лучше, чем воин сделал бы это сам. В бою с таким мечом даже выспаться можно, он направит руку в более выгодную позицию и отразит самую сложную атаку. Вот только днем его магическая сила пропадает бесследно и кроме как на себя в атаке или защите надеяться с ним не на что. Странно, конечно, что мне этот меч сразу так приглянулся, но ладонь категорически не хочет с ним расставаться.
Я нежно провела пальцами по клинку и почувствовала легкую вибрацию и тепло в ответ на прикосновение. Неужели меч чувствует мое к нему отношение? Невероятно! Да, красавец, ты тоже мне очень нравишься, я, можно сказать, в тебя влюбилась с первого взгляда, но мне нечем заплатить за то, чтобы мы были вместе. Пока нечем. Может быть, позже, когда моя жизнь обретет хоть какое-то подобие спокойствия и уверенности в дальнейшем будущем, я вернусь за тобой, а сейчас… Извини…
— Ты хорошо с ним смотришься, — выдернул меня из трепетного созерцания Корн. — Умеешь обращаться?
Я подняла на него глаза и только сейчас заметила, что он почти полностью развернулся ко мне, предоставив лошадке полную свободу действий, и внимательно наблюдает за моей реакцией.
— Умею, но толку-то? — грустно вздохнула я. — Мне этот меч не по карману. Не трави душу.
— Он твой, Сатия. Только настоящий воин умеет не просто выбрать хорошее оружие, но еще и договориться с ним.
— Что значит договориться? — не поняла я. — И что значит — он мой? Корн, еще раз повторяю — у меня нет сейчас столько денег. Я помогла Сцинне, потому что это была жизненная необходимость, а без меча я уж как-нибудь смогу обойтись. У меня вон кинжалы и арбалет есть, и те, думаю, поржавеют раньше, чем я успею ими воспользоваться.
— Сатия, ты разговаривала с этим мечом, и он ответил тебе… признал своей подругой.
— Что?! Ты шутишь?
Значит, я последние свои мысли произнесла вслух? Какой кошмар! Корн теперь точно будет думать, что я сумасшедшая. Мне, конечно, по барабану его мнение, но все-таки выглядеть идиоткой, разговаривающей с вещами, в глазах человека, с которым придется провести еще несколько дней, как-то не очень хочется.
— Послушай, девочка, я на своем веку перевидал немало разного оружия, как самого обыкновенного, так и достаточно редкого, можно сказать единичного. И покупателей видел достаточно. Но лишь немногие умеют правильно выбрать себе меч. А ты не просто выбрала, но еще и смогла получить согласие такого непростого меча. Посмотри, его остро заточенное лезвие просто льнет к твоей ладони, а ты до сих пор еще не отчекрыжила себе ни одного пальца.
— И что, ты готов так запросто отдать его и ничего не потребовать взамен? — Мне с трудом верилось, что он говорит правду.
— Да. И давай больше не будем возвращаться к этому вопросу. Меч отныне принадлежит тебе, и пусть он послужит только на благое дело.
С этими словами Корн отвернулся от меня и, подобрав вожжи, прикрикнул на медленно плетущуюся лошадь, которая воспользовалась временной свободой и неторопливо обдирала придорожные кустики:
— А ну пшла, кукушка ленивая!
Лошадь возмущенно пофыркала, выказывая недовольство по поводу прерванной трапезы, но нелестное сравнение возымело свое действие — мы поехали гораздо быстрее.
— Корн, спасибо тебе! — очень искренне сказала я, присаживаясь рядом с ним на облучке. Мне почему-то очень захотелось чмокнуть этого немного странного здоровяка в щеку, но я решила не перебарщивать с благодарностью.
— Не за что, — кивнул он, даже не посмотрев в мою сторону.
— Давай я поведу, а ты поспи немного, встал ведь ни свет ни заря. Да и на солнце изрядно размаривает.
— Давай, — легко согласился он, перебираясь в телегу и устраиваясь по диагонали. Рост и сундук не позволяли ему вытянуться с большим комфортом, поэтому бедолаге пришлось ютиться в несколько скрюченном состоянии. — Тут пока дорога одна идет, — дал он последние наставления, отчаянно зевая, — а как до развилки доедем, налево повернешь. Если что — буди!
Тщательные поиски по всему Царству Гор ничего не дали. Несколько дней и ночей люди, нелюди и гномы, не жалея сил, бродили по самым глубоким расщелинам и труднопроходимым тропам, заглядывали под каждый камень и кустик, но все без толку. К поискам подключили даже таких редких, но незаменимых в этом нелегком деле ширгов. Эти маленькие коротенькие змейки с похожими на человеческие лицами не обладали сильным интеллектом, но могли найти все что угодно в пределах так любимых ими гор. Лишь бы оно дышало и двигалось. Но и ширги жену наследника тоже найти не смогли.
— Отец, ты уверен, что мы там ищем? — спросил Полоз, когда наконец понял, что четвертый раз горы обыскивать смысла нет, все и так уже ясно.
— Что ты имеешь в виду? — Настроение Владыки тоже не отличалось теперь излишним оптимизмом. Если вначале он еще надеялся на благополучный исход поисков, то теперь сильно сомневался. Упрямая невестка оказалась гораздо хитрее и проворнее, чем он думал.
— Ее нет в нашем царстве, — продолжил свои измышления Полоз, расхаживая по кабинету отца. — И уйти за его границы так быстро она не могла. Я не хочу верить, что ее растерзали дикие звери.
