Госпожа его сердца Деламир Дженнифер

Глава 29

Карета замедлила ход, съехав на дорогу, ведущую к поместью Роузвуд. Тем временем Лиззи пыталась разобраться в своей жизни, которая сейчас представлялась ей запутанной паутиной. Всего несколько месяцев назад она с нетерпением ждала того дня, когда роль Рии Торнборо позволит ей открыть тайну рождения Лиззи. И вот цель близка как никогда, но грядущая победа уже не сулила радости.

Лиззи стояла перед сложным выбором. Теперь, когда она знала, что Том жив, ей нужно было заново продумать свой план, а возможно, и вовсе отказаться от него. Другого выхода она не видела. Среди всех терзавших ее тревог – по поводу Тома, Фредди и писем о ее рождении – самой сложной и запутанной проблемой были ее отношения с Джеффри. Во время долгой дороги из Лондона в Роузвуд Лиззи могла спокойно предаться размышлениям и сейчас оживляла в памяти все моменты прошедшего вечера и их с Джеффри последней встречи – вспоминала тепло его рук, его объятия, его чувственные и нежные поцелуи.

Он влюблен в нее – теперь она в этом не сомневалась. Должно быть, он испытывал чувство вины, считая ее вдовой брата. То, что произошло между ними, не должно повториться снова. Он так сказал. И Лиззи с готовностью согласилась, чтобы не отпугнуть его. Боже, как же ей хотелось увидеть его снова.

– Рия, – прервала ее размышления леди Торнборо. – Кажется, ты не слышала ни слова из того, что я тебе сказала.

Лиззи была так погружена в свои мысли, что действительно ничего не слышала. Она в смущении посмотрела на пожилую даму.

– Вечно ты витаешь в облаках, – упрекнула ее леди Торнборо. – Спускайся-ка на землю. Мы уже почти приехали.

– Простите меня, бабушка. – Лиззи виновато улыбнулась и напомнила себе, что счастье леди Торнборо должно стоять на первом месте – ведь именно в этом она поклялась Рие. Интересно, насколько она преуспела?

– Бабушка, вы мной довольны?

Вопрос прозвучал неожиданно и застал леди Торнборо врасплох.

– Господь всемогущий! Дитя мое, почему ты вдруг об этом спросила?

– Я хочу быть вам хорошей внучкой.

– Конечно, я довольна. Что за странный вопрос, – проворчала леди Торнборо.

Лиззи уже успела понять, что ее «бабушка» не часто показывала свои истинные чувства на людях.

– Хотя надо признать, что с тобой стало меньше хлопот, чем раньше, – добавила пожилая дама, едва заметно улыбнувшись.

Лиззи коснулась ее плеча.

– Бабушка, вы говорите так, будто это плохо.

– К сожалению, ты уже не та беззаботная девчонка. Но я понимаю, что с тобой произошло. Возможно, со временем… – Она вздохнула и сжала руку Лиззи.

– Да, возможно, – кивнула Лиззи с улыбкой.

Она перевела взгляд на окно кареты. Теперь они ехали вдоль дубовой аллеи, ведущей к величественному особняку, возвышавшемуся вдали. Поместье Роузвуд выглядело в точности так, как его изображала на своих картинах мать Рии. Огромное каменное здание, обрамленное розовыми кустами и увитое виноградными лозами, обладало особой атмосферой элегантной старины; оно воплощало в себе очарование и спокойствие. О, как же повезло Рие, росшей в таком месте!

– Нравится ли тебе вид, дорогая? – спросила леди Торнборо.

– Он прекрасен, – вымолвила Лиззи. Забыв наконец про свои проблемы, она любовалась живописным пейзажем.

– Стало быть, верно говорят, что чувства крепчают на расстоянии. Бывало, в детстве ты называла поместье «старым скучным местом». Ведь тут все твое общество состояло из нашей собаки.

– Неужели я могла так говорить? – удивилась Лиззи.

Карета проехала мимо густых розовых кустов, за которыми виднелась калитка в сад. Воображение Лиззи уже нарисовало розарий с цветами всех мыслимых оттенков.

– Как же я была глупа… – пробормотала она.

