Тринадцать загадочных случаев (сборник) Кристи Агата
— Я понимаю, — сказала мисс Марпл. — Когда миссис Трент обнаружила пропажу полукроны из своей сумочки, то решила, что, скорее всего, это могла сделать приходящая служанка, миссис Артур. Конечно, супруги Трент на нее и подумали, но, будучи людьми чуткими и зная, что у той большая семья, а муж пьяница, они, естественно, не пошли на крайние меры. Тем не менее они стали относиться к ней по-иному — перестали оставлять дом под ее ответственность, когда уезжали, и она это почувствовала. У других людей по отношению к ней тоже возникло предубеждение. И тут вдруг выяснилось, что виновница — гувернантка. Миссис Трент увидела ее через дверь, в зеркале. Чистейшая случайность, хотя я предпочитаю называть это Провидением. И я думаю, это именно то, что имел в виду сэр Генри. Людей в большинстве случаев интересует только, кто взял деньги, а вором, как правило, оказывается человек, на которого никогда не подумаешь, — прямо как в детективах! Ведь вы это имели в виду, не так ли, сэр Генри?
— Да, мисс Марпл, вы уловили мою мысль совершенно точно. В данном случае служанке повезло. Ее невиновность была доказана. А ведь некоторые всю жизнь могут прожить под гнетом подозрения, которое на самом деле несправедливо.
— Вы имеете в виду какой-то конкретный случай, сэр Генри? — поинтересовалась миссис Бантри.
— Собственно говоря, да, миссис Бантри. Весьма необычный случай. Случай, когда мы знали, что совершено убийство, но не имели никакой возможности это доказать.
— Яд, я полагаю, — вздохнула Джейн. — Какой-нибудь неизвестный.
Доктор Ллойд беспокойно зашевелился, а сэр Генри покачал головой:
— Нет, уважаемая. Нет, не загадочный яд стрел южноамериканских индейцев. Если бы это было так! Нам пришлось иметь дело кое с чем гораздо более прозаическим, настолько прозаическим, что не было никакой надежды выяснить, кто преступник. Почтенный джентльмен упал с лестницы и сломал себе шею. Обычный печальный случай, такие вещи происходят каждый день.
— Ну а на самом деле что случилось?
— Кто знает? — Сэр Генри пожал плечами. — Толкнули сзади? Натянули поперек лестницы нитку или бечевку, а потом незаметно убрали? Этого мы никогда не узнаем.
— Но вы ведь не считаете, что это несчастный случай? Тогда что же? — спросил доктор.
— Очень длинная история. Да, мы, конечно, нисколько не сомневались. Но, как я сказал, не было никаких шансов установить, кто же преступник. Доказательства были слишком шаткие. Но есть и другая сторона дела, о которой следует упомянуть. Видите ли, этот трюк могли проделать четверо. Один виновен, а остальные трое не виновны. И если истина не установлена, то на всех четверых падает тень ужасного подозрения.
— Я думаю, уж лучше рассказать эту вашу длинную историю, — сказала миссис Бантри.
— В конце концов, нет необходимости излагать ее со всеми подробностями, — согласился сэр Генри. — Во всяком случае, можно опустить начало. Здесь дело касается немецкой тайной организации «Шварц ханд» — это что-то вроде Каморры[23]. Шантаж и террор. Она возникла сразу после мировой войны[24] и на удивление широко распространилась. Множество людей становились ее жертвами. Все старания властей справиться с ней были безуспешны, так как секреты ее ревностно охранялись, а найти человека, который бы согласился на предательство, было невозможно.
В Англии о ней толком ничего не знали, но в Германии эта организация вовсю разгулялась. «Шварц ханд» полностью прекратила свое существование благодаря усилиям некоего доктора Розена, одно время заметной фигуры секретной службы. Он затесался туда, внедрился в руководящее ядро и, можно сказать, послужил орудием ее уничтожения.
Через некоторое время его раскрыли в «Шварц ханд», и мы сочли разумным, чтобы он покинул Германию, по крайней мере на время. Мы получили о нем сведения от полиции Берлина. Розен приехал в Англию, и я имел с ним личную беседу. Держался он очень спокойно, как человек, смирившийся со своей судьбой. Он не питал иллюзий в отношении своего будущего.
«Они выйдут на меня, сэр Генри, — говорил он мне. — Ни тени сомнения. — Розен был крупным мужчиной с красиво посаженной головой и низким голосом. Слегка гортанное произношение выдавало его национальность. — Исход предрешен. Но какое это имеет значение? Я к этому готов. Я понимал, на что иду, когда включился в операцию. Задача выполнена. Организация больше не существует, но много входивших в нее людей на свободе. Единственно, чем они могут отомстить, — уничтожить меня. Вопрос только во времени, и я бы очень хотел, чтобы времени прошло как можно больше. Понимаете, я готовлю один очень интересный материал — плод усилий моей жизни — и мне необходимо завершить работу».
Он говорил просто, с таким достоинством, которым я не мог не восхищаться. Я заверил его, что будут приняты все меры предосторожности, но он отмахнулся от моих слов.
«Рано или поздно они до меня доберутся, — повторил он. — Когда этот день наступит, не укоряйте себя. Я не сомневаюсь, что вы сделаете все возможное».
Затем он перешел к изложению плана. План этот был достаточно прост. Он хотел подыскать небольшой коттедж в сельской местности, где бы мог спокойно жить и продолжать работу. В конце концов он выбрал деревню в Сомерсете[25] — Кингз-Натон, в семи милях от железнодорожной станции и почти не тронутую цивилизацией. Купил очень симпатичный домик, кое-что перестроил, усовершенствовал и поселился там в свое полное удовольствие. Домочадцами его были: племянница Грета, секретарь, прислуга — старая немка, которая верой и правдой трудилась у него без малого сорок лет, — и приходящий садовник из Кингз-Натона — мастер на все руки.
