Реликварий Чайлд Линкольн

– В застенках? – прошептал киномеханик.

Смитбек успокаивающе потрепал его по плечу и выскользнул в соседнюю комнату, пряча на ходу магнитофон и блокнот. Оттуда Смитбек вышел в столь памятный для него запыленный коридор. Ему повезло: на северном входе дежурила старуха, известная тем, что наносила на лицо сантиметровый слой макияжа и посему считала себя неотразимой. Смитбек прошел мимо нее, улыбаясь, рассыпаясь в любезностях и подмигивая, не забыв, однако, прикрыть пальцем дату на давно просроченном пропуске в музей.

М арго толкнула вращающуюся дверь двадцать седьмого полицейского участка и, повернув налево, начала спускаться по длинной крутой лестнице в подвал. Перила исчезли с древней, некогда желтой стены много десятилетий назад, и Марго шагала осторожно, боясь поскользнуться на бетонных ступенях. Несмотря на то что стены в подвале были толстые, она услышала приглушенные хлопки задолго до того, как достигла последней ступени.

Стоило ей отворить звуконепроницаемую дверь, как приглушенные хлопки слились в громкий рев. Поморщившись от невыносимого шума, Марго подошла к служебному столу и стала рыться в сумочке в поисках разрешительного письма. Полицейский, узнав ее, махнул рукой.

– Номер семнадцать, – почти прокричал он, перекрывая хлопки выстрелов и передавая ей дюжину мишеней и потертые наушники.

Марго записала в журнале свое имя и время прихода и прошла в тир, надевая на ходу наушники. Шум тут же стал вполне терпимым. Слева от нее почти до самой стены тянулась шеренга полицейских в открытых сверху кабинках. Копы перезаряжали оружие, закрепляли мишени и оценивали результаты стрельбы. Предвечерние часы были для стрелков самым излюбленным временем. А среди десятка тиров, разбросанных по полицейским участкам города Нью-Йорка, стрельбище двадцать седьмого участка считалось самым большим и современным. Войдя в кабину номер семнадцать, Марго достала из сумочки оружие, коробку с патронами и несколько скрепок. Положив патроны слева от себя на полку, она осмотрела свой небольшой самозарядный пистолет. Все эти действия были для нее сейчас настолько же привычны, насколько они были чужды год назад. Удовлетворившись осмотром, Марго вогнала в рукоятку полную обойму, приколола мишень к тросику и отодвинула ее на десять ярдов. Затем, как ее учили, приняла позу Вивера – правая рука на спусковом крючке, левая удерживает правую за запястье. Сосредоточив взгляд на мушке, она нажала на спуск, позволив согнутой в локте руке принять на себя отдачу от выстрела. Сделав секундную паузу, чтобы взглянуть на мишень, без остановки опустошила всю обойму.

Она расстреляла еще несколько обойм, почти машинально выполняя все действия стрелка в тире – перезарядка, смена мишени, огонь. Когда коробка с патронами опустела наполовину, Марго перешла к стрельбе по силуэтам с дистанции двадцать пять ярдов. Расстреляв наконец последний магазин и повернувшись, чтобы почистить оружие, она с удивлением увидела перед собой д’Агосту. Лейтенант наблюдал за ней, скрестив руки на груди.

– Привет! – прокричала она, снимая наушники.

– Посмотрим, что у вас получилось. – Д’Агоста кивком указал на мишени. Марго подтянула к себе силуэт, полицейский, тщательно изучив его, одобрил: – Прекрасная розетка.

– Спасибо, – рассмеялась Марго. – Это всецело ваша заслуга. Только благодаря вам я получила разрешение.

Она бросила пустые обоймы в сумку, думая о том, насколько странным, наверное, казалось тогда лейтенанту ее поведение. Через месяц с хвостиком после событий в музее она ворвалась в его кабинет, умоляя помочь в получении разрешения на ношение оружия. «Для самообороны», – объяснила она тогда. Разве могла она рассказать д’Агосте о своем постоянном страхе, о ночных кошмарах, от которых просыпаешься в холодном поту, о постоянном ощущении полной беззащитности?

– Брэд сказал мне, что вы были превосходной ученицей, – улыбнулся д’Агоста. – Я это чувствовал с самого начала и поэтому рекомендовал ему заняться с вами. А за разрешение благодарить следует не меня. Об этом позаботился Пендергаст. Позвольте взглянуть, каким оружием обучил вас пользоваться Брэд.

– Миниатюрный «глок», двадцать шестая модель, с фабричной модификацией спускового устройства типа «Нью-Йорк», – сказала Марго, передавая лейтенанту пистолет.

– Удобный и легкий, – одобрил д’Агоста, взвесив оружие на ладони. – Правда, прицельная дальность стрельбы слишком велика.

– Ваш друг Брэд мне очень помог. Научил делать поправку на снос пули, помог установить регулируемый прицел. Я тренируюсь только с этим пистолетом. Боюсь, что с другим оружием я окажусь совершенно беспомощной.