— Уйти не могла, а вот улететь…
Полоз резко остановился.
— Что ты имеешь в виду, отец?
— Я вот тут подумал… — Владыка подпер ладонью подбородок. — Девочка Мари сказала, что видела ее перед самым моим отъездом.
— И что?
— А не могла ли она воспользоваться нашими же грифонами?
— Вряд ли. — Полоз разочарованно махнул рукой и продолжил наматывать круги по кабинету. — Ты прекрасно знаешь, что грифоны не подпустят к тебе чужого.
— Человека — да, а вот крошечную ящерицу могут и не заметить.
— Ты хочешь сказать, что собственноручно выдворил мою жену из нашего дворца? — Молодой человек опустился в одно из кресел и расхохотался, закрыв лицо руками. Такая мысль не приходила ему в голову, и Полоз сначала посчитал ее глупой, но, немного подумав, пришел к выводу, что от Саламандры можно еще и не такого ожидать.
— Полоз, это совсем не смешно. — Владыка сумрачно смотрел на смеющегося сына и совсем не разделял его веселья. — Саламандру нужно найти во что бы то ни стало. И чем быстрей, тем лучше.
— Я понимаю, — кивнул Полоз, сразу став серьезным. — Допустим, ты прав. Что нам это дает? Где ее искать?
— Не знаю.
— И я не знаю.
Повисла напряженная тишина. Отец и сын задумались каждый о своем. Владыку беспокоил вопрос о наследнике. Традиция традицией, провидение провидением, но кто же мог подумать, что у этой Саламандры такой характер, от которого не просто выть хочется, но и любое проклятие милостью покажется. Она же ни на какие компромиссы идти не желает, не хочет понимать, насколько важна была их свадьба и брак в целом не только для Полоза, но и для всего Мира Царств в целом. И что теперь? Эта своенравная девчонка утерла всем нос своим побегом. Другого брака у Полоза теперь просто не может быть, при живой-то жене, а незаконнорожденные наследники исключаются просто потому, что их не может быть по определению. Первая Саламандра хорошо все продумала, проклиная род Владык и обрекая его на медленное, но верное вымирание.
А вот Полоза занимали несколько иные мысли. Он был взбешен не только самим поведением своей оригинальной супруги, но и тем, что ей удавалось так легко вывести его из себя. Полоз всегда отличался уравновешенным и расчетливым нравом, и ему это в себе нравилось, так было меньше шансов на ошибку. Но Саламандра ухитрилась всего за неполный месяц сломать эту холодность и смести расчетливость. Он чувствовал себя обманутым, было задето его самолюбие. Вот как теперь ему появиться в высшем обществе? Что подумают, узнав, что от него сбежала жена через несколько седмиц после свадьбы? Это же позор на весь их род! Такого Полоз терпеть был не намерен.
— Отец, наверное, все-таки придется ехать к Змею Горынычу, — первым нарушил он молчание.
— Это еще зачем? — непонимающе посмотрел Владыка на сына. — Сомневаюсь, что ты найдешь у него свою жену.
— Я больше чем уверен, что ее там нет, она слишком зла на отца, — невесело усмехнулся Полоз. — Но дело в том, что я так и не знаю, как моя жена выглядит. Вряд ли Саламандра и дальше бегает в облике ящерицы. Все-таки она в первую очередь человек, и долго пребывать в другой ипостаси ей трудно.
— Логично, — подтвердил Владыка. — А к Змею ты за каким лешим собрался? Портретик ее попросить? Забудь!
— Почему? Не ящерицу же мне искать в самом-то деле.
— А что ты ему скажешь? Что от тебя жена сбежала в неизвестном направлении? Ты себе можешь представить, что он тебе ответит? Я — нет. Скажи спасибо, если на кол не посадит. Что он о тебе подумает? Всего за пару седмиц его единственную дочь чуть ли не со свету сжили? И не докажешь потом, что она сама далеко не подарок, упрямая, как стадо баранов на краю пропасти.
Полоз задумался. Действительно, Горынычу вряд ли стоит говорить о том, что тут у них произошло, его реакция может быть более чем непредсказуемой. Международных скандалов только еще и не хватает для полного счастья. Последствия потом разгребать замучаешься. Значит, этот план отпадает.
— У меня есть идея получше, — выдернул Полоза из мрачных раздумий Владыка.
— Это какая же?
— Нужно найти того странного старика.
— Какого еще старика? — удивленно спросил Полоз, не понимая, о чем вообще идет речь. Да и тащиться куда-то ему совершенно не хотелось.
— Весть о Саламандре принес мне именно отшельник, — охотно пояснил Владыка. — Возможно, он же сможет чем-нибудь и помочь. В конце концов, ты ничего не теряешь.
— И почему у нас нет постоянного придворного мага? Сейчас бы не мучились, связываясь со всякого рода шарлатанами и выскочками. А все ты со своей излишней подозрительностью.
— Есть вещи и информация, которую лучше хранить подальше от тех, кто наделен хоть малой толикой магических способностей. В целях собственной безопасности, так сказать.
— Может, лучше к гадалке сходить? — вынес встречную альтернативу молодой человек. — Говорят, тоже неплохо помогает.
— Прекрати паясничать! Мы говорим о серьезных вещах! — вышел из себя Влад, со всей силы хлопнув ладонью по столу и снова опрокинув баночку с красными чернилами. Его терпение тоже окончательно истощилось. — Тебя сейчас должна волновать судьба нашего царства, которая по большому счету только в твоих руках, а ты мне тут чушь какую-то несешь про сомнительных гадалок. Лучше бы старших послушался, у которых опыта больше.
