Трепет Малицкий Сергей
Они добирались до северных ворот Ардууса почти час. Кое-где даже горожане выбрались на улицы, за полночь принялись скалывать ледяную корку с дверей и ступеней. Зима не лето, лень не прибавляет заботы, а умножает ее. Арканум продолжал держаться подальше от лунного света и порой обходил неудобные улицы за два или три квартала.
– Как мы выйдем? – шептала она через шарф. – Там стража. Ворота закрыты.
– Выйдем, – отвечал он. – Подождем, когда кто-то будет выходить или заходить, и выйдем. Суетятся королевские дозоры. У всякого короля забот хватает, а у короля-мерзавца их больше всех, потому как он сам одна большая забота…
– Колдовать нельзя, – не унималась Лава, стараясь сдержать слезы. – Уже шесть лет в каждом дозоре всегда есть маг или из Ордена Солнца, или из Ордена Луны. И инквизитор, а это еще хуже. Почувствуют.
– Магия всякой бывает, – шептал в ответ Арканум. – Та, что скрывала часть улицы у твоего дома, для ворот не годится. В пяти шагах или ближе ее и самый последний неуч из магической башни распознает, пусть даже мастера магических орденов убрались из Ардууса. Но есть у нас кое-что, есть.
«У нас», – снова отозвалось в голове Лавы.
– Стой!
Он остановился на перекрестке Северной и Торговой улиц, до ворот оставалось сотни полторы шагов. Возле тяжелых распахнутых створок стояло не меньше двух десятков стражников. Фыркали лошади. Поднимался дым от жаровен, на одной из которой пузатый старшина в тулупе поджаривал то ли кролика, то ли утку на вертеле. У его ног крутилась пара дворняг. Тут же прохаживался молодой маг в накинутой поверх гармаша овчине. Сидел на колоде, прикладываясь к фляжке, инквизитор в зеленом балахоне. Болтались на привратном эшафоте четыре висельника. В деревянном корыте лежала гора отрубленных рук и ног, один из стражников отгонял от него еще тройку псов. Ворота были открыты, но решетка перегораживала проход. Стража явно кого-то ждала или кого-то собиралась выпустить.
– Собаки – это плохо, – заметил Арканум. – Я с ними и без магии справлюсь, но подойти и ждать удачного момента – нельзя. Придется рисковать. Иди сюда.
Она шагнула к нему сразу, тут же смутилась, но ничего не успела сказать, потому что мигом оказалась у него на плече, свесившись лицом вниз на его спину.
– Потерпи немного, – прошептал он. – Иначе нельзя, руки у меня должны быть свободны. Хотя бы одна рука. Так. Волчий порошок от собак… Правда, лошади могут понести… Но нам, пешим, это даже на руку. Можно было бы, конечно, оставить какую-нибудь шутиху прямо здесь, но в тайной службе короля Пуруса тоже не дураки служат. Совсем не дураки. Хотя мерзавцы, это точно…
– У тебя даже меча нет, – прошипела Лава, пытаясь передвинуть поудобнее собственный клинок. – И глупо принимать на себя запах волка! Потом во всякой деревне прохода от псов не будет.
– Не ерзай. – Он ощутимо хлопнул ее по мягкому месту. – Ноги вытягивай вниз, сама свешивайся и обхватывай меня под руками со спины. Вместе с плащом. И держись так, как не держалась никогда и ни за кого. И не волнуйся за меня. И меч у меня есть, и порошком я не на себя сыплю.
«Я за себя волнуюсь», – хотела сказать Лава, но прикусила язык. Именно теперь не нужно было ничего говорить.
– Ну, помоги нам Энки! – прошептал Арканум, взметнул что-то перед собой и двинулся по уже утоптанной привратной площади к воротам.
«Сетка! – подумала Лава, ощущая пальцами, опустившуюся на них защиту. – Стальная или… Точно, стальная. Почти невесомая, наверное. Как может она нас защитить? Вроде и вправду никакой магии. Только отчего-то слышно стало все, каждый шаг стражников, каждое покашливание, даже потрескивание углей в жаровнях, повизгивание псов и приближающийся к воротам конский топот. А вдруг этот Арканум – сумасшедший? А вдруг сейчас на воротах…»
– Тссс, – прошелестел чуть слышно ее носильщик и что-то обронил.
Лава подняла голову и разглядела на смешанном с конским навозом и соломой льду небольшой кошель. Отчетливо разглядела, как будто не ночь стояла над Ардуусом, а пасмурный день. Арканум между тем продолжал приближаться к воротам, сторонясь к их правой створе, где у коновязи стояли лошади. И топот лошадей за воротами становился все ближе. И только что скулившие у жаровен псы вдруг залились трусливым лаем, захрипели у потайных беглецов за спиной, но уже далеко за спиной.
– Смотри-ка! – раздался хриплый голос стражника. – Что это они выгавкивают? Никак кошель?
– Где, демон тебя раздери? – отозвался другой. – Точно! Вот ведь…
– Покажи! – подбежал третий.
– Да тут медяки одни! – довольно прохрипел первый.
– Кому медяки, а кому конские яблоки, – зло ответил второй. – Везет же некоторым…
– А ну все в строй! – рявкнул старшина. – Герцог Эбаббара со свитой!
