Десять негритят Кристи Агата

Глава одиннадцатая

У Филиппа Ломбарда выработалась привычка просыпаться на рассвете. И сегодня он проснулся, как обычно. Приподнялся на локте, прислушался. Ветер слегка утих. Дождя не было слышно… В восемь снова поднялся сильный ветер, но этого Ломбард уже не заметил. Он снова заснул.

В девять тридцать он сел на кровати, поглядел на часы, поднес их к уху, хищно по-волчьи оскалился.

— Настало время действовать, — пробормотал он.

В девять тридцать пять он уже стучал в дверь Блора. Тот осторожно открыл дверь. Волосы у него были всклокоченные, глаза сонные.

— Спите уже тринадцатый час, — добродушно сказал Ломбард. — Значит, совесть у вас чиста.

— В чем дело? — оборвал его Блор.

— Вас будили? — спросил Ломбард. — Приносили чай?

Знаете, который час?

Блор посмотрел через плечо на дорожный будильник, стоявший у изголовья кровати.

— Тридцать пять десятого, — сказал он. — Никогда б не поверил, что столько просплю. Где Роджерс?

— «И отзыв скажет: „где“?» — тот самый случай, — ответствовал Ломбард.

— Что вы хотите этим сказать? — рассердился Блор.

— Только то, что Роджерс пропал, — ответил Ломбард. — В спальне его нет. Чайник он не поставил и даже плиту не затопил.

Блор тихо чертыхнулся.

— Куда, чтоб ему, он мог деваться? По острову, что ли, бродит? Подождите, пока я оденусь. И опросите всех: может быть, они что-нибудь знают.

Ломбард кивнул. Прошел по коридору, стучась в запертые двери.

Армстронг уже встал, — он кончал одеваться. Судью Уоргрейва, как и Блора, пришлось будить. Вера Клейторн была одета. Комната Эмили Брент пустовала.

Поисковая партия обошла дом. Комната Роджерса была по-прежнему пуста. Постель не застелена, бритва и губка еще не просохли.

— Одно ясно, что ночевал он здесь, — сказал Ломбард.

— А вы не думаете, что он прячется, поджидает нас? — сказала Вера тихим, дрогнувшим голосом, начисто лишенным былой уверенности.

— Сейчас, голубушка, я склонен думать, что угодно и о ком угодно, — сказал Ломбард. — И мой вам совет: пока мы его не найдем, держаться скопом.

— Наверняка он где-то на острове, — сказал Армстронг.

К ним присоединился аккуратно одетый, хотя и небритый, Блор.

— Куда девалась мисс Брент? — спросил он. — Вот вам новая загадка.

Однако спустившись в холл, они встретили мисс Брент. На ней был дождевик.

— Море очень бурное. Вряд ли лодка выйдет в море.

— И вы решились одна бродить по острову, мисс Брент? — спросил Блор. — Неужели вы не понимаете, как это опасно?

— Уверяю вас, мистер Блор, я была очень осторожна, — ответила старая дева.

Блор хмыкнул.

— Видели Роджерса? — спросил он.

— Роджерса? — подняла брови мисс Брент. — Нет, сегодня я его не видела. А в чем дело?

По лестнице, чисто выбритый, аккуратно одетый — уже при зубах — спускался судья Уоргрейв. Заглянув в распахнутую дверь столовой, он сказал:

— Смотрите-ка, он не забыл накрыть стол.

— Он мог это сделать вчера вечером, — сказал Ломбард.

Они вошли в столовую, оглядели аккуратно расставленные приборы, тарелки. Ряды чашек на буфете, войлочную подставку для кофейника. Первой хватилась Вера. Она вцепилась судье в руку с такой силой — недаром она была спортсменка, — что старик поморщился.

— Посмотрите на негритят! — крикнула она.

На зеркальном кругу осталось всего шесть негритят.

А вскоре нашелся и Роджерс. Его обнаружили в пристройке — флигель этот служил прачечной. В руке он все еще сжимал маленький топорик — очевидно, колол дрова для растопки. Большой колун стоял у двери — на его обухе застыли бурые пятна. В затылке Роджерса зияла глубокая рана…

— Картина ясна, — сказал Армстронг, — убийца подкрался сзади, занес топор и в тот момент, когда Роджерс наклонился, опустил его.

Блор водился с топорищем — посыпал его мукой через ситечко, позаимствованное на кухне.

— Скажите, доктор, нанести такой удар может только очень сильный человек? — спросил судья.

— Да нет, такой удар могла бы нанести даже женщина, если я правильно понял ваш вопрос, — и он быстро оглянулся по сторонам.

Вера Клейторн и Эмили Брент ушли на кухню.

— Девушка и тем более могла это сделать — она спортсменка. Мисс Брент хрупкого сложения, но такие женщины часто оказываются довольно крепкими. Кроме того, вы должны помнить, что люди не вполне нормальные, как правило, наделены недюжинной силой.

Судья задумчиво кивнул. Блор со вздохом поднялся с колен.

— Отпечатков пальцев нет, — сказал он, — топорище обтерли.

Позади раздался громкий смех — они обернулись: посреди двора стояла Вера Клейторн.

— А может, на этом острове и пчелы есть? Есть или нет? — визгливым голосом выкрикивала она, перемежая слова неудержимыми взрывами хохота. — И где тут мед? Ха-ха-ха!

Мужчины недоуменно уставились на Веру. Неужели эта выдержанная, уравновешенная девушка сходит с ума у них на глазах?

— Да не глазейте вы на меня! — не унималась Вера. — Вы что, думаете, я рехнулась? А я вас дело спрашиваю: где тут пчелы, где тут пасека? Ах, вы не понимаете? Вы что, не читали эту дурацкую считалку? Да она в каждой спальне вывешена для всеобщего обозрения! Не будь мы такими идиотами, мы бы сразу сюда пришли.

— «Семь негритят дрова рубили вместе». Я эту считалку наизусть знаю. И следующий куплет: «Шесть негритят пошли на пасеку гулять», поэтому я и спрашиваю, есть ли на острове насека. Вот смеху-то! Вот смеху!.. — Она дико захохотала. Армстронг подошел к ней, размахнулся, отвесил пощечину. Вера задохнулась, икнула, сглотнула слюну. Постояла тихо.

— Спасибо… Я пришла в себя… — сказала она чуть погодя прежним спокойным, выдержанным тоном. Повернулась и пошла в кухню. — Мы с мисс Брент приготовим вам завтрак. Принесите, пожалуйста, дрова — надо затотопить камин.

След пятерни доктора алел на ее щеке.

Когда она ушла в кухню, Блор сказал:

— А быстро вы привели ее в чувство, доктор.

— Что мне оставалось делать? Нам только истерики не хватало вдобавок ко всему, — оправдывался Армстронг.

— Она вовсе не похожа на истеричку, — возразил Ломбард.

— Согласен, — сказал Армстронг. — Весьма уравновешенная и здравомыслящая молодая женщина. Результат потрясения. С каждым может случиться.

Они собрали наколотые Роджерсом дрова, отнесли их в кухню. Там уже хлопотали по хозяйству Вера и Эмили Брент. Мисс Брент выгребала золу из печи. Вера срезала шкурку с бекона.

— Спасибо, — поблагодарила их Эмили Брент. — Мы постараемся приготовить завтрак как можно быстрее — ну, скажем, минут через тридцать-сорок. Чайник раньше не закипит.

— Знаете, что я думаю? — шепнул Ломбарду инспектор в отставке Блор.

— Зачем гадать, если вы мне сами расскажете.

Инспектор в отставке был человек серьезный. Иронии он не понимал и поэтому невозмутимо продолжал:

— В Америке был такой случай. Убили двух стариков — мужа и жену, зарубили топором. Среди бела дня. В доме не было никого, кроме их дочери и служанки. Служанка, как доказали, не могла это сделать. Дочь — почтенная старая дева. Немыслимо, чтобы она была способна совершить такое страшное преступление. Настолько немыслимо, что ее признали невиновной. И тем не менее никто другой не мог это сделать, — и добавил, помолчав: — Я вспомнил этот случай, когда увидел топор. А потом зашел на кухню и увидел — она там шурует как ни в чем не бывало. Что с девчонкой приключилась истерика — это в порядке вещей, удивляться тут нечему, а по-вашему?

— Наверное, — сказал Ломбард.

— Но эта старуха! — продолжал Блор. — Такая чистюля — и передник не забыла надеть, а передник-то, небось, миссис Роджерс, и еще говорит: «Завтрак будет готов минут через тридцать-сорок». Старуха спятила, ей-ей. Со старыми девами такое случается — я не говорю, что они становятся маньяками и убивают кого ни попадя, просто у них шарики за ролики заходят. Вот и наша мисс Брент помешалась на религиозной почве — думает, что она Орудие Господне. Знаете, у себя в комнате она постоянно читает Библию.

— Это никак не доказательство ненормальности, Блор.

— К тому же она брала дождевик, — гнул свою линию Блор, — сказала, что ходила к морю.

Ломбард покачал головой.

— Роджерса убили, — сказал он, — когда тот колол дрова, то есть сразу, как он поднялся с постели. Так что Эмили Брент незачем было бродить еще час-другой под дождем. Если хотите знать мое мнение: тот, кто убил Роджерса, не преминул бы залезть в постель и притвориться, что спит беспробудным сном.

— Вы меня не поняли, мистер Ломбард, — сказал Блор, — Если мисс Брент ни в чем не виновна, ей было бы страшно разгуливать по острову одной. Так поступить мог лишь тот, кому нечего бояться. Значит, ей нечего бояться и, следовательно, она и есть убийца.

— Дельная мысль, — сказал Ломбард. — Мне это не пришло в голову, — и добавил, ухмыльнувшись: — Рад, что вы перестали подозревать меня.

Блор сконфузился:

— Вы угадали, начал я с вас — револьвер, знаете ли, да и историю вы рассказали, вернее не рассказали, весьма странную. Но теперь я понимаю, что вы сумели бы придумать что-нибудь похитрее. Надеюсь, и вы меня не подозреваете.

Филипп сказал задумчиво:

— Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, разработать подобный план человеку с настолько слабым воображением, как у вас, не под силу. Могу только сказать, что в таком случае вы замечательный актер, и я вами восхищаюсь. — Он понизил голос. — Может статься, не пройдет и дня, как нас укокошат, так что скажите мне по секрету: вы тогда дали ложные показания, верно?

Блор смущенно переминался с ноги на ногу.

— Скрывай, не скрывай, что толку, — сказал он наконец. — Так вот. Ландор был невиновен, это точно. Шайка Перселла дала мне на лапу, и мы упрятали его за решетку. Только имейте в виду, я отрекусь от своих слов…

— При свидетелях, вы хотите сказать, — улыбнулся Ломбард. — Нет, нет, этот разговор останется между нами. Что ж, надеюсь, вы получили неплохой куш.

— Не получил и половины того, что обещали. Страшные жмоты эти Перселловские ребята. Но повышение я получил. Что да, то да.

— А Ландору дали срок, и он помер на каторге?

— Откуда я знал, что он умрет? — огрызнулся Блор.

— Конечно, откуда вам знать, просто вам не повезло.

— Мне? Вы хотите сказать — ему?

— И вам тоже, Блор. Потому что из-за его смерти и ваша жизнь оборвется раньше времени.

— Моя? — уставился на него Блор. — Неужели выдумаете, что я позволю с собой расправиться, подобно Роджерсу и прочим? Дудки! Кто-кто, а я сумею за себя постоять! Хотите пари?

Ломбард сказал:

— Не люблю держать пари. И потом, если ведь убьют, кто отдаст мне выигрыш?

— Послушайте, мистер Ломбард, что вы хотите сказать?

Ломбард оскалил зубы.

— Я хочу сказать, мой дорогой Блор, что ваши шансы выжить не слишком велики.

— Это почему же?

— А потому, что из-за отсутствия воображения расправиться с вами проще простого. Преступник с воображением А. Н. Онима в два счета обведет вас вокруг пальца.

— А вас? — окрысился Блор.

Лицо Ломбарда посуровело.

— У меня воображение ничуть не хуже, чем у А. Н. Онима, — сказал он. — Я не раз бывал в переделках и всегда выпутывался! Больше ничего не скажу, но думаю, что и из этой переделки я тоже выпутаюсь.

Стоя у плиты — она жарила яичницу, — Вера думала: «И чего ради я закатила истерику, как последняя дура? Этого не следовало делать. Нельзя распускаться, никак нельзя распускаться. Ведь она всегда гордилась своей выдержкой.

Мисс Клейторн была на высоте — не растерялась, кинулась вплавь за Сирилом.

К чему об этом вспоминать? Все позади… далеко позади… Она была еще на полпути к скале, когда Сирил ушел под воду. Ей почудилось, что течение снова уносит ее в море. Она дала течению увлечь себя — плыла тихотихо — качалась на воде, пока не прибыла лодка… Ее хвалили за присутствие духа, хладнокровие… Хвалили все, кроме Хьюго. А Хьюго, он лишь взглянул на нее… Боже, как больно думать о Хьюго, даже теперь… Где он сейчас? Что делает? Помолвлен, женат?»