Тут карета въехала на дорожку из гравия и замедлила ход. И почти тотчас же из дверей особняка выбежали слуги и выстроились в два ряда по обе стороны от парадного входа; с одной стороны стали мужчины, с другой – женщины.

– Думаю, ты увидишь несколько знакомых лиц, – произнесла леди Торнборо.

Перед входом в дом высокая женщина лет шестидесяти осматривала выстроившихся слуг. Худая, с угловатым лицом и большим носом, в строгом черном платье, она держала в руках связку ключей. «Должно быть, это экономка Роузвуда», – подумала Лиззи.

Она сделала глубокий вдох. Ей следовало что-то сказать еще сейчас, в карете, и если она ошибется, то леди Торнборо поправит ее и она не окажется в глупом положении, встретившись со слугами.

Собравшись с духом, Лиззи проговорила:

– Миссис Картер заметно постарела, но, как и прежде, худа как жердь.

– В точности так, – сказала леди Торнборо, позволив себе короткий смешок.

Лиззи тоже рассмеялась, хотя игра в угадывания имен уже порядком ей поднадоела и превратилась в неизбежную проверку ее памяти.

Карета остановилась, и слуга открыл дверцу. Леди Торнборо величественно спустилась с подножки под аплодисменты слуг, радовавшихся приезду миледи. После того как аплодисменты стихли, слуга помог сойти Лиззи, и она заняла свое место рядом с «бабушкой».

Воцарилось молчание.

Лиззи тихо стояла на гравийной дорожке у входа в дом, а тридцать пар глаз внимательно ее изучали.

Наконец слуги зааплодировали, и послышались приветствия в ее адрес. Лиззи кивала им так же, как это только что делала леди Торнборо. Потом ее взгляд остановился на экономке.

– Миссис Картер, как приятно снова вас видеть, – сказала Лиззи.

Женщина сделала шаг вперед и поклонилась:

– Добро пожаловать домой, миледи.

Лиззи и леди Торнборо медленно шли вдоль рядов прислуги, а мужчины кланялись им, женщины же делали реверансы. С благосклонной улыбкой на губах Лиззи перебирала в памяти описания Рии и пыталась соединить их с людьми, сейчас стоявшими перед ней.

Особенно ее заинтересовал один мужчина. Он был невысокого роста, жилистый, в твидовом костюме и крепких ботинках, а в мозолистых руках держал старую поношенную кепку. Если не считать нескольких пучков рыжих, подернутых сединой волос на затылке, его голова была абсолютно лысой. От него сильно пахло табаком, и запах этот перебивал даже исходивший от него запах лошадей.

– Здравствуйте, мистер Джарвис, – сказала Лиззи.

Мужчина широко улыбнулся, показав коричневые зубы, испорченные годами курения.

– Приятно видеть вас дома, миледи, – ответил он.

Лиззи подумала, что верховая езда сейчас весьма кстати; в ней можно было найти спасение от насущных забот, и это развлечение позволило бы ей хоть ненадолго отложить важное решение, которое ей следовало принять. Она уже предвкушала свободу конных прогулок в полях и окрестностях поместья.

– Спешу вам сообщить, мистер Джарвис, что я избавилась от страха перед лошадьми и жажду научиться ездить верхом. Возможно, в скором времени вы сможете познакомить меня с кем-нибудь из ваших подопечных.

Желтозубая улыбка мистера Джарвиса стала еще шире.

– Есть у меня красивая гнедая, задорная, но покладистая.

Леди Торнборо взяла Лиззи под руку:

– Дорогая, я устала с дороги.

В холле они постояли несколько минут, чтобы после яркого дневного солнца глаза привыкли к царившему здесь полумраку. Потом Лиззи стала озираться, стараясь рассмотреть все в деталях. В первую очередь она обратила внимание на великолепный кафельный пол из контрастных черно-белых плит. Справа от входа тянулась вверх широкая парадная лестница, а в каждом дверном проеме красовалась массивная дубовая дверь, ведущая в какую-нибудь комнату. Сам же холл был такой огромный, что напоминал бальный зал.

Лиззи трудно было все это «узнать» – Рия в своих описаниях не смогла отдать должного такому великолепию.