Заскрипели стальные колеса, загремели тяжелые цепи. Верно, решетка на воротах пошла вверх. Арканум ускорил шаг, затем вдруг замер, где-то близко, в локте от них, пробежал стражник или маг, так же близко храпели лошади, и собаки продолжали лаять за спиной, но вот уже и конский топот почти оглушал, ворвавшись в тоннель, и Арканум вовсе прижался своим боком и боком Лавы к стене. А потом, когда последний всадник из кавалькады промчался, едва не задевая его и Лаву, чуть ли не прыжком выскочил за пределы города.
Загремела решетка за спинами беглецов. Заскрипели створки ворот.
– Ну все, – сказал Арканум через четверть лиги. – Я, конечно, могу тебя нести до утра, но не очень понимаю зачем?
– Ничего. – Она встала на ноги, поняла, что едва не заснула на плече носильщика, оглянулась на тонущую во мгле равнину, на огни на башнях Ардууса и на огоньки в ближней деревне. – Куда теперь?
– Куда скажу, – вздохнул Арканум. – А куда сказать, я пока еще и сам не знаю. Пока идем на север.
– Почему на север? – спросила Лава.
– Потому что там Бэдгалдингир, в котором я могу попытаться что-то разузнать, – признался Арканум. – И на севере Тимор. А Тимор в Анкиде пока что самое безопасное место.
– Безопасное? – не поняла Лава. – А смерть королевы Армиллы?
– А тебе-то что до королевы? – удивился Арканум. – Вон, в Ардуусе твой дядюшка жив-здоров, а мы бежали оттуда, словно воришки.
Он осторожно сматывал и в самом деле сверкающую сталью тонкую сеть.
– Что это? – спросила Лава.
– Не ищи лишней головной боли, – посоветовал Арканум. – Всякое знание, словно камень в заплечном мешке.
– Или как доспех, – не согласилась Лава.
– Можно сказать и так, – хмыкнул Арканум, но до утра больше не проронил ни слова. И даже когда жажда казалась Лаве невыносимой, он догадывался об этом без ее просьб, выуживал из-под плаща фляжку уже не с квачем, а с каким-то пряным травяным отваром и давал глотнуть. За ночь, в течение которой пара миновала четыре деревни, Лава успела раза три поплакать, много раз споткнуться и еще больше раз проклясть свой пелиссон, который путался в ногах. Под утро, когда они проходили через пятую деревню и Лава при виде постоялого двора уже готова была вновь разрыдаться, Арканум опять обманул ее ожидания. Он подхватил спутницу за руку, протащил мимо желанного тепла и отдыха и свернул на узкую стежку, уходящую к утонувшим в снегу избам. В полумраке проводник подтащил Лаву к последней из них, постучал в низкую дверь, переговорил с выглянувшим с лампой косматым хозяином, что-то оставил ему и повлек Лаву к сараю за домом, кивнув в ответ на неясное бормотание:
– Чтоб никакого огня!
– Ты что? – оскорбилась Лава, когда поняла, что огрызок ночи и, возможно, часть дня ей придется провести на сеновале. – Ты думаешь, что я бродяга?
– Пока что да, – твердо проронил Арканум, уминая в кромешной темноте яму в сене. – И я – тоже. Но, как только решу, куда мы идем, сразу же перестану. Стану путником. И ты, если захочешь. Иди сюда. Хочешь ты этого или не хочешь, но, чтобы выспаться и не замерзнуть, нам придется обниматься.
– Можно… – Она опешила. – Можно хотя бы глоток квача.
– Уже нет, – вздохнул Арканум. – Квач я отдал за постой.
– У тебя нет денег? – ужаснулась Лава. – Мешка-то заплечного точно нет!
– Ты у меня вместо мешка, – пробурчал Арканум, обнял спутницу и осторожно, бережно опустил в сенную мягкость. – Какой же бродяга платит за ночлег деньгами? Ладно. Научишься. Спи…
…Она проснулась от холода. Тепла, которое всю ночь было рядом, не стало. Хотя его плащ укрывал ее сверху.
Он сидел спиной к ней на сене.
– Как звали твою жену? – спросила она.
– Планта, – ответил он.
– А ребенка?
– Никак. – Он говорил чуть слышно. – Он не успел родиться.
Лава замерла. Где-то за перегородкой зашевелилась, замычала корова.
Арканум проговорил, не оборачиваясь:
– Облегчиться – за сарай. Лицо прикрой шарфом, если хозяин выйдет подоить корову, разговор не заводи и не поддерживай. Только балахон свой меховой оставь здесь. И пояс с оружием. Нечего сверкать сталью, у хозяина сердце может разорваться уже оттого, что такая девица у него на постое. Умываться – снегом. О нашей дороге я уже все решил. В Бэдгалдингир не пойдем, если в чем-то не уверен, не стоит искушать судьбу. В Тимор не пойдем, потому что туда надо идти, когда идти больше некуда. Отправляемся в Эбаббар. Кажется, этого мне не избежать. И это единственное место в Анкиде, где я не был в последние годы. Так что мы больше не бродяги. Но с утра в деревне был ардуусский дозор. Значит, нам придется поменять одежду, купить лошадей и мешки, о которых ты так беспокоилась.
