Мы из подводного космоса Касатонов Валерий

«Вся пучина слабо пульсирует, состоянье ей это свойственно,

И, конечно, гипнотизирует это кажущееся спокойствие.

Океанская бездна под нами. И зовет, и манит она.

Субмарина в подводный космос на рассвете уйти должна».

Советский офицер-подводник Джеймс Паттерсон, рижский нахимовец.

Электронная книга в трёх частях.

Неоценимое творческое участие в создании книги принял Сергей Владимирович Карасев, украсивший новеллы художественной иллюстрацией.

Дружба, ласка и полное доверие!

Отзыв подводника

Море – вечно! Человек от самых истоков своего существования связан с ним неразрывными узами. Оно кормило и объединяло людей, вдохновляло их на труд и подвиги. Его исследовали ученые и воспевали поэты. Не перечислить профессий и людей, связанных с ним деловыми отношениями. А сколько бескорыстных рыцарей моря отдают ему душу, не требуя иной награды, кроме возможности сделать что-то во имя предмета своей страсти. Капитан 1 ранга Касатонов В.Ф. – известный знаток моря и всего с ним связанного. Читателю уже знакомы его сборники новелл, изданные ранее: «Среди волн», «Витязи морских глубин», «Жизнь морю, честь никому» и другие. Новая книга «Мы из подводного космоса» – это повесть из нескольких десятков новелл, объединенных одной морской темой. Офицеры, матросы, подводные лодки, море с его тайнами, любовь и возвышенное отношение моряков к женщине – все это полностью отражено в содержании представляемой книги. Особое место в ней занимает раздел, посвященный уникальной работе моряков-испытателей. Новеллы, из которых состоит повесть, – это небольшие, часто романтические, морские истории, увлекательно написанные и рассчитанные на самый широкий круг читателей. Автор знает и любит моряков. На страницах, посвящённых «витязям подводного космоса», его пером движет подлинно поэтическое вдохновение. В иных местах, зная и ценя склонность моряков к доброй шутке, автор пишет о них с известной долей иронии, всегда, впрочем, согретой теплом душевной привязанности к ним. Книга увлекательна, читается на одном дыхании. Она может оказаться весьма полезной как для молодого человека, ищущего своё место в жизни, познающего любовь и предательство, так и для тех, кто, независимо от профессии, интересуется жизнью подводного флота страны или просто любит море. Если Вы не прочтёте всю предлагаемую книгу, а ограничитесь только первыми несколькими страницами, то вы совершите ошибку и очень много потеряете. Обязательно прочтите все предлагаемые 80 новелл! Вы сами убедитесь в актуальности книги, особенно для современной молодёжи, подрастающих будущих защитников Родины. И порекомендуйте потом книгу своим родственникам, друзьям, товарищам, соседям по двору и городу, коллегам по работе и службе, и просто знакомым людям. Она полезна исключительно всем! В этом и есть настоящая большая заслуга автора подводника капитана 1 ранга КАСАТОНОВА Валерия Фёдоровича, нахимовца, «вскормлённого с копья!»

Вице-адмирал

Решетов Виктор Константинович.

Часть 1

Витязи подводного космоса

1. Кронштадт

Финский залив затихал, предвкушая белую ночь – необычайную красоту природы, которая бывает в Петербурге в июне, когда «одна заря спешит сменить другую, всего дав ночи полчаса». На Кронштадтском рейде тишина, все замерло. Море – как зеркало. Ощущается приятный каждому моряку аромат водорослей, да иногда вдруг подует легкий бриз с берега и повеет из Петровского парка пьянящим запахом цветущей липы. Восемнадцатилетний курсант первого курса Алексей Игольников стоит с автоматом на причале. Сегодня ему доверили охранять причал подводников. Поскольку задача не ясна, да и патронов нет в автомате, курсант мечтает о морской службе и романтике дальних странствий, о пальмах на Канарских островах и Летучем Голландце, о юных креолках и страстной любви, о благородных пиратах и мстителях из Эльдорадо, об адмирале Горацио Нельсоне и его леди Гамильтон.

В кино.

В изобразительном искусстве.

Да, выбор сделан. В прошлом году Алексей поступил в училище подводного плавания, Учился упорно, настойчиво и с большим интересом. Он будет штурманом подводной лодки. Навигация, мореходная астрономия, технические средства кораблевождения, гидрометеорология – от одного перечисления наук кружится голова. Вчера курсанты прибыли на первую морскую практику в Кронштадт – город русских моряков, колыбель Российского Флота. Большой Кронштадтский Собор, Якорная площадь, памятник адмиралу Макарову Степану Осиповичу со словами: «Помни войну» – это все священно и трепетно для каждого моряка. Какая чистота и порядок в городе, мощеные булыжником мостовые, чугунные решетки, каналы, много зелени, деревья, посаженные, возможно, еще Петром Первым, – от всего веет стариной, все сделано добротно, на века. Как хочется быть достойным наших великих предков, как хочется отдать свои молодые силы Родине, послужить на благо Отчизны.

Крепость и город Кронштадт.

Остров Котлин.

Мысли юноши прерываются каким-то равномерным глухим гулом. Он ищет источник этого необычного звука, но ничего не обнаруживает. Горизонт чист. Но звук нарастает. Что-то приближается, но не видно, что. Наконец, в лучах заходящего солнца появляется рубка, а через некоторое время и весь корпус подводной лодки. Лодка в надводном положении под дизелями возвращается в базу, к тому причалу, который охраняет курсант. Хитроумными конструкторами выхлоп от дизелей сделан в воду, чтобы не было видно дыма, но зато звук, распространяясь в воде в пять раз быстрее, чем в воздухе, слышен задолго до появления лодки в пределах прямой видимости. Поэтому и пришлось курсанту долго удивленно вращать головой, пока он не понял причину необычайного утробного звука. Малая подводная лодка «Малютка», как ласково называют ее подводники, перешла на движение под электромоторами и, ловко маневрируя, вошла в гавань. Подойдя к причалу, мастерски ошвартовалась с первого захода. Командир лодки, молодой, спортивного вида старший лейтенант, дав команду «Приготовиться к ужину», направился по причалу к телефону доложить оперативному дежурному базы о результатах выхода в море. Веселые энергичные матросы дружно начали готовиться к ужину: появились раскладные столы, их установили тут же, на причале, рядом с лодкой; консервы, хлеб, ложки, вилки – все появлялось, как в сказке про скатерть-самобранку. Матросы шутили и смеялись. Один из них крикнул: «Не послать ли нам Мучковского за бутылочкой Московского?». Что вызвало дружный смех. А затем раздались возгласы одобрения, когда, действительно, появился вестовой матрос Мучковский, который торжественно нес в руках три бутылки крымского портвейна, обычная норма подводников – 50 граммов вина в день. Когда возвратился командир, на столе дымился лагун с солянкой, а от второго лагуна шел ароматный запах тушеного мяса с гречкой. Матросы сидели вокруг стола и спокойно ждали командира. Флотский ритуал – никто не начнет прием пищи, пока командир не сядет во главе стола в кают-компании. Матрос Мучковский торжественно стоял поодаль, держа в руках белоснежное полотенце и кусок ароматного мыла. Командир по-мальчишески скинул китель и с удовольствием умылся. Расчесавшись и застегнувшись на все пуговицы, легким движением брови дал команду, по которой три матроса мгновенно разлили вино по кружкам. Командир поднял свой бокал и торжественно сказал: «За Флот!». Все выпили и принялись за еду. Приятно видеть, как едят молодые здоровые мужчины, которые хорошо поработали и теперь могут насладиться вкусной едой. Курсант первого курса Алексей Игольников смотрел на них и испытывал огромную гордость: «Какое единение, какой демократизм у подводников. Офицеры, мичманы, матросы – все сидят за одним столом, все едят пищу из одного котла. Какое мощное морское братство! Какая сила в этом едином, спаянном коллективе», – восхищался юноша. Он был счастлив, что через несколько лет и он сможет так же красиво носить пилотку офицера-подводника; также небрежно сойти на причал и, окинув лодку хозяйским взглядом, дать команду боцману обновить белой краской бортовой номер; и его так же будут уважать офицеры и матросы, как этого молодого командира. Компотом из консервированных персиков моряки закончили ужин. Дружно и быстро начали мыть посуду и убирать со столов. Несколько минут – и на причале наведен флотский порядок. Мучковский вынес гитару. Командир взял несколько аккордов и хорошо поставленным баритоном запел: «Споемте, друзья, ведь завтра в поход уйдем в предрассветный туман…» Матросы в непринужденных позах сидели и стояли вокруг командира, лица их были задумчивы. Простые слова известной морской песни Соловьева-Седого «Вечер на рейде» захватили их; «… о службе морской, о дружбе мужской споем веселее, друзья», – проникновенно пел командир. К курсанту, которому казалось, что о нем все забыли, подошел боцман и протянул два мощных бутерброда с мясом и пару луковиц: «Перекуси, корешок, когда стемнеет. Командир передал». Боцман помолчал, затем доверительно продолжил: «Любимая песня командира. Его отец участвовал во время войны в Северных конвоях. Дружил с английскими моряками. Англичане обожали эту песню. Всегда перед выходом из Мурманска пели ее. Отец погиб, спасая моряков с конвоя PQ-17". Последний припев командир пропел по-английски: "Good buy, my lovely sity…» (Прощай, любимый город, уходим завтра в море…). Слезы навернулись на глаза восторженного юноши. Ему хотелось облегчить свою душу рыданиями. Какие люди, какой народ – эти моряки! Какие внимательные и заботливые командиры. Как хочется быть достойным их!

Подбежал посыльный матрос и передал приказание командиру прибыть в штаб. Командир отдал гитару черноволосому матросу, который тут же ударил по струнам, и все подхватили разухабистую морскую песню: «В Кейптаунском порту с какао на борту «Жанетта» поправляла такелаж…» Через несколько минут командир, только появившись на пирсе, свистнул и махнул рукой. Матросы мгновенно исчезли в лодке. Помощник встретил командира у трапа докладом, что лодка к выходу в море готова. Командир легко поднялся на рубку и спокойно скомандовал: «Отдать швартовы». Он шел в море делать свою работу. Описав красивую циркуляцию, «Малютка» направилась в белую ночь, в манящие просторы Балтийского моря. Так же уходили корабли и сто лет назад, и двести. И каждый раз Кронштадт желал им счастливого плавания.

Петровский парк.

Курсант первого курса Алексей Игольников, сжимая автомат, как завороженный смотрел на удаляющийся кормовой огонь лодки и, как заклинание, повторял математическую фразу: «Пусть количество погружений равняется количеству всплытий». Юноша был потрясен мимолетной встречей с подводниками. Эмоции переполняли его благородную душу. Да, быть подводником – это настоящая мужская профессия. Ему еще много придется учиться, но он приложит все силы, чтобы стать одним из них…

2. В ночном дозоре

Ветер с Балтики продувал город насквозь. Порывы налетали внезапно, поднимали полы морской шинели колоколом, били по глазам, выбивая слезы, пытались свалить с ног. Деревья в Петергофском парке гудели, даже иногда стонали под страшными ударами штормового ветра. Октябрь в огромном городе на Неве – это всегда погодные метаморфозы: то ласковое солнце, то сбивающий с ног ветер, пригоняющий воды Балтийского моря в устье полноводной реки. Величественная Нева разливалась по всему городу, затопляя низины, подвалы, Васильевский остров. Курсантов Петергофского училища радиоэлектроники имени А.С.Попова вечером подняли по тревоге «В ружье». Согласно военным планам в период погодных катаклизмов надо усиливать охрану города, его военных объектов, в том числе и военно-морского училища союзного значения.

Саше Волошину, девятнадцатилетнему курсанту второго курса, приказали охранять училище с внешней стороны. Патрулировать улицу и следить, чтобы никто не перелез через забор «с противоправными намерениями». Так и было сказано на инструктаже. На улице, кроме курсанта Волошина, сжимающего в руках карабин СКС (самозарядный карабин Симонова), никого нет. Ветер разогнал всех жителей Петродворца, прекрасного пригорода Ленинграда, по домам. Уже больше часа юный курсант борется с ветром, бдительно высматривая нарушителей. Иногда приходится идти под углом в 45 градусов. Ветер ревет, то набирая силу, то затихая, чтобы через мгновение снова наброситься на юношу. Даже тельняшка и теплое нижнее белье не спасают. Курсант Волошин продрог, у него одна мечта – согреться. Хотя бы покурить «в кулачок». Но к своему ужасу он выясняет, что закончились спички. Главное, что, когда он понял, что спичек больше нет, курить захотелось еще больше. Просто, нет сил бороться с искушением! Молодой моряк огляделся. Город спит. В близлежащих домах – ни огонька. Но может же кто-то сидеть на кухне? Возможно, кому-то не спится? Он начал методично, как его учили на уроках военно-морской разведки, обследовать одноэтажные домики, расположенные по улице, идущей вдоль училищного забора. Света мало, редкие фонари качаются, как «матросы на флагманской каравелле бесстрашного Магеллана». Луны вообще нет. Но вдруг он заметил, как в одном окне зажегся слабый свет. Александр рванулся туда. Он увидел за занавеской на кухне какое-то шевеление и только, было, хотел протянуть руку, как свет погас. В отчаянии он все-таки тихонько постучал в форточку. Жалобно и очень вежливо. И, о чудо! Форточка открылась, кто-то женским голосом тихо спросил: «Что тебе, морячок?» – «Спички кончились. Извините, что беспокою. Курить очень хочется!» Секундное молчание, потом чуть слышный шепот: «Подходи к дверям, сейчас открою. Только тихо!» Дверь открылась, в полной темноте кто-то взял его за руку и повел за собой. Он ощущал теплую руку женщины и осторожно следовал за ней. Наконец, он понял, что его привели на кухню. Темнота, как говорится, «хоть глаз коли». Невидимая женщина спросила ласково: «Что же ты так замерз, служивый? Руки у тебя совсем окоченели. Дай я их погрею!» Александр Волошин, с которым всегда случались какие-то происшествия, аккуратно прислонил к стенке самозарядный карабин Симонова и протянул руки в темноту. Женщина минуту подержала его ладошки в своих теплых руках, затем мгновенно расстегнула шинель юноши и прижалась к нему всем телом. «Грейся от меня!» Кровь ударила Саше в голову. Женщина перед этим явно готовилась спать, на ней был надет только домашний халатик и ночная сорочка. Стеснительные руки юноши ощущали мягкое, такое теплое, домашнее женское тело. На незнакомке не было ни лифчика, ни трусиков. Крепкие девичьи груди упирались в него, доводя до потери сознания. Саша настороженно замер, не зная как себя вести. Женщина почувствовала его робость и подняла к нему свое улыбающееся лицо. Он ее не видел, но понял, что она его поощряет. Юноша наклонился, нашел ее губы и аккуратно и нежно прижался своими губами к ее губам. Она, пораженная его робостью и нежностью, поцеловала в полсилы несколько раз, а затем впилась в его полные нецелованные губы, и показала, как надо по-взрослому целоваться.