– Очень сомневаюсь, – покачал головой д’Агоста, возвращая ей миниатюрное оружие. – Судя по вашим результатам, вы управитесь практически с любой пушкой. Пойдемте отсюда. Скроемся от этого шума. Я вас провожу. – Он кивнул в сторону выхода.

Марго задержалась у стола дежурного, чтобы расписаться в журнале и сдать наушники. Д’Агоста также поставил свою подпись.

– Вы тоже стреляли? – спросила она.

– Почему бы и нет? – ответил он вопросом на вопрос. – Даже старперы вроде меня могут пообрасти ржавчиной. – Они вышли из тира и начали восхождение по длинной, крутой лестнице. – Вообще-то дела вроде этого любого могут вывести из равновесия. Так что немного попрактиковаться в стрельбе совсем неплохо. Особенно после нашего совещания.

Марго ничего не ответила. Поднявшись наверх, она остановилась, поджидая лейтенанта. Тот, слегка запыхавшись, присоединился к ней через несколько секунд. Миновав вращающуюся дверь, они вышли на Тридцать первую улицу. Вечер был прохладным, на улице почти что не было машин. Марго взглянула на часы. Уже почти восемь. Теперь ей остается только добежать трусцой до дома, приготовить себе легкий ужин и постараться как следует отоспаться.

– Держу пари, эти ступени послужили причиной большего количества сердечных приступов, чем все то тесто, которое ежедневно поглощается в Нью-Йорке, – сказал д’Агоста. – Хотя на вас, похоже, подъем особо не отразился.

– Я тренируюсь, – пожала плечами Марго.

– Я заметил. Вы совсем не та, какой были восемнадцать месяцев назад. Какие упражнения вы предпочитаете?

– В основном на силу. Большой вес, мало подходов. Впрочем, вы это хорошо знаете.

Д’Агоста кивнул.

– Наверное, два раза в неделю? – спросил он.

– Один день работаю над верхней группой мышц, второй – над нижней. Иногда тренируюсь и интервальным методом.

– Сколько жмете, лежа на скамье? Сто двадцать?

– Сто тридцать фунтов, – покачала головой Марго. – И это неплохо, если учесть, что вначале мне не хватало сил, чтобы закрепить на штанге самый маленький вес. Теперь же я закрепляю фунтовые блины.

– Совсем неплохо, – снова кивнул д’Агоста. Они уже шагали в сторону Шестой авеню. – Ну и как, помогает?

– Простите?

– Я спросил, вам это помогает?

Марго задумалась.

– Я не совсем поняла… – начала она, и тут до нее дошло. Марго на мгновение задумалась. – Нет, – тихо сказала она. – Во всяком случае, не полностью.

– Не хочу лезть в ваши дела, – проговорил д’Агоста, машинально похлопывая себя по карманам в поисках сигары, – но должен сказать, что парень я прямолинейный, если вы этого еще не поняли. – Он наконец нашел сигару, сорвал обертку и понюхал верхний лист. – Похоже, что это дерьмо из музея нас всех крепко зацепило.

Они вышли на Шестую авеню, и Марго после некоторого колебания произнесла, глядя на север:

– Простите, но мне об этом трудно говорить.

– Знаю, – кивнул д’Агоста. – Особенно сейчас. – Он зажег сигару и добавил: – Берегите себя, доктор Грин.

– И вы тоже, – улыбнулась Марго. – И еще раз спасибо за это. – Она похлопала ладонью по сумке и перешла на бег.

Ее путь лежал на север, а потом домой – на Вест-Сайд.

Д Агоста посмотрел на часы: десять вечера, а сделать еще предстоит до черта. Группы самых опытных копов прочесали все ночлежки и суповые кухни, безуспешно пытаясь выяснить, не проявлял ли кто-нибудь в последнее время повышенный интерес к Мбвуну. Хейворд, с ее знанием обитателей подземелья, стала еще более ценным инструментом расследования, возглавив несколько отрядов «чистильщиков». Увы, результаты «зачисток» тоже ничего не дали. При появлении отрядов кроты исчезали в самых темных, неведомых норах. Поисковые отряды, как объяснила Хейворд, могли прочесать лишь малую часть огромного лабиринта тоннелей. Оставалось утешать себя тем, что поток звонков от психов, требующих вознаграждения от «Пост», превратился в хилый ручеек. Не исключено, что всех напугала статья в «Таймс» и убийство Биттермана.

Лейтенант посмотрел на письменный стол, заваленный не обработанными до сих пор докладами о результатах прочесывания ночлежек и «зачистки» подземелий, и в сотый раз уставился на карту, словно внимательный взгляд был способен выжать из нее ответ. Где же здесь система? Ведь система должна быть непременно. Таково первое правило сыска.

То, что утверждал Хорлокер, и яйца выеденного не стоит. Д’Агоста нутром чуял, что убийства совершал не одиночка. И не только нутром – убийств было слишком много, и при всей их похожести между ними имелись существенные различия. Часть трупов обезглавлена, у некоторых размозжен череп, а иные – просто растерзаны. А может, это все-таки какой-то кровавый культ? Но кем бы ни были убийцы, ультимативные сроки расследования только мешали делу. Они рассеивали внимание, в то время как для успеха следствия требовались терпение, методичность и тонкое дедуктивное мышление.