Он обернулся.
– Я тебя знаю… – пораженно прошептала она. – Ты Литус Тацит. Пропавший шесть лет назад бастард Флавуса Белуа! Мы разминулись в воротах Ардууса с твоим отцом!
– Зови меня Арканумом, – сказал он после паузы. – Хотя нет. На первое время я буду Филиусом. А ты Тереброй. Женой моей. Ярлыки у меня есть. Настоящие. Не против? К тебе уже сватались?
Глава 4
Орс
Старик продержался не десять гребков, а не меньше десяти минут. Глаза его мутнели, в уголках рта вскипали кровавые пузыри, но чем меньше сил оставалось в некогда могучем, а затем скрученном временем теле, тем явственнее проступала на широком, посеченном морщинами лице улыбка. Наконец, когда берег отдалился и мечущиеся по нему гахи утонули в снежной круговерти, старик, который уже несколько минут казался Каме мертвым, тяжело опустился на кормовую скамью, как будто с удивлением прохрипел: «Никогда бы не подумал, что умирать так больно» – и повалился на дно лодки. Из его спины торчало гахское копье и несколько стрел. Такие же стрелы торчали и из кормы лодки, но Кама не могла отвести взгляд от спины старика.
– Я бы не советовал тебе останавливаться, – внезапно услышала она в собственной голове голос и окаменела.
На корме стоял или сидел мурс. Она не могла точно определить положение его тела или того, что могло быть его телом, но явственно различала лицо и линию широких плеч. Лицо было спокойным и сильным. Высокий прямой лоб и твердые скулы как будто уменьшали собственной основательностью внимательные, чуть прикрытые тяжелыми веками глаза. Большой и, кажется, крючковатый нос уравновешивался тяжелым подбородком и полными губами. Темные волосы чуть подрагивали от ветра. Но их подрагивание не совпадало с вихрями, заметающими снег в холодные воды Аббуту.
Пальцы Камы непроизвольно сжались, сплетая отворот.
– Только этого мне еще не хватало, – скривился мурс. – Оставь свои ведьмины кольца для теней Донасдогама. Лучше продолжай грести. Я не все лодки гахов испортил. У деревни есть еще одна пристань. Конечно, вряд ли они пойдут в такую погоду далеко от берега, но все же…
– Кто ты? – наконец разомкнула губы Кама.
– А ты еще не поняла? – Мурс с сожалением посмотрел на лежащее перед ним тело. – Я Портенум Орс. Или Орс Портенум. Впрочем, теперь уже только Орс.
– Так ты мурс? – прошептала Кама, вновь начиная грести.
– Как тебе сказать? – Мурс скривил губы. – Последнюю тысячу лет я считал себя человеком. Нет, я, конечно, оставался тем, кем был изначально, но по ощущениям… Хотя я потрудился над телом Портенума. Будь он жив, он бы гордился, что его вместилище протопало после его смерти еще тысячу лет. Мне это было непросто устроить.
– Ты… вселился в него? – спросила Кама.
– Тысячу лет назад, – кивнул мурс. – Или около того. Но не думай, что я нашел древнего старика и отнял у него все, что он нарастил на своих костях к семидесяти годам. Если бы я мог поступить так, уж поверь, нашел бы кого-нибудь помоложе и поярче. Думаешь, так весело делить одну крышу с такой красавицей, как ты, и осознавать себя старой развалиной?
– Однако с горки ты сбежал довольно бодро, – заметила Кама.
– Гахи словно выжили из ума, – признался Орс. – Точнее, один из них, а уж потом и прочие. Если бы я был чуть медленнее, ты бы оказалась в опасности. А этого Виз Вини мне бы не простила, будь я хоть Портенумом, хоть мурсом. В любом случае мне себя винить не в чем. Старик, телом которого я воспользовался, был при смерти, разум, а значит и дух, во всяком случае, его покинул. Я это чувствую, поверь мне. Так что единственную гадость, которую я могу признать за собой относительно этого тела, – так это обиду его родственников. Они собрались проводить старого в объятия Энки, накрыли уже стол, заказали погребальный обряд, позвали храмовников, а старик, то есть я, вдруг открыл глаза и попросил еды. Ты не представляешь, каково это – видеть разочарование в только что наполненных неподдельным горем глазах. Я даже подумал, что сейчас меня придушат подушкой. К счастью, их было слишком много и они не доверяли друг другу.
– Я надеюсь, что ты никого из них не убил? – спросила Кама.
– Какое тебе дело до неизвестных людей? – удивился Орс. – Даже костей не сохранилось от них и от их детей и внуков. Но я отвечу. Я никого не убил. Просто однажды, когда теперь уже мои ноги и руки стали неплохо слушаться меня, я ушел из того дома. В конце концов, они были для меня чужими людьми. И я в самом деле обманул их ожидания.
– А кто для тебя не чужие люди? – спросила Кама. – Вот эти гахи?
– Гахи? – как будто задумался Орс. – Что ты говоришь? Они ведь вовсе не люди…
– Как будто ты – человек, – прошептала Кама, не разжимая пальцев.