– Бабушка, я хотела бы прямо сейчас осмотреть весь дом, каждый его дюйм! – воскликнула Лиззи.

– Сначала поднимись к себе наверх и приведи себя в порядок, – распорядилась леди Торнборо. – У тебя будет достаточно времени, чтобы осмотреться после чая.

– Я должна вам заметить, бабушка, если бы вы согласились ехать на поезде, то мы оказались бы здесь на несколько часов ранее.

– Чтобы я путешествовала в этих дымящих, смертельно опасных машинах? – возмутилась леди Торнборо. – Некоторые полагают, что я уже и так прожила долгую жизнь. Тем не менее я сделаю все, что в моих силах, чтобы прожить как можно дольше.

Лиззи невольно улыбнулась. В те моменты, когда холодная и черствая леди Торнборо все же проявляла чувство юмора, Лиззи испытывала к ней приливы нежности, так что казалось, она действительно по-настоящему ее любила.

Леди Торнборо спросила у экономки, прибыл ли их багаж. Миссис Картер кивнула:

– Да, ваша милость. Гортензия проследила за вашим гардеробом. Платья отглажены и приготовлены к вечеру.

Гортензия, личная горничная леди Торнборо, ехала на поезде вместе с другими слугами и багажом.

– Вот еще что… – вспомнила пожилая дама. – Марта плохо себя чувствовала из-за смены погоды, поэтому задержалась в Лондоне и сможет приехать только через несколько дней. А до тех пор нам понадобится горничная для миссис Сомервилл.

– Разумеется, – снова кивнула миссис Картер. Она указала на молодую служанку, стоявшую в коридоре. – Мэри искусно делает прически и сможет содержать гардероб в надлежащем порядке. Она часто помогает нашим гостям. Надеюсь, она подойдет.

Мэри робко улыбнулась хозяйкам.

– Я уверена, что она прекрасно справится, – сказала леди Торнборо и тут же добавила: – Пожалуйста, Мэри, поднимитесь с нами. Думаю, миссис Сомервилл не откажется от вашей помощи.

Когда дамы поднялись на второй этаж в крыло спален, леди Торнборо повернулась к Лиззи и сказала:

– Я распорядилась, чтобы для тебя приготовили твои старые комнаты.

– Комнаты? – переспросила Лиззи, не в силах скрыть удивление.

– Я говорю и о детской тоже. Возможно, ты найдешь ей новое применение – в качестве библиотеки или гостиной. Мы переделаем эту комнату по твоему усмотрению. Я же знаю, как ты всегда любила вид из ее окон.

Мэри прошла вперед, чтобы открыть дверь, и Лиззи перешагнула порог той комнаты, в которой Рия провела большую часть детства. Высокий потолок и два больших окна создавали дополнительное ощущение пространства. Два шкафа стояли у стены, а туалетный столик – возле одного из открытых окон. Как и сказала миссис Картер, на кровати лежало одно из платьев Лиззи, уже отглаженное и готовое для нее.

Лиззи ходила по комнате, рассматривая мебель и прочие детали обстановки. Ее пальцы осторожно скользнули по покрывалу в изножье кровати, стоящей рядом с открытым окном. Неудивительно, что Рия любила этот вид из окна. Открывающаяся взору картина была потрясающей. На сколько хватает глаз, всюду виднелись зеленые холмы, усеянные рощицами и исчерченные линиями дорожек и тропинок. А на пастбище четыре лошади жевали траву, лениво греясь на солнце. Одна из лошадей, гнедая кобыла с белым пятном на носу, подняла голову, принюхиваясь к ветру. Лиззи могла поклясться, что кобыла смотрела прямо на нее.

– Как тебя зовут? – спросила она у лошади, как будто та могла ее слышать. Впрочем, Лиззи адресовала этот вопрос не столько кобыле, сколько самой себе.

Мэри вопросительно подняла голову:

– Прошу прощения, миледи, вы что-то сказали?

Лиззи повернулась к окну спиной:

– Нет, ничего.

