За спиной – двери в ад Данилова Анна

© Дубчак А. В., 2011

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2011

Глава 1

Москва, 2007 г.

– Маша… Вы слышите меня? Маша… Господи, сколько крови! Если вы меня слышите, ответьте, пожалуйста! Все, сейчас я соберусь и позвоню… Звоню… Если вы живы, дайте знать… Звоню…

Тот день не задался с самого утра. Стоило ей открыть глаза, как она, бросив взгляд на кровать сестры, стоящую напротив, увидела, что постель не разобрана, а аккуратно застелена. Значит, Ксюха снова не ночевала дома. И все то, о чем они договаривались, она снова оставила без внимания, предоставив событиям развиваться как попало. Кто-то позвонил ей, пригласил, оставил у себя на ночь. И снова за деньги. В последнее время она ничего не делает без денег, даже не встречается с мужчинами. Она красива, хорошо танцует, поет, играет на гитаре, и она знает себе цену. Говорит, что замуж не хочет и что в ее двадцать три рожать детей еще рано. Но на самом деле она вовсе не такая, какой хочет себя показать. Она домашняя, ласковая, любит детей и мечтает о хорошем муже. Просто старается не говорить об этом, ей так проще живется.

Сегодня вечером заявится с покупками, завалит кухонный стол разными вкусностями, станет ластиться к Полине, обнимать ее, приговаривая: «Я же не виновата, что они сами деньги предлагают», затем приготовит ужин, разольет вино по бокалам и, сверкая огромными глазищами, будет играть на гитаре, петь сочиненные ею же песни, все сплошь о любви…

Полина встала, застелила постель и отправилась в ванную. Снова мокрые полотенца, рассыпанная пудра на столике, скомканные салфетки, словно Ксюха торопилась, сильно опаздывала куда-то, хотя на самом деле она просто не замечает подобные вещи. Все раскидывает, проливает, опрокидывает, рассыпает, забывает, опаздывает… А начнешь ее ругать – не обижается, просто смотрит в глаза и улыбается, мол, да брось ты, все это такая мелочь… Она не понимает, что Полину это раздражает, и не помнит, что, когда они принимали решение снимать квартиру на двоих, Полина предупреждала ее, что беспорядка не потерпит. Тогда, когда они приехали в Москву в поисках работы и новой жизни, они много о чем договаривались, строили планы. Но им как-то сразу повезло. Ксюха, двадцатилетняя неуч, нашла работу администратора в салоне красоты, Полина, профессиональная переводчица, устроилась в бюро переводов. Но бюро было расположено не в самом удачном месте – в глубине тихого двора неподалеку от Лубянки, и работы было мало, да и платили не густо. Поэтому, когда в приватном разговоре одна из клиенток очень осторожно спросила ее о заработке и, услышав, что он невелик, предложила Полине подработать в одном доме, где ей будут хорошо платить, помощницей по хозяйству («Вы не стесняйтесь, Полиночка, работа есть работа!»), она не раздумывая согласилась. Конечно, она была уверена, что это продлится недолго, до тех пор, пока она не подыщет себе более высокооплачиваемую работу, но все затянулось на целый год…

Однако знакомая не обманула, Полине действительно неплохо платили, пятьсот евро в месяц за то, что она прибирала квартиру два раза в неделю. Большая уютная квартира принадлежала молодой женщине, хозяйке туристического агентства. Ее звали Маша. Маша Арефьева. Высокая стройная брюнетка лет двадцати восьми. Белая кожа, синие глаза, красные губы, румяные высокие скулы. Любительница просторных вязаных свитеров, широких штанов, молодежных рюкзачков… Неразговорчивая, но с приятной улыбкой, доброжелательная, аккуратистка. Квартира практически всегда была чистой. Жила одна, но иногда Полина замечала в квартире следы присутствия мужчины, причем это были не зубная щетка или домашние мужские тапочки, не халат или туалетные принадлежности. Мужчина здесь не жил, и желания как-то привязать его к себе у Маши тоже не наблюдалось. Однако следы ужина на двоих, новые духи на туалетном столике, какие-то милые подарки, использованные презервативы в мусорном ведре – все это свидетельствовало о том, что у Маши был мужчина. Или бывали мужчины. Этого Полина точно не знала, поскольку не встречала ни одного из них. Ни разу.