Александру стало жарко, он задыхался, он терял сознание, еле сдерживая стон от восторга и наслаждения. Они оторвались друг от друга, тяжело дыша. Женщина улыбалась. Едва Саша перевел дыхание, незнакомка снова подарила ему несколько потрясающих поцелуев, теперь уже в шею. Сладкая истома пошла по всему телу юноши, даже где-то в ноге задергался испуганный нерв. Запах женщины, чарующий аромат чистого тела, земляничного мыла и ещё чего-то, присущего только женщине, кружил и дурманил голову. Неведомая ранее пружина, могучая и мощная, стала разворачиваться и рваться из его тела. Это было уже неподвластно ему. С чем можно сравнить красоту женского тела? Ни с чем! Это самое совершенное чудо природы, самое лучшее произведение искусства. Никогда не устанет глаз мужчины смотреть и наслаждаться красотой женского тела, а если ему позволено трогать, а тем более, гладить это мягкое и нежное, теплое и приятно пахнущее неземное существо, то нет большего наслаждения на свете. Так было до нас, так будет всегда! И это прекрасно! А женщина явно наслаждалась юношей. Она ласково провела своей мягкой ладошкой по его пунцовой щеке, на которой только-только начинала пробиваться бородка. Друзья смеялись: «Наш Саша все еще бреется полотенцем!» Женщина обвила его шею горячими руками и прижала свое лицо к пылающему нежному лицу юноши. Он и она замерли на какое-то время, наслаждаясь простой человеческой близостью, человеческим теплом. Сдерживание водопада, который рвался наружу, доставляло Саше огромное наслаждение. Ее нежное дыхание совсем рядом, ее запах, невероятный и неповторимый девичий запах, расслаблял, будил такую чувственность, что даже хотелось плакать. Слезы юношеского восторга навернулись на глаза молодого человека. Все, что сейчас происходило с ним, было нереально, фантастично. Такого просто не могло быть! Александр, изнемогая, не в силах больше сдерживаться. издал стон невероятного наслаждения. Он тут же испугался и быстро взял себя в руки – шуметь нельзя! Приятная истома пошла по всему телу. Руки и ноги стали ватными, лицо покрылось потом, он тяжело дышал. Он был испуган, хорошо ли то, что с ним случилось? Не смешон ли он в глазах невидимого Чуда? Отлично, что кругом темнота, не так стыдно! Женщина, как более развитое существо, почувствовала, что с ним произошло. Медленно освободилась от его бессильных объятий. Тихая радость и грусть охватили ее. Она была счастлива, что доставила юноши наслаждение. Пусть такое, но все равно наслаждение. Что у него впереди? Как сложится его морская судьба? Он выбрал себе опасную и сложную профессию. В народе говорят: «Кто на море не бывал, тот и горя не видал». Пусть судьба к этому юноше будет благосклонна. Она тихонько потрепала его по вихрам и сказала, успокаивая юношу: «Спасибо тебе. Мне понравилось!» Через пару минут застегнутый и заправленный по всем правилам военной формы одежды Александр Волошин начал движение за женщиной. Она опять аккуратно вела его за руку по темному коридору. У дверей остановилась: «Где твое ружье?» Саша ощутил в правой руке тяжесть карабина и молча дотронулся им до руки женщины. Она открыла дверь и тут же закрыла, оставив Сашу на улице.

Ветер немного стих. Было уже не так холодно. На небе в просвете облаков появились яркие звезды. Созвездие Орион манило к себе голубым блеском. Где-то вдалеке по радио исполнялся Гимн, его звуки то затухали, то усиливались вновь. «Значит, наступила полночь. Сейчас придет смена. Надо бежать к забору и охранять его», – заторопился Александр. Что-то в кармане шинели мешало ему. Он сунул руку – коробок спичек. «Она не забыла про спички», – с благодарностью улыбнулся юноша. Минут через десять появилась смена – три курсанта и офицер. Начальник караула бодрым голосом запросил: «Ну, как Волошин, жив? Не замерз?» Александр, которому не хотелось ни с кем разговаривать, буркнул что-то и молча поплелся за моряками в училище. Кончился праздник, исчезло чудо. Полный упадок сил и эмоций… Проснувшись утром, он долго не мог понять, не приснилась ли ему встреча с незнакомкой. И вообще, было ли с ним что-то ночью. Но когда в умывальнике он снял с шеи полотенце и перед тем, как умываться, посмотрел на себя в зеркало, ему пришлось снова быстро набросить полотенце. На шее были следы… Действительно, накануне его страстно целовала женщина! Неизвестная женщина. Ни имени, ни возраста, ни как она выглядит. В дальнейшем неоднократно Александр приходил на улицу к забору, который он охранял в ту ночь, но так и не мог при свете дня найти дом, в который он заходил. Он ни разу не встретил женщину, которая могла быть ТОЙ. Самая настоящая мистика!..

Потом, во взрослой жизни он любил многих женщин, и его многие любили. Пришло время – женился. Как он сам говорил о себе: «Да, я любил, страдал, терзался, я часто жизнью наслаждался…» Он уже забыл имена некоторых женщин. Они стерлись в памяти. Но как только задует ветер «с седой Балтики», Саша замирает в воспоминаниях. Самые сильные ощущения, самые неимоверные наслаждения, самую большую радость в начале жизненного пути ему подарила та незнакомка, которую он всю жизнь называет «моя штормовая женщина». Никто не знает об этом. Это его тайна. Несколько минут общения с ней потрясли молодого человека. Возможно, ее молитвы помогли ему остаться в живых, когда он упал за борт подводной лодки в Северном Ледовитом океане. Возможно, она помогала Александру Волошину – морскому бродяге преодолевать штормовые мили во многих районах Мирового океана. Она вошла в его жизнь навсегда.

В отличие от многих, она была бескорыстна и добра. А такое не забывается!

3. Прощай, детство!

До чего красив Петергоф, летняя резиденция русских царей. Город самых красивых в мире фонтанов, даже Версаль не может с ним сравниться. Свыше ста-пятидесяти фонтанов, огромный парк и все это на берегу моря. Когда Андрей Ильин приезжал в отпуск в Ленинград навестить маму и брата, он всегда ездил на свою малую Родину – в родной Петергоф, где он имел счастье родиться. Здесь все связано с воспоминаниями. «Какие приятные и наивные были мои детские грезы», – задумался Андрей Николаевич. «В детстве хочется поскорее стать взрослым. У взрослых совсем другая жизнь. Как я страдал, что я ещё маленький… Она была необычна во всем. Я не мог оторвать от неё глаз. Она была взрослая! Мне и моему другу Вальке было по тринадцати лет, но мы были в её глазах ещё детьми. Ей было больше двадцати, и она была взрослая, недостижимая для нас королева, «королева Шантеклера».

Она встречалась с офицерами из находящегося рядом военно-морского училища. Они водили её в Нижний парк Петродворца на танцы, угощали мороженым. Она ходила с ними под ручку, радостно смеялась. И я каждый раз страдал, подглядывая за ней из-за деревьев. Она была прекрасна, и я, действительно, не мог оторвать от неё глаз. Она была необычна во всем. И имя её необычно – Валерия. И одевалась она красиво. И улыбка у неё была красивая. Мы все после войны, в конце сороковых – в начале пятидесятых годов, жили бедно. Отцы наши погибли на фронте. Матери еле-еле сводили концы с концами. И Валькина сестра, с необычным именем, вдруг как роза распустилась в нашей простой, полуголодной жизни. Как я завидовал Вальке Свиридову, что у него такая красивая сестра! Но я об этом ему не говорил, мне было стыдно. Я страдал молча, втайне. Любовался ею, и страдал. Я страдал, что я маленький!..Как-то после утренней рыбалки, гремя удочками, мы пришли домой к Вальке. Он понёс карасей на кухню, а я вошел в комнату. Валерия сидела возле зеркала и наносила на лицо «боевую раскраску». Это она так называла уход за лицом после сна. Я замер от неожиданности. Потерял дар речи, покраснел и опустил глаза. Она меня не замечала, как говорится, в упор. Она видела, что я вошел, но я был … ничто. Как будто щенок или котенок вошел в комнату. Мы с Валькой в её глазах были слишком малы и ничтожны, чтобы обращать на нас внимание. Валька задерживался на кухне, а я стоял как вкопанный. Понимал, что надо выйти, но словно какой-то «столбняк» напал на меня. Валерия закончила прихорашиваться у зеркала, встала, прошла около меня, обдав ароматом чего-то неземного, и зашла за открытую дверцу шкафа, как за ширму. Зашуршала ткань, она одевалась. Через несколько минут Валерия вышла из-за шкафа в нарядном платье. Увидела, что я всё ещё стою – красный, потерянный, в каком-то ступоре. Она, походя, потрепала меня своей ласковой рукой по щеке. Это была награда. Во мне проснулись какие-то давно забытые гены. Видимо, в прошлой жизни я был собакой, потому что невероятная щенячья преданность мгновенно вспыхнула во мне. Если бы моя хозяйка, моя королева, дала бы сейчас мне команду «Фас!», я бы разорвал в клочья любого обидчика. Она что-то сказала, засмеялась, а я выскочил в коридор и забился в темноте. Я заплакал от избытка чувств. Я был переполнен какими-то новыми эмоциями. Наверное, это были первые ростки моего превращения в юношу…

В начале лета, когда наступают в Ленинграде белые ночи, в Петергофском парке вся природа, все живое поет гимн жизни. Солнце почти не заходит, поэтому все буйно растет, цветет, наслаждается жизнью. Это же происходит и с людьми. Валерия налилась весенними соками и превратилась в роскошную молодую женщину, излучающую флюиды любви. Ни один мужчина не мог пройти мимо, чтобы не оглянуться и не посмотреть ей в след. Я торжествовал! Я гордился, как будто это была моя девушка! Мальчишеская наивность… По субботам мы с Валькой, как обычно, наблюдали из-за забора за танцующими на танцплощадке в Нижнем парке. Иногда мы обменивались не очень приличными комментариями. Оркестр играл по моде того времени вальсы, краковяк, польку «Бабочку», танго, иногда фокстроты. Меня особенно затрагивали красивые мелодии танго, и душевное исполнение песен знаменитым певцом, как я потом выяснил, Вадимом Козиным. Меня поражало танго «Утомленное солнце». Я готов был слушать его без конца:

  • «Утомленное солнце нежно с морем прощалось,
  • В этот час ты призналась, что нет любви.
  • Мне немного взгрустнулось без тоски, без печали.
  • В этот час прозвучали слова твои…»

И мелодия, и наивные слова песни будили в душе что-то тревожное, и в то же время радостное. В мальчишеских грезах появлялись какие-то жаркие страны, загорелые красавицы, страстная любовь, и тоска, и страдание, сопровождающая любовь. И ещё что-то непонятное, волнующее, зовущее. Скорей бы стать взрослым!.. Танцы закончились. Несмотря на поздний час, солнце и не думало уходить за горизонт. Мы с Валькой вслед за молодежью, расходящейся по аллеям парка, пошли к морю. Оно нас всегда влекло, в любое время дня. Такова великая сила моря. Мы вышли к Монплезиру, так в Нижнем парке Петродворца называется место, где находится летний домик Петра I. Это одно из самых красивых мест. Оно утопает в цветах. Старинные постройки, полуразрушенные во время войны, уже восстановлены. Веет стариной. Так и кажется, что сейчас появится Петр I и продолжит «пробивать окно в Европу». Ласковые волны Финского залива с тихим шелестом подходили к берегу и исчезали в камнях, охранявших берег от разрушения. На море был штиль. Ярко красный шар солнца медленно приближался к Кронштадту, который слева виднелся на горизонте. Казалось, вся природа замерла, наслаждаясь красотой белой ночи. Тишина и спокойствие царили вокруг. О, чудо! Я не верю своим глазам. На берегу, опираясь на мраморный парапет, стояла моя богиня. Она была вся в белом. Красивое белое летнее пальто, белая шляпа и даже белые перчатки. Она кого-то ждала, задумчиво глядя вдаль. Она была прекрасна. Девушка из простой трудовой семьи, выросшая без отца, напоминала мне графиню петровских и екатерининских времен. И красотой, и статью эта русская красавица ничем не уступала княжнам и графиням голубых кровей. В золотом свете уходящего солнца она казалась мне Екатериной II. Вот она обернулась, радостно заулыбалась, и я увидел её Потемкина. Красивый морской офицер с букетиком ландышей подошел к ней, поцеловал в щеку и они, счастливые и радостные, скрылись в тенистых аллеях старинного парка. Я, опустошенный, в муках ревности, подошел к тому месту, где недавно стояла Валерия, и замер. Я страдал, я хотел быть на месте этого офицера. Душа моя была переполнена нежности. И вдруг я вздрогнул. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, что нет любви…», – проникновенное пение понеслось над морем. Прогулочный теплоход, украшенный разноцветными огнями, под музыку этого танго медленно выходил из бухты.

  • «Расстаемся, я не в силах злиться,
  • Виноваты в этом ты и я.
  • Утомленное солнце нежно с морем прощалось,
  • В этот час ты призналась, что нет любви…»

Вот корабль развернулся и направился в сторону Ленинграда, позолоченный купол Исаакиевского собора, сверкающий в лучах заходящего солнца, был для него ориентиром. Утомленное за день солнце, действительно, нежно с морем прощалось. Песня лилась из репродуктора, то усиливалась, то затухала. Звук над морем еще долго был слышен. Теплоход уже превратился в точку. Подул легкий ветерок, и вдруг на несколько секунд я ясно услышал с корабля грустную мелодию другой песни, слова которой рвали мне душу: «У меня есть сердце, а у сердца песня, а у песни тайна, тайна – это ты». И всё стихло.

Больше я Валерию не видел. Белый теплоход как будто навеки увез мою тайну, мою первую безответную любовь, мои мальчишечьи мечты и грёзы. Этим летом кончилось моё детство. Наши пути с Валькой разошлись. Он поступил в Риге в мореходную школу, стал классным рулевым. Повидал мир. Я стал моряком-подводником. Много ярких впечатлений детства осталось в памяти, но самое яркое – это Валькина сестра Валерия. Как мне повезло!.. Я видел чудо!..

4. Морской парад на Неве

Большая океанская подводная лодка проекта 611, вышедшая утром из Кронштадта, величаво и торжественно прошла по Неве под Кировским мостом и аккуратно и красиво стала на бочки напротив Летнего сада. Курсант первого курса Игольников Алексей поднялся на палубу и, восхищенный открывшейся красотой Питера, вдохнул полной грудью. Через два дня – День Военно-морского флота, один из самых любимых ленинградцами праздников. В этом – 1957 году праздник планировался быть необычным, он посвящался 40-летию Великого Октября. Юноша с восторгом ощущал значимость исторического события, в котором ему выпала честь участвовать. Впервые на Неве встали в парадной колонне корабли трёх флотов нашей страны. С Северного Флота, совершив переход вокруг Скандинавского полуострова, прибыли крейсер «Александр Невский» и эскадренный миноносец «Оживленный».

Отряд кораблей Черноморского Флота в составе крейсера «Михаил Кутузов», эсминца «Безукоризненный» и двух сторожевых кораблей, впервые пройдя Черное и Средиземное моря, вышел в Атлантический океан, обогнул Европу. С подходом к берегам Норвегии отряд расстался со сторожевыми кораблями, пожелав им «Счастливого плавания». Сторожевики шли в Североморск на усиление Северного Флота. Крейсер и эсминец под флагом командующего эскадрой Черноморского Флота контр-адмирала Чалого Василия Филипповича продолжили плавание по маршруту Севастополь – Таллинн – Ленинград. Черноморские корабли стали на бочки перед мостом Лейтенанта Шмидта. Краснознаменный Балтийский Флот направил на Неву свои надводные корабли и подводные лодки из Кронштадта. Тысячи ленинградцев высыпали на набережные Невы, с восхищением и гордостью рассматривая корабли, и особенно – новые дизельные подводные лодки проекта 611 и 613. «Да, – подумал Алексей Игольников, – наша промышленность после Великой Отечественной войны набирает силу». Он знал, что серийное производство новых лодок было развернуто на верфях Ленинграда, Горького, Комсомольска-на-Амуре. В последние годы обострялась «холодная война», на море она принимала особую бескомпромиссность. Поэтому страна не жалела средств на развитие флота… Завершив дела, связанные с постановкой на бочки, подводники лодки, где проходил летнюю практику курсант Игольников, с удовольствием помылись, по пояс раздевшись, в импровизированном умывальнике прямо на палубе, сделанном боцманом из пожарной магистрали. Это вызвало аплодисменты у большей части женщин, стоящих на берегу, с восторгом наблюдавших за красивыми крепкими телами моряков. Затем с ещё большим удовольствием пообедали, выпив по 50 граммов сухого виноградного вина. И хотя был объявлен «адмиральский час» (послеобеденный сон) многие матросы не спали. Они наводили последний лоск на свою морскую форму – планировался культпоход на берег.

