Без права на наследство Коллинз Уильям
Магдален внезапно высвободила руку и придвинула стул ближе к столу. Опершись на него локтем, она подалась вперед и взглянула прямо в лицо адвоката. Она была бледна, но серые глаза сверкали, а голос зазвучал ниже и глубже обычного тона:
– Насколько я понимаю, мистер Пендрил, брат нашего отца прислал в Лондон инструкции, и у вас есть их экземпляр. Вы привезли его?
– Конечно.
– Могу я взглянуть?
Мистер Пендрил заколебался, беспокойно переводя взгляд с Магдален на мисс Гарт и обратно.
– Прошу, не настаивайте на этом, – смущенно сказал юрист. – Достаточно того, что вам известен итог. Зачем мучить себя чтением этого документа? Он составлен в жестком тоне, игнорирует чьи-либо чувства, даже мне трудно было его читать.
– Я ценю вашу доброту, мистер Пендрил. Но этот текст не ранит мою душу, так что позвольте мне повторить просьбу, – и она протянула тонкую девичью руку, не знавшую тяжелого труда, совсем нежную.
– О, Магдален, подумай еще раз! – воскликнула Нора.
– Вы огорчаете мистера Пендрила и всех нас, – поддержала старшую сестру мисс Гарт.
(«Глупцы! – подумал про себя мистер Клэр. – Они что – ослепли и не видят, что она твердо решила действовать по-своему?»)
– Я совершенно серьезна, – заявила Магдален. – У меня есть основания разобраться в ситуации. Пока я знаю лишь то, что брат нашего отца намерен лишить нас всего. У него должны быть мотивы для такого поведения. Он сознательно грабит Нору, меня, и я полагаю, мы имеем право знать, почему.
– Я этого знать не желаю, – решительно возразила Нора.
– А я желаю, – твердо повторила Магдален.
Тут мистер Клэр впервые счел должным вмешаться:
– Вы поступили, как считали нужным. Ваша совесть чиста, – обратился он к юристу. – Ее право знать, если она этого хочет.
Мистер Пендрил со вздохом достал письмо с инструкциями Майкла Ванстоуна и протянул его Магдален. Уголок одной из страниц был загнут, и когда девушка взяла рукопись, та открылась именно на этом месте.
– Здесь речь идет о нас с сестрой? – уточнила она.
Мистер Пендрил молча кивнул, и Магдален положила письмо на стол перед собой.
– Мне читать вслух или про себя, как ты хочешь, Нора?
– Про себя, – мисс Гарт ответила за Нору, которая была, на ее взгляд, слишком расстроена.
Магдален пожала плечами и сосредоточилась на лежавшем перед ней тексте.
«…Теперь вы располагаете ясным изложением моей воли относительно денежной собственности, а также продажи мебели, экипажей, лошадей и прочего. Последнее, что хочу сказать, касается лиц, проживающих в доме, по поводу которых я получил абсурдные просьбы от имени некоего адвоката по имени Пендрил, несомненно, преследующего личную выгоду.
Я так понимаю, мой брат оставил двух незаконнорожденных детей, ныне молодых особ женского пола, вполне взрослых, чтобы самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Я не собираюсь осуждать сентиментальные высказывания этого адвоката, в следующих абзацах я просто выскажу свои соображения по поводу этих двух молодых особ.
Дайте им понять, что я считаю обстоятельства, передавшие наследство в мои руки, актом Провидения, направленным на восстановление справедливости в отношении меня, так как все это наследство изначально должно было принадлежать мне. Я получаю деньги не только по закону, но и по божьей воле, вопреки коварству младшего брата, в свое время лишившего меня того, что мне предназначалось по праву. Я прервал с ним все отношения еще в юности. То, что он много лет пренебрегал моралью, представляя обществу некую женщину в качестве своей жены, тогда как она его женой не являлась, было дополнено не менее аморальным поступком – заключением с ней брака после долгого сожительства. Такое поведение наказано Высшим Судом в его детях. Я не намерен принимать на себя ответственность и разделять его вину, признавая его незаконных отпрысков и позволяя им пользоваться моим честным именем. Я даю им шанс показать себя достойными особами, выделяя каждой по сто фунтов, чтобы они могли начать собственную жизнь. Этим письмом я даю вам указание выплатить им означенные суммы под расписку, с оформлением всех положенных формальностей. На этом я желаю покончить с любыми контактами с этими особами. Они обязаны немедленно покинуть дом, относительно которого я уже дал вам все необходимые распоряжения. Решение мое твердое и окончательное».