— Четверо под подозрением, — сказал доктор Ллойд.
— Верно. Четверо под подозрением. Лучше не скажешь. В течение пяти месяцев жизнь в Кингз-Натоне шла спокойно. И вот произошло несчастье. Доктор Розен упал с лестницы — и умер. В это время Гертруда находилась у себя на кухне, дверь была закрыта, и, как она говорит, она ничего не слыхала. Фрейлейн Грета работала в саду, сажала какие-то там луковицы, опять-таки по ее словам. Садовник Доббс сказал, что был в сарае, где выращиваются цветы в горшках, и, как обычно, в одиннадцать завтракал. Секретарь пошел прогуляться, но опять-таки с его собственных слов. Алиби не было ни у одного — их показания никто не мог подтвердить. Одно определенно — совершил это не человек со стороны: постороннего в таком маленьком местечке, как Кингз-Натон, наверняка бы сразу заметили. Обе двери — парадная и задняя — были заперты. У всех домашних были собственные ключи. Итак, вы видите, что все сводится к этой четверке. И при этом каждого из них трудно подозревать. Грета — дочь его родного брата. Гертруда — сорок лет служила верой и правдой. Доббс вообще не бывал за пределами Кингз-Натона. А Чарлз Темплтон — секретарь…
— Да, — прервал его полковник Бантри, — нельзя ли о нем поподробнее? Он представляется мне подозрительной личностью. Что вам о нем известно?
— То, что мне о нем известно, полностью оправдывает его, — отрезал сэр Генри. — Видите ли, Чарлз Темплтон — мой человек.
— Ого! — только и вырвалось у ошеломленного полковника.
— Да. Я хотел иметь кого-нибудь там и в то же самое время не хотел давать повода для разговоров в деревне. Розену нужен был секретарь. Вот я и определил к нему Темплтона. Джентльмен, по-немецки говорит свободно и притом весьма способный малый.
— Но тогда кого же из них вы подозреваете? — Миссис Бантри была озадачена. — Все они такие… ну как это возможно?
— Да, но можно взглянуть на вещи еще и с другой стороны. Фрейлейн Грета — его племянница и весьма привлекательная девица. Но война нам не раз доказывала, что брат может пойти против сестры, отец — против сына и так далее. Самые привлекательные и добронравные молодые девицы совершали самые немыслимые поступки. То же самое относится и к Гертруде: кто знает, какие силы могли бы тут сработать? Может быть, ссора с хозяином или накопившееся за долгие годы преданной службы чувство обиды. Пожилые женщины ее склада иногда бывают на удивление ожесточенными. А Доббс? Или его это совершенно не касается, раз он не связан с семьей? Деньги все сделают. К Доббсу могли найти определенный подход и купить его.
Было очевидно, что какое-то поручение или какой-то приказ поступил извне. Иначе в чем же причина пяти месяцев промедления?.. Дело в том, что агенты общества еще не были убеждены, что Розен предатель, и откладывали месть до появления неоспоримых доказательств измены. Наконец, когда никаких сомнений не осталось, шпиону в доме было послано сообщение — уничтожить.
— Какой ужас! — содрогнулась Джейн Хелльер.
— Я пытался выяснить, как передали приказ. Узнав это, я получил единственную зацепку к решению задачи. Пока мне было известно, что кто-то из четверых получил приказ. А затем — никаких промедлений: приказ отдан — приказ выполнен. Этим отличалась «Шварц ханд».
Я занялся исследованием этого вопроса, занялся настолько тщательно, что, вероятно, удивлю вас своей доходящей до абсурда дотошностью. Кто приходил в дом утром? Я не исключал никого. Вот список.
Он вынул из кармана конверт и достал из него бумагу.
— Мясник принес кусок баранины. Проверил и установил: подтверждается.
Посыльный от бакалейщика принес упаковку кукурузной муки, два фунта сахара, фунт масла и фунт кофе. Тоже проверил и установил: все верно.
Почтальон принес два проспекта для фрейлейн Розен, письмо Гертруде, три письма доктору Розену, одно из них с иностранной маркой, и два письма мистеру Темплтону, одно тоже с иностранной маркой.
Сэр Генри сделал паузу и вытащил из конверта ворох документов.
— Не изволите ли полюбопытствовать? Все это было передано мне заинтересованными лицами, а также извлечено из мусорной корзины. Нет надобности говорить, что письма подвергались экспертизе на невидимые чернила и et cetera[26]. Ничего подобного не установлено.
Каталоги были от владельца питомника и от известной лондонской пушной фирмы. Два счета на имя доктора Розена: за семена для сада и от лондонской книгоиздательской фирмы. Письмо на его имя было следующего содержания:
«Мой дорогой Розен!
Только что от Хелмута Спата. На днях виделись с Эдгаром Джексоном. Он и Амос Перри недавно вернулись из Тсинтау[27], но Честность не позволяет мне сказать, что я завидую их поездке. Дайте знать о себе в ближайшее время. Как говорилось ранее, остерегайтесь одного человека. Вы знаете, кого я имею в виду, хотя вы и не согласны.
Ваша Георгина».
Почта мистера Темплтона состояла из счета от портного и письма от друга из Германии, — продолжал рассказ сэр Генри. — Последнее он, к несчастью, порвал во время прогулки. И, наконец, имеется письмо, полученное Гертрудой:
«Дорогая миссис Шварц!
Мы надеимся, что придети на наше собрание вечером в пятницу викарий говорит, что вам все обрадуются. Ресепт ветчины очень харош, благодарствуйте. Надеимся пребывайте в добром здравей повидаимся в пятницу и проч.
Преданно ваша Эмма Грин».