— А я не шучу, — зло ответил Полоз, резким движением поднимаясь с кресла. — Но я уже один раз тебя послушался, женился. И что в итоге? Должен бегать теперь за своей женой, неизвестно как выглядящей, по всему миру только для того, чтобы все опять вернулось на круги своя?
— Ты сначала ее верни, а потом уже мне претензии высказывай, — не остался в долгу Владыка. Уж больно задели его слова сына.
— И найду, не сомневайся. — Полоз надменно тряхнул головой. — Чего бы мне это ни стоило. Хотя бы только для того, чтобы доказать тебе, что мне не плевать на судьбу нашего царства, а то, я смотрю, ты стал во мне сильно сомневаться.
— Я в тебе не сомневаюсь, — пошел на попятную Владыка. Ссориться с сыном ему не хотелось. — Вот только под лежачий камень вода не течет. Пока ты будешь сидеть здесь сиднем, твой «говорящий попугайчик» вряд ли проникнется чувством вины и вернется.
Полоза затрясло от злости. До каких пор отец будет указывать ему на его молодой возраст и неумение оценивать серьезность ситуации? Он что, думает, его сын тупее дождевого червяка? Да ничего подобного! Он прекрасно понимает, в каком отвратительном положении сейчас находится и чем все это может грозить. С тех пор как эта паршивка сбежала, они только и делают, что ругаются. Раньше отец был более сдержанным, а тут как с цепи сорвался. И так положение самого Полоза хуже некуда, еще и он масла в огонь подливает. Интересно, а сама Саламандра в курсе, каких дров она тут наломала?
— А я и не собираюсь сидеть. Я уезжаю. Прямо сейчас. — Полоз развернулся и направился к двери, но, взявшись за ручку, повернулся к отцу. — Я вернусь, только когда найду ее. — И тихо добавил: — Или не вернусь вообще.
Хлопнула дверь, и Владыка остался один. Досадуя на свою несдержанность, он сдернул с головы золотой обруч и бросил его на стол. Начала немилосердно раскалываться голова. Еще никогда он не ругался так с сыном, и ссора оставила неприятное щемящее чувство в груди. Неужели из-за какой-то дурной девчонки, пусть и предназначенной Полозу самой судьбой, могут пошатнуться их внутрисемейные отношения? В последнее время нервы у всех и так были на пределе, что и говорить, но этот несносный мальчишка мог бы и попридержать свой язык, хотя бы из уважения к старшим. Так нет ведь…
Через полчаса Владыке доложили, что сын уехал. И ведь даже попрощаться не зашел, гордый самоуверенный упрямец.
— Закрыть все въезды и выезды из царства! — отдал Влад приказ прибежавшему на его зов верховному главнокомандующему. — Чтобы ни одна мышь за пределами Царства Гор не узнала о том, что у нас здесь происходит.
— А может, стоит ввести в курс дела… — попытался внести предложение старый воин.
— Нет! — отрезал Владыка. — Это дело чисто семейное, и, пока оно не разрешится, любой, кто посмеет открыть рот, будет немедленно казнен. Мною лично!
— Дивово болото! — вполголоса выругался Полоз, когда очередная кочка под ногой опасно ушла под воду и противная жижа залилась в сапог. — И за каким… я сюда вообще попал? А главное — как? И сдалась мне эта Саламандра! Зачем я только отца послушал? В последнее время все его советы мне боком обходятся. Женился по его протекции на более чем странной особе, чтоб ей в таком же «уютном» местечке всю оставшуюся жизнь прокуковать! Доберусь до нее — отшлепаю, несмотря на царское происхождение. На поиски сам, без отряда, отправился тоже по его подсказке… Или по собственной глупости? А, теперь это уже неважно. Но такое впечатление, что отец от меня досрочно избавиться решил. Мог бы и не напрягаться, все равно я по многовековому проклятию получаюсь последним Владыкой. Саламандра… последняя надежда… На что?
Полоз нашел более-менее устойчивое местечко и огляделся по сторонам. Над болотом поднимался сырой холодный туман, придававший этому и так негостеприимному месту зловещий оттенок. Туман постоянно двигался и принимал самые причудливые, а то и вовсе устрашающие очертания, больше похожие на заторможенные привидения, но Полоз был не из робкого десятка. Его не могли так просто напугать какие-то полупрозрачные тени, пусть и способные дергать за воротник и рукава или нагло пробираться под одежду, он лишь раздраженно отмахивался от них, а то и вовсе рубил мечом особо настырных. Вреда последним холодное оружие не наносило, но пугающие образы от соприкосновения с каленой сталью превращались в бесформенные массы, медленно тающие в воздухе, но тут же снова сгущаясь и приобретая новые не менее страшные формы.
Высокие деревья казались серыми и неживыми, а редкая травка даже у голодной коровы не вызвала бы ничего, кроме стойкого отвращения. В воздухе пахло гнилью и какими-то еще отвратительными испарениями. Даже кваканья лягушек не было слышно. Тишину нарушали лишь неприятные булькающие звуки, издаваемые поднимающимся на поверхность трясины газом, и редкое воронье карканье, больше похожее на зловещий смех.