Пока Магдален внимательно читала текст, остальные смотрели на нее. Трудно было не заметить, что она дышала глубже обычного, что рука ее с письмом все крепче сжималась по мере чтения, но в остальном девушка казалась невозмутимой. Закончив, она молча оттолкнула рукопись и закрыла лицо руками. Когда она отвела ладони, ее выражение изменилось – совсем чуть-чуть, но эта малая перемена отражала некий глубокий сдвиг в душе.
Она ровным голосом обратилась к мистеру Пендрилу:
– Прежде чем вы приступите к необходимым действиям, могу я попросить вас об одолжении?
Адвокат церемонно поклонился. Казалось, его удручал сам факт, что Магдален настояла на прочтении письма, и его отношение к ней стало сдержаннее.
– Вы упоминали, что, обращаясь к мистеру Майклу Ванстоуну в первый раз, действовали в наших интересах, – продолжила она. – Вы изложили ему наши обстоятельства. Если позволите, я хотела бы уточнить: что именно он знал о нас, отдавая эти распоряжения. Знал ли он о завещании нашего отца? О том, что тот хотел оставить состояние нам с сестрой?
– Конечно, знал, – подтвердил мистер Пендрил.
– Вы объяснили ему, почему мы оказались в беспомощном положении?
– Я сообщил ему, что ваш отец не имел понятия, что должен составить новое завещание после заключения брака.
– И он знал, что составить новое завещание ему помешала лишь трагическая случайность?
– Конечно.
– И о доброте к нам отца… – голос ее впервые дрогнул, она остановилась, прикрыв рот ладонью.
Нора двинулась к ней, чтобы утешить, но Магдален жестом удержала ее на расстоянии.
– Я сдержу слово никого не огорчать, – и она вновь обратилась к адвокату: – Значит, мистер Майкл Ванстоун был хорошо осведомлен о намерении нашего отца обеспечить Нору и меня?
– Я послал ему выдержку из последнего письма вашего отца. Так что он знал это из его собственных уст, так сказать.
Она помолчала, внимательно глядя в глаза собеседника.
– Я хочу накрепко запомнить все это, прежде чем уеду отсюда. Мистер Майкл Ванстоун знает о первом завещании папы, он знает, что помешало тому составить второе завещание, он знает о его последнем письме и читал фрагмент из него. Что еще? О болезни и кончине мамы? О том, что ее доля наследства должна была отойти к нам, если бы ей хватило сил поставить одну подпись? Значит, мы никто? Так он выразился?
– Я все это объяснил ему. У него не могло быть никаких сомнений.
Магдален медленно взяла в руки копию письма с указаниями дяди, сложила рукопись и с поклоном протянула ее адвокату.
– Я глубоко благодарна вам, мистер Пендрил, – она обернулась к сестре. – Нора, если мы обе доживем до старости, и если ты забудешь все, чем мы обязаны Майклу Ванстоуну, обратись ко мне, и я тебе напомню.
Она встала и прошла к окну. Мистер Клэр поймал ее руку костистыми пальцами.
– Что за маску вы избрали, чтобы скрывать свои чувства? – спросил он, заставив девушку обернуться; он внимательно взглянул ей в лицо. – Какая температура питает вашу отвагу – ледяной холод или жар, раскаленный добела?
Магдален отшатнулась и выдернула руку. «Нет, это не холод, – подумал старик. – Тем хуже для нее и для тех, кто окажется близок к ней». Повисла пауза. Только шум дождя и тиканье часов нарушали тишину. Мистер Пендрил положил копию письма с указаниями в карман, а затем развернулся к Норе и мисс Гарт.