— Я думаю, это письмо ни при чем, — улыбнулся доктор Ллойд.
Улыбнулась и миссис Бантри.
— Я тоже так посчитал, — сказал сэр Генри, — но все же на всякий случай навел справки о миссис Грин и о церковном собрании. Нелишне, знаете ли.
— Так всегда говорит наша дорогая мисс Марпл, — улыбнувшись, сказал доктор Ллойд. — Вы совсем замечтались, мисс Марпл. О чем это вы призадумались?
— Да так. — Мисс Марпл встрепенулась. — Просто удивляюсь, почему слово «честность» в письме к доктору Розену написано с заглавной буквы.
Миссис Бантри взяла письмо.
— Ой, действительно, — подтвердила она.
— Да, милая, — сказала мисс Марпл. — Я думала, вы заметили!
— Это письмо — явное предупреждение, — сказал полковник Бантри. — Это мне сразу бросилось в глаза. Я не так мало замечаю, как вы думаете. Да, явное предупреждение, но о ком?
— Кстати, вам, наверно, небезынтересно будет узнать, что, по словам Темплтона, доктор Розен вскрыл письмо за завтраком и швырнул ему, сказав, что понятия не имеет об этом человеке.
— Но это не мужчина, — возразила Джейн Хелльер. — Здесь стоит: «Георгина».
— Трудно разобраться, — сказал доктор Ллойд. — Может быть, и Георгий, но больше похоже на Георгину. Одно для меня совершенно ясно: почерк мужской.
— И вы знаете, что интересно, — снова заговорил полковник Бантри, — ведь он швырнул конверт на стол и сделал вид, что ничего не знает об этом человеке. Возможно, он хотел увидеть, какую реакцию это вызовет. Но у кого? У девушки? У мужчины?
— Или даже у кухарки? — предположила миссис Бантри. — Она могла находиться в комнате, когда приносила завтрак. Но что мне непонятно… совершенно особое…
Она вновь склонилась над письмом. Мисс Марпл подсела к ней и коснулась пальцем листа бумаги, указывая на что-то. Они зашептались.
— Но зачем секретарю понадобилось рвать письмо? — спросила вдруг Джейн Хелльер. — Вы только представьте себе! Весьма странно. И почему письмо из Германии? Хотя, конечно, если он вне подозрений, как вы говорите…
— Но сэр Генри не говорит этого, — быстро вмешалась мисс Марпл, оторвавшись от разговора с миссис Бантри. — Он сказал: четверо под подозрением. Таким образом, он не исключает и мистера Темплтона. Я правильно говорю, ведь так, сэр Генри?
— Да, мисс Марпл. Я убедился на своем горьком опыте. Никогда не следует утверждать, что кто-то вне подозрений. Я только изложил вам свои доводы, почему трое из этих людей, как бы невероятно это ни казалось, могли оказаться виновными. Вместе с тем аналогичная процедура не была проведена в отношении четвертого — Чарлза Темплтона. Но в конечном счете я пришел к этому, я был вынужден признать следующее: везде — и в армии, и во флоте, и в полиции, — как бы нам этого ни хотелось, имеется определенное количество отщепенцев. И я беспристрастно изучил факты против Темплтона.
Я задал себе вопрос, похожий на только что заданный мисс Хелльер. Почему он, единственный из всех домочадцев, не предъявил полученное письмо, к тому же с немецкой маркой? С какой стати у него письма из Германии?
В последнем вопросе не было ничего особенного, я взял и задал его. Ответ оказался очень простым. Сестра матери была замужем за немцем. Письмо было от кузины-немки. Так что мне стало известно то, чего я до этого не знал: что у Чарлза Темплтона были родственники в Германии. И это определенно ставило его в список подозреваемых, даже в первую очередь подозреваемых. Он мой человек и всегда был мне симпатичен, я доверял ему, но из элементарной справедливости и порядочности я должен был признать, что он возглавляет список.
Но вот тут уж не знаю! Я не знаю… И, по всей вероятности, никогда не узнаю. Вопрос не в том, чтобы наказать убийцу. Вопрос, как мне кажется, во сто крат важнее. Испортить, может быть, всю карьеру честному человеку из-за… подозрения… подозрения, которое я не склонен недооценивать.
Мисс Марпл кашлянула и негромко сказала:
— Сэр Генри, тогда, если я вас верно понимаю, именно молодой мистер Темплтон единственный, кто не дает вам покоя?
— Да, в известном смысле. В теории ко всем четверым следует подходить одинаково, но на практике это не тот случай. Вот, например, Доббс: подозрение может пасть и на него, но, на мой взгляд, это практически не окажет влияния на его карьеру. Никому в деревне никогда и в голову не придет, что смерть старого доктора Розена была не просто несчастным случаем. Гертруда немногим более уязвима. Подозрение должно, например, изменить отношение к ней фрейлейн Розен. Но, вероятно, это не имеет для нее особого значения.
Что до Греты Розен, то здесь мы подходим к наиболее сложному моменту этого дела. Грета — девушка весьма симпатичная. И Чарлз Темплтон — молодой человек приятной наружности. Пять месяцев они были предоставлены друг другу при полной изоляции от внешнего мира. Случилось неизбежное. Они влюбились друг в друга, хотя и не успели еще объясниться.
А затем случилось несчастье, и вот теперь, спустя три месяца с небольшим после того, как я возвратился, Грета Розен пришла повидаться со мной. Она продала коттедж и возвращалась в Германию, уладив наконец все дела дяди. Она пришла именно ко мне, хотя знала, что я вышел в отставку. Хотела меня увидеть по личному вопросу. Не сразу, но к концу беседы она рассказала все. Спросила, что я думаю о том письме с немецкой маркой, — она беспокоилась о нем, ее смущало, что Чарлз порвал его. Все ли в порядке? Несомненно, все должно быть в порядке. Конечно, она верит ему, но… О, если бы она только знала! Если бы знала — наверняка…
Вы понимаете? Возникает желание доверять, но вместе с тем ужасное потаенное подозрение цепко охватывает ваше подсознание и настойчиво напоминает о себе. Я спросил Грету, не была ли она неравнодушна к Чарлзу и он к ней.