И как только Полоз умудрился забрести в это Вершителем забытое место? Вокруг ведь был нормальный светлый лес, светило солнце, пели птицы, ничего предвещающего западню не наблюдалось, уж это бы наследник Золотоносных Гор точно заметил. И на тебе… Словно Лихой в свои владения завел на потеху извращенному самолюбию. А ведь Полоз всего лишь присел отдохнуть под деревом и собраться с мыслями, чтобы наметить себе дальнейший путь… Грифона он отпустил еще на границе, слишком приметная зверушка, а излишняя огласка его владыческой персоне была совершенно ни к чему. Лошадь можно и в ближайшем городе купить, не пешком же идти.
Сон сморил внезапно и больше походил на морок, а пробуждение оказалось и того неприятнее. Вместо приветливого лесного уголка, полного ярких красок и неугомонной жизни, вокруг стояла противная серость и уныние, а насколько хватало глаз, простиралось мерзкое зловонное болото.
Отчаянно ругаясь и костеря на все корки странного старика, принесшего не менее странное обручальное кольцо, отца, поверившего в эту чепуху, Змея Горыныча, дочери которого «посчастливилось» родиться саламандрой, и всех упрямых баб вместе взятых, Полоз прыгал с кочки на кочку через болотную жижу. Не все кочки попадались устойчивые и сговорчивые. Молодой человек несколько раз поскользнулся и чуть не навернулся в трясину, что настроения ему, естественно, не прибавило. Мерзкая сырость немилосердно пробиралась сквозь плотную ткань плаща, заставляя путешественника зябко поеживаться и постоянно поправлять сползающий с головы капюшон. А ведь совсем недавно было довольно жарко.
— Это же надо забраться в такую глушь! — снова принялся ругаться Полоз после того, как понял, что сапоги испорчены окончательно и бесповоротно. — Отец так радел за продолжение нашего рода, и что в итоге? Из-за его наивных верований в силу какой-то сомнительной легенды я, его последняя надежда и оплот, должен позорно погибнуть в этой вонючей луже!
В том, что живым из болота выбраться вряд ли удастся, Полоз был почти уверен. Не простое место оказалось, зачарованное. Кем и для чего — не все ли равно, но побороться за свою жизнь стоило, и еще как. Чтобы доказать отцу, что он достоин называться сыном Владыки Золотоносных Гор. Чтобы правители соседних царств не посмели обвинить его в слабости духа и бесславной кончине. Чтобы никто не посмел сказать, с трудом сдерживая жалостливую улыбку, что сын Владыки погиб не в геройском бою, а позорно утоп в болоте. Да хотя бы ради того, чтобы Саламандре жизнь раем не казалась! Вот только одно это стоило того, чтобы приложить максимум усилий и во что бы то ни стало выбраться из смертельной нескончаемой топи.
Подбадривая себя подобными оптимистичными мыслями, Полоз упорно продолжал идти вперед. Куда — уже неважно, одно было очевидно: не останавливаться, как бы сильно ни наваливалась усталость и слабость, как бы сильно ни хотелось закрыть глаза и уснуть на ближайшей упругой кочке. Молодой, но упрямый наследник продолжал бороздить болотные просторы, все чаще спотыкаясь и уже не обращая внимания на пугающие туманные всполохи, шарящие в складках одежды и облепляющие уже замерзшие конечности. Что-то сильно толкнуло Полоза в спину, он в очередной раз поскользнулся и, не удержав равновесия, с головой плюхнулся в счастливо чавкнувшую жижу, уже ни в какую не желавшую отпускать с таким трудом схваченную добычу. Мысль о том, чтобы сменить слабую человеческую ипостась на почти неуязвимую змеиную, пришла слишком поздно. Это было последнее, о чем Полоз успел с досадой подумать, прежде чем зловонная болотная вода накрыла его с головой.
До Верхограда мы благополучно добрались за два дня, останавливаясь на ночлег в небольших деревеньках, встречающихся нам на пути. Дорога была просчитана грамотно и досконально, Корна везде хорошо знали по причине его частых поездок и принимали как постоянного клиента, то есть более чем радушно.
Меня оружейник благоразумно выдавал за свою дальнюю родственницу, которая едет к своим еще более дальним родственникам в пригород Пармены на похороны двоюродного прадедушки. О том, что этот так неосмотрительно умерший прадедушка, если его без меня хоронить не будут, может десять раз протухнуть, пока я соизволю добраться до места, никто не подумал, но лишних вопросов нам не задавали. Видимо, авторитет оружейника был непререкаем. Ну в самом деле, кого волнует, кто едет с постоянным клиентом, всегда расплачивающимся по счетам и оставляющим неплохие чаевые? Незачем портить репутацию хорошего человека ненужными подозрениями, еще обидится. А любой торговец, умеющий считать прибыль, сам себе не враг. Пусть лучше будет откровенное вранье, чем хоть небольшие, но убытки.
Я вела себя скромно, стараясь полностью соответствовать образу бедной несчастной родственницы, не бывавшей до этого нигде дальше собственного огорода. В общем, косила под дурочку, и у меня вроде как неплохо получалось. Я даже платочек на деревенский манер себе повязала, чтобы слиться с ролью, наивно хлопала глазками и восхищенно млела от грубоватых комплиментов. Корн сдержанно улыбался, наблюдая за моими ужимками и восхищенными окающими возгласами.
— Сатия, по тебе явно театральные подмостки плачут, — продолжая посмеиваться, сказал мне оружейник, когда мы выехали из последней на нашем пути деревни со странным названием Горелки, где я разыграла целый спектакль по поводу увиденного якобы первый раз в жизни персикового дерева. Кстати, это чистая правда, у нас в Царстве Долины такие не растут. — Я же так скоро со смеху помру.