– Мы затронули болезненные темы, – мягко проговорил он. – Нам лучше обсудить будущее. Я сегодня вечером должен вернуться в город. Я готов помочь вам всем, что в моих силах. И в дальнейшем обращайтесь ко мне без колебаний.
Женщины растерялись. Они понимали, что о предполагаемом ранее браке Магдален и речи быть не может. Но теперь они осознали, что представления не имеют, как поступать дальше. Их тревожила и реакция Магдален, словно нарочно причиняющей себе боль сверх необходимого. Стоявшая у окна девушка превратилась для сестры и гувернантки в загадку. Кроме того, и Нора, и мисс Гарт не привыкли принимать важные решения, а потому хранили молчание. Их вывел из оцепенения мистер Пендрил, который догадался об их состоянии.
– Мне жаль, что я вынужден вовлекать вас в деловые вопросы, к которым вы не готовы. Но, вернувшись в Лондон, я должен сделать необходимые распоряжения. В том числе в связи с тем, что я еще не упоминал. Младшая мисс Ванстоун прочитала указания и сама все знает, но вам скажу коротко: мистер Майкл Ванстоун указал выделить каждой из дочерей брата по сто фунтов.
Нора вспыхнула от негодования.
– Если хотите, я могу сообщить мистеру Ванстоуну, что вы отказались от этих денег.
– Передайте ему: даже если я стану умирать от голода, я и фартинга не возьму из его рук! – воскликнула Нора.
– А что скажете вы? – юрист обратился к Магдален.
Она обернулась, но лицо ее оставалось в тени, так что трудно было судить о его выражении.
– Скажите ему: пусть еще раз подумает, прежде чем отправлять меня в жизнь с сотней фунтов. У него еще есть время изменить решение.
Эти странные слова она произнесла с непонятной решимостью, а затем быстро отвернулась обратно, к окну.
– Значит, вы обе отказываетесь, – произнес мистер Пендрил, задумчиво глядя на Магдален. Ее поведение разбудило неизбежную для юриста подозрительность; он полагал, что ни старшая сестра, ни бывшая гувернантка не имели влияния на девушку.
Внезапно Магдален обернулась к собравшимся и задала еще один вопрос:
– Он старик?
– Если вы говорите о мистере Майкле Ванстоуне, ему семьдесят пять или шесть лет.
– Вы упоминали его сына. Есть ли другие дети?
– Нет, один сын.
– А что вы знаете о его жене?
– Она умерла много лет назад.
– Зачем тебе все это? – высказала общее удивление Нора.
– Простите, у меня больше нет вопросов.
Чуть заметно покачав головой, мистер Пендрил вновь вернул разговор к деловым аспектам.
– Не следует забывать о слугах, – заметил он. – Им надо предоставить возможность найти новое место, перед отъездом я дам непосредственные указания. Что касается дома, вы здесь ничем не должны заниматься. Экипажи, лошади, мебель, посуда и прочее имущество останутся на месте до дальнейших распоряжений мистера Майкла Ванстоуна. Но все, что принадлежит лично обеим мисс Ванстоун, включая одежду, украшения и небольшие подарки, которые вы получали прежде, остаются в вашей собственности. Насколько я понял, мистер Ванстоун приедет из Цюриха примерно через месяц, вероятно, его юрист позволит вам…
– Простите, мистер Пендрил, – прервала его Нора, – поскольку дом и все имущество отныне принадлежат Майклу Ванстоуна, я готова уехать хоть завтра!
Магдален сделала шаг от окна и взглянула на мистера Клэра, в первый раз на ее лице отразилось волнение и беспокойство.
– Не сердитесь на меня, – прошептала она, подавшись вперед, к старику, – я не могу уехать, не увидев Фрэнка!
– Вы его увидите, – кивнул он, – я пришел как раз для того, чтобы поговорить с вами об этом, когда закончатся деловые разговоры.
– Нет нужды спешить с отъездом, – заверил женщин мистер Пендрил, обращаясь, в основном, к Норе. – Уверяю, у вас есть не меньше недели.
– Я хочу уехать как можно скорее! – упрямо повторила Нора.