«Боже, – мысленно рассмеялся лейтенант, – я, кажется, начинаю все больше и больше походить на Пендергаста».

Из-за дверей складского помещения, расположенного рядом с его кабинетом, начали раздаваться какие-то шаркающие звуки. Несколько минут назад, используя законный перерыв для чашечки кофе, там скрылась Хейворд. Звуки не стихали, и д’Агоста в задумчивости уставился на дверь. В конце концов он встал из-за стола, подошел к двери, открыл ее и переступил порог. Посреди комнаты стояла, слегка согнувшись, Хейворд. Левая рука вытянута вперед наподобие стрелы, правая отведена назад так, что ладонь почти касается уха. Пальцы напряжены и полусогнуты, словно когти. Едва он вошел, Хейворд развернулась на девяносто градусов и, имитируя резкий удар, поменяла положение рук. Не теряя ни мгновения, она еще раз повторила комбинацию. Ее движения напоминали смертельный танец.

Каждый удар сопровождался резким выдохом, весьма похожим на то шипение, которое д’Агоста слышал во время схватки в тоннеле. Хейворд сделала еще один разворот и, оказавшись лицом к лицу с д’Агостой, опустила руки неторопливым рассчитанным движением.

– Вам что-нибудь надо, лейтенант? – спросила она.

– Ничего, кроме объяснения, чем вы, дьявол вас побери, тут занимаетесь!

Хейворд выпрямилась, выдохнула и, глядя ему в глаза, ответила:

– Разучиваю одну из комбинаций «хейан» в «ката».

– Что-что? Повторите.

– Одно из обязательных упражнений в шотокан-карате, – ответила она и, поймав его вопросительный взгляд, пояснила: – Оно помогает мне расслабиться и поддержать форму. Разве я не имею права использовать перерыв так, как мне нравится, лейтенант?

– Что ж, валяйте дальше, – сказал д’Агоста и, уже находясь в дверях, спросил: – И какой же у вас пояс?

Хейворд ответила не сразу. Некоторое время она молча смотрела на лейтенанта.

– Белый, – наконец сказала она.

– Понимаю… – протянул д’Агоста.

– Шотокан, – с легкой улыбкой добавила Хейворд, – самая древняя японская школа карате. Она не признает многоцветных поясов, лейтенант. Шотокан имеет восемь степеней белого пояса, а затем коричневый и черный.

– И какая же степень у вас? – полюбопытствовал д’Агоста.

– В следующем месяце меня ждут испытания на коричневый.

Из его кабинета послышался звук поворачиваемой дверной ручки. Выйдя из склада и прикрыв за собой дверь, д’Агоста увидел тучные телеса капитана Уокси. Ни слова не говоря, Уокси подошел к карте и, убрав руки за спину, принялся внимательно изучать россыпь красных и белых булавочных головок.

– Здесь есть система, – наконец сказал он.

– Неужели? – спросил д’Агоста, изо всех сил стараясь придать голосу нейтральное выражение.

Уокси величественно кивнул, по-прежнему стоя к лейтенанту спиной.

Д’Агоста промолчал. Он знал, что теперь до конца дней будет раскаиваться в том, что пригласил Уокси принять участие в расследовании.

– Все идет отсюда. – Капитан пухлым пальцем указал на зеленое пятно. Д’Агоста увидел, что Уокси ткнул в Променад – самое глухое место Центрального парка.

– Как ты это вычислил?

– Очень просто, – ответил Уокси. – Шеф потолковал со спецом по страховке из отдела персонала. Тот изучил места преступлений, провел линейный анализ и сказал, что их источником является это место. Видишь? Убийства укладываются в полукруг с центром в этой точке. Ключом к решению послужил Замок Бельведер. – Капитан повернулся к д’Агосте: – В Променаде – скалы, пещеры, дикий лес. Куча бездомных. Прекрасное место для укрытия. Там-то мы и найдем убийцу.

На сей раз д’Агоста оказался не в силах согнать с лица ироническую ухмылку.

– Давай начистоту. Неужели ты действительно веришь, что какой-то олух из страховой секции отдела персонала смог решить задачу? Может, он заодно умудрился всучить вам очень выгодный страховой полис?

Уокси нахмурился, его розовые щеки побагровели.

– Мне очень не нравится твой тон, Винни. Он был совершенно неуместен сегодня на совещании и столь же неуместен сейчас.

– Послушай, Джек! – Д’Агоста изо всех сил старался сохранить спокойствие. – Что страховой агент понимает в убийствах? Даже если этот агент работает в полиции. В нашем деле необходимо учитывать уйму факторов. Не говоря уж о том, что убийство в Бельведере – наименее типичное из всей серии…

И тут д’Агоста понял, что все его слова бесполезны. Убеждать Уокси – затея бессмысленная. Хорлокер принадлежал к числу руководителей, обожающих привлекать экспертов, специалистов и консультантов, а Уокси настолько привык соглашаться с начальством, что…

– Мне потребуется эта карта, – сказал капитан.