«Думаю, да, — сказала она. — О да, конечно да. Мы были так счастливы! Мы поняли — мы оба поняли. Мы не спешили: впереди было столько времени. Еще бы немного, и он сказал бы, что любит меня, а я бы сказала ему, что я — тоже. А! Но вы догадываетесь… и теперь все не так. Черная кошка пробежала между нами — у нас натянутые отношения, не знаем, что сказать при встрече. Может быть, с ним то же самое, что со мной… Мы оба говорим: «Если бы не сомневаться!..» Вот почему я умоляю вас, сэр Генри, скажите мне: «Можете быть уверены: кто бы ни совершил убийство вашего дяди, это не Чарлз Темплтон!» Скажите же! Я умоляю, я умоляю вас!»
Я не мог ей этого сказать. Эти двое будут все дальше и дальше друг от друга, и им никогда не избавиться от взаимного подозрения.
Сэр Генри откинулся на спинку стула, его потемневшее лицо казалось усталым.
— И ничего больше не сделать, если… — Он снова уселся прямо, и легкая улыбка промелькнула на его лице. — Если нам не поможет мисс Марпл. Что вы скажете, мисс Марпл? У меня такое предчувствие, что это письмо о церковном собрании по вашей части. Не напомнит ли оно вам кого-нибудь или что-нибудь, что значительно упростит дело? Не сможете ли вы помочь чем-нибудь двум молодым людям, оказавшимся в безвыходном положении? Они могли бы быть так счастливы!
В игривости его обращения прозвучали и серьезные нотки. Ведь он высоко ценил своеобразные способности этой старомодной одинокой леди. Он взглянул на нее с некоторой надеждой.
Мисс Марпл кашлянула и поправила кружева.
— Это мне несколько напоминает Анни Поултни, — призналась она. — Конечно, с письмом все совершенно ясно и для миссис Бантри, и для меня. Вы все время живете в Лондоне, и вы не садовник, сэр Генри, вам этого не заметить.
— Э… заметить? — Сэр Генри был озадачен. — Что же заметить?
Миссис Бантри протянула руку, взяла каталог и с удовольствием принялась читать:
— Доктор Хелмут Спат. Чисто-сиреневый, удивительно изящный цветок с исключительно длинным и крепким стеблем. Хорош для срезки и для украшения сада.
Эдгар Джексон. Красивый хризантемовидной формы цветок четко выраженного красно-кирпичного цвета.
Амос Перри. Ярко-красный, чрезвычайно декоративен.
Тсинтау. Яркий оранжево-красный, эффектный декоративный садовый цветок, долго сохраняется в срезанном виде.
Честность…
— С большой буквы Ч, вы припоминаете? — буркнула мисс Марпл.
— Честность. Розовых и белых оттенков, крупный цветок прекрасной формы.
— На английском их начальные буквы образуют слово «смерть», — объяснила мисс Марпл.
Миссис Бантри захлопнула каталог и громко произнесла:
— Георгина!
— Но письмо пришло самому мистеру Розену, — сказал сэр Генри.
— В этом заключалась хитрость, — сказала мисс Марпл. — Да к тому же еще и предостережение в нем. Что он станет делать с письмом от неизвестного человека с незнакомыми ему именами? Конечно же пихнет своему секретарю.
— Тогда, значит…
— О нет! — прервала мисс Марпл. — Именно поэтому и становится совершенно ясно, что это не он. Иначе он бы никогда не допустил, чтобы это письмо было обнаружено. И равно ни за что не уничтожил бы письма на свое имя с немецкой маркой. В самом деле, его невиновность — если позволите так выразиться — просто сияет.
— Тогда кто…
— Собственно, я почти полностью уверена, насколько можно быть в чем-то уверенным на этом свете… За столом во время завтрака была еще одна персона, и она, что вполне естественно в подобных обстоятельствах, протянула руку, взяла и прочитала письмо. И в этом, вероятно, все дело. Вы помните, что она получила каталог садовода с той же почтой?
— Грета Розен, — медленно произнес сэр Генри. — Так, значит, ее визит ко мне…
— Джентльмену никогда не понять таких вещей, — сказала мисс Марпл. — И боюсь, что они зачастую думают, будто мы, старухи-язвы, что ли, смотрим на все не так. Но вот вам. Прекрасно знаем свою сестру… к несчастью. Я не сомневаюсь, что между ними возник барьер. Молодой человек неожиданно почувствовал безотчетную антипатию. Подозрение возникло чисто интуитивно, но он не смог скрыть его. Я думаю, что на самом деле девица явилась к вам просто в отместку. Она практически ничем не рисковала. Она не поленилась укрепить ваши подозрения относительно бедного мистера Темплтона. Вы ведь не были так твердо уверены, пока она не пришла.
— Но на самом деле она ничего такого не сказала… — начал было сэр Генри.
— Джентльмену, — невозмутимо повторила мисс Марпл, — никогда не понять таких вещей.
— И эта девица… — Он запнулся. — Хладнокровно совершает убийство, и ей хоть бы что!