— Всего лишь следую придуманной тобой же легенде о бедной родственнице, — скромно ответила я, стаскивая с головы ставший ненавистным платок. И как его женщины постоянно носить могут? У меня уже шея от узла болит, и уши скоро к голове прилипнут. Может, я его неправильно завязываю? Осваивать эту новую сложную науку желания не было никакого. Надеюсь, она мне больше не пригодится.
Сам Верхоград мне не понравился. Город больше напоминал большую неухоженную деревню: очень грязно, бестолково и неуютно. И люди какие-то дерганые, злые. В центре хроническим прыщом возвышалась белая облупленная башня городской ратуши. Я даже не поленилась, сходила посмотреть поближе. Ужасное строение. Руки архитектору поотрывала бы за такое издевательство над искусством. Я бы даже тюрьмой постеснялась это сделать, а в нем городское правительство обретается. Кошмар! Простые жилые домишки, похожие на старых лягушек, скрученных радикулитом, вплотную теснились друг к другу, почти не оставляя места для прохода. И как тут люди живут?
— А тут особо и не живут, — ответил на мой вопрос Корн. Он как раз вернулся с очередной сделки, заказчик остался доволен выполненным заказом и разохотился еще на одну партию каких-то особо тяжелых мечей, поэтому Корн пребывал в прекрасном расположении духа и был немного навеселе. — Верхоград — исключительно торговый город, здесь все сдается и снимается, продается и покупается. Если нужно найти что-то несуществующее, то тебе прямиком сюда, здесь это обязательно отыщут, продадут, да еще и красиво упакуют. И поверь мне, отбоя от желающих сюда попасть нет.
М-да. Наверное, я чего-то не понимаю в жизни, но попадать сюда второй раз у меня желания не было никакого, скорее наоборот — свалить бы подобру-поздорову. Я же продавать и покупать ничего не собираюсь.
Ко всему прочему гостиница, где мы остановились, была просто ужасной, такой же грязной и зловонной, как и сам город. Даже из-за плотно прикрытой двери слышался пьяный смех и громкие разговоры постояльцев. Не удивлюсь, если тут и мелкая кровососущая живность обитает. Я брезгливо оглядела снятую комнатку, тесную, с покосившимися ставнями, один из которых висел на одной петле, а другой и вовсе не закрывался, и меня передернуло. Тут и умещалась-то единственная продавленная кровать да две табуретки. А довершал отвратительную картину вид из окна, он открывался прямо на городскую ратушу, что хорошего настроения мне, естественно, не прибавляло.
— Расслабься, Сатия, потерпи до завтра, — продолжал увещевать меня оружейник. Он прекрасно видел мои мучения, но ничем помогать не торопился.
— Почему именно до завтра? — не отставала я. Мне хотелось удрать отсюда как можно быстрее. Я чувствовала себя не в своей тарелке, даже есть не хотелось.
— Потому что завтра утром отходит торговый караван до Пармены, а с караваном перемещаться безопаснее всего. Так делают все здравомыслящие одинокие торговцы и путешественники, не желающие наживать неприятности на свой кошелек и, прости меня за грубость, не при девушке будет сказано, задницу. К тому же это относительно недорого. Я уже договорился насчет тебя.
Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что стоит прислушаться к доводам рассудка и подождать. Рисковать не только вышеупомянутой частью, но и всем остальным не очень хотелось. Не для того я ото всех сбежала.
— Может быть, стоило тогда снять дом, а не ютиться в этом клоповнике? — предприняла я слабую попытку срочно сменить место ночевки. — Мне тут не нравится, Корн.
— Ну, во-первых, снимать дом очень дорогое удовольствие, тем более на одну ночь, а во-вторых, дома уже все сняты на много седмиц вперед, так что найти свободный сейчас просто невозможно. Успокойся, все будет в порядке, я тебя в обиду не дам.
Спасибо ему, конечно, за поддержку и участие, но мне от его слов легче не стало.
Я постаралась взять себя в руки. Ладно. Одну ночь как-нибудь перекантуюсь в этом гнилом кошмаре, ничего со мной не случится, не сахарная, не растаю, а завтра ноги в руки и галопом отсюда. Не город, а выгребная яма какая-то.
— Да что за дивы?! — с трудом выныривая из склизкой жижи, выругался молодой человек и прибавил еще несколько нецензурных словечек, выражая тем самым свое истинное отношение к окружающей обстановке. — За что же мне такое наказание-то?!
Ухватившись за огромный корень, очень кстати торчащий рядом, Полоз поднялся и не поверил своим глазам — всего в нескольких шагах на живописной полянке стояла небольшая кривобокая избушка. Полянка плохо сочеталась с серостью и затхлостью болота хотя бы потому, что на ней зеленела травка, цвели цветы и порхали бабочки, а сверху светило яркое солнце. Полоз мог поклясться, что до его падения этого подозрительного чуда здесь не было. Осторожно выпрямившись, он ступил на поляну и обернулся. Туман и топь исчезли, уступив место наполненному жизнью вековому лесу. Весело щебетали птицы, шелестели листвой деревья, жужжали насекомые. И только насквозь промокшая одежда да грязевая лужа под ногами напоминали Полозу, что он только что с риском для жизни бороздил болотные просторы.
— Если это и видение, то вполне приятное, — рассеянно пробормотал себе под нос молодой человек. — Даже если предсмертное… или уже посмертное…
Стоять столбом и дальше он посчитал нецелесообразным и, поднимаясь на небольшое крылечко, провел ладонью по добротным крисовым перилам. Настоящие, неоструганные. Плоды воображения, каким бы богатым оно ни было, заноз не оставляют.