– Лучше бы я был человеком, – так же тихо ответил Орс.
Кама помолчала, затем снова села на весла, но глаз с мглистого силуэта на корме не спускала.
– Грести придется долго, – донеслось до нее. – Лодка хороша, я их делал одну за другой всю последнюю тысячу лет. Всякая сгнивала лет через двадцать, но у меня всегда была готова следующая. И все для одного, чтобы однажды убежать. Уплыть из этой деревни. Я знал, что рано или поздно это придется сделать.
– Куда ты собирался бежать? – спросила Кама. – И разве мурс должен страшиться обычных копий и стрел?
– Мурс должен страшиться другого… – едва шевельнул губами Орс. – Я расскажу тебе… после. А бежать отсюда можно только через развалины Алу. Через Змеиную башню. Надеюсь, что еще можно. Но до Аллу по прямой – более сотни лиг. Лодка хороша, ты сильна. Так, как ты гребешь, ей ходу три дня. Или день, ночь и еще один день. Если не спать.
– Я не буду спать, – ответила Кама.
– Устанешь, – заметил Орс.
– Зато не замерзну, – стиснула зубы Кама.
– Тебе нужно быть сильной, – не согласился Орс. – Впрочем, мы еще поговорим об этом. Но сначала нужно избавиться от тела Портенума. Поверь мне, ты его уже не обидишь.
– Я не могу, – прошептала Кама.
– Можешь, – спокойно ответил Орс. – Уверяю тебя, мертвец – не самое хорошее соседство. Только сначала сними с него пояс с оружием, второй пояс с золотом и серебром тоже сними. И мешок. Он из хорошей кожи, кровь не пропитала его. Там запас еды и еще кое-что. Лишним ничего не будет. Все пригодится, не тебе, так мне.
– Зачем мурсу еда или «еще кое-что»? – спросила Кама.
– Мы поговорим и об этом чуть позже, – ответил Орс. – Я, как ты помнишь, приставлен к тебе Виз Вини. И если уж говорить точно, именно я, а не старик, что служил моим вместилищем.
– Она знала, что ты… – вымолвила Кама.
– Да, – прозвучало у нее в голове. – Я исчезну на несколько минут, чтобы ты чувствовала себя спокойно. Сделай свое дело.
Кама сделала все так, как велел Орс. Стараясь не наступать на густеющую на дне лодки кровь, обламывая стрелы, сдернула с безвольного тяжелого тела мешок, перевернула старика на бок и распустила на его животе ремни. Затем, ухватившись за торчащее в спине копье, перевалила старика в черную воду. Он погрузился полностью, затем всплыл, обратившись в островок еще недавно живой плоти, отмеченный поганым древком. Едва не зачерпнувшая бортом воду лодка, покачавшись, выправилась. Кама вернулась на скамью, пошарила под ней, нашла свернутую в узел сеть и бросила в лужу крови.
«Выкину, как только впитает в себя», – пронеслось у нее в голове. Кама оглянулась. Едва различимый ветерок продолжал закручивать снежные вихри, даль тонула во мгле, хотя солнце должно было уже подниматься над Сухотой. Кама вспомнила, как была она поражена, когда почти шесть лет назад Виз Вини привела ее и Эсоксу в башню ордена в Эссуту и с высоты Кама разглядела странный лес, начинающийся на краю руин. Сухота оказалась не только безжизненной равниной, но и обиталищем чужой жизни. Той жизни, о которой девушка думала, что оставила ее за спиной в подземельях Донасдогама навсегда.
Нет, спать ей точно не придется. Мороза еще не было, но, если он сгустится да прихватит пока что спокойную воду ледком, до Алу она точно не доберется. Конечно, можно забрать к северу и пристать к берегу, но куда она пойдет после? До Бэдгалдингира почти тысяча лиг Сухоты. А в Дакките ей делать нечего. Вряд ли там забыли, кого обвинили в убийстве короля и королевы. А куда она пойдет из Алу? И почему через Змеиную башню?
Размышляя так, Кама скрутила тяжелый суконный пояс с драгоценной начинкой, убрала его в свой мешок, прихватила сверху скрученный же пояс с оружием Портенума, его не такой уж тяжелый мешок. Вгляделась в обычный короткий меч, кинжалы, ножи. Зачем мурсу оружие?
– Спрашивай, – снова раздалось в голове, когда Кама уже опять сидела на скамье, отталкивала веслами темную воду и, согреваясь, думала о том, что, если и ударит мороз, не успеет схватиться озеро. Не успеет. Главное, чтобы ветер не усилился. Насмотрелась она из окон ордена на бури на озере, ничего в них нет хорошего. Правда, месяц бурь уже минул…
– Спрашивай.
Она вздрогнула, но грести не перестала. Орс сидел на прежнем месте.
– Что спрашивать? – не поняла она.
– Все, – пожал он едва различимыми плечами. – Я не Виз Вини, расскажу все, что смогу. Тебе можно. И тебе это нужно. Я знаю. Конечно, если ты можешь спрашивать, не выпуская из рук весел. Ты хорошо гребешь. Ты сильная, даже странно – сила в таком чудесном теле… Но можешь не волноваться. Сухота – не лучшее место для жизни, но долина Иккибу, пока она не стала Сухотой, была благословенным краем. Даже морозы тут начинались на неделю-две позже. Мы успеем.