Действительно, через час была дана команда: «Выделенным на берег для осмотра исторических мест Ленинграда построится на палубе для проверки формы одежды». Курсант Алексей Игольников, коренной ленинградец, с удовольствием тоже встал в строй – сойти на берег для моряка всегда большая радость. Боцман мичман Чвокин с лицом артиста Пуговкина, получивший закалку ещё в военное время, внимательно осмотрел каждого подводника. Белая бескозырка, белая форменка с тщательно отутюженным синим воротником, матросские клеша со стрелками, о которых можно было обрезать руки, хромовые ботиночки блестят, как у черта глаз. Боцман – человек бывалый, поэтому не ограничился только поверхностным осмотром. «Показать белоснежные носовые платки. Показать расчески. Снять бескозырки, показать в них наличие иголки с белой и черной нитками». Замечаний нет. По багровому лицу боцмана было видно, что он доволен своими матросами: «Молодцы! Такие Флот не опозорят». Алексей Игольников давно заметил, что моряки любят свою морскую форму и содержат её в идеальном состоянии. Он удивился, когда три дня назад отправился в отпуск по поощрению матрос Николай Подколзин, штурманский электрик, у которого стажировался Алексей. Матросы одели его во всё новое. Кто дал бушлат, кто брюки, кто тельняшку. Затем матросы собрали отпускнику небольшой чемоданчик с шоколадом. Ежедневно подводники получают по плитке шоколада, но они его не едят, а собирают «на отпуск». Когда выпадает счастье – «тридцать суток отпуска с выездом на Родину», это значит, что тридцать плиток шоколада должны лежать в чемоданчике у отпускника. Такова традиция у всех подводников. Алексей восхищался демократизмом в экипаже подводной лодки. Все едят с одного котла: и офицеры, и мичманы, и матросы. Все находятся в одинаково тяжелых условиях при плавании под водой. Офицеры обращаются друг к другу по имени и отчеству, к матросам обязательно на «Вы». Кроме боцмана, практически никто не использует бранных слов. Да и тот – только на швартовке. Алексей с волнением прочитал однажды высказывание Героя Советского Союза, командира дивизиона подводных лодок Северного флота в годы войны капитана 2 ранга Магомеда Гаджиева: «Нигде нет и никогда не будет такого равенства в бою перед лицом славы и смерти, как у экипажа подводной лодки, где все либо побеждают, либо погибают». Великие слова о великих людях! Осмотр закончен. Подошел катер и моряков доставили на набережную Кутузова, прямо к Летнему саду. С какой гордостью Алексей сошел на берег. Их окружили люди, интересовались, спрашивали. «Да, мы подводники с океанской большой подводной лодки!» Девушки робко смотрели на красивых юношей, они боялись даже приблизиться к этим витязям морских глубин. Алексей торжествовал, всё-таки жизнь прекрасна!..

ПЛ пр.611

На следующий день заместитель командира по политической части капитан 3 ранга Жаворонков Виктор Семенович приказал курсантам принять участие в торжественной церемонии. Оказывается моряки-черноморцы, флагманским кораблем которых был крейсер «Михаил Кутузов», предложили почтить память фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова и возложить цветы на его могиле в Казанском соборе. Для ленинградцев это было потрясающее событие. Морской десант, человек 600, сошли на берег с черноморских кораблей. И офицеры, и матросы одеты по форме № 1 – во всём белом с ног до головы. Эта форма для моряков Северного и Балтийского флотов непривычна, да и ленинградцы никогда не видели такой формы. Моряки развернули шелковое знамя – Военно-морской флаг СССР. Корабельный оркестр грянул марш и сотни моряков, чеканя шаг, направились на Невский проспект к знаменитому Казанскому собору, построенному архитектором А.Н.Воронихиным в 1801–1811 годах. Народ неистовствовал, толпы любопытных обступили моряков. Многие спрашивали: «Это моряки какой страны?» Командир крейсера капитан 2 ранга Голота Григорий Емельянович вежливо отвечал: «Мы – моряки Советского Черноморского флота, прибыли к вам из Севастополя на празднование Дня Военно-морского Флота». – «Ура! Это наши севастопольцы!» Все начинали аплодировать и часто слышалось: «Молодцы!» Под звуки Гимна Советского Союза моряки возложили венок на могилу фельдмаршала М.И.Кутузова. А затем под гордую музыку «Варяга» направились в обратный путь. Всё движение на Невском проспекте было остановлено. Сотни, тысячи людей аплодировали морякам. У многих, кто пережил ленинградскую блокаду, на глазах были слёзы. Каждый испытывал гордость за наш славный Военно-морской Флот. Патриотический подъём в Ленинграде в эти дни был чрезвычайно высок…

В день ВМФ напротив Дворцовой набережной стоят корабли Балтийского Краснознаменного флота

Наступил День Военно-морского Флота. Морским парадом командовал Главнокомандующий ВМФ адмирал Горшков Сергей Георгиевич. Принимал парад Министр обороны маршал Советского Союза четырежды Герой Советского Союза Жуков Георгий Константинович. Курсант Игольников с волнением стоял в строю моряков-подводников на палубе нарядно украшенной подводной лодки. Вот из под Кировского моста показался белоснежный катер с начальством. Катер, мощно разрезая воду, подходит к подводникам, замедляет ход. Георгий Константинович Жуков весь в белом: и фуражка, и тужурка, и брюки, даже ботинки на нем белого цвета, здоровается с моряками и поздравляет их с праздником. Протяжное «Ура» несется вслед катеру. А он уже подходит к легендарному кораблю – крейсеру «Аврора» и оттуда доносится зычный голос маршала, усиленный микрофоном, и тоже протяжное «Ура». Как только катер отошел от «Авроры», оглушающий холостой выстрел знаменитого на весь мир бакового орудия прогремел над Невой. Стёкла зазвенели в домах. Тысячи людей, толпящихся на набережной, от неожиданности затихли. «Что это? Опять сигнал к штурму Зимнего?» Нет, это праздник набирает обороты. (Выстрел «Авроры» действительно был. В.К.). Катер с маршалом и адмиралами, закончив обход кораблей, на полном ходу понесся по Неве в обратную сторону. С каждого корабля, возле которого проходил катер, неслись восторженные крики «Ура!» Народ на берегу аплодисментами приветствовал Георгия Константиновича Жукова.

Его авторитет в этот момент неимоверно возрос. Народ любил Флот и любил Жукова, который, ради праздника военно-морского Флота оделся в морскую форму. Одним словом, налицо было самое настоящее единение армии и народа. Через несколько часов командиры кораблей, участвующих в параде, адмиралы и несколько курсантов, в том числе и Алексей Игольников, прибыли в Дом офицеров Ленинградского военного округа на прием, который проводил Министр Обороны. Здесь впервые близко увидел Алексей маршала Победы. Георгий Константинович оказался «…немного ниже среднего роста, плотный, с крупным лицом и тяжелым подбородком. Голова его слегка наклонена набок, обводы глаз чуть припухшие. Во всей его небольшой, но мощной фигуре ощущалась концентрация силы, воли, энергии. Лицо и наклон головы придавали всему облику маршала властность и величие». Именно в тот момент, когда молодой моряк Алексей Игольников рассматривал Г.К.Жукова, он понял, что этот человек может очень многое сделать для нашей страны. За ним будущее…

Через два месяца Никита Сергеевич Хрущев, напуганный необычайным авторитетом Г.К.Жукова в Ленинграде и его властностью при решении вопросов обороны Страны и развития Вооруженных Сил, некрасиво снял его с должности Министра Обороны и отправил в отставку в возрасте 61 года. Он, видимо, посчитал, что Страна должна иметь одного авторитетного руководителя. И в стране восторжествовал культ «нашего дорогого Никиты Сергеевича». Так драматично закончился морской парад на Неве в 1957 году.

5. Как молоды мы были

Четверо юношей, курсантов училища подводного плавания, только прибывших в Феодосию на практику на дизельную подводную лодку «С-338», сразу же решили отметить это дело. Порылись в карманах, бросили в бескозырку всю имеющуюся наличность, пересчитали и убедились, можно идти за «горючим». Как раз хватило на бутылку «портвейногого» вина «Три семерки». (Да, да, именно так говорил начальник факультета в училище, клеймя пьяниц: «Курсант такой-то напился портвейногого вина. Флоту пьяницы не нужны. Списать курсанта такого-то на флот».)

Подводная лодка проекта 613 («Whiskey»)

Только сели, вытащили бутылку – патруль. Оказывается, это место под единственным в округе кустом было приманкой для таких салажат, как наши мореманы. Подвели задержанных к комендатуре, там какой-то «зэк» мыл последние ступеньки парадной лестницы. По мокрой, блестящей лестнице (трап поморскому), поднялись к помощнику коменданта. Тот мгновенно, даже радостно, весь засветившись, приветствовал новых заключенных и тут же приказал: «Мыть трап!» Курсанты подождали, пока «зэк» закончит мыть самую последнюю ступеньку, взяли у него тазик, обрез по-морскому, и начали мыть еще влажные первые ступеньки.

– Сизифов труд, – сказал отличник Владик Иванов. Он всегда все знал, даже законы Мерфи. Что тут же подтвердил, – Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается.

Остальные, молча сопя, обозленные, что сорвалось неплохое мероприятие и так глупо попались, засучили рукава, закатали брюки и водили тряпкой, ветошью по-морскому, по идеально чистому трапу, устраняя зазор между тряпкой и полом.

– Такое впечатление, что его постоянно моют, – опять изрек отличник Иванов.

«Хорошист» Боря Переборов с издевательской радостью изрек:

– Сейчас домоем до конца и снова начнем! – Все вздрогнули, уж очень похоже на правду, скорей всего, так и будет. Вот начали практику на подводной лодке!.. Мальчишкам повезло: только закончили по первому разу мыть, в комендатуру привезли в термосах обед. Им приказали идти в камеру и сидеть там. Всем раздали обед, курсантам не хватило, они же не стояли на довольствии, их привели без аттестатов. Аромат обеда витал на гауптвахте, а наши подводники сидели голодные и пытались прекратить слюноотделение. Умный Иванов опять изрек: – Если может случиться несколько неприятностей, они происходят в самой неблагоприятной последовательности. Расширенный закон Мерфи. Борис Переборов покрутил пальцем у виска, а практичный Саня Макаркин, видя, что один из арестованных несет остатки обеда выбрасывать, заскулил и упросил за одну сигаретку разрешить ему сделать это «грязное» дело. Матрос с радостью согласился. Курсанты молча, не глядя друг на друга, немного перекусили. Иванов даже облизал кастрюлю. Хорошо, не надо мыть.

Алексей Игольников, старшина класса, немногословный и решительный, молча приказал Иванову вынести посуду. Гордый Иванов понес, но успел сказать последнее слово:

– Под давлением все ухудшается! Закон термодинамики Мерфи.

Практичный Макаркин крикнул:

– Мерфист Скажи коменданту, что мы голодные!

Через полчаса пришел помощник коменданта. Оказывается, комендант в отпуске, а помощник за него. Явно наслаждается властью. Курсанты встали по стойке «Смирно». Армейский капитан внимательно осмотрел их, потом почему-то остановился у Иванова и сказал:

– Товарищ курсант, не делайте умное лицо! Не забывайте, что вы будущий офицер!

Мальчишки невольно расхохотались. Помощник взвился:

– Равняйсь. Смирно. Отставить. Равняйсь. – Наконец, он решил им пояснить, – Команда «Равняйсь» касается всех, а не каждого в отдельности.

Борис Переборов только было открыл рот, как получил:

– А вы бы лучше помолчали, товарищ курсант, у вас еще лапша на ушах не обсохла. Тут только моряки поняли, какой перед ними противник. С таким шутить нельзя. Полное отсутствие чувства юмора. – Когда курсант виноват, он должен встать и покраснеть, – продолжал воспитательную работу помощник коменданта с совершенно серьезным лицом.

– Вы пьющие молодые люди. Я вам подготовил несколько своих умных высказываний. Садитесь. Можно будет записать, для памяти. —

Видимо, после обеда на него нашло вдохновение, и он начал изрекать очень мудрые истины. В стихах:

  • Пей только воду, иногда чай.
  • Глядишь, до старости доживешь невзначай.

Его лицо светилось, глаза сверкали. Он казался себе великим поэтом, Нероном нашего времени:

  • Если тебе нальют вдруг,
  • Соверши подвиг, откажись, друг!

Но вот он перешел на более глубокие философские высказывания. Его лицо преобразилось от работы мысли:

  • Знаю, что тянет, вопрос не простой.
  • Как выпить захочешь, хоть волком вой.
  • Одно поможет, если поймешь,
  • Что с этой заразой в могилу сойдешь.

В заключение он выдал даже на морскую тематику:

  • Моряк! Кругом зеленый змей.
  • Отраву эту ты не пей.
  • Чем меньше гадости сопьешь,
  • Тем больше в жизни проживешь!

Юноши были поражены. Гигант мысли. Иванов даже кое-что записал. Но когда поэт сказал:

  • Я в звездном мире – Водолей,
  • Не пью вина по многу дней.
  • И только в праздники могу
  • Позволить рюмочку одну!

Когда он это сказал, молодежь зааплодировала. Он, распираемый гордостью, поклонился. Успех был полный. Вот так надо воспитывать современную молодежь! Помощник коменданта удалился, исчез с сознанием выполненного долга. Что он еще выкинет? Подозрительно и опасно. Юные моряки помолчали. В животе пусто, голова наполнена духовной пищей. Умный Иванов вполголоса сказал:

– Здоровым называется человек, который не знает, что он болен.

Все согласились, втихаря кивая головой. И вдруг Алексей Игольников, всегда молчаливый и меланхоличный, произнес цитату:

– Алексей Максимович Горький: «Из нас – как из дерева: что икона, что дубина».

Иванов, пораженный, открыл рот – он этого не знал. Все опять молча кивнули. Напряжение нарастало. И как оказалось, не напрасно. Открылась дверь камеры, вошел старшина гауптвахты, настоящий Билли Бонс. Гибрид Бабы Яги и Бармалея! Только что кинжалов не было за поясом и оба глаза на месте, Улыбаясь, он приказал: – Раздевайтесь до трусов. Пришла машина с углем. Ваша задача загрузить его в кочегарку.

Разгрузка угля. Клод Моне (Франция)

Курсанты разделись, взяли совковые лопаты и вышли на двор. И только тут они поняли весь трагизм положения. Огромная куча угля возвышалась в середине двора. Уголь надо было бросать в люк, а затем тащить его корзинами под землей по длинной, метров пять, узкой шахте в кочегарку. Высыпать корзину в хранилище и снова бесконечно повторять эту процедуру. Какой архитектор придумал это дикое устройство? Иванов застонал: – Это посложнее, чем вычистить авгиевы конюшни. Деловой Алексей Игольников быстро распределил обязанности: двое во дворе, двое в кочегарке. Каждые полчаса меняться. И юные подводники познали, каков труд рабов на алмазных копях в шахтах Южно-африканского Союза. Как на известной картине Перова, где дети тащат огромную бочку с водой, изнемогая от усталости и напряжения, так и наши «морские волки» почувствовали всю тяжесть подневольного труда. Под утро работа была закончена. Прямо из шланга во дворе окатили друг друга и рухнули от усталости на дощатые щиты, «самолеты». Заснули мгновенно. Проснулись к обеду от манящего запаха еды.

Им опять ничего не привезли. Сердобольный морской лейтенант, дежурный по комендатуре, заступивший с вечера, в отличие от вчерашних армейских, взмолился:

– Ребята, чем же вас кормить? Вы не стоите на довольствии. В списках не значитесь. И вообще, мы не имеем права вас держать. Вы даже не арестованы.

Алексей Игольников, на правах старшего группы, скомандовал:

– Накормите остатками и отпустите нас.

Идея была свежая и оригинальная. Все законно арестованные гуманно поделились остатками обеда: надо поддержать моряков, здорово поработали с углем. Лейтенант говорит:

– Я вас отпущу, если только за вами кто-нибудь придет и распишется в получении. Без росписи не имею права.

Курсанты оделись по форме и сели на сверкающем чистотой трапе. Денег нет, курить нечего, есть нечего. А очень хочется! Через час случайно возле комендатуры проходил офицер с подплава. Мальчишки бросились к нему, как котята к мамке:

– Возьмите нас домой. Мы хотим есть!

