Крымский Ковчег Прокопович Александр

Пролог

Крым – Славянск – Москва

Сверху археологи смотрелись забавными серыми человечками из какой-нибудь компьютерной игры. Идеальное расстояние для выстрела из СВД. Собственно, именно снайперская винтовка Дегтярева и была основной специальностью Руслана. Шамиль в их паре отвечал за связь. На этот раз им повезло с заказом. Все просто, как в тире, – дождись нужного момента и работай. Если бы не солнце. Если бы не особые условия этого заказа. Братья Руслан и Шамиль Байтаровы не любили убирать за собой.

Есть несколько вещей хуже, чем работать в ОЗК на раскаленном крымском солнышке. Одна из них – это если этот самый общевойсковой защитный комплект вам не по размеру, а противогаз, кажется, вообще предназначался слону. При этом Александру Петровичу не восемнадцать, и он не ходит строем. В свои пятьдесят он уже профессор, только толку от этого здесь, в долине Привидений. До Алушты рукой подать, море, пляж… Нет чтобы поискать чего-нибудь там, амфоры какие-нибудь на глубине комфортного дайвинга… Так нет, будто специально кто-то искал худшее место на проклятом полуострове.

Во всем виноваты спутники. Этот идеальный прямоугольник двадцать на тридцать метров можно было различить только с орбиты. Не с каждой. К несчастью, спутник прошелся именно по ней. Крым не бассейн Амазонки и не гора Арарат, здесь прямоугольного как грязи. Только Александр Петрович Кухарук за последние двадцать лет облазил полуостров от Херсонеса до Джанкоя и точно знал – в этом месте не может быть вообще ничего. Долина Привидений названа так неспроста. Именно здесь испарения сероводорода замечательно реагируют на местные породы. Газовая смесь, которая выбирается на открытый воздух, убивает все живое уже не одно тысячелетие. Место – запретное. Конечно, не обошлось без парочки кровожадных легенд, как же без них, одно название долины чего стоит. В реальности все просто: прошлые поколения было легче запугать, чтобы не ходили куда не надо, какой-нибудь сказочкой для взрослых, чем знаком химической опасности.

Предки пугали со знанием дела, но как-то без выдумки. По преданиям, в долине было захоронено древнее зло, которое не стоит тревожить, потому как выберется – и вот с этого самого момента и начнется конец света. Для разнообразия упоминались варианты с бедами местного масштаба, например умрешь в муках, а конец света так и не начнется.

В муках умереть здесь можно было запросто. Причем без всякого отравления, просто от передозировки жары.

Александр Петрович собирался года два выбивать бюджет… не в этот раз. Будто кто слово заветное шепнул, денег выделили не ахти сколько, зато сразу, и вот они здесь – экспедиция. Такое громкое слово для двух студентов исторического факультета КГУ, водителя и самого Кухарука. Большая часть бюджета пошла как раз на покупку ОЗК.

Вблизи прямоугольник оказался уже не таким идеальным. Невысокий вал, ничего впечатляющего, если бы не цвет этого вала – белый, будто кто-то специально его покрасил, чтобы на снимке из космоса было все отчетливо видно. Соль. Кто-то сюда притащил больше ста тонн соли, причем довольно издалека и, если верить пробам грунта под валом, очень давно. Точно до того, как в Крыму появились первые греческие колонии…

Поверхностью вала занимались неделю, сегодня начали исследовать внутреннюю структуру. Пока из всех находок – пара кристаллов сульфата кальция, характерных скорее для Северной Африки, там такие называют розами пустыни и продают доверчивым туристам по цене, регулируемой исключительно жадностью туземцев и глупостью приезжих. Обливаясь потом, Александр Петрович вспоминал пятилетней давности совместную экспедицию с канадцами на Юкатан. Утром и вечером – раскопки, ночью и днем – пятизвездочная гостиница со всем, что полагается быть включено в каждую из звезд. Кондиционер, прохладительные напитки, бассейн и обслуга.

Зато здесь, в долине Привидений, не было насекомых. Вообще. Не было вообще ничего живого – камень и соль, интересно, что же такого они тут собираются найти? Доисторическую боеголовку?

Было не просто жарко, кажется, у профессора уже начались галлюцинации, иначе откуда бы взялись эти тени в самом центре соляного прямоугольника? Через запотевшие стекла Кухарук видел шесть темных фигур, и никакие зажмуривания глаз ему не помогали – тени будто ждали, когда же он убедится, что они существуют.

– Профессор, у вас все хорошо?

Дополнительная радость ОЗК – это то особое искусство общения, которое достигается в тех редких случаях, когда, чтобы тебя услышали, приходится орать до боли в ушах… Поэтому Александр Петрович предпочитал по мере возможности перейти на язык жестов.

Разумеется, стоило Кириллу, одному из студентов, заговорить, как тени сгинули. Просто чтобы больше о них не думать, профессор махнул рукой в надежде, что студенты поймут, и отправился в то самое место, где ему что-то такое почудилось.

Долго копать не пришлось. Хорошо, что профессор сам взялся за лопату: опознавать в окаменевшем рукотворное – не самое простое ремесло. Дальше за дело уже взялись студенты.

Гробик – сто пятьдесят на сто сантиметров. Ящик из дерева, которое почти превратилось в камень. Чудо, что Кухарук отличил его от породы. Профессор собирался копать еще недели две. Этот соляной прямоугольник нужен был только для того, чтобы они нашли ковчег. Такой доисторический таймер – найти его можно было ровно в тот момент, когда люди запустят достаточное количество спутников, чтобы сфотографировать и этот клочок суши.

Студенты не справлялись. Пришлось тащить ковчег вчетвером. Водитель из местных, с первого дня окрещенный Абдуллой – за усы, загар и золотые зубы, несмотря на попытку представиться солидно – Леонид Михалыч. Абдулла, истово поддерживающий миф о том, что работа водителя заканчивается ровно в момент прибытия на место, сопровождал каждый шаг с грузом трехэтажными проклятиями, изредка прерываемыми цензурными связками.

Общими усилиями затащили в открытый кузов «уазика». Александр Петрович пытался снова нормально дышать – получалось не слишком, студенты вроде бы тоже участвовали в процессе перемещения тяжести, но их молодых сил хватило, чтобы, вспомнив и проклятие фараонов, и ящик Пандоры, тут же попытаться разобраться, где у ковчега заканчиваются стенки и начинается крышка. Абдулла уже и универсальный открыватель нужного притащил – лом обыкновенный.

Профессор попытался остановить студентов, но сквозь противогаз, да еще и со сбитым дыханием – никакого эффекта, руками маши не маши, бесполезно. Не на профессора сейчас студенты смотрели.

Зато именно за Александром Петровичем Кухаруком сейчас наблюдал Шамиль. А Руслан выполнял команды брата.

– Огонь! – И пуля классического калибра 7,62 прошила противогаз и со скоростью около семисот метров в секунду добралась до головного мозга археолога. Руслан подстраховался, еще одна пуля вошла через профессорскую носоглотку, чтобы наверняка.

Кухарук, уже мертвый, все еще стоял, опираясь о кузов машины, когда Руслан перевел прицел на студента, склонявшегося над ковчегом. Снайпер промахнулся, пуля попала в артефакт, а от него, словно ковчег был сработан из оружейной стали, отрикошетила в голову Кирилла. А Руслан уже снова стрелял.

Второй студент успел удивиться. Водителю, который какого-то непонятного со скоростью напуганной ящерицы юркнул под грузовичок. Следующая пуля вошла в затылок пятикурсника. Потом еще одна. Шесть пуль – все штатно.

Соотношение пуль и трупов было правильным. С ковчегом обозначилась проблема: рикошет рикошетом, но после попадания пули в артефакте появилась трещина, увидеть, только если хорошо знать, где именно искать. И все-таки целостность ковчега была нарушена.

Шамиль решил, что и ему пора развлечься. Выстрелил в воздух из своего АК, чтобы водитель не тормозил. Абдулла все понял. Абдулла засуетился. Деньги были обещаны немалые. Загрузить три столичных трупа было нетрудно, «уазик» завелся, будто и не простоял неделю без дела. Леонид Михалыч проехал порядка километра, прежде чем позволил себе снять ОЗК, закинуть всю эту резину в кузов и уже в цивильном двинуться на место встречи. Новая машина. Свой дом. Не здесь. Новые зубы из керамики. Водитель улыбался, он не держал зла на археологов. И даже на то, что они называли его Абдуллой. В конце концов – деньги покроют и это.

Через пятнадцать минут он был на месте встречи. Место нехорошее, из тех поворотов на горных дорогах Крыма, у которых всегда есть неофициальное оптимистичное название, типа «У черной скалы» или «Поворот мертвеца». Кажущееся нейтральным название этого поворота – «Каменюка» – было нейтральным только для тех, кто не в курсе. Метрах в пяти ниже по склону из горы выступала каменюка причудливой формы. Именно на ней заканчивался полет с трассы машин – и больших, и маленьких. С гарантированным исходом.

Абдулла попытался рассмотреть внизу следы очередной аварии. Еще не высушенный до годности в гербарий венок не оставлял сомнений – что-то здесь недавно слетело в пропасть. Каменюка блестела в лучах уже садящегося солнца. Что-то ему почудилось в этом блеске, что-то такое, отчего ему захотелось, не дожидаясь клиентов, убраться отсюда. Прямо сейчас.

Заказчик рекомендовал взять братьям Байтаровым что-нибудь неприметное. Неновый микроавтобус, какой-нибудь «фольксваген» или «форд». Руслан и Шамиль предпочли новенький, совершенно не бросающийся в глаза, белый как снег джип Infiniti QX. Правда, номера они старательно замазали грязью, что, с учетом поголовья таких джипов в Крыму – количеством от одного до двух, в случае чего, должно было сильно помочь делу.

Михалыч так увлекся разглядыванием склона, что заметил джип как раз в ту секунду, когда он остановился миллиметрах в пяти от его «уазика». Еще немного – и полетел бы его грузовичок как раз на чертову каменюку.

Братья Байтаровы – оба за метр восемьдесят пять – смотрелись в своих одинаковых темно-синих джинсах и черных футболках на фоне своего джипа так, словно вот-вот должен был появиться фотограф, дабы запечатлеть. Что-нибудь для рекламной кампании джипов и Крыма: «Только на „Инфинити“ все в Крыму увидите!» Фотограф не торопился, а Леонид Михалыч все никак не мог отвести взгляд от толстых резиновых перчаток на руках Руслана и Шамиля.

– Зачем перчатки? – Михалыч лихорадочно вспоминал, где его собственные остались – закинул в кузов или выбросил?

– Хоть бы поздоровался, брат… – У Руслана всегда это получалось хорошо – так сказать, так посмотреть, чтобы собеседник прочувствовал: вот неправ я на все сто. – Все нормально?

– Все как договаривались, – водила уже все понял, все было ровно так, как он боялся. Боялся давно и по многу раз. И надо бы что-то делать, только что? И как? Ноги омерзительно дрожали, сунул руку – поздороваться, еле попал в ладонь Руслана.

Шамиль посочувствовал:

– Не психуй, уже немного осталось, – успокоил, Михалычу совсем уже никуда торопиться не хотелось.

Ковчег вытаскивали втроем. Михалыч так и остался без перчаток. Руслан сказал, что ему не надо. Наблюдая, как тщательно братья запаковывали артефакт в какую-то пленку, а потом общими усилиями запихивали в металлический контейнер с крышкой, которая могла бы поспорить по толщине с банковским сейфом, водила успокоился. Уже было не о чем переживать.

Шамиль вытащил из джипа канистру и щедро полил и трупы, и весь грузовичок. Михалыч дождался, когда канистра опустеет, и задал вопрос, который, уже понятно было, задавать не нужно, но он так ждал этого момента, что спрашивал совершенно без участия мозга:

– Деньги.

– Конечно, – Руслан опять изобразил оскорбленную невинность. Именно с этим выражением лица он и выполнил свой отрабатываемый еще со школы правый хук. Резкий, точный. Если бы кто-то записал на пленку момент удара, он бы при замедленном просмотре увидел, как в момент касания кулака Руслана подбородка Михалыча пятки водилы оторвались от земли.

Абдулла был жив и не связан, когда его положили в кабину. Все как планировалось. Шамиль придирчиво осмотрел «уазик», тела – профессора перенесли в кабину – кажется, все хорошо, кивнул Руслану, пора было ставить точку.

Младший Байтаров снял с нейтралки и надавил на газ. «Уазик» нерешительно вздрогнул и помалу пошел вперед, Руслан спрыгнул, оставив водилу приходить в себя за рулем летящей в пропасть машины.

Леонид Михалыч в себя не пришел. Его убийцей стали не братья наемники, а почти незаметная тень, выскользнувшая из ковчега в мир. Ей достаточно было просто коснуться потерявшего сознание водителя. К тому моменту, когда «уазик» отправился в свою последнюю недолгую поездку, клочок тьмы уже снова был в ковчеге. Теперь немного сильнее. Герметический контейнер не помешал ему ни вырваться на свободу, ни вернуться обратно.

«Уазик» брякнулся об каменюку, и ничего не произошло. Даже не особо помялся. И очередь из АК не помогла. Бензобак напоминал решето, но все никак не воспламенялся. Шамилю надоело, и эрпэгэшка сделала свое дело. Заказчик будет недоволен, но, с другой стороны, почему бы водителю, слетевшему с трассы, не везти с собой пару гранат?

«Инфинити» братьев уже вечером был в Джанкое. Заночевали в гостинице «Шоколад». Руслану отель понравился – парковка прямо во дворе гостиницы, на въезде – солидные железные ворота.

Клиент настаивал на том, чтобы братья ночевали в машине. Братья решили иначе. Номер был даже близко не люкс – трудно сделать люкс из бывшей общаги, но кровати были настоящие, не чета сиденьям в джипе, настоящими были и девочки. Звонок от местного сутенера раздался минут через пять, после того как братья зашли в номер.

Проснулись Байтаровы поздно и даже не пытались позавтракать в гостинице – в три часа тяжело с завтраками, решили перекусить где-нибудь по дороге.

Отель, кажется, звенел от пустоты. Не то чтобы братья ожидали увидеть толпу командированных и отдыхающих, но портье, пусть с них и взяли предоплату, должен был все-таки хотя бы просто попрощаться. Украсть из номера можно было разве что мебель, и пусть такую дорого выбросить и невозможно продать, но все же… Шамиль смачно выматерился – пустой холл не ответил даже эхом. Руслан заглянул за стойку. Никого. Привычно осмотрелся – нет ли чего полезного. Не нашлось.

На улице было все так же пусто. Ворота во двор больше не могли выполнять свое предназначение. Кто-то ночью аккуратно снял полотна и аккуратно уложил неподалеку от въезда. На взлом не похоже, может, хозяин решил покрасить или поменять? Джип вместе с содержимым никто не тронул. Братья, так никого и не встретив, загрузились в «Инфинити» и двинулись в сторону Запорожья.

Перекусывая в одном из ресторанов уже на въезде в Запорожье, они не обратили внимания на работающий телевизор. Как это принято, на экране мелькало одно, а озвучка была совсем другая – что-то из дискотечных восьмидесятых. Если бы Руслан и Шамиль услышали, о чем говорит диктор, может, их судьба сложилась бы иначе. Не до конца отдавая себе отчет, что именно она говорит, ведущая местного телеканала, не переставая улыбаться, пыталась донести до аудитории тот печальный факт, что в Джанкое этой ночью было обнаружено порядка сотни трупов. Причину смерти определить не удалось. Братья слушали музыку, хвалили еду, но чаевые решили не оставлять.

Байтаровы уже подъезжали к Днепропетровску, когда заказчик приказал сменить маршрут. Теперь им предстояло ехать в Славянск. Там их будет встречать представитель заказчика. Двести пятьдесят километров они проехали за три часа.

Проехали, так и не узнав, что одновременно два инфаркта настигли своих жертв на заправке за те несколько минут, которые нужны были, чтобы залить доверху огромный бак «Инфинити». Рвали по местами асфальтированной дороге до ста, уже и не вспоминая о пригородном ресторанчике, где все было тоже нездорово. После отъезда Байтаровых проигрыватель отыграл последний трек, на экране мелькали картинки в полной тишине. В ресторане не выжил никто – все тот же массовый инфаркт. Оставались еще сутки до того, как об этом заговорят.

Встречу братьям назначили на улице Аэродромной. На выезде из Славянска. Руслан поискал взглядом кафе – то есть место, которое по всем параметрам подошло бы для встречи. Не случилось. По назначенному адресу располагался огромный серый ангар без окон с воротами-жалюзи и десятками камер по периметру. Руслан такие места не любил. От таких сооружений за километр несет государством или корпорацией, что на крайнем востоке Европы одно и то же.

Ворота пошли вверх, стоило братьям подъехать. Шамиль лихо зарулил в ангар, джип проехал еще около метра, прежде чем старший Байтаров попытался затормозить. Бесполезно. Он мог тормозить, газовать, пытаться уйти в сторону – машину неумолимо вело вперед. Колеса джипа встали в колодки, закрепленные на платформе, которая, собственно, и двигалась с неумолимостью железнодорожного состава вглубь ангара.

У братьев был зазор времени около двух секунд, когда они могли просто выскочить из машины, но, прежде чем они догадались, что в «Инфинити» счастья нет, счастье уже было недоступно. Поднявшись из глубин платформы, стальная полоса охватила джип. Подарочной лентой – разве что бантика не хватало – берите, делайте что хотите.

Братьям оставалось теперь лишь одно – ждать, когда их куда-нибудь привезут.

Ангар, в который они попали, представлял собой нечто большее, чем просто склад, пусть даже склад специального назначения. Улица Аэродромная была выбрана не случайно. Сам город Славянск был пунктом, откуда легко отправиться по железной дороге, хочешь – в Европу, а хочешь – в Сибирь, желаешь – на юг или надо – на север. В шестидесяти километрах от Славянска притаилась еще одна возможность – военный аэродром, и, чтобы попасть на него, как раз удобно было двигаться по улице Аэродромной.

Большая прямоугольная матрешка – вот что собой представлял ангар, в котором оказались братья Байтаровы. Внутри одного ангара другой из материала приметного – трехслойного стекла с примесью палладия: и кислота не проест, и пуля не возьмет. Вот в него сейчас и везла платформа джип. Прошла шлюз, докатилась ровно до середины пространства между шлюзом из внешнего ангара и шлюзом в следующую часть матрешки – третий ангар, сделанный из того же трехслойного стекла, но с добавлением еще одной стены из простого материала – стали оружейной толстой, просто для спокойствия.

Руслан и Шамиль попытались что-то высмотреть за стеклянными стенами – не получилось. За стеклами было темно, внутри свет – стены превратились в зеркала. В них они увидели, как в среднем ангаре начинается небольшой местный потоп. Причем жидкость, которая наполняла объем со скоростью среднего цунами, была отвратительной на вид – ночной кошмар для ненавистника молочной пенки мутно-серо-коричневого цвета. И запах. Запах сырого мяса. Пена билась, шипела о стекла джипа, был бы у братьев присоветованный старый мини-вэн, и пришлось бы им не только смотреть, довелось бы пощупать…

Пена дошла до невысокого потолка и тут же схлынула, будто и не было. Только запах остался. Впрочем, стихийные бедствия продолжались, на этот раз – молнии. Братья вместе со своей машиной пережили и это – не утонули и не сгорели, в теории вот-вот должно было начаться испытание медными трубами.

Наконец, исчезла стальная полоса, охватывающая джип, – убралась куда-то в недра платформы, только выходить как-то не хотелось. Мало ли что еще приготовлено для них в этом аквариуме.

Вспыхнул свет в наружном ангаре. Если у Байтаровых и была мысль как-то сбежать, только что она была поймана и расстреляна. Большой ангар хорош тем, что в него много чего помещается, в этот поместился взвод спецназа и пара бэтээров. Руслан и Шамиль считали себя крутыми. Только крутость эта складывалась все больше из таких операций, когда их противниками были люди цепенеющие при виде огнестрела в чужих руках. Иногда менты, которые, по большей части, цепенели точно так же, потому как заточены были на то, что кто-то от них будет бежать, еще лучше – договариваться, но точно не убивать. С профи Байтаровы не связывались. По всему выходило так, что крайний заказ вот-вот должен был превратиться в последний. У Шамиля задребезжал мобильник – такой знакомый привычный звук, что даже не верилось. Привычно включил громкую связь. Голос из трубки был тоже знакомым – заказчик:

– Откройте багажник, – после потопа и молний голос мог принадлежать только тому, у кого рука лежит на пульте по включению-выключению гадостей, потому Руслан и Шамиль вышли не думая ни о чем, кроме того, что все складывалось очень похоже на последние минуты жизни водилы «уазика». И машина у них серьезная, и двое их, и зовут не так, а конец все ближе.

– Выдвиньте контейнер и снимите крышку, – было тяжко, но братья справились. Шелест – откуда-то сверху – не принес ничего страшного – просто тонкая гибкая металлическая трубка с линзой на конце: то ли камера, то ли фонарик – нацелился на угол ковчега.

– Вы что, стреляли по ковчегу? – В голосе не было ни злости, ни раздражения – лишь брезгливость.

– Нет, – Шамиль ответил сразу и, уже сказав, увидел реакцию брата.

– Там рикошет был, небольшой, – нехотя признался Руслан.

– А по пути сюда ничего необычного не заметили? – К брезгливости в голосе заказчика добавилось что-то еще, некое любопытство. – Трупы, которые вдоль маршрута оставались, не привлекли вашего внимания?

– Какие трупы? – Шамиль подумал про водилу и группу, сожженную в грузовике, но про тех заказчик сам давала подробные инструкции.

– То есть вы ничего не видели и переспрашивать бесполезно…

Телефон зашуршал и отрубился. Шамиль успел заметить, как спецы за стеклом напряглись, а Руслан смотрел на угол ковчега, из которого струилась дымка, почти прозрачная, нестрашная – паутинка черного и серого, махни рукой – развеется по ветру. Паутинка вдруг, одним движением, протянулась к Руслану, Шамилю, к стеклам ангара, вверх и вниз, а потом по ее тонким нитям, как кровь по артериям, рванул поток тьмы, и нити набухли, рванули вперед и… Стекла выдержали, и сталь, где была, там и осталась, только уже не было ни Руслана, ни Шамиля, не было и спецназовцев – были только тела и «пуповины», соединяющие каждого из них с ковчегом. Крымский презент показал свои зубы – камеры разом выключились, микрофоны жадно втягивали тишину…

В самом центре ангара, за стеклом и железом, перед ослепшими мониторами за спинами людей в форме без знаков отличия – за всем наблюдала женщина – в темной юбке чуть ниже колен, светлой блузке, но никто и никогда не заподозрил бы в ней секретаря. Набухшая нить зависла в каких-то миллиметрах от ее груди, будто не решаясь сделать последнее решающее движение. Только она – оставалась собой и чувствовала себя превосходно. Она ждала этого момента, и он наступил.

Паутина исчезла – вот она есть, а вот ее нет, словно кто-то наверху убрал лишнее. Женщина вышла из внутреннего ангара и успела подхватить уже выпадающий из руки Шамиля телефон.

– Как меня слышно?

Заказчик знал этот голос. Ирина Арно, консультант. Из тех, кто на самом деле принимает решения, женщина, возникшая будто из ниоткуда, но с такой мощной поддержкой на самом верху, что это «ниоткуда» никого не печалило. Говорили, что секс. И Арно никогда этого не отрицала. При этом знала о проекте несколько больше, чем можно было ожидать от простой любовницы. Несколько больше в вопросе о ковчеге означало только одно – она была чуть ли не единственной, кто знал хоть что-то.

– Что у вас там? Камеры и микрофоны вырубились.

– Сейчас все наладим, – Ирина, даже разговаривая по телефону, флиртовала, просто в силу того, что флиртовала она всегда и со всеми – женщинами, мужчинами и обстоятельствами. Ее тонкие пальцы теребили пуговицу на груди – крайнюю точку декольте, она улыбнулась, облизнула губы – все зря, он ее не видит.

– Оно снова вырвалось? – У заказчика были серьезные полномочия, совершенно не совпадающие со степенью ответственности. То есть если что – он мог просто сделать контрольный выстрел и ждать следующего приказа. Но Арно его напрягала.

– Мы ждали этого. Теперь мы знаем, как это происходит, и даже без жертв… – Ирина снова провела языком по губам. Ей нравились эти мальчики – даже сейчас. Шамиль и Руслан. Младший лежал на спине, согнутые в локтях руки чуть вытянуты вверх – говорят, классическая поза безмятежного младенческого сна. Шамиль сидел, опираясь на машину, успел потянуться к пистолету – серьезный хлопец. Пистолеты Ирине тоже нравились.

– Алло? Вообще без жертв?

– Ну если не считать наших глупеньких братьев-камикадзе. Ну на то они и камикадзе… Готовь транспорт, через час будем выдвигаться.

– Ковчег герметизирован? – Ни заказчик, ни советники так и не смогли понять, что именно произошло с крымским трофеем. Трещина в ковчеге? Но контейнер, в котором его везли, удерживал даже радиацию. Байтаровы оказались настолько тупы, что и контейнер нормально закрыть не смогли? Как тогда сами выжили? Точнее, выживали…

– Теперь все герметично. Жертв больше не будет, если только кто-то не попросит, – почти промурлыкала Ирина, будто ждала-ждала – сейчас заказчик скомандует, и они выпустят на город тварь, которая вышла на охоту в Джанкое и непременно выйдет еще.

Ей пришлось нагнуться, чтобы забрать пистолет у Шамиля. Делалось это так медленно, будто она была на сцене, а зрители ждали, когда же она наконец начнет раздеваться. Ирина и сама чувствовала себя зрителем – из тех, что даже не в первом ряду, а прямо на сцене. Ее зрачки расширились, и палец надавил на спусковой крючок – пуля вошла в голову Шамиля как раз над левой бровью. Руслану она стреляла в живот. Три выстрела. Потом осторожно обошла, чтобы не ступить в лужицу крови, и выстрелила еще раз. Хотела в глаз – и на этот раз тоже не промахнулась. Как хотелось.

Осмотрелась. Братья ей больше не нравились. Уже выходя из ангара, она глянула на свое отражение – пятна на блузке. Сняла, не обращая внимания на застывших за стеклом спецназовцев. Как раз в этот момент заработали камеры. Заказчик увидел трупы Байтаровых, силуэты бойцов за стеклом и полуобнаженную Арно у дверей во внутренний ангар. Если бы аппаратура была чуть получше, он смог бы разглядеть спецназовцев как следует. Застыли неподвижно, и только взгляд каждого неотрывно следует за Ириной. И нет в этих взглядах даже намека на то, что связывает мужчину и женщину.

Через час Арно со своей командой была на краматорском аэродроме. Сторонний наблюдатель удивился бы, увидев такую женщину в окружении серьезных военных людей. Впрочем, чего не бывает. И никому бы даже в голову не пришло, что это не она с ними, а они с ней.

Ми-26 легко оторвался от бетона – ковчег и взвод спецназовцев весили меньше бомбы, которую он сейчас нес к пункту своей постоянной дислокации в Кубинке. Если бы что-то пошло не так, устройство объемного взрыва должно было решить проблему. Но ведь все пошло как надо?

Все пошло неправильно.

Жизнь заказчика была выстроена так, что по имени его называл мало кто и давно. Капитан Коваль для своих, заказчик для клиентов. Он настолько отвык от своего имени, что не поворачивался на окрик, знал – это кого-то другого.

Это крымское дело показалось ему мутным с момента первого рапорта о находке. При всей секретности, он всегда знал, откуда идет информация, кто реально рулит. На этот раз команды приходили с разных сторон, будто некий вирус вселялся в больших шишек, заставляя их вдруг интересоваться этим делом. И говорить это могло об одном. Рулит именно тот человек, который рулит всем в этой стране, и время от времени он раздает команды то одному, то другому. Он так часто делал и раньше, просто тогда все происходило как-то… здоровее, что ли. Время от времени в поле зрения Коваля всплывали мутные личности, но таких странных, как Арно, не попадалось. Он не смог найти на Ирину ничего – вообще. Жила в гостинице, ездила на «ягуаре», купленном полгода назад. Тот же срок выдачи кредиток, все поступления на карту – исключительно кэш. Гражданство… Надо будет как-то съездить на этот остров и сделать себе тоже парочку паспортов. Паспорт, конечно, был выдан все те же полгода назад.

Коваль мог просто забыть. Его работа закончилась – ковчег в Кубинке, дальше им займутся другие службы. Мог бы, но до Славянска лета – час. Ангар на улице Аэродромной. Пусто – Арно хорошо убралась. Капитан уже осмотрел внутренний ангар, средний, стеклянный, и сейчас обходил наружный. Пусто, не особо чисто, все как и положено для склада, ну такого, особенного, склада.

Это была всего лишь точка на стекле. Черная капля. Ковалю стало как-то нездорово рядом. Осторожно снял ножом – только капля никуда не делась. Коваль не сразу понял в чем дело. Капля была сразу с обеих сторон стекла – причем трехслойного, с примесью палладия. И никаких отверстий – стекло целехонько, только веществу, из которого состояла капля, было все нипочем. И как же Арно загерметизировала ковчег, как это вообще сделать? И все-таки, кто такая Арно? Эх, надо было Руслану лучше целиться. Еще лучше было бы отмотать пару дней назад, чтобы этот ящик так и остался в крымских горах. В проклятой долине, полной яда.

Ми-26 встречали. Аккуратно, без паники. Посадили в углу аэродрома и велели ждать. Арно чуяла опасность, осталось только понять – кто? Не один год она посвятила тому, чтобы выдрессировать в себе единственную реакцию на любую проблему: любая опасность, любой сбой – это возможность. Нужно просто поработать. И она поработает, уже в который раз.

Когда аппарель вертолета опустилась, вариантов, куда с нее спускаться, особо не было. Армейская палатка ПБ-20 была не предложением – приказом. Арно сделала единственно возможное – спустилась одна. Пусть бойцы ждут приказа. Стоило ей спуститься, как аппарель вновь подняли, с этой минуты и до ее приказа Ми-26 – ее главный козырь. Главный, но не единственный.

Никакой аппаратуры – три внимательных офицера ФСО и сотни вопросов. Арно подумала, что ей повезло с достойным противником. Скорее всего, это просто интуиция, но она заказчика не подвела. Никакие приборы не могли зарегистрировать то, что случилось со всеми, кто был в ангаре, со всеми, кроме нее. А вот допрос – на допросе бойцы посыпались бы. К концу трехчасового глубокого интервью Арно уже видела свою возможность. Все что ни делается – к лучшему, сейчас важно было время и характер Коваля. Если она не ошиблась во втором – капитан никому ничего не сказал и будет молчать до тех пор, пока не будет уверен, и к этой уверенности будет прилагаться большой пакет с уликами. Осталось не ошибиться со временем.

Арно отвечала на вопросы, Арно флиртовала с каждым из троих офицеров, роль «прелесть какая дурочка» вполне могла и не удаться, однако удавалась. Они практически поверили, что эта женщина, руководящая операцией высшего уровня, вообще не понимает, что такое случилось. К тому же страшно мучается из-за того, что приходится пить воду ну практически из-под крана, а не выцеженную из альпийского ледника.

Ее даже отвезли под охраной четырех человек в более-менее приличный туалет в аэропорту. Ирина смотрела на себя в тусклое зеркало, и увиденное ей нравилось. Эта женщина вызывала не просто сострадание – чистое сострадание было бы ошибкой, это лицо вызывало сострадание и желание – защитить и овладеть. Ира сделала шаг назад – тело подчеркнуло нужный эффект. В какой-то момент ей захотелось порвать колготки, дабы усилить образ. Не решилась – ей всегда шла безупречность.

Офицер уже дважды пытался закончить допрос, пора было переходить к другим членам команды. Время заканчивалось, а Коваля все не было. Она уже встала и, одарив офицеров напоследок зрелищем блуждающих бедер, подошла к двери. Дверь открывать не понадобилось. Капитан Коваль сделал это за нее.

Ее сумочку обыскали, ее одежда не могла вместить не то что оружие – слишком плотный завтрак не позволил бы ей надеть этот наряд. Ее кольца никто не осматривал – сняла до рамки, надела после. Не Средние века, чтобы искать яды. Собственно, это и не был яд. Поворачивая камень, она поймала взгляд Коваля. Именно в это мгновение судьба капитана была решена. Арно подумала, что он идеально подходит на роль главного злодея.

Руки ее выдавали. В них не было той утонченности, которая, казалось, была просто неизбежна для такой женщины. И кольца сидели уверенно, без шансов скользнуть прочь. Камень сдвинулся на несколько миллиметров – достаточно, ведь в кольце не было яда, камень просто давал приказ – пора. Тьма вырвалась из кольца, и три военных следователя перестали быть собой. Все произошло настолько быстро, что Коваль даже не уловил полной смены диспозиции.

– Ирина, что все-таки у вас там произошло?

– Капитан… – В такие моменты ей хотелось, чтобы текло по капле, чтобы распробовать эту кисло-сладкую ноту как следует. Ее рука скользнула в кобуру одного из офицеров, по дороге как бы невзначай пройдясь по его бедрам. Пистолет Ярыгина – с мягким спуском – уверенно лег в ее ладонь. День у Арно выдался – просто лучше не бывает…

– Капитан Ковалев, знаете, есть люди, которые просто не верят, что все может быть хорошо. Поэтому, – Ирина подошла к капитану так близко, что косметика перестала скрывать и возраст, и то, что черты ее лица были не такими уж правильными, и точно не утонченными, – поэтому, господин заказчик, должны быть жертва и злодей. Причем в нашем случае жертва выживет, а злодей – нет. И все будет выглядеть вполне достоверно.

Вероятно, он слишком долго пробыл заказчиком – лет пять назад он еще был в форме, еще мог бы что-то успеть, ему могло повезти… Он все-таки попытался, так и не поверив, что три офицера ФСО расслабленно наблюдают – получится у него или нет?

C Арно он справился: выражение ее лица, когда она поняла, что пистолет в руках не гарантирует вообще ничего, – ради этого стоило пытаться. Однако фэсэошники оказались не такими уж расслабленными, только жертвой их мгновенной концентрации оказалась вовсе не Арно. Секунда – и капитан Коваль был запакован совершенно безнадежно, чтобы он был послушен теперь, не нужен пистолет, хватило бы карандаша. Именно он появился в руках у Ирины. Судя по всему, она точно была не допрашиваемой и даже не подозреваемой.

– Один мой знакомый говорил, что достаточно ткнуть в глаз – и дело будет сделано. Всегда хотела попробовать, – Арно поднесла карандаш к зрачку капитана.

– Ты ненормальная, – договорить капитан не смог, удар был техничный – в смысле – в обозримом будущем Коваль сможет говорить, тщетно пытаясь преодолеть вывих челюсти и дикую боль.

– Мальчики, работаем! – Ирина кивнула фэсэошнику в чине подполковника. Работа была несложная – всего-то набрать номер и поговорить две минуты.

На нем всегда плохо сидели костюмы. И вовсе не из-за того, что он никогда не был стройным. Дело не в весе – вся его фигура была странно скособочена, как-то так, что сшитый лучшим портным костюм смотрелся купленным в районном универмаге. Годами выработанная привычка – взяв трубку, встать. С тех времен, когда он зависел от многих, а от него – только он сам.

Человек в дорогом, плохо сидящем костюме снял трубку. К ФСО он имел лишь формальное отношение – разве что потому, что частенько бывал в местах, где его проверяли люди из службы. Но сейчас подполковник ФСО докладывал ему, и это абсолютно точно был голос подчиненного, который еле сдерживается, чтоб не выдать свое волнение. Голос подчиненного, который выполнит любой приказ.

– Объект доставлен, но возникли осложнения…

– Продолжай, – человек подошел к окну, из которого открывался вид на Кремль. Забавно, теперь он воспринимал его как часть пейзажа, но не цель. Он больше не хотел быть хозяином этой части мира.

– Капитан Коваль в настоящее время контролирует ковчег.

– И?

– В Славянске были устранены проблемы с контейнером, сейчас он полностью герметичен, у нас есть возможность устранить капитана и его людей, ковчег не будет поврежден.

Коваль слушал – собственно, это единственное, что он мог делать: слушать и смотреть на карандаш в руках Арно.

– Важен только ковчег – действуйте. Надеюсь, сегодня он будет в лаборатории, остальное неважно.

Его костюм не станет лучше сидеть. Но если все получится с крымским ковчегом… Нефть – это всего лишь полезное ископаемое, а в его руках будет кое-что более серьезное.

Ми-26 – здоровенный аппарат, и даже восьмитонная бомба на борту ему нипочем. Не так давно ее грузили на случай «если что». «Если что» наступает всегда, и всегда вместе с «откуда не ждали». Капитану даже сняли наручники. Толку-то. Ничего изменить он уже не мог. Попытаться деактивировать бомбу под дулами спецназовцев? Попытаться объяснить этим странным существам, что и у них тоже нет шансов? Хоть бы уже Арно это сделала. Он почти видел, как она облизывает губы в предвкушении. Коваль подумал, что все-таки он лучше ее. Он просто выполнял приказы, ему не нравилось убивать. Но он так же легко планировал смерти.

За секунды до взрыва капли тьмы вырвались из всех спецназовцев. Наконец они умерли по-настоящему. Коваль успел увидеть, как капли соединились в кляксу, а та просочилась в ковчег. Ковалю даже стало интересно, существует ли хоть какая-то защита от этого. И капитан засмеялся. Если бы знать – либо вообще не трогать, либо вывезти куда-нибудь на Луну, на темную сторону. Ковалев смеялся, он знал, где закончится путешествие ковчега. Ирина Арно ввела нужную комбинацию для дистанционного взрывателя, слушая его смех.

Вертолет не случайно поставили на самом краю аэродрома. Теперь трудно было бы представить, что эта гора мусора мгновение назад была чем-то целым, да еще и поднималась в воздух.

От контейнера каким-то чудом осталась только крышка, зато сам ковчег был цел и невредим. На самом деле никакой рикошет не справился бы с этим крымским ящиком.

Арно везла ковчег в Москву на видавшем виды мини-вэне. Три фэсэошника и она. Больше никаких проверок, никаких форс-мажоров – только пробки и плохие дороги. Вечером они уже заезжали во двор на Софиевской набережной, прямо напротив Кремля, к дому с двухсотлетней историей, принадлежавшему нефтяной корпорации (иначе было бы: Кремля, принадлежавшего…), которая вполне могла бы заявить, что это не их штаб-квартира расположилась напротив Кремля, а Кремлю повезло оказаться буквально через речку.

Ковчег разместили в подвале, оборудованном под лабораторию. Тем, кто попал в нее, очень повезло, по крайней мере они так думали – не столько лучшие из лучших, сколько самые дорогие. Оборудование штучное и потому в десятки раз дороже стандартного. Меры безопасности такие, что, если бы речь шла о создании термоядерного реактора, их бы тоже хватило.

Время шло. В доме на Софиевской набережной считали, что все идет по плану, Арно знала – нет плана, есть счетчик, и осталось всего ничего…

Время шло, а ученые все не решались. Человеку со странной фигурой хотелось увидеть хоть какой-то результат. И ковчег решили открыть. Все были против, но, соглашаясь на тройной гонорар, надо быть готовым, что он выдается не просто так.

Федеральные каналы выстроились камерами, словно приготовились к залпу. Ученые начали задуманное. Арно сидела рядом с хозяином компании – она думала об обещанном. И это был не маленький дом на берегу самого уютного из морей, в крошечном итальянском городе. И не новая московская квартира с паркингом – компания выполнила свои обязательства, но Ирина ждала другого.

Три месяца назад мужчина с таким избытком веса, что он уже казался существом другой породы, ждал ее в маленькой питерской однушке. Он назвал себя Купцом. Торговаться он умел – они договорились, и обошлось без подписи кровью на контракте. За три месяца ей удалось все – и экспедиция в Крым, и марш из Крыма в Москву. Сейчас Арно боялась даже признаться себе, что получила все, что обещал Купец. В том числе то сладкое чувство, которое она испытала, держа в руках оружие. Она знала, что сделала все и получила все, а значит, больше не нужна. Бежать, и ее новый дом – нехудшее место, но она все еще была в Москве, на Софиевской набережной. Арно решила дождаться финала.

Вскрыть ковчег не получалось. Позор в прямом эфире затягивался. Лазерная резка не дала ничего. Криогенная продемонстрировала только то, что деньги компания тратила не просто так – вот и на такие технологии расщедрились.

Крышка ковчега мягко отошла в сторону как раз в тот момент, когда криогенную резку отрубили и собирались взять небольшую паузу, чтобы изобрести какой-нибудь новый способ точечного уничтожения материи.

Успели подхватить и аккуратно уложить крышку на пол. Камеры не следили за лаборантами. Они снимали внутренность ковчега – он был разделен перегородками на семь отделов. В каждой из шести ячеек поменьше – по одному черному кокону. В центральном отделе, занимавшем половину всего объема, тоже кокон, по сравнению с собратьями – гигант.

Неделю ковчег с коконами показывали по всем телеканалам. Результаты сканирования, результаты проб. Цифры, графики, комментарии – из сказанного понятно было только одно: в ковчеге содержится тринадцать образцов с высоким содержанием белка.

Ни одного комментария от церкви. Молчали имамы, раввины и патриархи. Не было ни знаков, ни знамений, ни мессий, ни пророчеств.

Арно похудела – ждала, а заветное страшное все не сбывалось. В конце концов хозяину компании тоже надоело ждать, он решил ускорить процесс. Снова в прямом эфире.

Три камеры работали для избранного зрителя. Хозяин компании наблюдал за картинкой в своем кабинете. Вместе с Арно. По такому случаю пили могучий коньяк, из тех, каждый глоток которого стоит ощутимую сумму.

Без рекламных пауз и дикторского сопровождения – казалось, не экран – окно, подойди и потрогай стекло… Они не сразу среагировали на тьму за окном настоящим – в комнате и так царил полумрак.

Первым в кабинете появился Купец. Появился – проявился, постепенно, так что казалось, будто он давно здесь, просто в его сторону не смотрели. Рядом еще пять фигур. Все разные, словно кто-то специально подбирал, и все же – существа одного помола.

– Здравствуй, Ирина, – Купец сделал шаг и закрыл своей тушей экран. – Ты довольна сделкой?

– Все заканчивается?

– Я говорю иначе – сделка закрыта, – Купец протянул руку, будто хотел просто поправить локон. Касание – и Ирина Арно кончилась. Обмякшее тело-оболочка полулежало в кресле.

– Вы нам очень помогли, – было не вполне понятно, Купец все еще говорил с Ириной или уже обратился к хозяину кабинета.

– Я рассчитывал, что получу что-то в обмен на эту помощь, – хозяина компании не смущал труп в соседнем кресле. Не удивляли люди, без спросу появившиеся в кабинете. Он был слишком значим, чтобы с ним что-то могло случиться без сделки, и он был почти рад, что наконец что-то происходит.

Купец улыбнулся, улыбались и четверо из его… пожалуй, хозяин назвал бы их братьями. Пятый просто не умел улыбаться, так он был устроен.

– Ты не получишь ничего, ты даже не узнаешь, зачем все это было сыграно, – он так же легко коснулся человека в плохо сидящем костюме. И тот, так же, как и Ирина Арно, перестал быть живым.

Купец, Шутник, Привратник, Доктор, Мертвец и Охотник – шестеро падших пришли в Москву.

После изучения записи стало понятно, как и в случае со вскрытием ковчега, что от усилий людей уже ничего не зависело. Тонкие, почти невидимые струи уже тянулись во все стороны из ковчега. Кто-то в маске коснулся скальпелем центрального кокона. Так начались тридцать дней тьмы…

Леша сегодня остался дома один. Одиночество должно было скоро кончиться, но, пока ключ отца не звякнул в скважине входной двери, Леша боялся. Чтобы не заплакать – плакать в свои восемь лет Леша считал позором, – мальчик решил действовать. Для начала он включил весь свет в квартире – лампу настольную и торшер, люстру на всю катушку, ночник, светильник в кухне и лампочку в коридоре. Стало светло, но все равно было страшно.

Попробовал играть на пианино. Точнее, стучать по клавишам, что запрещалось и чего всегда хотелось, но только не сейчас. Каждая клавиша звучала угрожающе и слишком-слишком громко.

Леша решительно отодвинул стол к стене и поставил прямо по центру комнаты стул. Здесь – подальше от стен, под самой люстрой – он почти перестал бояться. Леша залез с ногами на стул, прихватив томик Конан Дойля, и снова принялся ждать. Здесь он был уверен, что никакая пестрая лента не сможет подобраться к нему незаметно. Спокойствия добавлял и стащенный по такому важному случаю – отцовский перочинный нож. Большое лезвие было открыто, чтобы, если надо – успеть.

Леша встал и в очередной раз осмотрел комнату, на этот раз с высоты своего положения. Впервые за все восемь лет своей жизни он увидел узор паркета с высоты, целиком, так, как его когда-то придумали. В сантиметре от правой передней ножки стула мальчик увидел чернильное пятнышко. Сначала Леша решил, что ему показалось, но клякса прямо на глазах стала больше. Почти забыв о своих страхах, он следил за ней уже не отрываясь. Пятнышко стало еще крупнее. Теперь оно не просто занимало площадь, у него появился объем, пятно отбрасывало микроскопическую тень и продолжало расти.

Увеличившись в несколько раз, оно добралось до ножки стула. Это уже было неинтересно, это мальчика разозлило, он сделал достаточно для того, чтобы рядом ничего опасного не было. Когда, соскочив со стула, Леша решительно сдвинул его на полметра от пятна, на полу была уже черная лужица сантиметров пять в диаметре. Снова вскарабкавшись на стул, мальчик с удивлением обнаружил, что весь пол усеян островками черного. Прошло не больше минуты, и островки слились вместе – весь пол комнаты покрылся черной блестящей пленкой.

Освоив завоеванное пространство, чернота поползла вверх – по стенам, по ножкам столов и стульев, по шторам. Теперь она не делала пауз – планомерно поглощала вертикаль. Леша уже не ждал звука ключей в замке, он ждал, когда чернота доберется до него. Мальчик не знал, что с другой стороны входной двери стоял его отец. Черная пленка поднялась до щиколоток его ног, и этого хватило, чтобы он уже никогда не вытащил из кармана ключи.

Когда черная пленка полностью скрыла ножки Лешиного стула, мальчик прыгнул. На мгновение он оторвался от плоскости сиденья. Этого мгновения как раз хватило, чтобы, вдруг ускорившись, пленка покрыла сиденье стула и выбросила вверх к мальчику черные побеги. Одного касания оказалось достаточно. То, что вернулось из высшей точки прыжка, уже не было Лешей.

Бомж, по кличке Толстый, еще не так давно отзывавшийся в офисе на Михаила Владимировича, а дома на Мишеньку, бывший человек с уважаемой должностью и скучным, но казавшимся абсолютно надежным будущим, задумчиво разглядывал десять копеек, лежащих у водосточной трубы. Уже больше года прошло, как он остался без работы, да так ее и не нашел и, уже даже не пытаясь что-то изменить, перебивался подаяниями друзей и знакомых, бывшей жены и детей, которые, конечно, бывшими не бывают, но его они не называли папой. Он был – биологическим отцом, то есть чем-то равноудаленным и от уважения, и от любви.

Десять копеек не делали погоды, рубль не изменил бы ничего, важен был принцип. Краем глаза Толстый приметил жестяную банку из-под пива, прямо здесь и сейчас он мог начать зарабатывать. Сто банок могли бы на пару дней отодвинуть необходимость снова у кого-то брать в долг.

Толстый не смотрел по сторонам, он боялся увидеть что-то, что сможет его остановить. Он не видел, как черная волна разливается по асфальту. Он видел лишь кругляшок монеты и банку. Наконец он решился, и, когда его пальцы дотянулись до монетки, он коснулся асфальта, уже черного, уже другого. Толстый так и не выпрямился. Он даже не успел удивиться.

Черная волна заливала город. Замирали прохожие, пассажиры не успевали сделать шаг, спускаясь с высоты подножки троллейбуса, разом оборвался лай бездомных собак. Машины с навек застывшими водителями одна за другой врезались в дома, в другие машины, просто останавливались… Тысячи аварий – почти без жертв. Уже некому было становиться жертвой.

Тамару Кисилеву камера показывала крупным планом, что не так часто случалось в практике прямых эфиров информационного вещания. Тамара увидела что-то за кадром, что напугала её сильнее, чем высокий гнев начальства. Зрители никогда не видели визжащих дикторов федерального канала – этот день наступил. Еще им удалось наконец увидеть то, чему, казалось, навсегда суждено остаться тайной, спрятанной под поверхностью стола.

Кисилевой было все равно, что эфир все еще продолжался. Она видела черную лужу, затопившую павильон, она видела, как оператор застыл, стоило этой черной жиже добраться до его ног, и теперь и он, и режиссер трансляции застыли неподвижно. Все, что ей оставалось, это вылезти с ногами на стол и визжать прямо в камеру, моля о помощи.

У этого выхода новостей должен был состояться рекордный рейтинг. Вся страна не дыша смотрела, как диктор Кисилева кричала, умоляла, плакала и, наконец, умерла, стоило странному черному веществу коснуться её стройных, обтянутых тонкими колготками ног.

Рекорд не состоялся. Без полных десяти миллионов зрителей Москвы до рекорда было не дотянуть. Ниже пятого этажа москвичей и гостей столицы уже просто не было.

Президент страны возвращался из Видного. Трехдневный отпуск был, как всегда, кстати и, как всегда, прошел именно так, как это было нужно. Сейчас, на подлете к Москве, он перебирал все версии – путч, переворот, теракт? Но тогда бы не молчали теле– и радиоканалы. Любой переворот непременно к чему-то зовет, кого-то клеймит, чего-то требует – что угодно, но не молчит. Президент всегда был осторожен и в осторожности своей непредсказуем, это частенько спасало его раньше, так же он поступил и теперь. Президентский вертолет не пошел на посадку, он, плавно накренясь, взял новый курс – на север от Москвы, в новую президентскую резиденцию. Если бы пилот повел вертолет не над городом, а облетел по кривой, у страны появился бы шанс.

Язык тьмы вылетел с Останкинской башни и черной кляксой упал на винты, большую часть черноты разбросало, но хватило и того немногого, что попало на корпус и просочилось внутрь. Вертолет рухнул, не пролетев и километра, напрочь снеся половину бетонной восьмиэтажки. На этот раз – тоже обошлось без жертв.

Тьма пожрала Город, не пропустив ни трещинки в асфальте, ни заброшенного пустыря, мерно одолев спальные массивы, легко расправившись с особняками за бетонными стенами и общежитиями на окраинах, не делая различий между местными и приезжими. Над Москвой метались обезумевшие пернатые. На следующий день не стало и птиц.

Тридцать дней Москва стояла – пустая и черная. Тридцать дней она продолжала пожирать каждого, кто рискнул перейти черту.

Месяца оказалось вполне достаточно, чтобы без центральных офисов и без Центробанка, без башни Газпрома, без совещаний, планерок страна тихо расползлась, расклеилась.

И каждый раз находился хозяин для всего ценного – местный или заезжий, с опаской поглядывающий в сторону бывшей столицы – не вернулись ли прежние владыки.

В ночь тридцатого дня – тьма рассеялась. Отступила. Позиции по периметру третьего транспортного кольца Москвы заняли бойцы Таманской дивизии. В самом городе появилась новая жизнь. Ожили телеканалы, заработали радиостанции. Президент, обращаясь к стране и миру, начал свою речь с тогда еще непонятного: «Называйте нас – падшие».

Речь президента устроила тех, кто боялся. Москва никому не грозила и ничего не хотела вернуть. Москва приглашала в гости, звала, ждала, соблазняла. Послание длилось пять минут и после первой трансляции повторялось ежедневно в девять утра, в час дня и десять вечера. Каждый день. Слово в слово президент повторял одни и те же фразы с одними и теми же интонациями, каждый раз – в прямом эфире.

Глава первая

Два танка и один сейф

По статистике, танки вскрывают куда реже сейфов.

Руководство «Прятки для профессионалов»

Полуподвал на Фурштатской был снят по случаю и долго работал складом всего ненужного и забытого. Так могло продолжаться очень долго, если бы Антону Стрельцову не надоело общаться с клиентами дома. Самый приятный человек в еще рабочий вечер пятницы легко превращается в кошмар субботнего утра.

Сегодня было как раз утро, как раз субботы. Прошло не больше пяти минут между первым и пятнадцатым звонком в дверь, как Антон уже дошел до прихожей, чтобы поинтересоваться, кто это там такой упорный? Понадобилось еще полминуты, чтобы ответ заставил повернуть ключи в замке.

Зрелище Антона Стрельцова уже на ногах, но все еще с закрытыми глазами досталось Мите Бродскому – мужчине немного за сорок, с талией далеко за сто. Бродский решил, что он непременно должен увидеть Антона. Именно сегодня. С утра пораньше. Поговорить. Поблагодарить. Передать привет от жены и счастливой тещи.

Где-то к пятнадцатой минуте словоизвержения Бродского, синхронно с наконец начавшими открываться глазами, у Антона наладилась и память. Год назад он привез жене Мити талисман от алкоголизма. Вероятно, для мужа. Похоже – помогло.

От Бродского избавилась Ленка. Бродский замолчал – он не мог одновременно смотреть на Ленку и говорить.

Белокожая брюнетка с огромными синими глазами, утром в субботу, в мужниной рубашке, кончающейся достаточно далеко от коленок, желтых махровых носках, еще без косметики – она была прекрасна. Антон ей это говорил каждое утро, и каждое утро она делала вид, что не верит.

На тонкой шее, разворот рубахи – лучший из вариантов декольте – тонкая цепочка с кулоном, иссиня-черный оберег «Ведьмина слеза» – в цвет глаз, подарок Антона, память о первой ходке в Москву.

Сказано было четко, с правильной интонацией: «Домой! К жене! Быстро!» Так Ленка разговаривала с бродячими собаками, подчиненными и чужими мужчинами. Бродский сейчас смотрел глазами ждущей еды и тепла дворняжки, он ждал команды и был готов выполнить любую. Большая коробка в подарочной упаковке с полосатым бумажным бантом была вытащена из пакета и водружена на стол. Сам Бродский ретировался со скоростью неудачливого любовника, который просто по случаю не прыгнул с балкона, а спустился по лестнице…

Несмотря на железную уверенность, что он уже дома и жена рядом, Антон тоже почувствовал непреодолимое желание выполнить команду. То есть тоже срочно пойти домой. Ленка умела сказать правильно, так что шансов на невыполнение команды не оставалось. Пользовалась своим даром редко. И всегда вовремя.

В коробке было что-то тяжелое. Под цветной бумагой и бантом притаился черный хищный металл. Смешной толстый человек подарил Антону пистолет – новенькую беретту. Мило. Что бы он подарил, если бы остался недоволен?

Суббота. Значит – две чашки тонкого фарфора, самое дорогое, что было у них в доме. Напиток – долго завариваемый, из пяти сортов чая и со щепоткой чего-то секретного. Антону было все равно, лишь бы горячий, мокрый и с сахаром. Но ритуал не нарушал. Это был её ритуал.

Частью ритуала был бросок двух кубиков рафинада. Особый шик был не просто в попадании – у Лены с тем, чтобы вылетевшее залетало точно в цель, проблем не было вообще никогда. Кубики падали в чашку практически без всплеска. Ленка шутила: если прижмет, будет выступать с этим номером на корпоративах.

Как-то Антон попытался сыграть с Леной в баскетбол. Безнадежно. У него могли появиться шансы, если бы она шла в обыгрыш, попыталась прорваться под кольцо. Увы. Она просто бросала и попадала. Как бы хорошо ни играл противник, рано или поздно он бы промахнулся. Лена – нет.

Ей нравились бильярд, дартс, все виды спорта, где нужна была точность. И Антон покорно играл с ней и всегда проигрывал. Ему нравилась ее радость. Еще Ленка никогда не играла на деньги. Считала свой дар чудом и боялась, что стоит заработать хоть рубль – и чудо кончится. Антон не спорил.

Стрельцов редко дарил Ленке цветы, но всегда был бережен. Иногда ему казалось, что, если он будет достаточно протяжен во времени и пространстве, чтобы всякий раз встать между Ленкой и бедой, этого будет достаточно, чтобы умереть счастливым.

Антон пригубил чай, он никак не мог привыкнуть к этому вкусу.

– Ты появилась эффектно, я думал, Бродского инфаркт хватит от рубашечки до признаков пола.

– Над этим эффектом кое-кто долго работал и совсем не для всяких толстых Бродских. Антон Стрельцов, может, пора открыть офис? А то в следующий раз придет кто-нибудь не такой впечатлительный. И не такой послушный. И, вполне возможно, не для того, чтобы сказать спасибо. Придется вызывать полицию. Зачем нам здесь полиция?

Так, отчасти благодаря Мите Бродскому, полуподвал на Фурштатской получил новую дверь, домофон, стол, кресла, бар и сейф. Два последних предмета привез Влад – единственный партнер Антона. В комплекте с баром шло еще кое-что – ящик дагестанского коньяка. Влад Лозинский не верил, что нормальный человек может пить «Хеннесси» без содрогания.

Сейф был пуст. Сейф был огромен. Сейф стал главным объектом свежеиспеченного офиса. Стоящий отдельно, пугая своей бронированной весомостью, он сообщал посетителю сразу о множестве вещей самим фактом своего существования. Было понятно, что просто так это чудовище никто бы не привез. Оно для чего-то нужно. В сейфе торчали ключи. Это был намек. Оттуда только что либо достали что-то особо ценное, либо туда что-то спрятали.

Клиенты могли говорить о чем угодно, думали они об одном – что внутри? Влад никогда не дарил бесполезных вещей.

Влад Лозинский, огромный, рыжий, с зелеными глазами, в принципе был человеком редких дарований. Настолько редких, что рассмотреть их было довольно трудно, потому как процедура рассмотрения требовала немало времени и внимания, которые находились далеко не у всех. Большая часть людей, которым довелось познакомиться с рыжим гигантом, были рады оказаться от него на безопасном расстоянии.

Антон познакомился с Владом во время Псковского инцидента. У него не было возможности держаться подальше от Влада. Лозинский был сержантом, Стрельцов – рядовым. Дистанцию определял старший по званию.

Их отделение должно было обозначить тот факт, что восточнее озера Лесицкое эстонцам не пройти. Приказ был незамысловатым – удерживать позицию, то есть окопаться прямо на грунтовой дороге, идущей между озером и лесом. Командование имело в виду героическую смерть отделения.

Эстонцы были не в курсе планов командования войсками Балтийской республики, но странным образом попыталось их выполнить. То есть пять человек отделения Лозинского не убедили эстонцев в том, что граница на замке. Автоматы и гранаты, даже с учетом окопа, – довольно слабый аргумент против звена вертолетов янки. Это для американцев они были уже устаревшими, а для бойцов Балтийской республики – чудо техники. Если бы не сержант Влад Лозинский, осталась бы от отделения неглубокая братская могила.

У Влада были другие планы: в распорядке дня смерть от исполнительности, стремительно переходящей в глупость, – не значилась. К тому моменту, когда вертолеты показались из-за озера, отделение организованно отступило в лес. Было не стыдно, было страшно – что дальше? Отступление перед отчетливо превосходящими силами противника не было запланировано командованием, а значит, автоматически превращало отделение Влада в дезертиров. Отсиживаться в лесу всю жизнь не хотелось, но казалось уже неизбежным – наказание для дезертиров по законам Балтийской республики предполагало высшую меру и срока давности не имело. Что логично. Как еще можно заставить человека умереть – только под угрозой расстрела.

На следующий день по месту, проутюженному вертолетами, прошли танки. Целых два. Сержант Лозинский решил, что эстонские «Абрамсы» – это как раз то, что может спасти отделение и от самоубийства, и от казни.

Чтобы добросить гранату до вертолета, нужно быть олимпийским чемпионом по чему-нибудь метательному – и все равно не поможет. А вот до танка они долетают легко.