Она резко встала, прошлась по комнате, потом села на софу. Внезапно она переменилась в лице – на этих подушках лежала ее мать за пару часов до катастрофы, вон в том старомодном кресле в ногах обычно сидел отец в дождливые дни, а они с сестрой играли на фортепиано его любимые мелодии… Она чуть не застонала в отчаянии.
– Мисс Ванстоун, могу я поинтересоваться, есть ли у вас с сестрой определенные планы на будущее? – спросил ее мистер Пендрил. – Вы думали, куда поедете?
– Я возьму это на себя, сэр, – ответила ему мисс Гарт. – Я поеду с ними. Мой дом – их дом! Их родители удостоили меня чести быть членом семьи, они доверяли мне, любили меня. Я прожила здесь двенадцать счастливых лет и ни за что не оставлю в беде своих воспитанниц.
На этот раз реакция сестер был одинаковой: Нора стремительно поднялась с софы, а Магдален поспешила от окна – обе девушки хотели выразить искреннюю благодарность мисс Гарт. Гувернантка обняла их и взглянула на мужчин. Она заговорила уверенно, продемонстрировав немалое самообладание.
– Джентльмены, я хочу, чтобы вы поняли, я не обещаю больше того, что мне по силам. Когда я пришла в этот дом, я располагала гораздо большей независимостью, чем большинство гувернанток. В юности я помогала в преподавании старшей сестре, мы открыли в Лондоне школу, которая с тех пор стала большой и процветающей. Я согласилась на должность гувернантки только из-за того, что в школе на моих плечах лежала слишком большая ответственность. Но доля моя в заведении сохранилась, и прибыль я не использовала, так что теперь обладаю небольшими личными средствами. Я полагаю, мы отправимся в Лондон, в школу моей сестры. Там мы сможем вести спокойную жизнь, пока не обдумаем дальнейшие перспективы. Нора и Магдален должны найти способ стать независимыми, и я помогу им в этом. Они должны найти место в жизни, достойное дочерей джентльмена. Думаю, нет нужды усугублять тяжесть ситуации долгим расставанием с прежней жизнью. Нора права: мы уедем завтра. Что касается слуг, мистер Пендрил, я могу собрать их в соседней комнате и выяснить, кому из них нужны рекомендации.
Не дожидаясь реакции адвоката и не давая девушкам времени для раздумья, она пошла к двери. Но мистер Клэр остановил ее буквально на пороге.
– Никогда прежде не завидовал женщинам! – сказал старик. – Вы правы во всем, но есть одно небольшое обстоятельство… Я про Фрэнка. Забирайте с собой старшую сестру и адвоката, а мне оставьте пока младшую. Посмотрим, из какого материала она сделана.
Мистер Пендрил тем временем негромко обратился к Норе:
– Я бы хотел увидеться с вами наедине, прежде чем уезжать. Я уважаю вашу сдержанность, мисс Ванстоун, и как друг вашего отца считаю своим долгом поговорить с вами о сестре.
Прежде чем Нора успела ответить, адвокат проследовал за мисс Гарт, чтобы собрать слуг, Нора пошла следом. Мистер Клэр и Магдален остались в комнате вдвоем. Старик жестом пригласил ее присесть. Магдален молча подчинилась.
– Сколько вам лет? – спросил он внезапно.
– Восемнадцать.
– У вас необычайная отвага для столь юной девушки.
Она стиснула руки и выжидательно смотрела на него, но по щеке скатилась предательская слеза.
– Я не могу оставить Фрэнка, – прошептала она. – Если вам нет дела до меня, то во имя моего отца, прошу, проявите доброту, – последние слова были почти неслышными.
Ее первая любовь к юноше переплеталась с дорогими сердцу воспоминаниями о родителях, о счастливых и безмятежных днях. Она невольно переносила всю прежнюю радость жизни на Фрэнка, приписывая ему слишком много достоинств.
– Нет, нет, я не могу забыть о нем! Даже тысяча отцов не уговорит меня!
– Я всего лишь один отец, и я не собираюсь вас уговаривать, – ответил мистер Клэр.
Магдален вскочила – удивленная и полная новой надежды. Она хотела броситься и обнять старика, но он остановил ее и усадил на ближайший стул. Затем предостерегающе помахал указательным пальцем, словно общался с маленьким ребенком.