– Куда? – не поняла Кама.
– Успеем выбраться, – неопределенно ответил Орс. – Спрашивай.
– Как ты говоришь? – невольно вымолвила Кама. – Тебе же… нечем говорить?
– Хорошо, – рассмеялся Орс. – Мне редко приходилось общаться с кем-то в этом облике, но первый вопрос как раз всегда такой. Или еще о том, зачем мурсу лицо? И вообще, что такое мурс?
– Что такое мурс? – спросила Кама.
– Нелюдь, – ответил Орс. – Не человек. Или, как еще говорят порой, нечисть.
– Нечисть – это о чем-то поганом, – не согласилась Кама.
– Ну, не думаю, что ты уже воспылала ко мне симпатией, – усмехнулся Орс. – Но тут я тебя не обрадую. Ответить мне тебе особенно нечего. Мурс – это дух. Дух есть в каждом. И в тебе, и в гахе, и даже в аксе. Кстати, ты и слышишь меня только потому, что я обращаюсь к твоему духу напрямую. Но твой дух связан с твоим телом. Он его часть и освобождается только тогда, когда телу приходит конец. Но никто из смертных не становится после смерти мурсом. Когда придет время, твой дух отправится к престолу Всевышнего, но где этот престол, где дорога к нему, мне неведомо. Мурс – чистый дух. Чистый и… слабый.
– Слабый? – не поняла Кама.
– Мурса легко подчинить, – мрачно произнес Орс. – Не человеку, хотя и среди людей много тех, кто обладает силой. Тех, кто способен не только извлекать мум из всего, в чем тот накапливается, но и служить его источником. Я не могу тебе сказать, откуда взялись мурсы, кем они были раньше, кем они будут после, но именно мум, иначе говоря, магическая сила – воздух и пища любого мурса. Тот, кто владеет мумом, может овладеть и мурсом. И если мурсом овладеет зло – и мурс станет злом. А уж облик мурса, его голос – это отзвук чего-то прежнего. Того, что скрыто во мгле. Кто знает, может быть, когда-то я был человеком с тем самым лицом, которое ты видишь, а может быть, этим лицом меня одарил Создатель, уже лепя мурса из праха сущего. Впрочем, слово мурс – плохое. Оно окрашено страхом и ненавистью, потому что когда-то давно, еще до той страшной войны с Лучезарным, мурсы были источником бедствий. Одаренные своим властителем толикой твердости, они несли болезни и смерть в Анкиду.
– А как же тогда называть мурса? – не поняла Кама.
– Вестник, – произнес Орс. – Посланник, слуга, помощник, хранитель. Так это… задумывалось. Не могу сказать точно… Прошлое затянуто чернотой. Так что – пока – мурс. Тем более что всякий или почти всякий мурс теперь – опасность.
– Ты нет? – спросила Кама.
– Я нет, – ответил Орс.
– Почему? – спросила Кама.
– Почему ты должна мне верить? – переспросил Орс.
– Нет. – Кама продолжала грести. Снег чуть ослабел. На темном небе в облаках обнаружилось светлое пятно, но берега по-прежнему были неразличимы. – Просто – почему?
– Не хочу, – ответил Орс после долгой паузы. – Мне неведомо мое прошлое, во всяком случае, дальнее прошлое, но я не хочу. Я… насмотрелся многого. Многое помню как сквозь туман. Вижу не лучше, чем ты видишь сейчас берега. Но чувствую тяжесть и боль. Почти такую же, как почувствовал телом Портенума, когда стрелы входили в его спину. Не хочу.
– Почему? – повторила вопрос Кама.
– Тебе приходилось пережить что-то, чего ты не хотела бы повторить никогда в жизни? – ответил вопросом Орс.
«Никогда в жизни?» – спросила себя Кама и мгновенно вспомнила самое страшное – великана свея, бросающего трезубец в ее мать. Падающих, захлебывающихся кровью Нукса и Нигеллу, Лауса, отца… Слезы наполнили глаза, спазмы перехватили горло.
– Есть, – процедила сквозь зубы Кама. – Но не получится повторить. Никак. Некем.
– Всегда найдется чем наполнить чашу горя, – прошептал Орс. – Даже тогда, когда все его источники кажутся пересохшими.
– Что ты понимаешь об этом? – горько спросила Кама.
Весла продолжали резать воду, пот пробивал тело. Да уж, день, ночь, даже больше она выдержит, но что потом будет с ее телом? Хотя вряд ли у этого мурса есть еще и нюх.