— О нет, сэр Генри, — сказала мисс Марпл. — Не хоть бы что. Ни вы, ни я так не считаем. Вспомните, вспомните, что вы сказали не так давно. Нет, Грета Розен не минует наказания. Уже одно то, что ей приходится иметь дело со всяким сбродом — шантажистами, террористами, — не принесет ей ничего хорошего. И вообще такие знакомства, скорее всего, приведут к печальному концу. Как вы сказали, не стоит думать о виновных. Кто не виновен — вот что важно. Мистер Темплтон, который, позволю себе сказать, собирался жениться на этой кузине-немке, порвал ее письмо, и это выглядит в известном смысле подозрительно. Да он просто опасался, что другая девушка заметит письмо или даже попросит прочитать. Я думаю, здесь был какой-то маленький роман. Затем — Доббс: смею сказать, как вы уже заметили, для него это не так важно. Завтрак в одиннадцать — вероятно, больше его ничто не волнует. Затем эта бедняжка старая Гертруда, напомнившая мне Анни Поултни. Бедная Анни Поултни! Пятьдесят лет верной службы, и быть заподозренной в том, что она уничтожила завещание мисс Лэм, хотя ничего нельзя было доказать. Пожалуй, это и подорвало верное сердце несчастной. А потом, после ее смерти, завещание обнаружилось в потайном ящике буфета, куда старая мисс Лэм сама положила его для сохранности. Но для бедной Анни Поултни было уже поздно.
Поэтому я и беспокоюсь о бедной старой немке. Когда человек стар, его очень легко обидеть. Я гораздо больше жалею Гертруду, чем мистера Темплтона: он молод и хорош собой и, очевидно, пользуется успехом у дам. Вы ведь напишете ей, сэр Генри? Сообщите, что ее невиновность полностью доказана? Ее дорогой старый хозяин умер, она, без сомнения, терзается и чувствует, что ее подозревают… О! Невыносимо подумать!
— Непременно напишу, мисс Марпл, — заверил сэр Генри и внимательно посмотрел на нее. — Вы знаете, никогда вас до конца не пойму. Вы всегда находите неожиданный подход.
— Мой подход, боюсь, бывает очень примитивен, — смиренно сказала мисс Марпл. — Я ведь почти не выезжаю из Сент-Мэри-Мид.
— И все же вы разрешили, можно сказать, международную загадку. Вы разрешили ее. Я в этом уверен.
Мисс Марпл бросило в краску, потом она немного овладела собой:
— Я считаю, что, по понятиям моего времени, получила хорошее образование. У нас с сестрой была гувернантка-немка — фрейлейн. Очень сентиментальное существо. Она учила нас языку цветов — забытый теперь предмет, но такой очаровательный! Желтый тюльпан, например, означает безнадежную любовь, китайская астра — «умираю от ревности у ваших ног». То письмо подписано «Георгина», что, насколько я помню, на немецком Dahlia, и это все объясняло. Как бы я хотела вспомнить, что же означает Dahlia, но, увы, не могу. Память не та, что прежде.
— Во всяком случае, оно не означает смерть.
— Нет, конечно нет. Ах как жаль! Есть на свете неприятные вещи.
— Есть, — вздохнула миссис Бантри. — Но хорошо, когда есть цветы и друзья.
— Заметьте, мы идем во вторую очередь, — попытался разрядить обстановку доктор Ллойд.
— Бывало, каждый вечер поклонник присылал мне багровые орхидеи, — мечтательно произнесла Джейн.
— «Ожидаю вашей благосклонности» — вот что это означает, — весело сказала мисс Марпл.
Сэр Генри как-то по-особому кашлянул и отвернулся. Мисс Марпл вдруг осенило:
— Вспомнила! Dahlia значит предательство и обман.
— Замечательно! Просто замечательно! — сказал сэр Генри и вздохнул.
Трагедия под рождество
— Я должен пожаловаться, — с улыбкой произнес сэр Генри Клиттеринг.
Он оглядел собравшихся. Полковник Бантри нахмурился, как провинившийся на параде солдат. Его жена украдкой рассматривала каталог цветных луковиц, доставленный с последней почтой. Доктор Ллойд с нескрываемым восхищением смотрел на молодую, красивую актрису Джейн Хелльер. А та сосредоточенно разглядывала свои покрытые розовым лаком ногти. Только мисс Марпл, восседавшая прямо и чинно, внимательно слушала Клиттеринга.
— Пожаловаться? — переспросила она.
— Да. И очень серьезная жалоба. В нашей компании шесть человек: трое мужчин и три женщины. И я протестую от имени эксплуатируемых мужчин. Мы сегодня выслушали три истории, и все три были рассказаны мужчинами! Я протестую! Дамы тоже должны внести свой достойный вклад.
— О! — возмутилась миссис Бантри. — Разве мы не внесли своего вклада? Мы с таким вниманием слушали вас и выражали свое восхищение. Мы проявили истинно женскую скромность, не стремясь блистать в огнях рампы!
— Отличное оправдание, — заметил сэр Генри. — Но все же этого мало. Существует великолепный прецедент: «Тысяча и одна ночь». Вперед же, Шехерезада!
— Вы имеете в виду меня? — спросила миссис Бантри. — Но я не представляю, что вам рассказать. Я не имела дела с кровавыми и таинственными происшествиями.
— Ну, я не настаиваю на крови, — заметил сэр Генри. — Однако уверен, что у одной из трех дам есть примечательная история. Прошу вас, мисс Марпл: «Происшествие с прислугой» или «Загадка собрания матерей»[28]. Не разочаровывайте меня в Сент-Мэри-Мид.
Мисс Марпл покачала головой:
— Нет ничего для вас интересного, сэр Генри. У меня, конечно, есть маленькие загадки. Например, куда девалась банка только что купленных креветок? Но это не подойдет, потому что не слишком таинственно, хотя и проливает свет на человеческую природу.
— Да, вы, мисс Марпл, в свое время научили меня понимать тонкости человеческой натуры, — многозначительно произнес сэр Генри.
— А как вы, мисс Хелльер? — спросил полковник Бантри. — У вас в жизни наверняка были интересные случаи?