Д’Агоста недоуменно уставился на широкую спину Уокси. И в этот момент на него снизошло озарение. Теперь он знал, что все это означает.

– Чувствуй себя как дома. – Он встал из-за стола. – Все папки с первичными делами ты найдешь в этих ящиках, сержант Хейворд поделится с тобой ценной…

– Она мне не нужна, – перебил Уокси. – Все, что мне требуется, так это карта и дела. Распорядись, чтобы их передали в мой кабинет завтра к восьми утра. Комната 2403. Меня переводят сюда, в управление.

Он медленно повернулся и посмотрел д’Агосте в глаза.

– Прости, Винни, но здесь просто вопрос взаимопонимания. Между мной и Хорлокером. Ему нужен человек, которому он может доверять, человек, способный сдержать пар в котле. Тут нет ничего против тебя лично. Ты в том или ином качестве останешься при деле. А после того как мы добьемся успеха, ты, возможно, почувствуешь себя лучше. Пусть придется перекопать весь Променад, но мы этого типа схватим.

– Не сомневаюсь, – ответил д’Агоста, напоминая себе, что дело абсолютно проигрышное и что он с самого начала не хотел им заниматься. Напоминание не помогало.

– Надеюсь, ты не затаишь против меня зла? – протянул ему руку Уокси.

– Ни в коем случае. – И д’Агоста пожал его пухлую теплую лапу.

Уокси еще раз по-хозяйски осмотрел кабинет, словно размышляя, что бы еще отсюда прихватить.

– Ну ладно, – после паузы сказал он, – я, пожалуй, пойду. Мне хотелось самому сообщить тебе обо всем.

– Спасибо.

Они еще немного потоптались в неловком молчании. Затем Уокси неуклюже потрепал д’Агосту по плечу и вышел из кабинета.

Послышался легкий шорох, и д’Агоста увидел рядом с собой Хейворд. Некоторое время они молча стояли, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Когда звук шагов по линолеуму стих, заглушенный стуком пишущих машинок и гулом разговоров, Хейворд повернулась к нему:

– Лейтенант, почему вы позволили ему остаться безнаказанным? Помните тот момент, когда мы стояли спиной к спине во тьме, а этот сукин сын трусливо бежал?

Д’Агоста сел за стол, нащупал в среднем ящике сигару:

– Похоже, уважение к начальству не является вашей сильной стороной, сержант? И потом – с какой стати вы решили, что расследование этого дела может считаться наградой?

Он достал сигару, проткнул карандашом дырку в кончике и с наслаждением закурил.

Двумя часами позже, когда д’Агоста уже отдавал последние распоряжения о переселении карты и файлов на верхний этаж здания, в его кабинете появился Пендергаст. Это был тот Пендергаст, каким его запомнил д’Агоста: безукоризненный черный костюм тщательно подогнан к тощей фигуре, светлые волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб, на ногах мокасины от Гуччи цвета бычьей крови. Прямо не агент ФБР, а владелец преуспевающей похоронной конторы.

Кивком указав на кресло для гостей, Пендергаст осведомился:

– Вы позволите?

Д’Агоста положил телефонную трубку и утвердительно кивнул. Пендергаст с кошачьей грацией скользнул в кресло, огляделся и, заметив коробки с делами и голое место на стене там, где раньше висела доска, вопросительно вскинул брови.

– Теперь это головная боль капитана Уокси, – ответил д’Агоста на молчаливый вопрос. – Мои задачи коренным образом изменились.

– Понимаю, – улыбнулся Пендергаст. – Но у меня создается впечатление, лейтенант, что вы от этого не впали в отчаяние.

– В отчаяние? – переспросил д’Агоста. – Да вы только посмотрите вокруг. Доска с картой исчезла, папки с делами упакованы, сержант Хейворд мирно спит в своей постели, кофе горячий, сигара дымится. Я чувствую себя превосходно.

– Позволю себе усомниться. Впрочем, вы проведете эту ночь спокойнее, чем эсквайр Уокси. Покоя нет украшенной короной голове… и так далее. Ну и что же теперь? – поинтересовался он, с любопытством поглядывая на д’Агосту.

– Ну, я пока не полностью отставлен от дела. Но информацией о том, что я должен делать, Уокси со мной не поделился.

– Скорее всего он и сам этого не знает. Но полагаю, мы можем сделать так, чтобы вы не бездельничали.

Пендергаст замолчал, а д’Агоста откинулся на спинку кресла и затянулся дымом. Ему нравился воцарившийся в кабинете покой.

– Однажды мне довелось побывать во Флоренции, – сказал вдруг Пендергаст.

– Вот как? Я тоже бывал в Италии. Прошлой осенью возил своего сына, чтобы он повидался с бабушкой.

– Вы не посещали, случаем, Питти?

– Какого Питти?

– Дворец Питти. Огромную картинную галерею. На одной из стен там есть фреска, изображающая географическую карту. Фреска была написана за год до открытия Колумбом Америки.

– Вы шутите.