– Ничего, – ответил Орс. – У меня своя боль. Я не могу говорить за других, но тогда…
Он замолчал надолго. Так надолго, что Кама стала всматриваться в его лицо. Веки Орса были закрыты, губы плотно сомкнуты. Наверное, если бы он был человеком, она бы услышала скрип зубов. Скулы его, во всяком случае, подрагивали. Наконец он проговорил, не открывая глаз:
– Я мало помню, что было до битвы при Бараггале. Все как в тумане. Но тогда… Тот миг, когда все уже шло к концу, когда Лучезарный стал проваливаться сквозь сущее, крича от ненависти и изрыгая хохот в сторону обращающегося в уголь, терпящего муки Энки, я помню отчетливо. Помню живые факелы под священным холмом. Трупы. Кровь. Магию, разлитую, словно море, магию вокруг. Столько мума, что можно было захлебнуться. Но ужаса еще больше. Помню взлетевшие в небо семь огненных звезд. Помню горящий шнур, словно горящую змею, который рванул на собственной шее Лучезарный. Все это продолжалось один миг. Один долгий-долгий миг. И я очнулся именно тогда. Очнулся и ужаснулся. Тому, что было, тому, что есть, и тому, что будет. Потому что, исторгаясь из этого мира, его губитель продолжал уничтожать его. Исчезая сам, оставлял зерна, которые должны были прорасти и погубить эту землю. И меня в том числе. И я спрятался.
– Спрятался? – не поняла Кама.
– Да, – кивнул Орс. – Такой, как я, может только спрятаться. Нужна или вода, как сейчас вокруг лодки, или человек. Вода там была. Недалеко. Но я не успел бы. Он… Лучезарный забирал с собой почти всех. И аксов, и мурсов. Всех, кого он призвал на землю. Извлек из… бездны. Думаю, что забрал бы и меня, я никогда не входил в число тех его заметных слуг, которых он был готов оставить. А оставил он немногих и лучших. В определенном смысле лучших. Или тех, кто укрылся, как я. И я метнулся в груду тел, отыскал то, в котором еще теплилась жизнь, и вцепился в него. Исторг из него дух умирающего, в секунду овладел полутрупом и пополз прочь.
– А дальше? – спросила Кама.
– Дальше? – задумался Орс. – Бродил по Анкиде, пока не прижился в долине Иккибу. Жил сначала в Кахаке, потом, когда мое долголетие показалось слишком подозрительным, перебрался в Алу. Затем настал черед Эссуту. Там меня заметила Виз Вини. Она тогда собирала подобных мне. Не я один спрятался таким образом от Лучезарного. Я был у нее не слишком долго. Я смог одарить свое тело долгими годами, но не смог до конца излечить раны. Одна рука у меня не работала, да и хромота имелась. И Виз Вини убила меня. Отправила искать тело получше.
– Убила? – омертвела Кама.
– Думаю, что убила, – кивнул Орс. – Устроила схватку. И я не смог уйти от ее удара. И отправился за новым телом.
– И нашел этого старика? – спросила Кама.
– Да, – ответил Орс. – Искал такого, чтобы не заинтересовать Виз Вини. И не сделать гадостей, ведь я мог отобрать тело и у здорового человека. Ты бы почувствовала сегодня, если бы я успел заняться тобой. Ты должна научиться противостоять мурсу. Их еще немало. Думаешь, просто так правители королевств держат при себе магов и носят обереги? Хотя мурсы теперь стараются быть незаметными. Потому что есть аксы. Такие, как Виз Вини. Они могут развоплотить надолго. Тогда и тени от тебя не останется, так, дымок. Пар изо рта. На тысячи лет. Может быть, навсегда. Но я научил бы тебя держаться. Может быть, еще научу.
– А разве ты… – перестала грести Кама. – Разве ты не начал урок?
– Начал урок? – замер Орс.
– Там, на берегу, – нахмурилась Кама и стала медленно распускать завязи на одежде, потянула вверх рубаху, показала Орсу впалый живот, на котором багровыми кругами запеклись ведьмины кольца.
– Как он выглядел? – хмуро проговорил Орс. – Он показал лицо? А я-то все никак не мог понять, что с тобой. Как ты догадалась обратить на себя ведьмины кольца? Есть же и более щадящие способы… Почему ты все еще жива? Они должны были выжечь сначала тебя саму, а уж потом мурса!
– Я не знаю, почему я все еще жива, – одернула рубаху и снова взялась за весла Кама. – Но я была уверена, что там, на берегу, это была твоя магия. До тех пор, пока не заставила того мурса назвать свое имя.
– Как ты сумела? – спросил Орс.
– Закляла кровью, – ответила Кама. – Закляла того, кто пролил кровь, этой кровью.
– Ты понимаешь, что теперь этот мурс никогда и близко не подойдет к тебе? – шевельнулись губы Орса.
– Это плохо? – удивилась Кама. – Я вовсе не рвусь общаться с мурсами. С меня и тебя довольно.
– Как его имя? – Орс как будто побледнел.
– Диафанус, – ответила Кама, и Орс начал таять.
Он вновь появился в полдень следующего дня. Кама успела вымотаться до изнеможения, немного поспать, окружив себя насторожью, продрогнуть до костей, проснуться, привести себя в порядок и, определив направление по тающим в утреннем небе звездам, снова взяться за весла. Мурс соткался на корме лодки, когда по ее носу стали видны не только вершины гор Митуту, но и берег. Похоже, что Орс был измотан.
– Бери чуть к северу, – услышала она голос и уже не вздрогнула. – К Алу надо подходить вдоль берега, лучше пешком, там может быть опасно.