— Да, конечно, — поддержал доктор Ллойд.
— Я? — удивилась Джейн. — Вы думаете… а… о чем-нибудь, что случилось со мной?
— Или с кем-нибудь из ваших знакомых, — добавил сэр Генри.
— О! — воскликнула Джейн. — Я думаю, что со мной никогда ничего подобного не случалось. Конечно, цветы… странные послания, но ведь это только поклонники, не так ли? Не думаю… нет… — И она замолчала.
— Что ж, видимо, придется послушать сказание о креветках, — усмехнулся сэр Генри. — Прошу вас, мисс Марпл.
— До чего же вы любите пошутить, сэр Генри. Креветки — это сущие пустяки. Но вот я вспомнила одно происшествие. Даже не происшествие, а нечто более серьезное — трагедию. Я была некоторым образом замешана в ней. И никогда не пожалею о том, что приняла в ней посильное участие. Правда, трагедия эта произошла не в Сент-Мэри-Мид…
— Вы меня разочаровываете, — сказал сэр Генри. — Но я приложу все силы и преодолею разочарование, ибо знаю, что на вас можно положиться.
Он сел поудобнее и приготовился слушать. Мисс Марпл с волнением продолжала. Легкий румянец покрыл ее щеки.
— Постараюсь изложить все как следует, хотя знаю, что часто бываю непоследовательной, ухожу от сути и сама того не замечаю… Иногда трудно вспомнить все факты, да еще и передать их в нужном порядке. Прошу вас не роптать, если окажусь плохим рассказчиком, ведь уже столько времени прошло с тех пор… Итак, эта история. Она, собственно, имела отношение к «Гидро».
— Вы имеете в виду гидроплан? — широко раскрыв глаза, спросила Джейн Хелльер.
— Как? Вы не знаете, дорогая? — удивилась миссис Бантри. — Такой милый курортный городок![29]
А ее муж добавил:
— Отвратительное место, ужасное. Надо рано по утрам подниматься, пить преневкуснейшую воду. Множество старух… неизбежные сплетни… Боже, как только вспомню…
— Однако, Артур, — заметила миссис Бантри, — тебе ведь тамошнее лечение очень помогло.
— Повсюду сидят старухи и сплетничают, — продолжал ворчать полковник Бантри.
— Боюсь, это правда, — согласилась мисс Марпл. — Я сама…
— Дорогая мисс Марпл! — в ужасе воскликнул полковник. — Я и в мыслях не имел…
Легким жестом руки мисс Марпл остановила его:
— Да, это правда, полковник Бантри. Только я хочу сказать кое-что в их защиту. Сплетничают, вы говорите, да ведь так оно и есть. И людям это очень не нравится, особенно молодым. Мой племянник, который пишет очень умные книжки, крайне зло высказывается о тех, кто чернит окружающих, не располагая доказательствами. «Как это безнравственно», — твердит он. И тому подобное. Но вот что я вам скажу: вся закавыка в том, что то, что молодые люди называют сплетнями, оказывается правдой! Если бы они задались целью проанализировать факты, то обнаружили бы, что в девяти случаях из десяти это правда! Как раз это и не нравится молодым.
— Правда по наитию, — улыбнулся сэр Генри.
— Нет, нет, совсем не то! На самом деле это результат житейского опыта. Египтолог, если показать ему какую-нибудь любопытную маленькую толкушку, может определить по виду и на ощупь, к какому тысячелетию до нашей эры она принадлежит и не является ли бирмингемской подделкой. Однако ученый не всегда может сослаться на определенное правило. Он просто знает, так как всю жизнь имел дело с подобными вещами.
Вот это-то я и пытаюсь вам объяснить. «Лишние женщины», как называет их мой племянник, располагают временем, а обычно их главный вопрос — люди. Вот почему они становятся своеобразными экспертами. Молодежь теперь вовсю рассуждает о вещах, которых в моей юности не было и в помине, но, с другой стороны, рассуждает ужасно наивно. Она верит всему и всем. А если попытаешься как-то осторожно предостеречь молодых, то в ответ услышишь, что у нас викторианское мышление, а это, уверяют они, все равно что канализационная труба.
— В конце концов, что плохого в канализационной трубе, — резюмировал сэр Генри.
— Вот именно, — согласилась мисс Марпл. — Очень нужная вещь в доме, ну, конечно, отнюдь не романтическая. Теперь надо признаться, что и я не лишена самолюбия и меня иногда больно задевают необдуманные замечания. Знаю, джентльмены не интересуются домашними делами, но все же не могу не упомянуть о своей горничной — Этель, хорошенькой и услужливой девице. Как только я увидела ее, тотчас поняла, что это тот же самый тип, что и Анни Вепп, дочка бедной миссис Брут. Такие не различают своего и чужого. Так вот, я дала ей месяц на подыскание места и отказалась от ее услуг. А в рекомендации ей написала, что она честная и скромная. Однако старушку миссис Эдвард я предупредила, что не стоит брать ее в дом. Мой племянник Реймонд был просто вне себя. Он сказал, что это беспринципный поступок. Да, беспринципный! В результате эта Этель поступила к леди Эштон, которую я не сочла обязанной предупреждать. И что получилось? Все кружева с нижнего белья срезаны, две брошки с бриллиантами исчезли, а сама девица среди ночи улизнула — только ее и видели!
Глубоко вздохнув, мисс Марпл замолчала, потом продолжала:
— Вы скажете, что данный случай не имеет никакого отношения к тому, что произошло в Кестен-Спа-Гидро. Но это не совсем так. Он объясняет, почему я, едва увидев чету Сандерсов, сразу почувствовала, что муж хочет избавиться от жены.
— О-о? — удивился сэр Генри и подался вперед.