Пока Мэри раскладывала на туалетном столике гребни и щетки для волос, Лиззи открыла боковую дверь и заглянула в бывшую детскую Рии, такую же светлую и просторную, как и спальня. Стены были выкрашены в теплые тона, пол же из отполированных досок придавал комнате особый уют. Возле огромного камина стояли маленькие столы и стулья. Возможно, Рия и жаловалась на Роузвуд, но ее присутствие здесь ощущалось даже больше, чем в лондонском доме.

Лиззи подошла к книжному шкафу, заставленному множеством детских книг, и прочитала некоторые названия на корешках с золотым тиснением. Здесь было так много книг!.. И все это – для одного ребенка. Рие очень повезло, она росла в роскоши… Лиззи подумала, что многое бы отдала за такое детство.

Она тотчас же упрекнула себя за эту мысль, вспомнив о том, в какой любящей семье выросла. А вот Рия была этого лишена. Лиззи вспомнила о своих родителях и о той любви, что была между ними. Сэм Пул, должно быть, очень любил свою жену, если смог найти в себе силы простить ее за такой большой грех…

И тут Лиззи поразила новая и совершенно неожиданная мысль. Раньше ей казалось, что Джеффри не сможет любить ее, если узнает о ее прошлом. Но ведь Сэм простил Эмму за ее ошибку и даже воспитал ее, Лиззи, как родную дочь… Может, и любовь Джеффри выдержит ужасное испытание? Ведь если Сэм смог простить… Смог же?..

Впрочем, все это было справедливо лишь в том случае, если их с Рией догадки верны.

Лиззи решила тотчас же заняться поисками тайника с письмами, о котором говорила Рия. Он должен был находиться в детской за панелью стены, около окна. Она начала осматривать обшивочные панели, совершенно гладкие и плотно подогнанные одна к другой, – так что невозможно было догадаться о существовании тайника.

– Не так-то легко будет его найти, но ведь на то он и тайник, – прошептала Лиззи себе под нос.

Неожиданно в дверях появилась Мэри с гребнем в руке.

– Миледи, я могу начать укладывать вам волосы? Леди Торнборо не терпит, когда ее заставляют ждать.

– Да-да, конечно… – кивнула Лиззи. Пытаясь скрыть разочарование, она прошла в спальню и закрыла за собой дверь детской комнаты. Ей придется дождаться благоприятного момента – когда она останется одна и сможет тщательнее обыскать комнату.

Мэри занялась ее прической, а Лиззи вернулась к мыслям о Джеффри. Сможет ли она открыть ему правду о своем рождении и признаться в своих чувствах? У нее перед глазами представали сцены, в которых благородный Джеффри прощал ее и с радостью принимал в свои объятия.

Она попыталась образумиться и вытеснить эти иллюзорные картины другими, беспощадными и гораздо более реалистичными. Фредди все еще представлял серьезную угрозу, и, желая защитить Тома и леди Торнборо, она, Лиззи, наверное, навсегда останется в ловушке своего обмана. Ее жизнь с Джеффри была мечтой, которой можно предаваться наедине с самой собой, но которой никогда не суждено стать реальностью.

Глава 30

Лиззи поднялась еще до рассвета. Этой ночью она почти не сомкнула глаз в ожидании того момента, когда наконец сможет приступить к поискам тайника. Ей нужно было успеть с обыском детской до того, как поднимутся слуги.

За весь предыдущий день ей ни разу не удалось отойти от леди Торнборо ни на шаг. Сначала они вместе отправились осматривать дом, а вечером Лиззи пришлось составить компанию «бабушке» – казалось, ту вовсе не утомило долгое путешествие из Лондона. Но сегодня Лиззи могла провести какое-то время в одиночестве, без слуг.

Лиззи надела пеньюар и домашние туфли, затем открыла дверь в детскую, подошла к первому оконному проему и выглянула наружу. Окна детской выходили также и на дивные зеленые пастбища, накрытые в этот ранний час мерцающим от росы предрассветным туманом.

Лиззи опустилась на колени и начала ощупывать обшивку. Она осторожно надавливала на каждую панель – в точности так, как говорила ей Рия. Но ни одна из панелей не сдвинулась с места.