– И в том месте, где позже была обнаружена Америка, на карте есть только надпись: «Cui ci sono dei mostri».

– Здесь есть… – д’Агоста сморщился от напряжения, – …mostri . Что это такое?

– Эти слова означают: «Здесь находятся чудовища».

– Чудовища… Точно. Боже, я, кажется, начинаю забывать итальянский. А ведь в свое время я разговаривал по-итальянски с дедушкой и бабушкой.

– Лейтенант, я хочу, чтобы вы рискнули высказать догадку, – сказал Пендергаст.

– Спрашивайте.

– Какой самый большой населенный район на земле никогда не наносился на карту?

– Понятия не имею, – пожал плечами д’Агоста. – Милуоки, наверное?

– А вот и нет, – грустно улыбнулся Пендергаст. – И не Внешняя Монголия. И не Антиподы. Это подземный Нью-Йорк.

– Вы мне лапшу на уши вешаете, что ли?

– Нет. Лапшу – как вы изящно выразились – я вам ни на что не вешаю, – ответил Пендергаст, поудобнее устраиваясь в кресле. – Подземный Нью-Йорк, Винсент, напомнил мне карту во Дворце Питти. Это самая настоящая неразведанная территория. И по-видимому, территория огромная. Под вокзалом Гранд-Централ, к примеру, сооружения уходят в глубь на двенадцать уровней. И это не считая канализации и водоотводной системы. Под Пенсильванским вокзалом подземных уровней и того больше.

– Выходит, вы туда спускались, – констатировал д’Агоста.

– Да. После того, как встретился с вами и сержантом Хейворд. Это была всего лишь разведывательная вылазка. Я хотел почувствовать среду, проверить свою способность передвигаться под землей и попытаться, по возможности, что-нибудь выяснить. Мне удалось поговорить с несколькими подземными жителями. Они мне многое рассказали, но еще больше дали понять намеками.

– Вам удалось что-нибудь узнать об убийствах? – наклоняясь вперед, с надеждой спросил д’Агоста.

– Косвенно, – утвердительно кивнул Пендаргаст. – Но те, кто знает больше всего, обитают в самых нижних этажах, куда я не осмелился спуститься в своей первой экспедиции. Нужно время, чтобы завоевать доверие у этих людей, и мне в этом направлении еще предстоит долгий путь. Особенно сейчас. Подземные жители пребывают в ужасе. – Пендергаст поднял свои светлые глаза на д’Агосту и продолжил: – Сложив воедино обрывки произнесенных шепотом фраз, я пришел к выводу, что в подземелье поселилась таинственная группа людей. Большинство собеседников даже отказывались употреблять слово «люди». Предположительно эти существа являются злобными каннибалами, своего рода недочеловеками. И именно эти монстры совершили все убийства.

Пендергаст замолчал. Д’Агоста встал с кресла, подошел к окну и вгляделся в силуэт ночного Манхэттена.

– И вы в это верите? – после долгого молчания спросил он.

– Не знаю, что и думать, – ответил Пендергаст. – Мне необходимо побеседовать с Мефисто, лидером сообщества, обитающего под «Коламбус-сёркл». Многое из того, что он рассказал недавно репортеру «Пост», весьма похоже на правду. Правду весьма пугающую. К сожалению, с этим человеком чрезвычайно трудно вступить в контакт. Он не доверяет чужакам и страстно ненавидит власти. Но, кажется, он единственный, кто способен указать мне верный путь.

– Может быть, вам требуется напарник? – пожевав губами, спросил д’Агоста.

На лице Пендергаста мелькнула легкая улыбка.

– Это исключительно опасное место, в котором не действуют законы. Тем не менее я внимательно изучу ваше предложение. Согласны?

Д’Агоста кивнул.

– Прекрасно. – Пендергаст поднялся с кресла. – А теперь я предложил бы вам отправиться домой и попытаться уснуть. Что же касается нашего друга Уокси, то ему потребуется очень большая помощь, хотя он пока об этом не подозревает.

С аймон Брамбелл, мурлыкая под нос модную мелодию, застегнул молнию на своем портфеле из мягкой кожи. Затем он любовным взглядом окинул лабораторию, душевую кабинку в углу и аккуратные ряды стальных, хромированных инструментов, подмигивающих ему в полумраке из-за стекол шкафов. Он снова воспроизвел в памяти сцену своего маленького триумфа и с особым удовольствием припомнил безразличие, написанное на лице Фрока. Вне всяких сомнений, старик просто дымился от ярости. Теперь-то он расквитался со старым ворчуном за его ухмылку превосходства в связи со спором о силе укусов. Брамбелл работал на городское правительство, и чувство своего превосходства над ученым мужем доставляло ему огромное удовольствие.

Он сунул портфель под мышку и еще раз окинул взглядом лабораторию. Да, лаборатория прекрасная – отлично спроектированная, великолепно оборудованная. Ему страстно хотелось, чтобы столь же элегантная лаборатория была в ведомстве городского судмедэксперта. Но этому никогда не бывать: городу вечно не хватает денег. Если бы он не находил работу, связанную с судебной медициной, столь увлекательной, то давно уже сбежал бы в какую-нибудь хорошо оборудованную башню из слоновой кости.