Не переставая думать о Ксении, Полина собиралась на работу. В халате до полу и тюрбане из полотенца на мокрых волосах ходила по кухне, варила кофе, готовила себе яичницу. Ее так и подмывало позвонить сестре, разбудить, где бы она ни находилась, и в грубой форме сказать все, что она о ней думает. Это находясь рядом с ней, с глазу на глаз, трудно было выдержать ее тихий и покорный взгляд, задумчивую улыбку, по телефону же засыпать упреками легче, намного легче.

Но не позвонила. Подумала, что этим разговором, этими грубыми словами она испортит настроение в первую очередь себе.

А потому, махнув на сестру рукой, мол, живи как хочешь, Полина допила кофе, оделась – джинсы, тонкий свитер, легкие спортивные ботинки – и вышла из дома. Сорок минут в метро, потом еще десять минут быстрой ходьбы, и вот она уже входит в подъезд нужного дома, поднимается на лифте на девятый этаж… Полина подходит к двери, звонит. У нее есть свои ключи, Маша ей полностью доверяет, но они договорились, что если Маша дома, то Полина должна звонить. Что ж, это правильно. Маша не хочет, чтобы ее застали раздетой, в ванне, под душем, в постели… Или с мужчиной.

Полина позвонила два раза, выждала время и полезла в сумку за ключами. Но, вставив ключ в замочную скважину, поняла, что он не поворачивается. Что дверь открыта. Она с удивлением повернула медную ручку, дверь поддалась, открылась. И странное чувство охватило Полину. Где-то на темечке зашевелились волосы. Очень неприятное и странное ощущение.

– Маша, вы дома? Я пришла! – крикнула она и уверенно вошла в квартиру.

Внешне все выглядело как прежде. Просторный холл, ваза с подсушенными еще в прошлом году зеленовато-лиловыми гортензиями, оранжевый тонкий ковер, арка, ведущая в гостиную.

– Маша-а!! Вы где? Я пришла!

Она нашла ее в спальне. В сущности, картина произошедшего была налицо. В пижаме, едва поднявшись с постели, Маша, скорее всего, делала упражнения на пластиковом вертящемся круге, поскользнулась, потеряла равновесие и упала, отлетела в сторону, ударилась головой об острый угол кроватной спинки и потеряла сознание.

Да, Полине показалось сначала, что она лежит без сознания, поэтому она долгое время окликала ее по имени, звала, пытаясь заставить вернуться в чувства. Но Маша лежала так нехорошо, в такой неестественной позе, и так много крови натекло под кровать и впиталось в кремового цвета ковер, что можно было подумать, будто она мертва.

Подойти к ней, чтобы проверить, есть ли пульс, жива ли она, Полина не посмела. Испугалась.

– Маша… Вы слышите меня? Маша… Господи, сколько крови! Если вы меня слышите, ответьте, пожалуйста! Все, сейчас я соберусь и позвоню… Все… Звоню… Если вы живы, дайте знать… Звоню…

И она позвонила. Вызвала «Скорую помощь».

– Девушка, пожалуйста… Человек упал, ударился об угол кровати… Я не знаю, жива она или нет…

Назвала адрес. Представилась. Пока ждала «Скорую», все стояла над Машей и дрожала, не в силах справиться с волнением.

Шли минуты, она вдруг вспомнила, что дверь почему-то была открыта. Маша, она не стала бы оставлять дверь открытой. Разве что выходила куда-то. Но куда? К соседке? Она ничего не знала о соседях. Мусор? Может. Она решила выбросить мусор? Но зачем, если она ждала прихода Полины? Значит, не мусор.

Мысль о грабителе пришла ниоткуда. Чтобы проверить эту нехорошую версию, Полина подошла к туалетному столику, где Маша хранила какие-то небольшие деньги на хозяйство. «Вот, Полина, если вам понадобятся какие-то средства, порошки, щетки, берите, не стесняйтесь, оставляйте мне чеки…»

Полина открыла ящик столика. Три тысячи рублей с мелочью лежали в шкатулке рядом со стопкой чистых носовых платков. Значит, не грабитель. Значит, Маша сама открыла дверь… Может, приходил кто-то и забыл закрыть за собой? Мужчина? Любовник, которого она не проводила до двери, спала?

Врач «Скорой пмощи», худенькая девушка в бирюзовом костюме, констатировала смерть.

– Надо вызвать милицию, – сказала она, не оглядываясь на Полину. – Вызывайте!

– Она давно умерла?

– Нет… примерно час тому назад.