Лиззи проверила все панели у первого окна и перешла ко второму. Ее нетерпение росло. Она должна была узнать правду о своем рождении. И возможно, у нее появятся основания считать себя одной из Торнборо. Но если у ее матери действительно был роман с сэром Гербертом, то простил ли ее Сэм за это? Лиззи хотелось верить, что простил, что такая любовь все же существует.

Она продолжала поиски, изо всех сил пытаясь раскачать или хотя бы сдвинуть какую-то из панелей обшивки, и с каждой минутой ее разочарование росло. А что, если кто-то уже обнаружил расшатавшуюся панель? Что, если доску крепко прибили? Тогда тайник с его бесценным содержимым навсегда остался запечатанным где-то в стенах этой комнаты.

Шаги в коридоре вынудили ее приостановить поиски. Возможно, это горничная шла разжечь огонь в камине. И служанка начнет беспокоиться, если не найдет хозяйку в постели.

Лиззи побежала в спальню. Распахнув дверь, она нос к носу столкнулась с удивленной горничной. Лиззи приложила палец к губам и прошептала:

– Все хорошо, просто я не могла заснуть. Я хотела найти какую-нибудь книгу из моей детской библиотеки и немного почитать.

– Затопить вам камин в той комнате, миледи? – спросила горничная тоже шепотом.

– В этом нет необходимости. Вы можете затопить в спальне. Я сейчас вернусь.

– Как прикажете, миледи.

Горничная сделала реверанс и начала разжигать огонь в камине. Лиззи же вернулась в детскую и, закрыв за собой дверь, возобновила поиски.

– Он должен быть здесь, – повторяла она шепотом. – Должен…

Она уже приближалась к последней панели, когда наконец нащупала шаткую доску. Ликуя, Лиззи потянула доску на себя, и та отошла. За панелью находился небольшой шов – как и говорила Рия. Значит, письма все еще здесь, должны быть здесь!

Ей пришлось опуститься на пол, чтобы рассмотреть проем за оторванной доской. Внутри было очень темно, и она не могла разглядеть ничегошеньки. Лиззи просунула руку внутрь и начала ощупывать стенку, надеясь, что не наткнется на какое-нибудь насекомое или мышь, поселившуюся в стене.

Но ей не удавалось нащупать ничего, кроме пыли и песка, и она засунула руку в проем по локоть, чтобы продвинуться как можно глубже.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Пожалуйста, будьте здесь…

Наконец ее пальцы коснулись чего-то. Это был небольшой предмет, мягкий, похожий на ткань, присыпанную песком и пылью. Задыхаясь от нетерпения, Лиззи схватила его за краешек. Ей пришлось потрудиться, чтобы вытащить предмет через проем целиком. Теперь Лиззи могла хорошенько рассмотреть то, что держала в руках.

Квадратный пакет размером с небольшую книгу, завернутый в хлопчатую ткань и перевязанный коричневой бечевкой, был покрыт толстым слоем пыли, и это свидетельствовало о том, что он пролежал в тайнике долгие годы. Наверное, это те самые письма! Наконец-то она получит ответы на мучившие ее вопросы.

Лиззи в спешке распутала бечевку, подняв вокруг себя облако пыли. Развернув тканевый мешочек, она вытащила на свет тонкий дневник в кожаном переплете. Но где же письма?

– О нет… – простонала она.

Не в силах поверить, что тайник пуст, Лиззи легла на спину и снова просунула руку в проем между панелями. Она ощупала каждый миллиметр застенка, но нашла только пыль.

Тут послышалось тихое позвякивание каминных щипцов – это горничная ворошила угли. А потом металлический стук кочерги о подставку дал знать, что служанка закончила работу. А вдруг она решится зайти в детскую и обнаружит ее, Лиззи, в таком странном положении? Со вздохом она вытащила руку из тайника и выпрямилась. Ладонью аккуратно смела пыль и песок обратно в проем и поставила доску на место. Убедившись, что не оставила заметных глазу следов на полу, Лиззи встала и отряхнула пыль с пеньюара.

Направившись к двери, Лиззи тихонько приоткрыла ее и увидела, как выполнившая поручение горничная выходит в коридор.