Брамбелл закрыл за собой дверь, привычно удивившись пустынности коридора. Пожалуй, никто так не ненавидит работу по вечерам, как работники музея. Впрочем, Брамбелл ничего не имел против тишины. Тишина позволяла расслабиться. Да, здесь все отличалось от привычной ему обстановки, как запах музейной пыли отличался от вони формалина и устойчивого трупного запаха. Брамбелл решил выйти кружным путем через Африканский зал. Установленные там диорамы казались ему подлинными произведениями искусства. Они выглядели особенно впечатляюще в поздний час, когда половина огней в зале была погашена. Освещенные изнутри диорамы казались Брамбеллу окнами в иные миры.

Он прошагал по длиннющему коридору и спустился на три пролета по лестнице – доктор Брамбелл недолюбливал лифты. Миновав металлическую арку, он оказался в зале океанической жизни. Сейчас зал был темным, полным тайн и безмолвным, только вздыхали и поскрипывали древние стены самого музея. «Замечательно», – подумал Брамбелл. Музей надо осматривать именно в такое время, когда здесь не слышны вопли школьников и нравоучительное бормотание педагогов. Он прошел под муляжом гигантского кальмара, миновал арку из двух пожелтевших слоновьих бивней и вступил в Африканский зал.

Полночь.

Брамбелл медленно шел по залу. Стадо слонов в центре затемненного помещения было едва заметно. Огромные диорамы с группами животных в типичных для их обитания ландшафтах тянулись рядами вдоль стен. Больше всего Брамбелл любил группу горилл. Он остановился перед диорамой и, пожевывая губами, попытался вжиться в открывшуюся взору реалистическую сцену. Скоро ему не придется ходить в музей, его часть работы почти закончена. Если он не ошибается, то убийства этого несчастного Биттермана и Шашина Уолкера полностью укладываются в общую схему преступлений.

Брамбелл вздохнул и через низкую боковую дверь вышел в каменный коридор, ведущий к Башне. История Башни была ему хорошо известна. В 1870 году Эндьюранс С. Флайт, железнодорожный барон и третий директор Нью-Йоркского музея естественной истории, решил соорудить чудовищную, похожую на крепость пристройку к старому зданию. Пристройка должна была стать копией средневекового замка Кенарвон в Уэльсе, который Флайт пытался – впрочем, безуспешно – купить для себя. Однако в конце концов возобладал здравый смысл, и Флайт лишился директорского кресла, успев воздвигнуть лишь центральную башню. Теперь шестигранная, с похожими на клыки зубцами Башня стала краеугольным камнем южного фасада и служила складом огромных музейных коллекций. Кроме того, как слышал Брамбелл, Башня была излюбленным местом свиданий некоторых сотрудников музея, обожавших всяческие ужасы.

Сумрачный, похожий на центральный неф собора зал в основании Башни был пуст, и шаги Брамбелла по мраморному полу отзывались гулким эхом. Кивнув охраннику, он вышел через служебный вход на подъездную аллею. Несмотря на поздний час, на авеню все еще кипела жизнь.

Отойдя на несколько шагов, Брамбелл оглянулся. Башня всегда приводила его в восхищение. Она возносилась к небу на несколько сотен футов, и в безоблачные дни тень от нее тянулась до Пятьдесят девятой улицы. Ночью же, белесая в свете размытой луны, Башня казалась обиталищем множества духов.

Еще раз вздохнув, патологоанатом продолжил свой путь. Свернув на Восемьдесят первую улицу, он двинулся на запад к Гудзону, в сторону своей скромной квартиры. По мере удаления от центра, улица становилась все более убогой и пустынной, но Брамбелл, не обращая ни на что внимания, шагал уверенно, с наслаждением вдыхая ночной воздух. Дул приятный легкий ветерок, весьма уместный в жаркую летнюю ночь. Доктор предвкушал, как через час, почистив после легкого ужина зубы и приняв душ, окажется под одеялом, чтобы, как обычно, проснуться в пять утра.

Брамбелл принадлежал к числу тех счастливчиков, которые практически не нуждаются в ночном отдыхе. Отсутствие потребности в сне было огромным преимуществом для патологоанатома, мечтающего подняться по профессиональной лестнице до самых верхних ступеней. Брамбелл уже и не помнил, сколько раз он оказывался первым на месте преступления только потому, что бодрствовал в то время, когда остальные сладко спали.

Улица сделалась совсем уж мрачной. Но до Бродвея с его оживленными забегаловками, магазинчиками деликатесов и книжными лавками был всего лишь один квартал. Брамбелл шагал вдоль ряда обшарпанных особняков, ныне разделенных на крошечные квартирки. Вдали, на углу улицы топтались несколько безобидных пьянчуг.