– Там кто-то живет? – спросила она. – Какая там случается опасность, кроме той, что может выползти из провала Донасдогама? С калбами я справлюсь, но Виз Вини говорила, что они там редки. Только если запах падали разносится ветром. А прочие твари держатся близ караванной тропы вдоль отрогов Хурсану.
– Там никто не живет, – ответил Орс. – Из-за провала Алу – самое поганое место в Сухоте. Но опасность там была всегда. Однажды, лет двадцать назад или даже раньше, я ходил туда с Виз Вини. Она сказала, что время пришло. Камни должны вернуться. И мы пошли. Где им еще возвращаться, как не там, где они впервые проявили себя после битвы у Бараггала? Мы подошли к Змеиной башне дня через три после нужной даты. Виз Вини очень сильна, но она и очень осторожна. В тот день я впервые увидел, что она может пугаться.
– Что могло ее напугать? – удивилась Кама.
– Мы обнаружили множество трупов, – ответил Орс. – Камни были интересны не только нам. Часть мертвых лежала на костре, изображая крест. Знак некогда существовавшего Ордена Слуг Святого пепла. Виз Вини была бледна, как соль. Я не сразу понял причину ее испуга. Она отогнала калбов, мы поднялись на башню, поняли, что окончательное появление камней отодвигается еще лет на пятнадцать или шестнадцать, вернулись вниз. Виз Вини почти трясло. Я спросил ее напрямую, зачем ей беспокоиться? Если даже забытый уже орден и возродился, с чего ей страшиться его? Это ее ордена все должны страшиться. Она посмотрела на меня, как на придурка, но объяснилась. Сказала, что не боится Ордена Слуг Святого пепла, ибо как бы ни были хороши его воины или воительницы, поскольку раньше в нем были только женщины, но все они – лишь орудие в руках их хозяина. Безмозглое и послушное орудие. К тому же их немного. «Тогда отчего ты так испугана?» – посмел я усомниться в ее стойкости. «Я не испугана, – спокойно ответила она мне, – я насторожена. То, что ты видишь – это не работа Ордена Слуг Святого пепла. Это лишь способ напомнить о его существовании, нагнать страху. Но сделал это все очень опасный враг». «Чем же он опасен и кто он?» – спросил я Виз Вини. «Он – акс, – ответила она мне. – Так же, как я. Но он, скорее всего, самый сильный из всех аксов. Во всяком случае, единственный, кто управляется со своим телом почти так же, как мурс со своим духом. Его имя Рор. И если он дал о себе знать, значит, уже скоро…»
– Что скоро? – не поняла Кама.
– Скоро конец этого мира, – ответил Орс. – Не знаю, пробьется ли в него опять Лучезарный или нет, выживет ли этот мир или весь обратится в Сухоту, но прежней Ки, прежней Анкиды, прежнего Эрсетлатари – не будет. И Рор – это тот, кто со временем может вырасти в нового Лучезарного. Хотя и не он один…
– И что же? – нахмурилась, оглянувшись на приближающийся берег, Кама. – Прошло уже двадцать лет?
– Двадцать лет – это даже не секунда вечности, – пробормотал Орс. – Это ее тень.
– А половина дня и ночи – тень ее тени, – заключила Кама. – Где ты пропадал?
– Возвращался к деревне, – ответил Орс. – Я должен был понять. И я понял. Все начинается. Тот мурс, что пытался завладеть тобой, очень силен. Уж не знаю, чем ты его заинтересовала. То, что у тебя в груди, спрятано так надежно, что, даже и забравшись в твое тело, он не мог почувствовать это, но что-то его привлекло. Может быть, твоя сила?
– Мне еще и силу надо прятать? – удивилась Кама. – О какой силе ты говоришь?
– Ну уж не о той, что позволят тебе грести второй день и оставаться бодрой, – усмехнулся Орс. – Хотя и она заслуживает внимания. Нет, я не об этом. Мум из тебя струится. Покрывает тебя, словно кокон. Даже я жмурюсь от его света, а мудрый маг увидит в тебе даже не яркий костер, а пылающую звезду, упавшую на эту равнину. Или севшую в эту лодку. Да уж, девочка, камня в тебе не разглядишь, но гореть таким огнем не менее опасно. Великий маг должен напоминать тень. Ты должна овладеть своим светом.
– Как я могу сделать это?! – воскликнула Кама. – Разве рядом со мной есть хоть один маг, который может меня научить?
– Пока нет, – как будто вздохнул Орс. – Но совет дать могу. Не можешь накапливать такую силу, не можешь скрывать ее, запасай ее пока в том, что у тебя есть. В твоем мече, который вроде чист, но напоминает бездонную пропасть. В твоих амулетах, пусть они даже вскоре начнут искрить от силы. Да и в драгоценных камнях, я знаю, они у тебя тоже есть. Не все ты отправила в Анкиду, набив ими серебряный рожок. Ищи, где хранить силу, и найдешь такие хранилища, что и всей силы Анкиды не наполнить их. А когда все-таки наполнишь, должна научиться сохранять свою силу внутри себя.
– И стану аксом? – усмехнулась Кама.
– Тот, кто силен, уже не задумывается о том, кто он, – ответил Орс. – Вот этот Диафанус так силен, что мог бы соткать из мума даже некоторую твердость, не отнимая у людей их тел. Но теперь он отнял тело у вождя гахов. И, думаю, готовит их к войне. Время пришло, Кама.