Тогда Лиззи зашла в спальню, опустилась в кресло у камина и положила ноги на подставку возле каминной решетки, наслаждаясь живым теплом огня, таким приятным после холода детской комнаты. Она принялась рассматривать дневник. Но что же могло случиться с письмами? А может, ключ к разгадке в дневнике? Она раскрыла его и начала перелистывать страницы. Большинство записей датированы примерно тем временем, когда Рия познакомилась с Эдвардом. Лиззи с грустью и радостью прочитала несколько строчек, узнав в них свою дорогую Рию, еще совсем юную и без ума влюбленную.

Наконец она заметила, что в форзаце дневника есть кармашек, в котором лежали два маленьких конвертика. Могли это быть те самые письма, о которых говорила Рия? По ее рассказам, Лиззи всегда представляла себе целую связку писем, а никак не два тонких листа. Она вытащила их и внимательно изучила. Адресат был одним и тем же.

«Г-ну Б. У.

Почтовое отделение Сеннок.

Хранить до востребования».

Ее сердце подпрыгнуло в груди. Это был почерк ее матери – в том не могло возникнуть сомнений. У матери была особая манера написания букв «в» и «б», и по сравнению с остальными наклонными буквами эти две казались диковинно прямыми.

Дрожащими руками Лиззи развернула хрупкие листы и принялась читать первое письмо.

«18 марта 1823

Мой дорогой Берти!

Я могу лишь догадываться о причинах Вашего отсутствия, вероятно, Вам помешали некие непредвиденные обстоятельства. Я молюсь, чтобы эти обстоятельства были лишь временными, и надеюсь вскоре оказаться в Ваших объятиях. Последние несколько недель мне нездоровилось, в том числе и тем утром, когда мы встречались в последний раз. Но я уже поправилась.

Не могли бы Вы дать знать о себе? П. говорит, что Вы больше не передавали ему писем для меня.

Он пытается оправдываться за Вас, но его извинения мало похожи на правду и вовсе не в Вашем духе. Мне необходимо увидеть Вас и сообщить крайне важные новости.

Буду ждать Вас каждый день на нашем месте в обычное время.

Ваша навеки,

Роуз».

Рия говорила, что письма были помечены «Берти» от «Роуз», потому что «Берти» было одним из прозвищ ее отца, а «У» в строке адреса обозначало его второе имя – Уилсон. Правда, мать Лиззи звали Эммой, но сэр Герберт якобы называл ее «Роуз». Все фамильное поместье Торнборо усажено розами, и он, очевидно, имел к ним некую слабость.

Узнав почерк своей матери, Лиззи окончательно поверила, что их с Рией догадки были верны. Немного помедлив, Лиззи начала читать второе письмо.

«28 марта 1823

Мой дорогой Берти!

Мое сердце предательски шепчет, что Вы не имели планов поступить со мной по чести. Ради собственного спокойствия я гоню эти мысли прочь. Однако если это правда, я прошу Вас сжечь все мои письма, чтобы никто, кроме нас двоих, никогда не узнал, как я была наивна и глупа.

«.

Лист выпал из рук Лиззи. В этих двух письмах содержалось больше, чем могло бы содержаться в дюжине. Было совершенно ясно, что произошло с несчастной Роуз.

На глаза Лиззи навернулись слезы. Она по себе знала, через что прошла ее мать. И она также испытала разрушительную силу безответной любви, горькое разочарование и ужас отчаяния, когда поняла, что наивная вера во всепобеждающую любовь погибает под натиском реальности.

– Бедная мама, мне так жаль…

Лиззи пыталась утереть слезы, струившиеся по ее щекам. Эти письма стали еще одним подтверждением несправедливости жизни – так же, как и Лиззи, ее бедная мать была жестоко обманута человеком, которого любила. Как глупо искать истинную любовь только для того, чтобы потом сгореть в ее пламени.

Единственная разница в их историях – только то, что она, Лиззи, слава Богу, не забеременела. И сейчас Лиззи припоминала: когда она была маленькой, мама иногда называла ее «моя розочка». Если она – незаконная дочь сэра Герберта, то это все объясняло.

Эмма умерла во время страшной эпидемии холеры, когда Лиззи было двенадцать лет. Если бы мать прожила дольше, она бы предупредила свою дочь об опасностях безоговорочного доверия мужчинам.