— Вера, бекон горит, — сердито сказала мисс Брент.

— И верно, простите, мисс Брент. Как глупо получилось…

Эмили Брент сняла с дымящегося бекона последнее яйцо. Вера, выкладывая на раскаленную сковороду куски бекона, сказала:

— У вас удивительная выдержка, мисс Брент.

— Меня с детства приучили не терять головы и не поднимать шума по пустякам, — ответила старая дева.

«Она была забитым ребенком… Это многое объясняет», — подумала Вера. А вслух сказала:

— Неужели вам не страшно?.. А может, вы хотите умереть?

«Умереть? — будто острый буравчик вонзился в закосневшие мозги Эмили Брент. — Умереть? Но она не собирается умирать! Остальные умрут, это да, но не она, не Эмили Брент. Эта девчонка, что она понимает? Конечно, Эмили Брент ничего не боится: Брентам неведом страх. Она из военной семьи, и в их роду все умели смотреть смерти в лицо. Вели праведную жизнь, и она, Эмили Брент, тоже жила праведно. Ей нечего стыдиться в своем прошлом… А раз так, она, конечно же, не умрет… „Он печется о вас“. „Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем…“ Теперь был день, и ужасы ушли. Ни один из нас не покинет остров. Кто это сказал? Ну конечно же, генерал Макартур (его родственник женат на Элси Макферсон). Его такая перспектива ничуть не пугала. Напротив, казалось, она даже радует его! А это грех! Некоторые люди не придают значения смерти и сами лишают себя жизни. Беатриса Тейдор… Прошлой ночью ей снилась Беатриса — она стояла за окном, прижав лицо к стеклу, стонала, умоляла впустить ее в дом. Но Эмили Врент не хотела ее впускать. Ведь если ее впустить, случится нечто ужасное».

Эмили вздрогнула и очнулась. Как смотрит на нее эта девушка.

— Все готово, не так ли? — спросила она деловито. — Будем подавать завтрак.

Странно прошла эта трапеза. Все были чрезвычайно предупредительны.

— Можно предложить вам еще кофе, мисс Брент?

— Ломтик ветчины, мисс Клейторн?

— Еще кусочек бекона?

Все шестеро вели себя как ни в чем не бывало, будто ничего и не случилось. Но в душе каждого бушевала буря.

Мысли носились как белки в колесе…

Что же дальше? Что дальше? Кто следующий?

Кто?

Интересно, удастся ли? Но попытаться стоит. Только бы успеть. Господи, только бы успеть…

Помешательство на религиозной почве, не иначе… Посмотреть на нее, и в голову не придет… А что, если я ошибаюсь?

Это безумие… Я схожу с ума. Куда-то запропастилась шерсть, запропастился алый занавес из ванной — не могу понять, кому они могли понадобиться. Ничего не понимаю…

Вот дурак, поверил всему, что ему рассказали. С ним обошлось легко… И все равно надо соблюдать осторожность.

Шесть фарфоровых негритят… только шесть — сколько их останется к вечеру?

— Кому отдать последнее яйцо?

— Джему?

— Спасибо, я лучше возьму еще ветчины.

Все шестеро, как ни в чем не бывало, завтракали.

Глава двенадцатая

Завтрак кончился. Судья Уоргрейв, откашлявшись, внушительно сказал своим тонким голоском:

— Я думаю, нам стоит собраться и обсудить создавшееся положение — скажем, через полчаса в гостиной.

Никто не возражал. Вера собрала тарелки.

— Я уберу со стола и помою посуду, — сказала она.

— Мы перенесем посуду в буфетную, — предложил Филипп.

— Спасибо.

Эмили Брент поднялась было со стула, охнула и снова села.

— Что с вами, мисс Брент? — спросил судья.

— Мне очень жаль, — оправдывалась Эмили Брент, — я хотела бы помочь мисс Клейторн, но никак не могу.

У меня кружится голова.

— Кружится голова? — доктор Армстронг подошел к ней. — Это вполне естественно. Запоздалая реакция на потрясение. Я, пожалуй, дам вам…

— Нет! — выпалила она. Все опешили. Доктор Армстронг густо покраснел.

На лице старой девы был написан ужас.