– Это был очень убедительный довод.

– А отдадут мне вас? – засомневался штурман с подводной лодки. – Я же не имею права.

Дежурный по комендатуре с радостью вцепился в подводника:

– Берите, берите! Здесь сплошное беззаконие. Ни аттестатов, ни записок об арестовании, ни справки от врача – ничего нет. Забирайте и скорей уходите. Я прошу вас.

Офицер расписался не своей фамилией и строем повел наученных жизнью курсантов на береговую базу подводников. Первым делом их накормили на камбузе и обедом, и ужином одновременно. Жить стало намного лучше. А через два часа лодка, к которой они были приписаны, вышла в море. Тишина, штиль, сверкают маяки. Легкий ночной бриз приносит с берега какие-то манящие запахи.

Южная ночь

– Где там наши курсанты? – обратился молодой веселый командир к старшему помощнику.

– Пусть идут на мостик изучать маяки. Пора им становиться моряками. Юность быстро промчится. Глядишь, завтра уже придут офицерами.

Так наша юная четверка познала морское братство. Началась подводная служба, полная романтики и трагизма…

А стихи «Нерона» каждый раз они вспоминают с юмором, когда садятся за праздничный стол и поднимают первый бокал. Действительно, «как молоды мы были…».

.

6. Лейтенант Флота

«У моряка нет трудного или легкого пути, есть один – славный».

Адмирал Нахимов П.С.

1. Торпедный катер ворвался в бухту, и, урча мощными моторами, которые по-прежнему хотели на полном ходу рвать водную гладь Кольского залива, быстро пришвартовался к гражданскому причалу в губе Кислая. Моторы недовольно ворчали, сизый выхлоп холостого хода окутал, словно дымовой завесой, стремительный боевой корабль, раздались какие-то лихие команды, сразу стало ясно, что боцман на этом корабле не робкого десятка. Из дыма выскочил лейтенант с чемоданом в руке, кто-то невидимый весело крикнул: «Олег, до встречи, пиши письма мелким подчерком», – моторы взревели львиным рыком, все кругом задрожало и катер, как гоночная машина где-то в Монако, рванул со старта. Еще минута, и все стихло. Катер пропал, дым развеялся, на причале города Полярный одиноко остался стоять «блестящий» лейтенант. Именно, блестящий. Все на нем было новое: и шинель, и шапка из овчины с кожаным верхом, и даже пуговицы, «блестевшие, как у черта глаз» (по выражению боцмана с торпедного катера).

Лейтенант Олег Васильевич Шувалов в начале января 1961 года прибыл на Северный Флот для дальнейшего прохождения службы. Утром в отделе кадров штаба флота в Североморске ему выдали предписание о назначении младшим штурманом на подводную лодку «С-338». Лодка находилась в ремонте на заводе в Палагубе. «Следуйте в Полярный, там найдете лодку», – приказал ему офицер-кадровик, и умчался со своими бумагами решать судьбу очередного офицера. «Как добраться на другую сторону Кольского залива Баренцева моря, где в 33 километрах от Мурманска в Екатерининской гавани находится Александровск-на-Мурмане, с 1930 года переименованный в город Полярный?», – отличник учебы Олег Шувалов все это прокрутил у себя в голове. Самое простое решение как всегда подсказал Наполеон: «Главное – ввязаться в бой, а там будет видно». «Иду на причал, и там решаю задачу переброски в Полярный». Сказано – сделано. На причале пусто. Рейсовый катер подойдет только завтра, попутной оказии не видно. Народ в сарае, под названием «Морской вокзал», ропщет – холодно, ибо дрова в печке сгорели, а других нет; голодно – кушать, естественно, нечего, поскольку буфет не предусмотрен проектом. Туалет на улице – очень и очень экзотичный. Олег Шувалов, отличник по учебной дисциплине «военно-морская разведка», производит маневр и обнаруживает на военном причале «стоящий на парах» торпедный катер. Он подошел к нему и начал решать проблему «Что, где, когда?» В это время кто-то дружески ударил его по плечу и полуобнял. О, чудо! Генка Максимов, друг по ленинградскому Нахимовскому училищу. Расстались пять лет тому назад. Генка поступил в военно-морское училище имени М.В.Фрунзе и стал офицером надводного флота, а Олег пошел в училище подводного плавания имени Ленинского комсомола и стал, как записано у него в дипломе, «Офицер-штурман-подводник». «Тебе куда?» – «Туда!», – «блестящий» лейтенант махнул рукой в сторону Полярного. «Пошли, ради тебя «вильнем налево» и зайдем туда». – «Есть хочешь?» – «Спрашиваешь!» – «На!»

Торпедный катер проекта 206 В.С. Емышев

И вот Олег сидит в крохотной каютке, со смаком уплетает печенье и шоколад из выданного ему бортпайка. Имеет право. Его фамилию вписали в вахтенный журнал, и он на период перехода полноправный член экипажа, ему положен бортпаек. Чемодан в каюте командира не поместился, хозяйственный боцман припрятал его в какой-то шхере. Катер взревел своими двигателями, и Олег почувствовал легкую невесомость. «Пошли», – понял подводник, которого стало подбрасывать, как на неровностях колхозной дороги. Минут через пять появилось улыбающееся лицо Генки. «Береги язык. Сейчас выйдем на просторы Кольского залива. Когда дам скорость, челюсть будет щелкать непроизвольно на каждой волне. Поэтому, корешок, береги язык, чтобы не откусить. Помни, ты мчишься на торпедном катере!», – с хохотом закончил свою тираду этот морской волк в непромокаемом костюме – канадке и брюках из собачьего меха, с лицом цвета молодого кирпича от постоянного пребывания на ледяном ветру. «А ведь был такой худенький скромный мальчик из Архангельской области. Их было двое, вместе с Вовой Семериковым, они гордились, что земляки Ломоносова. Семериков после окончания Нахимовского решил стать инженером-кораблестроителем и был направлен в училище имени Дзержинского, очень трудный и сложный вуз, где учился на отлично и сейчас готовится защищать диплом. А Геннадий Максимов уже второй год на флоте и, как видно, стал хорошим командиром. Повезло, что я встретил его, чертягу!» Полчаса бешеной гонки и лейтенант-подводник оказался на причале, где обычно швартуются рейсовые гражданские катера, но лихой катерник старший лейтенант Максимов, нарушив все каноны плавания, отклонился от курса и доставил своего друга нахимовской юности по назначению. Законы дружбы выше бумажных наставлений!

Олег Шувалов взял чемодан с полным комплектом морской формы одежды, выданной в училище каждому выпускнику на все случаи жизни, и, поправив шапку-ушанку немного набекрень, как носил его лучший друг Лев Краснов, скомандовал сам себе: «Полный вперед!», и пошел покорять город Полярный. Уже в сумерках он прошел Чертов мостик, соединяющий старый город с новостройками в районе губы Кислой, и поэтому не разглядел лиц, когда какие-то девушки, увидев его с чемоданом, озорно закричали: «Девчонки, лейтенанты приехали. Молоденькие, блестящие, не целованные!» и со смехом исчезли за двухметровыми сугробами. Особенно последнее слово понравилось лейтенанту Шувалову, поскольку этот недостаток легко устраним, решил он. После долгих поисков и расспросов военнослужащих офицер прибыл в комендатуру, где ему объяснили, в каком месте разместился экипаж нужной ему подводной лодки, так как арестованные матросы с этой лодки уже сидят на гауптвахте. «Значит, опять повезло», – решил «везучий» лейтенант. Наконец, уже в полной темноте среди мощных сугробов он обнаружил полуразвалившуюся казарму. С замиранием сердца рванул с мороза дверь и в облаке пара ворвался прямо в кубрик, отметив полное отсутствие предбанника или тамбура. Оказавшийся рядом капитан 3 ранга удивленно замер, а молодой офицер, приложив руку к головному убору, четко доложил: «Товарищ капитан 3 ранга, лейтенант Шувалов прибыл для дальнейшего прохождения службы!» Первые слова старшего помощника командира подводной лодки Лескова Глеба Васильевича, принявшего уверенный доклад лейтенанта, прозвучали беспомощно: «Где же вы будете спать?»

И отличник учебы, сталинский стипендиат, Олег Шувалов, знаток живописи Эрмитажа и Русского музея, театрал, Шарко– и Фрейндлихман, сразу вспомнил картину Ильи Репина – «Не ждали».

2. Утро следующего дня было воскресным, поэтому подъем прозвучал в семь утра, а не в шесть, как обычно в будний день. По выходным дням зарядка не проводилась, поэтому матросы вставали не спеша, «годки» еще досыпали, а лейтенант Шувалов, который спал вместе с матросами в кубрике, заставленном двухярусными койками, проснувшись, решил, что ему неудобно показывать пример расхлябанности, поэтому бодро встал и занялся утренним туалетом. Сделав несколько движений из Кун-фу, что привело в замешательство видевших его матросов, по пояс раздетый он выскочил на мороз в темную январскую полярную ночь и, преодолевая естественную дрожь, дважды обтерся снегом, доказывая самому себе, что у него есть сила воли. Чисто выбритый, пахнущий «Шипром», с аккуратным пробором в черных волосах, одетый строго по форме одежды № 3 (тужурка, белая рубашка, галстук), он вдруг остановился: «А что дальше?». «Надо спросить у старпома», – пришла ему в голову свежая мысль. Он вежливо постучался в дверь комнатки, где с трудом разместились шесть офицеров, так же как и матросы на двухярусных койках. Ответа не последовало. Лейтенант приоткрыл дверь – в комнате темно, все спали, и даже храп уловило его чуткое ухо. (Храпел, конечно, капитан-лейтенант Колчин Юрий Павлович, помощник командира, который вчера, будучи навеселе, посоветовал старпому: «Пусть лейтенант пойдет в город, найдет женщину и переночует у нее!») Обескураженный молодой человек тихо закрыл дверь: «… Пусть солдаты немного поспят…». Что делать? Даже сесть негде, не может же он сесть на кровать, как матросы. Из легкого транса его вывел голос боцмана: «Товарищ лейтенант, привезли завтрак, пойдемте пить какао». Боцман Федор Покрищук, старшина 1 статьи, по четвертому году службы, старше по возрасту лейтенанта Шувалова на три года, посадил офицера рядом с собой за огромный стол, где сидели человек двадцать матросов, разрезал буханку белого хлеба пополам вдоль и, намазав огромным куском сливочного масла, протянул юноше. Дежурный кок поставил перед каждым металлическую поллитровую кружку с ароматным какао: «Если потребуется добавка, скажите!» Лейтенант, пережив теплое чувство благодарности к матросам и к боцману, начал «прием пищи». Сыр, копченая колбаса, галеты лежали на столе россыпью – бери, сколько хочешь. Двадцатиоднолетний лейтенант с порывом, свойственным молодости, набросился на еду, и жизнь показалась ему прекрасной. Да, такова неприхотливая молодость!

Потом все шло, как в плохом романе. Матросы весь день маялись от безделья. Кто-то занимался печкой: бесконечно кололи, рубили, носили с грохотом поленья и бросали в прожорливую печь. Кто-то привозил обед, потом ужин, накрывали на стол, мыли посуду, грохотали металлическими мисками и ложками. Раза три объявлялась «малая приборка», подметали пол, потом протирали его морской шваброй. После обеда спали – «адмиральский час», такова традиция на флоте. Вечером киномеханик притащил откуда-то фильм «Девушка с гитарой» и в десятый раз матросы посмотрели на молоденькую Людмилу Гурченко. В 22 часа дежурный по казарме объявил «Полный отбой» и выключил свет. Выходной день закончился.

3. Утром лейтенант Шувалов, глубоко переживший нелепо проведенный экипажем подводной лодки воскресный день, после традиционных для понедельника политических занятий обратился к заместителю командира подводной лодки по политической части, пожилому (ему было уже тридцать лет) капитану 3 ранга Макарову Виктору Сергеевичу, который вначале впал даже в легкий транс, настолько необычно было то, что он услышал. «Вы хотите по вечерам и в выходной день обучать матросов бальным танцам?» «Так точно. В Нахимовском училище нам преподавали танцы, я был в числе лучших танцоров. Краковяк, полька, полонез, пади-пати-нер, мазурка, вальс, паде-спань…» «Хватит, хватит, – прервал его замполит, – как вы говорите: пади-пати-нер?» «Да, такой легкий танец, в переводе на русский это обозначает – конькобежцы». «И его матросы научатся танцевать?» «Да, будут танцевать, как на приеме у английской королевы». Эта фраза окончательно добила замполита: «Дерзайте, лейтенант!» А сам побежал в политотдел, на всякий случай, согласовать. Инициатива-то необычная!

И лейтенант Олег Шувалов, уже 10 лет носивший морскую форму, (воспитанник ленинградского Нахимовского училища – 6 лет и высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола – 4 года) начал дерзать. Недаром говорят, что на лейтенантах Флот держится. Он быстро разработал стратегический план действий: 1.Нужен магнитофон. 2. Нужна музыка танцев, которые будут изучать матросы. 3. Нужны специалисты, умеющие обслуживать магнитофон. 4. Нужно где-то записать мелодии танцев. 5.Все принести в кубрик. 6. Учителю танцев останется только объявить: «Для обучения танцам в две шеренги становись!» Первым делом он выяснил у нештатного киномеханика своей лодки матроса Мизина, «крутившего» вчера фильм с Людмилой Гурченко, что самым крупным культурным центром в Полярном является Дом офицеров флота. С него и надо начинать. Решено, музыку нужно искать в ДОФе. Во вторник на разведку был отправлен старшина команды радистов старшина 1 статьи Лалак. Через два часа он прибыл с докладом, что начальник Дома офицеров, пораженный необычной просьбой матросов с подводной лодки, сам прошел с нашим старшиной в радиоузел Дома офицеров и самолично отобрал пластинки с танцами для подводников. (Раньше начальник Дома офицеров, полугражданский политработник, служивший прежде в авиационной части, знал про подводников лишь шутливые стихи: «Если грязная фуфайка, а в кармане болт и гайка, если черные пилотки – это мы с подводной лодки». Но, чтобы подводники интересовались танцами, он услышал впервые.) Теперь нам нужно, продолжал старшина, с магнитофоном прибыть в Доф и записать музыку на бабину с магнитной лентой.

Якоря перед входом в ДОФ.

На вопрос лейтенанта: «Где взять магнитофон? – старшина 1 статьи спокойно ответил, – возьмем боевой магнитофон с нашей лодки». На секунду задумавшись, самый младший офицер флота, лейтенант Шувалов решил: «Отступать некуда. Позади Москва!» Назавтра два радиста, демонтировав 20-килограммовый стационарный магнитофон, с трудом вытащив его через верхний рубочный люк боевой рубки подводной лодки, скрылись в утренней поземке, держа направление на Дом офицеров флота города Полярный. Лейтенант, проводив их, со свойственным молодости максимализмом сказал сам себе: «Военную машину трудно запустить, но если она пошла, ее не остановить!» Да, под напором этого ленинградского юноши все закрутилось в нужном направлении. Радисты аккуратно записали музыку десятка бальных танцев. Принесли магнитофон в береговой кубрик, и первые три вечера матросы наслаждались великолепной музыкой больших композиторов, это входило в план предусмотрительного лейтенанта, пусть моряки прочувствуют танцевальные ритмы. Попутно лейтенант, получивший прекрасное военно-морское образование, основы которого заложил в России еще Петр Первый, рассказывал каждый вечер биографии композиторов – «чародея русской музыки» Петра Ильича Чайковского, моряка Николая Андреевича Римского-Корсакова, австрийца Штрауса – «короля вальсов», детективную историю Моцарта и Сальери, великого Иоганна Себастьяна Баха. Удивительно, матросы эти беседы воспринимали «на Ура!». После увлекательного рассказа о судьбе композиторов они, можно сказать, раскрыв рот, слушали вальс Иоганна Штрауса «На прекрасном голубом Дунае», полонез Огинского «Прощание с Родиной», мазурку из оперы «Евгений Онегин», а волшебная музыка Вольфганга Амадея Моцарта уносила всех слушателей в 18 век. Когда же звучали танго «Кумпарсита» и чарующая «Besame Mucho» Консуэллы Веласкес, все блаженно замирали.

Это было чудо! Матросы, видя, что лейтенант всегда одет «с иголочки», побрит, аккуратно подстрижен и сами подтянулись, как бы немного проснулись от зимней спячки. Им стало интересно проводить познавательные вечера под завывание вьюги за стенами кубрика. Почти все горели желанием научиться танцевать, уж больно хорошая музыка и рассказы всезнающего лейтенанта разбередили им душу. Нетерпение у матросов нарастало: «Когда же танцы?» Именно этого и добивался Олег Шувалов, как говорят: «Клиент должен созреть!» Лейтенант объявил, что обучение танцам будет в 10 часов в выходной день. Приближалось воскресенье.

4. Ровно в 10 утра лейтенант Шувалов в белой накрахмаленной рубашке, в черных отутюженных брюках, в начищенных ботинках, с безукоризненным пробором в черных волосах и тоненькой ниточкой усов вышел из комнатки офицеров и направился к матросам, построенным в две шеренги, по парам. Боцман скомандовал: «Смирно. Товарищ лейтенант, личный состав подводной лодки для обучения танцам построен». «Вольно. Приступим!» И он, юноша, сам еще мало чего знающий в жизни, но с большим желанием сделать что-то хорошее, стал учить мужиков, чьи «руки привыкли к топорам», а ноги были обуты в яловые рабочие сапоги, которые даже чистить надо было специальным машинным маслом, но, не дай бог, гуталином, он смело бросился в бой, чтобы люди не завяли в условиях полярной ночи. (А.С.Пушкин – гений на все времена, так сказал об этом: «Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы…») Лучше и не скажешь!

Через час моряки уже постигли позиции для ног № 1, № 2 и № 3 и начали осваивать движения в ритме полонеза. Очень красивое зрелище. Глаза у всех горят, румянец на щеках. Корявенькие молодые люди на глазах становились стройными принцами с прямой спинкой, легкой походкой, с отработанными жестами рук и позициями ног, с умением красивым поклоном пригласить «даму» на танец и проводить ее на место после завершения танца. Даже старший помощник командира не выдержал и, пригласив боцмана на роль дамы, совершил с ним тур танца, вызвав аплодисменты всех матросов. Победа была полная!

Январь и февраль проскочили в учебе и в борьбе каждого с самим собой. Занятия подходили к концу. В последнее воскресенье лейтенант пригласил всех матросов на улицу. Как штурман, он все рассчитал и подготовил «чудо». Молодой штурман скомандовал: «Повернитесь все на восток». Посмотрел на часы: «Считайте до десяти». Моряки посчитали. И, о, чудо! Небо окрасилось в розовый цвет и после двух месяцев полярной ночи все впервые увидели Солнце. Какая это радость – увидеть наше Солнце! Теперь оно будет появляться каждый день, а летом в течение двух месяцев вообще не будет исчезать. Вот какое у нас северное Солнце! Боцман, опытный человек, крикнул от полноты души: «Нашему лейтенанту, Ура!» Все закричали «Ура» и захлопали в ладоши. Это была самая большая благодарность Олегу Шувалову. Он застеснялся, махнул рукой и ушел в комнату офицеров, ему хотелось побыть одному. Его душа пела и стонала, его грудь раздирали противоречивые чувства… Наконец, он справился с эмоциями, успокоился и, улыбнувшись, сказал сам себе словами Вильяма Шекспира: «Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца…»

5. На этом могучая инициатива лейтенанта Шувалова не закончилась. Поскольку в марте светлого времени стало больше, а снег по-прежнему нетронутым белым ковром покрывал близлежащие сопки, почему бы не организовать лыжные гонки? Прекрасный спортсмен Олег Шувалов опять начал с того, что разработал стратегический план и продумал тактические действия для реализации плана. И вот молодой офицер и «группа поддержки» – два старшины по последнему году службы с подводной лодки «С-338» появились пред светлыми очами флагманского физкультурника военно-морской базы города Полярный. Через полчаса «флагманский спортсмен», измочаленный настойчивой беседой с «наглыми подводниками», выдал пять пар лыж из резерва командира военно-морской базы. «Больше просто нет, – взмолился он. – Даю на один месяц, и то, если адмирал захочет покататься на лыжах, вы по моему первому зову срочно вернете лыжи».

«Да! Да! Да!» – лейтенант Шувалов хорошо помнил мудрые заветы коварного Талейрана: «Обещайте, обещайте, обещайте». Итак, лыжи есть. Как организовать лыжные гонки для сорока человек личного состава? Решение пришло быстро – каждая боевая часть выставляет команду из пяти своих представителей. Те бегут дистанцию три километра на время. Какая команда покажет лучшее время, та и победила. В будние дни по вечерам матросы по очереди потренировались, попробовали лыжи. Несколько человек сразу отсеялись, они призывались из Средней Азии, но пытались скрыть, что впервые увидели лыжи, уж больно всех захватил спортивный азарт. Моряки с трудом дождались воскресенья. Первой на старт вышла команда БЧ-1-4: рулевые-сигнальщики и радисты. Они совершили подвиг – прошли всю дистанцию до конца. Правда, последнего – штурманского электрика, встречали под песню «Чижик-пыжик, где ты был…» Он финишировал и обессиленный упал. Торпедисты – команда БЧ-3 сделала заявку на победу, ровно пройдя всю дистанцию и дружно финишировав. БЧ-5 выставила три команды: мотористы, электрики и трюмные машинисты. Эти «комики» даже стоять на лыжах не умели. Лишь два-три человека из каждой команды смогли дойти до финиша. Но зато, сколько смеха, шуток, подначек! Какой хороший заряд положительных эмоций получил весь экипаж. Победа была единодушно отдана торпедистам, каждый получил приз – большую плитку шоколада. Через месяц, когда подошло время возвращать лыжи, практически все матросы умели «ходить на лыжах» попеременным ходом, подниматься в гору «елочкой» и «уступом».

И уже никто не падал на финише!

6. Последние две недели перед выходом лодки с завода пробивной «штурманенок» Шувалов организовал посещение бассейна, что вообще было «высшим пилотажем». По 10 человек с 23-х до 24-х часов, такое время было выделено «гвардейцам Шувалова», он обучал матросов плаванию стилями «брасс», «кроль», «баттерфляй» и даже проводил небольшие матчи по водному поло. Удивительно, с появлением на корабле младшего штурмана Шувалова Олега Васильевича ни один матрос не сидел больше на гауптвахте. Матросам стало интересно хорошо служить. Лейтенант Шувалов, в силу своей молодости, не до конца понимал, что своими спортивными и танцевальными занятиями он решал важнейшую, самую сложную задачу для подводников – сплочение экипажа. Великие слова сказал Герой Советского Союза капитан 2 ранга Магомед Гаджиев, командир соединения подводных лодок Северного флота в годы Великой Отечественной войны: «Нигде нет, и никогда не будет такого равенства в бою перед лицом славы и смерти, как у экипажа подводной лодки, где все либо побеждают, либо погибают». Пока есть в Советском Союзе такие лейтенанты Шуваловы – флотские традиции живут!

7. И вот наступил день, который древние греки отметили бы белым камешком, выход подводной лодки с завода после ремонта. Первый выход в море Олега Шувалова в офицерском звании, в должности командира рулевой группы (младшего штурмана). Когда лодка стала отходить от причала, все увидели, что две женщины, служащие завода, усиленно машут стоящему на корме в швартовой команде лейтенанту Шувалову. Матросы с уважением посмотрели на «всемогущего» лейтенанта, мол, когда же он успел. Никого не провожают, а его – даже две молодых и красивых женщины. Лодка вышла из Кольского залива, и Баренцево море напомнило о себе. Северный Ледовитый океан дышал, крупная зыбь валила лодку то на правый, то на левый борт градусов на 25. Лейтенант Шувалов не мог налюбоваться невероятно красивыми красками: яркое ослепительное солнце; белый берег вдали, на который, кажется, не ступала нога человека; синее, даже ультрамариновое, море.

Ледяной ветер выбивал слезы из глаз, но младший штурман четко выполнял свои обязанности в море. Он определил место корабля по двум пеленгам, затем перед самым погружением – методом крюйс-пеленга, после чего доложил: «Лодка прибыла в полигон и заняла точку погружения!» Командир капитан 2 ранга Решетов Виктор Константинович, невысокий плотный крепыш с удивительно умными глазами, прибывший из отпуска к концу ремонта лодки, задраил верхний рубочный люк, и подводная лодка начала осторожно без хода погружаться, чтобы вначале убедиться в правильной дифферентовке. На глубине 7 метров прозвучала команда «Осмотреться в отсеках!». Все доложили об отсутствии замечаний. Лейтенант Шувалов тоже доложил: «По штурманской части замечаний нет!» Командование корабля стало по специальной программе проверять работоспособность всех механизмов под водой после ремонтных работ на заводе. Все работало исправно, небольшие недочеты устранялись на месте. Обедали на глубине 50 метров, чтобы качка не помешала приему пищи. Кок матрос Медведь постарался на славу. На закуску были овощные консервы – салат «Весна» из Белоруссии, на первое – солянка сборная мясная, на второе – узбекский плов, на третье – компот из консервированных персиков. Каждому подводнику выдали по 50 граммов виноградного вина. Командир – романтик моря с улыбкой произнес тост: «Здравствуй, Баренцево море!» Все дружно выпили. С аппетитом, с хорошим настроением покушали. Надоел завод, всем хотелось в море, там настоящая работа моряка. Олег Шувалов вспомнил понравившиеся еще в училище строчки стихов:

  • «Как много пройдено морей среди полярных ураганов.
  • Вдали от жен и матерей, вдали от берегов желанных,
  • Вдали от Родины моей. Все это просто и не просто.
  • Нас продували до костей неукротимые норд-осты.
  • На краткий срок придя домой, мы снова в море уходили,
  • Лишь оставались за кормой на винт намотанные мили.
  • Скажи мне, сколько зим и лет, встречая северные зори,
  • Мы в море бредим о земле, а на земле грустим о море».

Такова судьба моряка!

8. Когда всплыли на поверхность, лейтенант Шувалов, гордый за отлично проделанную под водой работу, все в нем пело, и эмоции выплескивались через край, поднялся на мостик и проникновенно продекламировал, обращаясь к Морю, как к живому существу:

  • «Знаю, можешь
  • Ты мрачным быть и синим.
  • Море, Море,
  • Стать помоги мне сильным!
  • След мой волною смоет,
  • Но я на берег с утра приду опять.
  • Море, ты слышишь, море,
  • Твоим матросом хочу я стать!»

Счастливого плавания вам, лейтенанты Шуваловы, в океане и в бурном море жизни. Пусть счастье, удача, успех сопутствуют вам. Военно-морской Флот гордится, что у него есть такие лейтенанты.

7. Жажда жизни

«Страх – дорога к смерти. Дерзание – дорога к звездам»

Сенека

1. Беда пришла внезапно. Она всегда, как заметил Алексей, приходит неожиданно. Ничто не предвещало опасности, наоборот, день начался прекрасно. Накануне три дня пурга свирепствовала над Кольским полуостровом. Мощные снежные заряды набрасывались на Оленью губу, засыпая береговую базу подводников и элегантные подводные лодки первозданным снегом, который под действием штормового ветра превращался в крепчайший наст, почти недоступный лопатам, как ни старались моряки бороться с ним. Три дня старший лейтенант Алексей Игольников, штурман подводной лодки «С-338», провел на своем корабле «по штормовой готовности». Лодки, пришвартованные по три корпуса справа и слева от плавучего пирса, пытались под действием штормовых волн биться друг о друга, но опытные в борьбе со стихией команды подводников не позволяли им разбить свои борта. Три ночи Алексей «обеспечивал» безопасность своей лодки, тогда как офицеры-женатики по вечерам уходили домой, благословляя его на ночное бдение: «Остаешься старшим. Ты же холостяк, тебе все равно делать нечего!» Они спали в теплых постелях со своими горячими женами, а Алексей каждые два-три часа выскакивал на ходовой мостик и обдуваемый ледяным ветром руководил матросами в «борьбе за живучесть». Наконец, силы природы иссякли, ветер стих, снег закончился. Море все еще гнало мертвую зыбь, но люди уже могли передохнуть, ибо суровые условия Арктики стали штатными. Утром Алексей, получивший от старшего помощника командира капитана 3 ранга Колчина Юрия Павловича «отгул» за свой трехсуточный подвиг, благо был выходной день, решил втихаря рвануть на лыжах в Полярный. И повод был очень хороший – поменять книги в библиотеке Дома офицеров. Он очень любил Константина Паустовского, его книги, насыщенные романтикой и горячим дыханием Крыма.

А также необычные рассказы моряка-писателя Виктора Конецкого, который, как и Алексей, правда, намного раньше, закончил училище подводного плавания в Ленинграде, но потом в силу разных причин ушел «на гражданку» и начал писать замечательные романы и рассказы о своих морских странствиях в Арктику и Антарктику. Книги – это был повод, а причина была совсем другая – красивая рыжеволосая девушка Катя, подруга Алексея, с которой он познакомился в библиотеке, пока лодка стояла в прошлом месяце в доковом ремонте в Полярном, на заводе в Палагубе. Конечно, на такое путешествие можно решиться только по молодости: одному зимой на лыжах в тундру! Опасно!

2. Алексей, подтянутый и аккуратный, имевший спортивные разряды по нескольким видам спорта, хороший лыжник, как и все мальчишки, выросшие в Ленинграде, надел спортивный костюм, закрепил на спине небольшой рюкзак с парой книжек, вскочил на лыжи и помчался на свидание. Что может быть лучше для молодого человека, когда впереди сверкает возможность обнять и поцеловать ласковое и податливое женское тело!

Он мчался по белой пустыне, ориентируясь на высоковольтную линию, которая должна привести его в Полярный. Он знал, что впереди где-то Чертов перевал, наиболее опасное место. Лыжи легко скользили по плотному «утрамбованному» снегу, даже палки с трудом пробивали его. Руки и ноги «работали» «одновременным одношажным ходом», небольшие сопки покорялись быстрым подъемом «елочкой». Все тело, насыщенное кислородом, пело и испытывало мышечную радость. «Не ходил в Багдад я с караваном. Не возил я шелк туда и хну…», – в такт движения лыж Алексей мысленно декламировал стихи Сергея Есенина.

Юноша ощущал необыкновенный эмоциональный подъем. Голова была свободна и хорошие воспоминания сами всплывали из далеких уголков памяти.

3. В прошлом году, прибыв в Питер в первый офицерский отпуск, за праздничным столом вспоминали с братом Виктором свое «боевое блокадное детство». Виктор признался, что завидует Алексею, его героической мужской профессии. Он сам хотел стать морским офицером, но по состоянию здоровья, подорванного ленинградской блокадой, его мечте не суждено было сбыться. «Но я давно удивлялся твоей смелости и решительности, твоей жаждой жизни, – говорил Виктор. – Помню, ты, 16-летний мальчишка, приходил в выходной день из Нахимовского училища, переодевался в гражданскую одежду, садился на велосипед и ехал тридцать километров до Петергофа. Представь себе, почти от Дворцовой площади, рядом с которой мы жили, на углу Невского и реки Мойки, через весь огромный город, ты выезжал на Петергофское шоссе и крутил педали до нашего родного городка, где мы родились до войны. В Петергофе проведывал дедушку и бабушку, пил чай и – обратно в город, еще тридцать километров. И в 22 часа, свежий и отдохнувший, прибывал к отбою в Нахимовское училище без замечаний. И это было неоднократно. Такие поездки, конечно, закалили твой характер, что в дальнейшем помогло тебе стать настоящим морским офицером». Алексей не ожидал такого искреннего признания от брата, застеснялся, поскольку не видел в своих действиях ничего необычного. Поднял рюмку армянского коньяка «Три звездочки» и продекламировал: «Как сказал поэт Уитмен, Чем болтать – давайте выпьем!» Все рассмеялись и обстановка разрядилась. Вот такие у него с братом дела!

Уолт Уитмен / Walt Whitman // стихи, переводы

4. Алексей осмотрелся. Определился по очередной мачте высоковольтной линии. Да, направление он выдерживает правильное. Было пасмурно, серо, «полярная ночь» уже закончилась, как-никак март, но светлый день был еще короткий. Разгоряченный Алексей взлетел на вершину огромного снежного сугроба … и понял, что пришла беда. Он оказался на хребте Чертова перевала. Дальнейшая дорога круто обрывалась в пропасть. Дороги, вырубленной в скалах, вообще не было. Все было засыпано многометровой толщей снега. Он сгоряча сделал еще несколько шагов по крутому склону, преодолев вершину, и почувствовал, что лыжи скользят по снежному насту не вперед, а в бок, в сторону пропасти. Секундная паника, что делать!? Вперед идти невозможно, слишком крутой склон. Лыжи предательски сползают в пучину. Еще секунда и он полетит вниз. Мгновенное решение – падать на правый бок! Юноша упал. Правая рука с палкой вытянута вверх. Лыжи ребром уперлись в снежный наст. Крепко ли? От страха мгновенно покрылся потом. Алексей лежал в трансе, в полубессознательном состоянии. Что делать? Животный страх парализовал работу мозга. Он слышал свое тяжелое дыхание, видел перед глазами первородный снег, на который не ступала нога человека, а мозг по-прежнему не работал. От стресса там произошел сбой, как сейчас говорят, нужна перезагрузка.

5. Алексей продолжал лежать на снегу, боясь пошевелиться, его обдувал арктический ветер, ему становилось прохладно, и холод вернул его к жизни. Мозг «включился», началась борьба за жизнь. «Надо взять себя в руки, осмотреться и изучить обстановку!» Он приподнял голову. Слева была пропасть. Метров на сто вниз круто обрывались скалы, засыпанные снегом с торчавшими острыми камнями. Внизу бесшумно вздыхало Баренцево море. Оно было страшное. Черная вода манила и притягивала. Все кругом было белое, а вода черная. И она дышала! В полной тишине. Завораживающая картина! Вот ветер подхватил поземку снега, и белое облако медленно полетело вниз и бесследно исчезло в поглотившей его воде. «Можно попытаться аккуратно съехать вниз по склону», – первая мысль, пришедшая в голову Алексея. Но он тут же ее отбросил. Во-первых, как аккуратно съехать, когда кругом торчат камни? Не реально. Во-вторых, даже если удачно съедешь вниз и не разобьешься, как выбраться из ущелья. Тем более, что внизу море, дорог никаких нет. Мокрому, на морозе – это верная смерть! Нет. Этот вариант отпадает. Он резко повернул голову направо и вдруг почувствовал, как на несколько сантиметров соскользнул вниз.

Любое, даже небольшое движение опасно! Алексей ухитрился лежа, левой рукой воткнуть палку в снег перед лежащими на ребре лыжами и застопорить возможное сползание вниз. Он сжался в комок, затих и затаил дыхание, опасаясь, что даже оно может спровоцировать падение в пропасть. «Думай, Алексей, думай!»

6. «Нельзя выронить из рук лыжные палки, хорошо, что они зафиксированы на кистях специальными петлями. Палки будут помогать удерживаться на склоне. Но особенно, надо беречь лыжи. Если отстегнется даже одна лыжа, она тут же улетит вниз, это будет катастрофа. Надо сохранить лыжи и палки. Без них я пропаду», – принял решение Алексей. Теперь надо закрепиться! Как? Кистью правой руки он начал медленно копать ямку. Хорошо, что есть рукавица. Очень неудобно – мешала петля, на которой была надета палка. Осторожно, миллиметр за миллиметром, он выгребал снег из-под крепкого настила. Еще одно усилие, еще! И вот он уже держится правой рукой за выкопанное небольшое углубление, благо настил сверху крепкий. Одна точка опоры есть! Это уже победа! Он ослабил напряженное тело и перевел дух. Мозг, получивший мощную дозу адреналина, начал работать «на повышенных оборотах» и выдавать возможные варианты действий. «Вперед идти нельзя. Ясно. Что можно сделать? Надо проползти „задним ходом“ до вершины Чертова перевала и, только оказавшись на другой стороне, будет возможность развернуться и отправиться в обратный путь. Других вариантов нет». Итак, задача поставлена, теперь надо ее реализовать. Но как? Опираясь левой рукой на лыжную палку и держась правой за выкопанное углубление, Алексей чуть-чуть протянул тело вверх и назад. Сантиметров десять он выиграл. Это еще одна маленькая, но победа! Затем он подтянул к животу ноги с лыжами, замер и, убедившись, что находится в неустойчивом равновесии, осторожно вытащил левой рукой лыжную палку и быстро воткнул ее в снег, зафиксировав новое неподвижное положение лыж. Еще одна победа! Полежал несколько минут: «Надо отдохнуть!» Кружилась голова. Хотелось закрыть глаза и просто лежать, ни о чем не думая. «Так мало пройдено дорог. Так много сделано ошибок…», – где-то слышанная печальная есенинская фраза вдруг пришла из глубин памяти.

7. Однажды он вместе со своим другом, штурманом с соседней подводной лодки Львом Красновым, пошли пешком из Оленей губы в Сайду губу, на день рождения друга, с которым вместе учились в училище подводного плавания, – к Генке Кастерину. Он был женат и вел очень благообразный образ жизни. Несли с собой бутылочку «Столичной». Алексей привез ее из Питера. Это был хороший подарок, ибо в то время на Северном флоте был «сухой закон». Через полтора часа медленного движения напрямик по сопкам по рыхлому снегу в белом безмолвии, как у Джека Лондона, оба, запаленные и уставшие, сделали привал. Алексей лег на спину, закрыл глаза и, почувствовав легкое покачивание, почти мгновенно начал засыпать. «Вот так, видимо, и замерзают люди на морозе», – решил он. Но встать и начать двигаться – не было ни сил, ни желания. Сладкая истома шла по всему телу. И только грубое вмешательство друга «с физическим воздействием» заставило его встать и продолжить движение. Сейчас друга не было, но было мощное желание жить. Да, да, выжить, остаться живым, вырваться из этой дурацкой ситуации! Алексей снова вспомнил своего кумира Джека Лондона. Его рассказ «Любовь к жизни» – это гимн человеческому мужеству. Действительно, «литература – это наука быть человеком». Алексей напрягся, собрался с силами. Теперь можно ослабить правую руку и начать копать новое углубление, повыше первого. С невероятным усилием, удерживая свое тело в неустойчивом равновесии, он копал неподдающийся наст. Еще, еще! Пот застилал глаза, зубы стиснуты. Еще немного, еще! Наконец, можно зацепиться и передвинуться на несколько дюймов назад и вверх. Да, да, дюймов! Как поразил Алексея в ранней юности рассказ Джеймса Олдриджа «Последний дюйм». Десятилетний мальчик Деви, проявив невероятное мужество, в экстремальной ситуации, когда акулами был тяжело ранен его отец по имени Бен, впервые в жизни совершил полет на самолете и доставил отца в больницу, сохранив ему жизнь. А потом по этому рассказу был поставлен чудесный фильм. Сколько в этом фильме романтики – и самолеты, и подводные съемки, и борьба с акулами. Сколько мужества! Очень необычная песня «Какое мне дело до всех до вас? А вам до меня?…» (Знаменитую песню Бена на стихи М.Соболя в фильме исполнил Михаил Рыба, которого называли «советским Полем Робсоном», обладавший редким певческим голосом – бассо-профундо). А когда мальчика в фильме спросили, как он смог посадить самолет, он недоуменно пожал плечами. Значит, решил Алексей, в жизни бывают такие моменты, когда люди совершают мужественные поступки, не задумываясь. Просто делает то, что надо, преодолевая свой страх. И это называется подвиг! После окончания Нахимовского училища он сознательно пошел в подводники, чтобы научиться преодолевать свою робость, свойственную каждому человеку. Море, подводные лодки делают из юношей настоящих мужчин! Алексей хотел быть мужественным, как герои Джеймса Олдриджа, Эрнеста Хемингуэйя и Джека Лондона. Чем и хороша молодость!

Джеймс Олдридж и его «Последний дюйм»

8. После минутного отдыха Алексей продолжил бороться за свою жизнь. Опять правой рукой в неимоверном напряжении он выкапывал в твердом насте углубление, подтягивался на несколько сантиметров, фиксировал себя лыжной палкой в левой руке, переводил дух и снова повторял эту бесконечную процедуру. Уже много времени он, лежа на снегу, пытался «задним ходом» приблизиться к вершине перевала. Все его силы, вся воля были сконцентрированы только на одном – не дать телу возможность соскользнуть вниз. Алексей не замечал, сколько времени прошло. Силы были на исходе. Все тело ныло и просило пощады. Еще немного, еще несколько усилий. Надо, надо! И вдруг он почувствовал, что кисть правой руки преодолела хребет Чертова перевала. «Значит, будем жить!» Алексей собрал все оставшиеся силы, сконцентрировался и как змея, не отрываясь от снежной наледи, извиваясь и помогая себе лыжной палкой в левой руке, осторожно перевалил свое тело через хребет крутого склона. Со стоном, все еще лежа на снегу, стараясь беречь лыжи, он развернулся на 180 градусов. Перед ним была равнина.

9. Алексей, только что лежавший без сил, почувствовал, как к нему возвращается жизнь. Он ощущал огромную радость от сознания, что он победил. Победил страх, победил себя в борьбе со стихией. Он мужик! Он может! Он многое может! В молодости все легко. Только что смотрел в глаза смерти, а сейчас жалеет, что сорвалось свидание с рыжеволосой Катериной. Надо возвращаться назад, на плавказарму «ПКЗ-81», в свою каюту. Превозмогая боль в онемевших руках и ногах, Алексей начинает медленное движение. Лыжи еще плохо слушаются его, ноги как каменные, не сгибаются. Но кровь уже начинает пульсировать. Свежая, горячая, она начинает поступать в жизненно важные участки тела. Молодой сильный организм юноши быстро восстанавливается. Алексей, чтобы прибавить скорости, перешел на «попеременный двухшажный ход». Вскоре ему уже стало жарко. «Еще добавить скорости, еще!» Юноша поет от радости. Впереди его ожидает горячий душ, а затем – ароматный индийский чай с конфетами «Кара-Кум». Мамочка до сих пор переживает за сына. Спрашивает в письмах: «Как можно жить среди странных каких-то губ – Сайда, Оленья, бухта Ягельная. Есть у вас там что-нибудь человеческое? Одни олени, мох ягель, да рыба: то сайда, то пикша». Каждые два-три месяца высылает из Ленинграда посылки. Там обязательно – хороший чай, индийский «Три слона», и конфеты «Кара-Кум», «Белочка» или «Трюфеля». А последний раз прислала свежие куриный яйца, упаковав их в почтовый посылочный ящик, заполненный пшеном. Самое удивительное, что ни одно яйцо не разбилось. «Дорогая любимая мама! Спасибо тебе. Твой сын подводник Алексей Игольников никогда тебя не подведет».

10. Еще полчаса интенсивной лыжной гонки, и Алексей в наступающей темноте видит огоньки Оленей губы. «Ну, слава богу», – как говорят атеисты». Еще небольшое усилие и демонстративно спокойно подъезжает к своей плавбазе. Как будто ничего не случилось. Снимает не спеша лыжи, рукавицей тщательно очищает их от снега (правая рукавица оказывается вся разорвана). Завязывает лыжи сверху и снизу специальными шнурочками, посередине вставляет пробковую распорку. На каждую лыжу надевает палку и закрепляет их лыжными креплениями. Все готово! Оборачивается – рядом стоит и укоризненно смотрит на него старший лейтенант Лев Краснов с юморным прищуром: «Где ты пропадаешь, сэр Алекс? Я уже дважды кипятил в своей каюте чайник. Хочу чая с твоими конфетами!» Алексей обнял своего друга: «Пока патриции нежатся в постелях, гладиаторы готовятся к боям. Понятно, отчего пала Римская империя!», – рассмеялся и побежал на плавбазу: «Накрывай! Через пятнадцать минут будем пить „аква вита“! Прихвати черного хлеба с консервами. Есть хочу, как Рабиндранат Тагор». Да, жизнь прекрасна! За нее стоит бороться! Тем и хороша молодость!

Центр юных моряков города Бреста. День открытых дверей. 2012 год.

8. Мы штурмана

В Заполярье зимой темнеет рано. Солнце вообще не восходит – полярная ночь. Чуть – чуть забрезжит серый день часов в 11, а в 14 часов горном подаётся сигнал «На кораблях спустить флаг» – дневное время закончилось. Ветер стал завывать громче. Позёмка бросила в лицо очередную пригоршню снега. Хотелось есть.

Мы с Лёвой Красновым, младшим штурманом с соседней подводной лодки, весь день работали в городе Полярном в гидрографическом отделе. Сдали в ремонт и поверку штурманские приборы, оформили документы на списание старых приборов, получили « Извещения мореплавателям», «Морской Астрономический Ежегодник» на следующий год, новый «Атлас течений Баренцева моря». Усталые, но довольные возвращались на причал, чтобы на катере добраться до Оленей губы, где стояли наши подводные лодки. Мы уже год прослужили на Северном Флоте, много раз выходили в море, сдали все зачёты и получили допуск на самостоятельное выполнение своих обязанностей. Мы были такие молодые, что считали себя старыми морскими волками, корсарами морских глубин.

Край Света. Заполярье.

При подходе к причалу, где швартуется рейсовый катер, всегда замирает сердце: «Открыт рейд или закрыт?». Сегодня не повезло – рейд закрыт. Опытным взглядом я сразу обнаружил причину – белая стена тумана стояла над бухтой. Причём, туман только что подошёл. Полчаса назад, когда мы вышли из гидрографического отдела, Лёва, стрельнув глазом по сторонам, доложил мне: «Валера, тип – топ! Все светящиеся знаки, буи и створы вижу отлично. Видимость не менее 5-ти миль. Через полтора часа будем принимать душ и я тебя приглашаю в свою каюту на чай. Мама прислала из Ленинграда индийский чай со слонами и конфеты „Белочка“. Твои любимые». Знал, бродяга, чем можно меня пронять! И всё– таки, я в глубине души отругал Лёву. Моряки народ суеверный. Когда имеешь дело с морем, никогда нельзя загадывать наперёд. Меня ещё с Нахимовского училища воспитывали: «Выходишь в море на сутки, собирайся на неделю; выходишь на неделю, собирайся на месяц». Так и получилось! Народ на причале возбуждённо роптал. Из Полярного до Оленей губы идти катером 45 минут. Все служивые люди десятки раз преодолевали этот путь и поскольку туман только – только подошёл, бывалые северяне, особенно женщины, настаивали, чтобы катер вышел по расписанию, иначе придётся сидеть несколько дней. Кто – то позвонил оперативному дежурному. Тот доложил руководству. Военная машина заработала… Когда она раскрутилась в обратную сторону, дежурный мичман вышел в зал ожидания (20-ти метровая комната в деревянном сарае с дровяной печкой) и спросил: «Штурмана есть?» Мы с Лёвой гордо сделали шаг вперёд. Нас привели к оперативному дежурному базы. Он по – военному был краток." Сможете привести катер в Оленью губу?" Мы хотели возмутиться недоверием, он нам не дал такой возможности. «Вы старший», – он показал пальцем на лейтенанта Краснова Льва Евгеньевича. Видимо, тот выглядел более нахальным, чем я. «Если случится ЧП, пойдёте под суд. Оба! Всё. Полный вперёд». Счастливые пассажиры толпой внесли нас на катер и скрылись в кубрике. Мы с Лёвой огляделись. Старшина катера доложил: «Гирокомпаса нет. Магнитный компас в строю, но девиация в этом году не уничтожалась. Радиолокации нет. Скорость на среднем ходу 6 узлов. Лага нет. Эхолота нет». Мне стало жарко. Смотрю на Лёву. Он поправил шапку, как всегда набекрень. И совершенно спокойно сказал старшине катера: «По местам стоять, со швартовых сниматься». И мы вошли в туман. Я встал с левого борта, Лёва – с правого. Ничего не видно. Я смотрю на часы. Ходом 6 узлов идём уже 17 минут. Кричу Лёве: «Через 1 минуту мы выйдем из бухты и надо поворачивать налево на курс 330 градусов». Катер начало сильнее качать. Да, мы вышли из бухты. Легли на новый курс. По-прежнему, ничего не видно. «Через пять минут поворот вправо на курс 10 градусов». Я стою весь мокрый от напряжения. Перед моим взором представляется штурманская карта с фарватерами и рекомендованными курсами. Я виртуально вижу, как мы идём. «Время поворота»! Снова легли на новый курс. Я судорожно считаю: «Скорость 6 узлов, т. е. 6 миль за час. Помню, что этот рекомендованный курс длиной 1,2 мили. Значит, мы его пройдём за 12 минут». Хорошо, что у меня часы со светящимися стрелками. Контролирую время лежания на курсе. Лёва – гигант, словно читает мои мысли. Он кричит мне: «Валера, внеси поправку в скорость, поскольку сейчас время прилива и фактическая наша скорость будет меньше». Вот что значит, человек хорошо изучил приливо-отливные течения в Баренцевом море. Я набрасываю 2 минуты хода на этом курсе. Впереди самое сложное. Мы должны сделать крутой поворот влево, войти в Оленью губу и идти к берегу, но где он этот берег? Ничего не видно. Опять докладываю старшему нашей группы из 2-х человек: «Лёва! Время поворота на последний курс». Сделали крутую циркуляцию, легли на курс. Куда-то идём. Но куда? По моим расчётам через 10 минут должны подойти к причалу. Даю команду – уменьшить ход, затем – застопорить ход, идти толчками. Вытравить якорь-цепь на 10 метров. Это старый морской приём предотвратит посадку на мель.