Чуть скрипнула, приоткрываясь, дверь, как бы приглашая войти одинокого путника, чем Полоз не преминул воспользоваться. Лазанье по болоту оказалось слишком утомительным и смертельно опасным занятием, а это как-то не способствует соблюдению этикета.
Внутреннее убранство домика не отличалось излишней роскошью. Стол, скамья, полка с книгами, деревянный топчан с соломенным тюфяком и лоскутным одеялом, небольшой горящий очаг — вот и вся нехитрая обстановка. Это же надо так отчаянно любить одиночество, чтобы забраться в такую глушь? Хотелось бы знать, чья же это все-таки вотчина? Забавно будет, если сейчас сюда войдет молодая черноокая красавица, которую излишне ревнивый отец заточил в это Лихим забытое место, не веря в ее благоразумие. Или стойкость. Да еще заколдованная для верности.
— Ну, здравствуй, добрый молодец! — услышал Полоз откуда-то из дальнего угла за печкой тихий старческий голос. — Давненько я тебя поджидаю. Дошел, значит…
Мечты, мечты… облом реальнее и гораздо обиднее.
— Дошел, — напряженно подтвердил Полоз, с нескрываемым разочарованием рассматривая вышедшего на свет древнего старца и незаметно кладя руку под плащом на рукоять меча. Кто его знает, этого старикашку, все они поначалу немощными и больными прикидываются, а потом топором не отмашешься. А этот вообще на домового похож: маленький, сухонький, бороденка седая до земли висит, глазки выцвели так, что и радужки не различишь, простая деревенская одежда, довольно грубая, но вполне чистая.
— Присаживайся к огню поближе, обогрейся с дороги, — продолжил старик, без особых усилий передвигая даже на вид тяжелую лавку к печи. — А ладошку-то убери с меча. Неужто на старого человека рука поднимется? — При этом в его глазах мелькнул лукавый огонек.
Полоз несколько смутился, словно его застали на месте еще не совершенного преступления, и с опаской посмотрел на лавку.
— Садись, садись, — подбодрил его маг. — Эта лавка и не таких, как ты, выдерживала.
Молодой человек осторожно присел на краешек и протянул замерзшие от болотной сырости руки к огню.
— Холоден ты, хоть рядом с тобой и огонь пылает, — нараспев промолвил колдун, внимательно разглядывая своего гостя.
Полоз покосился на маленький очаг и скептически усмехнулся:
— Да твоим огнем разве что букашку и можно обогреть.
Совсем старик из ума выжил. Да и немудрено, в такой глуши вдали от людей столько лет жить. Свихнешься, сам своим бредням верить начнешь.
— А я не про этот огонь тебе речь веду, Великий Полоз, а про тот, который судьбою дарован.
Молодой человек сразу напрягся и медленно повернул голову к отшельнику.
— А откуда вам известно, кто я? — поинтересовался он. — Я вроде еще не представлялся.
— Ты думаешь, я не узнаю сына самого Владыки Золотоносных Гор, даже если он капюшон на самый нос нацепил? — усмехнулся старец. — Я слишком много знаю, поэтому мне давно не место среди людей.
— Может, вы тогда еще и в курсе, зачем я здесь? — вернул усмешку Полоз, скидывая капюшон, посчитав глупым скрывать свое лицо и дальше.
— Возможно. Но сейчас тебе нужно отдохнуть, восстановить силы, они тебе еще понадобятся. На-ка вот, — в руках старика появилась кружка, — выпей.
— Что это? — недоверчиво покосился на протянутую посудину наследник.
— Всего лишь отвар из целебных трав.
— Не буду я ничего пить! — Полоз вскочил, собираясь незамедлительно покинуть столь странное место, каким бы опасным болотом это ни грозило, но тут же рухнул обратно. Ноги предательски отказывались сотрудничать со своим хозяином. Хождение по болоту не прошло даром.
Старик, словно малому ребенку, вложил в ладони Полоза кружку и, что-то ласково бубня себе под нос, заставил выпить содержимое до дна.
— А теперь спи, утром и солнце новее да ярче кажется, а твой путь не только его лучи освещать должны.
Старик-отшельник молчал, разглядывая своего гостя с каким-то странным, отрешенным выражением лица. Он смотрел как будто и на самого Полоза, и сквозь него, при этом уголки губ старца постоянно подрагивали, словно он боролся с наползающей улыбкой.
«И чего он так на меня пялится? — раздраженно подумал молодой человек, не в силах больше выдерживать этот слишком проницательный взгляд. — Что во мне не так?»
Молодой наследник проснулся уже давно, но не подавал виду, что бодрствует, наблюдая из-под прикрытых ресниц за стариком.
— Все так, — вслух ответил отшельник, заставив Полоза вздрогнуть от неожиданности. — И я на тебя не пялюсь, а стараюсь понять глубину твоей проблемы.
Этот старый перечник еще и мысли читать умеет?
— Ну и как, успешно? — нетерпеливо спросил Полоз, стараясь выкинуть из головы все лишнее. Мало ли…
— А тут и понимать нечего. — Старец все-таки не выдержал и улыбнулся, обнажив белоснежный ряд удивительно ровных зубов. — Этот брак многому научит тебя.
— Угу, уже научил.
— Еще нет.
Полоз сел, машинально подхватывая сползающее одеяло (когда только успел на топчан перебраться?), и непонимающе посмотрел на старика.