– И что же нам делать?
Она даже перестала грести.
– Убраться отсюда, – ответил Орс. – И чем быстрее, тем лучше. Но Змеиную башню мы не минуем.
…Лодка причалила к берегу уже в темноте. Снегопад сменился морозцем, и у скользких камней пришлось проламывать береговой лед. Вдобавок начал усиливаться ветер. Кама с трудом выбралась по камням на глинистый, промороженный склон, обернулась. Орса рядом не было.
– Где ты? – спросила она в темноту.
– Я не могу отойти от воды, – ответил он. – Тот, кто повелевает Диафанусом, может подчинить меня себе.
– Кто он? – спросила Кама.
– Думаю, один из аксов, – ответил Орс.
– Рор?
Кама поморщилась. Морозный ветер сек лицо, хотелось найти укрытие. Да и спина гудела после двух дней гребли. Если бы не бесконечные упражнения в башне ордена, сейчас бы она не стояла, а ползла по камням.
– Не уверен, – донеслось до нее, – кто-то другой. Я всех не знаю. Я и Рора не знаю.
– И что мне делать? – спросила Кама. – Как выбираться отсюда? Я выберусь без тебя?
– Не думаю, – ответил Орс. – Но ты можешь меня спрятать.
– Спрятать? – не поняла Кама. – Это как же?
– Внутри себя, – ответил Орс. – Не бойся, я не буду захватывать твое тело. К тому же, если это не удалось Диафанусу, куда уж мне. Но только так я смогу оставаться рядом с тобой.
– Давно ты это знал? – спросила Кама, скрипя зубами и поднимая воротник куртки.
– С того момента, как перестал быть Портенумом, – услышала она в ответ. – У тебя есть еще сомнения относительно меня?
– У меня есть стойкое нежелание давать тебе кров таким образом, – поморщилась Кама. – Подожди. Я многое еще хочу у тебя узнать, но мне нужна ясность. Ясность относительно тебя самого.
– Отвечу на любой вопрос, – услышала она.
– Виз Вини убила тебя, лишила тебя прежнего тела, – проговорила Кама. – Чтобы не привлечь ее, ты выбрал тело старика. И вот ты опять рядом с нею. Живешь или жил долгие годы, да куда там, тысячу лет рядом с ее башней. Ходил с нею в Алу. Даже обратился угодником гахов. Неудачным, правда, ну да ладно. И она не убила тебя. Почему? И почему ты не скрылся от нее, не забился в какой-нибудь дальний угол?
– От нее не скроешься, – ответил Орс. – Хотя я и пытался. Но не стоит преувеличивать мое значение для Виз Вини. Поверь мне, она цинична, высокомерна, жестока, но она не зла.
– Почти убедил, – засмеялась Кама. – Да, особого зла за почти шесть лет общения с нею я не заметила. Но и доброты тоже.
– Не из улыбок рождается доброта, а из дел, – ответил Орс. – Она ведь спасла вас с Эсоксой, не так ли?
– Так, – кивнула Кама.
– А меня спас один старик, – продолжил рассказ Орс. – Зоркий старик. Он сразу разглядел во мне, старом Портенуме, мурса. И ты знаешь, это его не испугало. Тем более что мне казалось уже тогда, тысячу лет назад, что он никак не моложе меня. Он пригласил меня быть его спутником. Причем в самые тяжелые годы. Когда Сухота только начиналась. Если бы ты знала, сколько тварей мы с ним порубили, огибая озеро Аббуту! Он сделал из меня угодника, девочка. Никудышного, как ты заметила. Но угодники редко получаются великими. Тем более с кем мне пришлось возиться? Это же гахи! Кстати, землянка, в которой ты прожила два месяца, когда-то была неплохим домишком, который этот старик и построил. Это время погрузило старую лачугу в землю на три локтя, когда-то я сидел на ее пороге ногами наружу, и мне грезился дом на холме. Виз Вини еще смеялась, говорила, хорошо, что на твердом месте мой предшественник дом поставил, а то бы уже с коньком крыши в землю ушло это строение. Тот старик и Виз Вини со мной примирил, сходил к ней и сказал, что теперь Портенум-Орс принадлежит не Ордену Смирения Великого Творца, а ордену бродяг и лекарей. И она согласилась. Он умел быть убедительным.
– Когда он умер? – спросила Кама.
– Умер, – удивился Орс. – Не думаю, что он умер. Он, конечно, не мурс и, как мне кажется, не акс, но долголетия ему не занимать.
– Как его зовут? – спросила Кама.
– Син, – ответил Орс.
– Ладно, – проронила она после паузы. – Но если ты вдруг начнешь читать мои мысли…
– Не имею такой привычки, – усмехнулся Орс и добавил: – И такого умения. Настроение твое буду чувствовать, но и только.
– И чтобы не болтать попусту! – процедила сквозь сжатые губы Кама. – Давай, что ли? Надеюсь, ты почувствуешь, как мне холодно.
– Для этого тебе придется подпустить меня ближе, чем я рассчитывал, – изобразил смех Орс.
Глава 5