Лиззи утерла слезы и перечитала оба письма, на этот раз – как доказательства своего происхождения. Но, увы, эти письма ничего не доказывали и могли лишь нанести удар по репутации семьи Торнборо – и то едва ли. Лиззи не видела никакой возможности доказать, что «Берти» был Гербертом Торнборо, а «Роуз» являлась Эммой Пул, от него забеременевшей, – пусть даже в первом письме упоминались «крайне важные новости».

Почему Рия была так уверена, что эти письма являлись доказательством их родства? Лиззи упрекнула себя за этот вопрос, ведь она прекрасно знала, что Рия любила делать поспешные выводы, не имея никаких логических доказательств. А она так глупо и наивно поверила, что ради этих писем стоило возвращаться в Англию. Хотя, с другой стороны, покидая Австралию, она ничего не теряла – после смерти всех близких ей людей ничего не держало ее в этой стране. Она ведь не знала, что ее брат выживет в страшном кораблекрушении…

Лиззи посмотрела на пожелтевшие от времени листы писем. Она искала неопровержимое доказательство, которое сможет защитить от грозящей ей опасности. Но эти письма имели ценность только для нее самой – ни для кого более. Только она одна могла узнать почерк своей матери, а в самих письмах никаких доказательств не было.

Лиззи подошла к окну. Рассвет озарил яркое многообразие пейзажа; осень своим дыханием потихоньку превращала зеленый цвет лугов и дубовых листьев в насыщенный золотой. Как лето сменялось осенью, так и изменились ее планы. Она останется в Роузвуде, как можно дальше от Лондона, и будет вести жизнь Рии Торнборо, отнимая тем самым у Фредди малейшую возможность навредить Тому. Она сделает все возможное, чтобы защитить своего брата. Выполняя обещание, которое дала Рие, она будет относиться к леди Торнборо с любовью и почтением.

И она забудет, что когда-то надеялась полюбить снова. Джеффри никогда не узнает о ее истинных чувствах.

С этого момента ее жизнь окончательно превратится в ложь. И только сейчас, приняв такое решение, Лиззи поняла, как тяжело оно ей далось.

– Умоляю, прости меня, – прошептала она, не зная, к кому обращены эти слова.

Глава 31

– Как вы думаете, долго ли Джеймс будет мучиться с фотографией, – спросила Люсинда.

Прогуливаясь по холму, Джеффри и Люсинда могли отчетливо видеть у реки Джеймса и Эмили. Джеймс уже долго выбирал место для того, чтобы сфотографировать Эмили, и с каждой минутой она все больше напрягалась.

– У меня подозрение, что ему это не удастся вовсе, – ответил барон. – Я не верю, что мисс Эмили сможет стоять неподвижно все время, необходимое для создания экспозиции.

Джеффри был рад, что они находились далеко от этой пары и не могли слышать, о чем те говорили – болтовня Джеймса и жеманный смех Эмили уже начинали его нервировать.

– Я так счастлива, что вы смогли сюда приехать, – сказала Люсинда. – Здесь было до крайности тоскливо, пока не появились вы с мистером Симпсоном.

Люсинда, прежде всегда молчаливая, сегодня очень нервничала и любую паузу в разговоре стремилась заполнить беседой о пустяках.

Но Джеффри знал, что ему пора сменить тему. Пришло время для разговора, который он откладывал слишком долго.

– Мисс Кардингтон… – начал он.

Она повернулась к нему:

– Да, слушаю.

Джеффри готовился к этому моменту уже несколько недель – с тех пор как принял решение. Но теперь, глядя в глаза Люсинды, он вдруг лишился дара речи.

Это будет нелегко.

– Да, я слушаю вас, – повторила девушка, лицо которой, казалось, светилось в лучах послеполуденного солнца.

Джеффри и Джеймс гостили в Стэнфорд-Парке, загородном доме Кардингтонов, уже почти неделю. Джеффри понимал, что от него со дня на день ожидали предложения руки и сердца Люсинде. И он понял, что пришло время сказать правду – сказать, что он не мог жениться на ней.

Вздохнув, барон взял девушку за руку и проговорил:

– В последние несколько месяцев мы с вами провели много времени вместе.