Мисс Марпл с невозмутимым видом повернулась к нему:
— Да-да, сэр Генри, у меня не было никаких сомнений. Мистер Сандерс — крупный, интересный, цветущий мужчина, вызывавший у всех симпатию. Его манеры говорили о хорошем воспитании. Он очень любезно обращался со своей супругой. Но я-то знала: он задумал избавиться от нее!
— Дорогая мисс Марпл…
— Да, знала. Вот и племянник мой, Реймонд Уэст, он бы тоже сказал, что у меня нет и намека на доказательство. Но я вспомнила Уолтера Хоунса, который держал «Зеленого человека». Однажды вечером он с женой возвращался домой. Она упала в реку, а он получил за нее страховку! Я знаю и других людей, которые до сего дня безнаказанно благоденствуют. Вот пример: человек нашего круга отправился летом с женой в Швейцарию побродить по горам. Я предупреждала ее, что не надо ехать. Бедняжка только посмеялась. Ей показалось забавным, что какая-то старушенция со странностями позволяет себе говорить такие вещи о ее Гарри. Ну вот и произошел несчастный случай. Гарри теперь женат на другой. А что я могла сделать? Ведь доказательств у меня не было.
— О, мисс Марпл! — воскликнула миссис Бантри. — Неужели вы и в самом деле думаете…
— Дорогая моя, такие вещи действительно происходят. И очень часто. Джентльмены легко поддаются искушению. Так заманчиво осуществить задуманное, когда все можно представить несчастным случаем. Насчет Сандерсов, повторяю, я поняла сразу. Дело было в трамвае. Внутри полно народу, и мне пришлось подняться наверх. Мы приготовились выходить, и тут мистер Сандерс потерял равновесие и упал на свою жену, толкнул ее, и она полетела вниз по лестнице. К счастью, кондуктором оказался сильный молодой человек. Он подхватил ее.
— Но это же действительно несчастный случай!
— Конечно, можно и так подумать. Что могло еще более походить на несчастный случай? Но мистер Сандерс, как он мне сам рассказывал, служил в торговом флоте. А человек, который в состоянии держаться на раскачивающейся палубе, не потеряет равновесия и в трамвае, если такая пожилая женщина, как я, не теряет его. Такого быть не может!
— Значит, вы уже тогда пришли к определенному выводу, — сказал сэр Генри.
Мисс Марпл кивнула:
— О да! Я была вполне уверена, а вскоре еще одно происшествие при переходе улицы уже не оставило места никаким сомнениям. И вот, сэр Генри, что, по-вашему, я могла сделать? Довольная жизнью, счастливая молодая женщина… а я знаю, что ее скоро убьют…
— Дорогая, вы меня удивляете.
— Это оттого, что, как и большинство людей в наше время, вы не хотите смотреть фактам в лицо. В вас глубоко сидит убеждение, что такого не может быть. Но вот случилось, и я это предвидела. К сожалению, человек очень ограничен в своих действиях! Я не могла, например, пойти в полицию. А предостерегать молодую женщину было тоже бесполезно: она беспредельно доверяла своему мужу. Я просто решила узнать как можно больше об этой паре. Когда сидишь с рукоделием у камина, это не так трудно. Миссис Сандерс (Глэдис ее звали) — хрупкая, довольно бледная блондинка с большим узлом волос на затылке. Она только того и ждала, чтобы поболтать. Оказалось, они недавно поженились. Муж должен был вскоре получить наследство, но пока они обеспечены были плохо. По существу, молодые жили на ее небольшой доход. Дело известное. Она сетовала, что не может воспользоваться капиталом. Как будто кто-то предчувствовал неладное! Но деньги принадлежали ей, она даже могла их завещать. Я выяснила это. Глэдис и ее муж сразу после свадьбы составили завещание в пользу друг друга. Очень трогательно. «Конечно, когда Джек приведет дела в порядок…» — только и говорила она. Между тем они, конечно, испытывали трудности. Снимали одну комнату на верхнем этаже, там, где прислуга, к тому же опасно, если пожар. Правда, на этот случай был запасной выход — прямо у их окна наружная лестница. Я осторожненько поинтересовалась, нет ли балкона. Очень опасны эти балконы. Толкнул и… вы понимаете?
Я добилась от нее обещания не выходить на балкон: сказала, что видела сон. Это произвело на нее впечатление: суеверие иногда может очень помочь. Очень бесхитростная, она пересказала все, что я говорила, мужу. Я заметила, что несколько раз он довольно странно посмотрел на меня. По-видимому, он помнил, что я была в том трамвае.
Я не могла придумать, как сорвать его замысел, и это мучило меня. Предотвратить роковые события в «Гидро» можно было, просто сказав Сандерсу пару слов, и, вероятно, он на время отложил бы исполнение своего плана. И я пришла к выводу, что единственное средство разоблачить его — это устроить ловушку: заставить его совершить покушение, но таким способом, который бы я сама для него выбрала. Тогда он не сумел бы утаить своих действий, и Глэдис, каким бы это потрясением для нее ни было, узнала бы всю правду.
— Поразительно! — сказал доктор Ллойд. — Что же вы такое придумали?
— Была у меня задумка… Но этот человек перехитрил меня. Он не стал медлить и нанес удар. Он понял, что я жду очередного «несчастного случая», и решил «разыграть убийство».
Все вздохнули. Мисс Марпл поджала губы.
— Боюсь, я рассказала довольно сумбурно. Постараюсь дальше изложить все возможно точнее. Я никогда не испытывала желания вмешиваться в подобные вещи. Наверное, мне бы даже следовало их избегать. Но, несомненно, Провидению оказалось виднее. Во всяком случае, я сделала все, что могла!