Полина набрала «02».

Глава 2

Марокко, 2010 г.

Бертрана я нашла не сразу. Тот дом, который прежде я видела лишь на экране монитора во время онлайн-бесед с моим другом и куда привез меня таксист, оказался пустым. Белый дом с двумя большими террасами, одна из которых выходила на океан, а другая – в сад.

Он точно знал о моем приезде, мы созванивались с ним, когда я шла на посадку в аэропорту Орли, но вот уже здесь, в Марокко, мне с ним связаться не удалось – батарейка в моем телефоне разрядилась. Таксист спросил меня на хорошем французском, желаю ли я чего-нибудь, в том смысле, наверное, не отвезти ли меня еще куда-нибудь, на что я лишь пожала плечами. Я совершенно не знала, что мне делать и как себя вести. Мы были знакомы с Бертраном шапочно, и, если бы не обстоятельства, которые заставили меня приехать в Марокко, мы так и продолжали бы общаться лишь по Интернету, посылая друг другу воздушные поцелуи.

– Я слышал, его друг сильно пострадал, – голос таксиста, человека средних лет в белой тонкой рубашке, джинсах и в голубой феске, вывел меня из задумчивости.

– Что? Что вы сказали?

– У Бертрана есть друг, его зовут Фахд, он мотоциклист… Два часа тому назад он разбился на мотоцикле… Думаю, Бертран сейчас там.

– Откуда вы знаете Бертрана? Вы что, знаете всех в Касабланке?

– Нет, но я хорошо знаю этот район. Бертран – мой друг, он хороший человек, и это он попросил меня встретить вас.

Я смотрела на него, не зная, верить его словам или нет.

– Вы знаете, где находится дом этого…

– Его друга зовут Фахд, – терпеливо повторил таксист. У него была сухая темная кожа и спокойные карие глаза.

– Вы можете отвезти меня туда?

– Бертран сказал, чтобы вы ждали его здесь, чтобы отдыхали. Там, где он сейчас находится, вам не понравится. Это бедный квартал.

Вот теперь я поняла, что он говорит правду. Если бы он захотел меня куда-нибудь отвезти, то постарался сразу же уговорить меня вернуться в машину.

– Поехали, я вам хорошо заплачу, если только вы отвезете меня именно к Бертрану.

Он кивнул и распахнул дверцу машины.

Мы сели и покатили по улицам совершенно незнакомого мне города. Когда ехали из аэропорта сюда, на побережье, я не переставала удивляться разнообразию архитектурных стилей. Касабланка. Здесь было все: и бетонные, сверкающие на солнце здания в арабском декоре в деловой части города, и роскошные частные виллы за высокими каменными заборами, окруженные зеленью садов, в центре города, и старые, словно потертые временем европейские особняки – наследие колониальных времен, расположенные ближе к океану. Спускаясь же по широкой и безлюдной улице к дому Бертрана, мы проехали несколько бедных кварталов, застроенных прилепившимися друг к другу картонными домиками, напоминавшими цыганские трущобы.

– Это там? – Я махнула рукой туда, откуда мы приехали.

Таксист молча кивнул.

Мы развернулись и поехали обратно. Примерно полчаса мы катили по пустынной, темно-оранжевой в этот сумеречный час дороге, пока впереди не показалась россыпь коричневых, обмазанных глиной или обшитых ржавыми листами домишек, в некоторых местах сильно покосившихся. Яркими цветными пятнами выделялось сушившееся на веревках белье, одежда мальчишек и женщин, тонкие узорчатые ковры, заменявшие в некоторых местах стены, да прилавки торговцев с разложенными на них овощами и фруктами.

Машина остановилась.

– Дальше мы не проедем, надо идти.

Я вышла из машины и последовала за своим гидом в самую гущу построек. Мы шли по узким улочкам, и я спрашивала себя, что будет, если этот таксист меня все-таки обманул и теперь ведет меня, как овцу на заклание, на растерзание этим непонятным, живущим в таких ужасных условиях арабам?

– Меня зовут Юсеф, – представился мне таксист, словно таким образом желая меня как-то приободрить, мол, теперь мы знакомы и ничего не бойся.