Люсинда трепетно улыбнулась.

– О, это было очень приятное времяпрепровождение.

Конечно, она мыслила в неправильном направлении, и Джеффри знал: ему лучше говорить быстро – иначе он может навсегда связать себя с не подходящей ему женщиной. Но при этом следовало быть тактичным – ведь он не мог предсказать ее реакцию. Люсинда казалась тихой и разумной. Но что, если разочарование доведет ее до истерики? Эта неприятная мысль постоянно преследовала его.

Сделав глубокий вдох и мысленно вверившись высшим силам, барон продолжал:

– Мисс Кардингтон, я восхищаюсь вами. Вы добросердечны и одарены многими талантами, а ваш отец весьма щедр в своей поддержке Обществу.

Улыбка Люсинды чуть померкла при упоминании о ее отце.

– Приятно слышать, что вы такого высокого мнения о нашей семье.

– Да, и я хочу, чтобы вы знали: я всегда буду относиться к вам с величайшим уважением. Надеюсь, что мы навсегда останемся добрыми друзьями.

Улыбка окончательно покинула лицо девушки.

– Друзьями?.. – переспросила она. – Я чем-то вызвала ваше недовольство?

– Вовсе нет.

– Значит, кто-то из моей семьи, не так ли?

Должно быть, она подумала о своей матери. Но Джеффри не хотел, чтобы Люсинда во всем винила леди Кардингтон.

– Пожалуйста, не поймите меня неправильно, – попытался начать он снова. – Вы девушка удивительной доброты и честности…

– Вы хотите сказать, что доброта и честность – не те качества, которые вы ищете в супруге? – перебила Люсинда.

– Конечно же те. Но мне…

– Вам нужно нечто большее, – произнесла она с таким горьким разочарованием, что Джеффри почувствовал себя чудовищем, причинившим боль бедной девушке.

Он уже готов был сделать ей предложение, чтобы искупить свою вину, но тут Люсинда со вздохом проговорила:

– Какое облегчение, если быть откровенной. Я думаю, что… – Она нервно кашлянула. – Я бы предпочла не выходить замуж.

Она посмотрела на него так виновато, будто призналась в каком-то ужасном и шокирующем поступке. У Джеффри не было ни малейшего сомнения в ее откровенности, но все же он был сбит с толку.

На протяжении многих месяцев все светское общество живо обсуждало вопрос: кто же выиграет главный приз – лорда Сомервилла? Поэтому Джеффри просто-напросто не приходило в голову, что Люсинда могла не желать этого союза. Как же быстро возросло его самомнение… Жизнь преподала ему хороший урок – погибели предшествует гордыня.

Барон с улыбкой спросил:

– В таком случае брак со мной был бы обманутой надеждой?

Люсинда тоже улыбнулась:

– Но виновата была бы только я сама, и я отдаю себе в этом отчет. Видите ли, дело в том, что моя дорогая матушка грезит о моем браке с пэром, хотя меня эта идея пугает.

– А она знает о вашем мнении на сей счет?

– Конечно же нет! – Она произнесла это с такой мелодраматичностью в голосе, что Джеффри заподозрил в ее словах иронию. – Но мне не хватило бы духу противоречить матушке. Думаю, вы меня понимаете.

Люсинда бросила взгляд на Джеймса и Эмили, по-прежнему флиртовавших у реки.

– Боюсь, если я не найду подходящую партию в этом году, больше всего это ударит по моей сестре. Согласно папиному пожеланию, первой выйти замуж должна я, и только потом Эмили.

– Но ведь ей всего шестнадцать. У нее еще все впереди.

– Я надеюсь, что смогу ее в этом убедить, – вздохнула Люсинда. – Но сейчас родители рассчитывают на меня, а я никак не могу оправдать их надежд.

– Вам рано печалиться, – подбодрил девушку Джеффри. – Вы еще можете найти подходящего человека, за которого вам действительно захочется выйти замуж. К тому же я не думаю, что было бы правильно строить свою жизнь, полностью основываясь на чужих ожиданиях.

Произнося эти слова, Джеффри неожиданно для себя понял, что в последнее время он только и делал, что пытался оправдать чьи-то ожидания.