— Мне хватило, — хмуро возразил он. — Где и как теперь искать эту Саламандру, дивы ее знают, она же так и не показала мне свой истинный облик. И кстати, почему наш брак нельзя расторгнуть?
То, что именно эта живая развалина явилась к отцу с многострадальным обручальным кольцом, не вызывало никаких сомнений. Полоз был в этом абсолютно уверен.
— Последний вопрос совсем некстати, — продолжая улыбаться, покачал головой старик. — Это дар свыше. Брак, который совершается на небесах во имя спасения. Или окончательной гибели.
— Во имя окончательной гибели я бы мог вообще не торопиться с женитьбой. Или подобрать невесту по собственному вкусу.
— Значит, вывод напрашивается сам собой. Спасение.
Наследник скептически хмыкнул:
— Саламандра и спасение суть вещи несовместимые. Это же язва ходячая, от нее избавиться хочется! И не всегда гуманными способами, между прочим.
— А может, ты просто ею пользоваться не умеешь? — Этот сморчок еще и откровенно издевается!
Полоз скрипнул зубами, чтобы разом не наплевать на все десятилетиями привитые каноны вежливости по отношению к старшим, и лишь выдавил:
— За что же меня так там, — он указал глазами на потолок, — любят-то, что решили наградить столь зверским образом?
— А кто тебе сказал, что это награда?
— Так вы же сами…
— Я сказал, что это дар, а дар не всегда дается в виде долгожданного подарка. Его нужно еще заслужить, выстрадать, уберечь.
Полоза начал раздражать этот непонятный разговор. Такое впечатление, что этому выжившему из ума старикашке доставляет удовольствие говорить загадками и морочить ему голову. Неужели нельзя нормальным языком выражаться? Он проделал такой нелегкий путь, между прочим чуть не погибнув, явно не для того, чтобы полдня ребусы разгадывать.
— Ладно, я все понял. — Молодой человек поднялся, собираясь уходить. — Если вы не хотите мне помочь, то хотя бы скажите, как она выглядит.
— Да, я не собираюсь облегчать тебе жизнь, — не стал отпираться вредный старикан. — Ты должен сам пройти этот путь, чтобы многое понять. Главное, не гонись лишь за желаемым, а постарайся постичь действительное. Как выглядит Саламандра в человеческом облике? Она — огонь, мимо которого ты вряд ли пройдешь. А где? Там, где его еще никогда не было. А путеводной звездой тебе послужит кольцо. Только один совет — верь не тому, чему хочешь верить, а лишь тому, что есть истина. А поискать попробуй там, куда ведет старшая родная кровь.
И прежде чем Полоз успел открыть рот, чтобы задать еще парочку вопросов по существу, старец хитро подмигнул, взмахнул руками и исчез вместе со своей избушкой, полянкой и даже болотом. Вокруг шелестел листвой тот самый лес, на опушке которого Полоз остановился на отдых.
— И с этим договориться не получилось! — в сердцах воскликнул молодой человек и, мрачно обозрев окрестности, быстро направился по еле заметной звериной тропке на поиски своего сомнительного счастья.
Настроение, правда, было довольно паршивое, распирала злость на весь белый свет, но кое-что все-таки вносило свою толику бодрости. По крайней мере, хоть что-то из маловразумительного бреда старика молодому Хранителю Золота стало понятно. Старшая кровь — это брат Саламандры, а он сейчас… дай, Вершитель, памяти, вроде как в Капитаре по своим царевичевым делам отдыхает. Не зря многочисленные осведомители свой золотой хлебушек кушают, Полоз как знал, что любая информация о странной новообретенной семейке может понадобиться.
Отсутствие грифона рядом сильно раздражало, хотя на нем все равно отправляться на поиски Саламандры было бы нецелесообразно — слишком приметен, а он не собирается привлекать к себе лишнее внимание, чтобы не спугнуть ненароком эту вреднющую паршивку, посмевшую бросить ему вызов. Как же он на нее зол! Как зол! Еще ни одна женщина ТАК не выводила его из себя! Какая-то соплячка с манерами расфуфыренной вороны заставляет самого сына Владыки, его — Великого Полоза и Хранителя Золота, гоняться за ней по болотам! Да кто она вообще такая? Вот пусть только попадется (а она попадется!), тогда еще и посмотрим, в чьей жиле больше золотых обманок окажется и кому все это придется разгребать!
Вот уже около седмицы я тряслась в торговом караване, плетущемся в Пармену, как улитка на похороны к слону, и, казалось, конца-края этому пути не будет. Караван был большим, телег из тридцати, набитых самым разнообразным товаром, начиная от ковров самотканых и заканчивая иголками да булавками. Неужели в столице Царства Холмов такой мелочи никто делать не умеет, что ее нужно из-за тридевять земель тащить? Но это не моего ума дело. Раз везут — значит, нужно.