Я не понимала, как можно нормальному человеку не запутаться в этих многочисленных поворотах, своеобразных темных аппендиксах нашего маршрута. Иногда казалось, что дома сужаются, и тогда проходы между ними становились совсем тесными, и вот в таких вот проходах непременно обнаруживался прикрытый какой-нибудь ветхой тряпкой мотоцикл или мопед. Некоторые дома стояли здесь настолько давно, что успели густо порасти диким виноградом. Удивляла открытость жизни, представившаяся моему взгляду. Иногда вместо части дома можно было увидеть деревянную нишу, в которой, уютно устроившись на циновке, лежал укутанный в шерстяной халат с капюшоном мужчина с темными пятками и совершенно счастливым улыбающимся лицом. Удивительные цветники я увидела там – прямоугольники из сбитых досок оберегали от мальчишек зеленые кактусы, и рядом с таким цветником можно было увидеть отдыхающего на свежем воздухе араба со стаканчиком чая или кофе в руке. В некоторых закутках встречались и куры с петухами, гуси, внешне ничем не отличавшиеся от птиц, которых держала в своем хозяйстве моя бабушка в русской деревне. Разве что арабские выглядели менее упитанными.

Наконец мы остановились перед входом в жилище. Помимо нас, здесь находилось еще трое мужчин. Они сидели на белых пластиковых стульях и молча пили темную жидкость из маленьких чашек.

Юсеф спросил у них что-то на арабском, и ему ответили буквально парой слов. И сразу после этого стало как-то совсем уж тихо.

– Фахд… Его больше нет с нами, – повернувшись ко мне, произнес Юсеф. Затем он произнес еще фразу, и я услышала имя моего друга.

– Бертран тут, но вы пока не можете туда войти. Я позову его сейчас.

Юсеф приоткрыл тяжелое покрывало, служившее дверью, и скрылся за ним. Вышел буквально через несколько секунд, но не один.

– Полина! – Бертран, вынырнув из другого мира, полного скорби, еще не мог улыбаться. Даже по поводу моего приезда. И обнять меня пока он тоже не мог, я знала об этом из наших с ним разговоров. – Я рад, что ты приехала. Извини, что я тебя не встретил… Мой друг…

– Я все знаю, мне уже сказали.

– Пойдем.

Я поблагодарила Юсефа, хотела было заплатить ему, но Бертран сделал мне знак рукой, что, мол, все в порядке, и я поняла, что вся работа таксиста была им предварительно оплачена. После чего я последовала за Бертраном. Он вывел меня на другую улицу, и мы снова углубились в лабиринт темнеющих проходов и тупиков, которым, казалось, не будет конца…

Я шла за ним, глядя на его спину, обтянутую белой тонкой рубашкой, почти такой же, какая была на Юсефе, и чувствовала, как сильно бьется мое сердце.

Бертран Мишу. Ему было двадцать девять лет. Он был молод, красив и загадочен, как и все то, что окружало меня тогда. Это незнакомое мне государство, куда я ринулась, спасаясь от тюрьмы, ото всего, что меня поджидало в другой стране – благословенной Франции, где я так надеялась пустить корни и остаться там навсегда, – казалось мне страной сновидений. Настолько тут все было непривычно. И даже тишина, прерываемая редким детским смехом или звоном велосипедов, казалась какой-то особенно плотной, неестественной.

Наконец мы выбрались на небольшую бетонную площадку. Там стояла машина Бертрана. Я поняла это, когда он достал ключи и вырубил сигнализацию.

– Садись. Я еще раз извиняюсь, что не смог встретить тебя. Я звонил тебе. Но твой телефон не отвечал.

– Да я сама во всем виновата, у меня села батарейка… Ты же знаешь, как я улетала, мне было не до батарейки… Вернее, мне и в голову тогда не пришло покупать зарядное устройство… Я приехала налегке. И денег наличных у меня не так много. Все то, что мне удалось накопить, осталось в банке и на картах. Но и их тоже могут заблокировать, если они действительно думают, что это сделала я… Бертран, как же я рада, что вижу тебя! – вырвалось у меня, и я бросилась к нему, зная, что нас сейчас, в этих густых сумерках, уж точно никто не увидит, и обняла его.

Мы не были любовниками, мы были просто друзьями по переписке. Но не случайными, как это бывает, когда люди ищут себе партнеров или друзей. Нет, мы познакомились с ним реально еще в Москве, и это было очень давно. Очень. В другой жизни. Удивительно, что это знакомство продолжилось и мы успели даже привыкнуть друг к другу. Люди, которые дружат с Интернетом, поймут меня.