Появилось безотчетное ощущение страха перед чем-то неведомым. Что-то словно нависло над всеми нами. Предчувствие несчастья. Началось с Джорджа, швейцара. Бронхит, пневмония, скончался на четвертый день. Тяжелый удар для всех. За четыре дня до Рождества. Потом — одна из горничных, такая милая девушка, уколола палец, заражение крови; в течение суток ее не стало.
Я сидела в гостиной с мисс Троллап и миссис Карпентер. Миссис Карпентер, смакующая эти печальные события, была просто отвратительна.
«Помяните мое слово, — говорила она, — это не конец. Бог любит троицу. Будет еще одна смерть. Можете не сомневаться. Долго ждать не придется».
И едва она произнесла эти слова, в дверях появился мистер Сандерс. Лишь на мгновение он потерял бдительность, и меня поразило выражение его лица. Все стало ясно. До конца дней никто не разуверит меня, что именно слова миссис Карпентер подтолкнули его.
Сандерс вышел на середину комнаты и со своей обычной приветливой улыбкой спросил:
«Не надо ли дамам что-нибудь купить к Рождеству? Я скоро поеду в Кестон».
Он постоял еще минуты две и вышел. Я уже говорила, что была очень обеспокоена. Я тут же спросила:
«Где миссис Сандерс?»
Мисс Троллап ответила, что Глэдис уехала к своим друзьям, неким Мортимерам, на бридж. На время я немного успокоилась, но все же меня не оставляла мысль: необходимо что-то предпринять. Через полчаса я отправилась в свою комнату. На лестнице повстречала доктора Коулза, моего лечащего врача, который спускался вниз, и, поскольку мне захотелось проконсультироваться у него по поводу моего ревматизма, я пригласила его к себе. Он сообщил мне по секрету о смерти бедняжки Мэри. «Управляющий не хочет огласки, — заметил он, — и просил сохранить это в тайне». Конечно, я не стала огорчать его, ведь едва бедная девушка сделала последний вздох, мы ни о чем другом больше и не говорили. Такие вещи сразу становятся известны, и человек с его опытом должен был это прекрасно знать. Но доктор Коулз был бесхитростным малым и все принимал за чистую монету. Он обмолвился, когда уходил, что Сандерс просил его осмотреть жену. Ей, мол, последнее время нездоровится. Несварение желудка и тому подобное.
А именно в этот самый день Глэдис Сандерс говорила мне, что у нее, слава богу, с желудком все в порядке.
Вы понимаете? Мои подозрения насчет этого человека усилились во сто крат. Он готовил путь. Но для чего?.. Доктор Коулз ушел, прежде чем я успела поделиться с ним. Хотя, собственно, если бы я обратилась к нему, что я ему сказала бы? Когда я вышла из комнаты, Сандерс собственной персоной спускался по лестнице. Он был одет на выход и снова спросил меня, не нужно ли что-нибудь в городе. Все, что я могла, — это удержаться в рамках приличия. Я прошла в холл и заказала чаю. Было, я помню, ровно половина шестого.
Очень хочется как можно подробнее передать последующие события. Без четверти семь, когда я все еще находилась в холле, вошел мистер Сандерс и с ним два джентльмена. Все трое были, что называется, несколько навеселе. Мистер Сандерс, оставив друзей, направился прямо к нам с мисс Троллап. Он объяснил, что хочет посоветоваться насчет рождественского подарка для жены. Речь шла о театральной сумочке.
«Видите ли, — сказал он, — я всего лишь простой матрос. Что я понимаю в таких вещах? Мне предложили целых три на выбор, и я хочу услышать мнение экспертов».
Мы сказали, что будем рады помочь, и он попросил, если это не затруднит нас, подняться наверх, потому что в любой момент может возвратиться жена.
Мы пошли с ним. Никогда не забуду, что произошло потом. До сих пор помню, как у меня затряслись руки.
Мистер Сандерс раскрыл дверь спальни и включил свет. Не знаю, кто первым из нас увидел это… Миссис Сандерс лежала на полу, лицом вниз…
Я подошла к ней, опустилась на колени, взяла за руку, чтобы пощупать пульс. Бесполезно. Рука была холодной. Около головы лежал чулок, наполненный песком, — предмет, которым ей нанесли удар. Мисс Троллап, глупое создание, все плакала и плакала у дверей. Сандерс отчаянно закричал: «Моя жена! Моя жена!» — и бросился к ней. Я не позволила ему дотронуться до нее. Вы понимаете, я была уверена, что это его рук дело. Может быть, он хотел что-то убрать или спрятать.
«Трогать ничего нельзя, — сказала я. — Возьмите себя в руки, мистер Сандерс. Мисс Троллап, пожалуйста, идите вниз и позовите хозяина».
Я стояла на коленях возле тела и не собиралась оставлять Сандерса одного. Но все же я вынуждена была признать, что если этот человек играл, то играл блестяще. Он выглядел потрясенным и напуганным до безумия.
Хозяин тут же явился. Он быстро осмотрел комнату, выставил нас всех, запер дверь, а ключ забрал себе. Потом ушел звонить в полицию. Казалось, прошла вечность, прежде чем они приехали. Потом мы узнали, что линия была не в порядке, и хозяину пришлось послать нарочного в полицейский участок, а «Гидро» находится порядочно от города, у самой вересковой пустоши. Миссис Карпентер довела всех нас до изнеможения, постоянно подчеркивая свою проницательность. Ведь поговорка «Бог троицу любит» оправдалась так скоро. Сандерс бродил по саду, схватившись за голову, он изображал неутешное горе.
Наконец полиция приехала. Они поднялись наверх с хозяином и мистером Сандерсом. Потом послали за мной. Инспектор сидел за столом и писал. Это был интеллигентного вида мужчина, и он мне понравился.
«Мисс Джейн Марпл?» — спросил он.
«Да».
Читать бесплатно другие книги:
