Верные друзья. Собаки, которые всегда возвращаются Смедли Дженни

Сила собаки

Вступление

В стихотворении Редьярда Киплинга «Сила собаки» сказано все, потому что собаки действительно в силах разбить наши сердца. Мы лишили их свободы и одомашнили их, изменили их, в ряде случаев даже переделали заново, и в этой связи мы должны принять на себя тяжелую ношу ответственности за их жизнь, а также бремя печали, что настигает нас в конце, когда они покидают этот земной план.

Собаки не живут так же долго, как люди, так что, когда вы решили принять на себя эту ответственность – привести собаку в свой мир, вполне может случиться так, что на протяжении дальнейшей жизни у вас будет еще много собак.

Вы берете на руки этого миловидного щенка и принимаете его в свое сердце и в свой дом. На данном этапе все представляется в идиллическом свете; впереди вас ждут долгие годы счастливого общения. Может создаться ощущение, что так будет продолжаться бесконечно, но, увы, на самом деле все иначе. Каждый из них рано или поздно покинет вас, когда его жизнь подойдет к концу.

Сперва вас ждет щенячий период, полный бессонных ночей, пачканых ковров, изжеванной обуви, изгрызенной мебели, радостных игр и невыразимо приятных объятий. Затем приходит черед дрессировки и завязывания дружеских отношений, когда в возрасте двух-трех лет ваша собака входит в период жизни, аналогичный человеческому подростковому. Вы так гордитесь, когда ваша собака начинает усваивать команды, понимать многие слова, когда она понимает, чего вы от нее хотите, и учится выполнять команды: подавать лапу, переворачиваться, целоваться. Тем не менее, по прошествии 10–12 лет собаки входят в свой старческий возраст, и ваше сердце начинает сжиматься, когда вы замечаете, что ваш любимец уже не так проворен, на морде появляется проседь, а глаза тускнеют. Уши его глохнут, и в глубине души вы чувствуете, что до того, когда перед вами встанет необходимость принести неизбежную жертву, осталось не так и много времени…

Я называю это неизбежной жертвой, потому что именно ею и является данное действие: вы принимаете решение пожертвовать любимым спутником жизни ради него же самого. Вы никогда не будете делать этого ради себя. Собаки, которых мы любим, становятся неотъемлемой частью наших сердец, так что, если вы любите свою собаку, вам будет неизмеримо тяжелее отпустить ее, чем ей – уйти. Если собаки не могут быть собаками, у них не остается ничего. Быть собакой – значит иметь острое зрение, слух и еще более острый нюх. Это значит радоваться еде, обществу других собак, возможности идти на запах и преследовать добычу, даже если это лишь имитация. Ваша собака не может коротать время за чтением книги или просмотром телепрограмм. Если она испытывает боль или дискомфорт, то не может послушать музыку или просто расслабиться, как это делаете вы, когда становитесь старше. Она не может найти утешение в тех же делах, что и вы, так что со страхом ожидаемый день, когда, борясь с последствиями травмы или внезапной острой болезнью, вы вынуждены будете принять роковое решение, неумолимо приближается. Нечестно поддерживать жизнь в несчастной собаке только потому, что вы не хотите испытывать боль расставания. Вы должны будете принять это решение – ради нее.

Печаль сменяется чувством вины, и вот вы уже задаете себе вопросы: «Правильно ли я поступил, прервав ее жизнь? Можно ли было сделать что-то другое?» Вы думаете: «Я не смогу сделать этого еще раз». В то же время – отсутствие дорогого друга и непременного спутника так тяжело пережить. Вы не можете даже помыслить о том, чтобы попытаться найти замену своему другу, потому что это было бы предательством с вашей стороны; тем не менее, когда вы приходите домой, вас встречает гулкая пустота, никто не выбегает вам навстречу, приветливо виляя хвостом, взволнованно тявкая… ни единого признака былого оживления, которое убеждало вас, что вы – превыше всех людей, самое горячо любимое создание в этом мире.

Я пришла к пониманию того, что эту процедуру болезненного расставания в ряде случаев можно облегчить и корректировать.

Наши взаимоотношения с собаками представляют собой нечто большее, нежели просто остающиеся в памяти спокойствие и удовольствие вместе греться у огня, которое мы унаследовали от предков. Между этим потомком волка и шакала и человеком существует связь более глубокая, нежели осознают многие из нас. Можем ли мы продлить эти отношения и сделать их менее преходящими? Или же, возможно, они и вправду являются более продолжительными, чем кажется, и мы просто не понимаем этого.

Наши отношения с собаками, как и со всеми животными, в особенности домашними, начинаются на уровне души. Но собаки разделяют с нами наш дом и нашу жизнь. Более того, некоторые исключительные собаки являют собой отражение своих владельцев, а некоторые, совсем особенные, разделяют с нами одну из граней нашей души. Есть такие собаки, которых мы считаем «почти людьми», такие, которые, кажется, способны мыслить, обладают самосознанием и могут принимать осознанные решения. Эти собаки навсегда связаны с нами нитью, которую нельзя порвать, и когда они умирают, то уносят с собой часть души своего владельца.

Означает ли это, что в их уходе можно найти хоть какое-то успокоение? Да, я считаю, это так. Что, если бы вы знали, что ваша собака может вернуться к вам в другом теле? Что, если бы вы знали, что ваша собака была с вами в прежних жизнях, и это повторится вновь? Что, если бы у вас были неопровержимые доказательства того, что ваша собака вернулась к вам совсем другой с виду, но все же прежней, хранящей к вам любовь и знающей ваши привычки?..

Такие чудеса случаются каждый день в самых разных уголках мира с «особенными» собаками, и они на самом деле даруют нам успокоение, поскольку демонстрируют, что эта частица нашей души предана нам навечно и возвращается время от времени, чтобы вновь воссоединиться с нами.

Собаки возвращаются. Собаки реинкарнируют, а особенные собаки возвращаются к своему особенному владельцу опять и опять. Если в вашей жизни есть такая особенная собака и если вы в состоянии сжиться с мыслью, что она вернулась к вам, причем сделала это не впервые, вы сможете обратиться к прошлому и вновь прожить те жизни, которые вы провели вместе.

Когда такое случилось со мной, это заставило меня полностью переоценить то путешествие, которое мы совершаем по жизни вместе с нашими собаками. Воплощение, в котором сейчас живет моя реинкарнировавшая собака, носит имя Кей-Си, но прежде ее звали Эйс. Когда я внутренне согласилась с тем, что наша поразительная многократная связь есть факт, я смогла начать общаться с ней на уровне души и выяснить, что происходило с ней, прежде чем она пришла ко мне в этой жизни, и я смогла осознать, какой трудный путь она преодолела, чтобы вновь быть со мной. Я пришла к пониманию того, что подобная собака может быть искрой нашей собственной души, духовным помощником и другом, сопровождающим нас на протяжении наших жизней, готовым помочь нам найти свой путь.

Пособия по дрессировке собак учат, как контролировать собаку и обучать ее выполнению команд. Я же хочу показать, как можно установить и развить несравненно более глубокие взаимоотношения с вашей особенной собакой, которые не только дадут поразительный контроль над ее поведением, обусловленный вашей настроенностью на одну волну, но и помогут развить вашу собственную личность на духовном уровне.

Ваша собака знает о вас то, чего вы сами о себе не знаете. Получая доступ к этому знанию, вы приходите к пониманию того, что вы и ваша особенная собака можете быть частью единой души, и того, что более близкой связи просто не существует. Если вы найдете эту связь, то она сможет оказать влияние и на вашу собственную жизнь. Она сможет сделать вас более сбалансированным и, следовательно, гораздо более счастливым человеком.

Глава 1

История моей собаки начинается

Тощий черный щенок-девочка пыталась занимать как можно меньше места, сворачиваясь в плотный клубок, накрывая носик хвостом и поджимая лапки. Когда ее воспитатели-люди кричали друг на друга, самым лучшим решением всегда было повести себя именно так, сделавшись как можно менее уязвимой мишенью. Она страшилась этого шума, но, в то же время, успела привыкнуть к нему, ведь в доме редко бывало тихо, разве что в те долгие-предолгие часы, когда никого не было дома. Хотя она любила тишину и покой, воцарявшиеся в эти часы, малышка всегда страшилась того, что с ней может приключиться «авария». Если она действительно устраивала лужицу или кучку, а это вообще-то случалось частенько, несмотря на то, что сдерживаться ей приходилось так подолгу, что начинало крутить живот, то по возвращении хозяев ей всегда доставалось, как бы она ни ласкалась и ни извинялась.

Те случаи, когда ей удавалось избежать грубого тыканья носом в ею же произведенную лужицу, можно было смело считать везением. Как-то раз, когда по приходе домой хозяин обнаружил лужицу, он зажег сигарету и прижал ее тлеющий кончик к лапе щенка, та резко отпрянула, тявкая от боли. С того дня, стоило ей только увидеть, как кто-то открывает коробок, достает спичку, и на кончике ее появляется миниатюрное пламя, она тут же убегала и пряталась. В другой раз хозяйка загнала щенка в угол пылесосом, чтобы хорошенько поколотить. С тех пор малышка обходила этот предмет бытовой техники стороной.

Изредка мужчина и женщина вели себя спокойно; в эти дни они разогревали в микроволновой печи готовую еду или еду на вынос из какой-нибудь забегаловки, которую ели с тарелок, поставленных на колени, уставившись стеклянными взглядами в мерцающий экран телевизора, что-то бормотавшего в углу. Когда они раскладывали еду по тарелкам, вечно голодная собачка залезала под стол, испытывая головокружение от аппетитных запахов, разносившихся по кухне. Пара обычно выпивала несколько бутылок пива и, разомлев под хмельком, кидала собачке объедки. Острая пища слегка обжигала ее язык и десны, но она привыкла. Увы, гораздо чаще люди вели себя не так тихо, и уши собачки начинало ломить от воплей, а тело от тычков, когда хозяева возвращались домой в скверном настроении и принимались выяснять отношения. Временами, вот как сегодня, оказывалось, что она выб рала неправильное место для укрытия, в результате чего попадала в самый центр людского сражения.

Первые сигналы, предупреждающие о том, что на сей раз ссора грозит быть особенно бурной, появились, когда пара вошла в дом, уже крича друг на друга. Затем они стали спорить о том, кто вскипятит чайник и приготовит чай. Они часто устраивали яростные споры из-за пустяков вроде того, следует ли сначала наливать в чашку молоко, а потом чай, или того, что кто-то передержал чайные пакетики в чашках. Почуяв приближение скандала, собачка заползла под линялое, в цветочек, ковровое покрытие кухонного пола и затаилась. Тем временем спор разгорался, мужчина орал все громче, женщина пронзительно вопила, оба они разбрасывали по кухне разные предметы. Тарелки и кастрюли летели на пол, блюдца и чашки разлетались вдребезги, приземляясь на грязный линолеум и отскакивая от потрескавшихся кафельных стен.

На этот раз собачке достаточно скоро стало ясно, что ее выбор места укрытия был ошибкой. Она свернулась позади истрепанной зелено-белой занавески, которая закрывала пространство под кухонной раковиной. Зажатая между совками и бутылками, сквозь дырки в ткани собачка подглядывала за воюющей парой, резкие запахи отбеливателя и других химикатов раздражали ее чувствительный нос. Морщась, она задерживала дыхание, пытаясь не чихнуть и не обнаружить себя, и состояние ее становилось все тяжелее. Но внезапно фарфоровая тарелка полетела в сторону «склада» под раковиной, проскользнула по линолеуму и разбилась прямо перед ее носом. Когда тарелка с треском разлетелась на полдюжины осколков, которые ударились о ее мордочку, собачка не могла больше сдерживаться и с громким тявканьем выпрыгнула из своего укрытия. Этот лай и сам вид ее, вылетающей из-под раковины, только больше взбесили мужчину.

– А-а! Ты, крысенок!! А ну пш-шла отсюда!!! – взревел он, увидев ее и мгновенно решив разрядить свой гнев на бессловесном и уязвимом создании. От мужчины одна за другой исходили волны агрессивной энергии, которые ударяли по щенку, точно кувалды, побуждая к побегу. Она попыталась проползти по линолеуму в сторону двери в коридор, но путь преградила женщина, которая была не менее разъярена и тоже искала что-нибудь, на чем можно было бы выместить свою злость. Руки коснулись щенка в тот миг, когда собачка остановилась на полсекунды, скользя лапами по стертому линолеуму. Безуспешно пытаясь зацепиться за что-нибудь когтями, она повернулась и побежала назад и нырнула за деревянный столик. Больше бежать было некуда. Мужчина и женщина приближались к столику с разных сторон, что было признаком серьезнейшей опасности. Когда люди объединяли усилия, они могли быть очень жестокими. Щенок дрожал и тщетно пытался отодвинуться как можно дальше назад. Мужчина наклонился, заглядывая под стол, его лицо оказалось в тени, в то время как тусклый солнечный свет из окна высветил его выцветшие волосы, стриженые ежиком. Серьга в ухе сверкнула, луч солнца упал на татуировку в виде орла на его шее. В руке его было что-то яркое, блестящее… Это вполне могла быть миска для собачьих консервов!.. И, почувствовав прилив голода и надежды, собачка чуть подвинулась в сторону ног мужчины.

– Вот тебе ужин, иди сюда, – ласково произнес мужчина.

Поверив тону его голоса, собачка на миг решила, что, быть может, на этот раз все будет по-другому. Увы, радость была недолгой. Из сверкающего предмета полилась струя воды. Когда капли попали на грудь и переднюю лапу щенка, раздался вопль, полный боли. Вода ошпарила ее. Она была очень горячей, из только что закипевшего чайника.

Ее кожа будто сама начала кричать, когда кипяток проник сквозь тоненькую шерстку, и несчастная выскочила из-под стола. Заметив, что женщина отошла от приоткрытой кухонной двери, она с визгом метнулась туда. Рука женщины с треском захлопнула дверь… но было уже слишком поздно! Молнией пролетев сквозь сужающуюся щель, собачка пронеслась по коридору, отчаянно молотя лапками по стоптанному ковру и продолжая стонать от боли. При виде приоткрытой двери впереди ее сердце радостно екнуло – вот оно, избавление! Мужчина и женщина были так раздражены, что, придя домой, забыли затворить входную дверь. Яркие лучи дневного светила, пробившиеся сквозь щель, живой кружевной полосой украшали выцветшую сетчатую занавеску перед дверью, она шевелилась на сквозняке, и от этого миллионы пылинок, танцующих в воздухе, мерцали, будто крошечные золотые искры.

Собачка подбежала к двери и просунула лапу и нос в двухдюймовый просвет, стремясь открыть его шире. Протиснулась – и вылетела на тропинку перед домом. Не снижая скорости, беглянка пронеслась по саду, через тротуар, едва не наткнувшись на пожилую леди, катившую перед собой тележку с покупками, и вдруг очутилась на краю улицы. Только здесь она остановилась, ослепленная солнцем и оглушенная дорожным шумом. Мир предстал перед ней яркой какофонией звука и красок, раздражающей зрение и слух. Произошла совершенная сенсорная перегрузка, и на несколько мгновений собачка застыла как вкопанная.

Прежде ей не доводилось бывать на улице, если не считать ежедневных коротких экскурсий по темному, вонючему заднему двору. То место было сырым и сумрачным, отовсюду набегали тени, как бы ярко ни светило солнце. Ряд мохнатых кипарисов-переростков возвышался над пространством двора, сводя на нет любые попытки солнца согреть бетонные блоки. Потрескавшаяся, вспученная поверхность их была влажной, заплесневелой и поросшей мхом. В одном углу валялись разбитые пивные бутылки, тут и там были раскиданы отсыревшие картонные коробки, но это было единственное пространство вне домашних стен, с которым беглянка была знакома. Сейчас, оставшись одна в этом пестром бескрайнем мире, она глазела по сторонам, беспомощно моргая, и не в состоянии двинуться с места. Тут распахнулась входная дверь, на улицу вышли мужчина и женщина; они все еще продолжали кричать, вдобавок в руках мужчины по-прежнему блестел тот самый ужасный чайник!

На мгновение собачка оцепенела от ужаса, но тут прямо за ее спиной раздался громкий гудок, она отскочила в сторону от этого звука, а затем метнулась прямо на середину проезжей части. Громадный металлический монстр, рыча, следовал за ней по пятам, и сердце ее сжалось от ужаса. Автомобиль захрипел и заскрипел, когда водитель изо всех сил нажал на тормоза… и над собачкой угрожающе нависла мрачная тень. К счастью, ничего дурного с ней не случилось. Когда беглянка вновь обрела способность слышать и соображать, до нее вновь донеслись крики и пугающие, хаотичные шумы. Она не боялась, что сердитые мужчина и женщина станут ее преследовать, но и оставаться на месте тоже было рискованно, так что ей оставалось одно – просто бежать со всех лап.

И она помчалась по улице прочь от дома, где прожила так много одиноких, наполненных тревогой дней, и где появилась на свет вместе с братьями и сестрами, внезапно исчезнувшими из ее жизни вслед за матерью. Сбоку уже мелькали чахлые деревья и неухоженные кусты возле другого такого же ничем не примечательного дома… И в какой-то момент чуткий нос беглянки уловил знакомый запах, который на миг перенес ее внимание от ужасного монстра-преследователя, сердито ворчащего сзади, к первым воспоминаниям этой жизни…

Мать ее была красивым черным лабрадором, а отец – чепрачной светло-бурой немецкой овчаркой. Собачка была абсолютно счастлива первые несколько недель. Рядом с ней была мать, к которой можно было прижаться и насытиться. Ей так нравился вкус теплого молока, струящегося в рот. Рядом с ней были братья и сестры, с которыми можно было играть и бороться, к которым можно было прильнуть и погрузиться в чудесный сон. Но на восьмой неделе все резко переменилось.

Настало самое ужасное время, время потерь. Однажды на ее мать надели поводок, вывели на улицу, и больше она не вернулась. Она вместе с братьями и сестрами плакала по ней до глубокой ночи, пока наконец не свернулась вместе с ними в пушистый клубок, радуясь хотя бы тому, что вместе можно было согреться. В дом начали наведываться люди, которые по одному забирали щенков, и постепенно все остальные исчезли, покинув дом на руках умильно воркующих пар. По мере того как ее братья и сестры пропадали, ночи становились все более одинокими и холодными, и вот однажды маленькая собачка осталась одна-одинешенька. В ту ночь она испытала сильный шок одиночества. Она ждала и надеялась, что придет еще кто-то и тоже заберет ее, но этого так и не случилось. Началась другая, реальная и ужасная жизнь. В течение следующих двух недель она на своем опыте убедилась в жестокости и несправедливости судьбы, а также в том, что жизнь эта едва ли стоила того, чтобы ее жить.

…Она все мчалась и мчалась по дороге, преследуемая медленно едущей машиной, и прошло немало времени, прежде чем несчастная поняла: если перебраться на расчерченный квадратами тротуар, то от машины можно будет оторваться. Поняв это, беглянка незамедлительно вскочила на тротуар. Затем забежала за угол, четко зная, что в бегстве – ее единственный шанс выжить. Если сердитые мужчина и женщина поймают ее, на этот раз ей точно придет конец. Да, хотя ее собачью жизнь любой бы назвал жалкой и убогой, инстинкт выживания побуждал собачку бороться. Она добралась до конца улицы и повернула налево, просто потому, что деревья в той стороне казались более зелеными и здоровыми. Беглянка пробежала по еще одной улице, завернула еще за один угол, потом еще и еще, словно стараясь запутать след и оставить свое прошлое навсегда позади.

Со всех сторон доносился неумолкающий шум, а обоняние беспрерывно раздражали резкие запахи. Когда бы она ни перебегала улицу, тут же раздавался скрип тормозов и резкие гудки машин, болезненно ударявшие в уши. Внезапно она оказалась нос к носу с почти бесшумной двухколесной машиной, ехавшей по мощеной дорожке и управляемой каким-то мальчиком. На долю секунды ей показалось, что узкое резиновое колесо переедет ее, и она в страхе закрыла глаза, но в последний момент машина вильнула в сторону и повалилась наземь. Мальчик упал, затем вскочил на ноги и с криком бросился на нее, но ей удалось бежать.

Время от времени люди, передвигавшиеся на своих двоих, тоже начинали кричать на нее и даже пытались схватить, но никто так и не дотронулся до ошалевшей маленькой собачки, и ничто так и не ударило ее. Инстинкт и случай хранили ее, а она следовала туда, куда вели ее ушки, неизменно уходя прочь от шума и устремляясь во все более тихие места. Постепенно оглушительные звуки стали тише и наконец почти исчезли. Различив впереди маленькую тенистую улочку, беглянка потрусила в ее направлении, всем своим существом желая погрузиться в это внезапное спокойствие и умиротворенность. Скрежет машин все еще доносился откуда-то сзади, но его заглушала кирпичная кладка домов. По мере того как ее утомление росло, а страх уменьшался, бешеный галоп уступил место размеренной трусце. Ее глаза уже не так напряженно всматривались в пространство, и стали лучше воспринимать окружающую обстановку.

И наконец, спустя полчаса отчаянного бега измученная собачка перешла на шаг, а затем и вовсе остановилась, тяжело дыша. Она оглянулась. Сейчас она находилась на тихой объездной дороге, которая проходила позади цепочки частных домов, прилегающих друг к другу и выходящих на эту сторону только задними дворами. Вокруг не было ни души. Она не знала, что делать с этой странной новой жизнью, в которую загнала себя. Ей хотелось сесть, а лучше лечь, и почувствовать целительное прикосновение материнского языка к ошпаренным местам… но надежды на это не было никакой. Ей хотелось попить чего-нибудь холодного, но пить было нечего. Хотя за все десять недель своей жизни она никогда не покидала пределов дома, в котором родилась, она знала, что ее единственным спасением было отыскать укрытие, до того как какой-нибудь другой человек доберется до нее. Возможно, в следующий раз ей уже не удастся остаться в живых. Люди сейчас представлялись ей самыми жуткими созданиями на Земле.

Преодолев часть улочки крадущейся поступью, собачка увидела ряд черных мусорных контейнеров, прислоненных к успокаивающе прочному деревянному забору. Она заползла в пространство позади баков и улеглась на пыльную плиту, чтобы осмотреть свои раны. Кожа под черной шерсткой была красной и опухшей, ее сильно саднило. Собачка начала изо всех сил вылизывать больные места, хотя ее язык был сухим от жажды. Тем не менее, сколько она ни старалась, до ошпаренных участков на груди ей так и не удалось добраться.

Стоял август, на мир опускался мягкий вечер, так что ей, по крайней мере, не было холодно. Из мусорных контейнеров соблазнительно пахло едой, но это были высокие баки на колесиках, и казалось, что подобраться к их содержимому нет ни малейшего шанса. Собачка встала на задние лапы и, не обращая внимания на возникшую при этом боль, попыталась передними дотянуться до края одного из баков. Лапы скользили, когти не зацеплялись за гладкую пластмассовую поверхность, и она поняла, что пытаться нет смысла. Ей была нужна вода, ей была нужна еда, но превыше всего ей хотелось почувствовать себя в безопасности. Солнце еще стояло достаточно высоко, убежище казалось достаточно укромным, и она решила, что просто прикорнет здесь немного. Измученное тело теряло последние силы, она прилегла, и голова ее склонялась все ниже, приближаясь к пыльной земле, пока не очутилась между лап, в самой грязи. Собачка даже не заметила этого, и погрузилась в исцеляющий сон, вдыхая ноздрями густой запах помоев. Воздух стал прохладнее, и это немного смягчало болезненные ощущения воспаленной кожи, и беглянка провалилась в глубокий сон. Она проспала всю ночь, даже не пошевелившись.

Глава 2

Школа жизни

На следующее утро собачку резко вырвал из сна пугающий и уже чем-то знакомый шум. На долю секунды ей показалось, что она опять очутилась в доме, который вчера оставила в таком паническом страхе, но нос безошибочно дал понять, что она на улице. В тревоге, она приподняла голову и выглянула из-за угла своего убежища. По улочке в ее сторону двигался громадный фургон. Массивные колеса крутились, неумолимо приближаясь к ней. Незнакомые мужчины то выходили из фургона, то запрыгивали обратно, производя какие-то манипуляции с мусорными баками возле других домов. Механические «руки» поднимали контейнеры высоко в воздух, и каскады мусора пересыпались оттуда в прицеп фургона. Собачка была слишком напугана и обессилена, чтобы тут же решиться на бегство. Может быть, подождать, когда ближайший от края бак подхватят, опорожнят в ненасытную утробу прицепа и поставят на место, а она тем временем успеет заползти за соседние? И тогда, прежде чем очередь дойдет до последнего бака, она успеет снова спрятаться за первый, и ее никто не увидит… Но как только она попыталась сдвинуться с места, ошпаренная кожа, которая сморщилась и подсохла за прошедшую ночь, пошла трещинами, и жуткая боль от этого движения вызвала у нее пронзительный вопль.

Сборщик мусора как раз собирался приняться за бак, позади которого пряталась несчастная беглянка, но, заслышав ее вопль, испуганно подался назад, а затем внимательно вгляделся в пространство позади бака.

– Бог ты мой, это же собака, щенок совсем. Она ранена, – мягким голосом произнес он и протянул руки в перчатках, чтобы поднять собаку. Но она была слишком испугана, чтобы позволить кому-либо дотронуться до себя. Голос человека звучал ласково, но точно так же вел себя и мужчина в том доме, когда на самом деле хотел ее обидеть. Ее уже обвели вокруг пальца, так что она не собиралась попасться на тот же крючок и даться кому-то в руки. Она пулей вылетела из-за бака и, не обращая внимания на боль, припустила прочь изо всех сил. В нескольких ярдах от этого места была густая хвойная изгородь, она понеслась к ней и прорвалась сквозь ее колючие иголки на задний двор, лежащий по ту сторону. Двор ничем не напомнил ей тот, что был за домом, где она жила, на этом дворе не пахло зловонными экскрементами и протухшей мочой – нет, здесь было светло и хорошо, тут и там пестрели цветочные клумбы, а посередине стоял белый пластиковый стол и стулья. Но есть или пить здесь было нечего, так что нужно было двигаться дальше. Собачка отряхнулась, и сосновые иголки слетели с ее шкуры. Иголки источали интересный запах, и она внимательно принюхалась к ним, но иголки оказались несъедобными.

К счастью для нее, между задними сторонами участков проходили разделительные аллеи, в противном случае ее тут же и поймали бы. Пробежав по одной из них, темной и прохладной, в конце она остановилась, чуть не выскочив под прожекторы солнечных пятен, которые, подчиняясь шевелящимся на ветру кронам деревьев, бродили туда-сюда по широкому открытому пространству. Она недоверчиво выглянула за пределы холодного и темного, но надежно скрывающего ее прохода. Снаружи, как будто, никого не видно и не слышно, но она долго колебалась, вздрагивая от каждого слабого звука, прежде чем решилась выйти в залитый солнечным светом сад, всем телом ощущая свою беззащитность.

На миг беглянка позабыла о своем страхе, когда – о, чудо! – на глаза ей попался измятый, пустой пакет из-под чипсов, лежавший на чахлой траве и переливавшийся алмазными каплями бесценной воды. Она провела по нему языком, мигом слизнув маленькую лужицу воды. Это было восхитительно вкусно. Затем она сделала паузу, чтобы ознакомиться с ценной находкой получше и слизать с упаковки соль – еще один продукт, потребность в котором она ощущала инстинктивно. Она даже стала жевать целлофановый пакет, не желая выпускать его из лап, но острый привкус краски, которой был напечатан текст на упаковке, заставил выплюнуть добычу. Маленькая путешественница двинулась дальше, не представляя, что будет делать даже в следующую минуту. Ее тощий животик громко урчал от голода. Она выбралась из сада через зазор между красными кирпичными стенами и вышла на тротуар. Признаков живых существ по-прежнему не наблюдалось, а именно это ей как раз и было нужно.

Лапы ее болели от вчерашней непривычно большой нагрузки, и очень скоро она начала хромать. Вскоре собачка очутилась в более оживленном месте и попалась на глаза группе школьников. Вполне возможно, что их намерения были самыми добрыми, но она ужасно испугалась, когда дети попытались поймать ее, окружив кольцом и протягивая руки, чтобы не дать ей сбежать. Она прорвалась сквозь брешь в этой засаде и отчаянно ринулась по лужайке, за которой начиналась автостоянка. Трава была высокой и колкой, усталые лапы собачки почти отказывались двигаться, но она добралась до клочка голой земли и нырнула в очень колючие кусты куманики. Мальчишки не отставали. Они окружили кусты, под которыми затаилась их еле живая от страха жертва. Поначалу преследователи пытались достать ее руками, но она продолжала забираться все глубже и глубже, несмотря на то, что колючки прицеплялись к шерсти и царапали кожу. Видя, что они не в силах достать ее «по-хорошему», ребята нашли длинную палку и стали тыкать ею в куст, пытаясь выгнать щенка. Но палка оказалась коротковатой. С обратной стороны куст куманики казался еще более неприступным. Наконец преследователи поостыли, признали свое поражение и заторопились на уроки.

Перепуганная малышка просидела в своем укрытии еще немало времени, после того как последний мальчишка скрылся из виду, когда вдруг знакомые, вызывающие бурное слюнотечение запахи в проплывшей вместе с порывом ветра струе воздуха не выманили ее наружу. Не без труда, с плотно закрытыми, чтобы не уколоться о шипы, глазами, она выбралась из спасительных кустов и последовала туда, куда вел ее нюх, – через автостоянку в сторону небольшой торговой зоны. Идя на соблазнительный запах, она приблизилась к двери, из-за которой и доносились волшебные ароматы, заставлявшие ее желудок урчать все громче. Она улеглась на бок, принюхиваясь к волнующим запахам из-за двери, которые упорно старались победить ее страх: ведь там могли быть люди. Запах был сладким, теплым, сахарным – это была смесь ароматов свежевыпеченного хлеба и пончиков в глазури. По ее носу пробежала судорога, когда она, уступив искушению, робко сунула голову в приоткрытую дверь. В тот же миг ее увидела приятного вида дама в белой униформе, чье лицо расплылось в улыбке. Беглянка замерла на месте, не понимая, что же делать – отступить или посмотреть, что будет дальше. Нос снова одержал победу, и она, не переставая дрожать, осталась на месте.

– Гляди-ка, – обратилась к кому-то женщина, обернувшись в сторону служебного помещения. – К нам заглянула очаровательная маленькая клиентка. – Она взяла из-под стеклянного прилавка хрустящую булочку с сосиской и протянула ее гостье. – Иди сюда, хорошая моя, я тебя не обижу.

Нос беглянки вздрогнул, как и она сама при виде сочной сосиски, по уголкам губ потекли струйки слюны. Соблазн был непреодолимым. Она осторожно шагнула в помещение и робко приоткрыла рот. Еще миг – и крошечные, белые, похожие на иголки зубы впились в булочку, а их счастливая обладательница закрыла глаза от блаженства. Ничего вкуснее в своей жизни она не пробовала!..

Помощница пекаря осторожно опустила свое угощение на пол. Но когда ее ласковые руки почти коснулись костлявого тела собачки, вдруг раздался резкий окрик:

– Эй, что это ты тут делаешь?

Собачка вскинула голову на звук и, на всякий случай покрепче вцепившись в булочку, нерешительно вильнула хвостом… Голос принадлежал пекарю, мужчине с широким красным лицом, который, похоже, не на шутку рассердился. Рот помощницы недоуменно округлился, глаза широко распахнулись, но все же она попыталась взять свою нежданную маленькую гостью на руки, однако та вырвалась и, подняв облачко из пыли и крошек от слоеного теста, панически вынеслась вон. Стремглав выбежав за дверь, она завернула за угол и оказалась в щели между стеной и большим контейнером на колесах. Съежившись, изгнанница жадно набросилась на булочку с сосиской. Было слышно, как пекарь и его помощница ругаются, и повышенные тона в их голосах внушали ей страх, но сойти с места, пока эта вкуснейшая добыча не оказалась доеденной до последней крохи, было просто не в ее силах.

Следующие несколько недель бездомного существования научили нашу беглянку распознавать, к каким людям можно было приближаться, а каких, напротив, следовало избегать. Сердобольнее обычно бывали женщины, и ей удавалось выклянчить возле разных магазинов и лотков то количество еды, которого ей хватало, чтобы не протянуть от голода лапы. В мясном магазине даже привыкли к тому, что она прибегает к дверям и выпрашивает косточку или немного сырого мяса, и здесь чаще всего ее мольбы оказывались услышанными. Люди пытались поймать ее, поскольку от внимательных взоров не ускользало, что этому бездомному щенку в экстренном порядке требуется помощь ветеринара, но приобретенный опыт привил собачке прекрасную реакцию, и она никому не позволяла даже коснуться себя.

Вопрос добычи воды временами доставлял больше хлопот, нежели проблема пропитания, но ей все же удавалось найти именно столько воды, сколько было нужно для поддержания жизненных сил, – в ведрах, лужах и канавах, на листьях кустов, в углублениях насечки канализационных люков. И все же день ото дня собака делалась все слабее. Голод и жажда делали ее мышцы вялыми, а места, где были ожоги, болели даже больше, чем прежде. На них вздулись огромные нарывы, которые пульсировали болью все ощутимее, по мере того как увеличивались в размерах. Рефлексы ее все более замедлялись, и с каждым днем вероятность того, что людям будет легко ее поймать, росла. О чем она уж точно не подозревала, так это о том, что местную полицию поставили в известность о плачевном состоянии одной маленькой четвероногой бродяжки, и полицейские тоже старались ее отыскать.

Однажды утром собачка уже не смогла подняться и выйти из своего укрытия, так что она была бы абсолютно беспомощной в тот момент, если бы кто-то увидел ее и захотел взять с собой. Она так устала бороться… Оставив попытки подняться, она со вздохом опустилась ниц. Казалось, что жизнь ускользает от нее, и мучительная жажда становилась все сильнее. Накануне ночью ей удалось отыскать гору полиэтиленовых упаковок, которые оказались весьма удобной и теплой постелью. И сейчас она просто хотела спать. Маленькая бродяжка вновь закрыла глаза, желая лишь одного – сдаться и навсегда покинуть этот мир.

Но ветер, подувший с той стороны, откуда всегда всходило солнце, чем-то встревожил больную собаку, и она подняла голову. Ее нос ощутил слабый запах воды! Нос поморщился, поскольку запах был каким-то не совсем правильным, в нем было что-то странное, но, тем не менее, это была вода! Пересохшие рот и горло молили о влаге, но больная не осмелилась на путешествие к далекой воде днем, поскольку была так слаба и беззащитна. Тот тяжелый день она посвятила отдыху, свернувшись клубком на своем ложе и собирая силы для решительного рывка. Когда стало темно и почти безлюдно, она медленно встала и вновь последовала за своим верным носом, который долго вел ее по улицам городка Грейт Ярмут, пока не вывел к пляжу. Лапы утопали в мягком песке, слабость мешала двигаться, но когда она осилила небольшой пригорок, то едва смогла поверить своим глазам. Там, прямо перед ней, были мили и мили воды, прохладной, чистой воды. Она шла к кромке, загипнотизированная сменой приливов и отливов волн.

Когда она добралась туда, волны стали то дотрагиваться до ее пальцев, то отбегать назад, словно играя или маня за собой. Она принюхалась. Вода по-прежнему издавала непривычный горьковатый запах, но жажда оказалась сильнее осторожности.

Она вошла в воду по самый животик, и после первых пощипываний вода заметно смягчала боль от нарывов, уже много дней покрывавших обожженную некогда кожу. Она опустила мордочку и начала лакать. Вкус у этой воды тоже оказался забавным. Она была соленой, но приятно холодила горло и гасила жажду. И хотя инстинкт подсказывал, что нужно остановиться, что это не та вода, которую можно пить много, она не в силах была удержаться. Несколько минут спустя собака, пошатываясь, вышла из воды с полным, распухшим животом, шлепнулась на песок, еще хранящий солнечное тепло, и провалилась в сон.

Именно там наутро ее и нашла одна добрая леди. Собачка попыталась вырваться, когда почувствовала, что ее берут на руки, но обессилевшее тело ее слушалось плохо, мышцы совсем ослабели, так что о долгой борьбе не могло быть и речи. Собака едва дышала. Она закрыла глаза и сдалась. Снаружи она оставалась холодной, когда женщина унесла ее, уложила в клетку на заднем сиденье белого фургона и, провезя через весь город, принесла в белую комнату. Здесь женщина переложила свою находку в маленькую клетку, застеленную теплым, пушистым белым бельем. Спасенная «пленница» даже не пошевелилась, когда прибыл ветеринар, который осмотрел ее и поставил внутривенную капельницу. Она лежала будто мертвая, пока ей вкалывали местный анестетик, подсушивали и забинтовывали нарывы. Женщина и ветеринар не знали, переживет ли собачка следующую ночь…

Глава 3

Моя собственная собака

В ту ночь, сидя в нашем норфолкском загородном доме, я и мой муж Тони пришли к выводу, что мы можем и должны дать кров еще одной собаке. Две у нас уже жили. Нисса была черной помесью колли и спаниеля, а у имбирно-белой пушистой Пери явно текла кровь рассел-терьера и колли. В то время у нас имелось предостаточно земли, и нам всегда было приятнее давать кров и еду собакам-найденышам, нежели выкладывать кругленькие суммы за породистых щенков, которые нередко оказывались болезненными. Гибриды-полукровки имеют более сильный иммунитет, поскольку в их генах присутствуют признаки двух и более пород. Кроме того, двери нашего дома были открыты и для собак-отказников. Это так приятно (и полезно для здоровья) каждый день выгуливать собак в поле или по лесным тропинкам, и мы не могли вообразить свою жизнь без собачьей компании.

За несколько лет до описываемых событий я потеряла своего особенного маленького пса, Снупи, при очень трагических обстоятельствах. Снупи был черным песиком, наполовину таксой, наполовину кем-то еще, мы так и не узнали, кем именно, – и он был моим верным другом. По традиции, судьба свела нас в Центре спасения животных. Он находился в загоне вместе с четырьмя озорными шестимесячными щенками спрингер-спаниеля. Ему было трудно привлечь к себе мое внимание в той обстановке, в эпицентре возбуждения и движения, но в итоге это ему удалось. Каждый раз, когда он пробирался на передний план, он запрыгивал на стену и тотчас буквально отлетал назад. Сотрудница центра, казалось, была удивлена моему выбору, но в то же время рада, что ее «гадкий утенок» теперь пристроен. Песик не был гадким, совсем нет, просто слегка непропорциональным по высоте и ни в коей мере не отличался аристократичностью. Его длинное тело держалось на довольно коротких ногах… Но с моей точки зрения он был само совершенство – ведь у него была умильная мордашка и огромные карие глаза. Я влюбилась в него с первого взгляда.

Снупи любил всех без исключения, однако меня он любил больше всех. Он следовал за мной повсюду, даже когда я ездила на Скае, своем уэльском кобе,[2] по близлежащим полям. Маленькие лапки Снупи бешено мелькали в воздухе, когда он изо всех сил старался не отстать от своего громадного четвероногого друга. При виде его мордочки сразу можно было понять, что он очень счастливый пес.

Как-то мы гуляли с ним, и вдруг на него налетело несколько грейхаундов, на которых не было намордников. Завязавшуюся борьбу едва ли можно было назвать честной. Снупи окаменел при виде их длинных, как у жирафа, ног и широко раскрытых зубастых пастей, стремительно приближавшихся к нему. Все, что я могла сделать, это лишь издавать в адрес Снупи ободряющие возгласы, в то время как он прорывался ко мне, а я бежала ему навстречу. Может быть, те собаки решили, что раз у него короткие ноги, то перед ними – кролик или заяц? Хвала небесам, он успел домчаться до меня целым и невредимым. Я подхватила его на руки, повернулась спиной к огромным собакам, от души надеясь, что уж я-то кролика не напоминаю! Их подоспевший к развязке конфликта владелец говорил, что его собаки не причинили бы никакого вреда моему Снупи, но принимая во внимание разные весовые категории, я не имела ни малейшего желания на практике убеждаться в его правоте.

Куда бы ни ехала семья, Снупи неизменно сопровождал нас, даже в отпусках, где он непременно очаровывал всех, с кем знакомился. Он был этаким маленьким джентльменом. Помню, как жена одного фермера, у которого мы остановились в Девоне, делала комплименты по поводу его «красивенькой шкурки». Он и вправду был самым солнечным песиком в целом свете. Ему также очень нравилось плавать в неработающем бассейне на той ферме, и обилие негодующих лягушек в этом бассейне его нимало не смущало. Он любил нашу раздражительную малышку Ташу, серого тибетского терьера, невзирая на ее брюзгливый характер, и она тоже любила его. В те времена членом нашей семьи стала и Пери. Она была одной из по-настоящему фотогеничных, симпатичных, но неряшливых собак; со Снупи они были большими друзьями. Снупи частенько лежал у меня на плечах, когда я отдыхала на диване; в такие минуты он напоминал мне какой-то гибрид попугая и котенка. Он забирался мне на плечи и уютно устраивался там на весь вечер. Это было сродни ношению тяжелого воротника из лисьей шкуры. К сожалению, Снупи прожил с нами всего три коротких года.

Я чувствовала себя ужасно виноватой в его смерти. У него была привычка приносить камни, и казалось, что он вполне здраво понимает, что делает. Он, бывало, даже нырял в быстротечный поток воды и выпрыгивал оттуда с камешком во рту. Я никогда не придавала этому особого значения и не думала, что это может быть опасно, но, к несчастью, оказалась неправа. Однажды Снупи проглотил камень. Мы не знали, что он сделал это. Камень оказался с острыми краями. В тот вечер у Снупи не было никаких признаков недомогания, но уже наутро ему стало больно и он стонал. Я спешно повезла его к ветеринару, и песика тут же направили в операционную. Я помню, как передавала его медсестре, а он с беспокойством оглядывался на меня.

– Все будет хорошо, – сквозь слезы пообещала я ему. Мы никогда не разлучались ни на день. Ему было всего три года, и вся жизнь еще была впереди.

В тот же вечер ветеринар позвонил мне и сообщил, что они извлекли камень из кишечника Снупи и, что хотя камень изрядно повредил ему внутренности, мой песик пришел в себя, и с ним все будет в порядке. Утром мне разрешили забрать его. Я была так счастлива! Ночь, казалось, не кончится никогда. Я почти не сомкнула глаз. Как и договаривались, утром я позвонила в клинику уточнить, что с ним действительно все нормально и его можно забирать. Администратор сказала, что ветеринар хочет переговорить со мной, и я сразу же поняла: что-то не так.

– Мне так жаль, – сказал он, и мое сердце екнуло. – Но вашему псу внезапно стало хуже, и несмотря на наши попытки спасти его, в полночь он умер. Видимо, камень причинил организму больше вреда, чем мы думали…

Мой мир пошатнулся. Моего маленького песика больше не было. А я так радовалась, что смогу забрать его, чувствовала такое облегчение от того, что с ним все будет хорошо, и тут вдруг оказалось, что я его уже никогда не увижу. Это был ужасный шок, особенно на фоне того, что мне уже сообщили, будто он шел на поправку. Они ведь сказали, что с ним все будет в порядке… Должно быть, это была моя вина. У меня было чувство, что я бросила его. Как бы глупо это ни было, но меня не оставляла мысль: если бы только я была с ним, все было бы иначе. Меня угнетала уверенность: он сдался потому, что меня не было рядом. Если бы я была с ним, то дала бы ему волю к жизни. Разумеется, это было не так. Ему ввели успокоительное, и он бы никак не узнал, что я была с ним, но все равно я винила во всем себя. Если бы только можно было пораньше понять, что он ранен. Если бы только… Должно быть, это самые худшие слова из тех, которые могут запечатлеться в сердце после подобной потери.

Что действительно сводило и даже сегодня сводит меня с ума, так это то, что я слышала, как он пару раз хныкал в ту ночь, но решила, что это всего лишь проявление его обычного отношения к Таше и Пери. Хотя они были стерилизованы, он-то оставался невредимым и не мог не пытаться пойти на зов природы. Случалось, он плакал, поражаясь своей неспособности сделать то, к чему призывала его природа…

Боже праведный, я даже прикрикнула на него тогда, когда посреди ночи он начал скулить, и он послушно затих. Только наутро я поняла, что мой песик испытывает небывалую боль. Именно это осознание и лишило меня покоя. Ведь я накричала на него, когда была так ему нужна. Что же он подумал? Нет, даже одна мысль об этом была невыносимой. Само собой, я бы сделала для своей собаки все что угодно, если бы поняла, что у песика что-то не так, о чем мне неустанно напоминал Тони. Как бы то ни было, но та ночь будет жить в моей памяти вечно, и я всегда буду желать, чтобы у меня была возможность перевести часы назад и изменить исход ситуации.

Я настолько обезумела в тот день, что отправилась верхом на Скае в пустые поля и стала звать Снупи, умоляя его вернуться домой. Без его маленького черного тельца, заполнявшего жизнерадостностью все пространство, везде было так непривычно пусто; как и любой переживший потерю близкого существа человек, я более всего на свете хотела знать, где он и все ли у него в порядке. Мне казалось, что я никогда не смирюсь с его потерей.

На том этапе я думала: больше никаких собак. У нас по-прежнему были общие, семейные собаки, но отныне у меня больше не было собаки, в которой бы я столь явственно ощущала родственную душу. Я действительно так считала, и так оно и было на самом деле. Пару лет спустя мы потеряли Ташу, которая ослепла в двенадцатилетнем возрасте; у нас появилась новая маленькая черная собачка по имени Нисса, очень похожая на Снупи. Она установила в наших собачьих рядах матриархат, и любые перепалки между собаками неизменно разрешала именно она. Нисса была милой, но не стала для меня собакой, которую я могла бы назвать особенной. Признаться, я и не хотела, чтобы у меня появилась еще одна такая собака. Это было бы слишком тяжело. Да, я любительница собак, но считала тогда, что уже никогда не захочу еще раз обзавестись своей собственной собакой, собакой только для меня.

И так продолжалось, пока я не встретила одного черного щенка-девочку, которую нашли на пляже в Грейт Ярмут едва живой от ожогов и обильного питья морской воды.

Глава 4

Возвращение домой

Собачка была озадачена. Все люди, которых ей довелось знать с самого рождения, казались злыми, однако, когда она проснулась на следующее утро, пускай и чувствуя себя пойманной всеми этими прикрепленными к ней трубками и ловушкой-клеткой, голос, который она услышала, звучал очень мягко и успокаивающе. Впервые за всю жизнь она ощутила, что человеческий голос влечет ее, причем настолько, что она задумалась: а может, это действительно какой-то добрый человек? Комната и все предметы в ней сверкали белизной и чистотой, даже одежда, в которую была одета женщина, была стерильно белой. Все это было так не похоже на то, что собачка видела прежде…

Мэгги Джонс работала в ярмутском Центре спасения животных вот уже 20 лет. За это время она перевидала множество жестокостей, которые давно заставили бы малодушного человека пуститься прочь от этого места, но она стиснула зубы и продолжала работать. Ей пришлось так поступить, поскольку ее любовь к животным была так велика, что просто не позволила бы вот так – взять и уйти. Она жила одна в крохотном домике без сада, что в некотором смысле было не так уж и плохо, потому как в противном случае она бы только и делала, что брала бездомных собак к себе домой.

Мэгги никогда не была замужем, детей у нее тоже не было, и всю свою энергию она отдавала спасению вот таких собак, вроде этой. Величайшим удовольствием ее жизни было пристраивать потеряшек в новые любящие семьи и смотреть, как они расцветают и обретают уверенность в себе под влиянием внимания и заботы в их новых домах.

Она не перестала бормотать ласковые слова, когда краем глаза заметила еле уловимое движение. Израненная собачка пришла в себя. Мэгги почувствовала, что в этом маленьком создании гнездится огромный страх. Утром, несмотря на всю свою слабость, когда Мэгги подняла ее с влажного песка, собачка поначалу отчаянно пыталась вырваться. Мэгги знала, что в таком деле спешка противопоказана. Собаку нельзя насильно заставить доверять тебе. И все же она почувствовала, что в этой черной собачке есть нечто особенное. Разумеется, все это были лишь интуитивные ощущения, однако она точно понимала, что собачке суждено сделать что-то особенное в своей жизни. Она была окружена своего рода ореолом особой значимости. Мэгги усмехнулась своим мыслям и сказала себе: «Эй, подружка, да ты, похоже, чокнулась!..»

Она продолжала журчать что-то успокаивающее, протирая столы и другую мебель, и медленно, но верно приближалась к клетке. Она не поворачивалась к ней лицом, потому что по опыту знала: когда собака напугана, лучше всего приближаться к ней спиной. По ее мнению, это было связано с жизненной энергией. Люди временами выделяют большое количество агрессивной энергии перед собой, передней частью тела, равно как и сильный запах, в то время как их спина, с точки зрения животных, более нейтральна и представляет меньшую угрозу. Наконец она прикоснулась спиной к прутьям клетки и поняла, что с этого расстояния собачка вполне может обнюхать ее. Она остановилась, сохраняя расслабленную позу и по-прежнему мурлыча что-то монотонным голосом, а потом прижала спину к клетке, дабы любознательный нос собачки смог пустить в дело свое невероятное обоняние и привыкнуть к ее запаху без особого страха.

Собачка была заинтригована тем запахом, которым был пропитан со спины халат женщины. Казалось, там смешались все на свете запахи: пахло собаками, кошками, незнакомыми химическими веществами, ватой, шампунем для волос, к чему примешивался еще и сладкий мыльный аромат лаванды. Верный нос ее не учуял никакой угрозы, да и сама женщина оставалась неподвижной и продолжала издавать негромкие звуки мягким журчащим голосом. Собачка ощутила и энергию, исходящую от тела этой женщины – спокойную, дружелюбную, совершенно лишенную какой-либо примеси тревоги или беспокойства. Несколько минут спустя женщина медленно повернулась лицом, но так и не взглянула прямо на собачку. Она держала голову склоненной и не торопясь протягивала руки к дверце клетки, чтобы отпереть ее. Собачка напряглась, но все еще чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы оставаться на месте. Состояние ее заметно улучшилось. Раны перестали так сильно болеть, и что-то подсказывало ей: этот человек нес ответственность за то, чтобы помогать ей.

Мэгги отворила дверцу. Собачка болезненно сморщилась, когда от несильного движения нежная кожа на ее груди натянулась.

– Ох, бедная малютка, – тихо сказала Мэгги, чье сочувствие раненому щенку взяло верх над знанием того, что она должна быть сильной и своим поведением давать животному поддержку и уверенность. Она по опыту знала, что от эмоциональной реакции энергия человека теряет столь необходимую больному животному мощь. А этой бедняжке, как понимала ситуацию Мэгги, более чем кому-либо на свете требовалось присутствие сильной заботливой руки, которая может подарить ей чувство защищенности. Сочувствие к собаке не поможет ей выздороветь. Неудивительно, что собачка отреагировала на напряжение Мэгги тем, что слегка подалась назад, но отползать ей было особо некуда, так что она просто забилась в дальний угол клетки и стала дрожать всем телом. Мэгги достала из кармана заранее заготовленные салфетки, на которые была нанесена успокоительная мазь. Двигаясь очень медленно, она просунула руку в клетку и легко прикоснулась к воспаленной коже подсушенных нарывов на грудке щенка.

– Хотела бы я встретиться с теми, кто так поступил с тобой, – пробормотала Мэгги певучим голосом, не желая, чтобы собачка почувствовала исходящее от нее напряжение. – Я бы им шеи переломала, честное слово.

Собачка решила, что ей следует попытаться сбежать, и она стала в тревоге забираться в клетку еще глубже, по мере того как к ней прикасались салфеткой. Но успокоительное лекарство делало свое дело, и в какой-то миг несчастная ощутила райское блаженство: мазь приятно охладила еще слабо саднящую кожу, и она застонала от удовольствия. Этот звук удивил ее самое, поскольку она никогда не слышала от себя ничего подобного. В своем удивлении она выглядела настолько комично, что женщина рассмеялась. Это поразило собачку еще больше. Она никогда не слышала подобного смеха. Единственным смехом, который ей доводилось слышать, было пьяное кудахтанье той, другой женщины и мужчины, с которыми она жила, и оно никогда не предвещало ничего хорошего. Но смех этой женщины в белом звучал иначе. Он заставлял язык собачки свешиваться вниз, а уголки рта – приподниматься…

Прошло три недели, и собачка, которой теперь было уже 13 недель от роду, была готова к тому, чтобы обрести новый дом. Нарывы на ее теле прошли, но напоминающие о них шрамы останутся навсегда. Там, где на тело пролился кипяток, уже не суждено было вырасти новой шерстке. С мягкими розоватыми островками голой кожи на грудке и правой передней лапе собачке предстояло пройти через всю ее жизнь. Мэгги вздыхала. Это было несправедливо. Она знала, что вскоре у нее появятся проблемы с тем, как пристроить щенка в «правильный» дом. Она назвала собачку Хлоей, надеясь, что это благозвучное женственное имя будет привлекать к ней людей, сделает ее облик более гармоничным и, возможно, отвлечет внимание от шрамов. Однако, похоже, это не сработало. Люди так боялись того, что о них могут подумать другие! Они говорили, что им будет стыдно гулять с этой собачкой по улице, ведь другие прохожие могут решить, что они-то и изувечили несчастное животное.

Наконец в один из сентябрьских дней молодая пара согласилась взять щенка. Они были очень милыми людьми, но у Мэгги возникли какие-то дурные предчувствия. Собаке требовалось особенно нежное, любящее отношение, а по этим людям не было похоже, что у них большой опыт такого рода. Они недавно поженились, так что Хлое предстояло стать их первой общей собакой. Но молодые люди казались добрыми и милыми, более того, могло случиться и так, что собачкой больше никто не заинтересуется… Так что выбора никакого не было. Как бы то ни было, на глазах Мэгги выступили слезы, когда супруги взяли Хлою и понесли ее к машине. Собачка не хотела идти с ними и пряталась за ноги Мэгги. Когда ее сажали в машину, она скулила, и глаза ее с мольбой смотрели на Мэгги, словно говоря: «Ты – единственный друг в моей жизни. Это не те люди!..»

На следующий день опасения Мэгги оправдались: прямо к открытию заведения пара привезла Хлою обратно.

– Извините, – сказал муж, протягивая щенка. – Но эта собака абсолютно сумасшедшая. Она пробегала и провыла всю ночь, а наутро мы увидели, что она разодрала шторы в гостиной. Вам придется забрать ее назад. Нам с ней не справиться.

Мэгги заключила собачку в свои объятия. Безусловно, она была рада вновь видеть питомицу, но вместе с тем ей хотелось, чтобы та жила нормальной жизнью, а не тосковала в приюте.

– Ох, милая, – прошептала она на ухо щенку. – Что же нам с тобой делать?

Собачка испытала облегчение, вернувшись домой. Особенно она была рада видеть Мэгги. Та пара поначалу была мила с ней, но она была слишком напугана, чтобы подпустить кого-нибудь из них ближе, и провела весь день, прячась за диваном. Они пытались выманить ее разными вкусно пахнущими угощениями, но донельзя перепуганная, она почти совсем не ощущала голода. Лишь тогда, когда настала ночь и молодые супруги отправились спать, она жадно набросилась на еду и съела все разом. Скоро ночь полностью вступила в свои права и тени стали больше. Эта ночь принесла Хлое невероятную грусть одиночества. Она плакала и плакала… Но люди не обращали на нее ни малейшего внимания.

Собачке казалось, что в каждом темном углу может скрываться тот, внушающий предсмертный трепет, сердитый мужчина, который только и выжидает момента, чтобы снова ошпарить ее кипятком!.. В какой-то момент естественные потребности заявили о себе (что не удивительно после обильной еды и пережитых треволнений). Она изо всех сил пыталась выбраться наружу, но не могла найти выход. Хлоя даже сорвала шторы в своих попытках выпрыгнуть в открытую форточку, но удрать так и не смогла. Она не хотела справлять нужду в помещении, однако другого выбора не осталось. Вконец измучившись, она свернулась клубком на разодранных шторах на подоконнике и принялась ждать рассвета. Само собой, когда наутро супруги увидели эту картину, они были вне себя. Мужчина схватил собачку, прежде чем она успела спрятаться, и затолкал ее обратно в машину. Поездка в питомник прошла в гнетущем молчании. Собачка была рада вернуться в клетку, где чувствовала себя в безопасности. Она более не хотела покидать этот дом.

Чувства Мэгги были противоречивыми: она была разочарована тем, что Хлое не удалось обрести дом, и в то же время счастлива, что снова могла обнять ее. На тот момент она была единственным щенком в питомнике, так что естественным образом требовала к себе наибольшего внимания. В тот же день раздался телефонный звонок, и женский голос спросил, нет ли в питомнике щенков, которым нужен дом. Мэгги буквально начала отговаривать женщину от этого решения, рассказывая о шрамах на теле щенка и о том, что большинство людей отказывались взять Хлою, объясняя, что ее трудно держать дома и что однажды ее даже вернули, назвав «сумасшедшей», но ничто, казалось, не дает желанного эффекта. Женщина сказала: «Я хочу этого щенка».

По тону голоса Мэгги собачка догадалась, что речь идет о ней. Кто-то собирался прийти, чтобы забрать ее. Весь резон был испугаться, однако вместо этого собачка ощутила, как ее окутывает некое теплое сияние. Ей следовало бы с тревогой думать о том, кто же придет забрать ее из «дома», но ничего такого не происходило. Она совсем не понимала собственных ощущений, но, как это свойственно собакам, в итоге просто приняла их. Ее интуиция была в полном порядке. Именно для этой жизни она была предназначена. Ее охватило приятное предчувствие. Это вот-вот должно было случиться. То, чему было суждено произойти, вот-вот должно было стать реальностью.

Несколько часов спустя Мэгги вынула Хлою из клетки и перенесла в фургон. Ее сердце сжималось. Рано или поздно ей все равно предстояло бы отдать щенка в чужие руки, но что если и эти люди снова окажутся неподходящими кандидатурами? Мэгги пересадила Хлою в клетку в задней части фургона и отправилась в путь. Единственное, что поднимало ей настроение, – Хлоя казалась необычно спокойной. Звонившая женщина, как выяснилось, плохо знала эти места, тем более что питомник было не так-то легко найти, так что Мэгги условилась встретиться с ней у развилки дороги по пути к одному промышленному предприятию. Оно, кстати, располагалось по пути к дому Мэгги, так что никакого длинного крюка ей делать не пришлось, и все же, к немалому удивлению, Мэгги чувствовала себя почти что шпионкой, ожидая ту женщину на месте встречи. Хлоя вела себя очень тихо. Она сидела в клетке у задней стенки фургона, не ерзая и не скуля, что казалось несколько странным. У собачки не было ощущения тревоги, нет, она просто чувствовала «правильность» происходящего. Она знала, просто откуда-то знала, что тот, кто должен был вскоре ее забрать, был тем, кому было суждено забрать ее. Нос и лапы собачки чуть покалывало от того уверенного знания, что все идет так, как надо, и что с ней все будет в порядке. Она ждала.

Глава 5

Я знаю тебя?

Когда я положила трубку, в комнату с вопрошающим видом вошел Тони.

– Да, – ответила я на его невысказанный вопрос. – У них есть один – только один щенок, девочка. Бедная малышка, ей довелось пережить жуткие мучения. У нее шрамы на теле, и люди не берут ее, потому что им было бы стыдно гулять с ней по улицам.

Я умолчала о том, что собачку вернули в питомник, сославшись на ее «сумасшедшее» поведение, потому что не хотела отпугнуть его. У меня было сильное ощущение неизбежности этого пополнения нашей семьи, того, что нам было суждено взять эту собаку, какими бы ни были ее проблемы. Казалось, у меня не осталось никаких альтернативных вариантов, и жизнь просто вела меня к этой встрече. Собачка станет чем-то особенным, думалось мне, и все же в тот миг я даже не представляла, насколько особенной она станет.

Было немного странно забирать щенка прямо посреди дороги, но когда мы подъехали туда, я поняла, почему Мэгги выбрала это место. В то время суток там было достаточно безлюдно, и предприятие легко было найти. Мое сердце билось все быстрее, по мере того как приближалось время встречи. Подъезжая, я увидела белый фургон, перед ним стояла женщина, которая по моим предположениям и должна была быть Мэгги. Тони припарковал машину, мы вышли. Меня по-прежнему не покидало странное, совершенно особое, как бы «электрическое» ощущение, будто я – всего лишь пассажир в своем собственном теле.

После краткого обмена приветствиями Мэгги сказала:

– Я рассказала вам все об этом щенке. Ей действительно нужен чуткий владелец, но и сама она может дать очень многое. Все, о чем я вас прошу: пожалуйста, взгляните на нее и хорошо подумайте, будьте честны с самими собой и возьмите ее только в том случае, если на самом деле этого хотите. Когда вы увидите ее, помните, что поначалу она будет вести себя настороженно. Она никому не доверяет – на то у нее просто не было никаких оснований. Так что не пугайтесь, когда она забоится вас и отпрянет. Не принимайте это на свой счет.

– Ладно, – вот и все, что я могла сказать в тот миг. В то же время я внутренне улыбалась, думая: «Захотим ли мы взять ее? Конечно, мы очень-очень хотим взять ее!» Безусловно, подобная мысль была странной, ведь мы ни разу не видели щенка до этой минуты.

Затем, окинув нас взглядом, в котором читалось: «Ну что ж, пора. Больше оттягивать этот момент я не в силах», Мэгги повернулась и обошла фургон сзади. Мы услышали, как она открыла дверцы и наклонилась внутрь. До нас донеслись ее слова, адресованные собачке, которую она вытаскивала из клетки:

– Веди себя хорошо. Не бойся. Когда ты сжимаешься и отползаешь от людей, это их пугает. Они будут хорошо к тебе относиться, я уверена. Они не будут злиться, если ты вдруг сделаешь лужицу не в том месте. Что бы ты ни делала, не лай на них.

Она специально проговаривала эти фразы громким голосом, по-прежнему пытаясь предупредить нас о том, какой реакции от щенка на новых людей она ожидала. В этой связи я решила, что сейчас она притащит отчаянно сопротивляющегося щенка, но все произошло иначе. Когда Мэгги вышла из-за фургона, рядом с ней оказалась красивая молодая черная собака, которая шествовала, задрав голову и хвост. Она выглядела очень спокойной – даже слишком спокойной для маленького щенка, и больше напоминала зрелую собаку. Выражение лица Мэгги было красноречивее слов, когда она с изумлением опустила взгляд на столь внезапно преобразившееся создание рядом с собой. Она явно была поражена до глубины души.

– Это Хлоя, – объявила Мэгги не совсем уверенным голосом, подводя щенка ближе. Я заглянула в глаза новой знакомой, и в этот миг, без какого-либо волнения или суеты, она отошла от Мэгги и двинулась в мою сторону, натягивая поводок на всю длину. Подойдя ко мне, села рядом и прислонилась плечом к моей ноге. У меня перехватило дыхание. Я почувствовала, как из глаз моих хлынули слезы, и заметила, что то же самое произошло и с Мэгги.

– Что ж, – с улыбкой произнесла я. – Похоже, дело сделано.

Мэгги выглядела несколько расстроенной, передавая мне поводок и похлопывая Хлою по голове со словами:

– Теперь ты будешь хорошей девочкой. Я буду скучать по тебе. – Затем Мэгги повернулась и села в фургон. – Берегите ее, – сказала она на прощание. – Она этого заслуживает, – и, взмахнув белым платочком, она завела мотор, развернула фургон и уехала.

«Какая замечательная, невероятная женщина, – подумала я. – Ведь она помогает этим животным, а потом отпускает их». Люди, которые имеют достаточно сил, чтобы быть свидетелями жестокости и спокойно отвечать на нее полезным делом, всегда восхищали меня. Я знала, что у меня таких способностей нет.

Собачка все так же сидела на земле рядом со мной, не двигаясь и глядя прямо перед собой. Я думала, когда Мэгги будет уезжать, собачка побежит за ней или заскулит, но она не сошла с места и не издала ни звука. Я взглянула на Тони, и мы оба заулыбались. Я наклонилась и взяла свою собаку на руки, потому что в тот миг я без тени сомнения поняла, что это была именно моя собака. Она была моей, а я – ее. Мы сели в машину и поехали домой. Всю дорогу Хлоя сидела у меня на коленях.

Я ласково провела пальцем по мягкой, чувствительной, бархатной коже ее тельца, где не было шерстки. «Бедная малышка», – пробормотала я. Она подняла на меня свои мягкие и теплые глаза. Было похоже, что она ценит мое сочувствие. Она вздохнула, точно человек, вернувшийся домой после долгой отлучки, затем шлепнулась на мои колени и быстро заснула.

Разговаривая по пути, мы оба пришли к выводу, что «Хлоя» – не самое подходящее имя для этой собачки. Оно звучало, пожалуй, излишне хрупко. Собаку же отличало особое величие: она была не просто милой, как это имя, и если ей когда-нибудь предстояло оправиться от травмы, на память о которой остались эти шрамы, то ее нужно было назвать более звучным именем, которое отражало бы ее уравновешенность и силу. Ей следовало дать такое имя, звук которого высвобождал бы необходимую позитивную энергию, способствующую повышению ее самооценки и исцелению. К тому моменту у нас уже сформировалась привычка называть наших собак в честь ассистентов Доктора Кто;[3] так, с нами уже жили Нисса и Пери, и «неохваченным» оставалось еще одно имя, которое совершенным образом подходило этой собаке. Мы назвали ее Эйс.[4]

В течение первых дней Эйс не хотела отходить от меня ни на минуту. Временами это причиняло определенные неудобства, но она никогда не вела себя плохо, просто сидела рядышком. Мы успешно представили ее своим двум уже живущим с нами собакам и разлучили их друг с другом лишь на ночь, для начала, просто чтобы подстраховаться на случай возможных конфликтов между ними. Когда к нам стали приходить гости, никто из них не мог поверить, что Эйс – всего лишь щенок. В свои тринадцать недель она вела себя скорее как матерый пожилой лабрадор, нежели как жизнерадостная молодая собака. Было очень приятно, что она чувствовала такую близость ко мне, и все же ее поведение было не совсем подобающим маленькому щенку. Ей был весь резон проявлять повышенную игривость и шалить, а не вести себя как служебная собака, но я верила, что со временем ее состояние стабилизируется.

Несмотря на прямо-таки ангельское поведение Эйс в те часы, когда она находилась рядом со мной, поначалу у нас произошел инцидент. В первую ночь, когда я оставила ее одну на нижнем этаже (мы не хотели, чтобы она привыкла к нашей спальне и «испортилась»), хотя до нас почти не доносилось ни звука ее голоса, к утру она прогрызла и процарапала себе путь через тяжелую деревянную дверь. Создавалось ощущение, что она чувствовала себя в безопасности рядом со мной и начинала сходить с ума без меня. Все это прекратилось, как только мы позволили ей спать в компании остальных собак. Постепенно Эйс начала расслабляться в их обществе и вести себя более по-щенячьи, чем вначале. Нисса, точно почувствовав потребность новой товарки в том, чтобы ее научили играть и общаться, стала ее приемной матерью. Она позволяла щенку играть с собой, будто с большой мягкой игрушкой, игриво бороться, кататься, и какое-то время, пока Эйс взрослела, Нисса не возражала против того, чтобы ее волокли по полу за одну из лап. Правда, все когда-нибудь кончается, вот и Нисса пару месяцев спустя сказала Эйс: поиграли – и хватит, ты уже не маленькая, «боям без травм» пришел конец. Мне редко встречались такие же добродушные и благожелательные собаки, как Нисса. В ее маленьком теле и вправду не было ни грамма злого умысла.

Однажды утром я отправилась за покупками и взяла Эйс с собой, вместо того чтобы оставить ее дома с другими собаками. Они все отлично ладили между собой, но я все еще не была готова оставить «свору» без вожака (меня), просто перестраховывалась. Мне нужно было зайти в один-единственный магазин, так что я подвела Эйс к ограде и привязала ее за поводок. Находясь в этом небольшом магазине, я могла бы все время держать ее в поле зрения, да и ей тоже было бы видно меня. Но когда я, исчезая за дверью, оглянулась, выражение ее морды заставило мое сердце сжаться от боли. Прежде мне никогда не доводилось видеть столь сурового выражения на собачьей морде, отметила я про себя. И вдруг вспомнила: именно так Снупи смотрел на меня, когда я повела его к ветеринару в тот день. «Нет, я не смогу этого сделать, я не переживу такое еще раз», – пронеслось в моей голове.

В тот миг ко мне пришла очень странная мысль. Я задумалась, всего на мгновение: а не может ли Эйс на самом деле быть Снупи? Разумеется, я знала о теории реинкарнации, но никогда не слышала, чтобы ее применяли к собакам. Было что-то странное в том, что она вела себя со мной как с давней знакомой, в том, как она доверяла мне с первой секунды, в том, с какой охотой она отошла от Мэгги, своего единственного друга, и села рядом со мной. Замечу, что столь же безоговорочного доверия по отношению к Тони она поначалу не проявила. Она слушалась его и все же не давалась ему на руки, не позволяла спокойно надеть на себя ошейник, так что я, вероятно, была неправа, ведь Снупи целиком и полностью доверял ему. Аналогичной была ситуация с нашим сыном Филиппом. Почему она помнила меня, а не Тони или Филиппа? Все это показалось мне надуманным, так что я убедила себя в глупости возникшей мысли.

В описанном страхе Эйс не было вины Тони или Филиппа. К этому моменту Эйс безраздельно покорила их сердца, и они более всего хотели, чтобы она начала доверять им, но нисколько не форсировали события, зная и надеясь, что в свое время она сама проявит к ним долгожданное доверие. Она была одной из тех собак с не поддающимся четкому определению качеством внутреннего благородства, которое притягивало к ней хороших людей.

Глава 6

Обретая уверенность

При первой встрече со своей новой владелицей собачка ощутила всеобъемлющее чувство безопасности. В первый раз за всю ее короткую жизнь она, наконец, обрела то, к чему всегда стремилась. Она ощущала себя в безопасности. В мирной и спокойной обстановке. Казалось совершенно естественным, что ей нужно просто подойти к этому человеку и сесть рядом с ним. У нее не было ни малейшего понятия, почему присутствие этой женщины дарило ей такое чувство защищенности, и, как обычно случается с собаками, она просто жила настоящим моментом. Единственное, что имело значение – то, что она действительно ощущала комфорт и покой. Энергия, исходящая от новой владелицы, казалась смутно знакомой, и проистекала от нее, точно нежная ласка. Она не сомневалась в этом.

Она полюбила свой новый дом; уютные теплые кровати, веселая свора, много еды и чудесное поле, по которому можно бегать и бегать. Когда приходили гости, она неизменно вела себя самым безупречным образом, держалась очень тихо и в пределах поля энергии своей владелицы. Новые собаки в своре тоже были очень дружелюбными, и перспективы рисовались самые радужные.

Правда, когда она осталась одна в ту первую ночь, никакого ощущения безопасности у нее не было. Паника овладела ею, и она пыталась что-то изменить, скребясь и кусая барьер, отделяющий ее от женщины, рядом с которой она чувствовала себя в безопасности. Но время шло, и паника перестала посещать ее, поскольку по утрам женщина всегда возвращалась. Собачка начала расслабляться, понимая, что расставание было лишь временным явлением. Несколько дней спустя ей позволили спать вместе с другими двумя собаками, и это помогло. После небольшого ритуала ознакомительного обнюхивания они приняли ее в свою компанию. Теперь все втроем они с чувством играли и боролись друг с дружкой, и для собачки это было сродни нахождению в своей собственной семье, что ей довелось испытать лишь в течение очень недолгого времени.

Когда ее привезли в город на машине и женщина едва не оставила ее, привязанную к ограде, на улице перед магазином, собачка почувствовала, как ею овладевает ощущение брошенности, ненужности, и ее душа начала рваться на части, но, к счастью, в итоге женщина так и не оставила ее одну.

Она вернулась, отвязала поводок и сказала: «Прости меня, Эйс, я тебя больше не оставлю». Собачка не поняла слов, но у нее сложилось ощущение, что ее не собираются бросать, и это было хорошо.

Нередко она замечала за собой, что смотрит на мужчину и мальчика, живущих вместе с женщиной, и понемногу осознает, что их тоже можно не бояться. Этот мужчина не был похож на того, другого мужчину, он не кричал и не злился, и все же она не хотела идти к нему на руки. Когда он пытался взять ее, у нее случался приступ паники, и она начинала скулить и вырываться. Подчас она взглядывала на него и чувствовала, что доверяла ему прежде, но этого было недостаточно, чтобы заставить ее ощутить полный комфорт в его присутствии. Она никогда не пыталась забраться на диван рядом с ним, предпочитая оставаться рядом с женщиной. Травма, которую она перенесла, что-то сломала в ее душе. Но она знала, что однажды ей захочется проявить к нему доверие и что когда-нибудь она действительно сделает это.

Но то, что она особенно любила, – было находиться рядом с женщиной, которая нежно поглаживала безволосые участки ее кожи, это пожизненное напоминание о том ужасном вечере, и ворковала: «Бедный щеночек, бедный щеночек». Вместо того чтобы в смущении отводить взгляд и руки от ее шрамов, женщина демонстрировала их другим людям, говоря: «Посмотрите, что они с ней сделали». Те, кому она показывала эти шрамы, выражали искреннее участие. В результате собачка начала чувствовать едва ли не гордость за свои боевые шрамы и обретать уверенность в том, что ничему подобному не будет дозволено случиться с ней еще раз.

Дневные часы, когда собаки подолгу бегали в поле, проходили очень весело. Постепенно Эйс училась играть, бегать и прыгать в высокой траве, как и подобает нормальному щенку. Поле было средоточием волнующих запахов. Кролики, горностаи, ласки и лисы бродили по нему ночами, оставляя свои запахи в каплях росы на траве и на густой живой изгороди из клена и боярышника. В низине поля располагался овраг, и после влажных дней на его травянистых склонах появлялись интересные озерца и лужицы. В поле также гуляли три лошади и девять овец, однако собачка быстро поняла, что и они были частью «своры», принадлежащей ее вожакам, и гоняться за ними не нужно. Было не совсем ясно, как она это поняла, но факт оставался фактом, и она не сомневалась: это так, вот и все.

Каждое утро она бегала по полю туда-сюда, какой бы ни была погода, следуя за запахами, наслаждаясь свободой, становясь сильнее. Иногда ноздри собачки улавливали какой-нибудь совсем особенный запах, который интриговал ее неудержимо, и однажды в результате своего любопытства она оказалась в опасности. В земле она нашла небольшое углубление, почва вокруг него была странной и рыхлой. Обычно подобные ямки пахли мышами, крысами или полевками, но с этой дело обстояло иначе. Сперва собачка покружила вокруг ямки, оставаясь настороже и удивляясь, что за создание может жить здесь. Такой запах она учуяла впервые в жизни.

Любопытство оказалось превыше осмотрительности, и она сунула нос в ямку, желая узнать, что же в ней находится. Сначала ничего не происходило, но вдруг она ощутила мучительную боль в мягкой «пуговке» своего носа и отпрыгнула. Маленькие, с жалами существа в желто-черную полоску вихрем вылетали из ямки, и жужжа, стали летать вокруг ее головы. Одна оса села ей на морду, и собачка взвизгнула, когда та ужалила ее вновь. В голове ее вспыхнуло воспоминание о прикосновении кипятка к коже, и она в страхе застыла, не зная, что делать. Она только успела привыкнуть к спокойной и безопасной обстановке, а тут ее опять охватил леденящий ужас. Ее ноги будто утратили способность двигаться, а летающие создания окружили ее со всех сторон, то и дело пикируя к ее шерстке и пытаясь жалами достать кожу. Одна из ос села на мягкую, в шрамах кожу на ее груди, где шерсть не защищала ее, и собачка с громким тявканьем подпрыгнула.

Ее тявканье переросло в удивленный жалобный писк, поскольку внезапно ее подняли в воздух и понесли прочь. Это женщина подхватила ее на руки и побежала с ней подальше от этого места. Разозленные жужжащие осы не хотели признавать поражение: подпрыгивая в такт движению женщины, собачка слышала, как та вскрикивала, когда те жалили ее руки. Но женщина тоже не сдавалась, а только надежнее прикрывала собачку на бегу. В какой-то миг желто-черные насекомые потеряли свой кураж и прекратили погоню, исчезнув, когда женщина и собака уже приблизились к дому. Женщина осыпала поцелуями распухшие места укусов на теле собаки. Она внесла ее в дом и нанесла успокаивающую, пощипывающую жидкость на них, и острая боль тут же прошла.

Собачка была поражена. До этого она чувствовала себя в безопасности рядом с женщиной, но не знала, почему так происходит. Теперь она поняла, что это человеческое существо готово даже рисковать своей жизнью ради ее безопасности. Осознание этого потрясло ее. С тех пор как пропала ее мать, она более ни разу не ощущала столь сильной привязанности. Собачка знала, что и сама поступит точно так же, если женщине потребуется защита. Да, она вырастет большой и сильной и будет защитницей этой женщины. Вот дело, ради которого она появилась на свет. Более того, Эйс знала: случись тому «ужасному мужчине» прийти за ней когда-нибудь, она не струсит и не даст ему причинить кому-либо вред.

Придет время, когда ей нужно будет проявить смелость, и она будет готова к этому. Два следующих года в жизни Эйс прошли очень медленно. Она крепла телом и духом, становилась более уверенной день ото дня. Эйс превратилась в большую собаку с восхитительной черной шерсткой, блестящей, в симпатичных завитках тут и там. Она была черной, как и положено лабрадору, и в то же время ее морда и уши были как у чистокровной немецкой овчарки. Ее новые зубы были ослепительно белыми и внушающими страх. Она более не была щенком, но в семье называли ее по-прежнему «Паппи»,[5] и так оставалось до самого последнего дня ее жизни. Она превратилась в отличную сторожевую собаку и знала, что только безрассудно смелый вор посмел бы проникнуть на вверенную ей территорию.

Она научилась гоняться за кроликами для забавы. Но даже если ей удавалось поймать одного из них, это происходило потому лишь, что кролик был болен или ранен. Иногда, если женщине попадался на глаза умирающий кролик, ослепший вследствие миксоматоза,[6] этой ужасной, созданной людьми болезни, либо кролик, сильно раненный лисой или сбитый машиной, то она звала Эйс… Собака инстинктивно знала, как быстро и без мучений убить такого страдальца, ведь это действительно был самый гуманный способ избавить кролика от страданий. Один быстрый укус в позвоночник возле затылка, и смерть наступала мгновенно.

Еще одна веха на жизненном пути Эйс, которая окончательно изменила порядок вещей, заключалась в следующем. Как-то вечером после утомительного дня семья совершала продолжительную прогулку по пляжу. Нет, это был не тот пляж, где нашли Эйс, но соленый запах и песок напомнили ей о нем. Она по-прежнему любила воду во всех ее проявлениях, и на этот раз все было совсем не так, как во время первого знакомства с морской стихией. Она знала, что пить эту воду ни к чему. Она просто играла в зоне прибоя, а волны то приближались, то отдалялись от нее, щекоча пальцы; Эйс принюхивалась к останкам мертвой рыбы, тут и там лежавшим на камнях, и позволяла крабам из устланных мелкими камешками лужиц прикасаться острыми клешнями к своему носу. На песчаных дюнах она чувствовала запахи кроликов и лис, их пахучие следы рассказывали ее натренированному собачьему носу всю историю того, что происходило здесь накануне вечером. Хозяева взяли с собой мяч, чтобы собаки могли побегать за ним, и поначалу они втроем наперегонки носились за ним. Перед возвращением домой каждая собака получила по мороженому, что привело Эйс в полный восторг. К моменту приезда домой они окончательно утомились.

Поев и попив, Эйс заметила, что ее взор вновь и вновь обращается на мужчину, на тот диван, где он сидит. Он часто подзывал ее, приглашая сесть рядом с собой, но самое большее, что она позволяла себе, это присесть у его ног. Он был спокойным, мягким человеком, не склонным к приступам жестокости, и все же ей делалось не по себе от мысли самой приблизиться к нему и оказаться столь уязвимой. Но в тот вечер что-то изменилось. Она начала понимать его энергию. Неясные воспоминания о том, что эта энергия откуда-то знакома ей, наплывали на нее. Она чувствовала, как в сердце ее зарождается радость, хотя не понимала ее причин. Что она действительно знала и понимала, так это то, что время для доверия пришло.

Супруги заметили, что собака странно смотрит на мужчину, и были явно озадачены этим. Внезапно Эйс встала, не сводя глаз с мужчины. Казалось, что-то сильно притягивает ее к мужчине, и шаг за шагом, медленно, собака подошла к нему. Казалось, он намеренно избегает того, чтобы посмотреть ей в глаза. Эйс мягко тявкнула. На этот раз она хотела обменяться с ним взглядом. Мужчина посмотрел прямо на нее, и две пары карих глаз наконец-то встретились.

Эйс глубоко вздохнула. У нее было всеобъемлющее чувство, что с этого момента вся ее жизнь будет складываться еще лучше. Она поставила передние лапы на диван, затем запрыгнула туда же и задними. Собака осторожно забралась к мужчине на колени и улеглась на них животом, свесив передние лапы в одну сторону, а задние в другую. Тони погладил ее по голове. Эйс вздохнула и погрузилась в сон.

С того момента обстановка в «своре» изменилась. Теперь все были так близки, едины друг с другом, как собака даже не предполагала. Когда Эйс освоилась с сыном супругов, она почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы приветствовать даже незнакомцев, если «ее свора» представляла их как друзей.

Ее сердце было настолько переполнено радостью, что она невольно задумалась, когда же ее попросят дать что-то взамен. И однажды этот момент настал: ей было суждено спасти жизнь женщины.

Глава 7

Исполнение обязательств

В тот день, когда Эйс атаковало целое гнездо потревоженных ос, мы все гуляли в поле, и Эйс, казалось, была совершенно зачарована чем-то, что она унюхала в высокой траве. Опустив нос и подняв бешено виляющий хвост, она вертелась всем телом, проводя свое расследование. Я поглядывала на всех трех собак, удивляясь, насколько по-разному они «охотятся». Пери наматывает огромные круги, раз за разом прочесывая все поле. Нисса, собака гораздо более медлительная, неторопливо подползает к потенциальной добыче и затем атакует. Эйс воплощала в жизнь обе эти стратегии – она носилась в поиске интересного запаха, а найдя таковой, делалась таинственной и осторожной.

Заметив, что она по-прежнему стоит на том же месте с опущенным носом, я предположила, что Эйс набрела на один из обычных животных запахов, и испытала настоящий шок, когда она вдруг завизжала и отпрыгнула назад. Злобное жужжащее облако вылетело из ямки в земле. Все ясно, собака сунула нос в осиное гнездо. Я была всего в двадцати ярдах от нее, а Тони находился на другом краю поля. Эйс затявкала и, казалось, приросла к месту, никак не реагируя на мой голос. Я побежала к ней с бешено стучащим сердцем. Кто знает, какой вред мог нанести ей рой разозленных ос!

Когда я приблизилась, то от волнения едва могла дышать; к тому времени она тявкнула еще дважды. Я подхватила ее на руки и помчалась в сторону дома. Краем глаза я видела, что Тони тоже бежит по полю, но от его помощи в данный миг было бы мало проку. Я пыталась оградить Эйс, закрывая ее руками, и разъяренные осы впивались своими крошечными жалами во все доступные участки моего тела. Но это не имело значения – я не собиралась позволить им еще раз ужалить Эйс. У меня не было аллергии на укусы ос, так что это был всего лишь вопрос боли. Ведь на долю моей собаки выпало такое количество страданий, и по пути к дому, к безопасности в голову мне вдруг закралась беспризорная мысль: «На этот раз у меня есть силы, чтобы спасти тебя».

Я добежала до сада, и к этому времени осы изрядно поотстали. Не сдавались лишь одна-две особенно отчаянных, но их я без труда отгоняла от себя. Оказавшись в доме, я положила Эйс на пол, и к приходу Тони уже смачивала свои и ее укусы уксусом, зная, что осиные укусы оказывают щелочное воздействие, так что уксусная кислота должна помочь в борьбе с ними. Точно по волшебству, боль отступила.

Эйс лизнула мою руку, благодаря за помощь. Наши взгляды встретились, и что-то новое произошло между нами. Это было что-то, чего я не могу объяснить словами: казалось, Вселенная содрогнулась. Происходило нечто глубинное и значимое, у нас обеих менялось восприятие.

Несколько дней спустя Тони смотрел телевизор и вдруг тихо произнес: «Джен, взгляни на нее». Я увидела, что Эйс стоит перед диваном прямо напротив Тони, пристально смотрит на него, стремится встретиться с ним взглядом, короче говоря, ведет себя так, как никогда прежде. Происходила еще одна перемена. Я затаила дыхание. Эйс посмотрела в сторону, затем снова на Тони, как будто что-то непреодолимо притягивало ее взгляд. Две другие собаки, казалось, застыли на своих местах. Стояла идеальная тишина, когда Эйс осторожно положила одну, затем другую лапу на диван рядом с Тони. Я мысленно подбадривала ее. Она запрыгнула на диван, устроилась на коленях у Тони, вздохнула и уснула. Мы с Тони ликующе переглянулись. С того дня Эйс безоговорочно доверяла Тони.

Постепенно она вырабатывала все более доверительное отношение к окружающим: стала дружелюбной и ласковой с Филиппом, приветливой с незнакомыми ей гостями – при условии, что мы были приветливы с ними (с незваными гостями она по-прежнему держалась настороже). Она пристально смотрела на незнакомцев, когда те входили в дом. Я клала руку ей на плечи и говорила: «Это – друг, Паппи». И с этого момента она относилась к каждому из них, как к члену семьи.

Единственный раз, когда в этом отношении возникла проблема, пришелся на визит молодого парня, который приехал к нам забрать ненужные дрова. Он был приятным парнем, и Эйс поначалу прекрасно повела себя в его присутствии, как вдруг вся сжалась, наблюдая, как он выходит из-под нашего навеса на свет. Когда он повернулся, свет упал на его вихрастые волосы сзади. Внезапно Эйс будто сошла с ума. Она агрессивно залаяла и, сдается мне, вполне могла бы напасть на него, если бы я не схватила и не утащила ее в дом. Больше такого не случалось, и подобное поведение было ей в корне не свойственно. Я извинилась перед парнем и подумала, что, наверно, никогда не узнаю, почему моя собака так поступила.

Наряду с лошадьми в нашем поле паслись и несколько овец. Лошадям свойственно портить качество пастбищных угодий, поскольку они очень избирательные и привередливые едоки, пожухлая желтая трава, крестовник, может даже убить их. Если бы у нас были только лошади, они бы отказывались от любой травы, ставшей кислой под действием их испражнений, и вскоре поле оказалось бы усеянным плохонькими клочками земли, поросшими одной только желтой травой и крапивой. При этом лошадиные паразиты начали бы размножаться бесконтрольно. Овцы же безотказно поглощают огромное количество любой травы, пусть и крестовника, а лошади вполне спокойно пасутся на тех территориях, которые овцы пометили своими испражнениями. Сохранение баланса между количеством овец и лошадей позволяет пастбищным угодьям оставаться сочными и зелеными. В начале лета мы зачастую отгораживали большой участок поля, на котором устраивали сенокос. Мне нравился этот процесс. Всегда было тревожно, высохнет ли сено, останется ли оно свежим или же размокнет и превратится в заплесневелые комки, но если все получалось удачно, мы очень любили смотреть, как из сенного пресса выскакивают тюки сена.

В первую весну, когда мы обзавелись собственной землей, мы отправились на местный рынок домашнего скота. Там нашим взглядам предстали прицепы, набитые осиротевшими ягнятами, чьи матери умерли или отвергли их. Это было жалкое зрелище, но мы радовались, что сможем помочь хоть кому-то из бедняжек. Безусловно, в нашем доме им не грозило быть убитыми и съеденными, поскольку единственное, чего мы хотели от них, – это регулярное поедание травы в поле.

Мы начали с трех ягнят-сирот. Сначала купили барашка, Тедди (чтобы можно было обзавестись еще несколькими овечками и тем самым поддержать баланс на должном уровне), и двух овец, Рози и Смадж. Мы кормили их из бутылочки, и это было очень весело. Да, временами случалось несколько затруднительно выкармливать их так на регулярной основе, но, по крайней мере, в отличие от человеческих детей, они спокойно спали всю ночь.

На следующий год и Рози, и Смадж родили по двойне. Один из черных ягнят Смадж оказался нежизнеспособным, и, невзирая на мои попытки заставить его легкие работать – я долго нажимала на его грудную клетку, – Смадж отвергла ягненка, отпихивая его головой, в то время как я побуждала ее обнюхать или облизать его. Я боялась, что она убьет ягненка, так что я унесла его в дом, размышляя, есть ли у него хоть какой-то шанс выжить.

Новорожденные ягнята, как и человеческие младенцы, покрыты пленкой мембраны, и если мать-овца не счистит ее, мембрану нужно смыть. Последняя процедура является менее щадящей, поскольку ягнята сильно и быстро остывают, и, в то время как материнский язык мог бы высушить их, помывка только делает их кожу еще влажнее. Я успела придумать этому малышу имя – Сути, в робкой надежде, что это имя поможет ему выжить. Я вошла в кухню, держа его, завернутого в большое полотенце, на руках и не зная, что лучше сделать. Дышал он хорошо, но не переставая дрожал. Надо было решить, как согреть малыша. Я могла бы энергично растереть его полотенцем, но, как выяснилось, у моей собаки были иные соображения на этот счет. Эйс заметила, что я в растерянности стою посреди кухни с новорожденным Сути на руках, и тут же начала вылизывать его длинный, влажный хвост в том месте, где он высовывался из-под полотенца. Повинуясь импульсу, я положила на пол раскрытое одеяло, а на него бережно уложила ягненка. Эйс тут же подключилась к делу и стала вылизывать его. По мере того как теплый язык Эйс массировал его тельце, ягненок начал приходить в чувство. К тому моменту, когда Эйс счистила с него родовую мембрану, Сути стал гораздо более жизнерадостным и даже попытался встать на ноги. Доверяя Эйс безраздельно, я оставила ее приглядывать за малышом, а сама пошла за бутылочкой заменителя овечьего молока.

Моя собака никогда не переставала удивлять меня. Она всегда преследовала кроликов в поле и, казалось, инстинктивно знала, как избавить их от страданий буквально за секунду, если они были больны или травмированы. Она никогда не играла с ними, никогда не развлекалась, издеваясь над несчастными: один быстрый укус, и они умирали. А ведь она ни на мгновение не переставала быть собакой с убийственными зубами, когда проявила заботу о крошечном новорожденном ягненке. С течением времени я поняла, что имею дело с живым существом, которое умеет сострадать.

Наш первый барашек, купленный на рынке, Тедди, вырос в крупного двухлетнего барана, который без усилий стал производителем. Его имя, которое очень шло ему, когда он был милым малышом, не совсем вязалось с двумястами фунтами его нынешнего веса. Как мы потом выяснили, по мере взросления бараны (и бычки), вскормленные из бутылки, могут проявлять исключительную непочтительность к своим заводчикам. Они относятся к ним не как к людям, а как к другим таким же баранам (или быкам). Может быть, Тедди вел себя всего лишь игриво, когда нападал на нас, но нам было совсем не весело. Играя, он бежал к нам на всех парах, делал мощные двухъярдовые прыжки и врезался своей костлявой головой в меня или Тони где-то на уровне бедра. Это, безусловно, выглядело опасным делом, но мы верили, что сможем справиться. Рогов у него не было, что в итоге только затруднило обращение с ним в те минуты, когда он нападал на нас. Если бы у него были рога, нам хотя бы было за что схватиться и как-то удержать его голову под контролем, но она была гладкой и безрогой, в общем, самый настоящий таран. Поначалу было довольно забавно уклоняться от его нападок, однако со временем они приобрели более зловещий оттенок.

Как-то я была дома одна и, по традиции, после обеда отправилась с собаками в поле. Мы уже возвращались, собаки принюхивались, стараясь учуять интересные запахи в пределах восьми акров нашего поля, как вдруг я увидела, что ко мне на порядочной скорости приближается Тедди. К сожалению, у меня не было при себе палки или крюка, я оказалась слишком далеко от края поля, чтобы найти укрытие, и была практически беспомощна. Я не знала, что делать. Я вытянула руки и закричала на него, тщетно надеясь отразить нападение, но дело казалось безнадежным: Тедди был необычайно серьезно настроен в этот раз. Как я и боялась, баран оторвался от земли и полетел на меня, целясь в бедро. Я подпрыгнула. Он врезался в меня всей тяжестью своего веса. Я свалилась на землю, крича от боли, попыталась встать, чувствуя себя совсем беспомощной на земле, но поняла, что не в силах сделать это достаточно быстро, чтобы спастись. Тедди отбежал, а затем развернулся и стал готовиться к очередной атаке. Самым скверным было то, что на сей раз он приближался уже не только к моим ногам, но и к голове, и я поняла, что если не встану, то последствия могут быть самыми серьезными. Ноги не слушались, а я беспомощно смотрела на Тедди, который разбегался для нового прыжка. Все, что пришло на ум, было попытаться изогнуться, чтобы он не ударил меня по голове, и прикрыть лицо руками, но глаза барана сверкали неумолимой жаждой крови, и он опустил свою голову, чтобы она пришлась на линию моего лица.

Я закрыла глаза, когда он приблизился ко мне на расстояние пары футов, и отвернулась от него. Другого выхода у меня не было. Я ждала, когда же случится удар, и отстраненно – как, наверно, делают и другие люди в схожих ситуациях, – подумала: «Ну вот и все, я сейчас умру». Но ожидаемого удара так и не последовало. Несколько секунд спустя я с изумлением открыла глаза и увидела Эйс, вцепившуюся в ухо Тедди. В последний раз, когда я видела ее, она находилась на другом краю поля и не обращала на нас никакого внимания. Но ей как-то удалось пересечь поле в несколько секунд и вклиниться между нами, и она отвлекла буяна. Я даже не заметила, как она приблизилась к нам. Эйс бегала вокруг барана кругами и щипала его ухо каждый раз, когда он переключал свое внимание на меня. К счастью, она была более ловкой и изворотливой, чем я, и ей удавалось легко увертываться от его нападок. В конце концов у меня получилось встать на ноги, и я захромала в сторону дома. Опасность еще не миновала, но и Эйс понимала это, так что она продолжала кружить вокруг Тедди, отвлекать его, концентрируя его внимание на себе до тех пор, пока я не добралась до ворот и не оказалась в безопасности. Затем она отстала от него и понеслась по полю, чтобы принять мою бесконечную благодарность. Когда позднее мы взглянули на ухо Тедди (которого к тому времени привязали подобающим образом), выяснилось, что она не оставила на его коже ни царапины, проявив необычайную аккуратность и осторожность даже в такой опасной ситуации.

На другой день Тони мрачно протянул мне номер ежедневной газеты, в одной из статей которой сообщалось: фермер из Йоркшира был убит бараном, которого он выкормил из бутылки. Баран ударил его в бедро, повалил наземь и ударил вновь, целясь в голову. У фермера произошел перелом черепа, и нашли его уже мертвым. Боже мой… если бы не Эйс… я бы тоже умерла. Тедди должен был покинуть нас, мы сошлись в этом мнении, но мы не могли допустить, чтобы его убили. Он был здоровым, великолепным представителем своего вида. Безусловно, должен был найтись кто-то, готовый приютить его. Пока этого не произошло, мы держали его на привязи в небольшом загоне. Хвала небесам, вскоре нашлась опытная и понимающая женщина из местных, которая сказала, что готова взять Тедди. Она заверила нас, что все, что ему нужно, – это более многочисленное стадо. Как только рядом с ним будет много овец, все стабилизируется. Она была права, и жизнь Тедди сложилась хорошо.

Глава 8

С точки зрения собаки

В тот день, когда баран напал на женщину, Эйс находилась на другом краю поля, опустив нос, подняв хвост и слегка покачиваясь. Трава была сухой, высокой, начинающей желтеть, но все еще являла собой средоточие самых разных запахов. Накануне ночью прошел дождь, и капли воды цеплялись за листья точно так же, как запах цеплялся за капли воды. Кое-где чертополох высовывал свои фиолетовые головки из травы, и красные мотыльки роились возле них в поисках пищи. Эйс подняла голову и втянула ноздрями воздух. Калейдоскоп запахов окружал ее, приносимый дуновениями ветерка. Он дурманил голову. Эйс вновь склонила голову, пытаясь сосредоточиться на запахах, идущих от земли. Тут и там пахло лошадиной и овечьей мочой, имевшей кисловатый, острый запах, который проникал в листву, Кроме того, каждое животное оставляло свой индивидуальный запах. Выделялся глубокий, сухой, резкий и богатый запах лисы, травянистый запах кроликов, восхитительный мускусный запах ласок и горностаев.

Барсуки явно тоже побывали на поле, и она нашла волнующее место, где невезучий еж повстречал свою смерть в лапах одного из этих черно-белых созданий. Как-то раз Эйс подобрала заблудившегося ежа, очень осторожно, чтобы не поранить и не переломить позвонки, но хозяйка мягко укорила ее и вернула ежа в длинную траву, так что теперь она оставляла ежей в покое. К барсукам она относилась с большим уважением, поскольку они, надо понимать, были в состоянии съесть ежа, несмотря на его острые иголки. Чуть поодаль пучки пушистого кроличьего меха указывали на то место, где в темноте амбарная сова беззвучно подлетела к зверьку и, ухая, утащила с собой. По ночам на полях кипела жизнь. Кролики представляли особый интерес, потому что люди относились к ним как к милым и нежным созданиям, тогда как Эйс по опыту знала, что они могут быть очень агрессивны, особенно самцы. Их острые коготки вполне могли вспороть брюхо нападающему, когда кролик пускал в действие свои царапучие задние лапы. Самыми опасными животными, помимо барсуков и лис, с которыми доводилось столкнуться Эйс, были горностаи и ласки. Эти маленькие звери могли убить кролика в мгновение ока, а запах, который они издавали в напуганном состоянии, вызывал сильное слезотечение. Эйс научилась ощущать присутствие этих столь непохожих на всю прочую живность созданий, когда ее люди не замечали вокруг ни малейших признаков таковых. Казалось, люди имели очень смутные представления о том разнообразии представителей фауны, которые жили и умирали на их земле.

Прошлым летом произошло событие, поразившее Эйс до глубины души. На поле приехали тракторы и скосили длинную траву. Груды сохнущей травы были уложены в ровные ряды и оставлены досыхать на солнце. В тот вечер, когда собак выпустили погулять, поле предстало перед ними абсолютно пустым, лишенным всех животных. Однако несколько дней спустя, когда их выпустили на прогулку, а быстро желтеющие кипы травы были перевернуты, они увидели, как из-под сена прямо-таки реками потекли мыши, бегущие по короткой стерне в поисках нового укрытия. Прошло еще несколько дней, траву вновь переворошили и подняли на большую машину. Машина выплевывала сено обратно уже связанным в ровные брикеты. Мыши, полевки и кролики забегали по полю, преследуемые собаками и залетной пустельгой. Потенциальных жертв вокруг стало так много, что большинству из них удалось унести лапы прочь из этого хаоса и нырнуть под спасительную изгородь.

На следующее лето, в тот день, когда баран напал на хозяйку, траву оставили расти, и она вот-вот должна была дать семена. Выросло великое множество диких цветов: первоцветы, коровяк, маргаритки, лютики, иван-чай, медуница и водяная сосенка пестрели вдоль канав. Эйс не знала их названий, но узнавала каждое растение по запаху. Живые изгороди мерцали разноцветными пятнышками, когда сквозь них пролетали стаи длиннохвостых синиц и горихвосток.

Эйс была поглощена этими запахами, звуками и видами дикой жизни, но ее уши все время четко прислушивались к тому, что делает хозяйка, так что она тут же услышала, как та издала пронзительный вопль, полный ужаса. Одного этого, возможно, и не хватило бы, чтобы в достаточной мере встревожить ее, но в тот же момент она почувствовала волну энергии страха. Она разлилась по полю, словно вода, и поразила ее. Эйс посмотрела через поле, своим собачьим зрением видя ненамного больше, чем просто отдаленные силуэты, но тон крика и качество энергетического импульса заставили ее в ту же секунду оставить все чудесные запахи, которые она изучала. Она во весь дух припустила по полю в сторону женщины и барана, ее сердце бешено билось в такт бегу. Отголосок прошлого, тот живший внутри нее робкий боязливый щенок, пришел бы в ужас от необходимости бежать навстречу опасности, но Эйс охватывало ощущение осмысленности, целенаправленности этого действия, которое было сильнее любого страха. Она не чувствовала, как лапы касаются земли, она почти летела к месту какой-то ужасной беды, в которую попала ее любимая хозяйка.