Мощные фары высветили пустырь, их яркий свет мазнул по обломкам каких-то строений, машина резко повернула и покатила по гладкой и узкой дороге уже вдоль темнеющих трущоб.

Глава 3

Москва, 2007 г.

– Как давно вы были знакомы с Марией Арефьевой?

– Чуть больше года.

– При каких обстоятельствах познакомились?

– Мне порекомендовала ее одна моя знакомая, которая обращалась в бюро переводов, где я работала.

– Кем вы работали в бюро переводов?

– Переводчицей с французского. Я и сейчас там работаю.

– В каком смысле вам ее порекомендовали?

– В бюро переводов мне мало платили, я решила, что ничего дурного в том, что я подработаю, нет.

– Вы работали у Арефьевой домработницей? Или уборщицей?

– Не знаю, как правильно сказать.

– Что входило в ваши обязанности?

– А это так важно?

– Если я спрашиваю, значит, важно. Итак?

– Я убиралась у нее, гладила белье и иногда, когда меня просили, готовила. Но это бывало крайне редко. Утром Маша завтракала бутербродами, которые готовила сама, и кофе. Обедала она в ресторане, а ужинала либо там же, либо дома. Говорю же, когда она меня просила, я готовила ей.

– Кто закупал продукты?

– А это-то зачем?

– Вы сказали моему помощнику, что деньги, которые мы обнаружили в ящике туалетного столика, предназначались для покупки продуктов и моющих средств.

– Да, это так.

– У вас были ключи от квартиры Арефьевой?

– Да, были.

– Расскажите, в котором часу вы пришли сегодня в квартиру Арефьевой.

– Около девяти.

– Это ваше обычное время прихода?

– Мы сразу договорились с Машей, что это не принципиально. Я могла бы прийти и позже, но не раньше. Для нее главное, чтобы работа была выполнена и чтобы до шести часов я все успела.

– Каков был график вашей работы?

– Два раза в неделю.

– Когда вы входили в подъезд, вы кого-нибудь заметили?

– Точно сказать не могу… Возможно, и встретила кого-то на первом этаже. Там всегда кто-нибудь есть. Обычно, так получается, я встречаю там людей, которые проверяют свои почтовые ящики, или самого почтальона. Или какую-нибудь женщину, которая возится с детской коляской. Или мальчишек, спускающих свои велосипеды…

– Вы никого конкретно сегодня утром не запомнили?

– Нет…

– Вы всегда такая невнимательная, рассеянная?

– Нет, просто сегодня утром я задумалась, поэтому ничего не заметила.

– И о чем вы думали?

Полина уже несколько часов находилась в кабинете следователя и по кругу отвечала на одни и те же, как ей казалось, вопросы, которые крутились вокруг ее обязанностей в квартире Маши, вокруг самой Маши, но особенно следователя интересовало сегодняшнее утро. Именно за час до ее прихода и погибла Маша.

– Подождите… Кажется, я вспомнила… Когда я поднималась в лифте, туда двумя этажами раньше, кажется на седьмом, вошла женщина… А на восьмом – еще одна, точно… В возрасте, женщина с ребенком… Они поднялись вместе со мной, а потом спокойно поехали вниз…

– Ну наконец-то! Опишите этих женщин!

– Вряд ли я смогу их описать. Помню, что одна была в темном пальто или плаще… Нет, скорее всего, все-таки в плаще. Или в тонкой куртке, ведь на улице еще тепло… А та, что постарше, – в розовой куртке, ребенка как-то совсем не запомнила…

– Женщина с ребенком меня не интересует. Та, вторая, что помоложе… Брюнетка, шатенка, блондинка? – Следователь начинал терять терпение.

– Я не знаю. Кажется, на голове этой женщины был головной убор. Иначе я обратила бы внимание.

– А вы вообще уверены, что это была женщина?

– Теперь не знаю… Вы запутали меня. Зашел человек, мне показалось, что женщина.

– Интересно, о чем это вы таком думали, что ничего не видели вокруг себя?

Полина промолчала.

– Скажите, Арефьева жила одна?

– Я же вам уже говорила! Да, одна.

– У нее был друг, приятель, жених?

– Думаю, что был, но я ни разу не видела.

– Откуда же вам известно, что был?

– Вы задаете мне очень странные вопросы, – не выдержала Полина. – Я же убиралась в ее доме. Думаете, что следы пребывания мужчины можно не заметить?

– А она сама вам никогда ни о ком не рассказывала?

– Мы с ней не были подругами.