"Слушать шум прибоя!". Я слева, Лев с правого борта. Старшина катера послал одного матроса на бак – вперёдсмотрящим. Я весь в напряжении: или врежемся в скалистый берег, или сядем на мель. По моим расчётам всё – время вышло. Вот сейчас, сейчас… И вдруг радостный вопль вперёдсмотрящего: "Вижу огни причала, расстояние 10 метров". Невероятная точность кораблевождения по счислению, вслепую. Когда пришвартовались, случилось ЧП. Начфин вёз деньги – денежное содержание на две бригады лодок. Целый мешок. Мешок бросили с катера, он ударился о причал, отскочил и упал в воду. Возникла немая сцена. Точная копия "Ревизора". И опять Лёва не растерялся. По его команде матрос схватил багор, зацепил мешок и с трудом три человека подняли деньги на палубу катера. Назавтра подводники денег не получили, так как весь день финчасть сушила денежные купюры. Зато мы с Лёвой целый год получали деньги без очереди, как Герои Советского Союза. Зауважал нас финансист. Оказывается, катер потому и отправили в туман, что деньги нельзя было надолго оставлять на причале в Полярном. Финансист оценил нас. И хотя он был вдвое старше, с восхищением сказал: "Вы, товарищи лейтенанты, настоящие штурмана"! Не знаю, как Лёва, а я после этого перехода заметил первую седину в своих волосах. А это было только начало нашей морской службы.

9. Волна – убийца

Современная наука говорит: интенсивность волнения на море характеризуется прежде всего высотой волн. Какие они – «большие волны»? В водах Антарктики с дизель-электрохода «Обь» была зарегистрирована волна высотой 25 метров. Случайно ли это? Нет. Ещё в прошлом веке французский адмирал Дюмон-Дюрвиль утверждал, что видел волны высотой 30 метров. Наконец, в наше время в Тихом океане с американского танкера «Рампало», идущего из Манилы в Сан-Диего, зарегистрировали самую высокую в истории морскую волну. Ее высота составила 34 метра. (Такого же роста 11-этажный дом). В Балтийском море, казалось бы, далеком от океанских просторов, отмечена высота волн 9,5 метров, в Каспийском море – более 10 метров. Сегодня ученые выявили, что область максимального опасного штормового волнения может отстоять от центра циклона на 400–500 миль и занимать значительное пространство 1000–2000 миль.

Средняя дизельная подводная лодка проекта 613 в надводном положении возвращалась из первого дальнего похода домой на Северный флот. Да, наш флот начал выходить в океан, «демонстрировать свой флаг». Холодная война набирала обороты. Основная тяжесть этой войны легла на военно-морской флот. Все задачи боевой службы подводники решили без замечаний. На берегу экипаж ожидал заслуженный отдых в санатории на Рижском взморье, для офицеров – встреча с семьей и продвижение по службе. Возможно, даже награды Родины. Наверху жестокий шторм. Как говорят подводники – море горбатое. Оно все покрыто пеной, которая срывается ураганным ветром и больно бьет по лицам моряков, несущих «верхнюю вахту». «Глаз циклона» где-то в районе Шпицбергена, а здесь огромные темно-коричневые волны хищно набрасываются на лодку. Подводная лодка стонет от боли. С каждым ударом волны ледяная вода Баренцева моря с грохотом врывается в центральный пост через открытый рубочный люк, забрызгивая приборы и матросов, находящихся на вахте в отсеке. Молодой командир капитан 3 ранга Борис Осипов приказал задраить верхний рубочный люк, вахтенному офицеру привязаться и одному остаться наверху, остальной вахте управлять лодкой из центрального отсека. Это было ошибкой… Страшная волна появилась внезапно. С кормы. Вахтенный офицер, не ожидая коварства от бушующего моря, всё внимание направлял на носовые курсовые углы. Огромная волна (так называемый в народе – «девятый вал») подошла сзади, тихо и незаметно. Она как зверь подкралась и медленно догоняла подводную лодку, идя с ней тем же курсом. Затем волна нехотя накрыла ограждение рубки вместе с офицером и спокойно шла, почти с такой же скоростью, как корабль, не выпуская лодку из своих смертельных объятий. Через несколько минут вахтенный офицер, в тугую привязанный бросательным концом к рубке, высота которой всего 5 метров, начал захлебываться. Живая плоть требовала воздуха, но вокруг была только горькая солёная вода. Вода забила дыхательные пути, заполнила лёгкие, лишила человека сознания. Пеньковый бросательный конец, не выдержав, наконец, многотонного натиска воды, лопнул, волна подхватила человека и понесла его за борт. Играя, она била о палубу и тащила свою жертву вперёд.

В этот момент командир лодки и лейтенант медицинской службы, вчерашний выпускник военно-медицинской академии, отдраив верхний рубочный люк, поднялись наверх. Командир, ошарашенно оглядевшись, увидел, как мелькнула рука, разбитое в кровь лицо с безжизненно вытаращенными глазами, и человек, его подчинённый, его офицер, вот-вот навечно исчезнет в море. Прежде чем командир что – либо успел сообразить, юноша-доктор в благородном порыве вскочил на ограждение рубки и, крикнув, что он мастер спорта по плаванию, прыгнул в море. Коварная волна вместе с ним мгновенно отошла от борта, а затем ударила так, что доктор всей тяжестью своего тела грохнулся на палубу. Волна ласково подняла безжизненное тело и потащила его вслед за первым офицером. Ещё несколько секунд и ненасытное море мгновенно поглотило их. Волна – убийца, довольно урча, пошла дальше, выискивая себе очередные жертвы. Командир в одночасье поседевший и постаревший, от бессилия молча плакал скупыми мужскими слезами. Его прежде всего мучило, как он объяснит семьям, что он не уберёг их отцов? Как он посмотрит в глаза жёнам этих офицеров? Что он доложит начальству? У него крутилась в голове стандартная фраза: «Погибли при исполнении своего воинского долга». Но спокойствия не наступало, его била нервная дрожь, перешедшая впоследствии в инфаркт.

Через несколько часов лодка входила в Кольский залив. Даже здесь до сих пор ощущалось тяжелое дыхание океана. Притихший ветер трепал военно-морской флаг. Чайки, в которых по преданию вселялись души погибших моряков, жалобно кричали. Плавание заканчивалось. За что, Море, ты так сурово наказываешь тех, кто тебя любит?

10. Жестокий романс

Ему снилось Норвежское море, где он провел целый месяц на рыболовном траулере. Его вновь качало и бросало, натужно визжал брашпиль, вытягивая очередной кошель, полный рыбы. Невыносимо пахло костной мукой; паровая мельница весь месяц перемалывала рыбьи кости. А он спал, как можно спать только в молодости, беззаботно, с сознанием хорошо выполненной работы, с ожиданием чуда и бесконечного счастья. Впереди у него был Ленинград. Самолет снова тряхнуло, и офицер проснулся. Красивая стюардесса с профилем Нефертити попросила пристегнуть ремни, начиналась посадка. Лейтенант Алексей Игольников в прошлом году после окончания училища прибыл на подводную лодку. Успешно начал осваивать свою специальность штурмана, но лодка стала в навигационный ремонт на два месяца. Часть офицеров отправили в неплановый отпуск, Алексея как самого молодого бросили в Мурманский траловый флот, учить рыбаков военному делу. Он добросовестно обучил их уклонениям от бомб и торпед «противника». Привел в порядок всю документацию «военного времени». В кают-компании в свободные минуты провел несколько бесед о развитии современного подводного флота. Рыбакам нравились его рассказы, но он видел, что эти труженики моря все-таки только себя считают настоящими мореманами. Скорей всего, так оно и было, они месяцами не вылезали с морей. Капитан траулера и старпом были очень довольны неожиданно свалившимся помощником, самим им некогда было заниматься бумажными делами. Они, как всегда, рассчитывали на русское «Авось!», начнется война, тогда будем учиться воевать. Вчера они дружески расстались в Мурманске, сунув Алексею копченого палтуса и еще какой-то янтарной рыбы. А сегодня Алексей прибывал в родной Питер, где ему разрешили провести три дня отдыха перед возвращением на свой боевой корабль. Что такое Ленинград для юноши после месячного пребывания в Северной Атлантике? Стыдно сказать, первые часы он не мог смотреть на женщин. Боялся, что они увидят его голодные глаза. Все женщины были красивы и желанны. Как воспитанный человек, он гасил в себе взволнованный зов плоти, но какой мощный был этот зов! Ее Алексей увидел в Русском музее, куда он, театрал и любитель живописи, спланировал сходить в первый же день. Стройная, аккуратная, вся чистая и выглаженная, ухоженная, что особенно любят моряки, у которых у самих все должно блестеть в форме. Спортивная легкая походка. Обаятельная улыбка, красивые зубы. Красивый носик. Короткая прическа. Наверное, спортсменка, решил про себя Алексей. Увидел, что она с интересом смотрит на него, подошел к ней и заговорил. Она вспыхнула вся от смущения, но, видя совершенно естественное и простое поведение Алексея, быстро взяла себя в руки и успокоилась. Они поговорили у картины Репина. Его все время отвлекали глаза Ивана Грозного, который только что убил своего сына.

Что-то мистическое было в том, что они познакомились на этом месте. Это он понял много позже. Она дала ему номер телефона, и они договорились созвониться вечером. Он повернулся, полный волнения и каких-то неясных терзающих душу чувств, и тут же ушел из музея. Она побежала к своим девчонкам, которые уже довольно громко обсуждали случившееся. Не каждый день морской офицер выхватывает кого-то из их стаи! Часы и минуты общения с Виолеттой были лучшими в его молодой жизни. Они сходили в кафе-мороженое. Выпили по бокалу шампанского и съели по две порции крем-брюле. Затем долго гуляли по самому красивому в мире городу, который в этот период одаривал всех влюбленных белыми ночами. Вчера еще палуба качалась у него под ногами и соленые брызги звенели, ударяясь о ходовой мостик, а сегодня он идет по обрамленной гранитом набережной Невы и рядом с ним неземное создание – красивая, чистая девочка, которой, похоже, он тоже нравится. А солнце, несмотря на поздний час, все еще светит, и создается нереальная картина сказки, где принц и принцесса гуляют по городу, в котором никогда не наступает ночь. И люди в этом городе не ложатся спать, потому что «…одна заря спешит сменить другую, всего дав ночи полчаса». Прощаясь далеко за полночь около девичьего общежития, он постеснялся поцеловать ее и долго потом ругал себя за врожденную робость к девушкам. А ведь так хотелось!

Они встречались еще дважды. Каждый раз Алексей, половину своей жизни воспитывавшийся среди мужчин в закрытых военных учебных заведениях (сначала Нахимовское училище, затем высшее училище подводного плавания), каждый раз благодарил Создателя за шедевр в виде живой Виолетты, которая шла рядом с ним, разговаривала, улыбалась и волновала, волновала, волновала… Да, прав его любимый писатель Константин Паустовский, женщину нужно боготворить или ненавидеть. Он ее боготворил. Всем своим поведением, неожиданным взглядом, улыбкой она давала надежду на будущее. В ней все было прекрасно: и душа, и одежда, и лицо, и руки… Пришло время возвращаться на Север. При расставании на вокзале она, видя его нерешительность, неожиданно обняла Алексея за шею и крепко впилась ему в губы. Поцелуй был долгий, зовущий, обнадеживающий. И сладостный… Они писали друг другу каждую неделю. Первые письма были полны радости и восторга. Радости от возможности общаться. Он, вдыхая аромат ее духов и перечитывая письма несчетное количество раз, находил между строк даже элементы нежности. Она писала, что приближается сессия, много приходится заниматься. Но она с удовольствием пишет письма, потому что они помогают ей в учебе. Они вдохновляют ее на великие дела. Она подавала надежду, обещая впереди много интересных встреч. «Надежда, надежда, мой компас земной…» Однажды, когда он находился в нирване после прочтения письма и только глупое выражение лица выдавало его состояние» опытный в таких делах механик

Саша Забермах с сожалением посмотрел на него и процитировал афоризм: «Фридрих Ницше: «Идешь к женщине, бери плетку!» Алексей посмотрел на него как на больного, не понимая, что сам тяжело болен. Диагноз его болезни – любовь. А причину любви открыл еще Александр Сергеевич Пушкин, величайший знаток в этой области. Гениальнее не скажешь: «Пришла пора, она влюбилась…» Это о Татьяне Лариной. Но это относится ко всем. Это закон природы. Пришла пора и для Алексея.

Успешно сдав сессию, Виолетта уехала домой в Кишинев. Письма от нее со временем стали короче. В них уже не было нежности. Меньше было радости. Потом наступило затишье. Алексей страдал. В состоянии аффекта он написал ей несколько писем. Ни ответа, ни привета. Или, как говорят в Одессе: «Ни тебе здрасти, ни тебе до свиданья!» Только через два месяца пришло письмо, написанное чужим почерком, где незнакомка сообщала, что ее подруга Виола в конце лета вышла замуж. Жених ждал ее дома больше года. И то, что давно должно было свершиться, свершилось. Виолетта потеряла голову от счастья. А она, Нина, готова дружить с Алексеем, поскольку видела его в музее. И очень его жалеет.

Алексей задохнулся от гнева, от предательства, от коварства. А как еще назвать то, что Виолетта вышла замуж, не сказав ему ни слова, и то, что его, растоптанного и заляпанного в грязи, готова подобрать какая-то Нина. Ему теперь ясно, что ни одной женщине нельзя доверять. И то, что женщины – самые подлые существа на свете. А ведь она всем своим видом производила впечатление чистоты и наивности. У нее был жених, а его, Алексея, она держала про запас. Значит, играла роль. Ах, какие они от природы артистки! Действительно, думал он, женщину можно или боготворить, или ненавидеть. Теперь только ненавидеть! То-то смущал Алексея Иван Грозный, как бы говоря своим жутким видом, что наступит время и ты будешь таким же безумным, с этой женщиной ты будешь страдать и познаешь самое глубокое разочарование. Ненависть и равнодушие – вот что должно нами руководить при общении с женщинами. Как ему теперь понятен Печорин, особенно в «Княжне Мери». Да, и Евгений Онегин становится ему роднее. Насколько правы наши великие классики! Не в себе Алексей поднялся на мостик. В кулаке у него находился символический подарок от Виолетты на память – миниатюрный флакончик духов. Он всегда носил его в нагрудном кармане кителя – поближе к сердцу. Сколько десятков раз этот маленький пузырек выручал его, когда ему было тяжело на душе! Ее запах, запах любимой женщины, волнующий и многообещающий, возвращал его к жизни. За несколько месяцев духов стало наполовину меньше, они испарились. «Так же испарилась и сама Виолетта из моей жизни», – с горечью подумал Алексей. Он медленно разжал кулак и флакончик булькнул в холодные воды Баренцева моря, унося на дно первую юношескую любовь. Самую лучшую, самую красивую, самую сильную, принесшую ему столько страданий и разочарований. Затем он вытащил ее письма. Ветер подхватил их, и они, как чайки, понеслись над морем, разрывая душу Алексея. «Если ты слышишь меня, Создатель, за что мне такие мучения? Я еще никого не любил. Я делаю первые шаги во взрослой жизни. Неужели жизнь такая жестокая? Неужели все наши беды от женщин?» Он молча, без слез, как умеют только мужчины, плакал. «Хотел полюбить чистую девочку, хотел отдать ей всю свою душу, хотел молиться на нее. Сам еще никогда не был близок с женщиной, хотел, чтобы она была у меня единственной. Оказывается, в жизни все не так! Нельзя верить ни одной женщине. Коварство, расчет, поиск выгоды – вот основные мотивы их действий. Бойся их. Беги от них. Не доверяй им. Не пускай их в свою душу. Как жестока и коварна сама натура женщины! Хотел создать семью – не получилось…» Холодный ветер и ледяные брызги остудили Алексея. Осунувшийся и постаревший, он с трудом спустился в штурманскую рубку. Приближалось время поворота на новый курс. И для себя Алексей определил новый курс: «С детством и юностью пора кончать!» Через час, когда подводная лодка пришвартовалась к пирсу, с корабля сошел подтянутый строгий офицер. Друзья на берегу с трудом узнавали его. Юношеский блеск в глазах сменился холодным пронизывающим взглядом. Восторженность, свойственная молодости, – сухой сдержанностью. В его черных волосах белела первая седина. Суровая правда жизни наложила на него свой отпечаток. А было Алексею в ту пору двадцать три года. Трудно моряку, который редко бывает на берегу, познакомиться с хорошей девушкой и создать крепкую семью. У Алексея… не получилось.

11. Его поглотило море

Тот, кто рождён был у моря, тот полюбил навсегда белые мачты на рейде…" Это о нас, юношах, родившихся на берегах Невы. Мы бредили подводными лодками! В 1950-ые годы начался бум строительства подводных лодок в СССР. Родине требовалось много подводников. Мы, молодые штурмана, только что закончив училище Подводного Плавания в Ленинграде, по зову Родины попросились на Северный флот. Ваня Кирьяков попал на новую лодку проекта 644 «С-80». Она существенно отличалась от наших дизельных торпедных лодок проекта 613. В средней части на ней находились два мощных контейнера для запуска крылатых ракет. Ракетная подводная лодка! Мы завидовали Ване. А ему, действительно, везло. Он приехал на Север с молодой женой. Это была яркая стройная блондинка с красивым испанским именем – Изабелла. И ему сразу дали комнату! Счастливчик!

Лодка готовилась к выходу в море для отработки экипажа. Ваня, как младший штурман, усиленно сдавал зачёты на допуск к самостоятельному выполнению своих обязанностей. Даже вечером, приходя домой, он продолжал штудировать ППСС (правила предупреждения столкновения судов) и ПРС (правила рейдовой службы).

Меня больше всего поразило, что Изабелла, угощая нас кофе, сыпала направо и налево правильными ответами на наши коварные вопросы по этим правилам. Настоящая жена морского офицера!

Через два дня "С-80" уходила в море. Я последний, кто видел Ваню. Его лодка была пришвартована к нашей лодке. Он стоял на корме и руководил действиями кормовой швартовой команды. Дублируя команду своего командира, он крикнул нашему вахтенному: "Отдать кормовой!". Матрос сбросил с наших кнехтов стальной трос и " С-80 " медленно пошла в… вечность. Ваня с горящими глазами (первый выход в море!), весёлый, улыбаясь, помахал мне рукой в огромной меховой рукавице и что-то крикнул. Я только разобрал концовку: "…Белла". Возможно, последнее, что связывало его с Землёй, была мысль о жене. Только через 7 лет нашли его лодку. Невероятно, ни одно тело не подверглось тлению. Холодная вода Баренцева моря, глубина 200 метров сыграли свою роль. Когда тела подняли, протерли замасленные лица спиртом, кожа у многих стала розовой. В их жилах ещё не успела свернуться кровь, она была алой! Ваня, Ваня! Ты первый из нашего выпуска испытал свою судьбу глубиной погружения. Цена этого испытания – жизнь.

Ледяные волны штормового Баренцева моря ворвались в отсеки из-за того, что захлопка шахты подачи воздуха к дизелям при срочном погружении не закрылась. Она замёрзла и покрылась льдом! Вода срывала на своём пути механизмы с фундаментов, сметала рубки и выгородки, калечила людей, сферические переборки из высокопрочной стали толщиной в палец были разорваны как бумага.

Повезло тем, кого убило мгновенно. Участь тех, кого толстая сталь в концевых отсеках прикрыла от мгновенной смерти, ужасна. Как определили специалисты, подводники стравили из парогазовых торпед сжатый воздух и в течение недели (!) ждали помощи, надеялись и медленно умирали от удушья. Не все смогли выдержать эту пытку. В аккумуляторной яме второго отсека нашли мичмана, который замкнул руками шину с многоамперным током. Ещё один матрос затянул петлю на шее, лёжа в койке. Так и пролежал в петле семь лет… Остальные держались до последнего. На исходе сил оставшиеся в живых накрыли стол в кают – компании. Они прощались. И, как принято у нас, они пели « Варяг»:

  • Прощайте, товарищи, с Богом, УРА!
  • Холодные волны над нами.
  • Не думали, братцы, мы с вами вчера,
  • Что нынче умрем под волнами

Но я узнал об этом через 40 лет. Все было засекречено, все было сделано так, чтобы мы, находящиеся в строю подводники, ничего не знали. Потому что мы жили в такой стране, где все было хорошо! Вдову лейтенанта Ивана Кирьякова – Изабеллу – на захоронение экипажа не пригласили, якобы, не смогли найти. А она, по слухам, долго безрезультатно лечилась и закончила свою жизнь в психиатрической больнице. Не вынесла душа ленинградской девочки дикости нашей жизни… Царствие им небесное!"

Архивные данные.

* * *

Капитан-лейтенант Черничко Виктор Петрович, выпускник Тбилисского Нахимовского училища 1951 года, служил командиром ракетной боевой части и погиб вместе с «С-80». Книга памяти – C-80: Черничко В.П.

Будем благодарны тому, кто сообщит любые дополнительные сведения о нем.

Черкашин, Николай Андреевич. Я – подводная лодка / Николай Черкашин. – М: Совершенно секретно, 2003.

* * *

"… Утром – совещание. Докладываю: работать можно. Как, что, почему?! Рассказал про ночную вылазку. Взгрели по первое число за самовольство. Но председателем госкомиссии был Герой Советского Союза вице-адмирал Щедрин, сам отчаянный моряк. Победителей не судят. Отсеки осушили. Началась самая тягостная часть нашей работы: извлечение тел.

Рассказывает вице-адмирал запаса Ростислав Филонович:

– Мне пришлось первому войти в отсеки С-80. На это право претендовали и особисты, и политработники, но решили, что сначала субмарину должен осмотреть кораблестроитель. Я вошел в лодку с кормы – через аварийный люк седьмого отсека. Тела подводников лежали лицом вниз. Все они были замаслены в соляре, который выдавило внутрь корпуса из топливных цистерн. В первом, втором, третьем и седьмом отсеках были воздушные подушки. Большинство тел извлекли именно из носовых отсеках. Вообще, все тела поражали своей полной сохранностью. Многих узнавали в лицо – и это спустя семь лет после гибели! Медики говорили о бальзамирующих свойствах морской воды на двухсотметровой глубине Баренцева моря…

* * *

То, что открылось глазам Филоновича, даже в протокольном изложении ужасно. Хлынувшая в средние отсеки вода прорвала сферические переборки из стали толщиной в палец, словно бумагу. Лохмы металла завивались в сторону носа – гидроудар шел из пятого дизельного отсека. Вода срывала на своем пути механизмы с фундаментов, сметала рубки и выгородки, калечила людей… В одном из стальных завитков прорванной переборки Филонович заметил кусок тела. Почти у всех, кого извлекли из четвертого и третьего отсеков были разможенны головы.

Участь тех, кого толстая сталь прикрыла от мгновенной смерти, тоже была незавидной: они погибли от удушья. Кислородные баллончики всех дыхательных аппаратов (ИДА) были пусты. Но прежде чем включиться в «идашки», моряки стравили из парогазовых торпед сжатый воздух в носовой отсек. Когда взяли пробы воздуха из «подушек» в первом, третьем и седьмом отсеках, то кислорода вместо нормальных 22 % оказалось: в первом – 6,9 %, в третьем – жилом – 3,1 %, в седьмом – кормовом – 5,4 %.

Не все смогли выдержать пытку медленным удушьем. В аккумуляторной яме второго (жилого) отсека нашли мичмана, который замкнул руками шину с многоамперным током… Еще один матрос затянул на шее петлю, лежа в койке. Так и пролежал в петле семь лет…

Остальные держались до последнего. В боевой рубке на задраенной крышке нижнего люка обнаружили тела старпома – капитана 3 ранга В. Осипова и командира ракетной боевой части (БЧ-2) капитан-лейтенанта В. Черничко. Первый нес командирскую вахту, второй стоял на перископе как вахтенный офицер.

Кто из них первым заметил опасность – не скажет никто, но приказ на срочное погружение из-под РДП отдал, как требует в таких случаях Корабельный устав, капитан 3 ранга Осипов.

Тела командира С-80 и его дублера капитана 3 ранга В. Николаева нашли в жилом офицерском отсеке. По-видимому, оба спустились в кают-компанию на ночной завтрак. Катастрофа разыгралась столь стремительно, что они едва успели выскочить в средний проход отсека…

Рассказывает бывший главный инженер ЭОН – экспедиции особого назначения, ныне контр-адмирал-инженер Юрий Сенатский.

– В бухту Завалишина, где стояла на понтонах С-80, подогнали СДК (средний десантный корабль). В десантном трюме поставили столы патологоанатомов. Врачи оттирали замасленные лица погибших спиртом и не верили своим глазам: щеки мертвецов розовели! В их жилах еще не успела свернуться кровь. Она была алой…

Кончина шестидесяти восьми подводников на С-80 была воистину мученической. Врачи уверяли, что на своем запасе отсечного воздуха подводники вполне могли протянуть неделю. Неделю ждать помощи и уходить из жизни в бреду удушья…

– Они пели «Варяга»! – уверял меня капитан медслужбы Валерий Коваль. Мы пили спирт вместе с остальными участниками «дезинфекции» С-80 после извлечения трупов, и капитан готов был вцепиться в любого, кто усомнился бы в его словах. – Понимаешь, в кают-компании был накрыт стол… Они прощались. Они пели…

Так ему хотелось… Так он видел.

Потом погибших уложили в гробы, и СДК с приспущенным флагом двинулся в Полярный, в бухту Оленью."

* * *

В операции по подъему «С-80» участвовал выпускник Рижского Нахимовского училища 1952 года и сослуживец Виктора Черничко Бабашин Геральд Устинович. Его изображение сохранилось на групповой фотографии, предоставленной однокашником, Гриневичем Владимиром Васильевичем.

Струнный оркестр: Верхний ряд – Бабашин Геральд, Данилкин Альберт, Нестеренко Лев, Вечеслов Николай, Второй ряд – Гриневич Владимир, Сорокин Вадим, Саенко Борис, Борисов Виктор, Малышев Леонид, Первый ряд – Гулин Анатолий, Пашков Борис, Заварцева (пом. руководителя), Светлов Михаил Александрович, Хайтович Григорий Иосифович (рук. оркестра), Авдеев Всеволод.

Черкашин, Николай Андреевич. Я – подводная лодка / Николай Черкашин. – М: Совершенно секретно, 2003.

"Когда тела экипажа С-80 были преданы земле, точнее, вечной мерзлоте Оленьей Губы, кадровики совершили свой ритуал – в комнате для сжигания секретных бумаг предали огню удостоверения личности офицеров и мичманов погибшей лодки. На капитана 1-го ранга Бабашина легла ещё одна нелегкая обязанность: рассылать родственникам погибших подводников их личные вещи. Было куплено 78 одинаковых черных фибровых чемоданов. В каждый положили по новенькому тельнику, бескозырке… У кого сохранились часы – положили и их. Перетрясли баталерки, нашли письма, книги, фотоаппарат. И поехали по всему Союзу фибровые чемоданы и цинковые гробы с «грузом 200». Потом, спустя четверть века, полетят над страной «цинки» афганцев в «черных тюльпанах». А тогда молча, скрытно, секретно хоронили моряков…

С той поры прошло 36 лет. Не бог весть какая древность. Но за это время на флоте сменилось не одно поколение, так что узнать теперь что-либо о погибших чрезвычайно трудно. Лишь отрывочные сведения от тех, кто когда-то сам служил на С-80 или дружил с кем-то из экипажа. Вот что рассказал о капитан-лейтенанте Викторе Черничко его сослуживец капитан 1-го ранга в отставке Бабашин:

"В памяти остался как весельчак, гитарист, лыжник, боксер. Нос, как у всех боксеров, был слегка кривоват, но это даже ему шло… Успеху у женщин эта его "особинка" не мешала. А вообще-то был добрый семьянин, отец двоих детей. Заядлый лыжник. Иной раз прибегал прямо к подъему флага, сбрасывал лыжи – и в строй.

Высококлассный ракетчик, выпускник Севастопольского военно-морского училища имени Нахимова (Правильно "Черноморское ВВМУ" – Ред.). Он уже получил назначение на большую ракетную подлодку 651-го проекта. Мог и не ходить в море, но взялся подготовить своего преемника – командира ракетной группы Колю Бонадыкова. "Последний раз, – говорил, – схожу, и все". Вот и сходил в последний раз…"

Точные обстоятельства гибели С-80 не установлены и по сию пору. Есть лишь версии, более или менее убедительные.

С-80 относилась к классу средних дизельных торпедных подлодок. Но, в отличие от других (лодок 613-го проекта было построено свыше двухсот), она могла нести и две крылатые ракеты, расположенные в герметичных контейнерах за рубкой. По сути дела, была испытательной платформой для нового морского оружия.

Была и ещё одна техническая особенность, возможно, сыгравшая роковую роль. "Шахта РДП (труба для подачи воздуха к дизелям с перископной глубины. – Н.Ч.) на С-80 была шире, чем на других "эсках", – говорит моряк-подводник старший мичман В. Казанов. – В тот день море штормило и был хороший морозец. Волна, как видно, захлестывала шахту, и на верхней крышке намерз лед. Лодка пошла на глубину, а крышка не закрылась… Вода рванула в пятый отсек, где два моряка пытались уберечь корабль от катастрофы. Мы их там и нашли…"

Страницы: 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Кровь заливает древнюю Анкиду…Оставленная низвергнутым губителем язва – Светлая Пустошь – стремитель...
Это произведение уникально. Обычно детективы, вышедшие из-под пера великой Агаты Кристи, немедленно ...
Прекрасная и неопытная девушка из Шотландского нагорья, впервые окунувшаяся в светскую жизнь Лондона...
Когда миллионер мистер Блендиш преподнес обожаемой дочери фамильные драгоценности на день рождения, ...
Франц фон Папен, офицер Генерального штаба, политик и дипломат, рассказывает о своей деятельности в ...
Мемуары Фридо фон Зенгера унд Эттерлина, почти совершенного солдата, усвоившего все лучшие военные г...