– Обнимайте Фрэнка, а не меня, – проворчал он. – Я еще не закончил. Не исключено, что позже ваши чувства изменятся. Ну, спокойнее? Я могу продолжать?
Магдален молча кивнула.
– Есть существа, в которых мужчины, во всем остальном разумные, находят счастье своей жизни. Но разве есть на свете кто-то, так мало подходящий для этой роли, как женщина? – старик вздохнул и присмотрелся к девушке, она уже утерла слезы и смотрела в ожидании. – Полагаю, теперь готовы слушать. Я не прошу вас отказаться от Фрэнка. Я прошу подождать.
– Хорошо, я буду ждать, – ответила она. – Очень терпеливо.
– И вы отпустите его в Китай?
Магдален низко склонила голову, снова стиснула руки и не находила слов. Мистер Клэр понимал ее затруднение, так что продолжил.
– Я не намерен мешать вашим чувствам – ни чувствам Фрэнка. Зачем мне это? Но я вынужден указать на два факта. Вы не можете пожениться, не имея ни денег, ни крыши над головой, ни одежды, ни перспектив приобретать еду. И второе: лично вы не можете найти деньги, я не могу, а у Фрэнка есть один шанс для этого – поехать в Китай. Если я ему скажу, что он должен ехать, он сядет в угол и расплачется. Если я стану настаивать, скажет «хорошо», а потом обманет меня. Если я сам доставлю его на борт корабля, он найдет способ улизнуть с него на лодке. Таков уж его нрав.
– Нет, это не его нрав! – горячо возразила Магдален. – Просто он любит меня.
– Называйте это как угодно. В любом случае, он вывернется из моих рук и вернется. Но если вы скажете ему, что он должен ехать и работать, он послушается. Хватит ли вам отваги для этого? Способны вы сделать это для него?
– Я даже умереть ради него готова!
– Значит, вы отправите его в Китай?
Она горько вздохнула.
– Хоть немного пожалейте меня. Я только что потеряла отца и мать, я потеряла все средства – а теперь я теряю еще и Фрэнка. Я знаю, что вы не любите женщин, но вы можете меня просто пожалеть? Я понимаю, что в его собственных интересах поехать в Китай, но мне тяжело, очень, очень тяжело.
Мистер Клэр не был бессердечным человеком, но предпочитал смотреть на вещи трезво.
– Я не сомневаюсь, что вам сейчас невыносимо тяжело, но подумайте: это пойдет на пользу Фрэнку. Он сможет сделать деньги в Китае и потом жениться на вас. Но если он останется дома, это погубит вас обоих.
Он уговорит вас пожениться скорее, невзирая на обстоятельства, и я знаю, что вы любите его и с готовностью пожертвуете всем, а он будет умолять, смотреть в глаза, плакать…
Магдален нахмурилась:
– Вы еще не знаете меня. Я смогу быть твердой. Лучше я пострадаю, но у Фрэнка будет шанс выйти в люди. Я не стану для него обузой. Я буду для Фрэнка добрым ангелом! И он непременно поедет в Китай! Я скажу ему это, когда завтра мы будем прощаться.
И отважная Магдален расплакалась.
Теперь уже мистер Клэр подошел к ней и взял за руку.
– Я помогу вам, – заверил он. – Я передам ему наш разговор как можно точнее. Завтра он уже будет знать о ваших намерениях.
– Пообещайте мне еще кое-что. Если я смогу найти деньги раньше, чем пройдет пять лет, если я смогу принести Фрэнку состояние, как того хотел мой отец, вы позволите ему вернуться раньше?
Мистер Клэр покачал головой. «О чем только думает девчонка? Она что – надеется смягчить сердце дяди?»
– Не надо тешить себя фантазиями, – сказал он вслух. – Мы можем мечтать о волшебной удаче, но надо помнить о реальности. Естественно, если бы у вас двоих сейчас были средства для жизни, я бы немедленно отправил вас под венец.
Магдален глубоко задумалась, молча кивнув ему. Мистер Клэр ушел, еще раз пообещав ей, что завтра утром Фрэнк придет прощаться.
Выйдя из комнаты, он пробормотал:
– Всего восемнадцать лет, а она уже сейчас слишком трудна для моего понимания.
В холле мистер Клэр увидел Нору, с нетерпением ожидавшую окончания их разговора.
– Ну как? Фрэнк поедет в Китай? – спросила она напрямик.
– Вы повнимательнее следите за сестрой, – сказал ей старик. – Ей выпало одно несчастье: она не похожа на обычных женщин. Не знаю даже, хорошо это или плохо. Просто предупреждаю: ее будущее не станет простым.
Час спустя мистер Пендрил покинул дом, а с ночной почтой мисс Гарт отправила письмо сестре в Лондон.
КОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА
Интермедия
Корреспонденция, в которой история получает развитие
I
От Норы Ванстоун мистеру Пендрилу.
Вестморленд-хаус, Кенсингтон,
И августа 1846 г.
Дорогой мистер Пендрил, дата этого письма подскажет вам, что тяжелое расставание свершилось. Мы оставили Ком-Рейвен, сказав родному дому «прощай».
Я серьезно обдумала то, что вы сказали мне в среду, перед отъездом в Лондон. Я согласна: мисс Гарт волнуется за нас гораздо больше, чем сама готова признать, и мой долг в будущем позаботиться о себе и сестре. Это самое малое, что я могу сделать для той, кто заменила нам мать.
Но позвольте мне не согласиться с тем, что вы сказали про Магдален. Я отдаю себе отчет в том, что положение наше беспомощное и ваша помощь чрезвычайно важна, что вы искренний и давний друг нашего отца, а не только его поверенный в делах. Меня огорчает необходимость хоть в чем-то возражать вам, но я вынуждена. Магдален странная, необычная для тех, кто плохо знает ее. Возможно, она произвела на вас неблагоприятное впечатление. Но я ни за что не поверю в то, что она могла бы руководствоваться низкими чувствами. Она удивительно благородна по натуре, хотя и упряма. Скептическое мнение мистера Клэра не служит для меня аргументом. Он вообще никому не доверяет. Но вы так добры к нам, и потому мне грустно думать, что вы несправедливы к Магдален.
Облегчив душу этим признанием, я могу перейти к главному предмету моего письма. Я обещала сообщить вам обо всем, что происходило с нами после вашего отъезда. Итак, начну по порядку.
Мне было обидно, что три наших служанки – горничная, кухонная девушка и даже наша личная горничная (к ней мы всегда были особенно добры) без колебаний воспользовались вашим предложением, взяли жалованье и немедленно покинули дом. Они попрощались вежливо, но равнодушно, словно ничего не случилось. Повариха, которая всегда проявляла тяжелый характер, напротив, повела себя очень по-доброму и сказала, что останется вплоть до нашего отъезда. Томас, который прежде ни у кого другого не служил, с большой благодарностью вспоминал доброту нашего отца и старался во всем помогать нам, так что мы с Магдален оставили светские правила и от души пожали ему руку на прощание. Бедный парень плакал, провожая нас. Надеюсь, он найдет отличное место, где его будут ценить.
Последний вечер в Ком-Рейвене был хмурым и дождливым. Наверное, даже зима оказалась бы не так мрачна. В доме оставалось пятеро – нас трое и двое слуг. А раньше было так многолюдно и весело! Передать не могу, как уныло было часам к семи вечера в пустом доме, в тишине. Вероятно, долгие летние вечера нравятся счастливым людям? Мы постарались занять себя, чтобы не терять присутствия духа. Мисс Гарт очень помогла нам. Срочные сборы в дорогу оказались весьма уместными. Мы паковали вещи – но оставаться в одиночестве в своих комнатах было свыше наших сил, так что мы перенесли все вниз, свалили на большой обеденный стол, чтобы работать вместе. Я уверена, что мы не взяли ничего, кроме личного имущества.
Мое мнение, что Магдален в среду была не в себе, можно подтвердить одним примером из того вечера в среду, когда мы готовились к отъезду. Когда мы упаковали одежду, подарки на дни рождения, книги и ноты, пришло время разобрать письма, они лежали на столе общей грудой. Часть моих писем перемешалась с теми, что принадлежали Магдален, так что я случайно увидела карточку, которую оставил ей режиссер, ставивший домашний спектакль у наших знакомых, в котором она участвовала. Там были его имя и адрес – он предполагал, что может пригодиться ей в следующих развлечениях подобного рода или что она порекомендует его другим. Я не видела смысла в том, чтобы хранить эту карточку в наших новых обстоятельствах. Поэтому я отложила ее в сторону, где лежали бумаги на выброс. Магдален заметила карточку и тут же забрала, заявив, что ни за что не станет ее выкидывать. Она даже рассердилась на меня и на мисс Гарт, когда мы спросили, зачем ей эта ерунда! По-моему, это явно показывает, как она расстроена, как пытается сохранить незначительные свидетельства прошлого, а любой случайный жест способна истолковать, как нападки на нее лично. Она в некоторых отношениях еще совсем ребенок.
Вскоре после одиннадцати мы разошлись по комнатам. Я выглянула в сад, ночь была суровой: ни луны, ни звезд, глухая темнота, невозможно взглянуть на виды, которые я всю жизнь так любила. Тишина была такая, что даже собственные движения казались мне слишком шумными. Я легла, но сон не приходил, на меня навалилось чувство безграничного одиночества. Я уже совсем взрослая, мне двадцать шесть лет, я привыкла считать себя рассудительной, но тут… не знаю, что побудило меня встать и пройти в комнату Магдален, как бывало в детстве. Она сидела у столика, с письменными принадлежностями. Погруженная в задумчивость. Я сказала, что хотела бы провести с ней последнюю ночь в нашем доме, она поцеловала меня и посоветовала лечь, обещая, что скоро присоединится ко мне. У нее в комнате я сразу заснула и пробудилась уже утром – Магдален сидела на прежнем месте, все в той же задумчивости. Она так и не легла, всю ночь просидела, о чем-то размышляя.
«Посплю, когда мы покинем Ком-Рейвен, – пояснила она. – Мне полегчает, когда все это закончится, когда я попрощаюсь с Фрэнком». В руках у нее было завещание отца и его последнее письмо, она передала их мне, как старшей, в качестве драгоценных реликвий. Я предложила разделить их, но она решительно покачала головой. Она заверила, что сделала для себя копии. «Я никогда не забуду его желание позаботиться о нас, это все, что мне нужно в будущем», – она показала свою белую шелковую сумочку, в которую спрятала свои копии.
Простите, что я обременяю вас такими пустяками, но я обращаюсь к вам как к другу отца, а не просто адвокату. И мне очень хочется убедить вас в том, что Магдален заслуживает лучшего отношения.
В четверг утром нас удивило странное письмо, найденное на столе. Оно было адресовано мисс Гарт и написано на бумаге с траурной черной каймой. Его автором был человек, как-то случайно встреченный нами на дороге к дому, капитан Редж. Он претендовал на некое отдаленное семейное отношение к нашей маме, поэтому взял на себя смелость выразить соболезнования. Он узнал новости из газет, но писал, как будто был знаком с нами. Более того, он выражал желание присутствовать при чтении завещания! В конце содержался его адрес на следующие две недели: Почта, Бирмингем. Больше мне нечего сказать по этому поводу. Не думаю, что этот человек и его послание заслуживают внимания.
После завтрака Магдален покинула нас. День был дождливый, и мы решили, что ей лучше встретиться с Фрэнком в утренней гостиной. Когда он пришел, я была наверху и оставалась там еще полчаса, ужасно волнуясь за сестру.
Наконец я не выдержала – еще на лестнице я услышала ее голос – она называла Фрэнка по имени, а затем разрыдалась и тут же засмеялась, таким необычным смехом, и он присоединился к ней. Я тут же поспешила в комнату и нашла Магдален на софе в совершенной истерике, а Фрэнк стоял, уставившись на нее с сердитым видом, и кусал ногти.
Я не знала, что произошло между ними, но была возмущена и буквально вытолкала мистера Фрэнсиса Клэра из комнаты. Я рассказываю об этом, так как понимаю, что он был оскорблен, он назвал мое поведение «насилием, недостойным леди». Я действительно забылась, но, полагаю, не без оснований.
Я выставила его в холл, а мисс Гарт взялась позаботиться о Магдален. Однако Фрэнк не ушел, а плюхнулся на стул и стал спрашивать, почему я применяю к нему «необычайное насилие». Я ответила, что причины, на мой взгляд, очевидны, и попросила его удалиться, но он весь обмяк и только грыз ногти. Потом опять стал спрашивать, почему я обращаюсь с ним «таким бесчувственным образом». Я настаивала на том, чтобы он ушел, даже пригрозила позвать его отца. Это заставило его буквально подскочить со стула. «Со мной в данном случае поступили совершенно бесчестно. Все трудности и жертвы выпадают на мою долю. Я тут единственный, у кого есть сердце, а все остальные холодны и жестоки, как камень. В том числе Магдален. Она говорит, что любит меня, но при этом требует, чтобы я ехал в Китай. А я всего лишь хочу остаться дома! Все, абсолютно все против меня!» Такова была его речь. С этим он ушел, что-то оскорбленно бормоча по дороге. Он не делал попыток вернуться. Час спустя зашел попрощаться его отец. Он виделся со мной и с мисс Гарт, но не с Магдален. Он обещал предпринять меры, чтобы за его сыном как следует присмотрели в Лондоне и посадили на корабль, отправляющийся в Китай. Мистер Клэр был ужасно расстроен, даже он ожидал от сына более достойного поведения.
До отъезда нам оставалось часа два, я попыталась поговорить с Магдален, она уже затихла, была очень бледна и измучена. Ни в тот день, ни позже она не пожелала рассказать о своем разговоре с Фрэнсисом Клэром, но когда я сердито высказалась о нем, она и слушать не стала. Сестра находит ему множество оправданий и винит во всем только себя и несчастное стечение обстоятельств. Я ведь говорила вам уже, что она по натуре благородна. Судите теперь сами.
Мы вели прежде довольно замкнутую жизнь, знакомых у нас немного и живут они далеко – а может, слишком индифферентны, чтобы приехать и попрощаться. Мы обошли в последний раз дом, заглянули в старую классную комнату, спальни, в том числе ту, где умерла мама, папин кабинет. Так что прощались мы с тенями прошлого. Погода немного прояснилась, так что мы смогли выйти в сад, а затем в последний раз склонили колени у могилы родителей. Я думала, у меня разорвется сердце. В августе был бы день рождения мамы, мы с папой и Магдален уже обсуждали для нее подарок, который никогда не будет сделан.
Мне едва хватило сил увести Магдален, она была так несчастна! Когда мы уже отошли на несколько шагов, она внезапно рванулась назад, собрала горсть земли с могилы наших родителей и что-то сказала – я не расслышала ее слов, но когда я подоспела, глаза у нее сверкали яростью, я испугалась в тот момент за ее рассудок. К счастью, припадок прошел так же быстро, как начался. Она затихла и позволила увести ее с церковного двора. Позже на мои расспросы она ответила, что дала обещание отцу, больше ничего мне узнать не удалось, поскольку я не хотела вновь доводить ее до отчаяния. Надеюсь, вы не истолкуете этот импульс в дурном для нее свете.
Нам надо было уже спешить на поезд. На станции не было ни одного знакомого, и это даже хорошо – мне не хотелось бы, чтобы на нас смотрели любопытные. Когда мы заняли места в вагоне, вновь пошел дождь, нервы наши были на пределе – все напоминало о трагической гибели дорогого папы. Я изо всех сил старалась не писать это послание в чересчур мрачном тоне. Письмо вышло слишком длинным. Но разве можно выразить пером все чувства?
Мы пытаемся освоиться на новом месте, пока ничего не могу сказать определенно, но сестра мисс Гарт приняла нас самым сердечным образом. Нам дали время прийти в себя, прежде чем строить планы на будущее и выбирать занятие, которое принесет нам средства к существованию. Дом здесь очень большой, расположение комнат хорошо продумано, только по смеху младших девочек в саду можно понять, что мы находимся при школе.