– Быть может, вы слышали, как она разговаривала по телефону с кем-нибудь, кого называла по имени?

– Нет, ничего такого я не слышала. И не слушала. Я просто работала, и все!

Кабинет был мрачный, примерно такой, каким обычно и представляют кабинет следователя. Новая, но какая-то холодная, безвкусная мебель, пластиковое окно с жалюзи, необычайно сочная, ухоженная герань в глиняном горшке, в углу – серый стальной сейф, на нем несколько толстых папок с бумагами. На столе – стеклянный поднос с графином. Полина представила себе, что вот ей сейчас станет плохо, она потеряет сознание и этот следователь, лысый, с уставшим лицом, вскочит, плеснет в стакан воды, наберет в рот и брызнет ей в лицо. Фу! Какая гадость.

– Послушайте, я понимаю, что эта фраза избита и что ее произносят все те, кто оказывался на моем месте, вернее, на этом стуле, но… вы напрасно теряете время! Ясно же как день, что Маша просто поскользнулась, наступив на этот вертящийся круг, и упала… Уверена, что и специалист-трасолог скажет вам то же самое.

– Может, и так, а может, и нет! – Полине показалось, что следователю (имени которого она так и не запомнила от страха, от шока, что оказалась в этих стенах) было лень даже изображать что-либо на своем лице. Прежде он кривлялся, вращал глазами или презрительно кривил рот, разговаривая с ней. Сейчас же, утомленный собственным допросом, лишь смотрел в одну точку, словно задавал вопросы не уставшему и запуганному свидетелю, а стене.

– Вы же сами сказали, что, когда вы подошли к двери и хотели открыть ее, она оказалась незапертой.

– Ну да. Что было, то и сказала. А что, надо было соврать?

– Сбавьте-ка тон, Ужинова. И ответьте мне на такой вопрос. Часто такое случалось, чтобы вы приходили к Арефьевой и дверь ее квартиры была открытой?

– Никогда, я же говорила вам.

– А вас это не насторожило?

– Меня это насторожило бы сейчас, после всего того, что произошло, вернее, сейчас-то я уже понимаю, что должна была обратить на это внимание, но в тот момент, повторяю, я ни о чем таком не задумалась…

– Вы же сами сказали, что в это утро были задумчивы? И о чем же вы думали? О том, как бы убить и ограбить вашу хозяйку?

– Она мне не хозяйка, я просто подрабатывала у нее, и все! И думала я о своей сестре!

– Кстати, чем занимается ваша сестра? Может, это она успела до вас побывать у Арефьевой? Может, она ваша подельница?

Полина смотрела на следователя широко раскрытыми глазами и не верила своим ушам. Хотела было уже накричать на него, сказать о нем все то, что она думает, как вдруг услышала:

– Ладно, Ужинова, идите уже. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните мне вот по этому телефону, – он протянул визитку. – И попытайтесь вспомнить того человека, который выходил из лифта. Как вы сами понимаете, если это не вы убили Арефьеву, то это мог сделать он. Или она.

– Может, она все-таки сама ударилась?

– Может, и сама. Но тогда непонятно, зачем и кому она этим утром открывала дверь.

Он выписал ей пропуск, и Полина буквально выскочила из кабинета, бросилась вниз по лестнице вон, вон из этого ада, из этой преисподней!

У нее было такое чувство, словно она на самом деле убила Машу и теперь ей каким-то невероятным образом удалось избежать наказания. Или хотя бы просто сбежать из кабинета следователя.

Возможно, виной было то напряжение, в котором она находилась все эти долгие часы ожидания допроса, а потом и сам изматывающий допрос. И что самое главное, этот следователь так от нее ничего и не добился. Непонятно вообще, на что он рассчитывал, допрашивая домработницу. Как будто бы домработницы – совершенно безмозглые существа, которые если и задумали убить своих хозяев, то непременно сделают это чуть ли не открыто, да еще и сами вызовут милицию.

Пока она шла домой, в голову лезли и вовсе странные мысли о том, а как бы она себя повела, если бы на самом деле была не приходящей уборщицей, а настоящей домработницей, решившей прибить хозяйку и завладеть ее богатством. Ну уж точно не стала бы попадаться и тем более вызывать сначала «Скорую помощь», а потом милицию. Да и не стала бы убивать в квартире, а придумала бы что-нибудь поинтереснее и уж точно все спланировала бы таким образом, чтобы не попасться…

Уже возле автобусной остановки, дрожа от холода в тонком свитере, Полина поняла, что окончательно замерзла и что теперь, возможно, простынет. И на нее вдруг накатила жаркая волна страха: да как она вообще могла предположить, что способна совершить убийство?

Да, конечно, Машу ей было не за что любить. Необщительная, неразговорчивая, нелюбезная, хотя и вежливая, слегка надменная, холодная, строго соблюдающая дистанцию. Не зря же Ксюха злилась на Полину за то, что та, образованная, интеллигентная, знающая два языка, профессиональная переводчица, моет полы и гладит белье какой-то там Маше, хозяйке туристического агентства. «Полина, зачем тебе это надо? Какие-то там пятьсот долларов… Сама упрекаешь меня за то, что я тяну деньги с мужиков, говоришь, что этим я только унижаю себя, а сама стираешь трусы этой Машке? Разве ты себя этим не унижаешь?»

Полине было тяжело слышать такое, тем более что она и сама понимала, что надо бы прекращать эту работу и постараться найти себе просто другой приработок, те же самые переводы. В сущности, она этим занималась, пыталась найти работу через знакомых, обзванивала издательства, литературные агентства или просто крупные иностранные фирмы, нуждающиеся, по ее мнению, в хороших переводчиках, отправляла свои резюме по Интернету, но ничего приличного так пока не нашла. Время шло, ничего в ее жизни не менялось, и она так и продолжала каждые вторник и пятницу убираться в квартире Арефьевой, зная, что в конце месяца получит свои деньги, которыми покроет расходы за аренду квартиры.

Вечером появилась Ксения, счастливая, утомленная, с блуждающей улыбкой на губах. Увидела бледное лицо Полины, и улыбка исчезла.

– Поля? Что-нибудь случилось? Ты заболела?

Полина вдруг расплакалась, уткнулась сестре в плечо и, всхлипывая, рассказала обо всем, что произошло.

– Фу-ты! Ну и что? Это же тебя никаким боком не касается! – фыркнула Ксения и принялась готовить чай. – Забудь, вот и все решение проблемы. Хотя это и проблемой никак не назовешь. Говорю же – убили постороннего тебе человека… Хотя почему, собственно, убили? Ты же, надеюсь, сказала им, что она регулярно занималась на этом вращающемся круге? Ну и все! Машу эту твою все равно не вернуть… Понимаю, что мой вопрос прозвучит цинично, и все же: она тебе много задолжала?

Полина от нее отмахнулась.

– Ты просто неисправима… Как можно вообще так жить, как ты? Понимаю, она мне не родственница и не подруга, но… я же у нее работала!

– Все равно – чужая. Говорю – забудь и продолжай жить своей жизнью. И пожалуйста, не мой больше полы в чужих домах, это неприлично. Ты такая умная, красивая… Глупости какие-то! Поломойка!

– Я в отличие от тебя продаю свой труд, а не себя, – выпалила в сердцах Полина, сказала что накопилось и, отвернувшись, даже зажмурилась, мгновенно осознав, что оскорбила свою непутевую сестру.

– Я не обижаюсь, – вдруг услышала она спокойный голос Ксении. – Потому что ты ничего не знаешь… Да и не понимаешь. Ты живешь как-то очень грустно, что ли… Все работаешь, работаешь, скучаешь, и личной жизни у тебя нет, и свободного времени тоже… Словом, ты живешь неправильно, вот.

– Да? – вскипела Полина. – И как же нужно жить, по-твоему?

– Да не по-моему. А просто жить, понимаешь? Наслаждаться жизнью… И не в таком бешеном темпе, как ты. Надо все делать медленно, с удовольствием…

– Как ты?

– Да что ты заладила: как я да как я… Дело не в этом. Просто мне тебя жаль. Ты вот все куда-то спешишь, суетишься, зарабатываешь деньги тяжелым трудом… А ведь ты со своей внешностью могла бы жить иначе. Нашла бы себе богатого, интеллигентного мужа…

– Ксюха, прекрати!

Между тем Ксения достала из холодильника зеленое яблоко, корень сельдерея и принялась все это чистить.

– Вот сидишь в своей пыльной конторке, переводишь там что-то… А ты должна на клиентов своих смотреть. А вдруг попадется какой-нибудь симпатичный иностранец?

– Я не желаю тебя слушать! Что это еще за разговоры?

– Обыкновенные разговоры. Просто я хочу, чтобы моя сестра была счастлива. Где у нас терка?

Полина машинально достала из буфета терку.

– Ты что, салат делаешь? – раздраженно спросила она, хотя это и так было очевидно. – Только, пожалуйста, убери все после себя… эти очистки… терку потом вымой…

– Да ты не злись. Давай посидим вместе, поужинаем… Очень даже витаминный салатик…

– Послушай, я тебе рассказала о том, какой у меня был сегодня жуткий день… Как я нервничала, как мне сейчас плохо… А ты со своим салатиком!

– Боже мой, Поля, ну постарайся ты взглянуть на эту ситуацию другими глазами! Забудь, понимаешь? Завтра будет другой день, и ты, возможно, и не вспомнишь об этом происшествии… Надо жить сегодняшним днем… Где у нас сметана?

Она ела все и не толстела. Напротив, выглядела потрясающе. Изумительная фигурка, огромные темно-карие глаза, пышные светло-русые локоны.

– Где ты была? – тоном рассерженной старшей сестры спросила Полина. – Всю ночь и весь день?

– У одного моего знакомого… Мы с ним всю ночь гуляли по Москве, затем зашли в одно место… Там готовят очень вкусную куриную лапшу…

– Что? Я не ослышалась?

– Нет. Ты что же, думаешь, что я пью одно шампанское? Было очень холодно. Я куталась, куталась в плащ, потуже обматывала шею шарфом, но все равно никак не могла согреться. Вот он и привел меня в один шикарный ресторан, где нам подали куриную лапшу. Горячую, очень вкусную…

– А потом?

– А потом мы поехали к нему и легли спать.

– Ты любишь его?

– Не знаю.

– А он тебя?

– Говорит, что любит, но я не верю мужчинам. И вообще, запомни, Полечка, что мужчинам верить нельзя. Нужно только делать вид, что ты веришь…

– Что, большой опыт?

– Большой. Не злись… Давай спокойно поедим, а потом я тебе кое-что расскажу. Или даже предложу…

– Подожди… – Полина даже подскочила на своем стуле, что-то вспомнив. – Я же все напутала! Представляешь, Ксюха, я так испугалась, что все перепутала… Они же сейчас станут искать ту женщину в розовой куртке с ребенком! А я видела ее не сегодня, а на прошлой неделе… Не знаю, как это у меня так вышло… Это все мозг… не знаешь, чего от него ждать! Я должна непременно ему перезвонить.

– Кому? – Ксения смотрела на нее с подозрением, как смотрят на человека с признаками надвигающегося безумия.

– Как кому – следователю, конечно! Подожди-ка… У меня есть его визитка!

Полина набрала номер и с замиранием сердца принялась ждать, когда ей ответят.

– Алло! Это Полина… Вы допрашивали меня сегодня. Полина Ужинова. Послушайте… Эту женщину в розовой куртке я видела не сегодня…

И она принялась объяснять следователю ситуацию.

– Уф, все, кажется, объяснила…

– Да уж, – вздохнула Ксения. – С тобой действительно не соскучишься… Ты очень, ну просто очень суетливая, тратишь огромное количество энергии на пустяки.

– Может, для тебя это и пустяк, а для следователя – экономия времени, понимаешь?

– Говорю же, это наверняка был несчастный случай. И то, что следователь допрашивал тебя, еще ни о чем не говорит… Он просто должен был это сделать. Формально. Понимаешь? Все, забудь про это… Ешь. И успокойся.

Как бы временами Ксения ни раздражала Полину, она все равно влияла на нее благотворно. Может, и правда, все забыть и успокоиться? На самом деле, зачем кому-то понадобилось убивать Машу? Ведь это для следователей пластиковый круг мало о чем говорил, а она-то сама, Полина, прекрасно знала, что Маша следит за своим здоровьем и фигурой и что она действительно каждое утро крутилась на нем, когда было время. Вот и докрутилась. Доупражнялась. Поскользнулась, слетела с этого круга, ударилась головой об угол кроватной спинки и умерла. И нечего изводить себя дурацкими и, главное, никому не нужными вопросами. Умерла и умерла. Значит, так ей на роду было написано.

– Да, ты права, Ксюха, это был несчастный случай. Может, на самом деле успокоиться и жить дальше?

– Наконец-то! – обрадовалась сестра. – Говорю же – ешь, мы-то с тобой живы… Пробуй салат. По-моему, он прекрасен.