За те секунды, что она приближалась к месту происшествия, она успела оценить ситуацию. Женщина лежала на земле, схватившись за бедро и пытаясь встать на ноги; руки ее были выставлены навстречу барану, который, отступив, смотрел на нее своими красными глазами-бусинами. Эйс сразу же поняла, что перед ней – зверь в «красной зоне». Ни крик, ни лай, ни угрозы не могут проникнуть в мозг животного, которое находится в этом состоянии. Естественно, женщина кричала, и голос ее был исполнен страха. Звук буквально разрывал что-то внутри Эйс, она была не в состоянии терпеть этого.

Как бы то ни было, а необходимость выбрать одно из двух зол несколько поколебала ее решимость покончить с обидчиком, ведь прежде она никогда не допускала и мысли о том, что может напасть на овцу или барана. Животные принадлежали женщине, Эйс целиком и полностью принимала сей факт. Однако в тот миг баран готовился к очередной атаке. Он с ускорением понесся в сторону фигуры, лежащей на земле, так что времени на сомнения и раздумья у Эйс не осталось. Женщина вновь закричала и подняла вверх руки, стремясь прикрыть голову. Едва дыша, Эйс впрыгнула в то резко сокращавшееся пространство, которое отделяло их друг от друга. Приземлившись, она тут же вцепилась барану в ухо, сжав его челюстями достаточно сильно для того, чтобы отвлечь его внимание и вместе с тем не поранить кожу. Баран завертелся волчком, Эйс – вместе с ним. Как только он отвернулся от женщины, собака отпустила ухо, но его гнев только возрос, и он приступил к еще одной атаке на женщину. Эйс вновь куснула его ухо, потом еще раз, кружась вне зоны досягаемости его мощной головы, когда он направил свой гнев уже на нее.

К этому моменту женщине удалось встать на ноги, и она, болезненно прихрамывая, отправилась в сторону ворот, к безопасности. Но Эйс не отставала от барана, и они продолжали наматывать круги, один за другим; собака не отступала от противника, пока не увидела, что женщина вышла за ворота и закрыла их за собой. Только тогда она отпустила его ухо и сама понеслась к воротам, проползла под ними, оставив разъяренного барана далеко позади.

Эйс была горда собой, особенно вечером, когда женщина поведала своему мужчине о ее храбрости. Весь вечер ее подкармливали и нахваливали. Собака чувствовала: она сделала то, для чего появилась на свет, и на фоне этого ощущения ее уверенность в себе выросла и окрепла. Ночью ей снились восхитительные места, которых она никогда не видела. Ее губы подергивались и растягивались в улыбку во сне, и она взволнованно взвизгивала, когда запах и вкус оленя наполнял ее нос и рот, хотя она ни разу не встречала этих животных. Ее ноги дергались, когда она галопом мчалась вслед за белым конем, зная, что она выполняет важное дело – защищает маленького человека, который сидит верхом на коне. Когда она просыпалась, то не помнила эти сны, но чувствовала, что находится именно там, где и должна, делает то, что суждено, и эта мысль наполняла ее жизнь смыслом выполнения своего предназначения.

Не прошло и нескольких недель, как колесо жизни этих женщины и собаки совершило еще один важный оборот. Эйс была на прогулке вместе со всеми, дело происходило на берегу быстротечной реки. Дул ветер, как это нередко случалось в тех равнинных местах, где они жили. Солнце выглядывало из-за несущихся по небу облаков, и вода то и дело искрилась, открывала тенистые, зеленые мутноватые глубины. Эйс весело охотилась, бегая вдоль живой изгороди и принюхиваясь к ежедневной «газете», повествующей о житье-бытье местных животных, читая и перечитывая сводки новостей об их делах. Жизнь была хороша.

Она заползла под изгородь, принюхиваясь к совсем уж необычному запаху, и уже пролезала обратно на тропу, как вдруг оказалась лицом к лицу с существом, которое и издавало этот запах. Фута три в длину, это кожистое животное ускользало в сторону, а не убегало, поскольку не имело ног. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Эйс, пока она отступала, оценивая возможную опасность от этого причудливого существа. Уж широко распахнул пасть, оттуда показался грозного вида раздвоенный язык, покачивавшийся в воздухе. Когда язык направился в сторону Эйс, существо подалось назад и вверх, все его тело изогнулось и приняло форму арки, а плоская голова устремилась к ней. Что же это за создание такое? Не в состоянии дать ответа на вопрос, Эйс отпрыгнула назад, особенно не размышляя, куда двигаться дальше. Раздался всплеск, стало зябко и неуютно, и холодная вода хлынула на голову Эйс, заполняя ее уши и нос. Она погрузилась в беззвучный и бездыханный мир.

Охваченная ужасом, она устремилась к поверхности, которую еще могла различить над собой как большое яркое пятно. Вокруг вились водоросли, пытаясь притянуть ее ко дну реки. Сначала она глотала воду, но затем ощутила спокойствие. Женщина спасет ее. Это было так просто. Ей только надо выбраться наверх, чтобы ее было видно. Как только она поняла это, ее естественные движения и плавучесть взяли свое, и голова вскоре показалась над водой. Лапы принялись рассекать воду, помогая ей удержаться на плаву. Поток воды журчал вокруг нее, стараясь увлечь с собой. Берег был недалеко, и она устремилась к нему, хотя и знала, что не сможет выбраться из воды без посторонней помощи. Обрывистая кромка берега была на два фута выше ее головы. Она отчаянно шлепала лапами по воде, стараясь удерживаться вблизи берега, в то время как вода утягивала ее вниз по течению.

С берега на нее посмотрели чьи-то глаза. Женщина. Она наклонилась и попыталась достать собаку, но Эйс нужно было приложить еще некоторые усилия, чтобы оказаться в зоне доступности. Она изо всех сил боролась и дюйм за дюймом подбиралась ближе. Прошло еще несколько мгновений, и появились руки мужчины, который тоже пытался достать ее. Эйс почувствовала, что ее немного приподняли, и как только вода каскадом скатилась с ее набухшей шкуры, она чудесным образом стала легче, так что все втроем они наконец смогли добиться желаемого, и Эйс вновь оказалась в безопасности. Два человека и собака шлепнулись на травянистый берег, и Эйс в благодарность облизала руки своих спасителей.

Это приключение доказало собаке, что судьбы этой женщины и ее самой были переплетены навечно. Это знание доставило ей такое удовольствие, что она в конце концов оставила в прошлом воспоминания о своем тяжелом детстве и той жестокости, которая выпала на ее долю. Эйс почувствовала, что день за днем ее жизнь движется все дальше в правильном направлении.

Глава 9

Возвращение долгов

Я чувствовала, что эта история доказывает: все мы оказались вместе каждый в силу своих причин. Мы жили в Норфолке с его влажными землями, широкими водами и бурлящими, похожими на каналы реки. Норфолк – достаточно равнинная и низменная местность, в ней нет очарования холмов и взгорий, но это компенсируется широкими, безграничными небесами. Рассветы и закаты там совершенно неповторимы. Вблизи нашего дома пролегало множество живописных прогулочных троп, большая часть которых шла вдоль реки или возле какого-нибудь другого водоема.

Однажды мы отправились с собаками на прогулку по пешеходной тропе вблизи реки Уэйвени, неподалеку от городка Бекклз. Это быстротечная, всегда волнующаяся, глубокая река с подводными течениями. Было известно, что несколько человек, катавшихся по ней на лодках, утонули, свалившись в воду. Это был достаточно опасный участок водного пути. Тем не менее, наши собаки никогда прежде не проявляли желания плавать, да и тропа была обозначена четко, так что вопрос близости воды нас не слишком беспокоил, пока Эйс не исчезла за какими-то кустами. К своему ужасу, мы вдруг услышали громкий всплеск. Я никогда не узнаю, что заставило ее прыгнуть в эту воду, почему она упала, но, как бы то ни было, она действительно оказалась там.

В первые секунды меня охватила паника. Я знала, что людей уносило потоком за считанные мгновения, они запутывались в водорослях и быстро умирали, всплывая на поверхность лишь мили спустя, когда течения в конце концов прибивали их тела к каким-нибудь предметам. Я рванулась в кусты, Тони следовал за мной. Я повалилась на плоский край обрыва и со страхом посмотрела вниз. Если мы потеряем ее из виду, то, возможно, больше не увидим в живых. Вода начиналась на пару футов ниже уровня берега, края были гладкими и отвесными, уцепиться за них лапами или руками не представлялось возможным. К моему облегчению, Эйс находилась прямо подо мной, бешено шлепая лапами в попытке противостоять течению. Все, что она могла делать, это сохранять свое положение, не опускать нос и уши ниже уровня воды; без посторонней помощи ей было не выбраться, и вскоре усталость должна была взять свое и позволить случиться неизбежному.

Я наклонилась как можно ниже, Тони держал меня за ноги, чтобы не дать соскользнуть в воду. Шум бурлящей воды стал оглушительным, когда ее зеленая, мутная масса закипела в нескольких дюймах от моего лица. Мои вытянутые пальцы стремились к голове Эйс, но ее было никак не ухватить. В отчаянии я наклонилась еще ниже, уповая на то, что муж сможет удержать меня.

Я закричала ей: «Давай, девочка, давай!» Эйс из последних сил сделала рывок в мою сторону, и не успела я подумать, что у меня ничего не получится, как мои пальцы вцепились в ее ошейник. Я повертела его туда-сюда, чтобы убедиться, что он не соскользнет с ее головы; при этом у нее наверняка перехватило дыхание, но другого способа вытащить ее просто не было. Тем не менее, поднять ее из воды я была не в состоянии, она была слишком тяжелой. Все, что я могла сделать, это продолжать удерживать ее за ошейник. Какое-то время мы оставались в этом застывшем положении: я лежала на берегу, почти целиком свесившись над бурлящим потоком и изо всех сил сжимая пальцами ошейник Эйс, которую мотало туда-сюда в волнах, а Тони держал меня за ноги. Я уже начинала думать, что мне придется спуститься в воду – ведь нужно было во что бы то ни стало попытаться спасти собаку, – как вдруг Тони стал карабкаться по мне, слезая вниз, словно по стремянке. Удерживая меня на месте своим весом, он перегнулся через мою голову и, вытянув свои длинные руки, схватил собаку. Не знаю, как ему это удалось, но он поднял ее надо мной, не переставая следить за тем, чтобы и я не сорвалась в воду. Как только она приподнялась над водой, вес, который мы удерживали в руках, стал много меньше, и мы смогли перетащить ее за кромку обрыва. Наконец наше обессилевшее, насквозь мокрое трио рухнуло наземь. «Ну, – подумала я, – если до этой минуты она не доверяла Тони безоговорочно, то теперь точно будет!»

Трудно описать словами ту связь, которая возникла между нами троими в тот день, и все же некоторые люди точно поймут, что я имею в виду. Большинство людей любят своих собак, но, как бы сильно мы ни любили Ниссу и Пери, наше отношение к Эйс было совершенно особым.

Несколько месяцев спустя мы в полном составе переехали в Сомерсет. Нам понравилось жить в Норфолке с его бескрайними небесами и открытыми просторами, но все же мы несколько подустали от равнин и ветров и хотели пожить в более гористой местности. К тому же, Пери и Нисса старели, и мы считали, что им будет лучше гулять в саду поменьше, где их подстерегает не так много опасностей, так что остановили свой выбор на деревенском бунгало с маленьким садиком, позади которого располагались открытые поля.

Впрочем, к переезду нас подтолкнули и другие причины. Тони страдал от необходимости заниматься той работой, которую выполнял там столь долгое время. Пришла пора сделать что-нибудь и для него. Всю жизнь именно ему приходилось бороться за приемлемые условия нашего быта, ежедневно занимаясь рутинной работой, так что нашим приоритетам следовало поменяться. Переезд предполагал отказ от земли, овец и лошадей, но он стоил того, поскольку мог обеспечить Тони лучшее качество жизни. Скай, мой прекрасный уэльский коб, который к тому времени уже был не в форме для верховой езды, разумеется, должен был остаться с нами. Так и произошло: сначала он прожил какое-то время во дворе нашего друга из Норфолка, а через несколько месяцев, когда мы устроились на новом месте, был перевезен к нам в Сомерсет.

Когда мы жили в Норфолке, ко мне пришло очень странное личное воспоминание о событиях моей прошлой жизни, которое совершенно убедило меня в реальности прошлых жизней (полностью данную историю можно прочесть в моей книге «Souls Don’t Lie» – «Души не лгут»), и я начала задумываться о том, не существует ли некая связь между Эйс и Снупи. Постепенно я осознала, что, когда мы в первый раз привезли Эйс домой, она, казалось, уже знала многое из того, что знал и умел делать Снупи. Помимо этого, у нее проявилась аналогичная привычка (пока собака не слишком выросла) лежать у меня на плечах, когда я отдыхала на диване. Ее мордочка и выражение неверия в тот миг, когда она поняла, что больше там не помещается, были удивительно комичными.

Мне было непонятно, почему, если Эйс – это новое воплощение Снупи, она не начала доверять Тони с первых дней. И почему она выглядела совсем не так, как Снупи, если была им. Но сейчас, когда я более тесно познакомилась с событиями своей прошлой жизни, мне удалось глубже понять эту тему и прийти к выводу: когда мы вновь приходим на эту земную плоскость, мы не всегда выглядим так, как прежде, и мы не обязательно имеем ту же половую принадлежность. Кроме того, не все наши воспоминания остаются неизменными. Да и возможность нормальной жизни стала бы сомнительной, если бы мы помнили все свои прошлые жизни и всех людей, с которыми были знакомы, не говоря уже о том, что в разных воплощениях мы могли говорить на разных языках.

Я также узнала, что время от времени партнерам, друзьям и спутникам приходится покидать нас, умирая или просто уходя из нашей жизни, чтобы дать зеленый свет установлению других жизненно важных партнерских отношений. Может статься, Снупи должен был уйти и затем вернуться, чтобы обеспечить возможность того, что далее произошло в жизни Эйс. Не исключено, что ему или мне необходимо было измениться под действием испытанных переживаний, дабы последовать собственным «генпланам» наших жизней.