Из женщин во всем караване была только я и еще две стряпухи неопределенного возраста, которые на привалах готовили еду и выполняли еще кое-какие чисто женские функции. На меня они посматривали косо и попыток познакомиться поближе не делали, наверное, за конкурентку считали. Да мне не больно-то и хотелось! Денег за проезд с меня действительно взяли чисто символически, чему я была несказанно рада, и никто особо с расспросами не приставал, хоть мужчины и бросали многозначительные заинтересованные взгляды в мою сторону. Тут, наверное, прямая заслуга Корна, предупредил главного. Что ж, спасибо ему, обезопасил, а то еще и приставать бы начали. Основным же развлечением на протяжении всего пути служили только вечерние посиделки у костра, когда опытные и много повидавшие на своем веку караванщики начинали травить самые невероятные байки, в правдивости которых часто сомневалась не только я. И так изо дня в день…
Но любое однообразие очень скоро приедается и начинает навевать тоску. Тем более что мы ехали исключительно лесом и ночевали под открытым небом, никаких населенных пунктов нам по дороге не попадалось. Видно, караванный путь был специально так проложен, но мне от этого было не легче. Уже на третий день пути мой оптимизм дал первые сбои, и я начала хандрить, а на шестой — он испарился почти окончательно. Где потрясающее чувство свободы, где великие приключения и удивительные встречи? Одна пыль, запах потных мужиков и еле плетущиеся лошади, покрытые слоем пыли. Об этом ли я мечтала?
Иногда, когда меня никто не видел, я снимала с цепочки «огненное колечко», как я его назвала, и надевала на палец. Странным образом это успокаивало. Все проблемы и неприятности сразу отступали на задний план, а в душе появлялось чувство уверенности. Я любовалась игрой необычного камня, будто он был настоящим язычком пламени, и даже поймала себя как-то на мысли, что с появлением кольца совершенно перестала испытывать потребность часто менять ипостась. В моем нынешнем положении это было очень кстати, не каждый день выдавалась возможность в огне понежиться.
На седьмой день мы наконец въехали в какой-то город, довольно большой и унылый, как потом выяснилось, в Мальперну. Если она и отличалась чем-то от Верхограда в лучшую сторону, то с первого взгляда этого заметно не было, потому что с самого утра шел проливной дождь, небо от края до края заволокло монотонными серыми тучами, дома казались слишком безликими и однообразными, и желания радоваться жизни не было никакого.
Караван остановился на большой площади и разбрелся по трактирам на постой, нам предстояло провести здесь два дня. Какой кошмар! Если б я знала, что мы будем так медленно плестись, то лучше бы одна поехала, давно уже в Пармене была, а не пыль глотала. До столицы с караваном, даже по самым скромным подсчетам, еще столько же пути, если не больше.
Я тоже нашла себе недорогую комнатку под самой крышей трехэтажной гостиницы, переоделась в сухой костюм и, оставив вещи, направилась в ближайший трактир, который присмотрела еще по дороге. Мне понравилось название. Дождь уже почти кончился, но тучи так и продолжали застилать все небо, а под ногами мерзко хлюпала вода. Не люблю такую погоду, от нее тоской веет, а если еще учесть мое нынешнее положение, то тут вообще выть хочется.
Я сидела в харчевне с гордым названием «Любофф Мясоедофф» и с унылым видом ожидала, когда же мне наконец принесут сделанный вот уже битый час назад заказ. Подробно изучив меню три раза, я пришла к выводу, что свое название ресторан получил в честь когда-то очень-очень давно съеденных здесь всех запасов мясных продуктов и с тех пор ни разу так и не пополнявшихся. Из мяса голодным путникам и завсегдатаям предлагалось только единственное блюдо с сомнительным названием «мясо укушное». Что это такое и с чем это едят, проверять на собственном опыте как-то не тянуло, а спрашивать я постеснялась. Но слово «укушное» навевало на мысли о том, что это самое мясо уже кто-то кусал и, возможно, не один раз. А уж какой у этого куска возраст и кем он был до того, как стать «мясом укушным», думать тем более не хотелось. Пришлось ограничиться скромным набором из достаточно известных блюд. Я заказала картофельную запеканку с сыром, салат из овощей и стакан яблочного сока. Только даже это нести мне пока не торопились. Настроение было самое что ни на есть препоганейшее.
Это что же получается? Я — наследная царевна Царства Долины, дочь самого Змея Горыныча, жена Великого Полоза (тьфу на него три раза, не в такую погоду будет помянут), сижу в какой-то паршивой забегаловке дивы знают где, одна-одинешенька, промокшая насквозь, продрогшая (правда, уже согреваюсь, тут жарко), и жду свой сомнительный ужин. Плакать хочется. Да, Саламандра… Неподготовленной ты оказалась для такого путешествия, особенно если учесть, что и конечной точки этого путешествия толком нет. Ну, доберусь я до Капитара, а дальше что? Вот Фен-то мне обрадуется! Ага, разбежалась. Скажи спасибо, если меня вообще на порог посольства пустят. И вообще, я домой хочу! Не к мужу, естественно, с этим я и на том свете не соглашусь встретиться. А то он меня перевоспитывать вздумал, дурь вышибать! Щаз! Как бы не так! Я быстрее его самого воспитаю и по струнке заставлю ходить, чем он от меня покорности добьется. Собственно, это уже неважно, меня там уже нет и не будет, свой знак протеста я выставила, и искать меня никто пока не торопится. Значит, всех все устраивает. А вот по отцу я жутко соскучилась, несмотря на то что он так подло со мной поступил. Нет, и как ему только мысль такая в голову пришла, выдать меня замуж за этого равнодушного типа с холодными глазами? Никого поинтересней и потеплее не нашлось? Придумали себе пророчество, а я страдай. А вот фигушки!
Подобные мысли немного меня взбодрили, и хандра плавно перешла в раздражение. Я сидела, проклиная и папашку, которому вздумалось меня женить на сыне нашего врага, и моего мужа, помешанного исключительно на государственных делах и вынудившего меня бежать к диву на кулички, и этот ресторан, где быстрее с голоду умрешь, чем тебе поесть принесут.