Дойдя до середины квартала, Брамбелл краем глаза уловил какое-то движение. Кто-то шевельнулся в темной дыре у основания лестницы, ведущей в полуподвал заброшенного дома. Он ускорил шаги. Из полуподвала тянуло чем-то крайне зловонным, чрезмерно отвратительным даже для Нью-Йорка. Услышав быстрое движение на тротуаре у себя за спиной, Брамбелл инстинктивно запустил руку в портфель, где всегда хранился скальпель. Пальцы ощутили холод удобной рукоятки. Брамбелл напрягся. По правде говоря, особого страха он не испытывал. Его грабили трижды – один раз под дулом пистолета и два раза, угрожая ножом. Теперь он хорошо знал, как следует себя вести.

Брамбелл выхватил скальпель и резко развернулся. Никого. Он удивленно повернул голову, и в этот момент что-то обвилось вокруг его шеи и поволокло в темноту. Патологоанатом предположил – удивляясь тому, что смотрит на все как бы со стороны, – что это рука, но рука какая-то скользкая и необыкновенно мощная. Почти в то же мгновение он ощутил, как что-то впилось в горло под самое адамово яблоко. Это было странное, совершенно необычное ощущение.

М арго открыла дверь лаборатории судебной антропологии и с удовлетворением обнаружила, что там пусто и темно. Впервые за все время она ухитрилась явиться на службу раньше доктора Брамбелла. Обычно каждое утро он встречал ее, сидя на лабораторном табурете и потягивая черный кофе. В знак приветствия он, как правило, вскидывал брови над оправой очков, после чего заявлял, что в музее кофе варят, видимо, не на воде, а на использованном формальдегиде. Иногда она заставала по утрам не только Брамбелла, но и Фрока. Ученые мужи, склонившись над столом с образцами или над листками с докладом, негромко и вежливо вели свои бесконечные споры.

Марго сунула сумку в стол, влезла в рабочий халат и подошла к окну. Солнце поднялось над зданиями Пятой авеню и уже заливало золотом и медью их величественные фасады. Прямо под окном пробуждался к жизни парк: матери вели детей по направлению к зверинцу, бегуны трусили по длинной овальной дорожке вокруг Резервуара. Взгляд скользнул на юг и задержался на розоватой громаде Замка Бельведер. Она невольно вздрогнула при виде темного, заросшего деревьями пространства с задней стороны Замка – именно там Николас Биттерман встретил свою смерть. Марго знала, что сегодня утром, чуть попозже, из патологоанатомической службы города в лабораторию музея будет доставлен его обезглавленный труп.

Дверь открылась, и в лабораторию вкатился доктор Фрок. Марго обернулась, но, когда она увидела выражение его лица, слова приветствия замерли у нее на языке.

– Доктор Фрок, с вами все в порядке? – спросила Марго.

Он медленно подкатил к ней. Его обычно живое, розовощекое лицо было отрешенным и бледным.

– Я принес трагическое известие, – тихо сказал он. – Рано утром мне позвонили и сообщили, что Саймон Брамбелл убит сегодня ночью по дороге домой.

– Саймон Брамбелл? – переспросила Марго, не веря своим ушам.

Фрок подъехал еще ближе и взял ее за руку.

– Мне так жаль, что именно я вынужден был сообщить вам об этом, дорогая, – сказал он. – Это так ужасно и так неожиданно.

– Но как это случилось?

– Видимо, на него напали на Восемьдесят первой улице, – ответил Фрок. – Его нашли с перерезанным горлом. Кроме этого… – Фрок развел руками.

Все это напоминало ей дурной сон. Марго просто не могла поверить в то, что человек, еще вчера стоявший перед экраном и размахивавший лазерной указкой словно самурайским мечом, умер.

– Ты, Марго, можешь и не знать этого, но мы с Брамбеллом часто по-разному смотрели на вещи, – со вздохом произнес Фрок. – У нас были профессиональные расхождения во взглядах. Однако я всегда весьма уважал этого человека. Это невосполнимая потеря для судебно-медицинской службы Нью-Йорка. И для нашей с вами работы в самый критический момент.

– Нашей работы… – машинально повторила Марго. – Кто же это сделал?

– Свидетелей не оказалось.

Некоторое время они молчали. Теплая ладонь Фрока успокоительно лежала на ее руке. Затем профессор медленно откатился в сторону.

– Не знаю, кого нам дадут вместо доктора Брамбелла, если вообще кого-нибудь дадут. Но я полагаю, что Саймон хотел бы, чтобы мы продолжали трудиться в том же духе, в котором начали.

Он откатился к дальней стене и включил свет над операционным полем.

– Я всегда считал, что лучшее противоядие от горя – труд. – Он помолчал и тяжело вздохнул: – Тебя не затруднит достать из рефрижератора труп «А»? У меня есть кое-какие соображения по поводу возможных генетических аномалий, вызвавших деформацию. Но может быть, ты не расположена сегодня к работе? – Доктор Фрок вопросительно вскинул брови.

Марго покачала головой:

– Будем работать.

Фрок прав. Брамбелл хотел бы, чтобы работа продолжалась. Она медленно пересекла комнату, встала на колени и, открыв дверцу, вытянула из холодильника продолговатый металлический лоток. На нем под синим пластиковым покрывалом лежали в нужном порядке отделенные одна от другой кости скелета – все, что осталось от тела. Марго поставила лоток на передвижной стол и покатила его в пятно света в центре комнаты.

Фрок аккуратно снял покрывало и приступил с помощью электронного микрометра к изнурительному процессу измерения костей запястья. Вся сцена казалась Марго эпизодом из плохого фильма ужасов. Вздохнув, она начала просмотр очередной серии микрофотографий костных срезов. В лаборатории надолго воцарилась тишина.

– Ты не знаешь, на что намекал вчера Брамбелл, говоря об идентификации? – наконец спросил Фрок.

– Простите? – подняла глаза Марго, до нее не сразу дошел смысл вопроса. – Ах вот что… Нет, не знаю, на эту тему он со мной ни разу не говорил. Я удивилась не меньше, чем вы.

– Жаль, – заметил Фрок. – Насколько мне известно, он не оставил никаких записей по этому поводу.

Некоторое время они молчали, и снова первым молчание прервал Фрок.

– Это очень печально, Марго, – сказал он тихо. – Мы можем никогда не узнать, что он обнаружил.

– Ни один человек не строит своих планов исходя из того, что этой ночью он умрет.

– Саймон ничем не отличался от большинства знакомых мне патологоанатомов, – покачал головой Фрок. – Интересные, имеющие широкий резонанс дела возникают крайне редко, и они… они в таких случаях склонны к некоторой театральности. – Фрок бросил взгляд на часы: – О, дорогая. Чуть было не забыл, у меня встреча с остеологами. Марго, тебе не трудно отложить просмотр и заняться измерением? Может быть, виной всему скверная новость, а может, я слишком долго пялюсь в эти костяшки. Одним словом, мне кажется, здесь нужен свежий взгляд.

– Конечно, – охотно согласилась Марго. – Но что именно вы разыскиваете?

– Хотел бы я знать, – усмехнулся Фрок. – Я уверен, что покойный страдал какой-то наследственной болезнью, и пытаюсь провести количественный анализ морфологических изменений, подтверждающих наличие генетического сдвига. К сожалению, для этого требуется измерить чуть ли не все кости скелета. Полагаю, что лучше начать с фаланг пальцев и костей запястья, которые, как вам, несомненно, известно, наиболее чувствительны к генетическим изменениям.

Марго посмотрела на лоток с останками:

– Но на это же уйдет много дней!

– К сожалению, мне это тоже известно, дорогая. – Фрок безнадежно пожал плечами, взялся за приводные колеса и мощным толчком направил кресло к двери.

Марго без всякого энтузиазма приступила к измерениям, тут же вводя результаты в память компьютера. Даже самые крошечные кости требовали десятков записей, и очень скоро экран уже был заполнен колонками цифр. Она пыталась подавить раздражение, вызванное монотонной работой и царящей в лаборатории могильной тишиной. Если Фрок прав и деформирование окажется врожденным, это существенно облегчит идентификацию тела. Теперь они вынуждены цепляться за каждую соломинку, чтобы определить личность убитого. Коллекция скелетов из лаборатории физической антропологии оказалась бесполезной. Не прекращая работать, Марго попробовала поразмышлять о том, что имел в виду Брамбелл. Но воспоминания о Брамбелле оказались невыносимыми. Думать о человеке, которого только что убили… Марго потрясла головой, заставляя себя сконцентрироваться на работе.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда она проводила наиболее сложное измерение. Аппарат коротко звякнул два раза, и Марго поняла, что звонят из города. Скорее всего д’Агоста хочет сообщить им о Брамбелле. Она взяла трубку.

– Судебная антропология.

– Доктор Брамбелл у вас? – спросил скороговоркой молодой голос.

– Доктор Брамбелл?

Мысли Марго беспорядочно заметались. Может быть, это его родственник? Что ему сказать?

– Алло! – раздалось в трубке.

– Да-да, – ответила Марго. – Доктора Брамбелла здесь нет. Не могу ли я вам помочь?

– Боюсь, что нет. Вопрос конфиденциальный. Можно спросить, с кем я говорю?

– Доктор Грин. Сейчас я ассистирую доктору Брамбеллу.

– О! В таком случае все в порядке. Говорит доктор Кавальери из больницы Святого Луки в Балтиморе. Я смог определить имя пациента, которым он интересовался.

– Пациента?

– Да. Того, со спондилитом. – На том конце провода зашелестела бумага. – Это связано с набором тех странных рентгенограмм, которые он мне прислал. Вначале я даже подумал, что это чья-то шутка.

Марго не глядя нащупала листок бумаги и карандаш.

– Не лучше ли будет начать с самого начала? – спросила она.

– Почему бы и нет? – ответил доктор Кавальери. – Я хирург-ортопед, практикующий здесь, в Балтиморе. Имеется всего три хирурга, пытающихся хирургическими методами корригировать спондилит. Доктору Брамбеллу это было известно.

– Спондилит?

Трубка замолчала, а затем последовал вопрос:

– Так, значит, вы не медик? – В голосе Кавальери Марго уловила неодобрительные нотки.

Она набрала полную грудь воздуха и начала: